LarryVerton

И вот ты несёшь своё вдохновлённое ебало в пункт назначения – к каким-то заброшкам, чудом ещё не сравнявшимся с землёй. Там есть немного крыши на случай, если ваше яркое мероприятие омрачит серый январский дождик.

А в целом – вообще плевать. Мы – ребята неприхотливые, нам только дай кусок безопасного пространства. Главное, чтобы знакомые не спалили. И вообще неважно, что родители в любом случае поймут, что их не так давно прилежные сыновья снова наебашились и воняют перегаром и сигаретами.

Новогодние праздники ещё не закончились, завтра никакой школы, поэтому можно не париться и погулять подольше – выветрить из себя весь смрад, так сказать. Главное не войти во вкус и не пойти за добавкой, потратив на неё деньги, оставленные для покупки сигарет на ближайшие дни. Деньги, которые ты мог бы с собой не брать, но знаешь ведь, что на этих семи литрах «Арсенального крепкого» нихера не закончится, а закончится на блевотине и очередным «нахуя я столько пил?» Подсознательно знаешь, хотя веришь в обратное.

Я дико обожал такие дни. Вот это подростковое предвкушение опьянения, подкреплённое ощущением детской шалости, вызывало восторг и вдохновение. У нас было несколько прекрасных местечек для алкогольного уединения, и все они были где-то в подобиях природной местности. Вон там какой-то автопарк с вечно тарахтящими фурами, а за его дальним забором трава вше головы и уютный такой провал, по краям которого как будто искусственно посажен какой-то кустарник. Если ходить туда почаще и утрамбовывать траву, то на весну, лето и осень обеспечена превосходная бухательная яма.

Ещё был стол, установленный неизвестно кем недалеко от поля, по которому иногда катались тракторы, но в основном было тихо и спокойно. Само собой, там же были и лавочки, созданные из цельных брёвен. Вокруг росли деревья, что всегда спасало от жаркого солнца. Вот только про этот столик знали не только мы, и полноценного уединения можно было добиться не всегда.

Было и другие, менее пригодные места, в которых мы бывали от силы раза по три-четыре. Заброшки, к которым было решено идти в тот день, выручали во время плохой погоды. Кинул на пол пакет, подложил под жопу кирпич – и нормально. А когда выпьешь – вообще заебись.

В такую погоду, конечно, на кирпичах особо не посидишь – холодные, но спокойно разложиться и выпить под весёлые разговоры (которые чуть позже перетекут в великую философию) более чем можно. И едва первый пакет плюхнулся на самый свободный от жижи кусок пола, Серёга тут же весело пробасил:

— Ну чё тянешь? Наливай!

Бодро заскрипели стаканчики, зашипела первая бутылка, и спустя минуту прозвучал первый пост, традиционный и бессмысленный:

— Высоко в горах летел орёл! – поднял стаканчик Андрюха и сдул с него лишнюю пену. – Ну, за орла!

— За орла!

Тосты вовсе не были обязательным условием процесса, но куда без них хотя бы иногда? Если у кого-то любовные страдания – дружно пьём за любовь, если какое-то новое приобретение – обмываем покупку… и всё такое.

В общем, сначала всё было как обычно. Пиво успешно фильтровалось нашими организмами, оставляя после себя немного приятного опьянения. Как и ожидалось, постепенно холодало, и вскоре под ногами уже не хлюпало, а похрустывало.

Уже давно стемнело, далёкие городские фонари и окна многоэтажек заблестели однотонной гирляндой, когда случилось неизбежное – бухло закончилось. Само собой, поругав себя за непредусмотрительность, было решено выдвигаться в ближайший магазин. Скинувшись, мы получили довольно приличную (для нас) сумму, на которую можно было вполне успешно продолжить веселье. Ну, и получилось как обычно.

Литр водки и батон – лучшее вложение из возможных. Казалось бы, куда уже нам, ведь скоро домой, а мы вообще-то планировали в этот раз вернуться трезвыми. Ну, впрочем, мы планируем это каждый раз, и что?

С водкой процесс превратился в нечто неадекватное. Философия переросла в какой-то бубнёж, в котором каждый говорил о чём-то своём, а потом кто-то включил музыку…

На самом деле, слушать любимые песни в состоянии «в щи» - это особое удовольствие. Самые простые и скучные тексты обрастают толстым слоем смысла, и ты закрываешь глаза, начинаешь подпевать и такой: «да, сука, да». Киваешь в такт музыке, утопая в прекрасном и соглашаясь с каждым словом.

Как обычно, постепенно общее сумасшествие разделилось на три индивидуальных – каждый включал свою песню, подносил телефон к уху и пел, стараясь перекричать остальных. В такие моменты просто не замечаешь, как кто-то уходит или приходит. Реальность размыта и вообще не важна, в твоей голове происходит нечто куда более важное и интересное. И только какое-то внезапное, шокирующее событие может полноценно вывести из этого состояния.

Сначала меня ткнули в плечо. Ну, мало ли, может Андрюха опять орёт, какие мы пиздатые друзья, и как он нас любит. Ну, я же не слышу, я срываю голос под «Vehm», это ведь гораздо важнее. Там же такой гениальтный текст, как можно его не пропеть? Ещё несколько толчков, и в конце концов кто-то вырвал у меня телефон из рук.

— Что такое? – наконец пришёл я в сознание, слегка морщась от внезапной тишины.

— Там труп, - тяжело дышал Серёга, показывая куда-то пальцем.

— Как труп? – спросил я, казалось бы, вообще не понимая, что происходит, но сердечко, пусть и утопающее в алкоголе, всё же ёкнуло.

— Всё, труп, жмур нахуй, - Серёга махал рукой и панически смотрел по сторонам.

Андрюха совсем затих и стоял в сторонке, испугано глядя на Серёгу.

— Где? – спросил я и направился туда, куда указывала рука.

Серёга привёл нас не так уж далеко, всего лишь за угол следующего здания.

— Я с Ленкой разговаривал, и вот тут поскользнулся, локоть отбил нахуй, - светил он экраном телефона на землю. – Встаю, вниз смотрю, а тут пиздец.

Я подошёл поближе и присмотрелся. На земле был идеально гладкий «каток», испачканный лишь небольшим количеством грязи с ботинок Серёги, и так же идеально прозрачный. У Андрюхи на телефоне был фонарик, и как только свет вырвал из тьмы перекошенное от ужаса лицо, застрявшее подо льдом, моё сердечко ёкнуло с тройной силой и будто перевернулось.

Человек, застрявший там, со смесью безысходности и надежды смотрел вверх, а его руки упирались в поверхность, будто до последнего момента старались пробить корку льда. Кроме этого больше ничего видно не было, остальные части тело уходили вглубь, теряясь в свете фонаря.

— Охуеть, - выдохнул я, - это как так-то?

— Вообще не ебу, - прошипел Серёга. – Тут что, яму выкопали с водой? Когда? Нахуя? А как он там застрял? Что за дебилизм?

— Дай сфоткаю, - полез я в карман за телефоном.

— Ты долбоёб? – бросился ко мне Серёга, едва не упав ещё раз. – А если твой телефон проверять будут, а там фотки, блять? Нужно съёбывать отсюда, съёбывать и забывать, как будто нас здесь не было.

— А что мы сделали? – подал голос Андрюха.

— Ничего, но на всякий случай… - Едва слышно ответил Серёга,

На пару секунд в воздухе повисла тишина. Я успел прислушаться и обнаружить звуки собственного сердцебиения, тяжёлое дыхание кого-то из друзей и сигнал поезда где-то очень далеко. Настолько далеко, что как будто в другой реальности.

Отвлёк меня глухой удар. Андрюха залез на лёд и мощно топнул ногой.

— Дебил совсем? – аж захрипел от негодования Серёга.

— Ды это пиздёж какой-то, иллюзия, - ещё раз топнул Андрюха.

Лёд затрещал. Серёга в ужасе отбежал в сторону, да и я немного отошёл. Андрюха поверил в успех и начал долбить лёд в несколько раз быстрее.

— Андрюх, блять, пожалеешь ведь, - сказал Серёга, когда уже явно было поздно.

Андрюха едва успел отскочить в сторону. Лёд затрещал, зашипел и вдруг обвалился куда-то вниз, словно яма была как минимум очень глубокой.

— Говорил же, блять, не трогай, - продолжал негодовать Серёга.

Свет фонарика выхватывал из тьмы лишь светлую стену ямы. Дальше, насколько мне было видно с достаточно большого расстояния, был лишь чёрный провал без намёков на дно. Звука падения льда тоже до сих пор не было.

Я уже почти решился наконец подойти поближе и заглянуть в яму, но вдруг на её краю показалась рука. Слабая, дрожащая рука, пытающаяся нащупать на поверхности что-то, за что можно зацепиться. Серёга с Андрюхой тут же бросились на помощь и быстренько вытащили из недр едва живого мужчину.

— Мужик, ты как? – бегал вокруг Серёга, пытаясь заглянуть в глаза пострадавшему.

— Нормально, ребят, нормально, - с трудом улыбнулся тот и обессиленно развалился на снегу.

— Чего, скорую вызвать или как?

— Не надо скорой, не надо, я щас, отдохну немного и всё, - отмахнулся мужик.

— А как так получилось-то? – спросил Андрюха.

— Ой, да долгая история, - поморщился мужик. – Наказали меня, ребят. Заслужил. Ну, теперь-то я своё получил, можно не переживать.

— Кто наказал? За что? – наконец-то заговорил и я.

— Ох… говорю же – долгая история, - тяжело вздохнул мужик. – Не ваше это дело, не заморачивайтесь. Вас как зовут-то, ребят?

Мы поочерёдно представились

— Винсент, - протянул руку мужик.

Она была ледяной, мокрой и твёрдой, будто тело Винсента ещё толком не растаяло. Однако, несмотря на это, он довольно крепко сжал мою ладонь.

— Крутое имя, - восхитился Серёга.

— Да вроде обычное, - пожал плечами Винсент. – Ребят, вы меня очень выручили. Без вас сидеть бы мне тут до конца веков. Я должен вас отблагодарить.

— Да не-е-е, вы чего, - начал отнекиваться Андрюха.

— Да нормально всё, я от души, - улыбнулся Винсент.

Он засунул руку под толстую зимнюю куртку, пошуршал немного, а потом резко и с хрустом вытащил что-то наружу.

— Вот, съешь, - протянул он Серёге что-то, напоминающее сосульку.

Андрюха направил фонарик в нужную сторону, и действительно – в руке был длинный, треугольный кусок льда.

— Зачем мне есть лёд? – удивился Серёга.

— Ешь, я тебе говорю. В нём сила, знания и много пентательных веществ.

— Питательных? – поправил его Серёга.

— Пентательных, - повторил Винсент.

— Да ну блин, вы серьёзно? – нервно засмеялся Серёга и вопросительно посмотрел на меня и Андрюху.

— Ну давайте я попробую, - внезапно вызвался Андрюха.

— Андрюх, ты чего? – едва слышно произнёс я, но мужик само собой это услышал и не очень добро на меня зыркнул.

А Андрюха, тем временем, принял дар и звонко откусил кончик льдины.

— Обычный лёд, - пробубнил он сквозь хруст и чавканье. – Только как будто не тает.

— Ну конечно не тает, - усмехнулся Винсент, - я же говорю, там пентательные вещества.

В его куртке нашлось ещё две таких же льдины. Одну из них неуверенно принял Серёга и с ещё большим сомнением откусил кусочек. Но после нескольких медленных движений челюсти пожал плечами и начал хрустеть более уверенно.

— Ну, держи, - протянул мне Винсент лёд.

— Не, я не хочу, - улыбнулся я.

Ну серьёзно. Да, мы пьяные. Да, в такие моменты почти на всё плевать, но жрать куски льда, которые вам суёт какой-то странный мужик, который, блять, только что выглядел давно сдохшим? Мои друзья, конечно, отмороженные, но это уже какой-то совсем нездоровый мороз.

— Да давай, поешь, - продолжал настаивать Винсент.

— Не, спасибо, конечно, но я не буду, - твёрдо отказал я.

— Ешь, я тебе говорю!

Винсент с невероятной лёгкостью встал на ноги и направился ко мне, протягивая льдину. Свет от фонарика метался из стороны в сторону, и сосулька в руке грозного мужика блестела как лезвие ножа. Я попятился назад.

— По-хорошему прошу, съешь кусочек, - медленно подходил ко мне Винсент.

— Да зачем? Это же просто лёд, - улыбался я, а сам пятился назад и готов был в любую секунду рвануть прочь, несмотря на ещё не очень трезвое состояние.

— Это не просто лёд! – возмутился Винсент. – Это лёд с высоким содержанием пентательных веществ. Мне сколько раз ещё повторить, а? Или ты дурачок, тупенький? Русским языком тебе говорят, а ты на каком разговариваешь?

Последний вопрос был задан как будто всерьёз.

— А? На русском же? Или я ошибаюсь?

— Ошибаешься, - буркнул я, и уже гораздо громче попрощался с друзьями: - ладно, пацаны, я пойду! До завтра!

И я просто развернулся и быстрым шагом пошёл прочь. Само собой, я то и дело оглядывался, ожидая, что Винсент пойдёт за мной, а может даже и побежит. Но он просто стоял, всё так же протягиваю льдину, и смотрел мне вслед.

Придя домой и выслушав очередную ругань родителей (нетрезвость скрыть почему-то очень сложно), я зашёл в аську, чтобы написать наконец друзьям. Серёга был онлайн, но на мои «ну что там у вас?» и прочее он не отвечал. Я даже отправил пару СМС, хотя в те времена для меня это было роскошью, ведь и так все деньги на счёте сжирал GPRS интернет. А потом и звонил.

Никто мне не отвечал. Серёгина аська оставалась зелёненькой до тех пор, пока я не решил лечь спать. Тревога прошла, произошедшее показалось просто каким-то недоразумением, перекосоёбенным пьяным мозгом. С трезвостью приходило осознание нереалистичности происходящего, и я был уверен, что завтра пацаны мне расскажут, как всё было на самом деле, а я хлопну себя по лбу и со смехом скажу: «бля, прикиньте, а мне показалось…»

Но, к сожалению, мне не показалось. На следующий день ситуация до вечера почти не менялась – Серёга был онлайн, но часам к пяти ушёл в офф, трубку никто не брал. И только часов в 7 Андрюха вывел меня из задумчивости своим звонком.

— Бухать пошли, - его весёлый голос несказанно меня обрадовал.

— Бля, Андрюх, у меня денег щас нет, - честно признался я, зачем-то хлопая себя по карманам.

— Не ссы, мы уже всё купили, - бодро заверил меня Андрюха.

— Реально?

— Ага. Давай выходи, мы возле тебя.

— Ну я щас, минуточку…

— Давай быстрей, а то у меня телефон щас сядет.

— Ага, щас…

Моя преждевременная радость слегка затуманилась. Пойти бухать с разряженным телефоном? Это кто так делает-то? Пауэр-банки в те времена либо вообще не существовали, либо совсем не пользовались популярностью, поэтому зарядить свой аппарат вне дома было невозможно.

А вдруг этот Винсент решил меня преследовать? Вдруг он заставил Андрюху мне позвонить, а сам сейчас стоит у подъезда со своей ебучей льдиной?

Я подошёл к окну – вдруг там что-то видно. У подъезда стояли Серёга с Андрюхой, весело что-то обсуждали, активно жестикулировали свободными руками. А в других были пакеты. Толстые, тяжёлые, заманчивые…

Быстренько одевшись, я спустился к выходу из подъезда и аккуратно открыл дверь. Силуэты собутыльников всё так же активно махали руками, но голосов не было слышно. Впрочем, не обнаружив поблизости Винсента, я снова успокоился и пошёл к друзьям.

Но по мере приближения сомнения снова наваливались неприятным, давящим грузом. Вот они уже на расстоянии пары десятков шагов, смеются, что-то говорят, но где их голоса? Почему собака, лающая где-то метрах в ста отчётливо слышна, а они – нет?

— Вы чего тут? – растерянно спросил я, когда друзья меня заметили, повернулись и замолчали.

— Да чего, вот, вспоминаем, всё ли купили, - прошептал Серёга и потряс пакетом.

— А чего шёпотом?

— А нам что, орать про бухло? Вон у тебя окно открыто.

И правда. Мама, как обычно наготовив ароматных вкусняшек, решила проветрить кухню.

— Во, смотри, - приоткрыл Серёга пакет и протянул его мне.

Всё как обычно – пиво, сигареты, бич-пакеты, сухари… Ничего странного и подозрительного. И я опять успокоился, перестал себя накручивать и параноить. Ну мало ли, что там вчера произошло? Нужно просто подождать, пока этот идиотизм улетучится из памяти, как алкоголь из организма. Что было – то было, да и хер с ним.

Сегодня уже было куда прохладнее, ни о каких плюсах речи не было. Вчерашние грязевые реки полностью заледенели, и поэтому буквально каждый шаг напоминал о Винсенте. Там из льда торчик булыжник – в первую секунду кажется, что это рука. Там какое-то пятно – а вдруг лицо? Опять, снова.

А пацаны просто радостно пёрли по скользкому пути, не глядя вниз и абсолютно не поскальзываясь. Пёрли и обсуждали какую-то чушь – школьные обеды, которые им давали несколько лет назад, ещё в начальной школе. Якобы детям нельзя такие продукты, там не совсем правильный баланс питательных веществ.

Сука, они издеваются, что ли? Только я расслаблюсь и начну видеть в этой кромешной тьме лёд, а не бесконечное количество Винсентов, они начинают странно себя вести.

— Каких веществ? – на всякий случай переспросил я, глупо ухмыльнувшись. – Пентательных?

— Ну да, пентательных, - с улыбкой ответил Андрюха.

И вот хуй поймёшь – серьёзно он или просто подыграл?

— Кстати, что у вас там вчера было, когда я ушёл?

— Да ничего, отмахнулся Серёга, - льда поели и пошли по домам.

— И как? Нормально всё?

— Ну структура неопределённая, ели и повкуснее, - вмешался Андрюха.

— Когда ели?

— В детстве ели, - улыбнулся Андрюха. Спокойно так улыбнулся, по-доброму. И вот вообще ни разу не нормально. Неестесственно, непривычно, подозрительно.

— Сосульки? – уточнил я, тоже пытаясь улыбаться.

— Ну да, - кивнул Андрюха. – Но если честно, кроме вкуса там ничего хорошего.

— Не хватает пентательных веществ? – снова уточнил я, специально выделяя первый слог.

— Именно, - кивнул Андрюха.

Всю дорогу Андрюха светил фонариком под ноги. А когда до заброшек осталось совсем немного, его телефон издал предсмертный писк и выключился.

— Чего ты телефон-то не зарядил? – спросил я.

— Да не знаю, думал, что хватит на сегодня.

— А когда заряжал его вообще?

— Э-э-э, - задумался Андрюха, - вчера. Да, вчера, когда сюда сбирался.

— И ты реально думал, что хватит?

— Ну раньше всегда хватало?.. – то ли спросил, то ли ответил Андрюха.

Странная интонация, странные разговоры, странная улыбка… на самом деле, хотелось уже развернуться и пойти домой, но что-то не давало мне это сделать. А вдруг всё нормально? Вдруг это я – психованный дебил, накрутивший себя после встречи с ещё большим психом?

У нас с друзьями, как и у всех остальных, были периоды, когда мы подхватывали фразу или слово из какого-нибудь фильма, сериала или вообще чего угодно, и потом месяцами повторяли её в любом удобном случае, даже совсем не к месту. Может и сейчас Андрюха с Серёгой просто стебутся над пожиранием льда и наличием в нём пентательных веществ. А у меня реально проблемы с головой.

Подтаявший снег обнажал серую траву с редкими вкраплениями потемневшей зелени. Следы от колёс одинокой машины застыли и чёрными полосами уходили в поля, теряясь до самого горизонта.

— Что за дебил тут катался? – решил я немного посмеяться, чтобы расслабиться и отвлечься от тревоги.

— Почему дебил? – удивился Андрюха.

— Ну а куда он? – я кивнул в сторону поля. – И как он тут проехал вообще? Там дальше снега по колено.

— Снега по колено, а рыбы дохуя! – гоготнул Серёга.

— Вообще-то воды по колено, а не снега, - поправил его Андрюха.

— Да? Разве?

Заброшки, как и всегда, встречали нас серостью, разрухой и уютом. С одной из стен свисала огромная сосулька, хотя дождя вроде бы не было, а ничтожное количество снега на ней растаяло ещё вчера.

Подойдя поближе, я понял, что всё наше вчерашнее добро так и валяется на земле. Пакеты, пачки сухариков, окурки, бутылки… обычно мы старались за собой убирать, по крайней мере весь крупный мусор убирался полностью, а мелкий – в зависимости от состояния. Вообще, это была инициатива Серёги, он каждый раз упрекал нас с Андрюхой, называл свиньями и быдлом. И, надавив на нашу гордость, заставлял каждый раз убирать за собой. Честно признаться, если бы не он, я бы действительно был в те времена мерзким уёбком, оставляющим после себя горы мусора. Спасибо Серёге, что не позволил таким стать.

Ну всё, это уже край. Моя тревога, кажется, победила. Если сейчас Серёга скажет, что ну его нахуй, пусть валяется, то я точно свалю домой. Потому что это уже точно не Серёга.

— Да не ссы, сегодня уберём, - лишь отмахнулся он, когда я с выпрыгивающим из груди сердцем спросил про мусор.

Ну… ладно. Пусть будет сегодня.

Сначала всё шло почти как обычно, за исключением необычной тишины. Друзья молча вытаскивали содержимое пакетов и аккуратно раскладывали на земле, словно готовили инструмент для какой-то важной операции. Потом так же беззвучно расставили на полу стаканы, открыли пиво, залив пеной сухари и сигареты, налили чуть больше половины… и вдруг полезли во внутренние карманы курток, вытащили оттуда маленькие, словно таблетки, кусочки льда и швырнули их в стаканы. У Серёги было две горсти, и одна из них полетела в моё пиво.

— Вы щас серьёзно? Холодно же, – спросил я севшим голосом, искренне надеясь, что это по-прежнему какая-то чушь.

— Ну ты же вчера не стал, - пожал плечами Серёга.

Для него этот словно было обычным делом. Вчера не стал? Ну ничего, сейчас поешь. Так ведь и надо, так и должно быть.

— Не, я понимаю, всухомятку не очень. Горло режет, пищевод ещё. Я всю ночь чёрной жижей срал, это знаешь, почему? Потому что кровь, оказывается, при воздействии желудочного сока становится чёрной. А чёрный стул называется «мелена», это главный признак сильных желудочных кровотечений. Вот, смотри.

Серёга достал их куртки ещё кусок, целиком засунул в рот, несколько раз, причмокивая, хрустнул, а затем высунул язык, с которого стекала и капала кровь.

— Вот, теперь надо проглотить, - с трудом выговорил он, – и через пару часов чернота пойдёт. Но это ничего! Ведь прямой контакт пентательных веществ с кровью очень полезен для нашего организма. Я могу тебе внутривенно вести, хочешь?

В его левой руке материализовался здоровенный шприц.

— Щас растопим кусок, и заебись пойдёт, - Серёга сглотнул остатки льда, надевая на шприц не менее гигантскую иглу.

Содержимое моего стакана отправилось на землю. Куски льда в нём совсем не растворились и зловеще поблёскивали в свете экрана телефона. Андрюха достал откуда-то ещё один кусок, мне показалось, что он просто оторвал его от собственной руки (спасибо тусклому освещению), закинул в стакан, поднёс его ко рту и начал странно мычать.

— Дай угадаю, - сказал Серёга, - ты сейчас думаешь, чего это он делает? Помнишь, вчера Винсент сказал, что лёд не тает. Да, он действительно не тает от воздействия тепла. Но его можно растопить вибрациями. Слышишь? Чувствуешь?

Не думаю, что дрожь в моём теле была вызвана дебильным мычанием Андрюхи. Скорее, виновата была капля крови или слюны, вылетевшая из Серёгиного рта точно мне в лоб. Она была намного холоднее морозного воздуха, настолько холодная, что словно просверливала дыру напрямую к мозгу.

И вот тут меня наконец вырвало из оцепенения. Я яростно вытер перчаткой лоб, пнул бутылку пива, чтобы хоть как-то отвлечь внимание этих существ, и намного быстрее, чем вчера, пошёл прочь. На удивление, меня никто не пытался догнать и даже позвать. Андрюха перестал мычать и лишь безмолвным силуэтом застыл в зимнем сумраке. Освещение у «друзей» полностью отсутствовало, поэтому приходилось довольствоваться жалкой горсткой фотонов, долетающих от далёких городских окон и фонарей.

Возле дома меня встретил Винсент. Точнее, сначала я его не узнал – он стоял недалеко от подъезда спиной ко мне… и ссал. Просто стоял, повернувшись к углу соседнего дома и испускал мощную струю, казалось бы, мочи. Под его ногами образовалась небольшая лужа.

Сначала я думал, что это просто алкаш, безобидный пьяный дядька, у которого самый плохой в жизни поступок – обоссанный морозным вечером двор. Кому-то завтра будет вдвойне неприятно поскользнуться на жёлтом льду.

Но он словно ждал меня. Акт мочеиспускания завершился, как только я на мгновение остановился. Винсент развернулся, его улыбка сверкнула в свете фонаря…

— Э! Ты охуела, паскуда ёбаная блять? – крик соседа из-за спины заставил меня почти подпрыгнуть. – Я те ща ебало разобью, понял? Совсем охуел, пидорас блять, а ну съебался отсюда быстро!

Дядя Коля, сжимая кулаки, попёр на Винсента. Тот перестал неумело скалиться, злобно опустил уголки губ и исподлобья смотрел на надвигающегося врага.

— Совсем поохуевали блять, - продолжал негодовать дядя Коля, - подъезд засрали, двор засрали. Как вас, пидорасов, земля носит? Чё сука стоишь, а ну пошёл вон отсюда, а то зубы повыбиваю к хуям!

На самом деле, я всегда поражался смелости людей. Как можно сыпать угрозами в адрес незнакомого тебе человека? Откуда столько уверенности в своих силах? А если он мастер спорта? А если он ебучий псих с оружием? А если он – Винсент?

Дядя Коля был крепким мужиком лет пятидесяти. Вы когда-нибудь интересовались точным возрастом своих соседей? Живёте стена к стене много лет, здороваетесь, разговариваете по душам, знаете о семейных и прочих проблемах друг друга, знаете день рождения. А возраст – нет. Может, как-то неловко спрашивать. Ведь Алевтина Михайловна из второго подъезда сама всегда трындела – «вот мне уже семьдесят два, а я сто кустов помидоров высадила!»

А дядя Коля молчал. Только однажды угрюмо заявил: «юбилей у меня сегодня, ребят. Нажрусь как свинья». Ну не шестьдесят же ему, в конце концов?

И эта странная мысль как засела в моей голове в тот ужасный момент, так и сидит там по сей день. Не понимаю, почему именно она.

Дядя Коля реально бы избил негодяя – он может. Говорят, что по молодости он даже отсидел небольшой срок за какой-то там вред здоровью во время подобного конфликта. А сам он, услышав очередной вопрос про тюрьму, лишь улыбался и говори: «живите спокойно, ребят. Не хулиганьте.»

Вот и сейчас – он уже замахнулся своим костлявым кулаком, готов был вложить всю ненависть и физическую силу в этот удар, но Винсент молниеносным движением схватил дядю Колю за куртку и словно игрушку швырнул в лужу своей мочи. Раздался громкий «бултых», частички ссанины, кажется, долетели даже до меня. Дядя Коля скрылся в ней с головой, словно упал не в лужу, а в большую бочку с водой. Или яму. Но блять, не было там ямы, это я точно помню.

На пару секунд дядя Коля всплыл, пробулькал несколько ругательств, но выбраться не смог – Винсент ногой вдавил голову моего соседа обратно под воду. Прозвучал громкий хруст, потом скрип, а потом что-то звякнуло и звенело ещё несколько секунд, постепенно затихая. Свет фонарей выхватил из-подо льда застывшее лицо дяди Коли.

Пока я стоял и пытался переварить произошедшее, Винсент направился ко мне. Он уже держал в руке знакомую сосульку и что-то говорил на иностранном языке. Это был точно не английский, может польский или вроде того.

И что же сделал я? Побежал домой. Это уже потом понимаешь, что решение явно не очень, что ты просто загоняешь себя в ловушку. Можно же свалить куда подальше, добежать до отделения полиции (тогда ещё милиции), у них там есть оружие, они его пристрелят нахуй, если что. Но нет, первая, первобытная мысль – валить в безопасное место, прятаться. А какое ещё место мы считаем более безопасным, чем собственный дом?

Мне, конечно, повезло, ведь всё могло закончиться уже в тот день, но Винсент даже не стал пытаться попасть в подъезд. Он стоял на улице и сверлил взглядом прохожих, вглядывался в окна (меня, скорее всего, сложно было узнать за занавеской), иногда доставал из кармана сосульку, когда дверь подъезда открывалась.

Сука, почему именно я? Вон вокруг толпы людей, любому из них засунь свою сосульку! Почему ты ждёшь именно меня? Когда уже кто-нибудь обнаружит перекошенный от страха ебальник дяди Коли? Может хоть тогда ты от меня отстанешь?

В три ночи фонари погасли, что было довольно странно. Обычно он исправно горел до восьми утра, а то и дольше. Наблюдать за Винсентом стало невозможно, и от этого стало в разы страшнее, тревожнее. Пришлось прислушиваться к каждому шороху из подъезда – не подъехал ли лифт, не хлопнула ли дверь, не шуршит ли кто-то под дверью?

В половину пятого фонари заработали. Винсента уже не было, а вот голова дяди Коли продолжала выделяться на фоне снега и льда. Жаль, что на это обращаю внимание только я.

К шести утра я почти успокоился. Скоро должно стать светло, кто-то обнаружит дядю Колю, начнётся шумиха, приедет милиция. И скорее всего весь день я буду в безопасности. А что дальше? А дальше посмотрим.

Не знаю, почему уже тогда я не рассказал о произошедшем родителям, не вызывал милицию. Понятное дело, что мои рассказам не поверили бы, но вот же он – материальный, настоящий человекоподобный монстр, который меня преследует. С ним бы как минимум провели беседу, попросили бы уйти, а дальше – будь что будет. Может он при всех, в открытую швырнёт в свою лужу сотрудника милиции. Начнётся такое, что Винсенту точно будет не до меня, хотя бы какое-то время.

В итоге кое-как я смог уснуть, но уже через час сначала заверещал будильник, а потом и мама, подгоняя меня в школу. С одной стороны, хотелось остаться дома, в мнимой безопасности, а с другой – быть подальше, когда дядю Колю всё-таки обнаружат. Так уж вышло, что «утонул» он достаточно далеко от оживлённого места двора, поэтому сонные и злые люди, шагающие на учёбу или на работу, просто не смотрели в ту сторону, а если и смотрели, то с большого расстояния, да ещё и под углом. Вряд ли можно разглядеть там что-то странное, не зная всей ситуации.

А вот я, конечно, всё видел очень чётко. Даже в полумраке, даже под остатками света, долетающего от ближайшего фонаря, я видел в этой тёмной кляксе лицо и руку своего соседа.

Продолжение и концовка в комментариях

Сначала тля ничего не умела, она лишь собиралась в полупрозрачные облачка и затуманивала зрение, словно сонная плёночка, то и дело перекрывающая взгляд, пока не умоешься или хотя бы не протрёшь хорошенько глаза. В эти моменты радужка и зрачок слегка мутнели, и это можно было заметить невооружённым (но и не затуманенным) глазом. Вот только тля была хитрая, и во всей красе показывалась только нам – детям. От взрослых она успешно пряталась, словно издеваясь и над нами, и над ними.

Нас в разное время водили к окулистам, но те, словно заглянув к нам в душу через свои устройства, уверяли, что со зрением всё в порядке. Тля прекрасно понимала, что происходит, и быстренько пряталась или вообще покидала наши глаза.

Но уже на выходе из кабинета врача я снова жмурился и тряс головой, пытаясь разглядеть сначала машины на дороге, а затем номер подъезжающего автобуса.

А потом тля исправилась. Точнее, правильнее будет сказать «научилась». Чёткость зрения больше не подводила, глаза не мутнели, про окулистов все забыли… только по ночам, когда приходилось спать, блестящее облачко бесконечно выплясывало в темноте, показывая себя во всей красе.

А потом наступила осень, и всё прошло окончательно. До весны.

У тли был свой сезон, как и у насекомых, которые действительно так называются. Ближе к осени, или даже в сентябре (сейчас уже не вспомнить точно) кусты дёрена по всей улице покрывались чуть ли не толстенным слоем этих мелких чёрных букашек. Летающие особи создавали буквально туман, пройдя сквозь который, можно было нацеплять на одежду или на кожу несколько десятков этих вредителей. Они оказывались буквально везде – и на улице, и дома, и в магазине, и в школе…

Точно так же и у нашей тли был свой сезон. Как и у других насекомых, начинался он ранней весной, когда снег уже растаял, но трава и листья на деревьях ещё не успели вырасти. Уже тогда можно было разглядеть первые точки в глазах друзей и подруг. Странно, но я даже не помню, кто первым из нас их обнаружил. Помню только, как Саня бегал по двору со здоровенной лупой и тыкал ей в лицо каждому встречному. Под расследование попадали и взрослые, но старались спокойно терпеть безобидную детскую шалость. К тому же, долго их Саня не мучил, ведь у взрослых никогда не было тли в глазах.

На самом деле, именно благодаря Сане и его мощной лупе, способной не только заглянуть в неизведанное, но и испепелить любой предмет, попавший под сфокусированный от солнца луч, мы узнали, что эта тля не просто так бегала у нас в глазах. Она ещё кое-что нам показывала.

Что именно? Да что угодно. Не знаю, как у других людей, но у нас они были главным источником всевозможных призраков, монстров и прочих несуществующих вещей, о которых постоянно твердят дети. Началось это на второй год появления – тля училась быстро и уверенно.

Благодаря нашим скромным исследованиям, удалось выяснить, что эти почти невидимые точки иногда собираются в «кучки», формируя всевозможные изображения. Пацаны постарше быстро смекнули – не просто так в моменты мощных галлюцинаций у каждого из нас как будто блестят глаза. Саня со своей лупой подтвердил – когда кто-то видит то, чего не видят другие, у него прямо на зрачке появляется крошечное скопление точек, которое меняет форму и цвет. Разглядеть его без мощной лупы можно, но оно будет лишь чуть более заметное, чем единичная «тля».

Да, наблюдение всякого несуществующего было для нас обыденностью. Чаще всего это были стандартные страшные монстры и звери, которых мы видели где-то по телевизору или в книжках, но иногда бывали совершенно непонятные вещи. Друзья часто описывали полнейшую билиберду, вроде «идущего вверх паласа» или «палки с застёгнутым карманом». Более того, иногда он расстёгивался, и тогда Олег начинал кричать от страха, тереть глаза, рыдать, но объяснить, что же там такое страшное в кармане, не мог.

Некоторые непонятные видения всё же удавалось распознать – у одного из друзей, Стёпы, во время игр в «дурака» вдруг начинали «по картам ползать квадраты». После подробных расспросов оказалось, что в один прекрасный момент на любой бубонной карте красные ромбы выпрямляются, превращаясь в квадрат, и начинают перемещаться по бумаге, иногда уползая «за кадр». С этого момента для него игра заканчивалась, потому что абсолютно все карты становились одинаковыми. Последующие эксперименты показали, что если ему в этот момент подсунуть что угодно, похожее на игральную карту, даже прямоугольный кусок деревяшки, на этом предмете тут же появляются красные квадраты. Проходило всё так же внезапно, как и начиналось. Само собой, Саня (а потом и не только Саня) с лупой был всегда рядом и с деловым видом подтверждал наличие в глазах тли.

Я тоже повидал немало странностей. Иногда это были такие же безобидные «согнутые вязальные спицы, по которым прыгало оранжевое кольцо» (да, вот настолько бессмысленно и непонятно), а иногда и вполне живые, на первый взгляд, люди. Один из таких доставал меня не один год, то появляясь прямо в комнате, у моей кровати, то вдруг становясь соседом по парте, когда я сидел один. Это был мужчина средних лет, в футболке и шортах, лысеющий и какой-то помятый. Он каждый раз смотрел мне в глаза и активно шевелил губами, явно повторяя одно и то же, чтобы я наконец разобрал речь. Но как бы я ни старался, ничего кроме некоторых коротеньких слов я понять не мог. Вполне возможно, что он просто говорил на другом языке, может даже на несуществующем.

С поздней осени и до весны активность тли значительно снижалась. Видения если и случались, то на пару секунд и всего раз-два за весь период. Порой их появление было настолько странным, что в очередной раз появлялась уверенность в разумности галлюцинаций. Например, однажды тот самый лысеющий мужик появился прямо передо мной на улице в солнечный, но морозный зимний день. В этот раз он был в каком-то подобии раздутой куртки, свисающей до земли. Он сразу же наклонился ко мне, несколько раз беззвучно что-то произнёс, а затем спешно глянул на руку - как будто на часы, хотя часов на его руке и рукаве не было, разочарованно мотнул головой, махнул на прощание рукой и рассыпался на бесчисленное количество «блёсток», сверкающих на солнце.

И следующей же весной началось то, что можно назвать неким ритуалом. По-моему, я тогда заканчивал третий класс. Это был начало мая, которое выдалось очень даже тёплым, сейчас бы я сказал, что жарким. Сперва по улице разнеслись слухи, якобы один мужик слышал, как другой мужик видел где-то там вдалеке, в небольшой посадке деревьев, яркое белое свечение. Оно было странным, поднималось вверх, выше крон, что исключало банальные объяснения типа людей с фонарями.

Конечно же, нам с пацанами стало интересно, и, несмотря на предостережения родителей, мы отправились в наше самое далёкое на тот момент путешествие. Посадка эта находилась довольно далеко от нашего двора – нужно было пройти сначала застройку многоэтажек, потом приличный такой частный сектор, выйти на пустырь, с которого открывался обзор на уже засеянное чем-то поле, и уже там, за этим полем, у самого края горизонта можно было разглядеть крошечные, словно игрушечные фигурки деревьев.

Вообще, до этого дня мы и не думали о таком путешествии, и вообще верили, что там самый настоящий лес. Путь до него представлялся бесконечным, полным страданий и скуки. Ну а как иначе? Просто огромное поле, на котором нет вообще ничего, кроме какого-то зелёного «газона». Пустота, грусть и уныние.

Но теперь у нас была цель. Неведомая, сомнительная, скорее всего бессмысленная, но всё же цель. И если сейчас, услышав такую историю от местных мужиков, мы просто махнули бы рукой и через минуту забыли, то тогда, в наполненном фантазиями детстве, мы искренне верили в приключение.

Подтверждение появилось примерно в середине поля. К тому моменту мы уже успели пожалеть, что не взяли с собой ни воды, ни куска батона – никто не подготовился к неожиданно жаркому началу месяца. Да ещё и родители, привыкшие к прохладным майским вечерам, заставили нас нацепить вещички потеплее.

Я в тот момент просто смотрел по сторонам, пытаясь найти что-то более интересное, чем одинаковые ряды проростков на земле. Вдруг кто-то воскликнул «смотрите, смотрите!», и через секунду воздух наполнился восторгами и удивлением.

Среди проростков летало небольшое облачко, очень похожее на легчайший, воздушный снег на асфальте, терзаемый ветром. Только наш «снег» сверкал миллиардом вспышек и перемещался явно по своей воле. Он то окутывал всходы, то окружал кольцом ноги, то поднимался до колен, но постоянно двигался вперёд, туда же, куда и мы.

Не знаю, было ли это какой-то мистикой, но вторая половина поля закончилась гораздо быстрее первой. Наверное, каждый из нас всю оставшуюся дорогу смотрел под ноги, и когда аккуратное поле сменилось шуршащей сухой травой с пробивающимися на свет молодыми травинками, в наших взглядах можно было прочитать удивлённое «Что? Уже?»

Посадка оказалась куда меньше, чем мы представляли. Вместо бескрайнего леса обнаружилась лишь тоненькая полоса из нескольких рядов деревьев, разделяющая два поля. Под ногами валялись бутылки, явно живущие здесь не первый год, и немного более лёгкого мусора. В аккуратных рядах не хватало нескольких деревьев, на их местах остались лишь наполовину развалившиеся пни.

Облачко сначала утонуло в толстом слое прошлогодней травы, а затем ослепительно вспыхнуло уже в середине посадки, чуть дальше от нас. Покружив немного у земли, оно окутало одно из деревьев, заставив светиться каждую её веточку.

Мы с пацанами тоже окружили это дерево. Облако сверкало всевозможными цветами, словно новогодняя гирлянда из миллиардов лампочек. На стволе дерева, созданное такими же блестящими частицами, сидело существо, похоже на огромного паука, но из-за слишком яркого свечения и постоянного переливания цветов разглядеть его подробнее не удавалось. Иногда казалось, что оно шевелит лапками, поворачивается…

Спустя какое-то время я нашёл в себе силы осмотреться. Друзья восхищённо пялились на дерево, почти у всех были раскрыты рты, а у Сани, вроде бы, из уголка рта стекала струйка слюны. Скорее всего, секундами ранее и секундами позднее я выглядел ничуть не лучше.

Самообладание возвращалось к каждому по очереди. Кто-то в секунды осмысления пытался докричаться до зомбированных товарищей, кто-то просто удивлённо вопрошал «это чё такое»?, и только Васька Ионов додумался взять палку и ткнуть ей в существо.

Паук сорвался со своего места и рванул к Ваське, перебирая лапками, которых было явно намного больше восьми. Ловко запрыгнув на штанину, он в считанные доли секунды добрался до лица и на несколько мгновений замер.

Васька не кричал, не сопротивлялся, лишь вскинул руки, а затем бессильно их опустил. Паук так же ловко спустился вниз и вернулся на своё прежнее место. От него невозможно было оторвать взгляд, хоть я и пытался это сделать, чтобы посмотреть, что случилось с Васькой.

Ритуал продолжался ещё несколько минут. Паук шевелился и внимательно осматривал каждого из нас. У него не было видимых глаз, но в один момент я чётко почувствовал его взгляд.

Внимательно осмотрев каждого из нас, паук успокоился и перестал шевелиться. Облако, окутывающее дерево, стало всё медленнее менять цвет, постепенно сползало с верхушки и словно просто исчезало. Паук медленно превратился в бесформенный сгусток блёсток, а потом и вовсе будто растворился в коре.

То, что произошло дальше, до сих пор заставляет меня мысленно сжаться и почувствовать какой-то безысходный ужас. Нет, на нас не напал какой-то новый монстр, рядом не захрустели сухие ветки, нас не позвал страшный голос… всё было куда реальнее, и осознание этого было страшнее любых страшилок.

Когда я пытался прийти в себя и поверить, что дерево теперь – это просто дерево, Вася истошно закричал.

— Я ослеп, пацаны! Я не вижу ничего! – вопил он, отчаянно протирая глаза руками. – Он плёнку поставил, я не вижу ничего!

Не знаю, почему, но я оцепенел. Когда остальные бросились на помощь другу, я просто стоял и дрожал, глядя, как Васька всё сильнее ковыряется в глазах, как он пытается что-то там подцепить пальцами, как искажено ужасом его лицо…

Я стоял и боялся не меньше, чем он. Осознание того, что можно вот так мгновенно лишиться зрения, погрузило моё детское сознание в такой ужас, что он преследует меня до сих пор.

— Где этот урод? Я убью его! – пискляво кричал Васька и размахивал ногами, наверное, надеясь попасть в нужное дерево.

По его лицу текли слёзы и, кажется, немного крови. С того момента я больше никогда не смотрел Ваське в глаза.

Когда мы шли домой, когда Ваську под руки вели по полю, я смотрел только вниз. Хватал проростки, жевал их и даже глотал, надеясь хоть немного промочить высохший рот. Делал вид, что вижу на земле что-то интересное, просто грустно и обречённо смотрел под ноги – всё ради того, чтобы не встретиться взглядом с Васькиными глазами. Почему-то мне казалось, что если я позволю этому случиться, то он сквозь слёзы скажет: «ну помоги мне, чего ты встал?», а я не смогу помочь. Никак и никогда. И тогда его обида проберётся и в мои глаза, лишив зрения и меня тоже.

Глупая детская фантазия, да. Но она стала началом моей мощнейшей фобии – боязнь слепых людей. Ну, и почти на том же уровне – страх потерять зрение.

Этот случай прошёл, в целом, почти незаметно для остальных. Рассказам Васьки про светящегося паука пришлось частично поверить – видимо, настолько искренними были его рассказы. Нас не стали открыто винить в случившемся, просто запретили ходить гулять в такие далёкие места. И конечно же настоятельно посоветовали не прикасаться ко всяким незнакомым жукам и паукам.

Но ходить приходилось. Летом того же года уже давно знакомый лысеющий мужик внезапно стал куда-то меня звать. Я до ужаса боялся как-то не угодить тле после того случая – потому что, хоть на тот момент и не было доказательств её связи с пауком, она напрямую связана с моим зрением. Каждый раз, когда мужик пытался мне что-то сказать, я боялся, что в этот раз он не выдержит, разозлится и… даже представлять не хотелось, что будет в таком случае.

Поэтому я покорно поплёлся за мужиком и довольно быстро понял, какой маршрут меня ждёт. В середине поля точно так же колыхалось прозрачное облачко, а в посадке меня уже ждали почти все пацаны. Только один пришёл позже.

Не знаю, что заставило остальных прийти к дереву. В целом, кроме меня никто так явно не боялся тлю и паука, все легко сошлись во мнении, что Васька сам виноват. Ну, нас же всех учили, что если не трогать паука, то и он не укусит? Однако все были здесь. Кроме, конечно же, Васьки. Само собой, зрение ему вернуть не смогли, и ему пришлось привыкать к новой, тяжёлой жизни. Он, конечно, не перестал с нами общаться, но о подобных путешествиях можно было забыть.

В целом, ритуалы проходили почти одинаково. Они происходили не так уж часто, всего лишь 3-4 раза за сезон. Постепенно паук начал слезать с дерева и медленно, изучая и оценивая, ползать прямо по нам. И каждый раз, когда его невесомые световые лапки шевелились на моём теле, я холоднел от ужаса и готов был буквально на что угодно, лишь бы это закончилось.

Однажды, после ритуала, я присмотрелся и заметил на коре дерева будто выдавленное изображение паука. Хотя это был не совсем паук, а скорее просто кружок с огромным количеством тонких ножек, растущих по всей окружности. Позже, с годами, я замечал, что этот рисунок становился всё глубже, будто это существо отпечатывалось на дереве при каждой нашей встрече.

Однажды у тли появилась ещё одна способность. В один прекрасный день у Стёпы на щеке появилась небольшая кровоточащая язва. Её видели все, кто имел отношение к тле, а все остальные, в первую очередь взрослые, ничего подобного не замечали. Язва медленно росла, и к концу сезона стала огромный, пульсирующей. Через пару дней Стёпа взвыл от зубной боли, и конечно же больной зуб находился точно в том месте, где была язва.

Зуб удалили, и язва в тот же день исчезла.

Тля точно знала, когда в нашем теле происходят не очень хорошие процессы. Шея и грудь покрылись рваными ранами – жди через пару дней простуду. Кровит и гниёт живот – через несколько часов начнётся диарея. Какие-то сигналы тли так и не были распознаны – у одного из пацанов постоянно плохо выглядело правое подреберье, а у другого снизу на шее то сдувался, то снова наполнялся гноем здоровенный мерзкий пузырь. Скорее всего, это означало начало чего-то хронического. Чего-то такого, что проявится лишь спустя годы.

Так прошло несколько лет. Ритуалы, предвестники болезней, бессмысленные видения… с возрастом влияние тли будто слабело – видения беспокоили реже, а предсказания делались далеко не на все болезни. Только 3 или 4 ритуала обязательно проводились до самого последнего лета.

Распрощалась с нами тля ещё одним кошмаром. Мы тогда уже были подростками – в среднем лет пятнадцать. Кто-то уже переехал и, по сообщениям, сразу же потерял связь с тлёй. Видения полностью пропали, на ритуалы уже никто не звал.

Летом две тысячи седьмого тля выдала прощальное предсказание. На правом колене (а точнее чуть выше, на бедре) многострадального Стёпы появились тёмные пятна. На протяжении всего сезона они росли, сливаясь в одно целое, а осенью и вовсе повисли лохмотьями, обнажая почерневшую кость.

Почему-то на тот момент мы думали, что это предвестник будущей травмы, хотя тля ни разу даже не намекала на предсказание будущего, она всегда показывала уже начавшиеся процессы. Ещё мы со смехом предполагали, что скоро у Стёпы начнётся какой-нибудь артрит, и не светит ему карьера спортсмена.

К зиме предвестник исчез, вместе со всеми остальными проявлениями тли. Видимо, для неё мы стали слишком взрослыми. А может она просто навсегда исчезла – к сожалению, я так и не решился выцепить во дворе какого-нибудь ребёнка и расспросить о видениях и ритуалах. Боялся сойти за нового местного сумасшедшего.

Колено у Стёпы действительно стало побаливать, а вскоре заболело так сильно, что он не мог спать ночами. Обследование выявило остеогенную саркому дистального отдела бедра. Мы тогда совсем не парились, даже не гуглили эти сложные слова – о здоровье беспокоиться в таком возрасте как-то не принято.

А потом оказалось, что всё серьёзно. Ампутация, долгое лечение, разговоры о возможной смерти друга… через какое-то время показалось, что всё закончилось хорошо. Стёпа повеселел, проводил с нами время, фантазировал о том, как он скоро будет бегать на новом крутом протезе, который он видел по телеку… но постепенно снова погрустнел (во всех смыслах), ушёл в долгое лечение, пропал со всех радаров и даже успел как-то улетучиться из памяти друзей.

Стёпы не стало 22 сентября 2010 года. Его смерть не стала неожиданностью, даже не вызвала приступа грусти или скорби. На тот момент я уже знал, что это за болезнь, и что означает такое долгое лечение без признаков улучшения.

Прошло уже так много времени, что появилось какое-то едва уловимое чувство, что всего этого не было. Не было тли, шевелящего губами мужика, не было светящегося паука, а Васька ослеп от неудачно брошенной в дерево бутылки с карбидом. Бутылки, после взрыва которой на дереве остался необычный и глубокий отпечаток. А все эти язвы в местах болезней – просто фантазии. Ложные воспоминания, пусть и нереально реальные. И плевать, что всё это настолько же нереально, как сама тля.

Тля, даже если она существовала, давно оставила нас в покое. А может и не только нас. Кто знает, вдруг попытки этих существ прижиться в нашем мире с треском провалились, и они просто погибли. Или ушли обратно в свой мир.

И только яркие вспышки с разноцветными узорами, появляющиеся в темноте, продолжают сеять во мне сомнение.