1547 год. Франция. Эпоха, когда мужская гордость измерялась длиной клинка, а слово «трус» могло стоить крови. В моду входили дуэли — не те постановочные танцы с рапирами из фильмов, а жестокие схватки до смерти или позора. И вот на этой сцене появляются Франсуа де Вивонн, сеньор де Жарнак, и Ги Шабо, барон де Ла Шастеньере.

Причины дуэли были довольно банальные: будучи наследником престола, дофин Генрих II, сын Франциска I, распространял слухи, порочащие честь сеньора Ги Шабо де Жарнака. Тот назвал сплетни ложью. Дофин не мог сознаться в том, что стал автором наветов на Жарнака. Друг дофина, сеньор де Ла Шатеньере, обратился к королю за разрешением на поединок с Жарнаком. Ла Шатеньере считался первым клинком Франции и рассчитывал на свою силу и мастерство фехтовальщика.

Но Франциск I отказался дать разрешение на судебный поединок, но всего через три недели после его смерти новый король Генрих II послал к Жарнаку королевского герольда с вызовом на поединок от имени Ла Шатеньере.

Король Генрих II, махнув рукой, разрешил дуэль — мол, разбирайтесь сами, пацаны.

Весь двор был уверен в победе Ла Шатеньере, который проводил время в пирах и увеселениях. Жарнак же проявлял набожность, прилюдно молясь в церквях. При этом он брал уроки фехтования у опытного итальянского военного, который научил его особому удару по ногам противника. Такими приемами пользовались наемники, но рыцари считали их недостойными благородного воина.

Дуэль назначили на 10 июля. Условия — «до победы», то есть пока один не сдохнет или не признает поражение. Вооружение: меч и кинжал. Доспехи? Не, не слышали. Только кожаные куртки, словно они из мото-банды Средневековья.

Зрители — вся французская элита. Представьте: король, придворные, дамы в платьях с декольте — все ждут кровавого шоу. Ла Шастеньере, опытный боец, уверен в победе. Весь двор был уверен в победе Ла Шатеньере, который проводил время в пирах и увеселениях. Жарнак же проявлял набожность, прилюдно молясь в церквях.

Поединок начался с классической разведки — клинки звенят, противники кружат. Ла Шастеньере атакует яростно, но Жарнак… уходит в защиту. И тут — неожиданный выпад: меч Жарнака бьет в бедро Шастеньере! Тот падает, истекая кровью. — Сдавайся! — кричит Жарнак.
— Никогда! — рычит Шастеньере, пытаясь встать.

Но рана глубокая, бедро перерублено. Через несколько минут барон теряет сознание. Врачи (да, они там были) констатируют смерть. Жарнак, обливаясь потом и кровью противника, становится легендой.

Чем же так запомнился этот бой?

1. Тактический гений: Жарнак доказал, что даже аутсайдер может выиграть, если ударит не туда, куда все ждут. Удар в ногу? В эпоху, когда цель — голова или грудь, это было как бросить огнетушитель в драку.

2. Смерть гладиаторства: После этого дуэли стали чаще заканчиваться на первом ранении, а не превращаться в фарш.

3. Юридический прецедент: Короли начали закручивать гайки — мол, «а может, хватит уже резаться из-за каждого чиха?».

Что вынесем мы, потомки?

— Честь — понятие растяжимое. Сегодня за оскорбление в твиттере не бьются на мечах, но троллинг порой доводит до судов. Эволюция!
— Техника vs. сила: История Жарнака — гимн стратегии. Как в бизнесе или политике: иногда побеждает не тот, кто громче кричит, а тот, кто умнее бьёт.
— Зрелищность vs. гуманность: Дуэль Жарнака стала последним «красивым» поединком. После нее Европа медленно, но верно двинулась к тому, чтобы решать споры не клинками, а законами. Хотя, конечно, не везде и не сразу.

"Последняя дуэль"- исторический фильм британского режиссёр Ридли Скотта, вышедший на экраны в 2021 году. Фильм повествует о реальном Судебном поединке Жака Ле Гри и Жана де Карружа, состоявшимся во Франции в 1386 году в эпоху Столетней войны. Данное произведение получило высокие оценки критиков и имеет оценку 7,4 на ресурсе IMDb. Восторженные отзывы картина получила за "современную повесточку", топорно всунутую в реалии 14 века. В частности, один из отзывов критиков гласит: "Критика системного женоненавистничества в „Последней дуэли“ не так эффективна, как могла бы быть, но это по-прежнему хорошо поставленная и заставляющая задуматься драма, пронизанная эпическим величием..."

Скотт в своем фильме сконцентрировался не на деталях запутанного дела, приведшего к судебному поединку, не на описании остросюжетных событий Столетней войны, а на том, как два мрази-рыцаря угнетали бедную женщину знатного происхождения. В общем-то в угнетение женщин в Средневековье сомневаться не приходится, так что тут все по секретным документам, но все-таки есть три "но". Во-первых, к знатным женщинам в Средние века относились с большим почтением и уж точно не считали их за вещь. Различные ужасы происходили с крестьянками и если уж показывать угнетение, то нужно это делать на их примере. Во-вторых, мир был другой и сами угнетаемые женщины вряд ли на кухнях рассуждали о своем угнетение, а просто принимали происходящее как должное. Поймите меня правильно, я всецело выступаю за всеобщее равноправие, но глупо об этом говорить в контексте 14-го века. Ну а в главных, эпоха Столетней войны, пожалуй, самое остросюжетное время за всю историю и невольно задаешься вопросом, а точно ли стоило ставить во главу фильма женоненавистническую повестку, вместо того, чтобы показать интриги, скандалы, расследования, происходившие в реальности? Массовый зритель ответил на этот вопрос однозначно - "Последняя дуэль" провалилась в прокате, собрав 30млн долларов при бюджете в 100млн. Возможно, на такие низкие сборы повлиял оригинальный постер фильма, в котором читается насмешка над здравым смыслом.

Я понимаю, что такие "шлемы" сделаны для того, чтобы зритель мог различать героев. Но ведь есть куда более уточенные идеи для наделения персонажей опознавательными знаками, чем просто сделать клоунский шлем с половинчатым забралом. Это же не массовая битва 1000 на 1000, это же дуэль... Воткни ты в шлем одного из героев павлинье перо, и вот уже их сможет различить даже ребенок. Хочешь, чтобы актеры играли лицом во время битвы? Никаких проблем! Покажи, что во время драки у одного из героев слетел шлем, а другой, не желая иметь случайное преимущество, тоже скинул шлем, чтобы уравнять шансы... Но Скотт, видимо, подумал, что зрители-это дегенераты, а потому схавают любую чушь. Не фартануло, не схавали... Пятиминутка ненависти окончена, можно переходить к настоящей истории.

«Божий суд» появился в раннее Средневековье, как инструмент разрешения споров, когда обычное судебное расследование не могло докопаться до истины. Например, сошлись два знатных феодала в споре за участок земли на границах своих владений- кадастровых архивов еще не придумали, разобраться в реальной принадлежности земель судьи не могут, а спорщики не хотят договориться между собой. Или обвиняют крестьянина в воровстве, а явных доказательств нет. В такой ситуации дело отдавали на рассмотрение в высшую инстанцию с Господом в качестве верховного судьи. При чем Божий суд в большинстве случаев был совсем не про дуэль. В Греческой православной церкви обвиняемый должен был съесть освященный хлеб, и если он не мог его проглотить, значит он признавался виновным. Спорщикам могли дать подержаться за раскаленную кочергу или обязывали засунуть руку в кипяток, и у кого ожог заживал быстрее, за тем и правда. Также практиковалось испытание холодной водой: Связанного обвиняемого погружали в водоём и признавали виновным, если вода не принимала его. Считалось, что вода, как стихия чистоты, не примет «нечистого человека». В средневековой Англии обвиняемый должен был погрузиться на глубину 178,5 см. В противном случае считалось, что святая вода отторгла грешника, и он признавался виновным в совершении преступления.

Однако все эти методы подходили для обычных людей, но были недостойны для знатных господ, поэтому для них в основном применялся судебный поединок, идею которого позаимствовали ещё у древних германцев. Судебный поединок нельзя называть дуэлью в полном смысле этого слова. Дуэль изобретение более позднего времени, когда у знати появились понятия о личной чести. В раннем Средневековье рыцари гордились родовой честью, которую добывали их предки в разных битвах. От родовой чести напрямую зависел твой статус в обществе, и от того, что тебя кто-то назвал козлом, честь рода не терялась. Однако со временем статус дворянина стало можно купить за деньги, и знатным человеком мог стать вчерашний богатый безродный торговец. Родовая честь перестала существовать, и личные оскорбления смыть теперь можно было только кровью обидчика. На судебных поединках же можно было выставить драться за себя любого человека, ведь суть была не в защите своей чести, а в доказательстве своей правды, а Богу все равно, кто за эту правду будет биться.

К 14 веку судебные поединки ушли в прошлое и почти не проводились, так как к тому времени люди поняли, что, возможно, Богу нет дела до столь мелких земных неурядиц. Нередко после состоявшегося поединка открывались новые факты, доказывающие вину победившего в Божьем суде рыцаря... Одним из последних судебных поединков в истории и стало сражение между Жаком Ле Гри и Жаном де Карружем, состоявшееся в Париже 1386 году. Будущие соперники на ристалище познакомились на службе у своего сюзерена Роберта д'Алансона, графа Перша. Рыцари быстро подружились, и Ле Гри даже стал крестным отцом сыну Каружа. После смерти графа Алансонса титул унаследовал его брат Пьер, а наши герои присягнули на верность своему новому сюзерену. С этого момента их отношения пошли в пике. Жак Ле Гри, несмотря на свою принадлежность к незнатному рыцарскому роду, сумел сделать успешную карьеру и быстро разбогател, получив должность камирдинера при новом графое Перша. Карруж же был потомственным рыцарем в третьем поколении, однако из-за постоянного участия в кампаниях Столетней войны его финансовое состояние оставляло желать лучшего, и Жан стал завидовать своему другу. Окончательно отношения друзей испортились после смерти от болезни жены и сына Карружа. Данное событие разорвало родственные связи Ле Гри и Карружа, на чем их общение прекратилось.

Спустя некоторое время Жан де Карруж вновь женился, на этот раз на Маргарите де Тибувуль, дочери Робера де Тибувиль, который был дважды признан предателем Франции из-за участия в мятеже против королей. После свадьбы с Маргаритой Карруж затеял грандиозную по своей наглости и идиотизму судебную тяжбу против своего сюзерена Пьера Алансонна из-за поместья Оно-ле-Фокон. Дело в том, что граф Пьер Алансон купил у Тибувиля указанное поместье за 8 000 франков еще за три года до свадьбы Каружа и Маргагиты, после чего передал его во владения Жаку Ле Гри за хорошую службу. Карруж решил оспорить эту сделку, так как считал, что проданная тестем земля должна была войти в приданное Маргариты... От такого конского наезда обалдел не только граф Алансон, но и все окружающие феодалы, после чего Карруж получил репутацию неуравновешенного сутяги. Алансон отправился к королю Карлу Пятому, от которого получил подтверждение своих на прав Оно-ле-Фокон.

Вскоре после этих событий умер отец Жана Карружа, служивший комендантом замка Беллем. Жан полагал, что должность должна перейти ему по наследству, однако граф Алансонский назначил новым капитаном этой крепости одного из своих вассалов. Это привело Карружа в бешенство, и он во второй раз пошел в суд с делом наследования Оно-ле-Фокон, оспаривая же уже указ короля... Разумеется, дело он проиграл и в этот раз. После второго наезда граф Алансонский совсем осерчал на своего вассала и запретил ему покупать новые земли. Во всех своих бедах Карруж, по всей видимости, винил приближённого к Пьеру Алансону Жака Ле Гри.

В 1385 году Жан Карруж отправился с французским войском в шотландскую экспедицию, которая закончилась полным разгромом и бегством французов.

За время отсутствия хозяина дела во владениях Карружа совсем заплохели, и по возвращению Жан поехал в Париж в надежде получить жалованье за поход от короля. По дороге он заехал к своему сюзерену графу Алансону, где встретился с Жаком Ле Гри. Между бывшими товарищами вспыхнула ссора, после чего Карруж уехал в Париж. По возвращению домой из столицы Карруж неожиданно заявил, что во время его отсутствия Жак Ле Гри нагрянул в замок матери Карружа и там яростно изнасиловал его жену Маргариту... Детали обвинения Ле Гри дошли до нас лишь частично. Ридли Скотт показывает в своем фильме версию из книги Эрика Джагера "Последняя дуэль: правдивая история испытания битвой в средневековой Франции". Сам Джагер нам сообщает: "Там, где молчат исторические летописи, я даю волю собственной фантазии, дабы восполнить образовавшиеся пробелы, внимательно прислушиваясь к голосам далёкого прошлого..." Другими словами, Джагер прикинул в уме, как могло бы выглядеть данное преступление.

Коротко его версия звучит так: Мать Карружа со всеми слугами уезжает из замка в аббатство Сен-Пьер, оставляя Маргариту одну. Ле Гри узнает от своего подручного, который по его приказу следил за замком, об отъезде всей челяди из замка, немедленно садится на коня и скачет сломя голову в замок. Там он обманом проникает сначала внутрь замка, а затем и внутрь Маргариты... После чего садится на коня и скачет обратно домой... Прочитав такую историю, на ум приходит слегка переделанная цитата из рассказа Стругацких: Все, что Вы мне рассказываете, Модест Матвеевич-это какой-то болезненный бред...

Как бы то ни было, с данным обвинением Карруж пришел к графу Пьеру Алансону. Прекрасно зная нелюбовь Карружа к Ле Гри, помня собственную тяжбу с "потерпевшим" по абсолютно безумному обвинению с его стороны, Пьер не поверил Карружу и обвинил его во лжи. Тогда Карруж поехал с жалобой к королю, который назначил суд. В ходе расследование были организованы пытки свидетелей возможного происшествия, однако никаких результатов они не дали. Так как Ле Гри отрицал все обвинения, а Карруж не мог предоставить никаких вменяемых доказательств, был назначен Божий суд. 29 декабря 1386 года на территории монастыря в Париже состоялся судебный поединок, в котором закаленный в битвах Жан де Карруж без труда победил Жака Ле Гри. Перед смертельным ударом кинжала Жак Ле Гри вскричал – «Перед лицом бога клянусь спасением своей души - я не виновен! »

Так как Ле Гри проиграл в Божьем суде, он признавался виновным в изнасиловании и его тело повесили на виселице, как тело преступника. Жан де Карруж после случившегося вновь решил отсудить поместье Оно-ле Фокон, ввиду того, что Ле Гри своей смертью оставил его без хозяина... Разумеется, у него ничего не получилось и в этот раз, и поместье перешло внебрачному сыну Пьеру Алансона. В дальнейшем Карруж служил в охране короля при дворе в Париже. 25 сентября 1396 года он погиб в битве с турками при Никополе. По одной из версий, после смерти мужа Маргарита постриглась в монахини. Спустя 10 лет после поединка люди стали сомневаться в виновности Ле Гри. А летопись «Хроника аббатства Сен-Дени, охватывающая правление Карла VI с 1380 по 1422» и вовсе сообщает, что в изнасиловании Маргариты признался другой человек, отправленный на казнь за совершение тяжких преступлений...

Спасибо за внимание! Продолжение исторического сериала в следующих частях!

Многие люди до сих пор воспринимают Средневековье по рыцарским романам типа «Айвенго» или «Белого отряда», в которых рассказывается о прекрасных дамах и их верных рыцарях.

Правда авторы (режиссеры) в книгах (фильмах) стараются обходить стороной реальные истории, где горячие синьорины (дамы, леди) вынуждены были при помощи мечей лично «разруливать» возникший спор.

В 1552 году в Неаполе очаровательные барышни Изабелла де Карацци и Диамбра де Поттинелла решили на дуэли поделить любовь прекрасного рыцаря-гвельфа. Чтобы все прошло «гладко», а тело соперницы гарантированно бы осталось остывать на ристалище, дамы взяли на поединок сразу три вида оружия копье, меч и булаву.

В день схватки по отмашке губернатора Неаполя красавицы пришпорили коней и понеслись навстречу друг другу. После первой «сшибки» от копий остались жалкие огрызки, но сами поединщицы усидели в седлах. Развернув коней и ловко выхватив булавы, дамы вновь помчались навстречу своей судьбе.

Когда Диамбра вышибла соперницу из седла, женщины продолжили поединок на мечах.

Только после того как Поттинелла оглушила свою конкурентку сбив с нее шлем, та признала свое поражение, а вместе с ним и право победительницы на любовь к красавцу гвельфу.

В 1395 году некий молодой лорд вызвал на поединок своего соседа возрастного рыцаря Джона Хотота, с которым он не поделил смежные охотничьи угодья. Вечером перед боем у старика скрутило поясницу, и вместо отца на дуэль отправилась его единственная дочь Агнес.

Когда прекрасная блондинка вышибла своего жадного соседа из седла, она на глазах у зевак намеренно сняла шлем, унизив своими разлетевшимися по ветру волосами молодого выскочку.

Если один из средневековых европейских супругов не давал развод своей второй половине, та могла вызвать его на брачную дуэль. Перед схваткой муж с дубинкой в руках залазил в яму, выкопанную ему по пояс, а его супружница вооруженная «гасилом» начинала кружить вокруг забавного «окопчика».

Каждый из «дуэлянтов» старался загасить своего противника. Мужчине для победы достаточно было сбить жену с ног, а женщине не только оглушить муженька, но и умудриться вытащить щекастинького хомяка из норки. Как правило, прекрасные дамы зачастую легко выполняли первое условие поединка, а вот со вторым справлялись далеко не все.

Супруги, согласившиеся на «брачную битву», стремились одержать победу любой ценой, что не мудрено. В случае поражения муженьку отрубали его буйную головушку, что считалось актом милосердия, ведь проигравшую женушку, осмелившуюся поднять «гасило» против мужа хоронили заживо.

Средневековые дамы поголовно были полулысыми и безбровыми, волосы могли открыто демонстрировать только шлюхи.

Для того чтобы понять, как выглядела «лысая красота» достаточно будет посмотреть портрет Аньес Сорель, фаворитки французского короля Карла VII, выполненный кистью Жана Фуке. Даже на надгробии всесильная метресса изображена без бровей, ресниц и волос.

Сорель родила королю троих детей. В Средневековье родам уделяли самое пристальное внимание, женщины «чайлдфри» встречались тогда редко, ну а восставшие против заповеди «ПЛОДИТЕСЬ И РАЗМНОЖАЙТЕСЬ» сурово карались инквизицией.

Молодым девицам, вышедшим замуж, их сердобольные мамаши надевали «зачаточные пояса». На кожаных ремнях с нанесенными краской специальными молитвами в потаенных кармашках размещали скляночки с вересковым медом, перья плодовитой фазанихи, зерна ржи, фасоли, да и еще Бог весть чего. В те времена католичество еще переплеталось с язычеством, что абсолютно не мешало людям жить.

Сплетниц, матерщинниц, клеветниц, да и просто болтушек власти достаточно эффективно перевоспитывали за счет масок позора, которые на назначенный судом срок начисто лишали женщин возможности говорить.

Двух подруг болтушек укрощали благодаря «скрипке для строптивец». Женщин сажали лицом к друг другу, и, надев им на шеи, запирающийся хомут в форме струнного инструмента надолго оставляли вместе. Столкнувшись с нарушением кровообращения и болью в локтях и кистях у дам пропадало всякое желание чесать языком.

Такая «скрипка» примеряла и супругов переживавших череду ежедневных скандалов. Проведя пару дней в оригинальной колодке, «милые» навсегда забывали о домашней брани.

Во время «критических дней» женщинам настоятельно рекомендовали не высовывать нос и дому. Средневековые схоласты и богословы не сомневались, что во время месячных женщина невольно могла сглазить новорожденных детей, загубить урожай, запустить стремительный процесс коррозии металла, заразить домашних животных бешенством и испортить продукты питания.

В те хмурые времена Европа «спасалась» только благодаря тому, что у женщин месячные были крайне редким явлением, у одних потому что они постоянно ходили беременными, у других в силу достижения критического возраста.

Учитывая плохое питание, тяжелый труд, отсутствие медицинской помощи, климакс у средневековых женщин наступал намного раньше, чем у сегодняшних прекрасных дам.

Эта история произошла через четырнадцать лет после начала «Столетней войны». К этому времени англичане без зазрения совести резали французов как скот. После очередной бойни командующий обороной французского замка «Жослен» Жан де Бомануар отправил парламентеров в захваченный англичанами замок «Плоэрмель». Французы потребовали от оккупантов перестать истреблять простолюдинов.
Вражеский командующий сэр Роберт Бембро велел гонцам передать командиру, чтобы он убирался со своими ультиматумами к чёрту.

Вскоре англичане получили вызов на групповой поединок. Противники решили его провести 26 марта 1351 года у 700-летнего дуба, на середине пути между двумя замками.

Каждая сторона обязалась выставить по тридцать бойцов, готовых биться в пешем, или конном строю, любым оружием, не запрещенным рыцарской честью.

Каждый из командиров включил в отряд лучших из лучших. Интересно, что отряд де Бомануара состоял полностью из французов, тогда как англичане собрали «интернациональную бригаду»: 20 англичан, 6 немцев и 4 француза.

Первую сечу, длившуюся 2 часа, французы продули «всухую» потеряв 5 человек убитыми. У англичан не было даже раненных.

Во время заранее оговоренного «тайм-аута» сэр Роберт Бембро во все луженое горло насмехался над неумехами французами. Жаль что фразеологизм «хорошо смеется тот, кто смеется последним» появился во Франции четыре столетия спустя.
Когда схватка возобновилась, на шутника Бембро налетели два французских ветерана Ален де Керанрэ и Жеффруа дю Буа. Первый нападавший сбил английского командира с коня, а второй ударом копья пригвоздил его к земле. Так французы показали, что они приехали не на королевский турнир, а в бою, как известно все средства хороши.

После внезапной смерти сэра Роберта командование над англо-германо-французским отрядом взял на себя немецкий наемник Крокарт. Выполняя его команды, отряд, сомкнув ряды, ушел в глухую оборону. Все атаки французов были отбиты.
Когда в девятый раз Бомануар отвел своих людей на исходные позиции и попросил у дю Буа воды, тот в сердцах  ответил: «Слижи с клинка кровь, Бомануар и жажда уйдет».

Посоветовавшись, французы решили ударить по противнику с флангов. Атака удалась, отряд Крокарта потерял четырех человек убитыми.
Исход битвы решил поступок Гийома де Монтобана – оруженосца Бомануара. Видя, что французы с трудом сдерживают натиск противника, Гийом пришпорил боевого коня и направил смертоносную машину в строй англичан. Десять воинов конь сбил с ног, пять рыцарей, тут же добили французы, остальные сдались в плен.

Все французы и пленные имели многочисленные ранения. Подлечив англичан и немцев, победители за символическое вознаграждение  предоставили им свободу.

Впервые этот бой описал современник битвы и хронист столетней войны французский историк Жан Фруассар.