Когда ко мне в френды добавляется очередной молодой мужчина и начинает подряд лайкать фотографии, я терпеливо жду, пока он доберется до фотки моего внука. На этом месте ломаются все. Оно и понятно. Чтобы лайкать бабушку, надо быть совсем отбитым.
В небольшом селении у подножия гор жил учитель по имени Бо. Он был мудрым и опытным человеком, учил не только писать и читать, но и боевым искусствам. Каждый день его ученики собирались под огромным деревом и постигали знания. Среди учеников выделялся воин по имени Лу.
Воин Лу с раннего возраста проявлял боевые способности. Он хотел стать великим, как его отец, который погиб, защищая родные земли. Однако, несмотря на свою силу, воин часто попадал в переделки. Не получалось у него направлять силу во благо – только на разрушение. Именно поэтому он пришёл учиться к Бо.
Учитель заметил, что Лу не умеет справляться с чувствами, не ведает золотой середины. Если воину было радостно, он прыгал, как ребенок. Если грустно, то плакал, не пряча слез. Если же воин гневался – доставалось всем, кто попадал под руку.
Каждый день Бо подбирал для ученика занятия, сочетавшие тяжелый труд и терпение. Воин Лу отрабатывал боевые техники, стратегию и тактику, изучал философию войны и мира.
Однажды учитель решил провести особое занятие. Он пригласил в школу гостей из другого селения. В том селении не любили Бо, смеялись над ним. Бо намеревался показать ученикам, как терпеливо сносить насмешки противника и не вовлекаться в войну.
Чтобы воин Лу не наломал дров, его привязали к дереву.
Гости явились в назначенный час. Они оказались родственниками учителя. Давным-давно Бо сбежал из дома, не в силах вынести издевательств и насмешек. Гости со смехом рассказывали ученикам, каким глупым и слабым ребенком был Бо. Ученики слушали, раскрыв рты. Бо сохранял спокойствие. Тогда гости, разозленные его непоколебимостью, начали бить горшки и ломать устройства для боевых тренировок, рвать циновки и опрокидывать светильники. Гостям никто не сопротивлялся. И безнаказанность придавала сил.
Разрушив школу, гости принялись за Бо. Они били его, а Бо стонал и делал знаки ученикам, запрещая вмешиваться.
«Истинная сила заключается в том, чтобы защищать жизнь, а не уничтожать её», – говорил Бо окровавленными губами.
Внезапно раздался треск – то воин Лу вырвал с корнем дерево, к которому был привязан. Гости бросились врассыпную, но не было им спасения. Воин догнал каждого и каждому отдал долг за учителя и школу.
– Пощади их, Лу! – попросил учитель и воин, носясь за гостями, забубнил:
– Этого я пощажу веткой по голове. Этого – коленом под зад. Всех пощажу. Никто не уйдет без пощады.
Когда гости и ученики разбежались, учитель Бо и воин Лу остались одни.
– Ну ты и сумасшедшая… – ошеломленно сказал учитель воину.
– Есть немного, – согласился воин Лу. – Это у меня от папы.
пы.сы. Учитель Бо -- это, если что, Учитель Боль. Автор борется с онкологией и немного устал.
Живу я скучно, как и положено соломенной вдове с ребенком. Но временами со мной случается такое, что глаза на лоб лезут даже у бывалых приключенцев.
К примеру, сегодня.
Решила я в магазин за продуктами съездить. Потопала в гараж за машиной (далеко от дома). Загнала я ее туда после вчерашнего дождя и оставила с открытыми окнами — жара же дикая, на почве +70. В общем, вошла в гараж — а он узенький-узенький — протиснулась между стеной и машиной, тыкаю ключом в замок и замечаю на отверстии нечто большое и живое. Паук! По размеру — тарантул (у нас тут много) и весь такой твердый, опасный. Рядом с ним куча мелких пауков — детишки, видимо. Увидели меня, расползлись во все стороны. А я гляжу на них и холодею. Представляю, как во время вчерашнего дождя паучиха с яйцом на машине спряталась, и я ее в гараж привезла. Тут сухо, тепло. Плодись — не хочу... Женщина я, конечно, смелая, но стать человеком-пауком на склоне лет, прыгать по стенам с больными суставами и лишним весом в облегающем костюме — это, знаете ли, слишком. Стою, размышляю о ситуации. Попутно ищу, чем бы паука прихлопнуть. Открыла машину с другой стороны, достала щетку и бутылку минералки, устроила паучьему семейству ад, умудрившись никого не убить. Ну вот, как это у меня получается, а?! Размах на рубль, удар — на копейку! Сама я в платье тонком. И если в салон заползли пауки, спрятались на водительском сидении, то защиты у меня никакой. Пошла помощь искать. Спасибо небу, сосед по гаражу приехал и помог. Сел спокойно за руль, выгнал машину из гаража. Мужчина! Уважаю. Правда, он в спецовке был — такую фиг прокусишь, но смелости и благородства это не отменяет. Вижу, сосед мой улыбается в сторону. Вроде, ситуация глупая и обижать меня смехом не хочет. А мне стыдно! Паука, дура, испугалась. Сосед из машины вышел, я ему: "Спасибо! Спасибо! Извините!" и машинально захлопываю дверцу. Электрозамок (живет своей жизнью и ремонту не поддается) при этом — щелк! — и мы оказываемся у работающей запертой машины. Запасные ключи от машины лежат дома, ключ от дома — на одной связке с ключом зажигания в запертой машине. Ключ от гаража тоже на той связке. Гараж открыт.
Оценили? Ребус уровня "Бог"! Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в духовке.
Тут даже сосед перестал улыбаться.
Звоню дочери. По счастливой случайности (да, со мной и счастливые случайности бывают) она как раз направлялась ко мне в гости. Но ей еще минут 15 ехать. А машина моя работает. Тарахтит на холостых оборотах. Бензин 95-й, дорогой — я прям слышу, как рубли через выхлопную трубу: "прлф-лрф-прфл"... Тут я вспомнила, что живу на первом этаже и могу попасть в квартиру через окно. Ну как могу... Попытаюсь.
Побежала я, значит, домой. Сосед остался за машиной и гаражом приглядывать. Бегу-бегу-задыхаюсь. Жарко, а мне не шешнадцать. Прибежала во двор с таким лицом, что хоть прикуривай. Сынишка увидел (младший мой, поскребыш), испугался. А я на бегу: "За мной! Сейчас в окно лезть будешь!" Сняла сетку, помогла сыну вскарабкаться. Говорю: "Открой дверь квартиры изнутри!". А он от волнения нижние замки открыл, а верхний закрыл. И чуть не плачет. "Не открывается!" — говорит. Попросила ключ запасной мне в окно дать. Дал, и я, наконец, открыла квартиру. Первый квест выполнила! Тут дочь приехала, отвезла меня в гараж и я мотор машины заглушила, и гараж закрыла. В общем, мо-ло-дец...
Еле выжила.
Вот вышла из душа, сижу мокрая, дышу через раз, пишу этот пост.
пы.сы. только сейчас вспомнила, что продукты не купила.
Кабачковые абьюзеры — страшные люди. Смотрят в глаза и спрашивают: "Как это не нужен кабачок?!" И суют их тебе в руки, в машину, в квартиру. Нарушают все мыслимые границы! Но не на ту напали. Всем, кто мне дал кабачок, я ответила патиссоном.
- если ты честный и верный друг, взаимности может и не быть;
- есть люди, для которых наебать, нажиться на малообразованном или просто доверчивом человеке -- часть натуры. они не могут без этого. и всё бы ничего, но они очень любят смеяться над лохом. а потом обижаются, что их ненавидят и даже расстреливают семьями;
- нельзя ко всем со своими мерками. люди разные -- мерки разные;
- не всё решают деньги. всё решают связи;
- если тебе помогли, не спеши благодарить, подожди. вполне возможно, тебе помогли взойти на плаху;
- трусливый любовник -- первый враг;
- продажный друг -- первый враг;
- ты, когда не веришь в себя, -- сам себе первый враг;
- нож в спину получаешь от того, кого прикрывал.
Сначала грибники надевают камуфляж, потом жалуются, что их три дня не может найти поисковая группа.
Жить нужно так, чтобы товарищ майор, который следил за тобой по долгу службы, после твоего и своего увольнения следил бы дальше, чисто из интереса.
Гуляем с маленьким сыном, задумались каждый о своем. Вдруг сын спрашивает:
— Мам, а правда, что человек — это животное?
Я киваю:
— Да, животное. Высокоразвитое.
Мимо проезжает автомобиль. Сын провожает его взглядом:
— И в этой машине едет животное?
— Да, — говорю, — животное. Высокоразвитое.
Проезжает еще один автомобиль. За рулем знакомый, которого органически не перевариваю. Сын снова спрашивает:
— И эту машину тоже ведет животное?
Я:
— Да! Еще какое животное!
Слово "высокоразвитое" не добавляю.
Даже деревья на новом месте болеют
Вечером Наташу отпустили с работы. И не просто отпустили, а снабдили всем необходимым на первое время. Чего-чего, а списанной мебели и тряпья, как выразилась Клавдия Ильинична, на складе дома престарелых хватало. Мягкий гарнитур (диван и два кресла), который в счет зарплаты выдали Наташе, много лет простоял в дальнем холле, но был как новенький. Холл предназначался для свиданий стариков с родными и близкими, потому всегда пустовал. Списанный палас был из ординаторской. Телевизионная тумба перекочевала на склад из библиотеки. Вообще, и палас, и гарнитур присмотрел для себя кладовщик – ждал акта списания от бухгалтерии, чтобы выкупить вещи за копейки, а тут Наташа... Пришлось отдавать.
– Занавески, плед, постельное получаешь во временное пользование, – недовольным голосом сказал кладовщик и бросил Наташе с полок сложенные в полиэтиленовый пакет портьеры. – Так Клавдия Ильинична велела. – Он смерил Наташу оценивающим взглядом. – Блатная ты какая-то, да? – и тут же добавил вполголоса: – Добра на вас, блатных, не напасешься.
Блатными в доме престарелых называли всех, кто устроился на работу по блату.
Наташа пожала плечами – что тут скажешь? Выходит, она не первая, кому помогает Клавдия Ильинична. Чувство неловкости, накрывшее после повторной беседы с заведующей и знакомства с пожилым и ворчливым кладовщиком, улетучилось. Не на Наташу он, оказывается, злился, а на сердобольную начальницу. Его можно было понять: материально ответственное лицо. Только он да главбух знали куда и в каких количествах уходит подотчетное имущество.
Опасное хобби – благотворительность за государственный счет.
– То этой помоги, то другой… – продолжил бубнить под нос кладовщик, делая запись в потрепанной тетради. – Пока инвентаризацию проведешь, всю голову сломаешь. – Он подошел к следующему стеллажу и выбрал две перьевые подушки, ватное одеяло, пару комплектов постельного белья. На ткани виднелись нестираемые чернильные штампы дома престарелых. – Денег за тряпки с тебя в бухгалтерии не возьмут, – произнес громче все тем же недовольным тоном, – но если порвешь или утюгом прожжешь, будешь возмещать полную стоимость. Поняла?
Наташа закивала.
– Отнеси вещи в машину, – приказал кладовщик, – и вернешься за набором эмалированной посуды. Набор новый. На нем муха еще не… – он осекся; воспитание не позволяло разговаривать матом при женщинах. – Набор тоже во временное пользование. Поняла?
Наташа уже не слушала: сквозь сумерки убежала к грузовику, который в луче фонаря стоял перед складом (Клавдия Ильинична и машину выделила), бросила на диван и кресла, загруженные в кузов работниками хоздвора, новую добычу – подушки, одеяло, портьеры, белье. Подул морозный ветер, ущипнул Наташу за нос. Она улыбнулась. Словно в юности ощутила приближение зимы и новогодних праздников, а вместе с ними приход новой жизни. «Все будет хорошо, – продолжала она улыбаться своим мыслям. – Заживем!» Заглянула в кабину, где рядом с водителем сидел Игореша, и представила его наряжающим елку.
– Резче, резче! – прикрикнул на Наташу водитель и Игореша из фантазии уронил стеклянный шар. – Чего телишься? Рабочий день заканчивается!
Со склада донесся строгий голос кладовщика:
– Если посуду испортишь, то полную стоимость вернешь! Поняла?!
Конечно же Наташа понимала. Теперь она была должна дому престарелых как земля колхозу. Или даже больше. Но это совсем не пугало. Ведь спать они с Игорешей будут не на полу, а на мягком и чистом диване, телевизор смотреть в креслах. Красота! Суп, сваренный в новой кастрюле, наверняка будет вкуснее!
Наташа забрала со склада посуду. Потом вместе с кладовщиком притащила и загрузила в машину трюмо, два мягких стула и лакированную телевизионную тумбу, помнившую времена Хрущева и Брежнева.
– Смотри мне, инвентарный номер на трюмо не затри, – пробубнил кладовщик. – Тумбу и стулья так отдаю. Уже нигде не числятся. – И, не удержавшись, вздохнул: – Черт тебя принес на мою голову. – Сунул Наташе какие-то бумаги, чтобы расписалась.
Читать было некогда. Она поставила в отмеченных галочками местах автографы, уселась рядом с Игорешей на бугристое сидение и, полная счастья, выдохнула водителю: «Вперед!»
***
Грузовик с рычанием въехал во двор. Остановился вблизи полуразвалившегося крыльца и благополучно заглох.
Прибыли.
Вокруг зияла темнота. Лишь свет фар вырывал из нее угол двора и фасад облезлого дома.
– Разгружай скорее, – буркнул водитель. Наташа в ответ захлопала ресницами. – Что смотришь? Грузчиков ищи. Я помогать не буду, у меня грыжа. Мне до семи кровь из носу машину в гараж загнать надо. – Он постучал пальцем по своим наручным часам. – Уже шесть! Резче, резче! – и скорчил физиономию, по которой читались и удивление, и обида, и еще какая-то неведомая Наташе неприятная эмоция.
Вероятно, водитель тоже не впервой помогал «блатному» в сверхурочное время и был этому не рад. С врачом или медсестрой он, конечно, обошелся бы мягче – не плюй в колодец, как говорится, а с Наташей можно было ерепениться. Подумаешь, поломойка приезжая… Еще и тормозит.
Наташа растерялась: одна тяжелую мебель она точно не выгрузит. Позвать Алексея? Ой, нет… Снова чувствовать себя обязанной, потом гадать, чем отблагодарить… Еще ведь за ремонт не рассчиталась. А с бесплатной помощью ну его! Раздуется от важности, начнет клеиться, изображать хозяина двора. С другой стороны, просить-то больше некого…
В этом чертовом месте все дорожки вели к Алексею и из всех щелей торчал его любопытный нос. Нужен ремонт? Алексей. Молоток или пассатижи? Снова Алексей. А уж загрузить-выгрузить мебель – вообще не обсуждается.
Вот что значит быть единственным мужчиной на сто квадратных метров.
«Удивительно, – подумала Наташа, – как он еще не бросил дела в мастерской и не прибежал узнать, кто на грузовике пожаловал».
Снаружи раздался голос Алексея: «Помочь?» Наташа вздрогнула. Будто мысли ее прочитал!
– Помочь, помочь! – закивал водитель, открыл окно и тут же закурил. – Разгружайте резче! Мне в гараж надо.
Алексей сходил в облезлый дом – включил лампы в общем коридоре и над крыльцом, открыл двери дома настежь, припер кирпичиком. Во дворе стало значительно светлее. Наташа тем временем помогла сыну выбраться из кабины. Усадила его на пенек рядом со ступеньками, чтобы был на виду и под ногами не мешался, и побежала открывать квартиру. Нужно же освободить ее от старой мебели, прежде чем заносить новую. Зазвенела ключами. Засуетилась. Алексею и слова не сказала – сам притопал следом, помог вытащить диван-клоповое-гнездо и отнести в дальний угол двора – подальше от жилья и бельевых веревок.
– Спасибо, – поблагодарила Наташа и Алексей воспрял духом. Заулыбался самодовольно, приосанился, будто подколол: «Никуда от меня не денешься, дуреха!»
– Всегда пожалуйста, – он отряхнулся. – По-хорошему, блин, диван надо сжечь. Отвезу его на пустырь и спалю. – В глазах Наташи застыл вопрос: «Отвезешь?» – «Жигуль» у меня с прицепом, – как бы между прочим объяснил Алексей. – В гараже держу, тут недалеко, – подошел к Наташе вплотную и, заигрывая, уставился. – Еще что-то вынести? Поднять? – обнял ее за талию. – Уложить?
Наташа попятилась.
– Тумбу вынеси, – произнесла чуть слышно, – которая под телевизором, – и поспешила к грузовику.
Алексей усмехнулся: попытка не пытка. Вернулся в квартиру, снял телевизор с тумбы и выволок ее в общий коридор – там она могла еще послужить. Потом вразвалочку пришагал к машине. Вдвоем с Наташей взялся выгружать новый диван (Наташа толкала его из кузова – благо диван был на железных колесиках, а Алексей внизу принимал) и вдруг понял, что не сдюжит. Махина, судя по весу, с каркасом из ДСП, объемными подголовниками и подлокотниками-валиками оказалась куда тяжелее предшественника.
– Помоги, блин! – надрываясь, попросил Алексей водителя.
Тот давно докурил. Вышел из машины и наблюдал со стороны за разгрузкой. От крика Алексея оживился. Подбежал, подставил под диван плечо и вконец обозленный разразился тирадой:
– У меня грыжа! Не удержим! Этот диван три мужика таскали! Ему колесики приделали, потому что бабы сдвинуть не могли, когда убирали! – Он поднял глаза на Наташу и прокричал: – Отойди! Резче! Запихнем обратно, а то рухнет!
– Какой обратно?! – возмутился Алексей. – Толкай, Наташа! Удержим!
Водитель послал Алексея в пешее сексуальное путешествие и движением тела намекнул о намерении бросить все, диван в том числе, к чертям собачьим и уехать в гараж.
– Я те, блин, брошу! – гаркнул Алексей. – Ты мне еще тут попиз…
Он не успел договорить. Сзади донеслось: «Что за крик, а драки нету?!» и через мгновение диван подхватили возникшие из темноты крепкие парни. Один из них поздоровался: «Привет, Рябина! Все хозяюешь?», двое других поддержали смехом.
Наташа молча наблюдала за мужчинами из кузова. Они опустили диван на землю и принялись пожимать руки Алексею и водителю. Последний сконфузился. Поздоровавшись, запрыгнул в кабину. Дальше помогать он не собирался, но и ругаться передумал. Три амбала – это не санитарка Наташа с нервным мужичком в придачу. От амбалов можно и огрести.
– С приездом, – сказал Алексей каждому из них, и Наташа заметила его враз изменившееся настроение. Самоуверенность сдуло. Потерялся кураж. Перед парнями стоял даже не мужчина в кепочке, а придавленный фантомным диваном подросток Алеша. – Что-то вы раньше времени, – в голосе появились нотки разочарования. – Весной вас ждал.
– Кончились заработки, – ответил за всех длинноволосый парень и принес из тени большую дорожную сумку. Двое других, коротко стриженные брюнет и блондин, пониже ростом и поуже в плечах, тоже принесли свои брошенные на ходу вещи: сумки и пакеты, и сложили возле крыльца. – Зимовать будем дома. – Длинноволосый заметил в кузове Наташу и спросил: – Кто у нас тут? Новая жиличка?
Алексей промолчал.
Внезапно Наташу осенило: «Фома с заработков вернулся!»
Сердце ухнуло. В тело словно молния шарахнула. Чего-чего, а столкнуться со злыднем Наташа сегодня не ожидала. Уставилась на него, разинув рот, и он ухмыльнулся.
"Глянет – и всё, бабы цепенеют», – заговорила в голове Софья Михайловна.
Наташа одернула себя: «Ну, нет! Я в эти игры не играю!» Присела на корточки между креслами, только бы не пялиться на злыдня. «Ничего интересного! Мужик как мужик. И покруче видали!» Но уже через минуту, пока парни расспрашивали Алексея, торгует ли баба Зина из девятиэтажки самогоном или лавочку прикрыли менты, не удержалась и высунула голову. Разглядела длинноволосого во всех подробностях, насколько позволило освещение, поняла, что он не понравился ей, и страх отступил. Совсем! Переживания (вдруг чары Фомы победят, и она рехнется от любви и страсти, ведь ни того, ни другого, по большому счету, никогда не испытывала) поблекли и показались надуманными. Будь неладна Софья Михайловна со своей болтовней! Еще и Алексей масла в огонь подливал: «Фома! Ходок! Веруня увидела и застыла!» Сделали из Фомы Казанову. «Тьфу!» – плюнула про себя Наташа и облегченно выдохнула. Может быть, кому-то по вкусу его огромный рост, патлы и наглая морда. Но не Наташе, нет. Смуглый даже в свете фонарей, с крупными скулами и кривым, чуть приплюснутым носом, когда-то, наверное, сломанным в драке, он показался ей заурядным человеком. Мужланом, не способным пробудить чувства.
Он что-то вынул из кармана и бросил Наташе – она увернулась. «Что-то» глухо стукнуло о пол кузова и закатилось под трюмо.
– Ты чего? – вновь усмехнулся длинноволосый. – Это же апельсин!
– А мы не в цирке! – огрызнулась Наташа. – Я вам не собачка! – тряхнула головой.
«И не сумасшедшая Веруня», – добавила уже про себя. Скрывая остатки волнения, поднялась с корточек и завернула лежавшие на кресле подушки в одеяло, чтобы разом отнести в дом. Сверток получился большой и ненадежный. Так и норовил развалиться. Наташа спрыгнула с ним на землю и едва не упала. Помог брюнет – он ближе всех стоял к машине – подхватил Наташу вместе с выскользнувшими из одеяла подушками. – Уберите руки! – потребовала Наташа и брюнет офигел от такой благодарности:
– Это вместо «спасибо»?
– Спасибо! – с вызовом ответила Наташа. – Уберите руки!
Он отступил.
Подушки тут же ушли в самоволку.
Брюнет поймал одну подушку у самой земли. Другую подхватила Наташа – резко наклонилась вперед, при этом врезала брюнета головой по переносице.
Трясь!!!
Нечаянно. Но сильно.
Брюнет заматерился и приложил к носу свободную руку. Наташа охнула.
«Один-ноль!» – гаркнул длинноволосый, глядя на них, и расхохотался на пару с блондином.
Наташа выкрикнула: «Не смешно!». Заметила мрачно-выжидающий взгляд Алексея. «Вот уставился, – подумала сердито. Вспомнила с каким жаром он пару недель назад сказал ей: «Не поведешься на Фому!», а теперь замер подле него и наблюдал, сожрет Фома нового кролика или подавится.
«Подавится!» – подумала Наташа.
Она представила свою дальнейшую жизнь в облезлом доме. С одной стороны малохольный прилипала Алексей, с другой – горлопан-Фома с шуточками пятиклассника… Какой кошмар.
Тем временем брюнет отдал ей подушку.
– Извините, – пробормотала ему Наташа, но он то ли не услышал, то ли не захотел разговаривать. – Вам надо холодное приложить, – сказала чуть громче.
Брюнет отрицательно завертел головой.
Наташа пожала плечами – наше дело предложить, покрепче ухватила одеяло с подушками и потопала домой. По пути кивнула Игореше, чтобы шел за ней. Дома бросила вещи на стол, усадила сына в уголок на табуретку и велела сидеть, пока не перенесут всю мебель.
Двери квартиры распахнулись. Наташа выглянула из комнаты и увидела брюнета с блондином – они тащили лакированную тумбу.
– Куда ставить? – спросил брюнет. Его переносица заметно отекла.
– Сюда, – Наташа показала место между окнами.
Парни занесли тумбу, установили на нее телевизор, а Наташа смочила платок холодной водой и протянула брюнету:
– Приложите, пожалуйста. Синяк же будет.
На этот раз брюнет не артачился. Взял платок и, приложив его к носу, ушел с блондином за другими вещами. Наташа юркнула следом. Пока мужчины все вместе волокли тяжеленный диван, перенесла к себе стулья, посуду (ее бы она никому не доверила) и белье с занавесками.
Диван занял половину комнаты. Телевизионную тумбу пришлось сдвинуть под окно, под второе затолкали стол со стульями. Трюмо – в угол. Кресла напротив дивана, не развернуться.
Наследили, конечно… у-у…
Последним принесли свернутый палас. Бросили посреди комнаты, как Наташа велела. Все равно уборку делать.
Наташа выскочила во двор, поблагодарила водителя, извинилась за задержку и тот, буркнув под нос: «Бывает», уехал. Денег на благодарности у Наташи все равно не было. Она собиралась одолжить у Софьи Михайловны хоть немного, на бутылку «грузчикам», но не успела – парни и Алексей столпились в общем коридоре, и попрошайничать в их присутствии Наташа не решилась.
Блондин, потирая ладони, весело спросил:
– Ну? Кто бежит к бабе Зине?
– Ты, – ответил длинноволосый.
– Гоните деньги, – согласился блондин.
Брюнет, то убирая платок, то вновь прикладывая к носу, пошарил в нагрудном кармане. Вытащил купюру и отдал блондину. Тот ускакал за бутылкой.
– А что будет пить дама? – длинноволосый уставился на Наташу, и она попятилась к распахнутым дверям своей квартиры. Там стоял брюнет. Обошел Наташу и как бы прикрыл ее собой. Маневр получился случайно, но со стороны показалось, будто между нею и брюнетом возникла связь. Взаимопонимание. Может быть, даже симпатия.
– Дама не пьет, – ответила Наташа из-за широкой спины брюнета. Тут же подумала, что с удовольствием бы увела его к себе, подальше от Алексея и Фомы, напоила бы чаем или накормила скромным ужином. Впереди вся ночь, а завтра выходной. Захотелось разговорить этого молчаливого человека, услышать его историю, поделиться своей. Заглянуть в грустные серые глаза... А еще Наташа меняла бы ему компрессы и к утру переносица была бы в порядке. «Кстати», – подумала Наташа, юркнула к крану и смочила под ним второй платок. Вынесла брюнету в коридор со словами: – Смените, пожалуйста. Этот похолоднее.
Брюнет послушно вернул первый платок, взял свежий. Приложил его к носу и холодные струи полились по подбородку за воротник – платок оказался слишком мокрым. Наташа принялась вытирать капли тыльными сторонами ладоней, потом платком. Совершенно растерялась и прошептала:
– Извините. Я не нарочно.
Брюнет изобразил подобие улыбки.
Наблюдая за Наташиной суетой, длинноволосый сник. Похлопал себя по карманам и метнулся к двери.
– Эй! – крикнул блондину в темноту. – Сигарет мне купи!
Темнота ответила молчанием.
Зато на крик вышла Софья Михайловна. Все повернули к ней головы.
Руки Наташи лежали на плечах брюнета, а сама она наблюдала, как меняется лицо Софьи Михайловны: синеют губы, бледнеет и без того белая кожа.
Соседка окинула компанию убийственным взглядом. Зыркнула на Алексея, просверлила глазами длинноволосого. Уставилась на брюнета и Наташу. «Ишь… – произнесла совсем низким и страшным голосом. – Хвост распушила…» Вернулась к себе, хлопнув дверью, и громко – так, чтобы Наташа и остальные наверняка услышали, крикнула: «Пр-роститутка!»
Наташа обомлела. Это Софья Михайловна ей?! За что?! Увидела Фому и с ума сошла? Ну так на него бы и обзывалась. В конце концов, Наташе нет до него никакого дела! Она посмотрела на Алексея, словно спросила: «Что происходит?!», но он отвернулся.
– Ладно, – сказал длинноволосый. – Я за сигами, – и ушел.
Наташа подумала, что ей тоже пора, однако выходка Софьи Михайловны оставила вопросы, на которые захотелось немедленно получить ответы. Наташа направилась к ее двери.
– Не обращайте внимания, – произнес брюнет. – Старая ведьма в своем репертуаре.
– Ч-что? – не поняла Наташа и обернулась.
– У Софьи Михайловны, – продолжил брюнет, – есть хобби: очернять неповинных людей. – Он посмотрел на Алексея: – Ключ принес?
Алексей отдал ключ, и брюнет прошел в конец коридора, отпер обитую дерматином дверь. Потом перенес в квартиру сумки и пакеты, оставленные у крыльца. Вышел к застывшим в молчании Алексею и Наташе.
– Вы кто? – сдавленным голосом спросила она.
Брюнет представился: «Коля», – протянул Наташе руку, и она пожала ее. – Николай Фомин. Для всех здесь – Фома.
