Gloooom

Как-то снилось мне это с пол года-год назад. Благо хорошо запомнил и успел записать.

Темно. Вокруг темно настолько, что ощущение того, что утро настанет, даже не возникает. Это какой-то подвал или просто углубление в почве на манер траншеи в земле. Рядом стоит дверь-решётка, которая прикрывает обычное жилище смердящих, запуганных людей, которые только и знают, что работать, бояться и страдать. Я стою около этой двери с харизматичным мужиком в шапке-ушанке и поношенном тулупе. На плече у него висит винтовка, а руками он пытается свертеть самокрутку из ужасающего вида табака. Самокрутка получается в сантиметр толщиной, из неё вываливается табак и вообще она больше похожа на уродливую сигару, нежели на аккуратную папироску из пачки «Беломорканал». Мужик в шапке задумчиво рассматривает самокрутку и предлагает мне с ним покурить. Я соглашаюсь, чего уж. Самокрутка во рту ощущалась очень странно. Табак сыпался на губы и дым заставляет задуматься о горелой резине. Но я курю.
Тут сознанием я перемещаюсь в историю этого места.
Жил был довольно таки богатый помещик. У него была маленькая дочь и небольшой площади земля, которая не приносила ему совершенно никакого дохода. Дочь же у него постоянно болела, и поэтому имелся в его поместье единственный доктор. Но доктор этот был просто сумасшедшим врачевателем всего и всея. Общий антураж же помещичьих владений внушал лютый страх и был похож скорее на кладбище после немецкой бомбёжки, где собрались разномастные бомжи, загнанные в окопы. Да и общая концепция всего этого предприятия была похожа на гротескный грайндхаус. Помещик был тираном и держал всех своих подчинённых в земляных подвалах. Подчинённым же приходилось как-то жить, ибо помещик убивал любого, кто пытался бежать.
Так вот, вернёмся к помещику, его дочери и врачу. Дочь болела и болела сильно. И в один прекрасный день она таки скончалась. Помещик был в ярости и приказал доктору вернуть её к жизни любыми способами. А врачеватель, недолго думая, решил испытать на умершей свои новые методы.
Далее, по ходу сна, открывается самая ужасающая сцена. Тёмная комната, освещающаяся лишь свечами и разрядами тока. На стене висит дочь помещика, привинченная насмерть кожаными ремнями. У неё отсутствуют руки ниже плеч и ноги ниже коленей. Из головы, в районе виска, но выше, торчит привинченная к черепу трубка. Всё тело в шрамах, кожа бледная, как у утопленника, зубы жёлты, словно они принадлежат старику, который чистил их лишь однажды за всю свою жизнь, зрачки глаз белы, из тела так же торчит ещё несколько трубок разного назначения.
Через секунду тщедушное тельце девочки затряслось в судорогах, она подняла свою голову и закричала нечеловеческим голосом, полностью оголив огрызки зубов. Трубка из её головы вылетела и из отверстия в черепе полилась красновато-жёлтая жидкость. Девочка всё так же трясла головой из стороны в сторону и кричала. Рядом стоял её отец. Он был в ужасе. Он плакал. Доктор же носился вокруг и что-то дёргал, нажимал, измерял. Но отец уже понял – он приказал совершить ужасное. И ту, прежнюю, дочь уже не вернуть.

А в этот момент, мы с тем мужиком всё так же стояли на дежурстве около двери-решётки и крили самокрутку. Здание, где происходили эти мрачные экзекуции, было не так далеко. Мы слышали крики девочки, и плачь помещика. Потом услышали пять-шесть выстрелов. Крик девочки усилился. Потом прозвучало ещё два выстрела. И всё стихло. Только лишь всхлипы помещика оставались где-то в темноте.