Rudakopsky

Мне не видно, что учиняют бухарики в доме напротив. Хлебают «дошик», лопают шавуху, или же очередной хорек, нализавшись с утра, лупит свою благоверную почем зря. Первомайская улица довольно широка, вдоль нее высажен ряд деревьев, так что соседние дома наполовину скрыты. Может, и нет здесь никаких бухариков. Достойные жители столицы, уфимская интеллигенция и все такое; я совершенно одинок, теперь уже сферически и в вакууме. Да и хрен с ней, с частной жизнью незнакомых уфимцев, я не приспособился бы к здешнему социуму и за тысячу лет.

Я убежден, мои дорогие друзья и собутыльники, что Лена давным-давно передала мне свой дар. Мне и нашим ребятам. Ведь это происходит элементарно через кровь, так удостоверила Олеся Колышева, которая не была облученной, однако засветилась после исчезновения матери. Лена намекала мне однажды, заявив, что перебросила на нас свой грех. Все это умещается в парадигму, и чтобы обозреть всю картину целиком, мне не хватило в свое время одного-единственного стакана.

Во мне этот дар, или феномен, вдруг мутировал и запустил черные процессы. Разбудил глубочайшие гены – над-зеро. Те, которые не засвидетельствовала группа ученых в прошлом, хотя именно их они и искали, о них шушукались в кулуарах, боясь собственных смелых идей. Гены, которые не выявились ни у одного подопытного, ни у одного светящегося. Над-зеро, Человек Советский, или, вернее – Человек Российский.

Вот только то, что задумано природой для развития, метаморфоз и просветления, изуродовалось вирусом пьянок, безумием Бахуса и Алкогольным Кодексом. У женщин эта инфекция вызывала свечение, агрессию к детям и растворение физической оболочки. У меня же мутировало в нечто куда более страшное.

С чего я вдруг выдумал изначально, будто кто-то рассказывал мне про смерть Димы Ваняткина? Якобы перед тем, как мне сообщила Лена, я осознал, что в курсе событий. Типа я вышел на улицу, повстречал кого-то – это же бред! Никого я не встречал, и никто мне ничего не рассказывал. А помнить я мог единственно потому, что повстречал самого Ваняткина-старшего. Вероятно, челдобрек телепался за пивом. Или шагал вместе с Димой, которому отвесил очередной подзатыльник за просто так. Или растопырил локти, как в детском саду, и на сей раз меня задел.

А потом последовала расплата. Неконтролируемая черная энергия, разбуженная алкоголем и радиационной инфекцией, хлынула в сторону дома Ваняткиных. Только вместо того, чтобы ударить целенаправленно по старшему и сделать мир чище, бесконтрольный поток содеял страшное. Моя экстрасенсорная способность утратила разницу между добром и злом. Именно поэтому какая-то моя часть точно знала, что случилось с Димой. Именно поэтому я всегда считал, что виновен.

С чего я вдруг твержу направо-налево, что на бульваре Космонавтов вдруг возник неведомый маньяк и похитил моего Лешку? Пора признать то, что в глубине души знают все вокруг: в той слепой от камер зоне оставалось всего два человека. Я и Лешка. Мы ступили туда с ним вдвоем. Я пешкодрапом, он на самокате. А вышел всего один. Вот и весь сказ, и это единственная истина, которую надлежит принять. И какая-то моя часть, от которой я сначала мечтал спрятаться в тюряге, а потом хоронился в алкашке, точно помнит все детали.

Что произошло с детским домом-интернатом имени Чкалова? Почему здание, прошедшее капремонт и успевшее выдержать срок гарантии, за время которого вскрываются все рабочие косяки, внезапно запылало на пустом месте? Быть может, не в ротозействе дело? А в бесконтрольной ненависти, которой был охвачен ваш покорный слуга? И отсутствие конкретного виновника, отсутствие имени и фамилии, позволило этой ненависти вновь убивать бесконтрольно? Разве это менее вероятно, чем совпадение, что мой младший сын был помещен в приют именно накануне пожара, как будто по чьему-то сценарию?

Почему я торопливо и ожесточенно разорвал в клочки прощальную записку от Лены, намертво пресекая любые мысленные поползновения в эту сторону позже? Насколько вообще реальна эта записка, учитывая, что исчезновение Лены пришлось на самый мрачный и запойный период? Что если ее письмо не более реально, чем преследовавший меня наряд милиции в день нашего знакомства, чем похищенные и заточенные в кафе «Алладин» дети, или чем команда киллеров, обязанная меня убить, если сержант тотчас не выпустит меня из «обезьянника»? Может, именно поэтому я никогда не пытался всерьез разыскать жену, а вместо этого расследовал смешные теории заговоров и шкурился не пойми с кем? Потому что половина из написанного здесь – случилась исключительно в моем изнуренном и расщепленном благодаря алкашке воображении? Что если я сфантазировал все, что случилось со дня гибели Димы Ваняткина, а на самом деле я лежу в психушке, в отдельной палате, заколотый по брови успокоительным и в смирительной рубашке?

А что насчет сна, приснившегося мне в ночь смерти Риммы Лентяйкиной? Отчетливо помню, как я сначала пытался расколотить бутылку водки о ее голову, а потом выжимал внезапно ставшую мягкой бутылку, как старую тряпку, совершая удушающие действия. И Римма Лентяйкина пала очередной жертвой на расстоянии, поплатившись единственно тем, что попалась мне на глаза в погоне за фантомами.

Где вообще граница между моими бредовыми галлюцинациями и реальностью?

Что ж, накатим еще, а потом, без устали - сызнова! Может быть, мне все-таки удастся возвеличить луны, пройти все панихиды и срыть землистые опоры. Мне остается уповать лишь на то, что я не вконец очернил свою душу, и внутри меня сохранился крошечный шанс засиять. Переродиться в новом обличье и воссоединиться с близкими. Моя поездка к Нине Ивановне – единственно правильный поступок за многие-многие годы. Она дала мне надежду, ее рассказ стал маяком, на который мне приходится ориентироваться, потому что ничего другого более нет. Я все просрал и все уничтожил. Мысли об этом, конечно же, омрачают мой, пока еще недельный, заплыв к светящемуся царству, и сбивают с курса. Ну что ж! Ведь всегда под боком есть ОНА, чтобы подменить душевную муть и мерзкие мысли приятными ощущениями и светлыми ассоциациями. Вопрос лишь в количестве подходов, тем и славен Российский Индивидуум, что никогда не пасует перед объемами и бутылочными ежами, даже накануне гибели. И в этом заключен завершающий этап Алкогольного Марафона Этого Мира.

Norma! deh! Рroteggimi, o Dio!

КОНЕЦ

PS. Все события и лица вымышлены. Герои имеют собирательный характер, не существует ни одного прямого прототипа. Такая патология, как подмена понятий в масштабах восприятия реальности, действительно существует. Когда бывшие алкоголики в завязке начинают верить, что им изменяют жены, что дети пытаются их отравить, что родители на самом деле взяли их из приюта и скрывают это. Или же что в детстве родители пытались их убить... И так далее по возрастающей. В конце концов это безумие ложится в основу очередного срыва. После Великой Отечественной действительно проводились исследования в области алкоголизма. И они, будучи глубокими по сути, действительно вошли в основу дальнейших официальных трудов и диссертаций по этой теме. Что касается "светящихся сестер", то это всего лишь видоизмененная легенда о вакханках. Хотя, кто знает...)

Первоначальная версия повести была написана в начале нулевых. С тех пор она претерпела изменения - в угоду времени и мировосприятию автора. Добавились/ушли герои, повесть обросла подробностями, растянулась по времени до нынешних времен; пришлось как-то увязывать пропажу ребенка и повсеместное наличие уличных камер, которых не было в годы зарождения идеи. Но вот фраза "Преданы Путину" как была актуальная в начале нулевых, так она актуальна и сейчас и во веки веков, и, вероятно, это самый удивительный момент во всей истории)

Спасибо за внимание!

Но мы не убываем, наша гвардия насчитывает сотни тысяч алкоперых бойцов невидимого фронта; мы мимикрируем согласно тенденциям. Мы учимся следить за своей внешностью и одеждой, даже будучи неделю в употребе, мы отрабатываем социальные связи, мы справляемся с агрессией, когда можем,- мы становимся функциональными алкоголиками. Когда-то я был в авангарде этого движения, пока не превратился в окончательного пропойцу, и таков удел каждого, кто балует с этой стезей.

Я дожевал бургеры, выпил колу, после чего позвонил Алиске.

- Да?..

У нее очень странный голос. Настороженный весьма и незнакомый! Я даже осекся на секунду, усомнившись в правильности набранного номера. Как будто я отчалил в далекие страны, и никто не ждал, что я объявлюсь так скоро, да и вообще объявлюсь.

- Это… Привет. Ты?

- Я…

- Короче, все оказалось правдой! - ринулся я с места в карьер. - На этот раз я победил, а все, кто отговаривал,- проиграли. Хотя я и без понятия, что теперь мне со всем этим делать.

- Теперь уже не важно…

- Сейчас это самое важное, что может только быть! Светящиеся сестры – это не метафора. Это люди. Они реально существовали, есть записи… Наверное, где-то есть. Но свидетельства есть точняк, Нина Ивановна мне все рассказала.

- Погоди минутку…

- Есть даже научное объяснение. Вернее, гипотеза. Не важно, те же яйца, только в профиль. Их изучали, прикинь! Светящихся женщин! Они все были поначалу облученные. Но их дети – нет, не облучены. И все равно это свечение передавалось по наследству.

- Притормози…

- Нина Ивановна сама была свидетелем. Ее мама в прошлом генетик, изучала пациентов после Озерска, потом засветилась и тоже пропала. Только Нина Ивановна убедила себя в том, что ей все померещилось по пьяной лавочке. А может, не убедила. Может, просто временно отодвинула.

- Послушай меня…

- Что если Лене это тоже передалось? Сначала передалось ее матери, Яне, потом перешло к ней? Дядя Роман все-таки видел свет у нас в окнах! Лена могла столкнуться со своим феноменом в тот период, когда мы с ней были в запое и каждый в своем коконе. Она не замечала, как я хожу топиться на Белую, я не замечал, что происходит с ней. Я вполне мог прошляпить и ее изменения, и свечение по ночам…

- Перестань! – вдруг рявкнула в трубку Алиска, и я похолодел.- Ты можешь заткнуться на минуту или нет? Сейчас все это уже не важно! Твои тесть с тещей подали заявление в полицию! Тебя ищут уже!

- В смысле?- Я ничего не понимал. Для меня такие резкие смены темы были неподъемны после того, как я пережил микроинсульт в туалете.- Какое заявление?

- О том, что твоя жена пропала. Полиция приходила к нам на группу АА, искала тебя.

- На группу? – Я продолжал тупить.- Почему на группу? Зачем полиция на группе?

- Ты понимаешь, что я говорю? Тебя подозревают в причастности к пропаже жены! От нее никаких вестей и, вероятно, мой приход к твоей теще натолкнул ее на мысль, что пора бить тревогу. Она пошла в полицию, там могли всплыть и твой условный срок, и все нестыковки вокруг тебя. Твой последний «приход» наверняка тоже всплыл, тебя же официально в наркологию упекли. Может, там подсказали, что ты ходишь на собрания АА. В общем, я точно не знаю.

- Хрень какая-то.- У меня закружилась голова и начала неметь левая щека.- Причем тут я? Я вообще не прячусь. Ты им сказала, что я в Уфе?

- Нет конечно! Не хватало мне еще встрять с тобой в очередную уголовку, мало мне своего срока! Ничего я не сказала, и болтать не намерена. А ты, если я что-то для тебя значу, больше мне не звони. И не пиши, и вообще не трогай. Буду благодарна, если наши отношения не всплывут.

- Кандибобер тебя видела…- Я немного оправился и начал кумекать. Вокруг меня царил парковый гвалт, и откуда-то долетала музыка, а я изо всех сил пытался сосредоточиться на разговоре.

- Вряд ли полиция будет искать какую-то неведомую сослуживицу. Если ты сам не начнешь болтать про нас, на меня и не подумают. Им нужен ты. Я тебе советую снять всю наличность с карт, пока тебе счета не перекрыли, чтобы ты не свалил за границу.

- Да какая заграница, у меня даже загранника нет!- вспылил я.- Зачем мне наличность?

- Ты не понимаешь, что ли, что происходит?- в сердцах воскликнула Алиска.- Тебя подозревают в том, что ты что-то сделал с женой! Тебе нужен адвокат! А для адвоката нужна наличка. Допетри уже: ты – главный подозреваемый. И ты в розыске. Так что в срочном порядке нанимай адвоката и приходи в полицию сдаваться. А теперь извини. Помогла, чем смогла. На большее я не готова.

И она отключилась.

Я попытался отменить билет на автобус, но он оказался неотменяемый. Наплевав на упущенные возможности, я с ускорением двинулся из парка, разыскал первый попавшийся сберовский банкомат и снял подчистую всю наличность с двух карт – Сбер и ПСБ. Заплатил конский процент при этом за превышение лимита и за сторонний банковский перевод, но данные потери тоже отнес к сопутствующему ущербу.

После этого я вернулся к электричкам и обнаружил в наличии множество свободных мест до Черниковки. Я немного знал об этом районе Уфы – частично от Алисы М., но в основном от Ленчика Догадова. Тот постоянно удивлял меня энциклопедической информацией о самых неожиданных уголках. Район Черниковки – это аналог Чертаново, только в Уфе, ну а поскольку сам я был из Салавата времен 90-х, - для меня что так, что эдак, я ко всему приучен. В конце нулевых Черниковка подверглась той же карательной чистке, что и сотни тысяч криминально-бандитских филиалов ада под названием Россия. Отморозков и говнарей, как и бухаристых, вероятно, не уменьшилось от этого, но все они теперь расползлись по закулисным заведениям и стараются не отсвечивать. На углах не ссут и на центральных площадях не трахаются.

Мой же интерес в Черниковке сводился к относительно дешевому жилью по сравнению с центральной частью города, с его помпезными хатами и королями-собственниками типа Нины Ивановны. По пути туда я пролистал объявления об аренде. Длительная аренда мне не светила, поскольку доказать свои долгосрочные намерения и приличный образ жизни мне было нечем. Комнаты на хозяев отпадали, мне не нужны были сейчас свидетели. Посуточное жилье же, тем не менее, кусалось и в Черниковке. Я уже готов был раскошелиться и все-таки вызвонить посуточных риэлторов, но вдруг наткнулся на малочисленную прослойку квартир, сдаваемых в аренду на короткий срок. От месяца и до полугода.

Я тут же набрал номер и договорился о встрече.

Мне повезло, я избежал долгих мытарств по хатам, все прошло гладко с первым же адресом. Риэлтор по имени Гузель, женщина сорока лет с необъятной грудью и ключами от квартиры, познакомила меня с пыльными апартаментами в девятиэтажке-свечке с окнами на улицу Первомайскую. За время короткого просмотра я допетрил, что вряд ли Гузель настоящий риэлтор, и скорее всего имеет место хитрая субаренда. Предложенный на подписание договор, скачанный из интернета и зияющий отсутствием печатей и водяных знаков, превратил подозрение в уверенность. Однако приземлить пятую точку в какое-то конкретное место сейчас было важнее, нежели нюансы и риски, так что я, мельком обозрев достоинства и недостатки апартаментов, тут же подписал паленый договор и вывалил сумму за месяц наликом. Если вдруг объявится настоящий хозяин, я всегда могу его связать и продержать в плену месяц. Ну а если серьезно, ломать голову над дополнительными алгоритмами мне в тот момент совершенно не хотелось. Гузель вручила мне ключи от хаты, и мы расстались, весьма довольные взаимным разводняком.

Что ж, осталось последнее. Я очень сомневался, что мои поиски раздуты до региональных масштабов и ему выставлен приоритет №1, поэтому без всякой опаски набрал нужный номер со своего мобильника. Человека, который был мне нужен, звали Альберт Каратаев, и он был негласным смотрящим по городу с середины нулевых, когда предыдущего смотрящего пошинковали на салат и скормили конкурентным псам.

- Офис Альберта Руслановича, добрый день!- прозвучал в трубке девичий голосок.

Я назвал себя и попросил Карата к телефону. У меня, как у теневого спонсора, имелся его личный мобильник, но в данном случае правильнее было проявить вежливость и встать в общую очередь.

- Привет,- раздался в трубке знакомый голос.- Проблемы?

- Привет,- в тон ответил я.- Есть немного.

- Излагай.

Я изложил, не вдаваясь в детали. Карат знал о моей судьбе, поскольку ему по специальности полагалось знать про всех в городе, но во время наших редких контактов он никогда ни о чем не расспрашивал. Мы не были друзьями, медь вместе не тырили и даже не бражничали. Он сидел на ветке повыше и обычно гадил сверху на таких, как я, но меня уважал за постоянство и что я никогда не создавал ему проблем. Я поведал, что, по слухам, на меня завели уголовку, но поскольку сам я в отъезде, хотелось бы перед визитом к ментам разузнать подробности, к чему готовиться. Карат меня выслушал и пообещал разведать обстановку.

Пока я ждал ответного звонка, занял себя тем, что начал шлындать по новоиспеченной хате. Присутствовал арендный минимализм, но радовало хоть наличие икеевской мебели, а не бабушкиной, что прибита к полу испокон веков и нагружена кирпичами в обшивке. Шкаф для одежды, стеллажи с полками, диван. Еще телек - можно зекать. Туалет-объединенка, ванны нет, только душевая кабинка и раковина, однако без потеков и остатков чужого организма. На кухне – непритязательный гарнитур, холодильник, газовая плита и микроволновка. Стол, два стула. Есть лоджия, туда заглянул мельком через оконное стекло и узрел кресло. Все-таки бабушкино, ожидающее мусоровозчиков.

Я полез по кухонным полкам, осознав, что во время просмотра хаты с Гузелью, сопящей в затылок и попирающей меня грудью, не удосужился поинтересоваться насчет столовых приборов. Но мне повезло, наличествовали тарелки, вилки и ложки, два тупых ножа, а также пара кружек. Навскидку все оказалось свежим и чистым.

Напоследок я сунулся в холодильник, больше ради хохмы, нежели в поисках хавчика. Не ожидал там найти чего-то, кроме заплесневелого лимона. Но и лимона не обнаружилось также. Вообще почти ничего. Кроме одного-единственного предмета.

Я смотрел на этот предмет, смотрел и смотрел, смотрел, мать его, и смотрел, и время замедлилось, а по загривку потек пот. Я забыл о том, что меня ищет полиция. Что Кандибобер ухватилась за очередную возможность мне подгадить. Забыл про откровения Нины Ивановны, забыл про светящихся сестер. Я вдруг испытал дикую вспышку ностальгии по Лехе Агопову, тезке моего старшего сына, и невозможность немедленно ему набрать отдалась тупой болью в сердце. Тут же без перехода я вспомнил Лену. Я здорово заблуждался в последнее время, а неспособность к трезвой жизни не могла не быть одной из причин этому. Никто мне в жизни не нужен, никакие Алиски. Я любил и люблю только одну женщину. И сейчас мне ее не хватало, как никогда.

Я закрыл холодильник и вернулся в зал. Я обнаружил, что мои руки дрожат.

Через минуту перезвонил Карат.

- Должен будешь,- заявил он с легким апломбом.- Пришлось задействовать связи. Короче, тебя ищут в связи с гибелью какой-то Риммы Лентяйкиной. Знаешь такую?

- Знаю! А что с ней?

- Нашли дома задушенной.

- Римму?!- Я не верил в то, что услышал.- Римму нельзя задушить!

- В смысле?

- Погоди… Римму задушили?

- Я так и сказал. Ты в норме?

-Да…- У меня в очередной раз онемела щека, и я явно не справлялся с потоком информации. Мне требовалась передышка, чтобы увязать в голове два этих слова – Римма и задушили,- но Карат вряд ли был намерен мне ее предоставлять.

- А я тут при чем?- только и мог промямлить я.

- А вот тут интересно,- хмыкнул Карат.- После того, как завели дело, в полицию поступило заявление от родственников этой Риммы по поводу тебя. Я так понял, что у вас с убитой какие-то родственные связи. Так?

- Так. Отдаленные связи. Но когда я ее видел в последний раз, она была жива-здорова, только бухой. А от кого заявление?

Ну, я и так знал, от кого. Анна Витальевна сиречь Кандибобер, собственной персоной.

- Без понятия. Да и какая разница. Тут ежу понятно, что против тебя крысят свои же. Ты – на зону. Они – на твое место. Недвижка, небось, на жену переписана?

- Не… На меня.

- Тогда не понимаю. Но по-любому какие-то родственные терки, так что тебе лучше знать, откуда вонь. Не бухаешь сейчас, говорят?

Я не стал изображать ложное удивление.

- Несколько месяцев в завязке!

Мы помолчали.

- Сам-то что думаешь?- спросил я Альберта напрямую.

- Тут как карты лягут, братан. Гарантию никто не даст. Ты можешь прийти к ментам, перетереть за жизнь, выйти целым и забыть. А можешь зайти в кабинет – и уже не выйти. Закроют сначала в СИЗО, потом пойдешь по этапу. Смотря что у них на тебя есть. Сейчас ты подозреваемый, но после допроса можешь стать свидетелем, или вообще с тебя слезут и больше не дернут ни разу.

Он помолчал.

- Короче, братан, ищи адвоката. Я тебе скину сейчас на ватсап контакт человечка, нормальный адвокат, наш, салаватский. Со всеми ментами в корефанах. Подставляться ради тебя не будет, но дело делает. Хочешь, ему набирай, или своего ищи. И идите вдвоем к ментам на поклон. Или вали в Казахстан. Но недвижку твою отожмут тогда полюбас, и будешь ты пахать на казахов таксистом до конца жизни. Если не депортируют. По мне, лучше уж отсидеть на зоне, тем более если на тебе особого беспредела нет. Нет ведь?

После разговора с Альбертом я долгое время сидел в незнакомой комнате, наполненной пылью чужих сапог и непривычными запахами чужих подмышек. Тупо пялился в темный экран неработающего телека, машинально потирая щеку, которая стремительно немела. Ранее таких сильных приступов онемения я не припоминал и даже взволновался, что боженька может опять стукнуть меня по кочанчику, и откину я хвост в чужой квартире, о которой не знает ни одна живая душа. Кроме лже-риэлтора Гузели, которая выдвинет свои сисяндры из-за горизонта не раньше, чем через месяц.

Щека немела, мысли путались, пот продолжал течь по загривку, однако я уже знал, что надлежит делать. Потому что если в мире и существуют сигналы свыше, если в нашем уголке безразлично-ледяного космоса и есть отголосок Высшей Силы, то что, как не его отзвук, услышал я десятью минутами ранее перед разговором с Каратом?

Я отправился на кухню и открыл холодильник.

Чувствуя, как блокируются мысли, потеет спина и сотрясаются чресла, я взирал на нее, изящную бутылку, присутствовавшую здесь в силу чьей-то милостивой забывчивости. Бутылку с темно-янтарным содержимым, по свойствам далеким от янтаря настолько, насколько от меня самого далеки такие понятия, как радость, спокойствие или счастье. А к чему на самом деле была близка жидкость внутри – всем нам ведомо, почти каждому человеку на планете Земля, ведь как правильно заметил Леха Агопов по кличке Агопа – в мире почти нет человека, который бы хоть сколько-нибудь не попробовал алкоголя.

И он мерцал там, как тайное послание от светящихся сестер и самого Бахуса, переливался в отблесках, играющих на белых внутренностях холодильника. Плескался и манил, сорокоградусный коньяк «Российский» пятилетней выдержки. Он нашептывал мне о заблудших душах, о победе разума над чувствами, о жизненных ошибках. Он шептал мне о потерях, о гибели любимых, о пожарах, травмах и похищениях, об измене и предательстве, о равнодушии Бога-Громовержца. Которого однажды попытался сместить с Олимпа великолепный Бахус. Сместить и вернуть людям теплоту и чувственность, заменить лед огнем, а уныние - игрищами. Но, как достойный зачинатель мировой алкодинастии, был он слишком обезбашен, безумен и неистов, чтобы суметь разглядеть грань, отделяющую любовь от ненависти, а благо от зверств.

Холодильное нутро окутывало меня морозом, и я, больше не раздумывая, нырнул в него.

Окончание следует...

- Вопрос моей веры тесно связан с алкоголизмом, и почти сорок лет мне успешно удавалось увильнуть от ответа, не говорить себе ни «да», ни «нет». Возможно, я подсознательно откладывала на потом, потому что другого способа не существует. Потому что мы можем только отсрочить свою последнюю рюмку, отодвинуть ее в необозримое будущее и надеяться, что это будущее намного превышает срок нашей жизни. Может быть, после нашего с тобой разговора я решу поставить точку, наконец спущусь в магазин и куплю себе коньяка. А через неделю или месяц употребления начну светиться, и вскоре перейду в мир полубогов. А может, таких никчемных старух, как я, уже давно не берут в космонавты. Сейчас я могу лишь дорассказать то, что случилось тогда.

Мы жили вместе в одной квартире – я, мой муж и мама. Когда муж умер, мама уже на тот момент спивалась полным ходом, а я была увлеченной – из тех, кто пока еще сохраняет человеческий облик, следит за собой и ходит на работу. Но смерть мужа меня подкосила, я ушла в свой первый полноценный запой длиною месяца в два. С работы меня уволили по статье, хотя, надо отдать должное, давали очень много последних шансов. Которыми я, как истинный алкопатриот, не воспользовалась. У мамы была сильная пенсия, так что нам на двоих хватало, чтобы временно не думать о насущном. Ну, как заведено, я полагала, что у меня временные трудности, мне просто нужно переболеть, потом встряхнуться, и я встану на ноги.

Мы с мамой пробуждались за полдень, размеренно похмелялись, могли даже выйти на прогулку в парк, но по большей части сидели перед телеком или слушали радио. Периодически я даже заскакивала в библиотеку и брала книги, пока не дошло до того, что я перестала понимать прочитанное. В конце концов наше существование свелось к тому, что мы с мамой сидели на кухне и разводили турусы на колесах. Долго бы это в любом случае не продлилось, кто-то бы обязательно заинтересовался, если не маминым, то уж моим образом жизни – точно. Мир вокруг тогда был иным, более предвзятым, что ли. Безалаберно бражничать и ничего не делать общество не позволяло, а оступившихся – карало нещадно. Мы с мамой были кандидатами в очереди за 101-й километр по статье «Тунеядство», имея все шансы лишиться квартиры в центре Москвы. Но до этого не дошло. Не успели.

Именно в те месяцы, во время пьяных застолий вдвоем с мамой и выплыла та история с Озерском, с исследованиями по Восточно-Уральскому следу и «светящимися сестрами». В свое время мать давала подписку о неразглашении, и эта подписка все еще действовала, так что она нарушала закон и подводила нас обеих под монастырь. Надо понимать, что вся эта история, начиная с послевоенных симпозиумов, посвященных проблеме алкоголизма, и заканчивая «светящимися сестрами» и спившейся частью исследовательской группы – она ведь не развивалась плавно, как сейчас я рассказываю. Тем более для мамы это было не так, она ведь не являлась непосредственным членом группы, а лишь привлеченным специалистом. Я это все к тому, что воспоминания у нее шли всплесками, с перекосами и метаниями с темы на тему, часто проваливались в откровенный бред. Лишь много позже, протрезвев, я вспоминала из ее рассказов то, что могла вспомнить, и увязывала клочки воедино. Я вполне могла упустить многое из ее откровений. Или упустить самую суть.

Когда это случилось впервые, и я заметила свечение из-под двери в мамину комнату, я даже не придала этому значения. Я часто имела перебои со сном – то в четыре просыпалась, то в три ночи, и пока не находила, чем бы похмелиться, не могла успокоиться. Во время очередной такой побудки я и заметила краем глаза свет. Но на кухне меня ждала недопитая бутылка вина, и когда через четверть часа я пришла в кондицию, никакого света уже не было, и я мельком подумала, что мама просто вставала чуть раньше меня, только и всего.  

Во второй раз у меня уже начали срабатывать неясные ассоциации, однако похмелье пересиливало стократ. Я миновала мамину комнату и свет из-под двери, нырнула на кухню и узрела на столе полную бутылку водки. Это меня сразу вбило в оторопь и замедлило реакцию. Мы с мамой периодически выползали из дома – часто вместе, но время от времени и по отдельности, - так что неожиданное присутствие «пузыря» как раз таки не напрягало. В ступор вводила именно полнота, целостность содержимого – абсолютный нонсенс и невероятие в пьющих домах. Я пялилась на эту бутылку и постепенно от нее мои мысли вновь поползли к маминой двери и к свету из-под нее.

Я же все-таки медик, хоть и пьющий. Для меня нет проблем идентифицировать как бытовые, так и медицинские жидкости. Выудив старую медную ложку, я нагрела ее на газовой конфорке, плеснула из бутылки в рюмку немного содержимого и сунула туда кончик ложки. Я остро помню ту ночь. За окном – зимняя вьюга, не видно ни зги, в наших спальных районах всегда были перебои с освещением, а окна домов напротив казались заброшенными, будто послевоенными. Я – трясущаяся с похмелья, балансирующая на грани добра и зла, борющаяся с нестерпимым желанием плюнуть на кухонные исследования и накатить из горла чего бы то ни было. Я вынула ложку и поднесла к носу. Резкий запах формальдегида подтвердил мои подозрения: в бутылке - отрава. Вопрос же о том, случайным или сознательным образом эта бутыль оказалась на столе, никогда не поднимался и до сих пор открыт, хотя нетронутость содержимого уже само по себе является ответом. Впрочем, случайный фактор и нелепое стечение тоже нельзя полностью отметать.

Меня охватила паника. Где мне теперь искать выпивку посреди ночи, зимой? Паника сменилась злостью, и когда я обнаружила, что из-под маминой двери все еще доносится свет, я ринулась в ее комнату.

Однако дверь оказалась закрытой. До этого мы с ней никогда не пользовались защелками друг от друга, какой в этом смысл, но защелки присутствовали, причем о-го-го себе защелки. Ведь когда-то наша квартира была коммунальной, и по сути у каждой двери имелись отдельные запоры, которые так и остались с тех времен. Такие, что тараном не прошибешь. Я заколотила в дверь. Даже если отмести всю мистику, маме могло элементарно стать плохо, алкоголикам категорически запрещено пользоваться задвижками. Может прихватить в любой момент, а пропустишь критическую отметку – и все, потом уже не откачать.

Я стучала, звала, но ничего не происходило. Через несколько минут и свечение исчезло. И только спустя еще четверть часа мама, наконец, отворила мне дверь, и выглядела она при этом только что пробудившимся с бодуна человеком: опухшая, всклокоченная, мятая, недовольная. Позже я заключила, что если с ней и происходили некие волшебные метаморфозы, то это случилось, пока она спала, так что расспрашивать и допытываться бессмысленно. А в ту ночь ни о чем, кроме как об опохмелке, я думать больше не могла и накинулась на нее с претензиями. Позже выяснилось, что у нее в комнате есть еще заначка, и этой дозы нам хватило, чтобы справиться с трясучкой до утра. Метанол из бутылки на кухне я вылила в раковину.

Мама пропала спустя три дня. Я проснулась утром – ее нет. Ни записки, ни какого-либо следа, ни намека, куда она могла податься. Ее ключи, одежда, все интимные вещи – даже те, с которыми она не расставалась, будучи сильно во хмелю,- все сохранилось на своих местах. Она не уехала, она даже не выходила из дома, она просто пропала.

Когда истерика затихла, и мне худо-бедно удалось урегулировать юридическую сторону вопроса – я подала заявление в милицию о пропаже, дала все необходимые показания, подписала нужные бумаги,- я перешла на новую ступень в своем пьянстве. Раньше это было рутинным действом, а теперь стало процессом с толикой отчаяния и истерии. Теперь я осталась совершенно одна, в трехкомнатной квартире в центре Москвы, вместе с мамой ушли последние сдерживающие факторы. Не о ком заботиться, не о чем мечтать, не к чему стремиться. Сначала я пропила все мамины денежные резервы, потом перешла на семейные драгоценности, в конце концов я скатилась до уровня уличной побирушки, шлындающей по урнам за пустыми бутылками. Меня спасало только то, что я была тише мыши, никогда не доставляла хлопот соседям, и меня не трогали, только воротили нос. Я уже подумывала пустить к себе в квартиру постояльца, чтобы завелись хоть какие-то деньжата, когда это произошло.

Нина Ивановна перевела дух и рассеянно взглянула на поднос с нетронутыми закусками. Мне показалось, что по мере рассказа она еще больше постарела – если дверь мне открывала бойкая пожилая тетенька, то теперь передо мной сидела древняя старуха. И я наконец-то услышал тиканье секундной стрелки. Но, судя по скорейшим событиям, эти часы находились внутри моей головы, отсчитывая последние роковые мгновения.

- Конечно же, мне все померещилось,- продолжила Нина Ивановна.- Тут и убеждать себя не нужно. Алкогольный делирий, белая горячка в самой острой фазе. Но именно после того случая я бросила пить, так что не могу не закончить свою историю именно на нем.

Внутренний толчок посреди ночи – уже привычное явление. Я размежила веки и первое, что подумала: забыла выключить свет накануне. А когда я окончательно проморгалась и протерла лицо, то вдруг увидела, что никакой это не свет, а самое настоящее свечение по всей комнате. В наше время так могут светиться новогодние гирлянды. И исходит этот свет от моей родной мамы. Она стояла, как живая, посреди комнаты, перед моей койкой, и внимательно смотрела на меня, словно выискивала какие-то отдельные признаки.

Она казалась почти прозрачной, словно под рентгеновским излучением, но при этом мерцала, как мерцает кинескоп с частотой кадров 50 герц. Выглядела она при этом явно моложе своих лет – это была мама времен Озерска и научных свершений, времен детства, совместных походов в кафетерий, времен старых фотографий. На маме присутствовала одежда, но я не помню деталей фасона. Помню что-то свободное и почти воздушное, как у фей из детских книжек.

В ту ночь мама рассказала мне правду о том, что в далеком детстве у меня был старший брат, и он умер от менингита. Чтобы справиться горем и продолжить жить дальше, они с отцом искоренили любое воспоминание о нем, вычистили весь дом от болезненных мелочей. Позже мама забеременела мной, а потом отец нас бросил и перебрался на Север.

Она поведала мне, что истина совсем-совсем близко, и люди –действительно способны переродиться, это изначально заложено в человеческой природе. Путей к сансаре великое множество, не существует строгой инструкции и однозначной лестницы к верхнему миру. Кто-то достигает свечения посредством молитв, кто-то с помощью медитаций, иные – в служении обществу, некоторые – научными свершениями или гениальными открытиями, и даже с помощью театральной игры или написания книг, с помощью картин и песен, если отдаваться искусству всем сердцем без остатка, растворять в нем «я».

Но в мире нет и не было ничего категоричного, одномерного или очевидного, как нет четкого разделения на «хорошее» и «плохое». Есть иные тропы, тенистые и злобные: путь воина, путь крови, путь катастроф и лишений, путь мученика, путь отшельника, путь отказа от благ, путь голода и даже самоубийства. И путь алкоголя. В котором, как в кислоте, наше «я» способно растворяться без остатка.

Мы, светящиеся сестры - всего лишь одна из бесчисленных троп. И она существует, моей матери удалось переродиться, стать чем-то новым, перейти в эфирный мир, а теперь она пришла за мной. Она сказала, что мой братик тоже находится с ней. И мой муж – тоже где-то там, она смогла их обоих вырвать из лап смерти, вывести из подземного царства мертвых, ей хватило энергии и радиации, чтобы обмануть даже время. Теперь пришел мой черед. Я должна осмелиться на последний шаг, тогда мне будет позволено воссоединиться с семьей.

Дальше я помню, что проснулась на вонючих, пропитанных потом и блевотиной, простынях, с дикой головной болью и давлением под 200. И впервые импульс ринуться на кухню за опохмелкой, или же отправиться в путешествие по ночным закоулкам в поисках торгашей паленкой, погасился ужасом. Под видом матери ко мне могла приходить сама Костлявая, которая, устроив спектакль, заманивала меня в сети. Впервые я четко осознала, что еще одна рюмка вполне способна убить меня на месте. Я сидела на постели, свесив голову, подавляя рвотные позывы, трясущаяся, бросаемая то в жар, то в холод, и я четко видела развилку перед собой. Решающую развилку.

Да, я хотела ринуться на кухню. Присосаться к горлышку, почувствовать, как огонь растекается по телу, сбивает давление, приводит в порядок мысли, нейтрализует страх и, главное,- всегда дает надежду. Что не все потеряно, и ты просто оступилась. Что еще есть шанс все исправить. Ведь даже последний пропойца, шаривший по урнам, способен стать светящимся и вознестись на Олимп.

А потом я пошла в прихожку, сняла телефонную трубку и набрала номер «скорой помощи».

Меня откачали в реанимации, потом перевели в наркологичку, где принудительно содержали почти месяц. Но лечение далось мне легко. Оказалось, что есть и обратный эффект, обратная реакция. Это когда стресс и шок так потрясают человека, что он вдруг обретает в себе пресловутый стержень, которого ранее в помине не было. Я могла не только самостоятельно справляться с трудностями, но и находила в себе силы помогать другим алкашам, безнадежным, погрязшим в депрессии и суициде.

Когда я выписалась, я вдруг обнаружила, что в СССР, где в те времена слыхом не слыхивали ни о каких Анонимных алкоголиках, тем не менее, существует целый пласт социальной культуры, посвященный трезвому образу жизни. Как говорится, кто что ищет. Помимо кружков, сообществ по интересам, бесплатных мероприятий выходного дня и общественно-полезной деятельности, где мог участвовать любой желающий, существовало даже так называемое «Общество трезвых», которое пропагандировала полный отказ от алкоголя и интуитивно работало на тех же началах, что и АА. В общем, замечу, что вопреки антисоветскому расхожему мнению, в бывшем СССР существовала куча инструментов, чтобы оставаться трезвым и не чувствовать себя Робинзоном или обитателем зоопарка.

Счастлива ли я? Ну разумеется, счастлива! Я спасла сотни жизней, помогла, наверное, тысячам. Правильный ли я сделала выбор в ту ночь? Однозначно – да. Потому что мы в первую очередь – люди, и нам не нужны никакие светящиеся боги на этой земле, мы вполне можем и сами развести здесь цветущий рай. Стоит только поднапрячься и бросить пить, не правда ли? Я просто живу, стараюсь быть хорошим человеком, и у меня нет ответов на вопросы. Потому что жизнь – она никогда не дает готовых ответов. Она лишь предлагает загадки и выставляет барьеры гипотез.

Но иногда мне нравится катать в голове это. Я думаю: что случилось бы дальше, послушай я тогда мать и последуй я ее рекомендациям? Действительно ли передо мной открылись бы двери в иной мир, и я бы познала то, что не дано познать ни одному сметному, проживи он хоть тысячу жизней, соверши он хоть миллион благих дел? Наверное, подспудно этот интерес ведет корнями к наивной вере каждого человека в то, что где-то в реальном мире скрыты окна в мир сказок и чудес, и в глубине души мы все хотели бы там оказаться. Хотя бы на минуточку.

Продолжение следует...

Нина Ивановна оказалась не тетенькой, а скорее бабушкой. И хотя обитала она в современной высотке, ее квартира утопала в эпохальных элементах декора. Крепко сбитая совковая мебель, полинявшая от времени. Пуховые подушки, тюли и скатерки. Добавьте мысленно пианино и получите кадр из фильма Михалкова. Сама Нина Ивановна носила вычурный парик и была одета вовсе не по-совковому: свободные слаксы и коричневая кофта на молнии.

По пути я успел заскочить в магазин и набрал съестного, чтобы не интересничать на пороге с пустыми руками. Прихватил также одноразовые пакетики кофе «три в одном» и небольшую пачку чая. Я полагал, что мы, как во всех лучших домах, усядемся на кухне, однако Нина Ивановна отправила меня в гостиную, а сама осталась возиться с припасами.

В гостиной я нырнул в одно из двух кресел, разделенных чайным столиком, и оттуда стал озираться. Основательная «стенка», заполненная дедовским барахлом. Фарфоровые статуэтки из далекого прошлого как символ позабытого наследия. Куча книг – по корешкам я отметил, что в основном книги медицинского характера. На потолке – массивная допотопная люстра, которые у меня всегда ассоциировались с корабельными. На чайном столике рядом со мной стояла ваза, в которой я разглядел знакомые медальки: такие раздают членам организации АА по случаю юбилея трезвости.

Нина Ивановна вошла с подносом, поставила его на столик, а сама уселась напротив. Несмотря на долгую поездку, я не хотел есть, но за кофе благодарно схватился. Нина Ивановна почти ни к чему не притронулась.

- Давно в содружестве?- спросил я, кивая на медальки.

- Я, молодой человек, присутствовала на открытии группы «Московские Начинающие» в 87-м году,- чуть надменно и с толикой удовольствия проговорила Нина Ивановна.- К тому времени я не пила уже два года. Это сейчас я в Уфе проживаю, а раньше жила в Москве. Долгое время была спонсором, потом, когда переехала в Уфу, стала председателем местной ячейки. Это не мои медальки, с группы еще остались.

Она обследовала меня прицельным директорским взглядом, из чего я заключил, что она либо педагог, либо медик. Судя по ассортименту книг - второе.

- Сам давно трезвый?

- Меньше года. Несколько месяцев.

- Дерзай! Ты еще молодой, хоть и потрепанный уже. Зубы по пьяной лавочке потерял?

Я запоздало прикрыл дырокол, вновь обругав себя за рассеянность, и кивнул.

- Я сама из бывших. Завязала в 85-м, когда мне стукнуло тридцать пять. И трезвая уже почти 40 лет. Притом что я медик, терапевт. А мать моя – научный сотрудник и исследователь в области генетики. Но и она, и я были алкоголиками. И муж мой пил. Он был знаменитым хирургом, даже публиковал научные статьи в СССР. Имел льготы, был знаком с высокими чинами и вхож в благородные дома. Но каждый свободный вечер мы начинали с того, что открывали бутылку вина или водки. Муж был намного старше меня и умер, когда мне не было еще и 30-ти. Ушел утром на работу с похмелья и умер по дороге от инсульта. Детей мы не успели нарожать, да и не с нашим образом жизни было об этом думать. Во вдовстве я совсем скатилась, запила наравне с мамой. В тот мрачный, запойный период она и поведала мне и про свои исследования в Озерске, и про светящихся, и про жертвенных деток. Позже она попыталась меня отравить, подсунула метанол. Чудом меня что-то торкнуло в ту ночь, я не стала употреблять, как обычно, с налету, а сперва удостоверилась, что передо мной яд. Возможно, вся эта история с Озерском на меня подействовала, и я перестала доверять родной матери, или же просто удача. А потом мама внезапно пропала без следа. Мне, судя по всему, был уготован тот же печальный итог. Но я вдруг осознала, что не хочу продолжать эту гибельную эстафету, этот порочный круг. И пить больше не могу. Даже если во мне и присутствуют мутированные гены, я не хочу, чтобы они проклюнулись. Живу обычным человеком и умру, как все, своей смертью.

Я уже сидел как на иголках от переполнявших меня вопросов, поскольку по-прежнему ни черта не понимал. Нина Ивановна заметила мое состояние и хмыкнула.

- Ну да я забегаю вперед,- попеняла она себе самой.- Давай начну с самого начала.

После Великой Отечественной войны группа выдающихся ученых СССР – исследователей, медиков, психологов, генетиков,- собрались на неофициальный симпозиум, чтобы обсудить вставшую неожиданно остро социальную проблему. Народ, победивший фашизм, выстоявший в страшной, бесчеловечной мясорубке, вдруг начал проигрывать битву такому, на первый взгляд, мелкому, ничтожному и позорному врагу: алкоголизму. Народ-победитель спивался, и в авангарде закидывали бывшие фронтовики – те самые люди, которые освободили мир от фашистской чумы. Сильный, стойкий, непоколебимый физически и духовно солдат не смог противостоять обычной рюмке. И тогда ученые задали себе очень простой вопрос: что же кроется в алкоголе, почему он имеет над человеком такую небывалую власть? Почему советский человек, способный противостоять жаре, морозам, дикой усталости и жестоким пыткам, не в состоянии выдержать обычную тягу?

Оформленные тезисно, вопросы симпозиума положили начало исследованиям под официальной государственной резолюцией, и многолетний проект стартовал. На протяжении более чем десяти лет костяк группы оставался неизменным, но помимо них в проекте были задействованы десятки, может быть, сотни привлеченных специалистов по всей стране – терапевты, наркологи, кардиологи, психиатры. Вся статистика стекалась в единый штаб и структурировалась по папкам. Некоторые ученые оказывали разовые консультации, и им ничего не было известно о цели проекта. Некоторые сотрудничали на регулярной основе, и одним из таких сотрудников была мать Нины Ивановны. Так что ей был известен основной ход событий, но всю подноготную Нина Ивановна все же домысливала самостоятельно, потому как мать вела рассказ в таком состоянии, когда слова не сильно отличаются от мычания.

Работа в прошлом велась с фанатической отдачей, и не только в обозначенных рамках, а - повсеместно. Не по графику, как сейчас. Пращуры проигрывали в компьютеризации, но выигрывали в идеологии и вере. Цель имела общесоветское значение, даже общемировое, ведь алкоголизм – не болезнь народа, это болезнь планеты. Уже за первый год исследований удалось собрать прорву данных. Все последующие научные работы – классификация алкоголизма, стадии алкоголизма, фазы, степень зависимости, характер заболевания, этапы синдрома отмены и симптоматика «белой горячки» - все это было выведено на основе данных той первоначальной группы. Тем не менее годы шли, и исследователей начали охватывать сомнения, а некоторых – настоящий испуг. Потому что ответов на первоначально поставленный вопрос не находилось. Никто не мог понять, что же такого таится в алкоголе, чтобы он мог до такой степени поработить человека.

Весьма любопытными и парадоксальными, но в то же время и не менее тревожными, оказались исследования психиатров. Пациентов, что называется, вели на протяжении месяцев и даже лет, наблюдая за их состоянием и снимая показатели. И здесь изначальный парадокс подтверждался. Человек, допустим, едва выжил после годового запоя, долго лечился, прошел все муки абстиненции, долгий курс реабилитации, встал на ноги, вышел в общество. Его физические показатели однозначно улучшились по всему организму, человек смотрел на свою дальнейшую жизнь с высоким уровнем позитива и не допускал даже мысли о том, чтобы вернуться к рюмке. Однако дальнейшие наблюдения вдруг начинали показывать расхождение физических и психических показателей. В то время как самочувствие человека продолжало улучшаться, его психическое состояние подвергалось регрессу, а характер мыслей менялся в негативную сторону. Психиатры часто отмечали такой феномен, как подмену понятий, когда наблюдаемые вдруг неожиданно начинали давать своему алкоголизму совершенно неожиданные, даже странные, хотя на первый взгляд и логичные оправдания. Проскальзывали мысли о том, что «я, наверное, уже выздоровел», «мне, наверное, уже немножко можно», «я теперь точно сумею контролировать». Те, кто обладал достаточной эрудицией, изобретали целые теории себе в угоду. Некоторые вбивали себе в голову, что никогда не сделают карьеру, если не будут позволять себе «по чуть-чуть» с начальством. Или что не будут иметь успеха у женщин. Или что отсутствие алкогольного расслабления, напротив, приведет к излишней нервотрепке и ранней смерти. Это выглядело чудовищно: еще год назад пациент выл в мучениях, мочился под себя, бился головой о стены, а когда вылез из ямы, клялся-божился, что в жизни больше не притронется. И вот он сидит, с виду как огурчик, но с бегающими глазками и виноватой улыбкой, и убеждает себя и целый свет, что все вдруг изменилось, и ему теперь можно. При этом все вокруг знают, что первая же рюмка его убьет. Пусть не сразу, но зато наверняка. И сам пациент это знает в глубине души.

Позже ученые обнаружили, что характер болезни у бытовых пациентов несколько отличался от симптоматики у тех людей, кто пришел к спиртному в силу каких-то жизненных невзгод и трагедий. Если непьющий, либо выпивающий в меру, человек внезапно переживал кризис – потерю близких, неизлечимую болезнь, боевую травму, сильнейший стресс,- он очень быстро спивался и погибал. В то время как бытовой поддавальщик мог кирять десятилетиями и максимум жаловаться на плохой аппетит. Типология людей непьющих, как правило, выделялась положительными характеристиками. В большинстве своем это люди с волевыми качествами, обладающие целеустремленностью, харизмой и четкой системой принципов. Но всегда имелась первооснова, на чем зиждились эти качества. У кого-то на семейных ценностях. У кого-то на вере в Бога или в судьбу. У кого-то на вере в себя самого и в свое предназначение. Если вдруг эта первооснова рушилась, и люди соскальзывали к рюмке, на них можно было сразу ставить крест: они буквально себя убивали. Те же самые волевые качества, только в обратную сторону. Но так казалось только на первый взгляд.

Чей-то проницательный ум выдвинул иную рабочую гипотезу. Что если алкоголь влияет на то, что в народе именуют «человеческим стержнем»? Некое изначальное «Я»? Алкоголь растворяет его, как кислота, человек теряет связь с самим собой, растекается, как бензин по луже, цветными пузырями. У бытовых бухариков это «Я» изначально слабое. Они привыкли, что большинство событий в их жизни происходят как-то сами по себе, без их участия. И топают по жизни с песней, не беря в голову и не заморачиваясь философией. У людей, стоящих на ступень выше на социальной лестнице, очень много решений и поступков основаны на внутреннем убеждении, на внутреннем «Я». И когда приходит алкоголь, первоначально как временная мера справиться со стрессом, он окончательно и бесповоротно уничтожает это самое «Я». Именно в этом причина того, что такие алкоголики фанатично себя убивают. Потеряв корни, свои истоки, они ужасаются трезвой жизни, они не знают, как жить дальше.

Идея спорная, но так или иначе исследования постепенно склонились к области генетики. Нина Ивановна не стала вдаваться в дебри, просто пояснила на пальцах. Научная группа сформулировала предположение, что в организме человека существует некий, неоткрытый и по сегодняшний день, ген, который и отвечает за алкоголизм. Возможно, ген отвечает и за массу других качеств, а алкоголь – лишь побочка, мы не знаем, но это и не суть. Если у человека такой ген, образно говоря, со знаком «плюс», этот человек может употреблять спиртное без особых потерь для собственной нравственности. Если же там «минус» - одна-единственная капля кагора на церковном причастии запускает цепной механизм, и пациент обречен, хотя и не подозревает об этом. Его единственный шанс в жизни – абсолютное воздержание. Как говорят в АА: мы бросили пить, но не перестали быть алкоголиками.

И это меняет все! На уровне мыслей, мировоззрения, на уровне чувств, эмоций, умения справляться с жизненными трудностями, на уровне усвоения информации, а также способности делать выводы и принимать решения. «Плюс»-тип и «минус»-тип – люди с разных планет, они никогда не поймут друг друга. Способный пить в меру всегда будет смотреть на алкаша, как на какого-то безвольного баклана, и считать, что ответственность исключительно на нем. Он никогда не поверит в «подмену понятий», о которой говорилось выше, когда человек, переживший клиническую смерть, прошедший ад наркомании и алкоголизма, вдруг выдумывает красивую, наиглубочайшую теорию заговора, верит в нее, убеждает в ней всех вокруг, а потом на этой вере начинает пить и погибает. У «плюс»-типа никогда не уложится в голове, как вообще такое возможно. Большинство вторых половинок, мужья и жены пьющих, где-то глубоко-глубоко внутри убеждены, что их близкие просто дурачатся, пользуются слабостью и издеваются, и никакая это не болезнь.

Именно на тот момент, как предположила мать Нины Ивановны, в умах некоторых членов исследовательской группы возникла идея некоей «избранности». Да, в теории мы имеем «минус», мы имеем «плюс», но что если существует небольшая прослойка людей «зеро»? Которые могут совместить качества обоих типов и вырасти в нечто третье? Долгое время это были просто мысли и приятные теории. Частично от них веяло фашистскими замашками с идеей «голубой крови», поэтому мысли эти не афишировались, но между собой люди шептались. А в конце пятидесятых на передний план вышел Восточно-Уральский след, и медицинские регистратуры пополнились карточками людей, спивающихся после радиационной аварии. Эта группа пациентов просто не могла не стать объектом исследований - начали с тех, кто был участником событий непосредственно в Озерске, а потом интерес распространился на всю зараженную территорию.

Тогда-то и возникли разрозненные намеки, косвенно подтверждающие теорию «зеро»-людей, однако сведения эти оказались странными и совершенно неожиданными.

Началось с человека, которого звали Федор Короткий. Свою дозу радиации он получил во время земляных работ на прилегающей к Озерску территории. Его жена пострадала от последствий аварии, работая с беженцами. Они не превратились после этого в инвалидов в полном смысле этого слова, хотя, конечно же, обзавелись медицинскими и физическими ограничениями, а также положенными льготами. Впоследствии оба начали спиваться. Дело в том, что в те времена по Советскому Союзу гуляла легенда, что водка якобы способствует выведению из организма радиации. Миф пытались развенчать в советских газетах, но авторитет бабушки-соседки или тети Зины с соседнего дома во все времена был выше, нежели выписка из официально-медицинского заключения. Вот люди и подсаживались на стаканчик, и это касалось не только тех, для кого пословица «свинья везде грязь найдет» как мать родная. На этот крючок попадались люди с интеллектом выше среднего, а уж как оправдание пьянству, особенно для созависимой родни, легенда работала на все сто.

И вот возник Федор Короткий. Который однажды на приеме признался, что видел, как его жена светилась. Накануне у них погиб сын – стопроцентный несчастный случай, будучи спелеологом, разбился во время восхождения на один из уральских хребтов. И после этого случая, погрязнув в алкоголе и тоске, жена Федора Короткого вдруг на несколько секунд стала периодически мерцать изнутри.

Показания Федора Короткого запротоколировали и, участливо кивнув, быстро забыли. На тот момент человече не просыхал девятый месяц кряду, удивительно, что ему не померещился вселенский потоп. Показания всплыли после того, как неожиданно пропала жена Федора. Сам Федор клялся-божился, что никуда его жена не сбегала, поскольку в ее состоянии не одолела бы и пешую стометровку, она просто растворилась в своем свечении дочиста. Как какой-то феникс. Конечно же, ему никто не поверил. Его ранние свидетельства на приеме у нарколога следователи посчитали за заранее приготовленное алиби. Голос разума, что в данном случае Федор мог бы приготовить что-то более логичное и правдоподобное, заглушился за ненадобностью. В конце концов Федор таки признался в убийстве жены, или его заставили подписать. Тот факт, что он не смог указать, куда спрятал тело, списали на его забулдыжность и состояние опьянения. Дело закрыли.

В последующие полгода официально было зарегистрировано еще 18 аналогичных случаев. Сколько их было неофициальных – никто не знает. Восемнадцать мужчин заявили, что стали свидетелями странного свечения, испускаемого их женами. Как выяснилось, всегда имело место совпадение равнозначных факторов. Незнакомые друг с другом люди, не имеющие возможности пересечься, все как под копирку рассказывали похожую историю. Во-первых, светились только женщины. Во-вторых, они должны были быть облучены, причем несмертельно. В-третьих, у них должен был погибнуть кто-то из близких. И алкоголь. Последнее обязательное условие – алкоголь. Периодически такие женщины вдруг начинали испускать свечение, природу которого каждый свидетель описывал по-разному. У одних это были лучи из глаз, как в фильме «Люди Икс». У других - аура, как у святых отшельников. Третьи исторгали сполохи холодного пламени. Источник находился внутри человека, где-то в организме. Затем протекало какое-то непродолжительное время, и эти женщины вдруг исчезали. Как и поведал впервые Федор Короткий – растворялись в собственном огне.

Есть такой феномен – самовозгорание человека. Помимо того, что официальная наука отрицает реальность феномена как факта, существуют, тем не менее, некоторые теории, пытающиеся объяснить это явление. Все теории имеют в своей основе идею о выделении человеческим организмом неких горючих веществ. К примеру, человеческий жир, который пропитывает одежду и способствует эффекту свечки. Или статическое электричество, обволакивающее человека взрывоопасной оболочкой. Или же причиной служит выделение из организма ацетона. Но никогда самовозгорание не происходит вследствие внутреннего импульса, в человеке ему просто неоткуда взяться. Импульс всегда внешний – искра, спичка, уголек, любая вспышка. Непременно после таких случаев остаются следы – обугленное тело или вещи. Пепел. Гарь. В историях же со «светящимися сестрами» инцидент заканчивался бесследным исчезновением, они все словно растворялись в воздухе – по-сказочному.

Впоследствии таких женщин пытались изолировать. Два десятка свидетельств – уже не шутка и не бред алкоголика, а вполне себе статистика, чтобы отнестись к проблеме научно. Женщин, склонных, по рассказам их мужей или близких, к свечению, помещали в исследовательские камеры и наблюдали. Но ничего больше не происходило. В изоляции паранормальные способности, если и существовали, никак не проявлялись. И надо честно признаться, что за ценой тогда не стояли, испытуемых щедро спаивали алкоголем, чтобы создать максимально схожую среду. Тщетно; и тогда их просто приходилось отпускать на все четыре стороны, не солоно хлебавши. Позже подопытные ничем не привлекали к себе внимание. Некоторые окончательно спивались по возвращении из изоляции. Другие находили в себе силы изменить судьбу. Ни о каких свечениях или необъяснимых исчезновениях речь уже больше не возникала.

Научная группа терялась в догадках, пытаясь объяснить природу людей, объединенных по кодовым обозначением «зеро». Ждали чего-то привычного, каких-нибудь суперспособностей, экстрасенсорики, как у Вольфа Мессинга. Например, что подопытные смогут видеть сквозь стены. Читать мысли. Двигать предметы на расстоянии. Угадывать футбольные голы и превращать воду в вино, или же морить тараканов одним взглядом. Приблизительно чего-то такого. А по факту какое-то свечение, и рациональный ум в первую очередь задается вопросом: а какое этому может быть применение для общества? Кроме как сокращение вино-водочного запаса на прилавках?

Так или иначе, но исследования уже перешли из генетической в экзистенциальную плоскость. Когда же «светящиеся сестры» вдруг пронюхали друг о друге, осознали, что не одиноки, они вдруг начали объединяться по тайным каналам в группы, кружки и общины. Их собрания ничем не отличались от групповых попоек, им не нужно было даже прятаться или устраивать спектакль для отвода глаз, потому что они действительно все пили, как черти. Откуда-то из недр этой разрозненной секты и дошла до нас легенда о Бахусе и о первоначальных «светящихся сестрах». А основана ли она на древних сказаниях или же родилась в алкогольном угаре – никто не может ответить однозначно.

Бахус был незаконнорожденным сыном Зевса. Когда жена Зевса, Гера, прознала об очередных шашнях муженька, то явилась в образе старухи к беременной матери Бахуса и нашептала, что если Зевс ее действительно любит, он должен предстать перед ней во всем своем первозданном великолепии. Будущая мать повелась, заставила Зевса поклясться, что он выполнит ее просьбу, и, когда тот дал божественную клятву, он уже не мог откреститься. Представ перед возлюбленной в великом сиянии света и молний, он таким образом, помимо умерщвления бедняжки, наградил находящегося в ее утробе Бахуса лошадиной дозой радиоактивного облучения.

Бахус чудом выжил, и далее следует судьба, каждодневно омрачаемая кознями и преследованием мстительной Геры. Воспитывался Бахус среди женщин – наяд,- которым был обязан жизнью, поэтому изначально проникся любовью и признательностью к женскому полу, невзирая на взаимную ненависть к Гере. Образ жизни, который вел Бахус, все его мытарства и треволнения гарантированно привели его к безумию, а овладение искусством виноделия довело это безумие до апогея. В глубине души Бахус обозлился как раз-таки на мужчин, что выдает в нем сложный Эдипов комплекс. Спровоцировали эту озлобленность в первую очередь два персонажа, сыгравшие в его судьбе ключевую роль. Во-первых, Зевс-отец, бездумно и легкомысленно расшвыривающий сперму направо-налево. Во-вторых, бывший возлюбленный жены Бахуса – Ариадны, который в награду за спасение из Лабиринта надул женщине в уши, а затем бросил ее в одиночестве на чужом острове. Повсюду Бахусу открывалась гендерная несправедливость и преступная вторичность женщин. Он возжелал создать свой собственный Олимп, женский Олимп. Ведь он был полубогом, обладающим свечением, а познав тайны алкоголя, он нашел способ это свечение передавать, наделяя божественными качествами обычных людей.

Как заведено, требовался ритуал; в данном случае это были пьяные оргии. Но там, где обычный человек просто бы спился и досрочно улетел на небушко, став никаким не богом, а единственно затрапезником, последователи Бахуса получали столь мощный заряд энергии и радиации, что в них начинали активироваться так называемые божественные гены. Алкоголь являлся непременным условием. Ни одна божественная благодать не способна достичь сердца и изменить нутро человека, поскольку разум профильтрует большую часть информации. Разум должен быть заблокирован, ну а какой способ самый действенный в этом отношении, если не лошадиные дозы спиртного? Женский разум особенно подвержен алкоголю, ведь не секрет, что женский алкоголизм фатальнее мужского. Впрочем, пьяные оргии – это лишь подготовка, полигон учений. Настоящий же катарсис, перерождение, инсайт, просветление – как ни назови,- требовал того, без чего не обходится ни одна древняя легенда. Жертв.

Говорили, что «светящиеся сестры», одурманенные алкоголем, заряженные бахусовской энергией, пропитанные похотью, впадали в такое безумие, что буквально разрывали собственных детей на части и поедали их плоть. После чего переставали существовать в своей земной оболочке и становились божественным сгустком энергии. Но Бахус – на то и полубог, чтобы быть справедливым. К тому же он прекрасно осознавал силу брачных уз, а в особенности - уз, отмеченных деструктивностью, общими тайнами и преступными намерениями. И он оставил лазейку для мужчин тоже впитать в себя божественную суть. Но – уже исключительно через вторые руки, через жен и по их личному выбору. Если женщина решит, что члены семьи достойны разделить с ней престол нового Олимпа, она может забрать их с собой, всех до единого. Этим и объясняются странные несчастные случаи, происходящие с детьми, а также покушения на детей. Такие родители верили, что они обращают детей в богов.

В научной группе произошел серьезный раскол, когда ученые столкнулась с феноменом Олеси Колышевой. Ее мать, Антонина Колышева, была подвержена радиации в приозерской области, сильно после этого пила, по свидетельству ее мужа проявляла признаки свечения, после чего бесследно пропала. В данном случае муж выходил из-под подозрения, потому как в пьяных оргиях не участвовал, оставался честным и ответственным партработником, а еще имел алиби. И буквально через полгода он опять предстал перед советом исследовательской группы с жалобами на то, что теперь время от времени светится и его дочь тоже. Олеся Колышева, после смерти матери начавшая вести беспутный образ жизни и прикладываться к стакану, не будучи сама облученной где-либо, вдруг, тем не менее, обнаружила в себе паранормальные свойства матери. Внезапно становилось очевидно, что данное явление как-то передается по наследству, и возможно, оно могло бы передаться даже мужу через кровь, через постель. Если бы сам товарищ Колышев решил связать свою дальнейшую судьбу также с рюмкой, кто знает… Быть может, в отчетах появилась бы первая исчезнувшая семья.

Наиболее рациональная часть научных сотрудников считала все это пьяными бреднями. Очередная подмена понятий, оправдание пьянству, разгильдяйству и халатности. Свидетельства товарища Колышева, который не являлся биндюжником ни в каком виде, в расчет не принимались – посчитали за феномен массовой истерии, когда с виду рациональные люди начинают на фоне ажиотажа верить в призраков или НЛО. Колышев мог сам быть психически нездоров, почему нет? Радикальная группа ученых вообще предлагала привлечь карательные органы, поскольку во все времена такие общины людей, охваченные иррациональными верованиями, именовались сектами, а в СССР разговор с сектами был короток.

Противоположный же лагерь – малочисленный, склонный к нешаблонному мышлению и смелым гипотезам,- был уверен, что в легенде о «светящихся сестрах» скрыт целый пласт новой науки. Что изучая алкоголизм как болезнь, они, сами того не ожидая, наткнулись на открытие, способное перевернуть мир и дать толчок появлению новой расы людей. Никогда мифы не берутся на пустом месте. Значит, он действительно существует – ген «зеро», иначе – божественный ген. И весьма показательно и обнадеживающе, что на такое открытие наткнулись именно у нас в СССР, и именно в нашей стране зародится новая эра. Человек Советский – каково звучит! Если найти менее рискованный, не связанный со злоупотреблением или радиацией, способ запустить этот механизм, пробудить гены, то мы перевернем мир в реальном смысле этого слова. Потому что современный человек, каким бы благородным он ни был, в нутре своем отравлен идеей конкурентной борьбы, завистью и войной. Первородный грех ведь тоже не метафора, это как посмотреть. Они же, новые люди, мыслящие инаково, способные светиться и нести свет,- они точно смогут построить на планете долгожданный коммунизм.

Те, кто уверовал в Бахуса и Светящихся, ушли в подполье и ударились в мистику. Но только никаких революционных открытий или свершений так и не прогремело. И причина страшна. Все эти ученые – доценты, профессора, кандидаты наук, академики,- просто банально впоследствии спились! Тем самым вернув цикл исследований в изначальную точку, и это шокировало всех; это самое шокирующее, с чем, по словам Нины Ивановны, ей довелось столкнуться в жизни. Ведь оказалось, что можно стать алкоголиком даже не будучи в употреблении. А всего лишь разговаривая об этом каждодневно, упоминая пьянство день за днем, погружаясь с головой в исследования темы и нося алкоголь в своих мыслях после работы. Оказалось то, что является для алкоголиков истинным спасением – а именно, содружество АА, в котором мужчины и женщины, объединенные желанием бросить пить, рассказывают свои истории,- для обычных людей может стать смертельным наркотиком и приговором. Именно так стала алкоголиком мать Нины Ивановны. До того, как столкнуться с Озерском и Светящимися, она вообще не употребляла. Однако, проведя несколько лет в изысканиях, вдруг в один прекрасный день схватилась за рюмку.

Продолжение следует...

- Не все женщины,- поправила Алиса.- Только начиная с Озерска.

- Это все какой-то тухлый бред. У меня-то не так! Все было не так. Я могу понять, по алкашке люди разное творят, тем более дед с бабкой были преступниками. И не просто какими-то там, а сосланными в ГУЛАГ и потом переброшенными в Озерск. Мать Лены тоже воспитывалась на зэковских понятиях. Но Лена-то не пила! Она забухала, когда наши пацаны уже погибли. Это все никак не связано друг с другом. Есть они, и есть мы. Разные истории.

Алиска молчала. Я разглядывал руки. Они подрагивали.

- Если верить логике Риммы, получается, Лена имеет какое-то отношение к тому, что случилось с детьми,- снова завел я, буквально заканючил. Это было лучше, чем вот так молчать.- Но это не так. Когда пропал Лешка, ее не было со мной, у нее алиби.

Алиса молчала.

- С другой стороны, алиби ей обеспечивали отец с мачехой. И Римма полюбас не дожимает, всяко братца своего где-то выгораживает. У Крякалы рыло явно в пушку, это даже без вариантов. Он всем своим поведением кричит о чувстве вины на протяжении лет. Все их с Кандибобером фарисейское поведение свидетельствует о тщательно заныканных грехах. И эта тещенька не пришей к манде рукав со своими оккультными посиделками и гуру-педофилами. И тут, и там – посиделки, только в одном случае маргинальные, в другом – сектантские.

Алиска молчала.

- Я-то думал, Кандибобер таким образом переигрывает шаблоны. Ну то есть пытается в сознании Лены заменить привычку к пьяным сходнякам – на более положительные сходняки. А теперь получается, что там, что там – колдунство какое-то. И что они там жгли, интересно?

Алиска молчала.

- А что с бухлом? Как со всей историей связано бухло? Или это просто российский промоушен? Привычный рекламный фон, на котором происходят события? Это как думать, какого черта солнце светит, а ночь чернит? И бухло просто есть, оно само по себе, как гребаный Обелиск в центре города, а вокруг вырастают дома и ездят машины, гуляют люди, и каждый – сам по себе, в своем мире. Мы просто бухаем – а детей теряют и трезвые родители, как правильно сказал Роберт.

- Кто такие «светящиеся сестры»?- вдруг спросила Алиска, и я воззрился на нее, а потом беспомощно развел руками.

- Вот и дядя Роман говорил, что видел какие-то огни у нас в квартире, а я без понятия, что там горело и куда делось. Дрых потому что в отключке по пьяни. Светящиеся… Может, облученные? Как после той аварии в Озерске, какие-нибудь радиоактивные монстры?

- Мужчины тоже облучались. И дед твоей жены. Почему именно сестры?

Я опять посмотрел на нее, теперь уже признательно.

- Чувствуется агоповское влияние. Без шуток сейчас... Наверное, это зацепка. Как минимум, есть что в поисковик вбить. Только вот боюсь, ничего дельного не выдаст мне Яндекс по этому вопросу.

- Ты забываешь о том, к какому гигантскому содружеству мы принадлежим,- проговорила Алиса.- Тысячи братьев и сестер по всей стране. И все связаны друг с другом телеграм-каналами и ватсап-чатами. Стоит только бросить клич, и поиски заживут самостоятельной жизнью.

Идея была на вес золота, я чмокнул Алиску в знак благодарности и поспешил домой, сгорая от нетерпения приступить. Алиска отстраненно ответила на поцелуй и не стала предлагать меня подвезти. Я небрежно подумал, что она все еще дуется.

Дома я в первую очередь проверил соцсети и в очередной раз зло удостоверился, что от Лены по-прежнему нет вестей, свои страницы она не посещала. Потом залез в шкаф и снова вытащил на свет то загадочное фото, отправную точку моих изысканий. Впился глазами в лошадиную физию коротконого мужика и простовато-дебелый циферблат тетки, словно пытался прочитать их радиоактивные намерения. Я было зачислил их чуть ли не в штирлицы, но в жизни, как обычно, простые выводы имеют наибольшую вероятность, и истина о родственниках Лены высечена природой на их лицах.

Я налил себе кофе, растер немеющую руку и засел за комп. Аккуратно сформулировал запрос и забросил его на самые разветвленные интернет-каналы, к которым примкнул со дня выписки из наркологички, такие как «Трезвый дом», «Выздоровевшие» или «АА-онлайн».  Я спрашивал людей, обладает ли кто-то какой-либо информацией об Озерске, о катастрофе 57-го года, о группе людей, называющих себя «светящиеся сестры» и об алкогольных последствиях жертв аварии. Я предположил, что наверняка в СССР велись исследования в этой области, пусть алкоголизм и наркомания были официально зацензурены. Я предположил также, что гремучая смесь алкоголизма и радиации могла привести людей к помешательству, галлюцинациям, агрессии и преступлениям.

Первые месяцы после того, как мой организм освободился от остатков транквилизаторов, которыми меня щедро закалывали в наркологичке, я набухивался во сне каждую ночь. Тогда я вскакивал с постели в смертельном испуге, обливаясь холодным потом, а после того, как осознавал, что это был всего лишь сон, испытывал оргазмическое облегчение. Потом со временем пообвык, и игры разума стали меня забавлять. Я думал, что со временем эти сны пройдут, но они никуда не девались. Я поинтересовался, как с этим у других бойцов с «белками», и вдруг оказалось, что мои соратники по трезвому пути если и страдают от подобных флешбэков, то периодически и от случая к случаю. Мне приходилось сталкиваться с запоем каждую ночь, каждый мой сон начинался с того, что я, отягощенный похмельем, открывал утреннюю бутылку пива и похмелялся. После чего просыпался с колотящимся сердцем и ощущением, что совершил худший грех из всех, сотворенных в жизни.

Конечно же, после такого волнующего дня и после того, как Римма сверкала в течение всего рассказа передо мной бутылкой и смачно позвякивала ею о стакан, я ничего другого не ждал, отправляясь на боковую. И мне приснилась она же, доблестная шкафообразная Римма Лентяйкина, увещевающая, что необходимо выпить. Я не уловил сути в ее дневном рассказе, я не понял самого главного: а теперь махни, бро, опрокинь в себя стопарик, и жизнь упорядочится, а в правильных вопросах выкристаллизуются правильные ответы. Но я был готов к такому развитию событий, еще накануне перед сном я настроил себя на борьбу. А потому во сне вырвал бутылек из рук Риммы и попытался его расколошматить о ее голову. Вдруг обнаружилось, что бутылка не имеет плотной формы, она стала в моих руках аморфной и не хотела разбиваться. Тогда я начал ее выкручивать, как половую тряпку, стремясь выжать из нее всю ненавистную жидкость, которая убила мою семью и превратила меня в развалину…

А утром обнаружилось, что вчера, просиживая штаны за компом и строча послания в надежде на чей-то отклик, я выбил самый настоящий страйк! Мне в личку написала тетенька, которая утверждала, что ее родная мать, упокой Господь ее душу, принимала самое активное участие в событиях того времени как непосредственно в Озерске, так и по всему Восточно-Уральскому следу. Тетенька называлась Ниной Ивановной, и ее первая фраза состояла из двух вопросительных предложений.

Н.И.: Жена светилась? Или мать?

Похолодев, я накляцал дрожащими пальцами, что сам не разумею ничего такого, но сосед утверждает, что видел свечение в окнах. Имеются также дополнительные свидетельства оного по семейной линии. А еще у меня погибли оба сына и пропала жена.

Тетенька уверила меня, что ей есть, что поведать. И предложила сконнектиться, лучше всего вживую, если расстояние позволяет. Оно действительно позволяло: тетенька оказалась из Уфы, то есть сравнительно недалеко от моего города, всего 150 километров.

Возбудившись до отметки 10-балльного шторма, я тут же набрал Алиске.

- Ты не поверишь, насколько твой метод сработал!- заорал я.

Пока я отрывистым лаем выплескивал ей новости, Алиска молчала, как давеча в машине на Комсомольской площади, ни разу меня не перебив. Без задней мысли я предложил ей очередной вояж: метнуться поутру к тетеньке Нине Ивановне, при этом я оплачу бензин, провиант и, если будет нужно, то и ночлег.

- Прости, я не поеду,- ответила Алиска, и теперь я распознал печаль в ее голосе, от чего мой 10-балльный шторм в момент улегся.- И нам лучше прекратить наши отношения. Да и какие это отношения, блин, смех один. Прости.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы проморгаться и прочистить горло.

- Не объяснишь?

- Все очень и очень просто. Я сопьюсь с тобой. Это вообще без «б», снова подсяду. Я уже после твоей Риммы чуть не сорвалась. Еще немного, и мы с тобой оба начнем бухать. Ты разве сам не чувствуешь? Ты прости, но больше, чем что-либо в жизни, я не хочу возвращаться к бухловатому. Я не хочу, как раньше! Не хочу просыпаться по утрам пандой, морочиться по магазам, шляться по ночам, шкуриться непойми с кем и получать по сусалам. Я от чего угодно откажусь в жизни, лишь бы только оставаться трезвой. Любовь, карьера, отношения, дети – все теперь вторично. Все, что нарушает мой баланс, я буду исключать. А ты и твоя история – это просто взрыв мозга, полная дестабилизация.

- Ну мне-то ты точно ничего не должна,- холодно бросил я, начиная манипулировать.- Это я тебе должен по гроб жизни – и за поддержку, и за идеи. Ну а как насчет Лехи Агопова? Ты говоришь, что хочешь оставаться трезвой. Но ведь это он дал тебе трезвость!

- Да не он дал мне трезвость!- воскликнула Алиска.- Мне дал ее Бог, Судьба, Высшая Сила. Удача или случай.

- Но через Леху! Не считаешь себя ему должной? Не хочешь попробовать раскопать ответы? Узнать, может быть, почему он умер?

- Он умер потому, что хотел бухать!- В голосе Алиски прорезались злые слезы, и мне вдруг стало стыдно за очередную свою подляну.- Он просто хотел нажраться и катал тягу. Но он уже настолько плотно вошел в программу АА, настолько окружил себя философией перфекционизма, что просто не мог запить без серьезного повода. И он напридумывал себе красивую теорию. О том, что алкаши – якобы отбраковка человечества, необходимая ему для выживания. Что в алкоголизме кроется великая божественная программа, и нужно просто научиться ее видеть и применять. Эта теория вписалась в концепцию. Эта теория стала поводом напиться. Он забыл о том, о чем нам талдычат на каждом собрании АА: помните, что мы имеем дело с коварнейшим врагом человечества. Он забыл, и его враг создал такой обходной маневр.

Она помолчала и, отдышавшись, добавила:

- Ты идешь по тому же пути. Тоже ищешь повод. Не нужно тебе туда ездить, в эту Уфу. Ничего ты там не найдешь.

- Да как ты можешь так говорить!- психанул я.

- Подожди! Просто послушай и поверь! Хотя бы как человеку, который дольше тебя в трезвости. Ты пережил страшную трагедию. И ты реально выпадаешь из рядов обычных забулдыг, которые максимум могут похвастать посаженной печенью. Я без понятия, что должен себя чувствовать человек на твоем месте, потеряв в жизни все. Но это всего лишь трагедия, несчастье, у нее нет лица, нет имени и фамилии, нет причин. Так случилось, тебе не повезло. Просто смирись. Уезжай из города, бросай все – и уезжай. У тебя есть деньги, начни сначала в другом месте. Спасай других алкашей. Найди себя в служении обществу, и я тебе гарантирую, твоя душа исцелится. Даже если психика – нет.

- Я бы мог с тобой согласиться,- спокойно возразил я.- Часть меня даже хочет согласиться, честно. Если бы не все эти рассказы о Лене, о ее матери Янке, о бабке с дедом. Об Озерске. О свечении из-под дверей. Неужели ты не видишь, как все тут перепуталось? Ну это точно не цепь совпадений!

- Да я в жизни видела такие совпадения, что в не влезут в энциклопедию! В девятиэтажке, где я жила с предками в детстве, там каждый год по стояку умирал кто-то из мужчин. Начиная с девятого этажа и по очереди на этаж ниже, как по календарю. Все девять лет бесперебойно – одна мужская смерть. Мы все ждали, когда же система даст сбой, потому что в жизни не бывает таких совпадений, это все фантастика. Но ни разу не вышло осечки. Пока очередь не дошла до первого этажа, там умер дед, и с тех пор все прекратилось. Так что в жизни бывают такие лютые совпадения, что никто не поверит, пока сам не столкнется.

Мы помолчали, тяжело дыша в трубки. Через секунду она продолжила:

- Может, ты и прав, какая-то система за всем этим стоит. Но там ли ты ее ищешь? Может, ответ прост, и главный враг – вот он, на полках виноводочного? Все твои ответы кроются в бухловатом и в граненом стакане. Бабка с дедом бухали как не в себя. Что удивительного, что их ребенок утонул в ванне? Мать твоей жены бухала страшно. Тоже не уследила за сыном, а потом ее переклинило, и чуть не задушила дочь. Там у вас вся династия колдырь на колдыре. Эта твоя Римма, которая стойко уверена, что она – нормальный человек. Да она же одной ногой уже пациент наркологии! Не похмеляется она… А лошадиные дозы типа не в счет?

- Лена не пила,- заметил я.- И наши пацаны не укладываются в схему.

- Ну в смысле? Ты шутишь? А ты что делал, «Тархун» пил все это время? Как насчет того, что до утра ты даже не вспомнил о том, что потерял сына? Сначала ты всю вину повесил на себя, но она оказалась слишком неподъемной. И ты стал искать поводы ее сбросить, начал придумывать всякую мистику, на кого бы переложить. И «светящиеся сестры» очень даже подошли для этой роли. А еще ты ищешь повод жить, как раньше. Убедить себя, что причина – не в тебе, и начать снова пить с чистой совестью. И меня за собой потащишь. Прости, но я не хочу.

- Ну а что насчет дяди Романа? Который видел свет?

- Блин, я сейчас ржать начну в голос! Какой дядя Роман? Который колдырит уже десять лет без продыху? Офигеть просто, алконавт вдруг увидел какой-то там свет! Он, конечно, очень надежный свидетель! Знаешь, что?- Алиска вдруг сменила тон.- А я ведь тоже видела светящихся сестер. И ты их видел. И братьев светящихся мы с тобой видели, своими глазами и очень недавно. Знаешь, где? На собрании Анонимных алкоголиков. Если где-то и есть светящиеся люди, которые избавились от жуткой болезни и теперь буквально лучатся от счастья, то только там. Больше ты их нигде не найдешь.

Что я еще мог добавить? Как я уже сказал, Алиска мне ничего не должна, и у нас, бывших алкашей, железное правило: метем только свою сторону улицы. Если она чувствует угрозу своей трезвости, кто я такой, чтобы продолжать тянуть ее в свое болото? А если она вдруг реально сорвется и пойдет по стопам Агопы? Как мне пережить еще одну смерть по моей вине? Поэтому я скомкано извинился и поспешил завершить диалог.

Может быть, позже… Это еще не точка в конце книги, и все может иметь продолжение. Когда я найду ответы, я вернусь к ней, и мы попробуем сызнова. А я был намерен их получить, эти ответы. Никакие логические доводы не способны перешибить мое чувство вины перед семьей, ради которой я должен докопаться до правды.

А еще я лелеял надежду найти Лену. И поставить определенную точку хотя бы в наших отношениях.

Продолжение следует...

Алиска яро заартачилась, когда я потянул ее в сторону дома Лентяйкиных.

- В качестве кого, интересно, я туда попрусь? Она тетка твоей жены, а ты завалишься с любовницей!

- У тебя же в паспорте не написано, что ты моя любовница,- прошамкал я сквозь дырокол в зубах, снова закипая.- Представишься ее подругой.

- Еще лучше! Муж и подруга, самая гремучая смесь. Твоя Римма дура? Если дура, на кой хрен она вообще нужна?

- Слушай, мне теперь без тебя никак. Я слова-то периодически подобрать не могу нужные, а воспринимаю информацию вообще с трудом. Я могу реально не запомнить половину из того, что Римма скажет. Мне нужна помощь. Ты же хотела помочь. Так помоги!

В общем, маялись мы хренью еще целый вечер, и в результате, манипулируя жалостью и виной, мне удалось ее уломать. Хотя до конца Алиска сверкала недовольной иллюстрацией, подчеркивая мою гнилостность.

Димарик по волшебству оказался в отъезде – смылся на рыбалку куда-то под Мелеуз,- так что я был избавлен от счастья лицезреть его ноздревато-ортодоксальный таблоид. Римма за это время накопила кучу килограммов – возможно, это мой утерянный вес, согласно закону сохранения энергии, перетекал к родственным вампирам. Но была она бабой хваткой и работящей, хоть и зело кирной, так что достаток в доме имелся. Двухкомнатная «сталинка» с высокими потолками по улице Первомайской, невдалеке от бывшей «Родины», была заставлена монетизированным отражением карьерного успеха. Причем по принципу «всему применение найдется». Завал мебели, как продуктов в холодильнике обжоры: какое-то тотальное нагромождение габаритов и древесно-стружечных плит, с межкомнатными лазейками. Лазейки были выверены в аккурат под ширину бедер Риммы.

А вот кухня была малипусенькой – бич всех «сталинок» в этом районе,- и мы втроем там еле утискались. Вопреки Алискиным опасениям, Римме было вообще по барабану, кто эта высокая телка со шрамом на щеке. На Римме – какой-то необъятный балахон в цвет мебели, и если у нас сегодня дойдет до игры в прятки, она вполне сканает за шкаф. На башке у ней – перманент с темно-рыжим отливом. Физия – металлопластиковая, без единой эмоции, - прирожденная королева покера.

Не мудрствуя лукаво, Римма перво-наперво залезла в шкаф и извлекла из него запечатанную бутылку водки калибром 0,7 литров. На которую мы с Алиской вылупились со смесью ужаса и вожделения одновременно. Алиска тут же сослалась, что за рулем, я что-то проскрежетал о таблетках, которые прописал врач и которые нельзя совмещать со спиртным. Римма поджала губы, плеснула себе в настоящий граненый стакан и выжрала львиным присестом.

- Ленка ходила во сне?- огорошила Римма с места в карьер. Черт, а она реально не тратится на околичности, я даже испытал к ней восхищение.

- Было. После гибели Артемки. Она сидела в трансе месяц, и было непонятно, спит она или бодрствует. Глаза вроде открыты, иногда моргает, но других реакций – ноль. Ну и короче, иногда по ночам я находил ее посреди квартиры. Стояла и пялилась куда-то в угол. Я возвращал ее в кресло, она послушно шла. Но потом все прошло само собой.

- Свет не жгла втихаря?

- Свет…- Я вдруг вспомнил дядю Романа и вздрогнул. А еще мне наконец-то припомнилось, что же у меня засвербило в памяти, когда дядя Роман с негодованием отверг мои намеки насчет светящихся мониторов. Лена уже рассказывала про огни в комнатах! В тот день, когда вышла из оцепенения и призналась, что мать у нее была алкоголичкой. Она говорила, что видела из-под двери в родительскую спальню свет. Как будто мать там колдовала и оживляла мертвяков.- Я ничего не знаю про свет…

Римма кивнула и снова плеснула себе в граненый стакан дозу пяти мужиков с похмелюги. Боковым зрением я поймал на себе ненавидящий взгляд Алиски, которую, как ни крути, заманил сюда шантажом. Я совсем упустил из виду, что Римма Лентяйкина – вовсе не тот человек, которому знакомо слово «эмпатия». Она будет делать так, как она хочет, и похрен ей на чувства аудитории. Нет ничего хуже для вчерашнего алкаша, чем мелькающая туда-сюда бутылка водяры. Может, на более поздних сроках трезвости это и перестает иметь значение, но мы с Алиской не были на поздних сроках. Римма лакала свое пойло ковшом, который у нее заменял рот, а мы с Алиской сидели и ловили флешбэки.

- Какие-нибудь другие странности?- спросила Римма.

- Какие?

- Подумай. Я откуда знаю.

Я пожал плечами.

- Все вокруг – сплошная странность.

- Ты в курсе, что Янка пыталась убить Лену?

- Янка?- Я ни черта не понимал.- Какая еще Янка?

Римма хмыкнула, однако морда ее оставалась металлокаркасной.

- Ты даешь! Мать Ленки - Янка!

- Я не знал ее имени… Убить? Что за хрень?

- Угу. А что ты вообще знаешь? Ленка тебе про мать рассказывала?

Я обрисовал тезисно. Мне еще повезло, что в день Лениной исповеди я был сравнительно сухим, так как пил мало, и меня корежило, как суку. Иначе могло получиться, как с Димой Ваняткиным: задрых бы, а наутро хрен бы вспомнил. Но запомнилось доподлинно. Алиску я уже не стеснялся, вывалил с некоторыми подробностями. На кону стояло слишком много, чтобы предаваться ложной этике.

- В общих чертах так и было,- кивнула по итогам Римма, не забывая подплескивать себе пойло, а мы с Алиской технично в эти секунды изучали углы.- Только не умерла Янка, и никто ее не находил. Как пропала, так и провалилась сквозь землю. Через полгода ее официально объявили умершей, Степка дал кому-то на лапу для ускорения бюрократии. А Ленке напели, что нашли мертвой. Ну чтобы не надеялась зря девчонка и не писала письма пропавшей маме. Вполне может быть, что промышляет Янка до сих пор где-то. Да вряд ли, с ее-то жизнью.

- Она что, буйной была?- спросил я.

- До последнего события вроде не была. Она ж не просто так пропала на ровном месте. Сбежала после того, как Степка запалил ее за попыткой придушить Ленку. Ночью, подушкой. Степан проснулся, шуганул Янку и впервые поколотил. Больше терпеть ее выкрутасы он не мог, хотел сдать в наркологичку. Да и я говорила, чтобы сдал. Уже после того, как пацан этот умер, Славик или как его там…

- Павлик…

- Ну да, он. Короче, вовремя Степа спохватился, не то эта мадам и Ленку бы угробила. Янка тут же поняла, что больше ее прикрывать никто не будет, и свинтила. Ей было, наверное, куда бежать и у кого отсиживаться. Собутыльников – тьма.

Римма хмыкнула и всосала двести грамм, не поморщившись.

- Мне Лена ничего такого не говорила…- только и прошамкал я.

- Не помнит, скорей всего. Сейчас же в интернетах об этом пишут. Подмена событий или вырезанная память, как-то так. Вычеркиваешь то, что не хочешь помнить, заменяешь другой историей. Более приятной. Мы и раньше такие случаи видели. Подружка чуть в пожаре не погибла, а потом – не помнит ничего. Ни огня, ни как выбиралась.

- Получается, что и брата Лениного, Павлика этого, тоже могла?..

- Угу. Мы со Степкой так и подумали. Не случайность это была с пацаном.

Ужас двуличия и мразотности обрушился на меня. Но не разом, а постепенно, - навалился, как медведь-шатун, сбил дыхание, сплющил кости, отнял сердцебиение. Я впился взглядом в заветную 0,7, и только ненависть, кратно превышающая тягу, спасла меня от срыва и завершения попытки №3. Мне захотелось в ту же секунду поехать к Усмановым и придушить Крякало прямо в его послеинсультном ложе, а Кандибобера размазать по стенке. Как бы Лена ни отмазывала предков – передо мной, перед самой собой,- то, что я услышал сегодня, перечеркнуло их людской статус. Для меня они больше не люди. Твари. Если я найду подходящие инструменты, я их уничтожу. Такие мрази не должны жить.

И Ленин батя, и мачеха, да и вся бухловатая гвардия допускали участие родной Лениной мамы в смерти второго ребенка. Но при этом всю вину молчаливо и трусовато возводили на Лену. Это просто эталонное гнидство.

- Нужно понимать, кто такая Янка, откуда взялась и какие бзики у нее по родословной.

- Челябинск-40?- выстрелил я.

Металлопластиковое лицо Риммы не выразило и намека на удивление.

- В курсе, значит?

- Да не особо в курсе. Видел фотку деда с бабкой, на обороте было написано «Челябинск-40». Ну я и погуглил.

- Фото не там сделано. Там было нельзя. Позже сфоткались, уже в Кыштыме. А подписали для понта. Ну и чтобы не забыть.

- Они что, были шпионами?

- Ну, тогда все были шпиёнами на службе у государства,- хмыкнула Римма, выпячивая «ё».- Янка после рождения Лены часто у меня зависала. Дома не айс, со Степкой больно не потрещишь за жизнь, а во все тяжкие она еще не ударилась. Приходила ко мне и нагружалась. Иногда веселая и на парах, иногда – в сопли. Рассказывала мне всякое… Про предков своих, бухариков. Про то, как чуть не грохнули ее однажды.

- В смысле? Предки?

- Они самые. Те, что на фото твоем. Так что неудивительно, что у Янки по этой лавочке поехала крыша, и она ополчилась на Лену. Ну и твоя судьба меня не шибко удивляет, мил человек. Я, правда, не думала, что в таких масштабах будет.

Я вдруг перехотел тут находиться и резко пожалел, что приперся с расспросами. Но назад дорогу уже завалило обломками настоящего, а вот прошлое – оно открывалось передо мной во всех горизонтах. Расцвет Озерска, или Челябинска-40, пришелся на вторую половину 50-х. Именно на Урале были сосредоточены основные атомные центры страны и закрытые города, и выбор местности стратегически очевиден. Тут и богатая месторождениями территория, тут и развитая жд-сеть, тут и города, менее всего пострадавшие во время войны. А еще здесь сконцентрировалась передовая техника и лучшие специалисты, которых в годы Великой Отечественной эвакуировали подальше от линии фронта.

Жизнь любого объекта, закрытый он или открытый, – это непрерывный процесс строительства. Расширения, усовершенствования, ремонт и так далее. Челябинск-40 строился не за один день, и он продолжал расти и тогда, когда в нем громыхнуло на всю страну, и с неба посыпались опаленные радиацией птицы, тем самым открывая эру атомных катастроф. Власти уделяли особое внимание инфраструктуре закрытых городов, строительные работы велись там непрерывно параллельно с деятельностью основного эшелона ученых. Росли новые дома, школы, больницы, ширилась территория, прокладывались инженерные сети. И кто же держал в руке кирку и лопату, кто закладывал строительный раствор? Разумеется, заключенные ГУЛАГа. Таковыми и были предки Лены, родные дед и бабка по линии матери, и если они и были шпионами, то, возможно, не на ту сторону. А за что конкретно сидели, история до нас не донесла.

Янка, мать Лены, отчетливо помнила, как ее предки неизменно с теплотой вспоминали пребывание в городе Озерске. Именно там они и познакомились. А стало это возможным благодаря тому, что зэки бродили по городу туда-сюда совершенно свободно. Для них открывались двери магазинов, школ, больниц, наравне с ученой интеллигенцией, и все это совершенно бесплатно. Деньги в Озерске отсутствовали. Магазинное же снабжение даже по современным меркам выглядело изобилием. Причем натурпродукт, а не эта наша синтетика.

Имели место, конечно, случаи криминала. Зэчье есть зэчье, плюс замкнутое пространство всегда действует на подпитку агрессии. Также подспудно подтачивала радиация, но ее никто не мерил и никто не знал, а по факту радиационный ущерб много перевешивал ущерб от поножовщины. Когда случилась авария, предки Лены по умолчанию вошли в бригады, откомандированные на устранение последствий, и заработали в наследство на долгую память ударную дозу. Но им частично повезло. Их группы дислоцировались на существенном удалении от эпицентра событий, так что доза оказалась не смертельной.

Когда улеглось, деду и бабке Лены скостили срок, выпнули обоих по УДО, наградили инвалидностью и отправили на просторы родины доживать. Но на пособия не поскупились, несмотря на судимости, и обеспечили квартирой в Кыштыме, и мало-помалу те дотянули едва ли не до 50-ти лет. Взамен на обеспечение все пострадавшие дали подписку о неразглашении, что в те времена считалось священнее клятвы на Библии и делалось отнюдь не для галочки. Но годы шли, мир менялся, алкогольное пойло развязывало языки, и, так или иначе, Янке в детстве удавалось перехватить отрывочные сведения, а по ним уже составить картину.

На какое-то время дед с бабкой осели в Кыштыме, где и было отснято то приснопамятное фото, а тайная информация запечатлена на обороте, опять же в духе «Операции Ы». В Кыштыме эти двое принялись хронически бухать. Жилье имеется, пособия на закусон хватает, на водку государственные льготы, так что не нужно даже работать. Ну, числились где-то номинально, сторожем и уборщицей, ведь в Советах с тунеядством обстояло сурово, но по факту пинали балду и закладывали за хлопчатобумажные воротники. Очень скоро вокруг них стали комплектоваться присные, разевающие на чужое. Именно там, в Кыштыме, у них родился мальчик Стасик. Старший брат Янки.

Прожил мальчик Стасик ажно цельный год, опосля скоренько умер без записки. Но вовсе не забулдыжный образ жизни предков послужил тому причиной, а банальный несчастный случай. Официально. Примкнул Стасик к праотцам во время купания, захлебнулся и утонул в ванне, пока родители кумекали по хозяйству и попутно жонглировали стаканами. Однако спустя время началось что-то там просачиваться. Или сами ляпнули лишнего, или добрые люди по соседству сложили два и два, или еще что. От греха подальше бабка с дедом накатали объявление об обмене жилья и сдриснули из Кыштыма в Салават, то бишь к нам под крыло. Поменяли жилье на равноценное, скоропостижно пополнили мир Янкой и зажили относительно дружно, посасывая стекляху и попивая суррогатину. Которую во все времена можно было достать – сначала на Первомайской из-под полы, чуть позже – возле Обелиска в знаменитом «Кафе мороженое» за шторочкой на задворках, а ближе к реалиям – в районе Ленина и Октябрьской прямо из форточек первых этажей.

Детство у Янки протекало в оснащении запоминающихся сцен, но впрочем, по словам Риммы, - а также по сводкам Лехи Агопова и по моему собственному опыту - такие маргинальные семьи отмечались повсюду. Рыбак рыбака, как говорится, так что комитет прихлебателей, охочих до халявной выпивки, сформировался вокруг предков Лены и по новому месту жительства. Ведь те умудрились выбрать город, в изобилии населенный равноценными хорьками. На улицах – стихийное пьянство, наркомания и бандитизм. Город поделен на штаты, молодежь бьется за свои границы насмерть. В квартирах – домострой, водка и понятия. Это сейчас квоту определяет рыночная стоимость, и забулдыга вряд ли поселится в престижном районе, хотя исключения имеются – все зависит от наследства, я-то знаю! Но во времена тотального равенства и братства профессор кислых щей вынужден был соседствовать на одной площадке с такими вот пропитошками, какими были родители Янки. Дети профессоров ходили в одну и ту же школу с детьми алкопропойц и четких селезней, обитали с ними в одних дворах и играли в одни игры. И кто на кого, согласно статистике и теории вероятностей, оказывал большее влияние? Так что вчерашний мальчик-скрипач мог ближе к девяностым оформиться уже в конкретного литрбольщика или киллера.

Янка ловила обрывки застольных речей и ночных перешептываний, мотала на ментальный ус, проникала в семейные тайны, отираясь поблизости; а с какого-то момента вдруг набралась храбрости подозревать, что ее предки могли быть причастны каким-то образом к смерти братика Стасика. Торкнуло по мозгам вследствие того, что характер застолий начал меняться. Водяра оставалась царицей полей кукурузой, как и вереница страждущих, волочивших трясущиеся причиндалы в надежде на халявное пойло, но вот сами паломники как-то посерели. Стали зело мутными. Вовсе не прежние похмелюги-юпитеры, к которым с младых ногтей приучалась Янка, моделируя собственное поведение в будущем. Даже будучи подростком, она смекнула: это вовсе иной контингент аликофренов, весьма себе на уме и с камнями за пазухой; злыдни.

Если раньше посиделки были открытыми, громогласными, с огоньком и размахом, то теперь когорта сильно утихомирилась. Предки с собутыльниками закрывались на кухне и чего-то там химичили вполголоса. Одинокие громогласные всплески тут же подавлялись шиканьем. Янка поначалу даже думала, что ее предки – и впрямь шпиёны какие, и теперь шкерятся под половицами, спасаясь от грехов прошлого. Однако периодически из-за двери доносился некий странный монотонный бубнеж, словно там зачитывали молитвы или мантры, что напрочь корежило юную пионерскую психику Янки. Иногда раздавалось надрывнейшее пение, словно собаки скулили. Может, про коня вороного заводили, или про мороз, а может – и того хлеще.

Но самое беспонтовое – жгли чего-то по ночам. Уже безо всяких адептов и пришлых, запирались вдвоем в своей комнате – и жгли. Янка четко видела из-под двери какие-то сполохи, как будто там отрывали кусочки от газеты «Комсомолки» или «Труд», подпаливали и бросали в чашку. Какой-то неверный, мятущийся и подозрительный спектр. Все это сильно смахивало на ведьмовство, о котором пишут во всяких страшных сказках, так что Янка жила на измене, а потом ей довелось подслушать разговор, и пришел черед ей бросать кубики на суконный стол.

Янка пришла из школы пораньше и поймала обрывки разговора, пока родители ее не запалили и не набрали в рот водки.

Мать: Придется и Янку тоже...

Отец: Водка помогала… И шобла-ебла…

Мать: Уже не помогают. От твоей шоблы никакого толка, только воют почем зря и деньги тырят. А водка почти не берет, даже не греет уже. Надо делать.

Тут они заприметили Янку, осиянную школьными знаниями, и, примолкнув, сурово налегли на несогревающее бухло.

Ночью, не откладывая в долгую кассу, настрополились «делать». Янка отчетливо помнила, что плыла в каком-то озере и вдруг пошла ко дну. Пыталась выплыть, потом чувствует – ноги оплели водоросли и тянут. И кто-то еще квакает утробным таким кваканьем со дна, какой-то жабий монстр. Брыкалась она, брыкалась и – проснулась! И мгновенно почувствовала запах газа по всей квартире. Ну, вскочила, ринулась на кухню, то-се, повыключала все конфорки, отвернутые до максимума, – а кто сделал, всем вокруг теперь ведомо! Самих предков дома не оказалось, конечно же, закладывали на скамейке или в скверике под деревцем. Дожидались плотоядно, водка ведь не брала, и колдовские шептания шоблы-еблы тоже не способствовали продвижению. Все обстояло настолько коряво, что Янка вмиг раскусила постанову. По всему выходило, что не должна была она нынче проснуться, и если бы не водоросли и не квакающий монстр глубин, притулиться бы ей к Стасику там на небесной жердочке. Потом бы списали на подростковую забывчивость и невнимательность.

На следующий же день 12-летняя Янка, взвесив «за» и «против», смылась из дома с утра пораньше в неизвестность. Где жила – мазалась. По словам Риммы, приканчивающей двадцатый стакан, не любила Янка калякать об этом периоде жизни, темнила. Это и понятно: из родственников в Салавате у них только кот, и тот приблуда. Куда податься 12-летней школьнице – в совке?! При этом не угодить под прицел разнюхивающих учителей и беспардонных инспекторов по делам несовершеннолетних – загадка века! Римма предполагала путь наименьшего сопротивления – у какого-нибудь дедка, охочего до малолеток. Но возможен и более целомудренный вариант: Янка могла нажаловаться одинокой старушке, и та ее приютила, сердобольно выделила комнату и прикрывала на школьных собраниях. О более зловещих способах выживания думать не хотелось.

Ей повезло! Уже через год родной папаша, закаленный в неравных боях с озерской радиацией, дал дуба и отправился настигать Стасика, перепив паленой водки. А еще через несколько месяцев без вести пропала мать. Куда делась – никто не знает, спрос ведь только с самой Янки, а она без понятия. А с районной алкашни и спросу нет. Янка добровольно вернулась на опустевшее поле боя, состроив скорбное лицо, после чего угодила в Салаватский интернат на Чекмарева и закончила школу уже там. Не получилось предкам «сделать», чего бы они там ни удумали, Янка спутала им все карты, а может, все это очередные сказки и хоровод совпадений. После школы Янка вернулась в родное гнездо, к этому времени ее мать признали официально умершей, так что наследнице оставалось лишь выгрести остатки алкогольного мусора из хаты и воцариться хозяйкой.

Когда Янка сама начала подбухивать и обнаруживать в себе достойную кармическую дщерь, Римма ей прямо посоветовала заканчивать уже на этом этапе. Не умеешь пить – лучше не пей. Тем более – девка, ей не нужно мазаться на застольях, как мужикам. Лично для Риммы Усмановой границы очерчены конкретно: если похмеляешься – алкаш. В жопу такое употребление. Ни она, ни Крякало не похмелялись ни разу в жизни, и это, по стойкому убеждению Риммы, являлось гарантом устойчивости перед зеленым змием. Янка же вечно шарилась по утрам, чем бы залить кипящие трубы.

Далее следует мрачный период, который мне уже известен по исповеди Лены. Восстав против алкогольных традиций и совершив локальный переворот в юности, когда она сбежала от предков, Янка в результате сама скатилась к аналогичному образу жизни, подтвердив теорию, что потомки алкоголиков почти не имеют шансов на трезвую жизнь. Римме ничего не было известно о Картошечке и о том, что Лена перетерпела в детстве – по той простой причине, что похер. Второе убеждение Риммы: сор из избы не выносят, и проблемы нужно решать внутри семьи. На какое-то время Янка вообще выпала из поля зрения, потому как бухала в основном дома и с малознакомыми партнерами по концептуальным измышлениям. О том, что родился Павлик, Римма узнала от Крякалы и подумала… Да ничего она не подумала по той же причине – похер. Янка не была ей подружкой или соратницей. Так, редкая собутыльница, не больше. Да и со Степаном Антоновичем они были родственниками больше на бумаге, чем в жизни, - разные отцы и все такое.

А тут вдруг нарисовалась на пороге – пьянющая и с грудным Пашкой в охапку. Сначала молола вздор, что никак не может найти себя, ничего не радует, все валится из рук, еще и в стране полный беспредел. В общем, типичное бу-бу-бу алконавта, оправдывающего в этом мире исключительно себя родимого.

А потом вдруг махнула по двести и перескочила на встречную полосу. Снятся, говорит, ей в последнее время светящиеся сестры. Да так ярко, что как будто живые. И мать ее родная с ними – тоже по типу живая и светится, вся такая трезвая, закодированная и поменявшая личину ведьмы на лучезарный образ доброй волшебницы. Зовут ее сестры якобы с собой, тоже светиться в общий кружок. И стать при этом, ни много ни мало, почти бессмертной. Одно условие – за все полагается платить, как заповедовали в святые времена Егор Гайдар и команда саранчи. В данном случае плата – самая верховная. Нужна жертва - родная кровь. Но пусть это ее не пугает. Потому что принесенный в жертву агнец восстанет в священном круге, как восстал некогда умерщвленный в ванной Станислав, года отроду, и обессмертился. За такое послушание их светящийся бог-кумир растворит ворота перед баламутной и непутевой Янкой в свои белоснежные чертоги.

Ну, Римма послушала-послушала, да и набрала Степану Антоновичу. Делай, говорит, со свой Янкой что-то. Глюки у нее по алкашке конкретные, так и до белочки недалеко. Крякало в тот раз отмахнулся, но что-то, видать, таки отложилось в его степенно-казематной головушке, и тот стал приглядываться и думать. Пусть приглядывал он и думал по-сенбернарьи, иначе – никак, но винтики, разбуженные жесткой логикой Риммы, стронулись. А когда погиб Павлик, винтики стали крутиться истошно. Эти самые винтики и торкнули Крякало в бок в самый критический момент, когда он пробудился посреди ночи и, не обнаружив рядом надравшуюся в слюни Янку, отправился по комнатам на поиски. С тем и предотвратил убиение старшего ребенка, моей жены Лены, которую душила подушкой родная невменяемая мать.

Янка свинтила из дома, в чем была, успев выхватить от мужа первых в жизни лещей. Лена ревела до утра, и никто не зашел к ней в комнату. Римма уверяла, что братец не мог себя заставить посмотреть дочери в глаза, и от этого обходил ее дверь стороной, но я весьма усомнился на этом пункте. Как и в случае с родной матерью, через какое-то время Янку признали умершей, причем это время, как уже говорилось, было ускорено взяткой. Лене начесали очередную сказку. Все вокруг зажили, как будто так и надо. Кроме Лены, разумеется. Но она не в счет.

- Если ты ищешь загадки и связи,- подытожила Римма, одновременно приканчивая бутылку водки,- то вот тебе куча связей. На протяжении трех поколений мальчики в Ленкином роду не выживали. А девочки вырастали, но однажды исчезали просто без следа.

Продолжение следует...