dusting

(Собственноручные мысли положенные на стихи)

Здесь не стреляет пулемет,

Граната не летит в детишек,

Рука колоть не устает,

И фронт не требует излишек.

Здесь не понять порой никак,

Кто друг, кто враг, а кто паскуда,

Здесь не кончается табак,

И от бомбежки здесь не худо.

И жаль нельзя поснайперить,

Прицелом зорким из укрытий,

Война все спишет и простит,

Но тут военных нет событий.

Здесь не закрыть горящий дот,

Хотя охота хоть немного,

И не погибнет целый взвод,

От огнемётного ожога.

Не отсидеться по штабам,

Не порасходовать пехоту,

Радистку, с другом пополам,

Не поделить, одну на роту.

Здесь гуща схватки не пьянит,

Тут алкоголь иного рода,

Здесь интернетный безлимит,

И хруст тройного бутерброда.

Ах, как же хочется в штыки,

Рвануть по сопкам бодрым кроссом,

Плевав на острые клыки,

Тайги москитных кровососов.

Мы все ослабли без войны,

Дряхлеют руки без окопа,

Грубеют чувства и умы,

Как борщ походный без укропа.

Как жаль не лязгает броня,

И позабыты вовсе каски,

Пехота скачет без меня,

В степях Алеппо и Дамаске.

Как жаль что не идёт война,

Не проводить на подвиг сына,

Не снарядится в ордена,

И не пылает Хиросима.

Трофейных не отбить руин,

Не упереть приклад о щёку,

Не глянуть глазом в карабин,

Прильнув к прицельной планке штоку.

Ну хоть бы кто-нибудь напал,

Чтоб шашка руку холодила,

Врагов прогоним за Урал,

И отпоёт по ним кадило.

Здесь все привыкли в телефон,

Уткнутся вместо перископа,

А вместо марша похорон,

Плясать от глупого хип-хопа.

Разруха тлеет в головах,

Без канонады трибунала,

Нам без войны настанет крах,

И это будет ещё мало.

Кто вшей с ладони не кормил,

Не какал с бруствера в бараке,

По блиндажам сырым не гнил,

И ноги не терял в атаке,

Кто гарь пожарищ, слёзы, пот,

На ратном лбу портянкой пряной,

Не утирался от невзгод,

И не болел в санбате раной.

Тот не мужчина и не баб,

А праздной жизни лишь обмылок,

Тот телом и душою слаб,

От пяток самых, до затылок.

Друзья, я испытал мощные силы прекрасных чувств и их разочарование, и душа от сердца появила на свет эти сокровенные строки.

Нарядный наряд наряжая,

Ты словно из Рая, ногами ступая,

Приходишь и грезишься мне..,

В моём ослепительном сне...

И хоть я годами стал старше,

Как будто тогда когда раньше,

Всё так же скучаю о Нас...

Весь Слёз израсходав запас.

Меня бередят вспоминанья...

Как дуло любимой дыханье,

В Твоих утопая губах,

Немножечко был впопыхах!!!

И глаз васильковые лужи,

Ты ими смотрела наружу...

Плела Ты гнедую косу,

Расправив её по лицу.

На теле искрилась улыбка,

Так зыбко, звенела души НАШЕЙ скрипка,

И сердце стучало как в дверь,

Жаль.., Тебя нету теперь.

Как быстрая лань упорхнула,

А я не успел встать со стула,

Не успел Тебе крикнуть.., — постой!!!!

Прикован навеки теперь пустотой.

Судьба мне часы не открутит,

Тону и спасительный прутик,

Молю у судьбы протянуть,

Земной коротая свой путь...

Смеркалось. Имелась у меня в хозяйстве  детская  икеевская кроватка, и выкинуть жалко, и по назначению уже не используешь, ребёнок вырос

Кроватка имела внешние габариты: длинна 1240, высота 800, ширина 660 Так как конструкция кроватки достаточно жиденькая, рассчитана на детей до двух - трёх лет, то делать из неё кушетку во всю длину (1240 мм.) я побоялся, поэтому решил сделать кресло шириной 600 мм

Дно кроватки 1200х600 мм. От дна отпилил деталь 310 мм. это будет связующая задних ножек и подставка под сиденье.

Вот они две части бывшие некогда одним целым..

Делаю необходимые отверстия и вкручиваю в них футорки под винты на 6

Отрезаю от длинного бортика кроватки деталь длинной 600 мм. теперь это будет дно кресла.

Опять отверстия, и опять футорки.

Собираю всё вместе.

Отрезал от второго длинного бортика кроватки вот такенную деталь, длинной 600 и высотой 160 мм.Это будет декоративный элемент и усиление жёсткости конструкции одновременно.

В торцах цилиндрических прутьев насверлил отверстий под шкант диаметром 6 мм.

Что бы отверстия на двух соединяемых деталях совпали, при разметке использовал вот такой нехитрый девайс, круглый бочонок диаметром 6 мм. с шипом посередине.

Промазал клеем, забил шканты

Получилась такая вот конструёвина

Размечаю набивку матраса и режу

вырезаю по размеру сиденья 600х660 кусок фанеры и подбиваю с одной стороны обивкой через полоску картона. Картон нужен что бы получился ровный край

Обтягиваю фанеру и наполнитель обивкой. Получилось сиденье

По такому же принципу делаю спинку кресла из оставшейся части бывшего дна кроватки.

Единственно, для того что бы её закрепить на конструкции засверливаю в фанере отверстия 6 мм. и вколачиваю в низ забивные гайки как на фото

Спинка готова

Что бы вес сидящего человека не ложился на винты и самое главное на отверстия в ножках которые толщиной всего то 20х30 мм. я делаю вторые ножки подставки.

Соединяю на шканты и клей

Собираю всё вместе на такие вот винты с крупными шляпками, что бы единообразно закрыть все ранее беспощадно раззенкованые отверстия.

Так как сиденье ни чем не закреплено, что бы оно не ёрзало туда сюда, на скобки пристреливаю два стопа.

Результат

Команда товьсь, кингстоны к бою!

Продуть торпедный аппарат!

Эсминец наш дымит трубою,

Застыв на рейде как снаряд.

Багры наточены как бритва,

Начищен добела бушлат,

А значит мы готовы к битве,

За нами море и Кронштадт!

С эскадрой драться, вот потеха,

Нам мужества занять нельзя,

Баркасы щёлкать как орехи,

Устава флотского стезя.

Мы дали залп по перископам,

Охвачен паникой фрегат,

Чадит горящим эскалопом,

И кровь кипит как лимонад.

Вот крейсера заходят справа,

Их точно свора, может две,

Послала нас сюда держава,

А значит точно быть беде.

Линкоры бросились в атаку,

Брони булатные бока,

Мы их заставим жидко плакать,

Но это позже, а пока,

Закурит лоцман папиросу,

Балтийский крепкий табачок,

Доверит юному матросу,

Руль деревянный как сучок.

А сам за подвигом в подсобку,

Врагу зайдёт в глубокий тыл,

Из днища дредноута пробку,

Открутит из последних сил.

Лопат до нескольки шрапнели,

Засыпал в пушку я битком,

Врага смело как от метели,

Обдав смертельным кипятком.

С гранатой бросившись под катер,

Погиб наш юнга храбрецом,

И даже капитан на скатерть,

Слезинки уронил лицом.

Как зубья адской мясорубки,

Винт крутит волны за кормой,

Лежат от кубрика до рубки,

Тела остывших, как зимой.

Разбит шимозую фарватер,

Из ватерлинии пунктир,

И скалит зубы аллигатор,

Кровавый предвкушая пир.

Команда просит рукопашной,

Её надоело по тылам,

Вприсядку сгрудилась на башне,

И по каютам пополам.

Не запятнав кальсоны страхом,

Лишь крепче стиснув такелаж,

Наш боцман распахнув папаху,

Повёл в атаку экипаж.

Сухой удар, тарана выстрел,

Вступила битва в абордаж,

Стремглав, влиятельно и быстро,

Из кобуры достав палаш,

Колю врагов туда где густо,

А где не густо не колю,

И треснул череп как капуста,

Об борт ударив кораблю.

Мы взяли флагман в жуткой сечи,

Ах сколько полегло ребят!

От сабель, ружей, злой картечи,

В руках сжимая автомат.

Нас только трое, я и юнга,

И лучше мы пойдём на дно,

Чем плен тюрьмы, сырого кунга,

У русских так заведено.

Умрём с не сгорбленной спиною,

С походной песней на зубах,

Наш голос веет над волною,

Шумит листвою на дубах.

В той песне слышен дым отчизны,

Суровой вахты ратный труд,

Тоска по дому с тёплой клизмой,

И неизведанный маршрут.

В той песне мужества до края,

Святого подвига алтарь,

Взаимовыручка мужская,

Когда делили мы сухарь.

Пускай услышат наши дети,

Их внуки, пращуры, сыны,

Мы в рейд уплыли на рассвете,

Так не дожив до седины.

Ложу голую Надежду,

И из латекса одежду,

Одеваю на свой член,

Леди ты, я жельтельмен,

Лудше в свете тебя нету,

Я садил цветы к букету,

Чтоб придти к вам на сведане,

Вы красивше всех созданье,

Хороши вы черезчур,

Вопщем нас сразил амур,

Выпий ты чучуть вина,

Я низнаю времена,

Кокда пёрла радость так,

Я одену свой пинжак,

Болемение кокраз,

В свадебный прийдём экстаз,

Туфли красочам заместо,

Я жених а ты невеста,

Ниприятней нет разлуки,

Не стерпеть хужее муки,

Когда тута я, ты тама,

Нашей жизни эта драмма,

Наливай мине ты кофий,

Я скажу без философий,

Извени, прасти что вкраце,

Я не мастер деклораций,

Здеся я скажу без басен,

Я с тобою быть согласин.

Прежде чем преступить к чтению, Я хочу сказать пару слов, а может около тридцати, как начинающий поэт, Я хочу озаглавить прежде всего красоту нашей родины и природы, и те кто завидует моему таланту особенно минусаторы подумайте, у ваших детей тоже могут быть родители и так же тосковать по детям, и Я выслушаю любую критику в твёрдом формате без перегибов и лишнего бахвальства.

Весна идёт, разлились реки,

И почки пухнут на кустах,

В избушке жарит чебуреки,

Старушка, возрастом в годах.

То мать моя, в потёртой шали,

Покрыта пледом из морщин,

Веретена вертит педали,

И шьёт рубахи для мужчин.

Её сынки в сторонке дальней,

Она грустит по ним тоской,

Глазами не смыкая в спальне,

Ничком склоняясь над клюкой.

Горит лучина освещая,

Убранство скромное избы,

И на наличниках играя,

Узором тонким из резьбы.

На спицах вяжет рукоделье,

Клубком из шерсти вьётся нить,

В углу иконок ожерелье,

Мольбы поклоном богу бить.

Сосульки капают на землю,

Как слёзы горькие гурьбой,

Я этим мокрым брызгам внемлю,

Как верит в отчий дом любой.

Закат жемчужный догорает,

В поленьях теплится зола,

Ты на околице босая,

Прядёшь в лукошке удила.

Душою голую как пятки,

Бреду я по осколкам луж,

Опушки, перелески, грядки,

В конце дороги тёплый душ.

Я возвращаюсь из похода,

Чужбины блудный пилигрим,

Мне улыбается природа,

И над родной избёнкой дым.

Струится шёлковым нарядом,

Горит лампадка как свеча,

Белеет за вишнёвым садом,

Крыльцо резного кирпича.

Там на завалинке в платочке,

Узнаю сердцу милый взор,

А значит я дошёл до точки,

В порывах острых как топор.

Объятия замкну на теле,

Пусть хлещет радость как струя,

Гостинцы разверну в портфеле,

И только листьев чешуя,

Шумит над головой в дубраве,

Как в детстве, что минуло вспять,

Мой отчий дом, стоит в оправе,

А в нём живёт старушка мать.