SPIR20

ЧАСТЬ I (НАЧАЛО)

АВТОР: КИР ГИЛЕС

ЦЕНТР ПЕРЕДОВОГО ОПЫТА НАТО ПО СТРАТЕГИЧЕСКИМ КОММУНИКАЦИЯМ

Центр передового опыта НАТО “StratCom”, расположенный в Латвии (!) — это многонациональная межсекторная организация, которая предоставляет всесторонний анализ, консультации и практическую поддержку альянсу и союзным государствам

По месту (стране) расположения данного института становится всё понятно!

Данный доклад должен был быть, но не обязан, включен в... что-то там официальное)

Стоит отметить, что данный доклад вышел в "свет" (!) в 2015 году...

За 18 месяцев, прошедших после захвата Россией Крыма, западное понимание российских методов ведения информационной войны развилось до неузнаваемости. Из удела нескольких изолированных специалистов изучение использования Россией информационного инструмента превратилось в мейнстрим. В ряде превосходных расследований подробно рассматриваются идеологическое обоснование и концептуальные основы российского подхода к информационной войне[1]. Появился значительный объем исследований, подробно описывающих оперативные меры, применяемые Россией[2].

Вызов российской информационной войны — это не статичная ситуация, а развивающийся процесс. Российский подход эволюционирует, развивается, адаптируется и, как и другие российские оперативные подходы, выявляет успехи и закрепляет их, и, наоборот, отказывается от неудачных попыток и идет дальше. В результате не следует ожидать, что Россия будет вести последнюю войну, когда в следующий раз решит использовать компонент информационной войны в новом конфликте. Другими словами, те страны или организации, которые считают, что понимают российскую информационную войну на основе текущих исследований, и готовятся к видимым на данный момент угрозам и возможностям, устарели и будут в очередной раз удивлены тем, что произойдет дальше. Поэтому в данной статье рассматриваются не только некоторые концептуальные основы российского подхода к информационной войне, но и новые разработки, которые до сих пор не получили широкого освещения в открытых источниках, а также их потенциальные последствия для следующей волны информационного противостояния с Россией.

[1] В том числе, в частности, Ульрик Франке в работе “Война невоенными средствами: Понимание российской информационной войны”, отчет FOI FOI-R--4065--SE, март 2015

[2] Вот несколько недавних примеров: Павел Кошкин, «Парадокс кремлевской пропаганды: как она пытается завоевать сердца и умы», Russia Direct, 02апреля 2015 года, http://www.russia-direct.org/analysis/paradox-kremlin-propaganda-how-it-tries-win-hearts-and-minds; Бен Ниммо, «Анатомия информационной войны: Как работает российская пропагандистская машина и как ей противостоять», CEPolicy.org, 15 мая 2015 года, http://www.cepolicy.org/publications/anatomy-info-war-how-russias-propaganda-machine-works-and-how-counter-it; Jolanta Darczewska, “The Devil Is In The Details: Информационная война в свете военной доктрины России”, Точка зрения No 50, Ośrodek Studiów Wschodnich, май 2015.

ПРЕКУРСОРЫ

В настоящее время все большее распространение получает понимание того, что информационная война в российском понимании не должна сопоставляться с более современными западными концепциями информационных операций или информационной деятельности. В глоссарии ключевых терминов информационной безопасности Военной академии Генерального штаба, посвященном «информационной войне», проводится четкое различие между российским определением — всеохватывающим и не ограничивающимся военным временем и западным ограниченными тактическими информационными операциями, проводимыми во время боевых действий[1]. В некоторых западных военных определениях эти операции фактически сводятся к обману, предоставляя военному командиру противника ложную оперативную информацию, на основе которой он может принять решение[2]. Но российский подход гораздо шире, чем просто сеять ложь и отрицание, например, утверждая, что российские войска и техника находятся не там, где они, очевидно, находятся. Вместо этого российские государственные и негосударственные субъекты используют историю, культуру, язык, национализм и многое другое для проведения дезинформационных кампаний с использованием кибернетических средств, преследующих гораздо более широкие цели.

Тем не менее многие аспекты нынешних дебатов о природе информационной войны — и её соотношении с «чистой» кибервойной — уже десятилетиями известны специалистам на Западе[3]. Как сказал более десяти лет назад выдающийся исследователь российского образа мышления Тимоти Л. Томас: «Что действительно отличается [в России], так это концептуальное понимание информационной операции с культурной, идеологической, исторической, научной и философской точек зрения. Различные призмы логики могут предложить совершенно разные выводы о намерениях, целях, смертоносности или посягательстве на суверенитет информационной операции; и эта логика может привести к новым методам атаки целей совершенно нетрадиционными и творческими способами»[4].

Задолго до появления «Исламского государства» борьба с исламским экстремизмом давала объективные уроки того, как подрывная информационная деятельность может использовать современную медиасреду и гиперсвязь Интернета для достижения стратегических целей. По утверждению Усамы бен Ладена, «очевидно, что медиавойна в этом веке является одним из самых сильных методов; фактически её соотношение может достигать 90% от общей подготовки к сражениям»[5]. В частности, в предыдущее десятилетие борьба с исламским экстремизмом в Интернете дала опыт «многоуровневой операции онлайн-СМИ, в которой ряд производственных подразделений... производят контент, соответствующий основному... посланию»[6] — явление, которое теперь в гораздо больших масштабах повторяет Россия. В американском исследовании 2006 года, которое спустя десятилетие кажется архаичным, рассматривался потенциал «мира блогов, блогеров и их взаимосвязей» для проведения информационных операций, но при этом был выдвинут ряд конкретных соображений, которые и сегодня актуальны для российского использования социальных сетей[7]. Совсем недавно уже были опубликованы исследования использования социальных сетей в целях политического влияния, вплоть до смены режима (хотя даже во время «арабской весны» на Западе этому уделял внимание лишь узкий круг специалистов)[8]. Но недавнее признание успехов информационных кампаний как России, так и «Исламского государства» вызвало гораздо более широкий сдвиг в концептуальных рамках информационной угрозы со стороны западных СМИ, руководства и общества. В условиях существенно новой информационной угрозы развивается понимание того, что онлайновая проблема не является только «кибернетической», и что враждебная информация в виде контента, а также кода, несет в себе проблемы и вызовы.

[1] «Словарь терминов и определений в области информационной безопасности», Военная Академия Генерального Штаба, 2-е издание, Москва Военинформ, 2008.

[2] Широкий спектр оговорок, применяемых отдельными странами к доктрине НАТО по информационным операциям, свидетельствует о противоречивом характере этого вопроса. См. публикацию НАТО AJP—3.10, «Объединенная доктрина НАТО по информационным операциям».

[3] Приведём несколько недавних примеров: Павел Кошкин, «Кибервойна 2.0» (см., например, обширную подборку эссе в книге Алана Д. Кэмпена и Дугласа Х. Дирта (ред.) «Кибервойна 2.0: Мифы, тайны и реальность», AFCEA International Press, Fairfax, Virginia 1998. Показателен тот факт, что еще в 1998 году информированные эксперты уже говорили о «кибервойне 2.0».

[4] Тимоти Л. Томас, «Диалектическое и эмпирическое мышление: Десять ключевых элементов российского понимания информационных операций», Journal of Slavic Military Studies, 1998, Vol.11, No.1, с. 40-62.

[5] Усама бен Ладен, цитата из книги Джека Барклая «Подрыв онлайновых продаж «Аль- Каиды» — возможности для стратегических сообщений в Интернете», неопубликованный документ Академии обороны Соединенного Королевства от 2010 года.

[6] Violent Islamist Extremism, The Internet, and the Homegrown Terrorist Threat», Комитет Сената США по национальной безопасности и правительственным делам, 8 мая 2008 г., http://www.hsgac.senate.gov//imo/media/doc/IslamistReport.pdf

[7] Джим Киннибург и Дороти Деннинг, «Блоги и военная информационная стратегия», IOSphere, лето 2006 года, доступно по адресу http://calhoun.nps.edu/bitstream/handle/10945/37156/Blogs-IO....

[8] Например, Скотт Рэйлтон, «Революционный риск — кибертехнологии и угрозы в ливийской революции 2011 года», Военно-морской колледж США, 2013.

ВОЙНА И МИР

Украинский конфликт наглядно демонстрирует, как Россия рассматривает кибернетическую деятельность в качестве подмножества, а иногда и посредника, гораздо более широкой области информационной войны[1]. Фактически, методы, наблюдаемые на Украине и вокруг неё, представляют собой кульминацию эволюционного процесса в российской теории и практике информационной войны, стремящейся возродить устоявшиеся советские методы подрывной деятельности и дестабилизации и обновить их для эпохи Интернета[2]. При всём своём инновационном использовании социальных сетей, современные российские подходы имеют глубокие корни в давней советской практике[3]. Как отмечает Йоланта Дарчевска в подробном обзоре освещения информационной войны в новой Военной доктрине России, «доктринальные предположения об информационной войне демонстрируют не столько изменения в теории её ведения... сколько применение старых методов (саботаж, тактика диверсий, дезинформация, государственный террор, манипуляция, агрессивная пропаганда, использование потенциала протеста среди местного населения)»[4].

Основные принципы российского подхода к информационной безопасности и информационным угрозам были последовательно изложены в декларативной политике России[5], а развитие их реализации можно проследить по множеству официальных российских документов, излагающих подход к информационной безопасности[6]. Публичные военные дискуссии об интеграции и использовании киберпространства для облегчения компрометации каналов принятия решений противника, а также сетей командования и управления, имеют в России предысторию, восходящую к началу 1990-х годов, если не раньше[7]. Но, как и в случае с военной трансформацией России, эта эволюция ускорилась после войны с Грузией в 2008 году, когда ограниченная эффективность в информационной сфере стала одним из многих критических замечаний в адрес российских вооруженных сил. В то время в России было выдвинуто предложение о создании специальных «информационных войск», целью которых было бы: «создание информационного пространства, обеспечивающего учет интересов России в международной действительности»[8]. К началу 2014 года, перед российским наступлением на Крым, стало ясно, что «информационные операции, которые могут включать в себя широкое социально- психологическое манипулирование... комфортно чувствуют себя в русле российской военной мысли»[9].

Одним из наиболее ярких элементов этой эволюции стал российский подход к отношениям между информационной войной и традиционным состоянием войны. Размывание границ между войной и миром и возникновение «серой зоны» неоднократно отмечается в последних российских военных работах о природе войны, включая, в частности, доклад начальника Генерального штаба Валерия Герасимова, широко известный на Западе как «доктрина Герасимова»[10]. Действия в киберпространстве уже были определены как делающие возможными боевые действия вне формальной войны.

Согласно одному из аналитических исследований 2011 года, «разграничительные линии между войной и миром могут быть легко разрушены в киберпространстве. Ущерб (какого бы характера он ни был) может быть нанесен противнику, формально не переступая границы между войной и миром»[11].

Исключительное исследование взглядов россиян на информационные операции и информационную войну (ИВ), проведенное шведским оборонным исследовательским агентством FOI, отметило в прошлом году следующее: «Что касается сетевых и компьютерных операций в ИВ мирного времени, то вирусы и другие вредоносные программы важны для компрометации информационных активов инженерных систем противника. Другим аспектом ИВ является накопление (кража) информации о противнике путем сбора разведданных, а также разработка и испытание собственного оружия ИВ»[12].

Всё это радикальный отход от прежних российских взглядов на статус информационной войны. В середине 1990-х годов ведущие эксперты Тимоти Л. Томас и Лестер Грау писали, что:

«...с военной точки зрения ведение информационной войны против России или её вооруженных сил категорически не будет рассматриваться как невоенная фаза конфликта, независимо от того, будут ли в ней жертвы или нет... учитывая возможность катастрофического применения противником средств информационной войны, как по экономическим или государственным системам управления, так и по боевому потенциалу вооруженных сил... Россия сохраняет за собой право применить ядерное оружие сначала против средств и сил информационной войны, а затем и против самого государства-агрессора»[13].

Это и аналогичные нововведения в российском информационном военном мышлении[14] заложили основу для творческого подхода к достижению информационного господства, который был продемонстрирован в Крыму — об этом мы расскажем ниже.

[1] Анализ того, как это реализуется, см. в главах книги Кеннета Гирса (ред.) «Кибервойна в перспективе: Российская агрессия против Украины», NATO Cooperative Cyber Defence Centre of Excellence (CCDCOE), декабрь 2015 года.

[2] Более подробно рассматривается в статье Кейра Джайлса «Инструментарий России», глава в книге «Российский вызов», Chatham House, Лондон, июнь 2015 года.

[3] Клифф Кинкейд, «Как Путин использует «активные меры» в стиле КГБ», Accuracy in Media, 9 апреля 2014 года, http://www.aim.org/aim-column/how-putin-uses-kgb-style-active-measures/

[4] Йоланта Дарчевска, «Дьявол кроется в деталях: Информационная война в свете военной доктрины России», OSW Point of View No. 50, май 2015 года.

[5] Например, «Основные направления государственной политики Российской Федерации в области обеспечения международной информационной безопасности на период до 2020 года», утвержденные Президентом Российской Федерации 24 июля 2013 года.

[6] Кейр Джайлс, «Публичная позиция России по вопросам киберпространства», в C. Czosseck, R. Ottis, K. Ziolkowski (Eds.), 2012 4th International Conference on Cyber Conflict, Tallinn, June 2012, pp. 63-75

[7] См. В.М. Лисовой, «О законах развития военного борьбы и неотложных тенденциях в области образования», журнал «Военная Мысль», Выпуск 5, 1993.

[8] «Россия недооценивает информационные ресурсы и проигрывает Западу», статья без авторства, Новый регион, 29 октября 2008 года.

[9] Стивен Бланк, «Признаки нового российского мышления о вооруженных силах и войне», Eurasia Daily Monitor, 12 февраля 2014 года.

[10] Валерий Герасимов, «Ценность науки в предвидении», журнал «Военно-промышленный курьер», No 8 (476), 27 февраля 2013 года.

[11] Павел Антонович, «Кибервойны: Природа и содержание», Военная мысль, 2011, No 3, том 20, с. 35-43.

[12] Стефан Бланк, «Признаки нового российского мышления о вооруженных силах и войне», Eurasia Daily Monitor, 12 февраля 2014 года.

[13] Павел Антонович, «Кибервойны: Природа и содержание», Военная мысль, 2011, No 3, том 20, с. 35-43.

[14] Исследование, проведенное накануне украинского конфликта Тимом Томасом в статье «Стратегия информационной войны России: Сможет ли страна справиться с будущими конфликтами?», Журнал славянских военных исследований, 10 марта 2014 года, с. 101-130.

РОССИЙСКИЕ ЦЕЛИ

Для того чтобы понять весь спектр возможностей, доступных специалистам по планированию в Москве, необходимо усвоить ключевой принцип российского подхода к информационным операциям: важна сама информация, которая является объектом операций, независимо от канала, по которому эта информация передается. Цель состоит в том, чтобы контролировать информацию в любой её форме. В этом контексте, в частности, киберпространство — это лишь техническое представление информации, стоящее в одном ряду с другими её носителями, такими как печатные издания, индивидуальное или массовое сознание и многое другое. Этот принцип необходимо постоянно иметь в виду при рассмотрении российских целей по добыче, эксфильтрации, манипулированию, искажению, вбросу информации или просто изоляции цели от других источников информации, кроме российских. Каналы для этого могут быть самыми разнообразными: фальшивые или настоящие новостные СМИ для вброса дезинформации; кампании троллей; официальные заявления правительства; выступления на митингах или демонстрациях; порочащие видео на YouTube; прямые сообщения по SMS или даже просто подойти к кому-то на улице и сказать ему что-то. Недавняя российская предвыборная кампания даёт примеры всего вышеперечисленного.

Отсюда следует, что необходимо уметь вписывать, казалось бы, отдельные инциденты и тенденции в общие рамки российской информационной доктрины: иными словами, пытаться увидеть общую картину так, как её видят из Москвы, а не из Вашингтона или Брюсселя.

Одним из ключевых элементов этого является объективная оценка того, преуспевают ли российские информационные кампании в том виде, в котором они развернуты в настоящее время, в достижении своих целей или терпят неудачу. Западные взгляды на этот конкретный вопрос часто делают акцент на противодействии российской дезинформации «правде». Отчасти такой подход основан на широко распространённом предположении, что российская дезинформация терпит неудачу из-за отсутствия правдоподобия[1]: мол, российские измышления и опровержения неэффективны, потому что они настолько очевидны, что не смущают высокопоставленных или умных людей на Западе. Действительно, по этим стандартам значительная часть российской дезинформации выглядит неуклюжей, контрпродуктивной, очевидной и легко развенчиваемой[2].

Однако чрезмерное внимание к легко обнаруживаемой дезинформации не только упускает из виду многие другие аспекты одновременной российской кампании, но и не учитывает тот факт, что убедительность не всегда является критерием успеха российских кампаний информационной войны. В отличие от советских времен, дезинформация из Москвы в первую очередь не продает Россию как идею или российскую модель как модель для подражания. Более того, зачастую она даже не стремится к тому, чтобы ей поверили. Вместо этого её цель — подорвать представление о том, что объективная правда и отчетность вообще возможны. В некоторых отношениях это напоминает советские кампании, которые не имели прямой цели, кроме дестабилизации и ослабления целевого общества[3]. Но новая уязвимость, которой может воспользоваться нынешняя российская кампания, заключается, по словам ветерана российской науки Леона Арона, в «ослабленном моральном иммунитете западных обществ к пропаганде» и «слабости доверия к источникам знаний»[4].

Эксперт по СМИ и информационным войнам Бен О'Лафлин объясняет:

«Дело не только в том, что российская модель «гибридной войны» может дестабилизировать чувство уверенности аудитории в том, что происходит в мировых делах. Дело в том, что такая стратегия подрывает сами основы информации и доверия, на которые должны опираться информированные дебаты»[5].

Заявления официальных лиц западных стран о том, что использование Интернета для поиска информации об украинском конфликте априори даст ложные результаты — один из показателей эффективности такого подхода[6].

В этих рамках эрозии «правды» упругая нацеленность России на разные аудитории с различными неправдоподобными и взаимно противоречащими нарративами преследует и другие цели, кроме как заставить поверить[7]. Среди многих примеров можно привести нелепые теории заговора, продвигаемые Россией вокруг сбитого рейса MH17 авиакомпании “Malaysia Airlines”. Спустя год после этого события российские СМИ опубликовали запись, на которой запечатлены люди, очевидно, сговорившиеся о закладке бомбы на борт самолета. Этих людей назвали оперативниками ЦРУ, несмотря на то что их плохое знание английского языка сразу же вызвало смех[8]. И информированные слушатели действительно смеялись и высмеивали эту попытку, в том числе и в России[9]. Но дезинформация, которая была заложена, живёт бесконечно долго благодаря Интернету, и её можно поднимать и воспроизводить бесконечно. Как и многие другие аспекты российской предвыборной кампании, это достигает нескольких целей.

Во-первых, он использует очевидную асимметрию. Создать и распространить ложь чрезвычайно просто, особенно если использовать возможности Интернета. Противодействие этой информации в том виде, в котором сейчас предлагается многими западными ответными мерами — прямое опровержение дезинформации и повторение правды, — требует времени и труда в совершенно ином масштабе. Это связано как с отслеживанием враждебной дезинформации и установлением степени её неправдивости, так и с попытками распространить сообщение среди той же аудитории.

Кроме того, это предполагает наличие ведомственной оперативной базы. Существует множество примеров из советских времен того, как устойчивые нарративы могут настолько укорениться, что заставляют западных собеседников сомневаться в себе. Один из конкретных примеров касается отношения советских СМИ к Катынской резне в 1940 году[10].

[1] Так, например, по словам профессора Лоуренса Фридмана, «усилия по обману были в общем и целом неэффективны, поскольку роль России становилась все более прозрачной». Лоуренс Фридман, «Украина и искусство ограниченной войны», Survival: Global Politics and Strategy, 56:6, 7-38 (2014).

[2] Марк Галеотти, «Запад слишком параноидален в отношении информационной войны России», The Guardian, 7 июля 2015 года.

[3] См., например, описание деятельности Службы «А» Первого главного управления КГБ в книге Кристофера Эндрю «Щит и меч: Архив Митрохина и секретная история КГБ», Лондон: Basic Books, 1999. Также «Советская деятельность по оказанию влияния: «Отчет об активных мерах и пропаганде, 1986-87 гг.», Государственный департамент США, август 1987 года.

[4] Доклад на конференции Леннарта Мери, Таллинн, 24 апреля 2015 года.

[5] Бен О'Лафлин, «Постоянная кампания», Media, War & Conflict 2015, Vol. 8(2) pp. 169-171.

[6] «Допустим, школьнику задали написать небольшое сочинение об украинском кризисе. Этот подросток поступает, как все в наше время, и начинает с Google, ища информацию с помощью поисковой системы. Поэтому большая часть того, что он получает, не имеет ничего общего с правдой». Директор по правительственной связи Финляндии Маркку Мантила, цитируется по статье “Suomi vastaa informaatiosotaan - kouluttaa sata virkamiestä tunnistustoimiin”, Yle news, 15 октября 2015 года, http://yle.fi/uutiset/suomi_vastaa_informaatiosotaan__kouluttaa_sata_virkamiesta_tunnistustoimiin/8385264.

[7] Симас Челутка, «Россия бросает вызов западному разуму», Kyiv Post, 24 августа 2015 года, https://archive.kyivpost.com/article/opinion/op-ed/simas-celutka-russias-challenge-to-the-western-mind-396407.html

[8] «Крушение «Боинга». Записи разговоров двух агентов ЦРУ [Эксклюзив]», Комсомольская Правда на YouTube, 11 августа 2015 года, https://www.youtube.com/watch?v=4BhJifVhqFU

[9] Ознакомьтесь с широким спектром язвительных комментариев, добавленных к приведенному выше видеоролику зрителями в России.

[10] Значительное количество первоисточников, касающихся массового убийства польских войск советскими спецслужбами в 1940 году, доступно в разделе «Документы, касающиеся резни в Катынском лесу, в Национальном архиве», Национальный архив США, без даты: https://www.archives.gov/research/foreign-policy/katyn-massacre/

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА I
РЕШИТЕЛЬНЫЙ ШАГ СТИРЛИНГА
[начало]

Эти ”окаменевшие говнюки” вскоре осложнили жизнь Стирлингу, когда он пытался набрать солдат для своего нового подразделения. “Для меня было очень важно получить нужных офицеров, и я с большим трудом добился их”, - вспоминал он, называя средний и нижний уровни управленческого звена Ближневосточного Главного штаба ”неизменно препятствующими и нежелающими сотрудничать... и удивительно утомительными”. [Алан Хоу, ”Дэвид Стирлинг” (Warner, 1994)]

Офицеры, которые ему были нужны, все были членами недавно расформированного ”Layforce” — скучающие, разочарованные и отчаянно нуждающиеся в действии, но штаб не делал, чтобы они присоединялись к подразделению, которое они считали отступническим, несмотря на то, что оно имело печать одобрения Ошинлека. При этом одного за другим Стирлинг получил своих людей: лейтенантов Питера Томаса и Эона МакГонигала, шотландца Билла Фрейзера, валлийца Джока Льюса и Чарльза Бонингтона. Бонингтону было 20 с небольшим лет, он был самым старшим из офицеров, англичанином с тягой к приключениям, который шесть лет назад бросил жену и девятимесячного сына и уехал в Австралию, где работал корреспондентом газеты. (Сын, Чарльз, вырастет и станет одним из самых известных британских альпинистов). На самом деле Бонингтон был наполовину немцем: его отец был немецким моряком торгового флота, который в молодости принял британское подданство, сменил фамилию Бониг на Бонингтон, а затем женился на шотландке. Одним из офицеров, чье начальство было слишком радо видеть в толпе Стирлинга, был Блэр Мэйн, ирландец ростом 6 футов 4 дюйма отличился в составе ”Layforce” в битве за реку Литани, морской атаке на позиции вишистской Франции в Сирии [Алан Хоу, Дэвид Стирлинг (Warner, 1994)],

Мэйн имел репутацию горячего головореза вне поля боя. Летом 1941 года на Кипре он угрожал револьвером владельцу ночного клуба из-за спора о счёте в баре, а месяц спустя набросился на своего командира Джеффри Киза, сына сэра Роджера Киза, начальника штаба объединенных операций, и того самого англичанина из высшего класса, которого Мэйн презирал.

Грозный Пэдди Мейн был прирожденным партизаном, который превзошел Дэвида Стирлинга, когда дело дошло до саботажа. (Авторская коллекция).

Легенда гласит, что Мейн был в оранжерее, когда Стирлинг — по рекомендации полковника Лейкока - проводил с ним собеседование в отряд—L, но на самом деле ирландец коротал дни на базе Ближневосточного Коммандос [Middle East Commando], ожидая, будет ли удовлетворена его просьба о переводе на Дальний Восток. Мэйн надеялся, что вскоре он будет обучать партизанской войне китайскую народную армию в её борьбе с Японией, но уже через несколько минут после появления Стирлинга он присягнул на верность зарождающейся группе партизан пустыни.

Набрав офицеров, Стирлинг приступил к отбору 60 человек из числа сержантов и рядовых, которые ему были нужны. Изначально он отобрал несколько человек из своего полка Шотландской гвардии, большинство Стирлинг взял из разочарованных рядов ”Layforce”. ”Мы просто слонялись по пустыне, наедаясь досыта, — вспоминает Джефф Дю Вивье, лондонец, работавший в гостиничном бизнесе до вступления в коммандос в 1940 г. — А потом пришёл Стирлинг и попросил набрать добровольцев. Я с самого начала увлёкся этой идеей, ведь это означало, что мы увидим боевые действия”. [Интервью с автором, 2003]

Другим добровольцем был Рег Сикингс, жёсткий, упрямый 21-летний парень из Фенса, который до войны занимался боксом. Когда я записался в армию, меня хотели отдать в школу физической подготовки, а я сказал: ”Ни за что, чёрт возьми. Я пошёл в армию не для того, чтобы боксировать, я хочу драться с оружием в руках, а не кулаками”. В ”Layforce” Сикингс добился своего, хотя рейд на ливийский порт Бардия был не слишком удачным. Тем не менее он привил Сикингсу вкус к приключениям. ”Стирлингу нужны были воздушно-десантные войска, а я всегда хотел быть десантником”, - размышляет он о причинах, побудивших его пойти добровольцем. На собеседовании передо мной стоял парень, и Стерлинг сказал ему: ”Почему ты хочешь вступить?”, а он ответил: ”О, я попробую все, сэр!”. Стерлинг пришел в ярость: ”Попробуй хоть раз! Какая, к чёрту, разница, если ты нам не нравишься. Пошёл вон, убирайся отсюда”. И я подумал, что не совершу этой чёртовой ошибки. Когда подошла моя очередь, он спросил, почему я хочу служить в воздушно-десантных войсках, и я ответил, что видел фильмы о немецких десантниках и всегда удивлялся, почему у нас в британской армии такого нет. Затем я рассказал ему, что первоначально записался в десантники, но мне сказали, что я слишком тяжелый. Он спросил, занимаюсь ли я спортом, и я сказал, что был чемпионом-любителем по боксу и много ездил на велосипеде и бегал. Вот и всё, я был принят. [Интервью автора с Джоном Кейном, 1998]

Самым молодым новобранцем был шотландский гвардеец Джонни Купер, которому исполнилось 19 лет за месяц до появления отряда–L. Он с благоговением смотрел на Стирлинга, когда подошла его очередь проходить собеседование. ”Из-за своего роста и спокойной уверенности в себе он мог казаться довольно устрашающим, но он не был крикливым лидером”, — говорит Купер. ”Он говорил с вами, а не о вас, и обычно очень вежливо. Его харизма была непреодолимой”. [Интервью с автором, 2001]

Отобрав своих людей, Стирлинг рассказал им об их новом доме. Кабрит находился в 90 милях [159,3 км] к востоку от Каира на краю Большого Горького озера. Это было идеальное место для тренировочного лагеря нового подразделения, потому что здесь не было ничего, кроме тренировок. Здесь не было баров и борделей, только песок, мухи и ветер, дувший с озера и проникавший в каждый уголок их нового лагеря. ”Это было пустынное проклятое место, — вспоминает Редж Сикингс, — Джерри Уорд принес кучу гессовых палаток и сказал нам поставить их”.

Уорд был главным мастер-сержантом роты, одним из 26 административных работников, прикрепленных к отряду—L, и именно он предложил Сикингсу и его товарищам, что если им нужны более роскошные условия для жизни, то они могут посетить соседний лагерь. ”Этот лагерь был создан для новозеландцев, — объяснил Сикингс, — но вместо того, чтобы отправиться в пустыню, они оказались на Крите [против вторгшихся немцев] и были стерты с лица земли. Так что нам оставалось только приехать и взять то, что мы хотели”.

По словам Сикингса, они «вынесли» большую кучу кирпичей с базы Королевских ВВС (КВВС), из которых построили столовую, обставленную стульями, столами, пивом и закусками Кауффмана, хитрого лондонца, который был лучшим мусорщиком, чем солдатом. Кауффман вскоре был возвращен в свою часть, но его столовая прослужила дольше и стала предметом зависти офицеров, которым приходилось обходиться палаткой. Не то чтобы в конце лета 1941 года у бойцов отряда—L было много времени на столовую, несмотря на табличку ”Лагерь отдыха Стирлинга”, которую какой-то чудак установил у входа в лагерь. Они прибыли в Кабрит в первую неделю августа, и у них было всего три месяца на подготовку к своей первой операции, в ходе которой им предстояло прыгать с парашютом — навык, которым большинству бойцов еще предстояло овладеть.

”В нашей программе подготовки принцип, по которому мы работали, был совершенно иным, чем в коммандос”, — вспоминал Стирлинг. ”В подразделении коммандос, отобрав однажды добровольцев, они были преданы своим бойцам и должны были довести их до требуемого уровня. Отряд—L, с другой стороны, установил минимальный стандарт, которого должны были достичь все рядовые, и мы должны были быть очень тверды в возвращении в свои подразделения тех, кто не мог достичь этого стандарта”. [Дэвид Стирлинг, ”Происхождение Специальной авиационной службы”, Архив САС]

Стирлинг разделил подразделение на Первый и Второй отряды, первым командовал Льюс, а вторым — Мэйн. ”Товарищество было замечательным, потому что все зависели друг от друга”, — говорит Стори, служивший в отряде Льюса. [Интервью с автором, 2003]

”Льюс курировал большую часть начальной подготовки подразделения, прежде всего обучая их тому, что пустыню нужно уважать, а не бояться. Они учились ориентироваться по самым скудным картам, бесшумно передвигаться ночью, выживать на минимальном количестве воды и использовать пустыню в качестве камуфляжа. Бойцы стали уважать искреннего и аскетичного Льюса больше других офицеров. Джок любил всё делать правильно, он был перфекционистом”, — вспоминает Стори. ”Он больше думал о глубоких вещах, в то время как Стирлинг был более беззаботным... Стерлинг был костяком, а Льюс - мозгом, ему принадлежали идеи, такие как бомба Льюса”.

Одноименная бомба Льюса наконец-то была создана после долгих часов упорных и одиноких усилий валлийца. Льюс искал бомбу, достаточно легкую для проведения операций, но достаточно мощную, чтобы уничтожить вражеский самолет на аэродроме. В конце концов он придумал устройство, которое Дю Вивье описал в дневнике, который он вел во время тренировок в Кабрите.

“Это было пластичное взрывчатое вещество и термит — то, что используется в зажигательных бомбах, — и все это мы заливали автомобильным маслом. Это был крепкий комок, а затем у вас был детонатор № 27, взрыватель мгновенного действия и «карандаш времени» [так в тексте, дословно, по сути — это взрыватель замедленного действия]. «Карандаш времени» был похож на ручку ”биро”. Он представлял собой стеклянную трубку с подпружиненным бойком, удерживаемым полоской медной проволоки. В верхней части находился стеклянный пузырек с кислотой, который нужно было осторожно сжать, чтобы разбить. Кислота разъедала проволоку и освобождала ударник. Очевидно, что чем толще проволока, тем дольше задержка до срабатывания бойка (карандаши были окрашены в разные цвета в зависимости от длины предохранителя). Все это было помещено в небольшой хлопчатобумажный мешочек и оказалось грубым, но очень эффективным. Термит вызывал вспышку, которая воспламеняла бензин, не только отрывая крыло, но и поднимая весь самолет вверх взрывом”.

Личный пример командиров воодушевлял бойцов.

“Льюс заслужил уважение бойцов ещё и потому, что никогда не просил их сделать то, что не был готов сделать сам. Джок Льюс называл нас ”желтопузиками” и ставил перед нами сложные задачи", — говорит Сикингс. Мы отвечали на вызовы, и Джок, что бы он ни хотел сделать, сначала показывал нам, а когда показывал, мы должны были это сделать. Он задавал стандарты для команды, тут уж ничего не поделаешь... ”Он говорил, что всегда побеждает уверенный в себе человек, на плечах которого сидит немного удачи”.

Во время начальной подготовки Льюс до предела испытывал уверенность бойцов в себе. Они тренировались по девять-десять часов в день, и часто, как только солдаты думали, что могут заползти в свои постели, Льюс приказывал им отправиться в один из своих ”ночных походов” — форсированных маршей по пустыне, в ходе которых солдаты должны были успешно проложить себе путь от точки к точке. Любой солдат, которого Льюс считал не соответствующим требованиям, физическим или эмоциональным, подвергался [проверке упражнением] RTU [returned of unit — вернулся в часть], что заставляло некоторых новобранцев совершать необычайные поступки на выносливость. Во время одного 60-мильного [95,56 км] марша ботинки рядового Дага Кита развалились через 20 миль, поэтому оставшееся расстояние он преодолел в носках на ногах с 75-фунтовым [34,01 кг] рюкзаком на спине.

Так, проходили первые занятия в САС.
[продолжение следует]

Большинство интервью с ветеранами SAS были взяты почти десять лет назад, и, к сожалению, многие из них уже ушли из жизни. Но на момент написания этой книги Аберт Янгман и Боб Лоусон все ещё продолжают жить, поэтому я посвящаю эту книгу им — двум мужественным, сострадательным, но прежде всего скромным людям.

ВВЕДЕНИЕ
В июне 1941 года молодой офицер гвардии восстанавливался после несчастного случая после прыжка с парашютом в каирском Шотландском госпитале. Обычно 25-летнему лейтенанту, которого друзья прозвали ”Гигантским ленивцем” за его презрение к излишним физическим нагрузкам, было бы достаточно просто полежать в постели, но в этот раз он отчаянно хотел сбросить с себя постельное белье и приступить к работе. К несчастью для Дэвида Стирлинга, он никуда не собирался идти, пока не оправился от тяжелого спинального шока (компрессионного перелома позвоночника) и сильного сотрясения головного мозга полученного в следствии удара о землю на большой скорости после того, как часть его парашюта порвалась на хвостовом оперении, когда он покидал самолет на высоте 1 000 футов (304,8 м).

Прошла неделя, прежде чем к Стирлингу вернулась чувствительность, и за это время к его постели постоянно приходили посетители, среди которых были Ивлин Во и Джок Льюс. Оба они были сослуживцами по “Layforce”, сводном отряде коммандос под командованием полковника Роберта Лэйкока, который в феврале 1941 года отплыл на Ближний Восток с намерением провести серию молниеносных атак на итальянские позиции на североафриканском побережье и средиземноморских островах. Однако всё вышло не совсем так, и вместо того, чтобы нанести противнику тяжёлые потери, Лейфорс потерял много хороших людей в ходе непродуманных и плохо спланированных миссий. Именно Во, недавно вернувшийся после неудачной операции “Layforce” на Крите, сообщил Стирлингу, что он расформирован, а его оставшиеся в живых члены должны быть возвращены в свои родные подразделения.
Эта новость разочаровала Стирлинга, но не удивила: она стала подтверждением того, что он уже обсуждал с “Layforce”, а именно, что эта задумка не была ошибочной, а лишь её реализация. Враг действительно был уязвим для атаки вдоль прибрежных коммуникаций, различных аэродромов и складов снабжения, но не с морским десантом в 200 человек, как это попытался сделать ”Layforce”. Рейд коммандос лучше всего сработает, если его будут проводить небольшие отряды, атакующие не
одну цель, а ряд целей, предварительно высадившись на парашютах.

Именно поэтому Стирлинг — вместе с Льюсом и ещё четырьмя добровольцами — и прыгал из самолёта, чтобы освоить военное искусство, которое всё ещё находилось в зачаточном состоянии. Его травма была лишь незначительной заминкой и ничем не отвлекла Стирлинга от его убеждений и задуманного. Известие о гибели ”Layforce” заставило его как никогда решительно взяться за развитие своей идеи. Лёжа на больничной койке в знойной жаре североафриканского лета, Стирлинг составил служебную записку под названием ”Доводы о применении ограниченного числа военнослужащих специальной службы для использования в качестве парашютистов”.
В кратком изложении меморандума вскоре после войны Стирлинг написал:

”Я доказывал преимущества создания подразделения, основанного на принципе максимального использования внезапности и минимальных требований к живой силе и технике. Я утверждал, что применение этого принципа фактически означает использование подразделения из пяти человек для прикрытия цели, для которой [цели] ранее требовалось четыре отряда коммандос, т.е. около 200 человек. Далее я пришёл к выводу, что именно это количество правильно отобранных, обученных и экипированных бойцов, разбитых на подразделения по пять человек, должны быть способны атаковать не менее тридцати различных целей в одно и то же время в одну и ту же ночь”. [Дэвид Стирлинг, Происхождение Специальной авиационной службы, Архив САС]

Составить меморандум было проще простого, а вот доставить его в руки генерала Клода Ошинлека, главнокомандующего силами на Ближнем Востоке, — совсем другое дело. “Аук”, как называли Ошинлека, любил говорить своим солдатам: ”Всегда будь смелым”, и именно так поступил Стирлинг, как только поправился настолько, что смог покинуть госпиталь.

По словам Стирлинга, когда он, ковыляя, подошёл ко входу в Главный штаб, ему преградили путь часовые, которые не пропустили его без пропуска. Тогда он обошёл ограждение по периметру, пока не увидел порванный лоскут проволоки, под которым и проскользнул. Оказавшись внутри штаба, Стирлинг направился прямо в кабинет генерала Нила Ричи, заместителя начальника штаба, с которым его отец когда-то стрелял рябчиков.

Стирлинг отдал честь, вручил Ричи записку и кратко объяснил её содержание. Ричи выглядел слегка заинтересованным и пообещал обсудить его предложения с Ошинлеком. Через три дня Стирлинг получил повестку от Ричи и прибыл, чтобы предстать перед Ошинлеком и генерал-майором Артуром Смитом, начальником Генерального штаба. Во время обсуждения идеи Стирлинг произвел впечатление на слушателей. Она была не только хорошо продумана, но он уже представлял, как её можно реализовать. ”Чтобы помочь продать предложение, — рассказывал позже Стирлинг, — я представил подробный план использования подразделения в предстоящем наступлении (ноябрь 1941 года), подготовка к которому не была секретом”. [Дэвид Стирлинг, Происхождение Авиационной службы, Архив САС]

Кроме того, его идея была задумана в самый подходящий момент — всего через несколько недель после того, как Лэйкок написал генералу Смиту, “что несколько сотен высококвалифицированных коммандос сидят на задних лапках под солнцем Северной Африки. Если в ближайшее время мы не начнём активно действовать, я предвижу серьезное падение морального духа, который в свое время был непревзойденным”, — предупреждал Лэйкок. Влияние на войска можно подытожить надписью, обнаруженной на перегородке в столовой одного из кораблей (виновник так и не был задержан), которая гласила: “Никогда ещё в истории человеческих усилий столь немногие d…d не были обделены столь многими”. Как ни банально это звучит, я не могу не сочувствовать выраженным чувствам”. [Письмо Лэйкока генерал-майору Смиту, май 1941 г., Национальный архив]

Смит, несомненно, передал опасения Лэйкока Ошинлеку, который уже принял план Стирлинга и, повысил Стирлинга до капитана уполномочив его набрать шесть офицеров и 60 рядовых. Подразделение должно было называться отряд “L” бригады специальной авиационной службы [“L” Detachment of the Special Air Service Brigade], так что если кто-то из огромного количества вражеских шпионов, скрывающихся в Каире, узнает о зарождающихся силах, он сообщит, что в распоряжении британцев есть воздушно-десантная бригада.

Стирлинг был в восторге от того, что его идею одобрили, но, тем не менее, у него было ещё одно требование к Ошинлеку. Он испытывал острую неприязнь к штабным офицерам, которых он называл ”окаменевшим дерьмом” из-за их устаревших представлений о том, как должна вестись война. Поэтому Стирлинг ”настаивал на том, что подразделение должно отвечать за свою подготовку и оперативное планирование и что, следовательно, командир подразделения должен быть непосредственно подчинен командующему [группировкой войск/сил]. Я подчеркнул, что было бы нежелательно, чтобы предлагаемое подразделение подчинялось какому-либо существующему подразделению или структуре для управления”. [Стирлинг, ”Истоки Специальной авиационной службы”]

Ошинлек согласился, и Стирлинг отправился воспитывать своё новое подразделение. Так родилась САС — Специальная Авиационная Служба.

Начало. Продолжение следует.

И так преступим…!

Командир оперативного отряда специального назначения—А #595


Майор в отставке армии США Марк Натч недавно осуществлял помощь и поддержку Управления J3 [операции] КОМССО США в проведении объединенной оценки базовых стандартов оперативной совместимости войск специального назначения (далее — ВСН) в области боевых навыков (ведения боевых действий). Он проходили службу на офицерских должностях в 101-й воздушно-штурмовой дивизии, 75-м пехотном полку рейнджеров и войсках спецназначения, в последующем привлечён в качестве офицера по операциям в поддержку боевых действий Войск СН в борьбе с ИГИЛ.
Неоднократно принимал участие в боевых действиях на Ближнем Востоке и в странах Центральной Азии. Работая в Национальной лаборатории в качестве менеджера программы, он руководил различными совместными группами контрактных экипажей и аналитиков разведки, а также проводил новаторские пилотируемые воздушные широкозональные контрсетевые наблюдения в составе оперативной группы (ОГ) “ОДИН”. В ответ на теракты 11 сентября 2001 года капитан Натч возглавил одну из первых команд спецназначения ОГ “КИНЖАЛ” — оперативный отряд специального назначения—АЛЬФА (ОПОСН—А) #595 с приданным боевым диспетчером ССО ВВС США и оперативниками ЦРУ в Северном Афганистане. На данном этапе операции он и его подчинённые консультировали командование трех различных фракций сопротивления. Объединив эти группировки против Талибана и Аль-Каиды, он возглавил операции нетрадиционной войны, сидя верхом на лошади. «Кампания за Мазари-Шариф» привела к освобождению шести северных провинций Афганистана и вместе с другими командами СН ОГ “КИНЖАЛ” стала катализатором падения режима талибов. Майор Натч и его «кавалеристы» из ОПО—595 стали вдохновением для создания монумента «Ответная реакция Америки» — дань уважения солдатам войск специального назначения и разведывательному сообществу. О нём и его команде рассказывается в книгах «Последний полководец» и «Кавалеристы». Его не однократно приглашают на лекции в общественных, профессиональных и военных учреждениях, включая курсы Академии старшего сержантского состава Объединённого Университета специальных операций. Марк и его команда показаны в документальном фильме “Легион братьев” и в художественном фильме “12 сильных” (в российском прокате «Кавалерия»).
Марк возглавил команду американских и французских ветеранов специальных операций, которые 5 июня 2019 года прыгнули с парашютом из исторического самолета C-47 в Нормандию, чтобы почтить память Управления стратегических служб и ветеранов специальных операций Второй мировой войны в честь 75-й годовщины воздушного десанта в «День—Д». Это приключение было показано в хорошем документальном фильме «Вот я, отправляйте меня!».
Он и его бывшие товарищи по команде ВСН и деловые партнеры теперь управляют растущей на национальном уровне ремесленной винокурни с их отмеченным наградами брендом — “Horse Soldier Bourbon”.
Его последняя публикация, написанная в соавторстве с доктором Биллом Кнарром — «Операции стабильности в сельской местности и эволюция в организации командования и управления ВСН в Афганистане: Значение для будущего иррегулярной войны», Доклад 20-2, ОУСН.

Старший уорент-офицер 4-го класса Роберт (Боб) Пеннингтон (в отставке) прослужил более 30 лет в армии США, в том числе 26 лет в качестве «зеленого берета». Он занимал должности помощника командира отряда и командира отряда. Кроме того, он исполнял обязанности на уровне роты в качестве оперативного уполномоченного, старшего офицера и командира роты. На уровне батальона в 2012-14 годах он занимал должность старшего уорент—офицера-консультанта, назначенного в 1-й батальон 1-й учебной группы специальных боевых действий в Кэмп-Мэколл, штат Северная Каролина.
На этой должности, в качестве офицера по планированию, он контролировал все действия, определяющие будущее квалификационного курса специального назначения. Во время службы в Центре и школе специальных боевых действий в 2010—12 годах старший уорент-офицер 4-го класса Пеннингтон занимал должность старшины группы по основным задачам отдела доктрины, где он помогал и контролировал подготовку ключевых доктринальных пособий, которые оказывали помощь в образовательном процессе в полку СН и другие специальные операции всех служб. В качестве эксперта по предмету «Передовые методы специальных операций» Пеннингтон помогал в обновлении и пересмотре ATP 3-18.20 ASOT, а также иных вспомогательных руководств. Он также участвовал в пересмотре TC 18-01 “НЕТРАДИЦИОННАЯ ВОЙНА ВСН” , FM 3-18 “ОПЕРАЦИИ ВОЙСК СН” (ключевое руководство ВСН), где он был автором приложений, а также помогал в разработке 5 из 6 глав и ATP 3-18.72 “ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПЕРСОНАЛА (ЛИЧНОГО СОСТАВА) ВСН” . Стоит отметить, что Пеннингтон внес важные изменения в “РУКОВОДСТВО ПО ПЛАНИРОВАНИЮ МИССИЙ ОТРЯДОВ СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ”, в результате чего оно было полностью переработано для обучения курсантов на Квалификационном курсе войск спецназначения. В ответ на теракты 11 сентября, тогда ещё старший уорент-офицер 2-го класса Пеннингтон проходил службу помощником командира ОПО—595 во время их исторической кампании, проводил боевые операции нетрадиционной войны верхом на лошади против грозных сил Талибана и Аль-Каиды, в 10 раз превосходящих силы союзников. Сейчас о нём рассказывается в нескольких книгах, руководствах и фильмах (“12 сильных” и документальный фильм “Легион братьев”), Пеннингтон часто выступает с докладами на квалификационных курсах «зелёных беретов» и других мероприятиях. Он является лауреатом премии «Святого Филиппа Нери» 2014 года и премии генерал-майора Сиднея Шахнова 2018 года. В 2020 году он был выбран в качестве отличившегося члена соединения спецназначения. Кроме того, он включен в Зал славы ветеранов вооруженных сил штата Джорджия 2020 года.

P.S. В последующих частях я рассмотрю аспекты той далёкой операции нетрадиционной войны в “серой зоне” Афганистана этой командой.

ВВОДНАЯ ЧАСТЬ

В прошлой статье посвященной организационно-штатной структуре группы специального назначения (ГСН) армии США (1955 года) я вскользь упомянул об Управлении Стратегических Служб [Office Strategic Service], далее УСС, подразделения которого являются предшественниками формирований спецназначения. Что само собой неправильно поэтому данный материал посвящён оперативным группам УСС [Operational Groups].

Руководитель Управления генерал Уильям Б. «Дикий Бил» Донован полагал, что среди этнических групп граждан Соединенных Штатов можно найти квалифицированных военнослужащих со знанием языков и культурных традиций предполагаемых оперативных районов ведения боевых действий оперативными группами на оккупированной противником территории и успешно действовать в качестве небольших партизанских отрядов.

В отличие от команд специальных операций УСС, оперативные группы всегда действовали в военной форме и были обучены тактике пехоты в том числе малых отрядов (по типу Рейнджеров Роджера), партизанской войне, эксплуатации иностранного оружия и техники, минно-подрывным работам, прошли парашютно-десантную подготовку и имели в наличии прикреплённый медицинский персонал. В ОГ по конкретной стране было четыре офицера и тридцать военнослужащих. Но на практике команды, отправляемые в «поле», часто были вдвое меньше.

Эти подразделения, являются самыми настоящими предшественниками современных оперативных отрядов специального назначения “Альфа”. Опергруппы десантировались с парашютами или проникли с моря в тыл немецких войск в Италии, Греции, Югославии, Норвегии и Франции. Они могли проводить рейды и операции без широкой партизанской поддержки, хотя предпринимались все попытки скоординировать действия с движениями сопротивления. После поражения Германии многие из военнослужащих ОГ были повторно снаряжены, прошли боевое слаживание и выведены в тыл японских войск для подготовки китайских партизан.

Обратимся к Директиве ОКНШ и полевому наставлению FM-6 «Оперативные группы УСС» (1944) и иным официальным документам.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ –

Оперативная группа – это воинское подразделение, сформированное преимущественно из военнослужащих армии США и гражданских лиц, прошедших необходимую специальную подготовку. Личный состав выполняет боевые задачи в форме армии США, как указано выше.

ЗАДАЧИ –

(1) Организовывать, обучать и вооружать группы сопротивления, чтобы превратить их в партизан и служить ядром таких групп в операциях против противника по указанию командующего театром военных действий;

(2) Кроме того, согласно полномочиям, предоставленным Командующему на ТВД, оперативные группы могут применяться для проведения самостоятельных операций против объектов и войск (сил) противника по его указанию.

Организация оперативных групп делится на две составляющие – ОГ в Вашингтоне О.К. и ОГ на "местах".

ОГ В ВАШИНГТОНЕ О.К.

Оперативные группы организованы в Вашингтоне строго по военным направлениям. Группа состоят из - командира, ответственного оперативного офицера УСС и штаба, состоящего из – начальника штаба – помощника командира, секций S-1 (персонал), S-2 (разведка и безопасность), S-3 (планирование и обучение), S-4 (снабжение) и медицинских работников (офицер-врач - главный хирург и офицер медицинского снабжения). Существовал также инструкторско-преподавательский состав переменного состава, состоящий из старших и младших инструкторов, которые в дальнейшем, как правило, назначаются на руководящие должности в составе ОГ которые они обучили.

Стоит отметить, что по некоторым официальным документам эта группа проходит и под наименование «оперативная группа» в Вашингтоне, и как Командование опергруппами  Управления.

Штаб ОГ в Вашингтоне не имеет прямого контроля над группами, действующими на местах, так как они находятся под началом командующего театром боевых действий через оперативного офицера Управления Стратегических служб. Основная функция вашингтонской группы – обеспечивать опергруппы на местах всем необходимым, а главное обученным персоналом и расходными материалами. Она также несет административную ответственность за ведение скоординированного хронологического учета деятельности всех оперативных групп.

ОРГАНИЗАЦИЯ НА «МЕСТАХ»

ОПЕРАТИВНАЯ ГРУППА

Оперативная группа являются базовым подразделением УСС и состоит из - 4 офицеров и 30 сержантов и солдат. Она, как правило, состоит из 2 секций по 2 отделения в каждой. Организация приведена на схеме ниже. (курьер в ОГ по штату один, указан на схеме по моему усмотрению).

ПОЛЕВОЙ ШТАБ СЛУЖБЫ

Штаб-квартира Службы на местах, или полевой штаб (оперативный отряд) является следующим вышестоящим эшелоном командования над оперативными группами. Полевой штаб примерно сопоставим со штабом пехотного батальона армии, а командир (начальник) руководит операциями от двух до пяти подчиненных ОГ. Обычно он располагается за пределами, но в непосредственной близости от территории, удерживаемой противником, на которой действуют опергруппы. При этом, когда позволяет оперативная обстановка, он будет перемещен в район операций (на схеме после должности цифрами указано количество штатных единиц в подразделении).

ШТАБ РАЙОНА (ШТАБ РАЙОНА НА ПОЛЕВОЙ БАЗЕ УСС)

Штаб района, является следующим вышестоящим звеном командования над подчиненными полевыми штабами. Он действует под руководством и управлением офицера Стратегической службы на полевой базе УСС.

Стоит отметить, что управленческий процесс ОГ Управления стратегических служб выглядел примерно следующим образом -

Что касается снабжения и всестороннего обеспечения, в дополнение к стандартной армейской полевой униформе членам ОГ выдают специальную одежду, соответствующую климату и местности в стране проведения операций. Каждая оперативная группа имеет специальную Таблицу снаряжения , в которой указывается наименование и количество единиц оружия, боеприпасов средств связи которые должны быть Эта таблица варьируется в зависимости от театра БД, для которого OГ выделена, и от задач, которые она должна выполнить.

Транспортными средствами ОГ снабжаются, сообразуясь с оперативной обстановкой в районе действий, по каналам логистики театра военных действий.

Естественно, порядок отбора в ОГ и требования к кандидатам не излагаю – это не являлось целью данной публикации.

С уважением!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Конечно статья девятнадцатилетней давности, но на мой взгляд достойна внимания, в ней американский истеблишмент надеется на то, что армия Соединённых Штатов одержит быструю и сокрушительную победу как в войне в Персидском заливе в 1991 году, впервые в военной науке США применялась на практике воздушно-штурмовая наступательная операция/сражение, доктринальные принципы которой очень подробно описаны в полевом наставлении FM 100-5 «ОПЕРАЦИИ», 1986. Считали, что «мужчины в широких штанах» не смогут дать достойный отпор плюс немаловажный фактор – БАБЛО! Идея, возможно, была изначально правильная, но, как всегда, появились не известные и не маловажные, «НО»!

На лицо почти двадцатилетняя кампания Коалиционных войск (сил) НАТО в этой Азиатской стране и пока конца и края не видно.

Боб Вудворд, штатный журналист газеты “Washington Post”, 18 ноября 2001 года

Подразделения ЦРУ, о существовании которых ранее не сообщалось, играют ключевую роль в нетрадиционной войне Соединённых Штатов в Афганистане. 27 сентября т.г. одно из этих подразделений стало первым, вступившим в страну в нынешней войне с терроризмом, проложив тем самым дорогу американским войскам специального назначения. Эти отряды также предоставляли повстанческому движению Северного Альянса разведданные о сосредоточении войск Талибана и Аль-Каиды, сообщают источники.

Указанные отряды, действующие в Афганистане, являются частью весьма секретного подразделения ЦРУ, благосклонно называемого Отделом специальных мероприятий [Special Activities Division] , который состоит из групп, в состав которых входит около полудюжины человек, не носящих военной формы и знаков отличия. В отделе насчитывается около 150 сотрудников в числе которых оперативники по военным вопросам [в тексте "боевики"], летчики [скорее всего это штурманы БПЛА] и военных специалистов различного профиля, в основном это закаленные ветераны, ушедшие в отставку с военной службы в США.

ОПЕРАТИВНЫЙ ОФИЦЕР ПО ВОЕННЫМ ОПЕРАЦИЯМ (Paramilitary Operations Officer - PMOO)
Они руководят и управляют программами скрытых действий под руководством Президента Соединенных Штатов Америки, а также ведут внешнюю разведку, жизненно важную для лиц, определяющих политику национальной безопасности. Они ориентированны на действия и результаты, способны на  себя брать ответственность, подвергаться значительному личному риску и нести ответственность за результаты. В Управлении операциями эти сотрудники выполняют особые функции, используя свой военный опыт для проведения воздушных, наземных и морских полувоенных операций, тайных действий, а также для сбора разведывательных данных в сложной оперативной обстановке. (Официальный сайт ЦРУ США)

В арсенале отдела имеются вертолеты и самолеты, а также беспилотные летательные аппараты “Predator”, оснащенные камерами высокого разрешения и противотанковыми ракетами “Hellfire”. На прошлой неделе один из беспилотников, управляемый сотрудниками ЦРУ, предоставил разведданные, в результате которых в течение трех дней были уничтожены ключевые лидеры Аль-Каиды. Но неясно, какую роль сыграла информация ЦРУ в успешном нападении на Мохаммеда Атефа , старшего помощника по оперативным вопросам Усамы бен Ладена, смерть которого была подтверждена вчера Талибаном.

Мохаммед Атеф (араб. محمد عاطف, уроженец Собхи Абу Сетта, также известный как Абу Хафс аль-Масри) был военным начальником Аль-Каиды и считался одним из двух заместителей Усамы бен Ладена, другой - Айман Аль Завахири, хотя роль Атефа в организации не была хорошо известна спецслужбам в течение многих лет. Он был убит в результате авиаудара США в ноябре 2001 года. (Википедия)

Министр обороны Дональд Х. Рамсфельд почти ежедневно проводит брифинги, в которых подводит итоги хода боевых действий и достигнутых результатов США в Афганистане. При этом, отсутствуют какие-либо детали и смысл скрытой роли и задач ЦРУ в сражениях - тайной войне, которая до сих пор в значительной степени оставалась под секретом.

Роль военизированных подразделений ЦРУ в Афганистане особенно важна, как утверждают некоторые источники, потому что большая часть войны была связана с разведкой и добыванием информацией. «Воины» ЦРУ также делятся критически важными знаниями о территории и группировках Северного Альянса.

В дополнение к своим военизированным подразделениям, Отдел специальных мероприятий способствовал вводу на территорию Афганистана офицеров-специалистов ЦРУ из ближневосточного отдела Агентства, которые знают местные языки и ранее поддерживали конфиденциальные отношения с Северным альянсом на протяжении многих лет.

В течение последних 18 месяцев оперативники ЦРУ работали с племенами и военачальниками на юге Афганистана, а подразделения отдела помогли создать новую работоспособную агентурную сеть в регионе наибольшего влияния со стороны талибов.

Один из компетентных источников сообщил, что подразделения Отдела специальных мероприятий прямо или косвенно помогли провести сотни успешных военных ударов начиная с 7 октября, когда завязалась военная кампания США по бомбардировке. Обработка разведывательных данных для нанесения авиаударов и применение БПЛА “Predator” привело к некоторым трениям и жалобам по поводу обмена информацией между ВВС США и ЦРУ, но как военные, так и невоенные источники утверждают, что эти отношения работают и принесли очевидные положительные результаты. Центр глобального реагирования ЦРУ отслеживает критически важные разведывательные данные и видеоматериалы и находится в прямой связи с Центральным командованием США, которое ведет войну из своего штаба в Тампе, шт. Флорида.

В дополнение к своей роли в ведении боевых действий, тайные подразделения ЦРУ определяют места, где американская гуманитарная помощь [???] в Афганистане наиболее востребована.

Около 1 миллиарда долларов США были выделены ЦРУ в виде новых средств, большая часть которых предназначена для тайных действий/операций на территории Афганистана.

Работа Агентства с Северным Альянсом и племенами на юге занимает играет главную роль в этой стратегии. В оперативном плане это означает, что как только ЦРУ обнаружит в Афганистане оппозиционные группы, которые имеют желание и возможности охотиться на членов Талибана и Аль-Каиды - убивать их, эти группы получат скрытую или открытую поддержку со стороны Соединенных Штатов в виде оружия, боеприпасов, продуктов питания и денежных средств.

Группы Отдела СМ первыми вошли в Афганистан после того, как Буш объявил о своей войне с терроризмом. Позже, 27 сентября, оперативники отдела подготовили плацдарм для последующего прибытия отрядов войск специального назначения армии США.

Эти военизированные подразделения ЦРУ периодически выезжали в Афганистан и обратно, а некоторые из них создали постоянные базы. Они работают «рука об руку с формированиями специального назначения США, в частности, обеспечивают критически важную возможность наблюдать за обстановкой на местах», - сказал один из хорошо осведомлённых источников. Отдел специальных мероприятий подчиняется заместителю директора по оперативным вопросам - секретному подразделению ЦРУ.

До прошлого года этот отдел назывался Программой военной поддержки [Military Support Program] или MSP , которая существовала в агентстве на протяжении десятилетий.

Старшие должностные лица администрации приписывают значительную часть скорости и эффективности недавних достижений Северного Альянса в Афганистане именно действиям со стороны подразделений ЦРУ.

Ключевым моментом была точная бомбардировка пунктов материально-технического обеспечения Талибана. Источники сообщили, что за время короткой войны значительно улучшилась координация действий отрядов специальных мероприятий ЦРУ, традиционной спутниковой и радиотехнической разведок, а также американских военных, что отчасти объясняет быстрый разгром сил Талибана. «Они не могут получить продукты питания и боеприпасы», - сказал источник, «А связь внутри Талибана была в значительной степени прервана».

Поскольку ЦРУ в течение многих лет концентрировалось на бен Ладене и Аль-Каиде и занимало прочные позиции среди оппозиционных сил Северного Альянса, несколько источников утверждали, что афганская фаза войны с терроризмом может оказаться легче, чем последующие фазы, направленные против террористов в других странах, где присутствие сотрудников ЦРУ значительно меньше или невозможно вообще.

В некоторых отношениях война с терроризмом в Афганистане, как представляется, по крайней мере пока, создает некоторые идеальные условия -

Во-первых, отряды спецназначения работали в Афганистане с 1997 года на ротационной основе и накопили огромный оперативный опыт и установили важные контакты, в частности, с Северным Альянсом.

Во-вторых, ЦРУ приобрело практический опыт во время тайной войны в Афганистане в 1980-х годах, когда агентство оказывало активную поддержку и финансирование повстанцам-маджахеддинам, которые в конечном итоге изгнали советскую армию [ХА-ХА!]. В ближневосточном отделе [резидентура ЦРУ в Пакистане] насчитывается от 10 до 20 офицеров, обладающих афганским опытом, знанием местности и языков, а также располагаю необходимыми контактами с антиталибскими группировками и племенами. Некоторые из этих офицеров были направлены в Афганистан при поддержке военизированных подразделений ЦРУ в качестве связующего звена и оказания помощи Северному Альянсу.

В-третьих, в середине 1980-х годов ЦРУ создало антитеррористический центр для координации разведки и операций в рамках правительства США. Персонал назначался из ЦРУ, ФБР и других разведывательных служб США, даже из Федерального авиационного управления. До 11 сентября в центре работало около 300 человек, а после террористических атак, в результате которых погибло более 4 300 человек, это число выросло до 900 сотрудников.

Через девять дней после того, как террористы нанесли удары по Всемирному торговому центру и Пентагону, Буш изложил план войны с терроризмом в речи, транслировавшийся по национальному телевидению на совместном заседании Конгресса. Он сказал, что война может включать в себя «тайные операции и которые будут оставаться секретными даже в случае успеха».