Утро пришло по-петербуржски: дождь уже поставил свою подпись под небом, трамвай на перекрёстке звякнул «доброе пожалуйста», а бариста в кофейне на углу открыл форточку - выпустить пар для тех, кто умеет на нём прилетать.
Птица - небольшая, пепельная, с деловитыми глазами-бусинками - слегка устало приземлилась на край подоконника, сначала намерением, потом в целом и кивнула мол, как обычно. Бариста аккуратно поставил к форточке крошечную фарфоровую крышечку с горячим запахом эспрессо. Это было горячее кофейное обещание, согревающее мысли изнутри.
Тень же опоздала. В нашем городе тени часто задерживаются, пока дождь переставляет буквы, пока мост делает вдох, пока двор-колодец вспоминает последние новости. Она просочилась следом - узкая, отточенная сыростью - и просительно прилегла у крышечки.
- Можно мне чуть-чуть? - спросила тень голосом, который слышат только те, кто смотрит чувством.
Птица фыркнула, нервно переступила лапками и клювом пододвинула крышечку к себе.
- Это моё, - сказала она коротко. - Я летела.
Тень чуть заметно вздрогнула плечами, и подоконник удивлённо отдал немного своего тепла. На первом пролёте кто-то привычно шепнул «тише». Проезжающий трамвай звякнул уже не «пожалуйста», а «вы уверены?».
- Ладно, - сказала тень. - Как хочешь.
И она ушла. Не от птицы - от её края. Отлипла, как почтовая марка, и скользнула вниз по стене, выбрав другую, более сговорчивую обувь. Она задержалась у мокрой вывески «Пышки», примерилась к чужим ногам, но те шли слишком быстро. Тогда тень нырнула под столик у окна, где за кофе сидел человек. Примерилась - вышло «нормально», но всё равно не её.
Птица осталась без тени и сразу стала легче, чем нужно. Полёт её стал похож на неуверенный почерк: перья то слипались, то теряли высоту. Она взлетела и не попала в воздух, угодила в сквозняк, в невидимую кочку ветра, в чью-то затянувшуюся паузу. Птица уселась обратно. Злость сжалась в груди комочком, похожим на жёлудь: с виду плотный, а внутри звенит пустотой.
- Это была моя крышечка, - упрямо сказала птица в форточку.
- Возможно, - согласился подоконник. - Но мы здесь делимся не от довольствия, а чтобы было тепло.
Собака с железным тире подошла к кофейне и глянула на птицу так, как умеют только собаки, просто и по свойски.
- Поссорились? - спросила она.
- Не поссорились, - буркнула птица. - Я не обязана.
- Обязана - нет, - согласилась Собака. - Но без тени ты не попадаешь в свои повороты. Хочешь, провожу в Бюро обменов и прочего. Там это дело знают.
Птица промолчала, но слетела ей на спину, и они неспешно пошли через подворотни, Собака и упрямство, которое притворилось птицей. Дождь уступил для них сухую дорожку, трамвай подождал на перекрёстке и только потом звякнул как положено.
В Бюро всё было как всегда: стеллажи с ящиками «Моё → Наше», «Сверху по чуть-чуть», «Чужое, но тёплое», «На двоих». За столом - человек с лицом, в котором уютно отражались чужие окна.
- Случай простой, - сказал он, послушав историю. - Птица, тень, кофе, форточка. Нужен обмен.
- Что взамен? - насторожилась птица.
- Щепотка вашего «мне положено» на вес нашего «на двоих», - ответили в Бюро. - И привычка ставить чашку так, чтобы свет создавал для тени вход.
Человек вынул из ящика подоконник в миниатюре - и спичечный коробок с надписью «Пар в запас». Птица нехотя отделила от себя долю «мне положено» - она оказалась легче, чем казалось словами. Бюро шевельнулось, и на столе появилась чашка с двойным краем: одна половина - тёплая, другая - тёплая тень.
- Тут всё просто, - сказал человек. - Зовите свою тень не голосом, а вопросом. Поставьте чашку так, чтобы свет пригласил темноту. Пейте одновременно. Слова не нужны - у кофе свой язык.
Птица вернулась в кофейню. Тень всё ещё примерялась к чужим подошвам, ни с кем не совпадая. Птица поставила чашку, как мостик, и накрыла её крышечкой с паром - ровно наполовину. Свет из форточки очертил полоску входа. Тень остановилась, как человек, увидевший знакомый жест.
- Это мне? - спросила она без упрёка.
- Это нам, - ответила птица так, словно проглотила своё первое «извините» и нашла во вкусе немного сахара.
Они пили не по глотку, а по вдоху. Птица - аромат, тень - тёплую темноту края. В крышечке убывало не кофе, а одиночество. Лестница в парадной замерла, прислушиваясь. Трамвай за окном звякнул «так-то лучше», и дождь, подчеркнув эту фразу, перешёл к следующему окну.
- Возвращайся, - предложила птица, когда пар испарился.
- Только если не будешь решать за меня, - сказала тень.
- Птица кивнула не клювом, а настроением, и это было крепче любого обещания.
Тень щёлкнула на своём месте - не как замок, а как ремень, который наконец лёг по росту. Мир вокруг утяжелился до правильной плотности. Птица попробовала взмахнуть крылом - и попала в поворот, как в давно выученную ноту.
Собака зевнула своим тире так, что стало ясно, дело закрыто. В почтовую щель кофейни проскользнула открытка: «Примирено. Рекомендации: делить пар, вид из окна и дорогу до моста. Не делить разве что билеты „до дома“ - у каждого он свой». Подписи не было. Лишь печать: «Город».
С тех пор птица прилетала по утрам к той же форточке и ставила крышечку не вплотную, а с тонким просветом - чтобы тень знала, где вход. Иногда они спорили о ветре или маршрутах. Споры были короткие, как звонок трамвая, и всегда заканчивались половинкой пара на двоих.
А если вы однажды увидите в кофейне на углу чашку, поставленную странно - не по центру, а чуть сдвинутой в полосу света, - не поправляйте. Это не невнимательность. Это приглашение. Это по петербуруски «моё» становится «наше», если просто подождать.
