dercahek

Он выпустил ее прямо возле границы с котлом. Девка выпрямилась. В лице не осталось ничего человеческого.

– Юля! Ну скажи им, что это…

Договорить ей не удалось. Владимир толкнул ее в грудь. Толстуха переступив черту выгнулась в дугу. Ее затянуло в центр. Послышался хруст ломаемых костей, а затем болезненный хрип.

– Стой! – раздалось за спиной.

Владимир повернулся. К дуге подбежала мамаша. Она успела плюнуть в девку, до того, как ту разорвало на части.

Огненная цифра изменилась и превратилась в пятерку.

–

– Зачем ты сделал это? – брызнул слюной интеллигентишка.

Владимир не ответил. Он прошел мимо мнимого бунтаря, выплеснул содержимое первого же попавшегося стаканчика прямо на стол, налил водки до краев. Руки так сильно дрожали, что он пролил половину, пока донес до рта. Пришлось пересилить себя. Водка никак не хотела оставаться внутри. Организм выталкивал гадкую жидкость наружу, и Владимир глотал ее снова. Глотал, чтобы не разреветься прямо тут, на глазах у всех этих пижонов.

– Ты ведь убил ее! – не унимался интеллигентишка. – Мы ведь не можем теперь взять и убивать всех, кто…

– Заткнись! – крикнул Владимир. – Просто закрой свой поганый рот! Иначе, клянусь тебе, ты войдешь туда следующим!

– А ты решил, что ты теперь стал местным шерифом?

Владимир бросился на бунтаря и сбил его с ног. Тяжелый кулак врезался в переносицу, отчего из ноздрей интеллигентишки брызнуло двумя фонтанами. Владимир ударил еще раз. И еще. И бил, пока его не оттянули назад.

– Просто заткнись, бестолковый сукин сын. Просто заткнись

Он вырвался из хватки трезвого близнеца и поправил рубашку.

– Я человека убил!

Он пытался выровнять дыхание, но грудь все равно надувалась кузнечными мехами.

– Если кто-то скажет еще хоть слово по поводу этой мрази, – он указал на котел, – я за себя не ручаюсь. А теперь слушайте! Сейчас мы все придем в себя и решим, наконец, что будем делать. Встань! – обратился он распластанному на полу Артему. – Чтобы ни у кого впредь не возникло даже мысли поступить так, как поступила она, мы будем решать.

– Да пошел ты! – прорычал интеллигентишка. – Да пошли вы все.

Владимир стиснул зубы и вновь сжал кулаки.

Кровь гудела в висках локомотивом. Голова закружилась, и он схватился за стул, чтобы не упасть.

– Что ты предлагаешь? – спросил кто-то. – Будем бросать жребий?

– Ну почему я-то обязательно должен быть главным мудаком? – Владимир издал истерический смешок. Добавил уже громче: – Пять человек. И, по крайней мере, с одним из них выбор очевиден. И не говорите, что вы ни разу об этом не думали!

Несколько пар глаз устремились на старуху в инвалидной коляске. У той дрожал подбородок, а в глазах читался ужас перед происходящим. Владимир не выдержал ее взгляда и отвернулся.

– Значит так? – взорвалась девка Антона. – Выходит, что потом ты на очереди? Сколько тебе? Полтинник есть?

Антон стал успокаивать ее, но помещение вновь заполнилось голосами. Все кричали, спорили, перебивали друг друга.

Владимир сунул руку в карман и обхватил теплую рукоятку ножа.

– Все, кто «за», поднимите руку, – сказал он громко.

– А все, кто «против», – идите к черту? – не унималась девка.

– Решим большинством.

Стало тихо. Каждый оглядывался по сторонам, ища поддержки.

– Пусть каждый напишет на листочке, – предложила жена Славы.

– Нет! – оборвал ее Владимир. – Если мы и решимся, то будем смотреть в глаза тем, кто… – он проглотил ужасное слово. – Просто поднимите, мать вашу, руки все, кто согласен с этим. Если не решим большинством, то старуха будет участвовать в жребии.

Последний аргумент заставил заткнуться даже вспыльчивую девку.

Владимир поднял руку. За ним Света. Через какое-то время подняла жена Славы, а вместе с ней и он сам. Руки близнецов устремились к потолку. Света стала шипеть на Захара.

– Нет, – ломающимся голосом ответил пасынок.

– Оставь его, – приказал Владимир. – Каждый решает за себя.

В конце концов, не подняли только Захар, Артем, Юля и Настя.

– Большинство, – заключил Владимир.

– Что ж вы за люди такие? – спросила Юля, захлебываясь слезами. – Неужели вы не видите, что от нас именно этого и ждут?

Вопрос остался без ответа.

Девушка внезапно сорвалась с места и подошла к старухе. Присела перед коляской на корточки и взяла ссохшиеся руки в свои. Сжала.

Бабушка попыталась улыбнуться, но бегающие глаза выдавали, что спокойствие – не более чем видимость. Старуха все понимала и до чертиков боялась.

Владимир, подходя, старался не смотреть в глаза. К горлу подкатило. Казалось, что его сейчас вырвет прямо на ноги бабки, и так она и подохнет: обосранная, облеванная. Не умрет, нет – именно подохнет, как подохла толстуха. Умирают люди иначе.

Где-то в закоулках подсознания дрожала мысль: так не должно быть. Эти твари, кем бы они ни были, превратили их в безвольных ублюдков.

Никто из тех, кто стоял за спиной, не предложил помощи, но Владимир понимал, что это к лучшему. Нужно хотя бы создать видимость, что без него тут все пойдет кувырком. Что он незаменим. Даже близнецы, каких-то полчаса назад корчившие из себя крутых перцев, жевали сопли. Все они стояли. Все, включая надменного «справедливого» интеллигентишку.

Он остановился в двух шагах от коляски. Внезапно Юля вскочила и вытянула руку, в которой чернел цилиндр газового баллончика.

– Не походи, мразь! – сквозь зубы прошипела, по-змеиному.

Однако Владимир был уже слишком близко. Он отвел руку и резким движением вырвал перцовку. Юля попятилась и едва не распласталась поверх бабушки.

– Юля! – Света оказалась за спиной. – Доченька…

На большее словарного запаса не хватило. Женщина полезла обниматься.

Юля схватила мать за волосы и стала таскать. Длинные ногти полоснули по щеке. Мамаша ревела коровой и, в конце концов, распласталась на полу. Она так и осталась лежать, закрывая лицо и скуля, будто побитый пес. А Юлю удерживала жена Славы. Нашептывала в ухо какие-то банальности.

Старуха не смотрела в глаза, и от этого было легче. Владимир проглотил сухой ком.

– Простите меня! – выдавил тихо.

Старуха не ответила и лишь простонала, когда он, схватив рукоятки, повернул коляску к котлу. Ладони вспотели, а колени подкашивались.

– Простите нас, – повторил он.

Колесики остановились у самой границы. Старуха закрыла глаза. Она вытянула шею, стараясь держать голову как можно дальше от дьявольской ловушки. Иссохшая рука задрожала.

– Нет! – крикнули за спиной.

Владимир обернулся на топот ног.

Он слишком поздно сообразил, кто перед ним. Мысли исчезли, образовав вакуум в голове. Повинуясь рефлексам, он выставил руки вперед, а когда Захар, собиравшийся бросить Владимира в центр, был в полуметре, тот отступил и машинально подтолкнул подростка в котел.

Захара скрутило и понесло к центру. Лицо исказилось в страшных муках. Он закричал ломающимся голосом, прежде чем его переломило пополам и разбрызгало по стенам и полу.

– Я не хотел, – Владимир нашел взглядом обезображенное гримасой дикого ужаса жены. – Я не хотел.

Внезапно граница переместилась на полметра одним рывком. Передние колеса инвалидного кресла оказались за ее чертой. Владимир отпрыгнул.

Старуху подхватило и сбросило с коляски невидимой силой. Из носа брызнуло, а из уголков глаз потекли по бороздам морщин багряные нитки. Она мучалась, пока пятерка превращалась в четверку, и только после этого ее и саму разорвало на части.

Несколько кровавых ручейков вышли за пределы круга. Крови было слишком много. Владимир отстраненно смотрел, как глянцевый багрянец обтекает подошву. Липкая влага просочилась в ботинок.

Он снова сунул руку в карман и сжал рукоять ножа.

За окном обозначались контуры машин. Чернильная тьма наливалась серым. На горизонте под лиловыми облаками начинала тлеть нитка рассвета.

–

Мать подростка медленно поднялась. Насте почему-то показалось, что она бросится на мужа, начнет вопить. Или же шагнет в пределы котла, как сделала это мать Вадима целую вечность назад.

Однако женщина просто замерла, будто парализованная, похожая больше на привидение, чем на живого человека. Она, не отрываясь, смотрела на гору скелетов, силясь, видимо, вычленить из них труп собственного сына. Подбородок ее затрясся. Она поднялась и снова села.

Владимир стоял у котла, ошарашенный произошедшим. Настя подозревала, что у него там нож. Слишком уж странной стала его походка после возвращения из кухни. Даже шепнула Антону об этом. Сейчас же она убедилась. Он ждал. Стоял у самой границы, чтобы толкнуть, если придется, нападающего в круг.

Надо сказать, не зря он ждал. Близнецы и Антон о чем-то горячо перешептывались около получаса назад. Настю конечно не посвятили, но та решила, что ребята уже все решили. Все произойдет по тому же принципу – по старшинству. Пришла очередь Владимира. А решатся они затолкать внутрь мать Юли? Похоже, что да. Проклятое число не оставило им выбора.

– Жребий! – крикнул Владимир. Издалека – он тоже все понял.

Настя огляделась и, убедившись, что никто за ней не наблюдает, подошла к Артему. Парень, который за всю ночь так и не нашел, к кому примкнуть, стоял в стороне. Он настолько погрузился в себя, что девушке пришлось прикоснуться к нему.

– А?

Она знаком дала понять, что говорить нужно тише. Она приблизилась и прошептала:

– Они убьют тебя. Закройся на кухне.

– Что? – взгляд скрывался за мутной пленкой.

– Иди на кухню. Они убьют Владимира, потом его жену. Ты, скорее всего, будешь третьим.

Она отвернулась и заметила сверлящий взгляд Антона на себе. Плевать. Он все сам решил.

А если не Артем? Гораздо логичней бросить в котел именно Юлю. Она-то точно не станет молчать. Вся ее семья погибла. А это в любом случае привлечет внимание органов. Не станет Юли, исчезнет и проблема. Черт! В груди засвербело.

Антон грубо оттянул ее в сторону.

– Что ты делаешь? – прошипел он.

– Нет. Что вы делаете?

Антон держал ее руку и молча смотрел в глаза.

– Отпусти. Мне больно.

– Значит, так? – в глазах курилась усмешка.

– Выходит, так, – Настя грубо вырвалась.

Она подошла к Юле, хоть и подозревала, что та не станет ее слушать.

–

– Эта штука растет быстрее! – выкрикнул Владимир. – Нужно торопиться.

Он не обманывал. Граница, напитавшись жизнями, передвигалась прямо на глазах, скручиваясь в веревку. Опухоль сожрала большую часть помещения. Хуже всего было то, что она подталкивала его к врагам.

Он понял, что никто не собирается бросать жребий. Идиот! Он ведь и сам всеми силами пытался избежать этого. И почему же остальные должны думать иначе? Неужели он и вправду рассчитывал, что один из близнецов даст в обиду брата, достанься тому короткая палочка? Или друга? Антон дружит с ними с детства. Трое парней в создавшихся условиях – это сила.

Кинут его самого. Затем Светку. Кто еще? Если они не тупые, то следующей станет Юлька. Она единственная, кто может испортить им остаток жизни, когда они выберутся. Если же мнимая честь все-таки перевесит, то на убой пойдет интеллигентишка.

– Ну чего вы? – выкрикнул он.

– Жребий? – Антон достал из кармана коробок и потряс им.

Владимир отметил, что пока тот пересчитывал спички, оба близнеца приблизились к кругу.

Ладонь вспотела, и Владимир боялся, что не сможет быстро вытащить нож. Слава богу, пока ни до одного из этих остолопов не дошло, что кидаться стульями куда проще и безопасней.

– Что у нас? – спросил Антон. Слишком громко спросил. Слишком театрально, отвлекая внимание на себя. – Тройка? Я ломаю три спичинки! Смотри!

Но Владимир не смотрел. С обеих сторон к нему приближались близнецы. По походке он определил пьяного. Шагнул вперед Слава. Значит, и этот с ними!

– У него нож! – закричала его жена.

Пьяный близнец бросился вперед. Владимир повернулся к нему и вытащил нож. Лезвие скользнуло по ребру. Лицо близнеца исказилось от боли. Ему удалось избежать удара, но пришлось тормозить. Это дало Владимиру фору. Отойдя назад, он схватил вытянутую жилистую руку.

Делать почти ничего не пришлось. Близнеца погубила инерция. Владимир лишь немного помог ему уйти в нужном направлении. В глазах близнеца мелькнул испуг. Он слишком поздно сообразил, что попал в ловушку.

– Коля! – крикнул второй.

За спиной послышался хруст ломаемых костей. Владимир выставил клинок перед собой и приготовился к новому нападению.

Завизжала Света.

– Ну давай! – выпалил Владимир. – Давай, сука!

Он все-таки недооценил их. Стул, описав дугу в воздухе, попал в лицо. В последний момент Владимир увидел, кто его бросил. В глазах Славы был больше испуг, нежели ощущение победы.

Железная ножка сломала нос и выбила передние зубы. Владимира шатнуло. Он попятился. В следующее мгновение в него врезался второй близнец. Владимиру почему-то показалось жизненно важным забрать с собой своего убийцу. Он протянул руку, но не успел.

Что-то схватило его за голову и подбросило к потолку. В следующее мгновение страшная боль пронзила каждый нерв его тела. Кувыркаясь в воздухе, он заметил, что находится прямо над проклятой цифрой. Дыхание исчезло. Что-то давило на него, пытаясь выжать, как сок из лимона. Он почувствовал, как разрываются жилы, вены, артерии, лопаются капилляры в глазах. Зубы сдавило. Он хотел закричать, но так и не понял, сделал ли это, когда его разорвало на части.

–

От воплей можно было сойти с ума.

Настя схватила Юлю за руку и потянула за собой. Артем так и стоял на том же месте, где она его оставила несколько минут назад. Да и к черту его! Она ведь предупредила! Господи, какой идиот.

Юля вырвалась и с презрением посмотрела на Настю.

– Они убьют тебя! – она не стала шептать. Все равно никто уже ничего не соображает.

Она потянула Юлю за собой. Если та и сопротивлялась, то лишь мгновение.

Они заскочили в кухню. Настя тут же захлопнула дверь, прижала плечом и провернула ключ. Дверь открывалась внутрь, и девушка не питала иллюзий относительно безопасности. Она стала выдвигать поочередно полки, но ничего не подходящего для самообороны так и не нашла. Схватила сковороду.

Кто-то загремел кулаком в дверь. Послышался приглушенный голос Антона.

– Настя? Настя! Что ты делаешь?

– Проваливай! – выкрикнула Юля. – У меня тут нож. Первый, кто сунется сюда, получит в бок!

– Юля! Открой дверь, Юля! Настя с тобой?

– Пошел к черту! Нет тут никого!

Гам за дверью не утих. Кричал выживший брат, продолжала вопить мать Юли. Настя вытащила ключ и прильнула глазом к замочной скважине. Увидеть ничего не удалось.

Она повернулась к Юле, но увидела, что та села на пол. Девушка зарыдала, растерла сопли по лицу и уставилась в потолок. Настя, не говоря ни слова, подошла к ней и села рядом.

– Я накричала на него, – давясь соплями, произнесла Юля.

Настя не ответила.

– Весь месяц я пила его кровь. Господи, Вадик, прости меня! Я люблю тебя, солнышко. Люблю! Я не хотела, чтобы все так закончилось. Прости меня.

Настя обняла девушку, прижала к себе, разревелась сама.

– Что же мы за люди такие? Разве мы люди?

–

Мать Юли убили через полчаса.

В дверь больше не ломились. Приглушенные крики за ней затихли, и некоторое время царила могильная тишина. Время от времени кто-то разговаривал вполголоса, но разобрать слов Настя не смогла.

Потом голоса вновь стали громче. Велся живой спор. Артем что-то доказывал, брызжа слюной.

А потом мать Юли закричала. Настя почувствовала, как девушка сжалась. Юля не сдвинулась с места.

Они продолжали сидеть, пока в дверь не постучали.

– Все кончено, – сказал Антон.

–

Они старались не смотреть друг другу в глаза

Когда Настя вышла, цифры уже не было. Дорогу преграждала лишь пирамида из костей и море крови. Теперь, когда исчезла граница, мертвые не казались более чем-то абстрактным. Девушку вырвало. Она отошла и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Из груди вырывался вопль, но Настя подавила его.

– На улице нужно договориться, что дальше, – буркнул Антон.

Насте показалось сначала, что речь об их отношениях, но затем она сообразила, что он толкует о версии, с которой они пойдут в полицию.

В лицо ударил солнечный свет, и Настя не сразу увидела несколько фигур у входа.

В основном это были люди под шестьдесят. Ухоженные, опрятно одетые во все черное. Настя насчитала десять человек: четыре женщины и шестерых мужчин. Перед женщинами стояли жестяные ведра и швабры. Двое мужчин держали в руках вертикальные двустволки.

Внутри все оборвалось. Дыхание сбилось. Настя почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Она стиснула зубы.

Ни с одной стороны не прозвучало ни слова. Антон сжал руку, отчего Насте вдруг стало неприятно

– Что здесь происходит? – спросил Слава после непродолжительной немой сцены.

Внезапно Антон рухнул. Настя опустила взгляд и увидела, что парня переламывает пополам в приступе. Изо рта кроваво запенилось.

Затем упали Слава с женой. Следующим был близнец. Молодая мамаша – последней.

Наконец один из мужчин благодушно улыбнулся. За его спиной зашептались женщины:

– Трое! Их трое!

– Чего? – только и смогла выдавить Настя.

– Трое, – объяснил улыбающийся мужчина. – Трое, не испачкавшихся в чужой крови.

– Парня жалко, – запричитали женщины. – Какой молодец!

– Что тут происходит? – спросила Юля.

Настя вдруг заметила на шее говорившего медальон. Точно такой же, какой она нашла в подсобке.

Один из мужчин внезапно вскинул ружье. Прогремел выстрел. Артему снесло верхнюю часть головы. Женщины сложили руки в молитве, когда парень рухнул.

Сил кричать не было ни у Юли, ни у Насти.

– Мне жаль, но мне придется это сделать, – мужчина с улыбкой достал из карманов пиджака платок и бутылек с прозрачной жидкостью. – Не сопротивляйтесь. Он вас все равно не выпустит.

– Кто?

– Бог, – мужчина снова обезоруживающе улыбнулся, разведя руки в стороны.

–

Она проснулась в белоснежной постели. Комнату заливал солнечный свет. Воздух пропитали запахи благовоний. Какое-то время она лежала, пытаясь смахнуть с себя остатки сна.

Ее тошнило.

Внезапно в памяти всплыла жуткая цифра. Настя попыталась встать, но тут же сообразила, что что-то мешает. Она посмотрела на ноги и с трудом удержала в себе вопль.

Она сбросила одеяло. Ей не почудилось. Живот распирало так, что ног не было видно за его громадиной.

Ее переодели. На ней была просторная ночная рубашка. Настя потянула подол на себя и на этот раз не сдержала крика. Кожа покрылась лиловыми полосами разрывов.

В доме никого кроме нее не было. Впрочем, назвать это помещение домом она могла бы весьма условно. Одна комната, в которой с трудом умещалась широкая двуспальная кровать.

Дверь не заперли.

Настя вышла наружу. В голове была одна мысль: она пролежала в коме как минимум восемь месяцев. Однако зеленые кроны деревьев убедили ее в обратном. Лето. На улице до сих пор лето.

По обеим сторонам улицы стояли несколько десятков домов разных размеров. Пахло сеном и навозом. Где-то заблеяла коза, закудахтали куры.

На Настю смотрели несколько пар глаз. Благодушно, с улыбкой.

– Что тут происходит? – она хотела спросить это громко, но смогла выдавить лишь жалкий сип.

Сбоку закричали. Настя узнала голос Юли. Дверь соседнего домика открылась, и наружу выбежала сама девушка. Ее живот был не меньшего размера. Лицо распухло от отеков. Увидев Настю, она замерла, а через мгновение упала без сознания.

К Насте подбежала девочка лет десяти и прикоснулась к огромному животу. Что-то внутри тут же ответило на прикосновение легким толчком. Настя попятилась. Юлю уже откачивали несколько местных жителей. Настю же окружили несколько детей. Каждый из них хотел потрогать диковинку.

В голове что-то лопнуло, и Настя тоже рассмеялась. В стенку живота изнутри толкнула крохотная ножка ребенка.

Например, жена и пасынок.

Он совершенно забыл о них, поглощенный происходящим. Его невольно укололо, когда, увидев обоих перед собой, он вновь подумал, что они станут обузой. В глазах Светы искрилась мольба и непроизнесенные вслух слова, прозвучавшие, впрочем, в голове: «Не бросай нас».

Он опустил взгляд и увидел, что Света держит подростка за руку.

– Отпусти его! – прошипел он. – Что ты из него бабу делаешь?

– Что мы будем делать? – Света стыдливо спрятала взгляд и убрала руку. Лицо Захара оставалось отстраненным, словно он и сейчас летал в облаках, думал о проклятых видеоиграх и о том, на что будет дрочить сегодня ночью.

– Я что-нибудь придумаю. Держитесь подальше от черты. И Юльку держи. Она не в себе.

– Ты защитишь нас?

Четыре.

Владимир сжал зубы. Если он станет защищать Светку, Захара и Юльку, то их будет уже четверо вместе с ним. Это против двух близнецов, которые друг за друга глотки порвут; Антона – этот встанет на защиту своей девки. В придачу ко всему, он в дружеских отношениях с близнецами. Нет, против них идти не стоит. Слава с женой наверняка также встанут в их строй. Твою мать! Их уже набиралось столько, что Владимиру нельзя было и думать противостоять им.

Другое дело Юлька! Вот она, спасительная соломинка. Она – жена Вадима. Никто и не подумает толкнуть ее в «котел».

И кого же можно пустить в расход? Бабку – раз. Толстуху? За подружку Юли некому вступиться. Интеллигентишку Артема?

– Не приближайтесь к «котлу», – сказал он жене. – Я этих людей не знаю, но постараюсь что-то придумать. Не дай кому-то из них сесть Юле на уши. Это понятно?

– Что ты собираешься делать?

Владимир вместо ответа сморщился, будто разговаривал с надоедливым ребенком, и направился к кухне.

Его перехватил Слава

– На пару слов.

Владимир мысленно ухмыльнулся: его считают тут неким лидером. Он прошел за Славой и остановился у окна.

– Люди шепчутся, – сказал парень. – Нужно что-то делать. Глядишь, и вправду начнем убивать друг друга.

Владимир посмотрел на дугу, которая действительно расползлась в стороны так, что занимала значительную часть перед входом. Сама полоса будто приобрела объем, покрылась плесенью или чем-то в этом роде.

Он смерил Славу пронзительным взглядом. Интересно, какого ответа он ждет? Что ищет – справедливого дядьку, которому под силу успокоить гостей или же поддержку на тот случай, если им действительно придется… Странное слово – еще пару часов назад такое далекое и… чужое, что ли, – не желало быть озвученным даже мысленно.

– А ты думаешь, что не начнем? – спросил он, наконец, достав пачку из кармана и с блаженством закурив.

Пришло время Славы изучать лицо Владимира.

– Ты серьезно? – сухо сглотнув, он огляделся.

– Надеюсь, что нет, но нельзя исключать.

– И кто?

– Что «кто»? – вопрос повис в воздухе, отчего тот стал тяжелым, будто облако ядовитого газа.

– Дай сигарету.

--

Он чувствовал, что по спине его ползают недоверчивые взгляды. Ему не было плевать. Отнюдь. Он искренне хотел, чтобы проблема разрешилась как-то иначе. Но проклятый круг с цифрами расползался будто раковая опухоль, пронизывая метастазами атмосферу.

Жена Славы о чем-то шепталась с мужем.

Жаль Захара. Подросток хоть и раздражал, все же был совсем ребенком. Однако за годы сожительства Владимир так и не проникся отцовскими чувствами. Если он встанет на защиту мальчишки, то и сам подставится под удар.

Кажется, первая волна паники отступила. Каждый пытался приноровиться, свыкнуться с новыми правилами. Симпатичная мамаша что-то шептала усталому ребенку в ухо. Близнецы сидели за столом. Один из них, как ни в чем не бывало, уплетал салат и время от времени опрокидывал стопку за стопкой.

Пора.

Владимир вдавил окурок в кирпичную стену, бросил на пол и растер подошвой. Он приблизился к столу с близнецами. Отвернувшись к стене, сидела Юлька. Не стоит при ней. Со Светкой ее отношения нельзя было назвать теплыми, но кто знает, что она ляпнет мамаше.

Указал на кухню одному из близнецов, кивнув подбородком и на второго, сидящего к нему спиной.

Он опасался, что подсобка и кухня будут заняты, а секретные совещания вызовут лишние толки среди остальных. Однако он ошибся. В кухне оказалось пусто.

Неожиданно яркий свет после полутьмы зала резал глаза. Они закрыли дверь, и от накатившей тишины в ушах загудело.

– Что делать будем? – спросил Владимир без прелюдий

– А что ты делать собрался? – резкий переход на «ты» почему-то резанул ухо.

– Ну, вы ведь понимаете, что происходит? – Владимир внимательно изучал лица близнецов, но не заметил какой-то реакции.

– А ты понимаешь?

– Эта штука… – он прочистил горло. – Она нас не выпустит. А еще она растет

– И что? – пьяно протянул близнец.

Владимир стиснул зубы.

– Хватит бухать, – прошипел он. – Если не хочешь оказаться там. Хотите подохнуть?

Пьяный брат сжал кулаки. Второй покачал головой, успокаивая.

– Что ты предлагаешь? – в глазах его мелькнула едва ли скрываемая насмешка.

Эти двое уж точно не считают его лидером, что бы Владимир себе ни вообразил. Он хотел уже отступиться, сказать что-то вроде «нужно следить за порядком», но внезапная вспышка ярости затмила все.

– А что, мать твою, я должен тебе предлагать? Ты думаешь отсидеться? Считаешь, что все само пройдет? Я предлагаю трезво взглянуть на происходящее. В стороне остаться не получится. Нам придется решать. Думаешь, это какая-то шутка? Иди, спроси Вадима, шутка ли это.

Пьяный брат-близнец неожиданно резко даже для Владимира, ожидавшего подвоха, выбросил руку вперед. Удар пришелся в скулу, но боль пронзила шею, которую Владимир неудачно вывернул, пытаясь уклониться. Он едва не упал, но успел зацепиться за столешницу. Трезвый брат встал между ними.

– Успокойся, – сквозь зубы выдавил он. – Все.

– Я тебя, сука, первого туда отправлю, – улыбаясь, пьяный брат указывал на него пальцем. – Решать он собрался, ага!

– Пойдем, – трезвый открыл дверь и стал выталкивать брата в зал.

Напоследок он повернулся к Владимиру и сказал:

– Я поговорю с ним. Ты прав.

В кухне вновь стало тихо. Сердце колотило по грудной клетке. Владимир разминал шею. Он выдвинул полку для приборов, но не обнаружил ничего кроме пустых ячеек. Он стал лихорадочно открывать навесные полки.

Нож оказался чересчур большим и для защиты никуда не годился, но за неимением ничего другого, Владимир сунул его в карман. Подумав, проделал дыру в подкладке и протолкнул холодное лезвие дальше.

– Твою мать, – он снова закурил, отметив, что сигарет почти не осталось. – Семь. Семь. Бабка, толстуха, Светка… Еще четверо.

–

На стороне близнецов прибыло. На одном из братьев висела молодая мамаша. Ее отпрыск, кажется, немного успокоился и лавировал между стульями. Рядом приютились Слава с женой, погруженная в свой личный кошмар Юлька, Антоха со своей девкой. Он что-то спрашивал, то и дело переводя взгляд с собеседника на, судя по всему, предмет разговора – Владимира. Тот же машинально с неким злорадством отметил, что в этой компашке их уже больше, чем следует. А тут еще интеллигентишка и толстуха. Интересно, их тоже примут?

Он только сейчас сообразил, что после разговора на кухне стал очередной цифрой. Одним из семи оставшихся ключей к загадочному замку. До сих пор все происходящее казалось, если не игрой, то хотя бы чем-то вроде напряженного фильма, где он был зрителем или же важным звеном, но никак не статистом.

Рука механически потянулась к карману с ножом. Интересно, если человек умрет за пределами котла, засчитается ли это? Плевать! Он выпустит кишки любому, кто попытается принести его в жертву!

Он прочистил горло. Пересекся взглядом с женой и кивком указал на место рядом с собой. Сработает? Политики, за которыми стоит семья, выглядят куда выгодней одиночек. Так почему же тут должно быть иначе?

– Народ! – громко и четко сказал он.

Несколько голов повернулись к нему, но основная масса не обратила на призыв внимания.

– Эй! Люди!

Стало тише. Светка подошла, и Владимир вдруг почувствовал себя глупо. Он снова прочистил горло, поняв, что на него смотрят все без исключения.

– Эта штука, – он указал подбородком на котел, – растет. Прошло часа полтора, а она выросла на добрых два метра.

– Что это значит? – спросила молодая мамаша.

– Это значит, что к рассвету мы будем стоять как в автобусе в час пик. И с этим нужно что-то делать.

– Тут оргстекло, – сказал Артем. – Какое-то чрезвычайно прочное. Его не разбить просто так. Окна – не вариант.

– Ну да, – кивнул Владимир. – А если и разобьешь, то снаружи еще один сюрприз – решетка. Так что если у тебя нет с собой помимо кувалды ножовки по металлу, то и говорить не о чем.

– И к чему ты ведешь? – спросил Антон.

– К тому, что отсюда есть только один выход. Ребята, построившие это, не думали о пожарной безопасности. Что бы это ни было, они решили, что отсюда выйдет определенное количество людей.

– Я полагаю, ты хочешь предложить тянуть жребий, – девка Антона скорее утверждала, а не спрашивала. – И с чего ты уверен, что отсюда вообще кто-то выйдет?

– Но для чего-то же нужна эта цифра. Мы в ловушке. Тут нет связи. Окна из очень прочного стекла. Тот, кто построил этот дом, сделал это с определенной целью.

– И какой же? – тихо спросила Света.

– Они хотят, чтобы мы сами решали, кто выйдет. Хотят, чтобы мы убивали друг друга

– Да ты издеваешься, – выдавила сквозь зубы Юля

– Ну, может, нам не стоит идти у них на поводу? – спросил Антон.

– Кажется, они не оставили нам выбора

– А ты уверен, что цифра исчезнет, когда… все случится?

– Господи, да как я могу быть уверен? Я что, по-твоему, каждый день встречаюсь с подобным?

– Юля, скажи, что это какая-то глупая шутка, – сказала пухлая девица.

Юля даже не повернулась к подруге.

– Вы больные, – толстуха вскочила. – Если кто-то приблизится ко мне хоть на метр, я за себя не отвечаю. Я вообще сюда ехать не хотела!

– И все же ты тут. Как и мы все. Володя прав: мы должны что-то делать, – спокойно ответил один из близнецов, и Владимир заликовал.

– В жопу вас. Я никому ничего не должна, – девица двинулась к дальней стене, устремив нос к потолку. Присаживаясь у стены, она порвала платье. Она сочно выругалась и разревелась в голос. Достала телефон. – Гребаные психи. Идите вы к черту все! – Ее лицо блестело от слез.

– Я не стану этого делать, – покачал головой Артем.

– Никто не станет, – подтвердил Слава, сжав руку жены.

– А ты за всех не решай, – прошипел один из близнецов, если Владимир не ошибался, – тот, что ударил его. – Хочешь чистеньким на чужом горбу выехать?

– Чистеньким выйти не получится, – кивнул Владимир. – Всех, кто собрался остаться не при делах, прошу сразу туда, – он указал на огненную цифру. – Это единственный способ не измазаться в крови.

– А ты вообще кто такой, чтобы решать за всех? – взорвался Артем.

– Решение за нас приняли, – Владимир на всякий случай сжал кулаки. Нужно было поставить щенка на место. – Это не я придумал. Хватит целку из себя корчить.

Артем стал оглядываться по сторонам в поисках защиты, но никто и не подумал вступиться за него. Не получив отпора, Владимир добавил:

– Поэтому просто закрой рот. Давайте уже решать, что будем делать.

Какое-то время в зале стояла такая тишина, что Владимиру показалось, что он слышит мерное гудение цифры.

– Вадим погиб, – вдруг глухо проговорила Юля. – Вся его семья погибла. Мой муж. Мой отец. Эта хрень сожрала их всех. А вы собрались и дальше кормить ее? – она перевела взгляд на Владимира. – Я всегда знала, что ты жалок. Но никогда не думала, что до такой степени.

– Юля, прекрати, – взвизгнула Света.

– И ты ничем не лучше.

– Все! – тяжелая рука Антона хлопнула по крышке стола. – Хватит! Пока мы не наговорили друг другу лишнего, давайте закроем тему. Никто никого не убьет. Мы найдем выход.

Никто не ответил.

Котел рос. Опухоль откусывала по кусочку, забирая с собой предметы мебели, и занимала уже добрую треть помещения. Граница теперь походила больше на веревку. Черта потолстела и щетинилась ошметками жирной пыли.

Даже самые упертые признали, что времени в обрез. Через час котел займет половину, а через три часа сожрет все остальное.

Люди стали шептаться. Недоверчивые взгляды сверлили спины тех, кто на минуту отошел. Все разбились по парам, тройкам, четверкам. Зерно раздора принесло первые плоды.

Под окном возле входа в туалет сидела толстуха. Давясь слезами, она пыталась улыбаться и отрешенно перебрасывалась с длинноволосым мальчуганом шариком для пинг-понга, в то время, как его мамаша уже едва не раздевала одного из братьев у всех на виду. Ребенок хотел спать и то и дело ныл по поводу и без.

Интеллигентишка пытался приткнуться хотя бы куда-то, но, судя по всему, тщетно. На бабку в коляске, источающую из своего угла густой смрад свежего дерьма, все чаще искоса поглядывали. Антоха сидел со своей девкой. Кажется, он тоже напивался. Радоваться этому или нет, Владимир не знал. Однако не мешал ему. С пьяным справиться куда легче.

Захар молчал. Кажется, он опять злился. Владимиру казалось, пригласи его кто-нибудь в компанию молодых, он бы бросил мать, не говоря уже об отчиме. На вопросы он не отвечал, полностью погрузившись в себя. Света выла.

Владимир же ждал. Когда-нибудь до этих остолопов все-таки должно дойти, что другого выхода нет. Прикасаясь время от времени к рукояти ножа, он оглядывался. Он был готов, что и за ним придут

О бабушке совсем позабыли. Коляска стояла в одиночестве возле окна, на безопасном расстоянии от котла. Настя то и дело смотрела на старческое лицо цвета цемента и молилась, чтобы бабушка не чувствовала, как желудочные соки разъедают кожу.

– Я сейчас, – шепнула Настя Антону и встала.

Голова закружилась, и она вдруг поняла насколько устала. Или все же пьяна? Настя налила в пластиковый стакан минеральной воды и пошла к бабушке.

Она сгорала от стыда, приближаясь к коляске. Постаралась изобразить усталую улыбку.

– Вы голодны? – спросила тихо она, протянув стакан. Сообразив, что старушка неподвижна, поднесла к сухим губам.

– Оставила бы ты меня, доченька. Все равно кровью моей умоетесь, если вы правы.

Настя не ответила. Не знала, что ответить.

– Если можно без газов, – сказала бабушка. – У меня жуткие колики от газировки.

– Да, конечно, – Настя кивнула.

– Спасибо, – донеслось хрипло из-за спины.

В кухне было оглушительно тихо. Настя посмотрела на дверь и отметила, что внутри можно закрыться. Тут же представила себе, как обезумевшая толпа ломится в тесное помещение, чтобы скрутить ее, а возможно еще кого-нибудь – того, кто еще не свихнулся, – чтобы отвести к пожирающей все живое цифре.

Долго выбирать между ножом для масла и вилкой не пришлось: вилкой можно нанести хоть какое-нибудь увечье, чего не скажешь о ноже. Взвесила чугунную сковороду. Если попасть такой по голове, то черепно-мозговой не избежать.

Она набрала воды из-под крана и направилась к двери.

Внезапно до нее донесся приглушенный голосок мальчишки. Ребенок плакал.

– Я домой хочу!

– Не плачь. Ты ведь мальчик, – послышался уже вкрадчивый женский голос. Настя замерла прислушиваясь.

– Когда мы уйдем отсюда? – хныкал мальчишка.

– Ты можешь выйти на улицу, дверь же открыта.

Челюсть Насти отползла вниз от услышанного. Голос принадлежал Вике – толстушке.

– Мама говорит нельзя, – ответил ребенок.

– Мама врет, потому что не хочет везти тебя домой, ей тут весело. А если ты выйдешь на улицу, то она пойдет за тобой.

– Но мама плачет. Все плачут, – мальчик снова захныкал.

– Это такая игра. Просто игра. Ты можешь выйти.

– Правда?

Настя решительно открыла дверь и увидела, как мальчишка рванул в сторону входа.

– Стой! – крикнула она.

Ребенок не обратил внимания на крик. Взвизгнула мамаша. Вскочила и бросилась наперерез.

Но было поздно. У самой черты мальчугана подбросило как пушинку и затянуло в центр котла. Настя отвернулась, не в силах смотреть на это. Внутри все оборвалось. Дыхание скрало. Возникшую на мгновение тишину разорвал в клочья отчаянный вопль матери.

Настя не повернулась, даже услышав глухой стук, с которым тельце мальчика упало на пол. Она сжала зубы в бессилии. Заскрипели стулья. Кто-то оттаскивал мать подальше от котла.

Стаканчик упал на пол, и ноги обдало холодным.

Настя медленно повернулась к полной девушке. Та пыталась пятится, упершись спиной в стену. Лицо ее стало бледным как известка.

– Ах ты дрянь, – выдавила Настя.

Она бросилась вперед и схватила тварь за волосы. Та взвизгнула. Настя стала бить ее по лицу, по голове, рукам, груди. Она расцарапала пухлую щеку до крови, вырвала клок русых напомаженных волос. Она остановилась лишь тогда, когда сильные мужские руки оттянули ее.

Вокруг гремели голоса. Тысячи голосов. Миллионы слов и криков. Ни одного из них Настя не понимала. Перед ней билась в истерике толстуха. Ее о чем-то спрашивали. Кто-то – кажется, Антон – тряс Настю за плечи.

Внезапно мысль, состоящая из осколков, сформировалась. Она была прозрачной, понятной и оттого еще более ужасающей. Настя озвучила ее:

– Она убила ребенка

Цифры Часть третья

Его было видно издалека. Здание стояло окруженное пшеничными полями с трех сторон и прижимающимся к заднему фасаду леском. Один этаж, красный кирпич, окна с решетками, тупая покатая крыша, окрашенная в зеленый. Внутри – зал, кухня, подсобка, два ряда столов, четыре – стульев. Получив третьего дня ключи, Вадим изучил его вдоль и поперек.

На объявление о сдаче в аренду Вадим наткнулся случайно. Он не собирался отмечать очередную дату. Однако, увидев цену, не удержался и позвонил. Арендатор убедил его, что никакой ошибки нет. Юля согласилась, но настояла, что родителей тоже надо бы позвать.

За прошедший месяц Вадим десятки раз пожалел о том, что решился отмечать. Бесконечные планирования неизменно заканчивались ссорами. Квартира превратилась в минное поле – любой необдуманный комментарий оборачивался очередным взрывом и едва ли не сбором чемоданов. В конце концов, из намеченных сорока человек осталось восемнадцать, половину из которых он даже не думал приглашать изначально. Среди последних были отец Юли – угрюмый мужик, отказавшийся от личной жизни ради алкоголя; ее же бабушка – старуха перемещалась в инвалидной коляске и временами впадала в детство; родители, двоюродная сестра Вадима, сообщившая, что девать ребенка ей некуда.

Вадим прищурился, вглядываясь.

У входа стояли три машины: микроавтобус тестя и две легковые, принадлежащие его родителям и теще.

– Мир? – спросил Вадим, погладив бедро жены.

Юля положила свою руку поверх его и натянуто улыбнулась.

–

– Едут.

Владимир вдавил окурок в стену и бросил под ноги. Возле пепельницы стоял бывший муж Светы, а приближаться к нему не хотелось. На самом деле, Владимиру было глубоко плевать на невзрачного, едва ли не тщедушного человечка, но озлобленный взгляд из-под седых бровей, сжатые зубы вставных челюстей заставляли чувствовать себя крайне неловко. Владимир не сомневался, что скрутит этого героя в бараний рог в три секунды, но все же не хотел драки.

Он не собирался ехать на день рождения, но постоянное нытье Светы сделало свое дело. Владимир не мог взять в толк, какая ей-то разница. Ведь именины даже не у дочери, а у зятька, которого Света, мягко говоря, недолюбливала. Согласился, лишь узнав, что будет много молодежи, а с молодыми выпить он любил.

На парковке у входа помимо него, Светы и ее бывшего, уже были родители именинника, мать бывшего, которой, судя по виду, за сотню перевалило еще при Ельцине. Гладкую, будто полированную, бледную кожу покрывали монеты пигментных пятен. Несколько десятков седых как рыболовная леска волосин удивительным образом образовывали на голове лохматое птичье гнездо. Она дремала в простеньком инвалидном кресле.

В машине сидел Захар – пасынок. Мальчишка вновь объявил бойкот окружающему миру. Пасынок рос настоящей занозой в непристойном месте, и был бы он сыном Владимира, то давно бы нахватал тумаков. Гормоны превратили веселого еще два года назад мальчишку в нечто несуразное, что внешностью, что характером: длинный, худой, сгорбившийся вечный нытик.

На заднем сидении новоявленных сватов приютилась симпатичная девушка лет двадцати пяти на вид. В довесок к ней шел мальчишка лет шести с длинными волосами и соской во рту.

Владимир уже предвкушал вечер в компании идиотов. Он взглянул на Свету и вдруг понял, что она в своей мини-юбке и вываливающимися из разреза сиськами прекрасно вписывается в эту семейку.

Перед самым поворотом приближающуюся машину зятька, сигналя, обогнала резвая BMW. Поднимая столб пыли за собой, она свернула и, набирая скорость, приближалась.

–

Музыка басами разрывала динамики. Коля, обгоняя именинника, заразительно засмеялся и вжал кнопку клаксона в руль. Настя оглянулась. За ними тянулся шлейф пыли.

Она вжалась в сидение, сообразив, что водитель набирает скорость, намереваясь, вероятно, врезаться в стену широкого дома, одиноко стоявшего посреди поля. Будь она в компании друзей, тех, с кем выросла, то непременно возмутилась бы, но обоих братьев близнецов она увидела впервые не более часа назад, а их с Антоном отношения нельзя было назвать достаточно крепкими, чтобы устраивать сцену.

Толик – один из близнецов, – по-ковбойски вскрикнул с пассажирского сидения, поддержав брата-водителя. Их едва не развернуло от резкого торможения. Резина взвизгнула по брусчатке парковки. Машина остановилась в пяти метрах от микроавтобуса, возле которого стояла инвалидная коляска. Хрустнул ручник. Водитель тут же выскочил и поднял руки вверх, встречая подъезжающего именинника.

– Не обращай внимания, – Антон притянул Настю к себе и мазнул сухими губами по щеке, когда музыка и двигатель заглохли. – Они немного отсталые.

– Но только немного, – Толик осклабился и чиркнул зажигалкой. Язычок пламени лизнул кончик сигареты. – Так что не расслабляйся, – и хохотнул, открывая дверь.

Настя поджала губы, не найдясь, что ответить. Она достала телефон и нахмурилась: место привычных «палочек» связи занял перечеркнутый кружок. В нижней части экрана светилась надпись: «Нет регистрации в сети». Она сунула телефон в сумочку и вышла вслед за Антоном.

Близнецы уже обнимали именинника. Настя пересеклась взглядом с девушкой виновника торжества. Та картинно закатила глаза и не ответила на улыбку. Лицо Насти вспыхнуло.

– По ходу, мы последние, – огорошено заявил именинник. Он, в отличие от своей спутницы, подошел с сухим рукопожатием и представился: – Вадим.

– Настя. С днем рождения! – она протянула ему коробочку с подарком, мысленно молясь, чтобы он не стал открывать ее сразу же.

– Спасибо, – он передал сверток спутнице и пошел к остальным.

Девушка все же удостоила Настю натянутой улыбкой, которая о многом говорила, и сунула четыре пальца в ладонь.

– Юля. Очень приятно, – брошенная пренебрежительно фраза не стала вершиной актерского мастерства. Настя представилась, но, видимо, Юля потеряла всякий интерес к знакомству и уже переключилась на бабушку в коляске.

Из машины выбежал ребенок лет шести с соской в зубах. Вокруг загалдело. Вадим, поздоровавшись, наконец, со всеми присутствующими, достал из кармана ключ.

Дверь открылась, и в лицо Насти, стоявшей метрах в пяти от мраморного крыльца, пахнуло затхлостью.

– Поцы, – крикнул Вадим, – помогите с горючкой и жрачкой!

Настя огляделась. Отвлекать Антона ей не хотелось, а курить тут, в обществе матерей, бабушек и незнакомых ровесниц она постеснялась.

С поля тянуло черноземом. Солнце нещадно палило голову. Настя двинулась к краю здания. Через минуту она оказалась в тени деревьев. Сзади никаких выходов не было. Лес разрезала узкая тропинка, убегающая в никуда. Настя прикурила и расслабленно затянулась, прислушиваясь к глухим голосам с обратной стороны здания.

– Один вечер, – попробовала она сама себя успокоить. Не помогло.

Она затушила сигарету, спрятала окурок в салфетку и вернулась к парковке.

Здание, накалившееся на солнце, источало тепло. Недра его впустили девушку, обдав духотой. С потолка свисали несколько вентиляторов. В одном углу висел старенький кондиционер, которого явно не хватало на все помещение. Туда-сюда бегали люди. Носился из угла в угол неугомонный мальчуган. В углу, уткнувшись в экран телефона, сидел долговязый подросток. Настя еще раз проверила свой и убедилась, что связи нет.

Решетки на окнах заставили ее испытать легкий приступ клаустрофобии. Взглянув на узкую дверь, она подумала, что неплохо было бы иметь тут запасной выход. Совершенно голые, будто недавно покрашенные стены наоборот делали зал больше, чем он был на самом деле.

–

Они все же умудрились снова поссориться. На этот раз причиной стала стопка, опрокинутая Вадимом с друзьями, пока женщины расставляли бутылки по столам. Сейчас Юля психовала на кухне, в компании мамаш.

Приехали Янка со Славиком. Янку Вадим знал еще с детства, а Славик прибился к ним уже взрослым.

– Закрывайте двери, – крикнул Вадим. – Кондиционер еле дышит.

Славик полез обниматься. Янка сочно и звонко чмокнула в губы. Вадим стал озираться. Давным-давно, кажется, еще в прошлой жизни, отношения с Янкой были несколько иного характера. Юля знала об этом и, увидь она, скандала, на этот раз уже вселенского размера, было бы не избежать. К счастью, жена все еще обижалась на кухне. Славик же ничего не подозревал. А может, попросту не ревновал.

– Проходите. Мы за левым столом сидим, если что. Родители – за правым.

– Правильно, – Янка засмеялась. – Пусть помнят, как мы сидели в детской на праздниках раньше.

– Они сами так решили, – пожал плечами Вадим.

На парковку подъехала еще одна машина.

– Эй, именинник! – крикнули сзади. – Водка стынет!

Возле стола собрались друзья. Толик держал пластиковый стаканчик наготове.

Заиграла музыка – что-то старое, из девяностых. В центр зала тут же выбежал племянник и стал выплясывать под аплодисменты Ирки – мамаши.

– Пацаны, я с вами, – подошел Владимир.

Вадим указал на стул. Пить с хахалем тещи не хотелось. Та и без того не особо жаловала Вадима. Он натянуто улыбнулся и отдал свой стаканчик. Сам потянулся за новым.

– И я, – поправляя юбку на бегу, просеменила Ирка. – И мне налейте.

Она окинула томным взглядом по очереди близнецов, и Вадим не сомневался, зная ее характер, что кому-то из них двоих скоро перепадет. Может, и обоим сразу.

– Захар! – окликнул он брата Юли, сидящего с телефоном у окна. – Пойдем к нам.

Подросток покачал головой и мгновенно стал красным.

– Я попозже, – ломающимся голосом ответил он.

– Эй! Я тоже с вами! – крикнул из дверей Артем.

– Двери закрывай. Только плотно. Кондиционер – говно.

– Стойте! – донеслось с улицы.

В помещение зашла Вика – подружка Юли. Для надетого ей платья следовало скинуть хотя бы с десяток килограмм. Над поясом по бокам свисали мешки, а в разрезе утонул бы опытный водолаз. К ней подбежала Юля и увела за стол.

Язычок замка тихо щелкнул, разрубив «до» и «после» пополам.

–

Число появилось примерно через час после того, как зашел последний гость.

Эхом отражалась от голых стен музыка. На просторной танцевальной площадке уже выплясывали девушки. Владимир стоял возле стола молодежи с рюмкой в руке. Тост был многословным и совершенно пустым. Судя по всему, говоривший успевал выпивать за обоими столами.

Настя больше пропускала. Она и раньше не слишком часто употребляла алкоголь, а показать себя «во всей красе» среди незнакомых людей ей не хотелось. Зато Антон уже поплыл. Он то и дело лез с поцелуями, совал руки под лифчик и юбку.

Один из близнецов, Настя уже забыла, кто из них – кто, пока его брат нашептывал что-то уже пьяной молодой мамаше, сверлил ее тяжелым взглядом. Глаза его наливались красным, а шутки становились все более агрессивными.

– Это что такое? – донеслось из-за спины.

Настя обернулась. За ней стоял отец Юли. Он разминал необычайно толстыми для его комплекции пальцами сигарету без фильтра. Она проследила за направлением его взгляда и встала.

Одновременно с ней поднялись еще несколько человек. Все они смотрели на пару огненных цифр, висевших в воздухе возле самых дверей. Кто-то крикнул, чтобы выключили музыку, и на какое-то время в зале повисла тишина.

Две единицы образовывали число «11». Они крутились в воздухе, будто голограмма из фантастического фильма. Настя обошла стул и приблизилась к полыхающему «чуду»:

– Что за фигня? – По краям от дверного проема на полу появился полукруг. Дальняя точка дуги находилась метрах в двух от порога. В его границах и светились пламенем цифры.

Отец Юли медленно подошел к полукругу. В глазах его читался более интерес, нежели испуг.

– Будущее наступило, старик, – хохотнул один из близнецов, и молодая мамаша, удерживающая ребенка, театрально громко рассмеялась.

– Жара нет, – констатировал мужчина, протягивая руку.

Он осторожно пересек линию полукруга и вдруг замер.

Какое-то время все заворожено смотрели на него. Голова мужчины запрокинулась назад. Затем его начало трясти.

К нему тут же бросился второй мужчина, отец именинника, схватил отца Юли за плечи, собираясь оттянуть назад, как вдруг замер и сам. Несколько бесконечно долгих секунд он стоял, не двигаясь, но затем разжал зубы. Из глотки вырвался переполненный болью вопль.

За спиной Насти испуганно запричитали.

– Папа! – крикнул Вадим и рванул к двери.

– Не подходи! – близнецы остановили его, удержав за руки.

– Их что, током бьет? – предположил кто-то.

– Швабра! – выкрикнул Слава.

Вадима отпустили, и тот, схватив швабру, стоящую у входа в кухню, кинулся к отцу.

Завопил ребенок. В голос зарыдали обе спутницы попавших в ловушку мужчин: громко мать Вадима, и еле слышно – бабушка в инвалидном кресле.

Вадим осторожно приблизился к цифре и вытянул швабру. Черенок прошел между телами. Вадим потянул, но ничего не произошло.

А потом отец Юли лопнул.

Мужчина неестественно вывернулся. Послышался хруст ломающихся костей. Изо рта донесся хрип, и мужчину с хлопком, с какими бьется об асфальт вода, вылитая с большой высоты, разбрызгало по стенам.

Обеспокоенные переговоры мгновенно сменились воплями.

Стоявшую в первых рядах Настю с ног до головы обрызгало алыми ошметками. Онемев от ужаса, она пялилась на отца именинника, пока тому невидимой силой выворачивало руки.

С огромным трудом мужчина повернулся. Лицо его походило на варенную свеклу. Лоб покрылся сетью вздувшихся вен.

Вадим в порыве вырвать отца из полукруга не заметил, как и сам ступил за его границу. Его тут же затянуло будто магнитом внутрь, и через секунду он и сам выгнулся в дугу.

Настя попятилась. Вопль застрял в горле и мешал дышать.

Внезапно цифра начала меняться. Сначала одна единица замкнулась в круг, а затем и вовсе исчезла. Вторая вытянулась. Один конец образовал петельку, превратив цифру в девятку. Через секунду девятка стала восьмеркой.

–

Владимир отошел подальше от дверей и прислонился спиной к теплой стене. Дрожащими руками он достал телефон из кармана и нажал на кнопку сбоку.

«Нет регистрации в сети».

– Твою мать!

Он все равно набрал службу спасения, но в динамике слышался лишь треск.

Он огляделся. За стеклами чернели ржавые прутья решетки. Вокруг все что-то галдели, но он ни слова не понимал. Сердце дробило перфоратором где-то под кадыком. В ушах шумела кровь.

– Восемь, – пробормотал он.

Он несколько раз порывался посчитать всех присутствующих, но то и дело сбивался, не добираясь даже до десяти.

В радиусе пяти метров от проклятых цифр образовалась пустота. Каждый старался оказаться как можно дальше от двери. Кто-то рванул в кухню. Загремели кастрюли, лязгнуло по кафельной плитке бьющейся посудой.

С каждым мгновением галдеж, вздохи, ахи, вопли, призывы – становились все громче. Пелена, застлавшая слуховые каналы растворилась, превратившись в чудовищный гвалт. Какой-то умник пытался разбить окно.

– Стоп, – пробормотал он. – Стоп. Заткнитесь. Заткнитесь! – он едва не порвал связки криком. Замолчали почти все, даже непрерывно скулящий до этого ребенок. Продолжала выть, качаясь на стуле, лишь мать Вадима. – Отойдите подальше от этой хрени.

– Что это такое? – спросил высокий парень, которого, если Владимир не ошибался, звали Славой.

Вопрос повис в загустевшей тишине.

– Да кто ж знает? – сморщился Владимир.

Он пробрался через ряд истуканов, загородивших цифры.

Теперь, в тишине, он мог услышать едва различимый гул.

Цифра была размером с человека среднего роста. Алая нить, образовывающая «восьмерку», переливалась. Границу обозначала четкая дуга на полу.

– Что это такое? – выдавил он.

В горле свербело. Хотелось пить. Владимир долго смотрел на кружащуюся цифру как завороженный. Затем он перевел взгляд на груду костей на полу и стиснул зубы. Трудно поверить, что еще пять минут назад это были живые люди. Кости лоснились глянцем. По полу разливалась черная лужа.

Владимир оглянулся. Встретился с женой взглядом, но тут же отвел свой. Он схватил пустую бутылку со стола и подошел ближе. Аккуратно положил на бок и подтолкнул к цифре носком ботинка. Бутылка пересекла границу и остановилась в луже крови.

Кишки скрутило от тяжелого предчувствия.

–

Гости снова переговаривались. Сначала вполголоса, но уже через мгновение стараясь перекричать друг друга.

– Стоп! – на этот раз повторять не пришлось. – Хватит галдеть!

– Что будем делать? – Слава с женой приблизились к Владимиру.

– Да откуда мне знать-то? Нужно разобраться, что это такое. Не… – покачал он головой. – Нужно искать выход. Должен ведь тут быть пожарный выход.

– В кухне только две двери. Одна сюда ведет, вторая – в подсобку. Там хлам, – ответил парень, имя которого Владимир благополучно забыл сразу после того, как оно прозвучало при знакомстве.

– Юлька!

Жена именинника, закрыв рот руками, раскачиваясь взад-вперед, что-то подвывала себе под нос и смотрела на ошметки мужа, отца и свекра, разбросанные по площадке перед дверью. Владимир и сам уставился на груду костей.

– Юль, – он подошел ближе и тронул за плечо.

Девушка повернулась. В глазах зияла пустота, но выть она перестала.

– Юль, – он попробовал сказать это тихо, успокаивающе. – Тут есть пожарный выход?

– А? – она покачала головой. – Я… я не знаю.

– Нужно искать, – обратился он к остальным. – Ребят. Один-двое. Осмотрите тут все щели. Тут должен быть еще выход.

Близнецы тут же бросились к кухне.

Какое-то время в огромном полупустом помещении царила тишина, которую прервал отчаянный вопль. Владимир опустил взгляд и отвернулся. Кричала мать Вадима. К ней подошла молодая мамаша с ребенком на руках. Она поставила сына на пол и обняла женщину, прижала к себе. Через минуту они обе выли в унисон. Напуганного мальчишку подняла жена Славы. Растерла по личику слезы и отошла подальше от цифры.

– Похоже на микроволны, – сказал все тот же безымянный парень.

– Что? – Владимир нахмурился.

– Давайте попробуем взглянуть на происходящее холодным взглядом.

– Я забыл твое имя, – невпопад заявил Владимир.

– Артем.

– Ты шаришь в этом, Артем?

– Ну, – протянул тот, – я бы не сказал, что прям шарю, но давайте исходить из фактов. Эта штука, – он указал на цифру. – Она ведь рукотворная. Она считает нас. А полукруг – это опасная зона. Котел. Как в классиках. Стало быть, где-то установлены какие-то пушки. Они лопнули, – Артем огляделся. – Извините. Я немного не в себе. Мне трудно подобрать слова. Словом, то, что произошло – следствие какого-то оружия. Я полагаю, что тут какие-то микроволны.

– Что нам это дает, Артем?

– Если мы найдем источник, то сможем выбраться. Должны стоять какие-то пушки, направленные именно в котел.

– Зачем им это делать? – спросила пухлая девица в чересчур узком платье.

– Да разве это важно сейчас? – сморщился Артем. – Какой-то гребаный эксперимент. Ты что, не смотрела «Королевскую битву»? Сейчас более интересно, почему именно восемь.

– Одиннадцать, – поправил Антон. – Сначала было одиннадцать.

– Да, – кивнул Артем. – Теперь восемь. Минус три, – он прокашлялся. – Минус Вадик, его отец и…

– Минус Игорь, – помог Владимир, перехватив взгляд жены, стоявшей рядом с ошарашенным Захаром.

Вернулись близнецы.

– Нет там ничего, – сказал один из них. – Вентиляцию тоже забыть можно. Там труба простая.

– Что с телефонами? – спросил Антон. – Есть у кого-нибудь связь?

Гости поочередно качали головами, заглядывая в телефоны.

– Твою мать! – пробормотал Владимир. Он медленно подошел к столу. В абсолютной тишине было отлично слышно, как водка наполняет стакан. Налив половину, он схватил и выпил одним духом. Водку с трудом удалось удержать в себе. – Ну, что? Будем искать пушки?

Как выглядели эти самые пушки, никто толком и не рассказал. Все искали хоть что-то, пытаясь справиться с накрывающей паникой, Настя уже целый час осматривала кирпичную стену, шаря по ней телефоном с включенным фонариком. Взгляд то и дело притягивал опасный полукруг с кровавым месивом по центру.

Задумавшись, она посмотрела на светящуюся цифру, затем на стоявшее неподалеку от нее инвалидное кресло.

Цифра точно переместилась вперед. Час назад погибшие лежали под ней, а теперь находятся немного за.

Убрав смартфон, девушка осторожно подошла к молчаливой старушке, поставив по пути стул на границе с «котлом». Если ей показалось - стул станет доказательством.

Самую пожилую гостью торжества оставили особняком. Склонив голову на бок, красными влажными глазами она смотрела на переливающиеся останки родственников. Сухие бесцветные губы дрожали.

В нос ударил едкий запах дерьма.

– Блин… Бабуля, – Настя нахмурилась, удрученно вздохнув, и огляделась по сторонам. Никто не обращал внимания на беспомощную родственницу. Отставили в сторону, как поломанную табуретку, поближе к мясорубке.

Девушка взялась за потертые ручки инвалидного кресла и откатила его к противоположной от огненной цифры стене.

– Спасибо, доча, – старушка прихватила ее ладонь своими трясущимися шелковыми на ощупь пальцами. Голова ее часто закачалась. – Спасибо.

С отвратительным чувством Настя в очередной раз вздохнула, решив продолжить поиски. Она не могла и не хотела ничего говорить, как-то успокаивать старушку, потому что та и так всё прекрасно понимала. Всё, что бы Настя ни сказала ей – было бы пустой банальностью приличия ради. Зачем?

Давясь тяжелыми мыслями она наткнулась на Антона, копошащегося в подсобке.

– Эй, - она прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди.

Сидя на корточках перед стеллажом, Антон развернулся и виновато улыбнулся. Будто бы Настя могла упрекнуть его в том, что он втянул ее во все это.

– Ты как? – конечно, он уже протрезвел, но глаза были красные, а взгляд ничего не выражал. Хотел еще что-то сказать, но успел только состроить болезненную гримасу.

Настя перебила его.

– Чья это бабушка? – она указала в зал через плечо.

– Эм… Юльки. А что?

Настя сжала губы. Юлька, потерявшая отца и мужа, вряд ли сейчас чем-то поможет.

– Она там это… Под себя наделала. Черт знает, сколько мы тут еще проторчим. Ее б помыть.

– Чего? – опешил Антон.

– Помыть нужно, – оглядываясь по сторонам, повторила Настя.

– Я-то тут причем?

– Не причем. Как и я. Сказать, может, кому из родственников? Жалко ее. – Настя развернулась, намереваясь пойти еще куда-нибудь, сделать что-нибудь бессмысленное.

За спиной чем-то грохнули. Настя обернулась. Двое парней – она, хоть убей, не могла вспомнить их имен – снова пытались разбить стульями стекла. Ни одна попытка не принесла хоть сколько-нибудь полезного результата. Стулья отскакивали, не оставляя даже трещины в прозрачном полотне, а однажды едва не попали в проходящую мимо молодую мать с ребенком на руках.

– Ладно, – послышался усталый вздох Антона. – Подожди тут.

– Мне показалось, круг растет, – шепнула Настя, когда парень проходил мимо нее. Их взгляды многозначительно встретились. – Надеюсь, что только показалось. Лучше пока не поднимать панику.

Глаза опять заслезились. Настя шмыгнула носом и прошла дальше в кухню. Настороженный Антон вышел в главный зал.

Собственно кухня была маленькой. Раковина и практически пустой гарнитур – то немногое, что делало из подсобки кухню. Ни тебе холодильника, ни даже электрического чайника. Заглядывая по очереди в шкафчики, Настя не понимала, что вообще ищет. Раздражаясь от тщетных поисков и от ситуации в целом, девушка стиснула зубы и яростно захлопнула очередной ящик.

Что-то металлическое стукнуло о дерево, как будто бы отвалилось.

Настя еще раз выдвинула ящик, обнаружив увесистый железный медальон.

Одновременно разглядывая находку, девушка стала ощупывать невидимые внутренние части мебели. Может, еще что завалялось?

Медальон и на медальон не был толком похож – плоский полукруг с вычеканенными на нем символами. На первый взгляд можно было бы вещицу обозвать оккультной, сатанинской, вот только ни один символ не казался хоть немного знакомым.

Решив поделиться с Антоном, Настя увидела, что тот разговаривает с матерью Вадима. Он сидел перед женщиной на корточках, положив ладони на ее коленку, а их разговор казался тихим, почти интимным.

Женщина сидела за столом, спиной к опасной зоне, которая медленно, но верно продвигалась вперед.

– Теть Надь, пересядьте, пожалуйста, – вкрадчивым голосом уговаривал парень.

Граница снова сместилась, проползла за пару ножек стула, что Настя поставила прямо на ней

– Смотри, что я нашла, – она положила полублин медальона на стол. – Чертовщина какая-то, – с губ сорвался нервный смешок. – Ничего не напоминает по форме? – она покосилась на границу котла.

– Что это? – нахмурился Антон.

Находка Насти, казалось, привела женщину в себя.

– Вадик… – на мгновение оживившийся взгляд опять залили слезы.

– Теть Надь, – Антон перехватывал ее руки, пытаясь успокоить, – пойдемте пересядем.

– Что же это такое…

Настя отступила на несколько шагов, чтобы не мешать Антону.

– Тетя Надя, вставайте, – парень поднялся сам, с опаской поглядывая на границу полукруга.

– Хорошо, хорошо, – шептала женщина. – Плохая вещь, – она вставала со стула, обессиленная, не сводя глаз с таинственного медальона. – Надо от нее избавиться.

Она сграбастала железяку, крепко прижав к сердцу, и совершенно уверенно шагнула прямо в котел.

Не успев сообразить, Антон рванул за женщиной. Настя успела схватить его за рубашку и с силой потянуть на себя.

Женщину подхватило вверх, затем швырнуло к цифре и разорвало на части, будто табуном лошадей, в одночасье сорвавшихся с места.

Металлический блин завис в воздухе и через пару секунд звонко шлепнулся на кровавое месиво.

Настя вцепилась в спину Антона, не в силах отвести взгляд от расползающихся потрохов. Видимо, почувствовав впившиеся в плоть ногти Насти, Антон медленно развернулся к ней и крепко обнял, наконец, выдохнув.

За спиной уже не кричали. Все неотрывно смотрели, как восьмерка медленно превращается в семерку

– Что вы сделали?! – ошарашено спросила Юля за спиной.

– Что? – не сообразила сразу Настя.

– Я видела, что вы с ней разговаривали! Что вы ей сказали?! Что вы сделали?! Антон! – Юля захлебывалась слезами.

– Я просил ее отсесть! – сказал Антон. – Что ты несешь? Ты в своем уме? Эта штука растет, если вы не заметили, – он всех злобно оглядел.

Новость заставила всех вокруг волнительно зашептаться.

Настя потянула Антона к столу. Она спиной чувствовала сверлящий взгляд Юли.

Цифры Часть вторая

Бабушка позвала к завтраку.

На тарелке лежали два вареных, очищенных от скорлупы яйца, кусочек хлеба и пластинка колбасы. Сама бабушка отправилась в зал, кормить маму какой-то смесью.

Дима улыбнулся. Все вновь было хорошо.

*

До обеда он сидел в комнате. В сотый раз собирал тропу с препятствиями для героев «Лего». Бабушка, как ни странно, до сих пор ни разу не накричала на него. Впрочем, он старался лишний раз не выходить из спальни. За дверью гремели ведра, кастрюли, посуда. Разговаривали герои какого-то фильма.

Внезапно из-за зала донесся мамин голос. Она коротко вскрикнула. Дима резко встал и подошел к двери. Прислушался. Бабушка занималась чем-то на кухне. Наверняка она даже не слышала.

Дима приоткрыл дверь и посмотрел в сторону зала.

Мама стояла спиной к нему, у самого входа. Она расправила руки, будто изображая самолет. Потом она сделала неуклюжий шаг назад.

Диме захотелось кликнуть бабушку, но голос не слушался. Он осторожно вышел из комнаты.

– Мама?

Мама повернулась и улыбнулась. На мгновение Диме даже показалось, что в чертах ее промелькнуло что-то знакомое. Что-то от той мамы, которую он любил, в которой души не чаял. Ну повернулась ведь! Улыбнулась ведь!

В следующий же миг он увидел двух жуков, семенящих по предплечью. Один из них, будто поняв, что за ним наблюдают, скрылся в растрепанных волосах. Мама раскрыла рот и там, в его темноте что-то перелилось в тусклом свете. Что-то черное, как смола, что-то живое.

Дима попятился и едва не сбил с ног бабушку.

– Оля?

Дима взвизгнул и спрятался за бабушку.

– Оля, что ты делаешь?

Она подошла к маме схватила за плечи. В следующее мгновение мама вцепилась зубами в шею бабушки. Та закричала. Из раны хлынул кровавый ручей. Белая блузка мгновенно пропиталась вишневым. Бабушку затрясло. А мама рычала, не ослабляя хватки. Из волос выбежали несколько жуков и забрались за воротник.

Наконец они обе рухнули на пол. Бабушка пыталась кричать, но из горла ее доносились лишь булькающие звуки. Через несколько секунд и их не стало слышно. Бабушка замерла.

Дима почувствовал, как по штанине вниз расползается теплое мокрое пятно. Он бы и закричал, если бы смог, но горло сдавило чудовищным ужасом. Он не мог дышать.

За спиной находилась дверь, но он знал, что бабушка всегда вынимает ключ из скважины, чтобы он, Дима, не выбежал в подъезд.

По полу растеклась огромная черная лужа. Мама оторвалась от шеи бабушки и хищно уставилась на Диму.

Наконец его прорвало. Он завопил и бросился к ближайшей двери – на кухню. Однако он тут же сообразил, что загоняет себя в тупик. Он обернулся. Мама пыталась встать, но несколько раз рука ее скользила в кровавой луже, и она снова падала.

Внезапно она перестала двигаться.

Дима тоже замолчал.

Из рукавов выбежало несколько десятков жучков. Они стали ползать по маминому лицу.

Несколько невыносимо долгих минут он смотрел на два неподвижных тела.

Внезапно рот мамы открылся и из него показался черный язык. Дима лишь через минуту, когда отросток отделился ото рта и пополз по щеке вниз, понял, что это не язык. Эта штука сидела в маме.

Отросток сполз на пол и направился к бабушке. Он был похож на червя – склизкий, черный и круглый. Но и двигался он так же медленно. Дима вспомнил, как бабушка раздавила одного из них тапком, но не решился подойти ближе.

Червь подобрался к бабушке. Он заполз на руку, затем взобрался выше и через мгновение исчез во рту.

Телефон! Нужно позвонить папе! Нет, не папе – спасателям. Папа наверняка не услышит звонка у себя на работе. Там слишком шумно – он много раз говорил об этом.

Бабушка дернулась.

Дима снова вскрикнул, но уже тише.

Где телефон? Он огляделся. На столе на кухне его не было, как и кухонной плате. Она поставила его заряжать! Она всегда так делает! Нужно или нет, если она не разговаривала, то всегда заряжала. А зарядка в зале. Для этого нужно пройти через два тела.

Бабушку снова дернуло, а через мгновение она открыла глаза.

Дима вскрикнул и побежал, но тут же поскользнулся в луже крови и упал прямо на бабушку. Он почувствовал, как цепкая рука схватила его за запястье. Он завопил так, что в горле отдалось острой болью. Бабушка, судя по всему, еще не пришла в себя окончательно и удержать внука у нее не получилось.

– Помогите! – закричал он и тут же закашлялся.

Он ударил бабушку по лицу и вырвал руку.

Телефон и вправду лежал на стенке. Дима схватил его и рванул в комнату родителей.

Играя в прятки с мамой, он частенько зарывался в ворохе одеял в полке кровати. Бабушка не знала об этом его месте. Может, она не сумеет найти его? Нужно перестать плакать. Нужно вспомнить адрес. Он ведь должен назвать адрес, когда дозвонится спасателям.

Он хлопнул дверью и оббежал кровать. Дыхание обжигало горло. Дима никак не мог надышаться. Воздух входил громко и не менее громко выходил. Каждый вдох давался с трудом. Он выдвинул полку и едва не вскрикнул, увидев на одеялах с десяток мертвых жучков. Во всяком случае он надеялся, что они были мертвыми.

Он лег в полку и потянул за бок кровати. Наконец он утонул в темноте. Он нажал на кнопку телефона сбоку и посмотрел на экран. Оказывается, он испачкал руку в крови, пока боролся с бабушкой. Теперь сенсорная панель никак не реагировала на команды. Он вытер экран одеялом.

Папа или спасатели?

Из глубины дома послышались шаги и рычание бабушки.

– Ты где? – голос у нее был таким, будто говорить она научилась лишь несколько минут назад. – Ты где, маленький негодяй?

Дима набрал номер папы.

Гудки были слишком громкие. Наверняка бабушка слышала их. По крайней мере, как только прозвучал первый, она ускорила шаг, и топот ее ног стал отчетливей.

– Ты где, мелкий сученыш? Выходи! Ты наказан.

– Да? – грохот с папиной работы был слышен, наверное даже у соседей.

От резкого удара раскрылись двери. Бабушка замерла в проходе.

Дима сбросил звонок, и едва не вскрикнул, когда телефон завибрировал в руках. Мальчик мгновенно сбросил звонок и выключил звук.

– Бабка никуда не годится, – раздался скрипучий голос. – А я давно отвык от этого. Тебе все равно не убежать. Я сделаю это быстро. Тебе даже не нужно будет умирать, мальчик. Выходи. Потом будет хуже.

Дима нажал на микрофон, отправляя голосовое сообщение.

– Мамаша сломана. Она – труп. Бабка долго не протянет. Истекает кровью. Но мне хватит. Выходи лучше сам. Обещаю, что не стану убивать тебя.

Бабушка стукнула кулаком в дверь шкафа. Послышался рык.

– Как вы живете? Животные. Зачем позволяете мучить их? Выходи, сученыш. Выходи сейчас же. Или наказания твоей старухи покажутся тебе блаженством.

Дима отпустил кнопку и посмотрел на экран. Серые галочки тут же стали синими – папа слушал сообщение. На всякий случай Дима снова нажал на микрофон.

– Я хотел зайти в самца. Он сильный. Но не смог ничего сделать – самка сломана. Мне нужен другой храм.

Дима набрал одно единственное слово: «Помоги». Затем нажал на кнопку «Отправить». Телефон тихо пискнул, объявляя, что сообщение дошло.

*

Андрей орал на водителя такси, но тот наотрез отказался превышать скорость. Мало того – он вроде как специально ехал медленнее, и даже не попытался войти в положение.

Он, конечно, первым делом позвонил в полицию. Наряд послали еще двадцать минут назад, но если полицейские окажутся такими же остолопами, то все пропало.

Ну почему он не поверил? Ведь были все знаки! Димка кричал ему об этих чертовых жуках. А новости из курортного городка? Сама Оля – разве она не была живым доказательством, что происходит чертовщина?

О том, что при устранении последствий завала обнаружили старинный храм, не говорили разве только из утюгов. Не поверил. А что еще нужно было? Местные тут же вспомнили легенду о том, что места эти плохие. Что все вокруг нужно сжечь – не поверил. Не поверил и сыну, положившись на тещу.

– Да дай ты газу! – завопил он в ухо таксисту. – Я тебя убью, если мы по твоей вине опоздаем.

Голосовое сообщение привело его в ступор. Он выбежал из цеха, никого не предупреждая. Но теперь терял драгоценные секунды из-за упрямого осла-водителя.

Возле подъезда стояли несколько машин «скорой», труповозка и три полицейские.

Андрей едва не вскрикнул, увидев Димку, сидящего на переднем сидении полицейской машины. Он выскочил наружу и бросился к сыну.

Пробежал миму двух, накрытых простынями тел. Схватил ребенка и прижал к себе.

– Прости меня! Прости меня! Прости меня! Прости меня! Прости меня! – он целовал Димку едва не задушил в объятиях. – Все хорошо?

– Все отлично, – Димка улыбнулся и чмокнул папу в колючую щетину.

– Отлично? – спросил Андрей.

Серьезно? Отлично? Он посмотрел на окровавленные тела жены и тещи – он был уверен, что под квадратами ткани лежали именно они, – и перевел взгляд на сына. Из уха мальчика тонкой струйкой тянулась нитка крови. Он растер ее по щеке и прижал Диму покрепче.

– Все хорошо, – пробормотал он.

Дима улыбался.

Но в больнице мама изменилась.

Ее лицо исчертили линии. Две под глазами оттеняли широкие скулы, делали еще шире, будто мама потолстела на больничных обедах. Две полоски появились между неухоженными бровями. Кожа на щеках стала сухой, рыхлой, как кожура лимона. Лоб лоснился жиром.

Сначала Дима списал первое впечатление на тусклый свет лампочки, которой было необходимо время, чтобы нагреться. Но из-за маминой спины показалась голова папы. Он весело подмигнул мальчику и поставил пакеты с мамиными вещами на пол. Папино лицо ни капли не изменилось в плохом освещении.

Коляска с трудом протиснулась в дверной проем. Папа закрыл дверь. Из кухни вышла бабушка в фартуке с половником в руке.

– Приехали, значит, – она подошла к маме, согнулась и погладила безжизненную руку. – С возвращением, милая.

Мама продолжала смотреть на Диму.

– Поздороваться с мамой не хочешь? – спросил папа.

Мальчик остался на месте. Несмотря на частые визиты в больницу, до него только сейчас дошло, что мама теперь всегда будет ездить в кресле. Он, конечно, и раньше понимал это, но пока мама была в больнице, все было понарошку, что ли. Ему казалось, что все наладится, стоит ей оказаться в квартире. Они снова будут вместе рисовать, смотреть мультфильмы, учиться читать, играть в догонялки и прятки. Он научился забираться на верхнюю полку шкафа, и мама никогда не найдет его там, тогда как сам он знал все места, где можно спрятаться.

Дима боязливо шагнул к коляске, но через секунду развернулся и побежал в свою комнату. Из глаз хлынули обжигающие слезы.

Папа зашел через минуту. Он остановился в дверном проеме и какое-то время смотрел на Диму.

– Сынок, – он подошел и сел рядом на краешек кровати и погладил мальчика по голове. – Ну, ты чего?

От папиных слов в носу защипало. Дима обнял его и прижался ухом к животу.

– Я знаю, что ты… не это хотел увидеть. Но маме сейчас очень плохо. И ты должен поддержать ее. Поверь, она очень скучала по тебе и очень расстроится, если ты станешь убегать от нее. Ты ведь любишь маму?

– Да, – Дима шмыгнул носом и кивнул.

– Тогда пойдем.

Папа встал и потянул мальчика за руку.

Бабушка стояла возле мамы, когда они вышли. Она улыбнулась, прищурившись.

– Ну вот. Пойдем к нам, зайчик.

Дима терпеть не мог, когда его называли зайчиком, но все равно шагнул вперед. На мгновение ему вновь показалось, что мама смотрит со злобой, но он тут же отмахнулся от этой мысли. На глаза навернулись слезы, но на этот раз от радости. К ним примешался стыд за некрасивый поступок.

– Мама, – выдавил он и бросился к коляске.

– Тише, – бабушка остановила его. – Аккуратней.

Дима подошел сбоку и прижался маме. Вокруг нее клубился едва уловимый запах мочи и лекарств. Нос не щекотало как раньше ароматами духов и шампуня.

– Ну вот, – подвел итог папа. – А теперь за стол.

*

Дима плохо помнил тот день, когда с мамой приключилась беда. Осталась в памяти разве что реакция папы. Он держал мальчика на руках, не выпуская. Следил, чтобы тот не приближался к яме. Папа хотел спуститься, помочь, но не мог. Боялся, что Дима останется один. А телефона у него не было.

Мама любила фотографировать. В отпуске она снимала Диму с папой со всех возможных ракурсов. Телефоны лежали в ее сумочке, когда она сошла с едва заметной тропинки. Она попросила папу взять мальчика на руки, хотела запечатлеть красивый закат.

Яма походила на пасть чудовища. Никто так и не узнал, была ли эта пасть разверзнута, или образовалась: потому что мама наступила на нее. Не пяться она, глядя на сына с мужем, все обошлось бы. Но произошло то, что произошло.

Мама провалилась совершенно беззвучно. Уже из дыры в земле послышался ее крик и последующий за ним удар. С таким звуком разбивается об асфальт арбуз. Крик мгновенно захлебнулся нахлынувшей волной тишины. В воздух поднялось облако пыли, шурша, посыпалась земля, а затем провалился и камень, на котором мама стояла минуту назад.

Папа осторожно приблизился к черному провалу и посмотрел вниз. Диме приближаться настрого запретил. А мальчик, осознав, наконец, что произошло, испугался и стал вопить, и даже подошедший папа не смог успокоить его.

Все, что было потом, врезалось в память осколками. Из черной глотки в земле раздался вопль мамы.

Кричали все трое: испуганный Дима, мама из ямы и папа, зовущий на помощь. Рядом никого не оказалось. Он поставил мальчика, хотел спуститься, но снова не решился.

Спустя несколько бесконечно долгих минут бега они, наконец, встретили туристов, молодую пару, прогуливающуюся тем же маршрутом.

Потом ждали спасателей. Папа попробовал спуститься вниз, но край ямы осыпался, делая черную пасть еще шире. Спасатель позже сказал папе, что это хорошо, что он не стал спускаться. Маму нельзя было двигать.

После этого прибыли полицейские, спасатели и «скорая». Маму доставали с помощью лебедки, поэтому ждать пришлось долго.

Домой они вернулись без мамы. Она сломала позвоночник, и долгие переезды могли убить ее. Еще несколько месяцев она провела в местной больнице. Дима навещал ее, но, если быть честным, не очень любил такие дни. Мама ни на кого не реагировала. Нет, она всех узнавала и даже могла разговаривать, но стала другой. Отстранилась и от Димы, и от папы.

Мальчик еще тогда заметил, что эта новая мама пугает его, но до приезда ее домой списывал все на обстановку, если вообще задавался этим вопросом.

*

Бабушка кормила маму с ложки. Сначала сминала картофелины, смешивала с подливкой в тарелке, затем проталкивала в мамин рот. Подбадривала. Однако та все время выталкивала пюре языком и даже не пыталась жевать.

– Ну, что ж ты? – бабушка качала головой. – Ты ведь ела в больнице уже нормально.

Папа молчал. Дима сидел, потупив взор. Время от времени смотрел на кресло, занимающее добрую половину кухни, но тут же отворачивался. Мама сверлила его бесцветными глазами. В них не было ничего. Пустота и кромешная тьма.

– Я… – выдавила мама хрипло. – Я не голодна.

– Ну как же так? – запричитала бабушка. – Ты ведь не ела сегодня.

Мама сжала зубы и не разжимала, пока бабушка держала ложку перед ее лицом. Губы сжались в тонкие фиолетовые нити.

– Ну, как хочешь, – бабушка тщательно растерла салфеткой по подбородку мамы кашу.

– Я думаю, что нужно время, – сказал папа. – Ведь так? – обратился он к маме. Тебе нужно привыкнуть. Но не есть ты тоже не можешь. Мы могли бы для начала есть отдельно. Как ты считаешь?

– Я не голодна, – сказала мама.

– Хорошо. Я накормлю тебя чуть позже. Включить тебе телевизор или посидишь с нами?

– Телевизор.

Папа встал.

*

От сквозняка в зале пузырились шторы, но Дима все равно уловил едва заметный запах мочи. Кресло мамы стояло посреди комнаты. Телевизор работал громче обычного. На экране скандалили герои какого-то сериала.

Квартира казалась пустой, после того как папа убрал все, что могло помешать свободному передвижению коляски. Раньше в центре зала сидел на ковре Дима. Сейчас ему пришлось ютиться на старом, потертом диване. Ковра больше не было, как и журнального столика. Вторую половину дивана занимала бабушка. От нее тоже неприятно пахло. Переезд не вывел из нее запаха. Скорее бабушка привезла с собой свой собственный и заражала им квартиру. Он был сухим и резким. Так пахнет из шкафа, в котором хранятся старые вещи.

Помимо того, что мама могла немного поворачивать голову, она шевелила пальцами. Доктор – добрый пузатый дядька, угостивший Диму при встрече в больнице желатиновыми мишками, – сказал, что это хорошо; что мама со временем сможет, если не ходить, то хотя бы двигать верхней частью тела.

Сидя перед телевизором, мама шевелила пальцами. Бабушка светилась от радости, глядя на это.

– Мама, не оставляйте ключи в замке – Димка выйдет. – В зал зашел папа, уже одетый на работу. – Ты слушай бабушку. Никакого нытья. Помогай. С мамой тоже сиди. Спать вовремя. Еще час и в кровать. Понятно?

– Да, – Дима кивнул.

– Ну, иди сюда. Обними папу.

Дима мазнул губами по папиной колючей щеке и стал ждать у двери. Папа поцеловал маму, закинул сумку на плечо и вышел.

После несчастного случая он стал работать по сменам. Уходил на целые сутки, возвращался, спал пару часов и вставал. Иногда уходил на ночь, как сегодня. Диме он объяснил как взрослому, что нужно использовать любой подходящий случай, чтобы заработать. Особенно сейчас, когда им так нужны деньги. Пока мама была в больнице, Диме приходилось ночевать у бабушки с дедом. Сейчас, – по крайней мере, на первое время – бабушка переехала к ним.

Зайдя в зал, Дима увидел, что мама держит руку над подлокотником. Невысоко, сантиметра три, может пять, но все-таки. А еще она рычала. Наверное, ей давалось это с огромным трудом.  Присутствия сына она не заметила, и Дима какое-то время смотрел. Ждал, что произойдет дальше. Но мама, увидев, наконец, его, опустила руку. Какое-то время они продолжали смотреть друг на друга. Уголки губ ее поползли кверху, обнажив короткие, ставшие серыми зубы. Из носа потекла рубиновая нитка.

Дима вдруг снова подумал, что она никогда не смеялась вот так, одними губами. В улыбке не оставалось ничего от прежней мамы. Что-то изменило ее там, в больнице. Или еще раньше. В голове раздался страшный вопль, которым разразилась мама в провале, когда они с папой пытались спасти ее. Она не от боли вопила. Во всяком случае, не только от боли.

Он бросился в свою комнату, едва не сбив бабушку с ног. Уже закрывшись, он услышал беспокойные возгласы.

Он так и стоял, выпучив глаза на дверь. Пытался сообразить, правда ли мама сошла с ума. Потом вошла бабушка, прижимая телефон к уху плечом. Молча указала на кровать, кажется, совершенно забыв, что папа говорил еще десять минут назад. Дима, вопреки обыкновению, спорить не стал и потянулся к пижаме, сложенной на стуле.

*

Его разбудили стоны мамы. Дима открыл глаза и уставился на порезанный на части перистыми облаками огрызок луны в стеклянном квадрате окна. Он тут же вспомнил, что случилось, и натянул одеяло до подбородка. Заскрипели тяжелыми шагами половицы в зале. Бабушка что-то недовольно бормотала себе под нос. Под дверью зажглась полоска желтого света.

Ему захотелось в туалет. Он встал, стараясь не шуметь.

Глухо стонала мама. Бабушка старалась успокоить ее. Яркий свет ослепил Диму, стоило открыть дверь. Мама тут же затихла.

– А ты чего это не спишь? – возмутилась бабушка.

– В туалет, – ответил он.

Мама снова улыбалась своей холодной безразличной улыбкой. Дима, побежал к ванной, чтобы не смотреть.

Вернувшись в кровать, он долго лежал, глядя на то, как пальцы теней ползают по потолку. Он пытался убедить себя, что мама вовсе не изменилась. Что она просто хочет быть дружелюбной с ним. Папа что-то рассказывал о лице. Говорил, что после несчастного случая мама разучилась управлять им. Значит, она все еще любит его. Она не может улыбаться так, как делала это раньше, но все равно старается.

Дима больно ущипнул себя за то, что подумал о ней плохо.

*

Мама уснула лишь к утру, и Дима, время от времени просыпавшийся под ее тревожные стоны, чувствовал себя сонной мухой. Бабушка запретила включать телевизор после завтрака. Сама она прилегла на диван, а мальчика отправила в комнату поиграть.

– Только не шуми. Папа и мама спят. Маме больно спать на мягкой кровати.

Было до слез обидно. Еще до несчастного случая папа обещал, что купит еще один телевизор в комнату Димы, но видимо совсем забыл об этом. Приставка пылилась уже несколько месяцев без дела. Интересно, бабушка поместится в его кровати? Спрашивать он, конечно, не стал.

Он собирал крепость из блоков «Лего», когда внимание его привлекло движение возле двери. Дима насторожился. Он встал и приблизился к проходу.

На полу разлилась клякса. Ее черный глянец переливался в лучах летнего солнца. Мальчик посмотрел на потолок, пытаясь отыскать, откуда она взялась, откуда капнула, но ничего не обнаружил.

Он вытянул руку и прикоснулся к черному пятну. Оно оказалось гладким и скользким, будто желе. Дима понюхал палец, но никаких запахов не было.

Внезапно клякса передвинулась. Один из ее многочисленных концов вытянулся, обратившись в нитку, а затем потянул всю кляксу за собой.

Дима взвизгнул и попятился к кровати.

– Ба!

Клякса передвинулась на несколько сантиметров и замерла, словно прислушиваясь.

– Баба!

Диван в зале жалобно застонал пружинами. Бабушка ворчала.

– Чего ты кричишь? – зашипела она.

Дима указал на кляксу.

– Что это? – она нахмурилась, подошла ближе, но клякса неожиданно быстро переместилась вбок. – Господи!

Бабушка начала неуклюже бить носком тапка, пытаясь раздавить неведомое насекомое. Наконец, ей это удалось. Клякса лопнула, и по комнате тут же разнесся кислый теплый запах.

Дима подошел ближе, разглядывая лопнувшую диковинку. Изнутри она оказалась розовой как сырое мясо. Под ней образовалась багряная лужица крови.

– Она что… – бабушка не договорила.

Она вышла из комнаты и вернулась через минуту с бумажным полотенцем. Собрав останки кляксы, долго рассматривала их.

– Черт его знает, - пробормотала она. – Откуда оно вылезло?

Дима указал на дверь. Бабушка, кажется, не поверила. Она взглянула в коридор, приблизилась к двери и, остановившись в проеме, сосредоточенно изучала пол. Так ничего и не сказав, вышла.

*

Папа был не в настроении весь день. До вечера  он сидел с телефоном на диване и не обращал внимания на сына. На все просьбы погулять или сыграть с ним, болезненно морщился. Впрочем, он и с бабушкой разговаривал раздраженно. Спокойным, но твердым голосом попросил ее не запрещать Диме играть в видеоигры. Мальчик радовался, но в то же время понимал, что об играх можно забыть, как только папа выйдет из дома.

Мама молчала. В обед Дима хотел рассказать ей, чем привык заниматься за то время, пока она была в больнице, но безразличие в бесцветных глазах отсудили пыл. Бодро начатая история уже к середине повествования стала такой же бесцветной. Дима понял, что ей не интересно, увидев, что взгляд ее прикован к экрану телевизора, на котором разгоралась какая-то ссора между персонажами.

Мальчик оборвал рассказ на полуслове и пошагал к кухне. Он надеялся, что мама остановит его, спросит хоть что-нибудь, но этого не произошло.

За весь день он так и не вышел из дома. В спальню мальчик плелся, с трудом сдерживая слезы обиды. Папе кто-то позвонил, и он уже пятнадцать минут курил с телефоном на балконе. Бабушка же была непреклонна. Она и слышать ничего не хотела. Ворчала что-то о том, как в ее времена дети делали то, что велено – кажется, она злилась за папину отповедь.

– Поцелуй маму и марш в постель, – строго сказала она, уперев покрытые рыжими пятнами сухие руки в бока.

Мама не отвела взгляда от телевизора. Дима беззвучно мазнул по ее щеке губами и поплелся к себе.

Уже на входе вспомнил странную кляксу. Включил свет и стал шарить взглядом по углам, пытаясь найти еще одно неведомое насекомое. Ничего не обнаружив, он заглянул под кровать.

Папа зашел с балкона.

– Черти что творится, – он приблизился к маме.

Дима застыл в дверях. Он знал, что подслушивать было подлостью, но не смог удержаться.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил папа, присев напротив маминой коляски.

Если мама и ответила, Дима ничего не услышал. За ее спиной стояла бабушка.

– Что-то случилось? – спросила она. – Это с больницы звонили? Так поздно?

– Не с больницы, – устало ответил папа. – Но насчет больницы. Там что-то не то. Что-то с пациенткой случилось. Они в одной палате лежали. Завтра нужно на обследование. Вы съездите? Если я снова возьму себе отгул, меня точно вышвырнут. Лето – все в отпуске.

– Да, конечно.

– А где Димка?

Дима, услышав свое имя, бросился к кровати.

Папа зашел с хитрой улыбкой в глазах.

– Подслушивать не очень красиво. Ты ведь знаешь об этом?

– Я не… – Дима сглотнул.

– Не обманывать. Мне кажется, что мы уже проходили это. Одно дело нашкодить, и совсем другое – обманывать, – папа сел рядом. – Взрослые могут видеть, когда дети врут. Когда ты станешь большим, и ты сможешь. Поэтому просто признайся и неприятностей будет куда меньше.

Папа схватил Диму и стал щекотать. Мальчик восторженно взвизгнул.

– Маленький шпион. Слушал?

Папа замер, и Дима потупил взор. Стало стыдно, хотя он и не мог понять, от чего. Почему папа скрывает от него что-то? И разве это не обман?

Дима кивнул, спрятав взгляд.

– Извини.

– Это ты меня извини, – папа провел шершавыми теплыми пальцами по щеке. – Работа выматывает меня. Я просыпаюсь уже уставший, и какое-то время мне нужно на то, чтобы прийти в себя. Послезавтра, когда я высплюсь, мы пойдем гулять. Я, ты и мама. Хорошо?

– Обещаешь?

– Обещаю, – он запустил пальцы в волосы мальчика. – Поедим мороженого. А теперь спать. Папе тоже нужно. Завтра утром на работу.

– Можешь посмотреть под кроватью жука?

– Жука? Какого жука?

Дима вскочил и стал прыгать на кровати.

– Бабушка убила его. Большой, – он развел пальцы в стороны, но, сообразив, что такого огромного испугалась бы даже бабушка, свел обратно. – Вот такой.

Папа наверняка не поверил, но все равно отбросил одеяло и заглянул во тьму под кроватью.

– Тут ничего нет. А теперь ложись.

Дима засыпал с хорошим настроением.

*

В холодном больничном свете лицо мамы казалось неживым. Однажды Дима был с родителями в музее восковых фигур. Издалека статуи выглядели как настоящие люди, но стоило приблизиться, как в глаза бросалась их мертвая неподвижность. Это пугало мальчика.

Мама смотрела на Диму такими же неподвижными глазами, в которых застыла сама жизнь. Как и в тот раз в музее, мальчику казалось, что стоит ему отвернуться, как они сдвинутся, что в них что-то изменится. Появится что-то нехорошее, до оторопи пугающее.

За все утро она не произнесла ни слова. Молчала даже когда бабушка что-то спрашивала. Она отрешенно позволила одеть себя, посадить в кресло, выкатить на лестничную площадку, загрузить в микроавтобус такси.

Они сидели у двери в кабинет врача. Маму уже осмотрели, но, кажется, ничего необычного не нашли. Бабушка выкатила кресло в коридор, а сама вернулась, оставив Диму и маму наедине.

Сначала он пытался что-то рассказать, но, как и вечером, поняв, что его никто не слушает, остановился.

Внезапно с лицом мамы что-то произошло. Обтянутая лоснящейся кожей скула вспучилась и тут же снова приняла прежнее положение. Дима оцепенел. Он смотрел, не отрываясь, но больше ничего не происходило. Только мама вдруг снова улыбнулась своей жуткой улыбкой, обнажив ряд глянцевых серых зубов.

– Мама? – тихо спросил Дима.

– Я хочу домой, – глухо сказала она.

– Бабушка сейчас выйдет.

– Я хочу домой, – повторила мама. – Домой.

Она подняла руку над подлокотником. Голова ее затряслась. Мама стала громко дышать. Через нос, со свистом втягивая и выпуская воздух. Казалось, она смотрела на Диму с неприкрытой злостью, словно тот мог как-то повлиять на то, как скоро выйдет бабушка.

– Я хочу домой.

Дима попятился. Из носа мамы вновь потянулась нитка крови, а через мгновение из ноздри показалось что-то черное, глянцевое. Переносица вздулась, и на грудь упала клякса. Чуть меньше той, что Дима видел вчера, но более подвижная. Она вытянула каплю ножки и потянула тело вверх. Вскоре она исчезла в воротнике.

– Домой! – прорычала мама. – Домой!

Дима не выдержал и закричал.

Через секунду в коридор выбежала разгневанная бабушка.

– Что ты тут устроил? – рявкнула она злобно.

Дима, захлебываясь слезами, указал на маму.

– Что? – бабушка с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. – Ты можешь хоть минуту посидеть спокойно? Одну минуту! Разве я многого прошу?

– У нее там жук, – выдавил Дима.

– Какой жук? – бабушка схватила его за руку и больно стиснула. – Не позорь меня! Домой приедем и там я устрою тебе. Еще и отцу скажу, как ты себя ведешь! Сядь! – Она указала подбородком на ряд пластиковых кресел. – Сядь и жди!

– Но мама…

– Сядь, я сказала!

Бабушка все же нагнулась над мамой. Достала салфетку и растерла кровь под носом. Взглянула еще раз со злобой на Диму и скрылась в кабинете.

Через минуту врач снова осматривал маму. Бабушка рассказывала о том, что это не в первый раз, когда у мамы течет из носа кровь.

*

Бабушка злилась всю дорогу домой и без устали сыпала упреками.

– Ты ведь не маленький уже. Через месяц в школу! Такой лоб, а ведешь себя так, будто тебе два года. Я отцу расскажу. Сил нет уже. Мало того, что я носиться с вами должна, так еще и спектакли твои терпеть!

Дима не знал, что такое «спектакли», но понимал, что что-то плохое. От его рассказа о жуке, забравшемся маме за шиворот, бабушка отмахнулась, как от назойливого комара.

– Не выдумывай. Откуда ему там взяться?

– Он вылез из носа.

Дима был готов расплакаться от обиды, но боялся, что разозлит бабушку еще сильнее. Ему не доставало папы. Тот, пусть и был строг, все же не выходил из себя по пустякам. Он бы посмотрел, даже если бы не поверил в слова о жуке.

Мама отрешенно смотрела в окно микроавтобуса такси. Она все больше походила на куклу из музея. Оболочку, в которой спряталось все, что угодно, но только не мама. Словно ей надоело быть собой, и она оставила любую попытку даже казаться дружелюбной. Ее интересовали картинки за окном. Она не могла долго смотреть на что-то неподвижное вроде стены в больничном коридоре или же оцепеневшего лица Димы.

А папа вернется только завтра утром. Вернется и ляжет спать. От этой мысли в носу защипало.

– Ну что опять? – бабушка хлопнула ладонями по коленям и закатила глаза.

– Ничего.

*

Дима стоял возле двери в своей комнате и смотрел на мамин затылок, торчащий над спинкой инвалидного кресла. За последние десять минут голова ее ни разу не повернулась. Дрожащая кисть висела над подлокотником. Тонкие пальцы сжимались в кулак и разжимались снова. Стопа едва заметно дрожала как стрелка компаса.

На кухне гремела кастрюлями бабушка. Он будто нарочно делала все особенно громко. Время от времени доносилось ее недовольное ворчание.

Очень хотелось в туалет, но Диму наказали, и он боялся, что бабушка начнет кричать, увидев его в коридоре.

Внезапно по руке мамы что-то пробежало. Что-то маленькое и черное. Жук резво перебрался из-под локтя на предплечье, сделал несколько витков вокруг кисти и снова скрылся под коротким рукавом футболки.

Дима тихо взвизгнул, но тут же прикрыл рот рукой. Он отошел от двери и залез на кровать. С мамой происходило что-то плохое. Что-то страшное.

Нужно позвонить папе и рассказать ему обо всем. Уж он-то точно поверит. Есть ли смысл идти сейчас к бабушке, которая и без того на взводе?

Он продолжал стоять на кровати до тех пор, пока не почувствовал, что не выдержит и вот-вот обмочит штаны.

*

Связь то и дело обрывалась. Папа звонил через приложение и все время пропадал. Мама ничего не отвечала. Взгляд ее не отрывался от экрана телевизора. Разговора не получилось, и они ушли на кухню.

Бабушка  старательно делала вид, что ничего не произошло. С Димой разговаривала так, словно они были лучшими в мире друзьями. Впрочем, она не отходила от мальчика ни на шаг, а когда тот попытался уйти с телефоном к себе в комнату, не позволила.

– Когда ты приедешь? – Дима старался сдержать слезы, но получалось с трудом. К горлу подкатил ком и мешал дышать.

– Ты уже спать будешь, сынок. Ложись сегодня пораньше, а когда проснешься, я буду уже дома. Хорошо?

Дима кивнул, не в силах выдавить из себя хоть слово.

– Как мама? Ты помогаешь бабушке?

Дима снова кивнул, перехватил строгий взгляд бабушки и покачал головой.

– Папа, приезжай домой, – он не выдержал и расплакался. – Маме плохо.

– Ну чего ты снова выдумал? – бабушка неуклюже улыбнулась. – Все с ней хорошо.

– Нет! – крикнул Дима. – Мама болеет!

Папа нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– На ней был жук.

– Хватит, – бабушка хлопнула ладонью по столу. – Не обращай внимания, – сказала она папе. – Мы вчера увидели какое-то насекомое у него в спальне. Не знаю, что он себе вообразил. Он и в больнице кричать стал.

– Может, мне отпроситься? – спросил папа.

– Не выдумывай. Все хорошо. Никаких жуков. Откуда им взяться?

– Из носа! – не выдержал Дима. – Он вылез из маминого носа!

– Прекрати! Мал еще, чтобы таким тоном разговаривать со взрослыми!

– Папа, приезжай домой, пожалуйста!

Бабушка выхватила телефон из рук Димы.

– Все. Хватит. С мамой все в порядке. Не обращай внимания. Ему просто скучно. Оно и понятно. Ребенок ведь совсем. Чего ж ему сидеть тут?

Несколько минут папа пытался успокоить Диму. Он пообещал, что все проверит, как только вернется домой. Дима, стиснув зубы, кивал.

– Ну все, – бабушка натянуто улыбнулась. – Иди в свою комнату. Нам с папой нужно поговорить. Скоро ужин будет готов, я позову тебя.

Дима остановился в проходе. Они переключились с громкой связи, но он мог слышать голос бабушки даже при громко работающем телевизоре.

– Нет. Ела, но совсем немного. Врачу сказала, да… Не хочет, чтобы ее кормили с ложечки. Ну, и не хочет, конечно, чтобы мы носились с ее подгузниками. Заставлять нельзя, нет. Только хуже будет. Вряд ли это анорексия, но если будет так же продолжаться, то ее госпитализируют. Пока будут наблюдать. На завтра еще раз назначили. Ну а вообще, ей тяжело, Андрей. Тут психология больше, а не физиология.

Какое-то время бабушка сосредоточенно слушала.

– Не выдумывай. Ты ведь взрослый человек. Ладно, Димка. Но ты? И что? Таких мест везде полно. Что, по-твоему, случилось? Нужно было самому поговорить с доктором. Никаких отклонений. Он и сам не поймет, из-за чего такой сыр-бор. Давление в норме, кровь сдали. Если найдут патологии, нам дадут знать. А то, что случилось с этой женщиной… ну, всякое случается. Никаких насекомых. Господи, Андрей! Ты-то хоть не начинай. Я посмотрю, да. Да, напишу.

Дима обернулся и замер, оцепеневший от увиденного.

Мама стояла. Она вытянула дрожащие руки в стороны. Кресло откатилось назад. Колени ходили ходуном, отвыкшие нести такой вес.

– Ба! – закричал Дима.

– Ну что опя…

Она и сама остолбенело уставилась на маму. Полотенце и телефон полетели на пол. Бабушка бросилась в зал. Она подошла к маме и удержала ее за плечи.

– Оля? Оля! Доченька!

Мама повернулась, и Дима увидел залитый кровью подбородок.

– Дима! Дима! Скажи отцу, чтобы ехал домой.

Дима же стоял, боясь сдвинуться с места.

– Дима! – бабушка взвизгнула так, что в ушах зазвенело. – Телефон! Он на полу. Папа еще там. Ой!

Она закряхтела, потому что мама навалилась на нее всем телом, не в силах больше удерживать его вес. Бабушка пятилась к дивану, волоча за собой беспомощную маму.

Дима схватил телефон.

– Папа?

*

Он уснул, обнимая папу поздней ночью, когда санитары вынесли маму на носилках из квартиры. Дима не хотел плакать, но новость о том, что папе снова придется уехать, повергла его в уныние. Уехала бабушка. Уехала, одарив внука испепеляющим взглядом.

Мама пришла в себя еще до приезда «скорой», если вообще теряла сознание. Стоило бабушке усадить ее на диван, как та рассмеялась. Выглядела ее улыбка по-настоящему жутко. Покрытые багрянцем зубы обнажились. Однако Дима понял, что мама счастлива. Бабушка обозвала ее дурочкой, но и сама расплакалась от счастья.

Медики все же забрали ее для наблюдений. Они о чем-то долго разговаривали с папой. Дождались, пока маме не соберут сумку, и уехали.

Дима засыпал под тихое дыхание папы, прижавшись ухом к его животу, на родительской кровати. Впервые с тех пор, как мама вернулась, – спокойно.

*

Два последующих дня прошли незаметно.

Несмотря на обещание, они не гуляли. Папа снова проснулся без настроения и до обеда разговаривал по телефону. Озабоченно объяснил, что занят важными делами.

За обедом Дима рассказал о жуках. Папа слушал внимательно, не перебивая. Даже несколько раз переспрашивал – уточнял. Кажется, он поверил.

Они съездили в больницу. Всю дорогу до автобусной остановки папа крепко держал его за руку.

Мама снова ушла в себя. Взгляд ее был прикован к маленькому экрану телевизора, подвешенному над дверным проемом в палате. Но она говорила, пусть и не отвлекаясь от картинки даже во время рекламы. Сказала, что чувствует себя хорошо, что подтвердил и доктор. Толстый дядя в халате показался Диме не очень дружелюбным. На каждый возглас мальчика он морщился так, будто съел что-то очень кислое. Он сказал папе, что, если все будет в порядке, то маму выпустят уже на следующий день.

Бабушка взяла «выходной», как она выразилась, и была у себя до маминого возвращения.

Весь вечер папа с озабоченным видом просидел за компьютером, на что Дима совсем не дулся. Мальчику разрешили поиграть часок, который, впрочем, растянулся до самого ужина, в видеоигры.

Так же незаметно прошел еще один день.

А вечером они поехали за мамой.

Храм (часть 2)