Добирался сегодня автобусом до работы, что-то всколыхнуло детское воспоминание.
Радиобраслеты, говорящие дома, телевизор, шум, реклама, музыка, как это всё выводит из себя, иногда хочется уничтожить всё это. Так и поступает герой этого рассказа.
Музыка сопровождала его по всему холлу. Он прошел мимо офиса, из которого гремел вальс "Веселой вдовы". Из следующей двери несся "Послеполуденный отдых фавна". Еще из одной: "Поцелуй меня еще". Он свернул в коридор, и на него обрушился "Танец с саблями", со всеми своими цимбалами, барабанами, чашками, ложками, ножами и прочим звоном. Музыка отстала, когда он вошел в прихожую, где секретарша завороженно напевала Пятую симфонию Бетховена. Он провел рукой перед ее глазами, но она не прореагировала.
Внезапно загудел радио-браслет.
- Да?
- Это я, папа. Не забудь взять сумму, о которой я тебя просил.
- Да, сынок. Сейчас я занят.
- Просто хотел тебе напомнить - пропело наручное радио.
Голос потонул в теме из "Ромео и Джульетты" Чайковского, заполонившей коридор.
Психиатр двинулся дальше через лабиринт офисов. Одна музыкальная тема перекликалась с другой, Стравинский соперничал с Бахом, Гайдн безуспешно пытался вытеснить Рахманинова, Дюк Эллингтон побеждал Шуберта. Он кивнул напевающим секретаршам и насвистывающим докторам, только что приступившим к работе.
Зайдя в свой офис, он первым делом просмотрел несколько важных бумаг, задиктовал напевающей под нос стенографистке, затем позвонил начальнику полиции на верхний этаж. Через несколько минут замигал красный свет и голос с потолка объявил:
"Заключенный доставлен и находится в кабинете №9 для обследования".
Он вошел в кабинет и услышал, как за ним защелкнулся замок.
"Уходите", - сказал заключенный, улыбаясь.
Психиатр опешил. Улыбка была такой солнечной, такой ясной, такой располагающей, что комната буквально светилась. Рассвет над темными холмами, полдень среди ночи. Голубые глаза заключенного блестели искренностью, улыбка выдавала уверенного в себе человека.
"Я пришел, чтобы помочь вам", - сказал психиатр. Но тут же почувствовал что-то неладное. Заключенный засмеялся: "Вы удивлены, что здесь так тихо? Я только что забил радио до смерти".
"Буйный", - подумал доктор. Заключенный прочитал его мысль, улыбнулся и успокоил жестом руки: "Нет, нет. Я поступаю так только с машинками 'ля-ля'".
Куски радио и проводов лежали на сером ковровом покрытии. Не обращая на них внимания и по-прежнему чувствуя на себе тепло улыбки словно это была обогревательная лампа, психиатр присел напротив пациента в необычной тишине, которая напоминала затишье перед бурей.
- Итак, вы - мистер Альберт Брок, называющий себя "Убийцей"?
Брок с удовольствием кивнул: "Да, но прежде, чем мы начнем..." Брок быстро придвинулся к доктору, снял с его запястья радио, отправил в рот и, зажав между зубами как грецкий орех, сжал челюсти. Послышался хруст. Вынув изо рта раздавленное радио, он возвратил его пораженному доктору, как если бы оказал ему услугу: "Так-то лучше".
Психиатр уставился на сломанный аппарат: "Вы за это заплатите приличную сумму".
- Мне все равно, - улыбнулся заключенный. - Как поется в старой песне: 'Не думай о том, что случится со мной!'". Он напел мелодию.
Психиатр сказал: "Ну что, начнем?"
- Давайте. Первой жертвой, или одной из первых, был мой телефон. Это самое подлое мое убийство - я засунул его в кухонный дезинтегратор мусора. Дезинтегратор застрял на полуобороте. Бедняжку задушило насмерть.
Психиатр хмыкнул.
- Сделал шесть выстрелов в катодно-лучевую трубку. Звон был чудесный, словно упала хрустальная люстра.
- У вас прекрасное воображение.
- Спасибо, я всегда хотел быть писателем.
- Полагаю, вы расскажете, с какого момента вы стали ненавидеть телефон.
- Я боялся его с детства. Мой дядя называл его "машиной призраков". Голос без тела пугал со страшной силой. После этого я уже никогда не мог к нему привыкнуть. Телефон казался безличным чудовищем. Если ему хотелось, он позволял вам пройтись по его проводам, если не хотел - выхолащивал вашу личность до такой степени, что в конце линии ваш голос напоминал нечто холодное и бесчувственное, стальное, медное, пластмассовое, без тепла и жизни.
По телефону легко соврать, телефон изменяет смысл того, что вы говорите. Вы начинаете понимать, что он ваш враг. Ну, конечно, телефон удобен. Он просто сидит и требует, чтобы вы позвонили кому-нибудь, кто не хочет, чтобы ему звонили. Мне всегда звонили друзья. Звонили без перерыва. После чего у меня ни на что не оставалось времени. Если не телефон, то телевизор, или радио, или фонограф. Если не телевизор, радио или фонограф, тогда картина в ближайшем кинотеатре с обязательной рекламой каких-либо пеномоющих средств типа: "Больше нет дождя, есть только хлопья мыльной пены". Если не реклама, то развлекательная музыка в каждом ресторане, музыка и реклама в автобусах по дороге на работу. Если не музыка, то межофисная связь, и наконец "комната ужасов" - радио-браслет, по которому друзья звонили каждые пять минут.
Что это за "удобства", которые так искушающе удобны? Обыватель думает: вот у меня на запястье телефон, почему бы не позвонить приятелю? "Привет, привет!" Я очень люблю своих друзей, свою жену, человечество, но когда через каждую минуту жена звонит и спрашивает: "Где ты сейчас?", приятель сообщает: "Послушай, у меня есть для тебя анекдот ", а потом звонит кто-то чужой и предлагает опрос по типу: "Какую резинку вы сейчас жуете?", я выхожу из себя.
- Как вы себя чувствовали на этой неделе ?
- Во мне что-то взорвалось. Я был на пределе. В тот день я совершил убийство подобное тому, что было в офисе.
- А именно?
- Я вылил стаканчик горячего кофе на переговорное устройство.
Психиатр сделал пометку в блокноте.
- И система коротнула?
- Прекрасно. Именины души, 4-е июля. Стенографистки забегали как ошалелые! Полный абзац!
- Почувствовали облегчение?
- Не то слово. Потом пришла в голову идея растоптать на улице наручное радио. Из него вопил пронзительный голос: "Опрос общественного мнения №9: Что вы сегодня ели на ланч?" В этот момент я вытряхнул душу из чертового радио.
- Почувствовали себя еще лучше, а?
- Еще бы! Я был на верху блаженства. Брок радостно потирал руки. - Я подумал, а не начать ли мне революцию по освобождению человека от неких "удобств" ? Удобств для кого, спрашивается? Для друзей: "Привет, Эл, я подумал, что надо тебе позвонить из Грин Хиллс. Я только что забил мяч в лунку с одного удара. С одного, Эл! Прекрасный день! Пойду сейчас пропущу стаканчик. Подумал, что тебе будет приятно узнать об этом." Удобным для моего офиса. Где бы я ни был, я всегда на связи. На связи! Я б сказал "на привязи".
Постоянно под ударами FM-голосов. Нельзя выйти из машины без того, чтобы не объявить: "Остановился на автозаправочной станции для посещения туалета". "О'кэй, Брок, заходи!" "Почему так долго, Брок?" "Простите, сэр" "Будь поживей следующий раз, Брок" "Да, сэр".
И знаете, доктор, что я сделал? Я купил двойную порцию французского мороженного и запустил его в радиопередатчик.
- Была ли какая-нибудь особая причина для выбора французского мороженного?
Брок подумал и растянулся в улыбке: "Это мое любимое".
- "О" - сказал доктор.
- Я подумал: черт возьми, что хорошо для меня, то хорошо и для передатчика.
- Что заставило вас запустить в него именно мороженное?
- Было жарко.
Доктор промолчал.
- А что случилось потом?
- Тишина. Боже мой, это было прекрасно. Радио в машине каркало целый день: Брок, иди сюда, Брок, иди туда, Брок, отметься здесь, Брок, отметься там, о'кэй, Брок, время ланча, Брок, ланч закончен, Брок, Брок, Брок. Тишина для меня была словно мороженное для ушей.
- Кажется, вы очень любите мороженное.
- Я ехал и наслаждался тишиной. Это самая большая, самая нежная затычка для ушей. Тишина. Целый час. Я просто сидел в машине и улыбался, чувствуя мягкую затычку. Я был опьянен свободой!
- Продолжайте.
- Затем у меня возникла идея переносного прибора с токами высокой частоты. Я взял его с собой в автобус, когда возвращался с работы. Автобус был переполнен уставшими пассажирами с наручными радиоприемниками, переговаривающими со своими женами: "Сейчас я на сорок-третьей, подъезжаю к сорок-четвертой, я уже на сорок-девятой, поворачиваю на шестьдесят-первую". Один мужчина ругался: "Вылепетывай из этого чертового бара, иди домой и приготовь ужин. Я уже на семидесятой!" Радио в автобусе играло "Сказки венского леса", канареечный голос распевал о первоклассных хлопьях для приготовления овсяной каши". Тогда - я включил свой прибор! Тишина! Помехи ! Жены оказались отрезанными от мужей, жалующихся на тяжелый день. Мужья оказались отрезанными от жен, жалующихся на непослушных детей. "Венский лес" вырубился, канарейка заглохла! Тишина! Ужасная, неожиданная. Пассажиры были вынуждены разговаривать друг с другом. Возникла паника. Настоящая животная паника.
- Полиция вас схватила?
- Автобус был вынужден остановиться. В конце концов, музыка заглохла, мужья и жены потеряли контакт с реальностью. Всеобщая неразбериха, крики, хаос. Все завертелось как белка в колесе.
Приехавший полицейский наряд применил ко мне тройные меры: арестовали, взяли штраф, и отвезли в участок.
- М-р Брок, могу я предположить что ваше поведение нельзя назвать, так сказать, практичным? Если вам не нравится радио в автобусах или в офисах, или радиопередатчик в машине, почему бы вам не вступить в братство ненавидящих радио, начать писать петиции, вести законную, разрешенную конституцией пропаганду. В конце концов, у нас демократия.
"А я, - сказал Брок, - выступаю в роли меньшинства. Действительно, я вступил в братство, участвовал в пикетах, передавал петиции, обращался в суд. Я протестовал многие годы. Все надо мной смеялись. Все любили автобусное радио и рекламу. Я был изгоем."
- Тогда вы должны были отнестись к этому как настоящий солдат, не так ли? Большинство правит.
- Да, но они зашли слишком далеко. Решив, что немного музыки не помешает, а быть на связи очень удобно, они решили многократно усилить и то, и другое. Меня это вывело из себя. Я пришел домой и застал жену в истерике из-за того, что она полдня не могла со мной связаться. Помните, я говорил, что сплясал на своем наручном радио? В тот день я решил убить свой дом.
- Вы уверены, что хотите, чтобы я это записал?
- Семантически, все правильно. Убить, к черту. Это один из тех болтливых, жужжащих, прогнозирующих погоду на завтра, читающих стихи, пересказывающих романы, вечно звенящих, убаюкивающих домов. Дом, который оглушает вас оперой пока вы находитесь в ванной, и учит испанскому во сне.
Один из тех бестолковых и болтливых домов, напичканных электроникой, благодаря которой вы чувствуете себя чуть выше наперстка, с кухонными плитами, объявляющими: "Я - яблочный пирог, я уже готов", или "Я - поджаренный ростбиф, полейте меня жиром", или другую какую-нибудь ерунду. С кроватями, которые укачивают перед сном, и будят по утрам. Дом, который не выносит людей, поверьте. Передняя дверь рычит: "У вас грязные ботинки, сэр!", а электронная собака следует за вами и втягивает обрезки ногтей и пепел от сигарет. Я говорю: Господи Иисусе! Господи Иисусе!"
"Спокойней, - попросил психиатр.
- Помните песенку Гилберта и Салливана "Я записал тебя в блокнот, теперь мне не забыть". Всю ночь я составлял список своих врагов. На следующее утро я купил пистолет. Я намеренно запачкал ноги и встал перед входной дверью. Входная тут же завопила: "Грязные ноги! Вытрите грязные ноги! Пожалуйста, будьте опрятными!" Я застрелил сволочь через замочную скважину. И тут же побежал на кухню, где стояла вечно причитающая плита: "Выключите меня!" и сделал из нее механический омлет. Ох, как она зашипела и завопила: "Короткое замыкание!". Потом зазвонил телефон, это отродье. Я зашвырнул его в кухонный дезинтегратор. Должен заявить, что я лично ничего не имею против дезинтегратора, он вел себя как невинный свидетель. Я виноват перед ним. В самом деле, он - практичное устройство, никогда слова лишнего не скажет, ворчит себе как спящий лев и переваривает. Я его починю. Потом я пошел и застрелил телевизор, это чудовище, эту горгону, превращающую миллиард людей в окаменелости. Эту поющую сирену, обещающую так много, а по сути, ничего. Я всегда откладывал ее убийство, на что-то надеясь, но не выдержал и застрелил... И тут же моя жена заголосила как гусыня со скрученной шеей и выскочила за дверь. Приехала полиция. Теперь я здесь.
Он радостно откинулся на спинку стула и закурил.
- Понимаете ли вы, что совершая все эти преступления, сначала с наручным радио, телефоном, автобусным радио, переговорным устройством, вы нарушили чьи-то права на собственность?
- Я бы сделал это еще раз, с божьей помощью.
Психиатр сидел, освещенный лучезарной улыбкой заключенного.
- Вы отказываетесь от помощи со стороны офиса психического здоровья? Вы готовы отвечать за последствия своих действий?
"Это только начало, - сказал м-р Брок. - Я нахожусь в первых рядах небольшого контингента, уставшего от шума и постоянного насилия со стороны музыки и голосов, приказывающих сделать то, сделать это, сделать быстро, сделать сейчас, сделать здесь, сделать там. Понимаете, начинается восстание. Мое имя войдет в историю."
Психиатр хмыкнул.
- Конечно, на это уйдет время. Вначале, все было захватывающе. Сама идея об этих устройствах была замечательной. Они были как игрушки, но люди слишком увлеклись; и все зашло слишком далеко и стало нормой поведения. Выйти из него было уже невозможно. Люди не могли даже признать, что они порабощены. Поэтому они нашли объяснение своему поведению. "Современный век, - сказали они. - Таковы условия жизни." Но семена уже были посеяны. Смешно сказать, но обо мне узнали из телевидения, радио и кинофильмов. Это было пять дней назад. Миллиард людей узнал обо мне. Проверьте финансовые колонки в газетах. Может быть даже сегодняшние. Увидите, как взлетели продажи французского мороженного!
"Понимаю", - сказал психиатр.
- Могу я вернуться в свою милую камеру, где я проведу в тишине и спокойствии шесть месяцев?
"Да", - тихо сказал психиатр.
"Не волнуйтесь за меня, - сказал м-р Брок, поднимаясь. - Я собираюсь сидеть долгое время, заткнув уши мягкими заглушками".
"Хм", - сказал психиатр, направляясь к двери.
"Удачи", - сказал м-р Брок.
"Да", - сказал психиатр.
Он набрал код на двери, дверь открылась, он вышел, дверь автоматически закрылась. Психиатр шел по коридорам мимо офисов. Первые десять метров его сопровождал Китайский бубен, затем наступила очередь Цыган, затем Пассакалия Баха и фуга в каком-то там миноре, Тигровый рэг, Любовь как сигарета.
Он вынул из кармана раздавленное радио, словно это был мертвый богомол.
Вошел в свой офис. Прозвенел звонок. Голос с потолка спросил: "Доктор?"
"Только что закончил с Броком", - сказал психиатр.
- Диагноз?
- Полнейшая дезориентация, но настроение бодрое. Отказывается признавать простейшие реалии своего окружения.
- Прогноз?
- Неопределенный. Оставил его в благодушном настроении и фантазиях.
Зазвонили три телефона. Переговорное устройство на рабочем столе затрещало как раненый кузнечик. Загорелась красная лампочка внутренней связи, послышалось кликанье. Звонили три телефона. Стол гудел.
Психиатр, тихо напевая, застегнул на запястье новое наручное радио, поднял трубку внутренней связи, поговорил с минуту, поднял один из телефонов, поговорил, поднял другой телефон, поговорил, поднял третий телефон, поговорил, нажал на кнопку наручного радио, поговорил тихо и спокойно, с невозмутимым и строгим выражением лица, окруженный музыкой и вспыхивающими лампочками, опять зазвонили два телефона, он потянулся к ним, загудело наручное радио, заговорило переговорное устройство внутренней связи, и раздались голоса сверху. И он продолжал спокойно снимать трубки, нажимать на кнопки, говорить на протяжении всего оставшегося дня в кондиционированном пространстве офиса: телефон, наручное радио, переговорное устройство, телефон, наручное радио, переговорное устройство, телефон, наручное радио, переговорное устройство, телефон, наручное радио, переговорное устройство, телефон, наручное радио...
