ВЕЧНЫЙ ШУТ
Архивное дело № 87-Л/1998
Пометка: «Шутовской синдром. Контактная группа „Угол“»
ЗАСЕКРЕЧЕНО ДО 2025 ГОДА
ЧАСТЬ 1: НАЧАЛО, КОТОРОЕ УЖЕ КОНЕЦ
Я пишу это в надежде, что кто-то поймёт. Хотя понимание — самая изощрённая ловушка. Оно не спасает. Лишь медленно готовит тебя к главному представлению.
Но начну с начала — а это был конец Алексея Королева.
Он был душой нашей компании. Юрфак, 1998 год. Его смех прожигал тишину библиотек, а шутки повторяли даже самые чопорные профессора. Мы думали, это дар. Позже я понял: это был симптом. Яркий, заразительный симптом болезни под названием «быть замеченным».
За несколько месяцев до конца его юмор заострился. Смех стал слишком громким, почти истеричным — будто за ним кто-то подтягивал невидимые ниточки. Он шутил без перерыва, словно боялся, что в паузах можно услышать тишину поинтереснее.
«Ты в порядке?» — спрашивал я.
«Отлично!— кричал он. — Просто знаешь, что сказал следователь призраку? Ничего! Он его не видел!»
Мы смеялись.Его глаза при этом были глазами тонущего человека, который вместо крика выдавливает из себя клоунскую улыбку.
Потом он исчез на три дня. Его дверь была не просто открыта — она стояла нараспашку, как будто из квартиры только что вышла толпа или её ждали гостей.
Запах ударил первым. Сладковатый, тяжёлый, с металлическими нотками. Он обволок горло, прилип к нёбу.
Алексей смотрел на нас.
Точнее,его голова, аккуратно уложенная на пол у входа. Веки полуприкрыты, в щелях между ресницами — мутная белизна. Он словно встречал гостей взглядом.
Вокруг лежали части. Не просто куски — фрагменты человека, разобранного с чудовищной методичностью. Кишечник был размотан по комнате в сложном узоре, образующем фрактальный паттерн. Стены испещрены сотнями кровавых отпечатков ладоней — все его. Экспертиза позже подтвердит: он был жив почти до конца. Он ползал, оставляя следы, пытаясь... что? Собрать себя? Или просто оставить последний автограф?
Но самое жуткое — выражение его лица. Не ужас. Не боль. Что-то вроде... понимания. Как у человека, который наконец уловил суть финальной шутки.
ЧАСТЬ 2: ДЕЛО, КОТОРОЕ НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ЗАКРЫТО
Дело закрыли быстро. Официальная версия — наркотический психоз. Ещё один «висяк».
Я — нет. Его взгляд преследовал меня. Я закончил учёбу, пришёл в милицию, стал следователем. И поднял то дело. Не по службе — для себя. Для Алексея.
В заключении судмедэкспертизы была странная деталь: тело не резали. Его разорвали. Голыми руками. Как будто что-то взяло человека и разобрало на составляющие, чтобы изучить устройство.
Но главное — дневник. Залитый кровью, со слипшимися страницами. Мы восстановили часть текста.
ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСЕЯ КОРОЛЕВА
12 октября 1998
Вчера в «Подземке» познакомился со странным типком. Говорит шёпотом, но каждое слово будто ввинчивается в череп. Спросил: «Ты часто смеёшься?»
Я, дурака включил: «Чаще, чем дышу.»
Он не засмеялся. «Смех — это молитва тьме. Хочешь стать её жрецом?»
По пьяни ляпнул: «А что, вакансия открыта?»
Он улыбнулся. Только губы. Глаза остались мёртвыми.
«Придёшь завтра. Будешь шутить. Если рассмешишь — останешься жив.»
Думал, стебётся. Но сегодня утром у двери нашёл монету. Старинную. С одной стороны — смеющийся шут, с другой — плачущий.
25 ноября 1998
Он приходит. Не в дверь. Не из тени.
Он — сам угол. Точка, где сходятся стены, чтобы образовать не пространство, а его отрицание. Дырка в реальности, одетая в пиджак. И эта дырка ждёт, чтобы её наполнили смыслом. Моим смыслом. Моим смехом.
Я должен шутить. Каждый день — новая шутка. Если повторюсь — он кашляет. Звук как скрип несмазанных петель.
«А что, когда шутки кончатся?» — спросил я.
«Шутки не кончаются, — ответил он. — Кончаются шуты.»
ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ, ДАТА СТЕРТА
...сегодня показал ему фокус. С платком. Он не засмеялся. Сказал: «Шутка плоская. Как твоё дыхание скоро будет плоским.»
Он сейчас в углу. Их много. Они все — углы. В каждом углу по одному. Ждут.
Он сказал: «Хорошие шуты умирают вовремя. Великие — становятся вечными.»
Я спросил: что значит вечными?
Он ответил: «Будешь смешить всегда. Твои кишки будут гирляндой. Твой смех — ветром в них. Вечная шутка.»
Так. Ладно. Последняя шутка.
Что делает один скелет, когда ему скучно?
(Далее текст превращается в кровавые размазывания)
ЧАСТЬ 3: АРХИВ, КОТОРЫЙ ШЕПЧЕТ
Я стал искать похожие дела. Нашёл десятки.
1973 год. Цирковой клоун Геннадий Петров. Зарезал всю труппу, разложил органы в форме смайлика. В кармане — монета со шутом.
1985 год. Уличный мим на Красной площади. Распластал себя на брусчатке. Из внутренностей выложил слово «СМЕХ». В желудке — 14 таких же монет.
1992 год. Комик из юмористического дуэта. Сошёл с ума на сцене, кричал: «Он не смеётся! Он никогда не смеётся!» В гримёрке — дневник с такими же записями.
Все они были теми, кто заставляет других смеяться. Потом они становились материалом. Частью представления, которое не кончается.
МЕДИЦИНСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ, ЭКСПЕРТ КРЫЛОВ
...травмы не соответствуют известным орудиям. Мышечная ткань разделена не по анатомическим линиям, а по некоей схеме. На всех костях — микроскопические царапины, образующие узор, напоминающий нотную запись.
В тканях обнаружены частицы неизвестного материала. Спектральный анализ не дал совпадений ни с одной известной субстанцией. Они...
(Далее текст зачёркнут, поверх написано: «НЕ ПОДЛЕЖИТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ»)
ЧАСТЬ 4: ПРАВИЛА ИГРЫ, В КОТОРУЮ Я ВЛИП
Я провёл ночи в архиве. Начал понимать правила. Не законы природы — законы их природы.
1. Они выбирают смешных. Не по профессии — по сущности. Если ты по-настоящему смешной, ты уже в их поле зрения.
2. Они предлагают сделку. Стань шутом. Смеши. Это не про славу — про выживание.
3. Каждый день — новая шутка. Повтор или несмешная шутка — нарушение контракта.
4. Нарушение ведёт к пересмотру условий. Ты становишься не исполнителем, а частью представления. Вечной частью.
5. Они — углы. Геометрические. В зрении. В сознании. Чем больше замечаешь — тем больше углов появляется.
6. Незнание не защищает. Если ты смешной от природы — они уже знают о тебе.
Читая дневник Алексея, я узнавал себя. Того себя, которого закопал с первым погоном. Алексей не боялся быть смешным. Я — боялся. И стал следователем. Теперь я разбираю чужие шутки, которые кончились кровью. Ирония? Блестящая. Сам бы посмеялся. Если бы мог.
ЧАСТЬ 5: ТЕНЬ, КОТОРАЯ СТАНОВИТСЯ ЗЕРКАЛОМ
Доктор говорит: профессиональная деформация. Предлагает отпуск.
Но я слышу его смех. Не жертвы. Его. Того, из углов.
Вчера смотрел в зеркало. Улыбнулся. Губы растянулись. Слишком. До ушей. Как у шута.
А в углу ванной... движение. Не тень. Отрицание тени. Место, где тень должна быть, но её нет, и эта пустота смотрит.
Я начинаю шутить. Сам с собой. Вслух. Каждый день — новую шутку. На всякий случай.
«Заходит скелет в бар,говорит...»
«Почему призрак плохой парковщик?Потому что он...»
Я не знаю, смешно ли это. Не знаю, кто слушает. Но должен продолжать.
Потому что вчера я попробовал не пошутить. Вечером, выключая свет, в углу спальни что-то... кашлянуло. Сухой, дребезжащий звук. Как скрип несмазанных петель.
Сегодня утром нашёл монету. На тумбочке. Тёплую.
ЧАСТЬ 6: ПЕРЕСМОТР УСЛОВИЙ
Я собрал всё. Все дела. Все дневники. Все монеты.
Я ошибался, думая, что они — зрители. Нет. Они — критики. А мы — акты в бесконечном ревю под названием «Страх».
Но они не смеются от шуток. Они смеются от нашего осознания. От момента, когда человек понимает, что его жизнь, его смех, его ужас — всего лишь представление для кого-то, кто смотрит из щелей реальности.
Алексей понял это в последний момент. Когда его разбирали на части, он осознал финальный панчлайн: вся его жизнь была подготовкой. Весь его смех — репетицией.
И главная шутка — он сам. Его тело, разобранное и разложенное как реквизит. Его существование, превращённое в одно большое «ба-дум-тсс».
Но я начал видеть глубже. Их цель — не ужас и не смех. Их цель — смысл, который рождается в момент коллапса личности. Страх и смех — просто побочные продукты. Они собирают чистый, дистиллированный абсурд момента прозрения.
ЧАСТЬ 7: ВОПРОС, КОТОРЫЙ СТАЛ ОТВЕТОМ
Что делает один скелет, когда ему скучно?
Я долго думал над этой последней загадкой Алексея. Потом нашёл ответ. В зеркале.
Вчера вечером я снова смотрел в отражение. Улыбался. Тренировал улыбку. Как Алексей тренировал шутки. И понял.
Скелету, когда скучно, нечего делать. У него нет плоти. Нет нервов. Нет страха. Он уже разобран. Он уже — часть представления.
Но если бы он мог... он бы начал собирать других. Находил бы тех, кто ещё смеётся, и показывал им, что смех — это только начало. Что за смехом всегда следует тишина. А в тишине... в тишине слышен их кашель.
Их сухой, дребезжащий смех.
ЧАСТЬ 8: ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ (МОЯ)
Я пишу это, и знаю — это конец записей. Не потому что я умру. Потому что я наконец понял правила достаточно хорошо, чтобы их нарушить.
Я тоже смешной. Вся моя жизнь — попытка рассмешить. Родителей. Друзей. Даже подозреваемых. Я всегда искал смешное в ужасном, будто смех мог что-то спасти.
Возможно, так и есть.
Вчера я рассказал ему шутку. Тому, в углу. Сказал: «Слышал историю про следователя, который искал монстров, а нашёл себя?»
Он не засмеялся. Но и не покашлял. Просто слушал.
«Так вот, — продолжил я. — Он понял, что все эти шуты... они не жертвы. Они — добровольцы. Согласились стать вечными, потому что боялись стать никем.»
В углу что-то пошевелилось. Пустота стала гуще.
«А самый большой страх шута, — сказал я, глядя туда, где должна быть тень, — не быть разорванным. Не быть разобранным.»
Я сделал паузу. Долгую.
«Самый большой страх шута — перестать быть смешным. Перестать заслуживать внимания. Быть забытым.»
Тишина. Глубокая, плотная.
«Так вот моя шутка, — сказал я. — Я больше не боюсь.»
И повернулся к углу спиной.
Тишина длилась минуту. Две. Пять.
Потом раздался звук. Не кашель. Не смех. Что-то вроде... вздоха? Признания? Или нового условия?
Я не обернулся.
ЭПИЛОГ: ИНСТРУКЦИЯ ОТ НОВОГО РАСПОРЯДИТЕЛЯ
Если вы читаете это, вы либо нашли мой архив, либо... вы следующий.
Не бойтесь. Страх — это то, что они едят. Смех — это то, чем вы платите.
Но есть третья опция. Та, которую я нашёл.
Молчание.
Не тишина страха. Не тишина ожидания. Молчание выбора. Когда ты отказываешься быть смешным. Отказываешься быть страшным. Ты просто... есть.
Они не понимают этого. Они понимают только представление.
Так что если вы смешной от природы... будьте осторожны. Ваш дар — приглашение.
Но если приглашение уже пришло... если вы уже нашли монету...
Помните: каждая шутка имеет значение. Каждый смех имеет цену.
И иногда самое смешное — это вообще не смеяться.
Хотя... кто я такой, чтобы советовать?
Я ведь всё равно продолжаю шутить. Прямо сейчас. Для вас. Для того, кто читает.
Потому что, может быть, если я буду достаточно интересным... они оставят меня в покое ещё на один день.
Ещё на одну шутку.
Ещё на один смех.
P.S. Вы заметили, что в этом архиве семь частей? И семь правил? А вопросов без ответов — четыре.
Проверьте углы в вашей комнате. Их сколько?
Ведущий Павел Максимов
(бывший следователь, вечный антракт)
Записи следователя Павла Максимова найдены в его кабинете 5 апреля 2003 года. Сам следователь пропал без вести. На столе лежала монета: смеющийся шут / плачущий шут. Дело закрыто. Архив засекречен.
Но монеты продолжают находить.
А смех... смех никогда не кончается.
Особенно в тишине.
Особенно в углах.
Особенно когда никто не слышит, кроме тех, кто всегда слушает.
ПРИЛОГЕНИЕ: ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ
1. Сколько таких дел в архивах на самом деле?
2. Сколько монет уже роздано?
3. Кто следующий?
4. Что делает один скелет, когда ему скучно?
(Ответ на последний вопрос, найденный в блокноте, написан зеркально:)
ОН НАЧИНАЕТ РАЗБИРАТЬСЯ.
СНАЧАЛА — В СЕБЕ.
ПОТОМ — В ТЕХ, КТО ЕЩЁ СМЕЁТСЯ.
КОНЕЦ ЗАПИСИ.
НАЧАЛО ЧЕГО-ТО ДРУГОГО.
ВСЕГДА НАЧАЛО.
ВСЕГДА КОНЕЦ.
ВСЕГДА ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.





