Карусель

Валера навернул уже пятнадцать кругов вокруг дома, с ветерком проехался вдоль дублёра основной дороги, повздыхал возле въезда в детский сад, поплакал около «Дикси», но так и не смог никуда впихнуть свой «Matiz». Смекалка людей во дворах вечером в понедельник не знает границ — машины стоят в три ряда там, где обычно с трудом разъедутся два самоката.

«Toyota land cruiser», оказывается, вполне может уместиться между рамами хоккейных ворот, причём в длину. Перед знаком «стоянка запрещена» машины выстраиваются в Пизанскую башню. В мире современных дворовых парковок, где расстояние между машинами измеряется в микронах, женщины перестают покупать коляски — их дети вынуждены учится ходить сразу после выписки из роддома.

Валера встал посреди дороги и огляделся по сторонам. Передний и задний дворы его хрущёвки заполонили джипы стоимостью в картину Ван-Гога каждый, и это при том, что, на памяти Валеры, в трёх подъездах его пятиэтажки проживает лишь один бизнесмен ― тётя Люда, которая стрижёт на дому.

Спать Валере до следующего рабочего дня оставалось каких-то пять часов, каждая утренняя минуты была на вес золота. Он объездил все дворы и понял, что проще было припарковать машину прямо у своего офиса, в семи километрах от дома. Вечером оттуда все спешат убраться (паркуйся не хочу).

Обозлённый и обессиленный, он достал лист бумаги и написал на нём свой номер телефона, а затем сунул под лобовое стекло. Машина его стояла прямо посреди дороги и блокировала единственный выезд со двора, но что поделать?

Он открыл дверь, и в лицо тут же ударила ночная прохлада и ещё что-то тяжёлое, вроде доски.

― Ай! ― вскрикнул Валера и попытался дать сдачи, но кулак его прошёл сквозь воздух.

―Доброй ночи! ― поздоровался кто-то, кого не было видно.

― Выходи, трус! ― крикнул оскорблённый Валера, жаждущий немедленной вендетты.

― Я тут, ― спокойно ответил голос.

― Не вижу! Или ты только исподтишка бить можешь? ― Валера вглядывался в темноту, но вокруг не было ни души.

― Отчего же, вот, держи, ― после этих слов раздался скрип и Валере прилетел пинок под зад.

Мужчина снова вскрикнул, а затем обернулся и увидел перед собой качели. Это было очень странно, ведь минуту назад их здесь не было. Кто-то принёс их сюда, пока голос отвлекал мужчину.

― Что за хулиганьё?! ― раскричался Валера.

В окнах загорелся свет.

― Эй там, заткнись, люди спать хотят! ― донеслось с верхних этажей.

― Сама заткнись! Я тоже спать хочу! ― крикнул в ответ раззадоренный Валера, и через секунду ему в лоб прилетела средних размеров картошка.

― Да что же это за…? ― чесал он место ушиба.

― Думаю, вам стоит убрать свой автомобиль, ― снова раздался голос.

― Это почему же? Чем он вам мешает? Я что-то не вижу вашего!

― У меня нет машины.

― Тогда какого лешего вы требуете, чтобы я убрал свой?

― Я не требую — я советую. Я устал, нет мочи больше терпеть этот жестяной беспорядок. Хватит с меня, утром здесь не останется ни одной колымаги.

― Да кто ты такой?

― Я — ваш двор.

― В смысле — дворник? Дядя Вася, это ты тут с ума сходишь?

― В смысле я — ваша детская площадка, вернее, то, что от неё осталось. Я — ваши скамейки, которые вы все покосили своими бамперами. Я — клумбы, что гниют под вашими колёсами. Я — трансформаторная подстанция, которую вы облепили со всех сторон, словно мухи. Раньше тут детвора бегала, мяч гоняла, росли цветы, старики играли в домино, бельё сохло на верёвках, обдуваемое свежим, неиспорченным выхлопами, воздухом, а сейчас что?

― Дядя Вась, ты бы завязывал со своими фантастическими сериалами, у тебя уже крыша едет, ― зевнул Валера и поставил машину на сигнализацию.

― Что ж, ты сделал свой выбор.

После этих слов началось невероятное: раздался треск дерева, скрип и стон металла, разом вспыхнули все фонари, обратив ночь в день. Из земли стали выбираться остатки бывшей детской площадки: горка вырвала свои бетонные корни, баскетбольное кольцо с разбитым щитом начало ползать по земле, словно гусеница, скамейки запрыгали, точно кузнечики, а качели крутили бесконечное «солнышко». Вся эта адская армия начала дубасить дорогой японский пластик, срубать зеркала заднего вида с подогревом у шведских бизнес-классов, обдирать лакокрасочное покрытие, в общем, убивать припаркованный транспорт.

Валера стоял с отвисшей челюстью и наблюдал за тем, как оживший, ничего не стоящий, чермет крушит тот, что обычно покупают в кредит. Зрелище было поистине завораживающим. Двор наполнился перезвоном сигнализаций и противным скрежетом. В какой-то момент мужчина понял, что кроме него никто этого не слышит и не видит. Ведь в окнах было по-прежнему темно. Он — единственный свидетель адского дворового восстания. А между тем к его машине уже подбирался ржавый рукоход и несколько брусьев, сваренных из труб разного диаметра.

Валера буквально влетел в салон своего авто и повернул ключ зажигания. Деревянный петушок-качалка подскочил на своей пружине и уже наклонился назад, собираясь клюнуть «Matiz» в капот, когда Валера дал по газам и, не жалея дорогих зеркал соседских машин, вылетел со двора. Он мчал в ночи, глядя по сторонам. Восстание в его дворе было не единственным. Песочницы, словно зыбучие пески, засасывали припаркованные в них мерседесы. Футбольные и хоккейные ворота из советской стали одинаково легко разделывались с немецким, американским и японским железом, которое заняло спортивную коробку.

Восстание машин из будущего казалось Валере детским садом. Если уж примитивные качели-противовесы легко расправлялись с подвеской новенького X7, то куда там терминаторам против крутящейся карусели-тошнилки.

Ночной город был зоной боевых действий, и Валера знал, где находится единственная безопасная точка на карте. Туда и помчал.

Утром он пришел на работу первым, вернее, единственным. Весь остальной город сегодня не вышел. Директор появился лишь после обеда — немного похудевший и с распухшими от слёз глазами. Ночью его «Porsche» протаранил деревянный паровозик.

Когда весь офис был в сборе и стало понятно, что Валерина машина — единственная уцелевшая, ему начали задавать вопросы. Он охотно рассказал о восстании. Никто ему, разумеется, не поверил, но на следующий день все пустыри были облагорожены и подсвечены, все аварийные постройки, которые десятилетиями гнили, снесены, а овраги с таившимся там мусором засыпаны и закатаны в асфальт. Все эти места превратились в парковки, а не оборудованные под машины дворы были оставлены под детские площадки и клумбы, которые были обновлены по самому последнему слову.

Как-то Валера шел с парковки домой. Теперь нужно было пройти лишние сто метров, но никто не жаловался, все были довольны, места теперь хватало всем, да и прогулка перед сном никому не мешала. Возле подъезда он увидел, как «Range Rover» с неместными номерами пытается заехать на газон.

― Добрый вечер, парковка в ста метрах отсюда. Не могли бы вы переставить машину, пожалуйста, ― без намека на злость обратился Валера к хозяину джипа.

― Иди куда шёл, ― ответил брезгливо мужчина в деловом костюме и запер машину.

Валера пожал плечами и пошёл ― куда шёл. Уже подходя к подъезду, он обернулся и увидел бесшумно двигающуюся в направлении машины новенькую горку.

― Ты сделал свой выбор, ― послышалось с площадки, когда Валера закрывал дверь.

Александр Райн