LarryVerton

Игорь наконец-то встретил девушку своей мечты. В тот не очень приятный вечер он возвращался домой с очередной утомительной подработки – постоянную работу найти не получалось, как и большинству молодых людей, живущих в этом захолустье. Руки от кончиков пальцев до плеч пылали от бессилия и ссадин, счёт которым Игорь потерял уже очень давно. Даже дверной замок поддался с большим трудом, мышцы будто привыкли к блаженству расслабления, пока парень болтался на сиденье автобуса, развозившего работяг по домам.

«Ещё чуть-чуть, и рвану в Москву», - в сотый раз обещал себе Игорь, перешагивая порог дома, и был готов падать в кровать, даже не сняв обувь.

Он настолько устал, что не заметил, во что именно врезался, когда шаркающими уставшими ногами тащил своё тело к месту блаженного сна. Что-то до боли, до невозможности твёрдое, но самое главное – не имеющее никакого права находиться здесь, в квартире. Как потом Игорь неоднократно отмечал – это было словно конец нашей вселенной, конец света, конец пространства.

Игорь поднял глаза, поморщился, сжав болезненные кулаки, и приготовился к действиям. Каким – он сам не знал. Просто сработала первая реакция, к которой он привык за долгие годы жизни в неблагополучном районе.

Тёплый свет фонарей, проникающий в комнату, отчётливо вырисовывал женский силуэт на фоне окна. Игорь тут же расслабил руки и отпрянул назад, слегка растерявшись – ведь не каждый день к нему в дом пробирается какая-то девушка. Уткнувшись спиной в новое препятствие – стену, он наконец вспомнил о существовании освещения и щёлкнул выключателем.

У его кровати действительно стояла молодая девушка. Её взгляд был направлен в сторону выхода из комнаты, брови нахмурены, а рот слегка приоткрыт. Будто она то ли с интересом и удивлением, то ли с испугом рассматривала что-то и застыла в таком состоянии.

Игорь сначала машинально повернулся, чтобы тоже посмотреть на то, что так заинтересовало незваную гостью. А когда понял, что в квартире явно больше нет ничего интересного, наконец обрёл дар речи.

— Эй, ты кто? – осторожно спросил он, медленно приближаясь к девушке.

Та никак не отреагировала.

— Ау! Эй! – Игорь подошёл ближе и помахал рукой прямо перед её лицом.

Девушка продолжала игнорировать. Игорь наконец заподозрил что-то неладное, ткнул гостью в плечо, а потом ещё раз, посильнее. Он попытался найти объяснение – руки настолько устали, что даже хрупкую девочку оттолкнуть не в состоянии. Но попытки продолжились, и вскоре стало ясно – логичными и научными объяснениями тут не обойтись.

Игорь уже не стеснялся и всем весом наваливался на девушку, а она, словно каменная статуя, не позволяла даже немного поверить в успех. Именно в этот момент Игорь почувствовал какую-то вселенскую загадочность, поверил во всё самое немыслимое и приготовился стать первооткрывателем в мире официально подтверждённого неопознанного.

Усталость и сонливость как рукой сняло. Игорь оставил попытки переместить «статую» в более удобное место, и теперь с интересом ощупывал тело девушки. В нём не было никакой естественности, одежда казалось грубой, будто шершавый камень, а кожа походила на стену старого подъезда, прохладную, гладкую и безжизненную. Волосы, причём на любом участке тела, превратились в острые и крепкие иглы. Был большой соблазн ткнуть пальцем в глаз, но Игорь до ужаса боялся навредить такому прекрасному созданию, а потому не решился на такой шаг.

Остаток вечера был проведён в интернете, тогда ещё медленном и дорогом. Игорь пытался найти хоть что-то похожее на его историю. Ну, вдруг есть какие-то байки, свидетельства… а может, это начало происходить массово.

Поиски не привели ни к чему интересному. Успокоившийся мозг вернул чувство усталости, а девушка перестала быть пугающей, поэтому Игорь решил пока лечь спать, а дальше видно будет. Перед тем, как сходить в душ, парень слегка смутился, и перед тем, как скинуть с себя грязную и пропитанную потом одежду, накинул на голову девушки какую-то чистую тряпочку. Ну, кто знает, вдруг она всё видит или сможет увидеть потом?

Утром Игорь сладко потянулся, глянул на гостью, убедился, что она всё ещё здесь, и с улыбкой поздоровался:

— Доброе утро, красавица.

И тут же нахмурился. Какое ещё доброе утро? С каких это пор он начал общаться с неведомой хренью? Так и с ума сойти недолго. Вот если получится её «оживить», тогда и поговорим, а пока…

Но так уж вышло, что это «пока» потихоньку перерастало во что-то совсем другое. Что делать, с чего начать, к кому обращаться – ни на один вопрос Игорь так и не нашёл ответа. Показать кому-то девушку означало моментальное прощание с ней, ведь квартира тут же превратится в лабораторию по изучению фантастического явления. И поэтому Игорь боялся сказать о своём «сожителе» даже самым близким людям – мало ли что?

Иногда Игорь пытался себя убедить, что это действительно какая-то статуя, непонятно кем и зачем оставленная, а потом ещё и приделанная к полу так, что с места не сдвинуть. Правда, осознание бессмысленности всего этого быстро отрезвляло и заставляло вновь относиться к гостье как к живому человеку.

Как назло, именно сейчас всевозможные родственники начали напрашиваться в гости. Нет, не к нему, а к родителям, к бабушке с дедушкой… и вообще, по всем мыслимым и немыслимым причинам.

— Ну тебе же целая двушка досталась! – обиженно твердила в трубку очередная тётя Ира или какой-то дядя Женя с другого конца страны. – Тебе жалко одну комнату для родни выделить?

— Ну я не могу, правда, простите… - оправдывался Игорь.

— Ааааа… - хитро протягивал собеседник, - девочку домой привёл?

— Ды нет, ну какую девочку, вы чего? – моментально смущался Игорь.

Игорь даже начал сомневаться, а правда ли у него есть столько родственников? Или кто-то прознал о его секрете и теперь такими нехитрыми способами пытается узнать побольше?

Начиналась лёгкая или не очень паранойя. Парню казалось, что каждый встречный сморит на него как-то хитро, прищурившись, оборачивается, следит… перешёптывающиеся или просто разговаривающие люди обязательно косились именно на него, а соседи будто специально поджидали, когда Игорь откроет дверь, и внаглую пытались заглянуть в квартиру.

Вот бы была возможность купить огромный дом за глухим забором, выделить для девушки комнату и перевезти её туда. Спрятать от хитрых и жадных глаз, защитить от злых людишек. До лучших времён. Они ведь обязательно настанут.

Но вместо этого Игорь просто откопал среди старых вещей ключи от второго замка, которым не планировал никогда пользоваться. И вся защита, которую он мог дать девушке – всего лишь чуть более укреплённая дверь и тёмные шторы, не пропускающие даже любопытный солнечный свет к принцессе, спрятанной в кирпичной крепости.

Закрывшись на два замка, спрятавшись от мира, Игорь садился на кровать, брал девушку за руку и говорил. О чём угодно – о своём прошлом, планах на жизнь, об очередном тяжёлом рабочем дне и о своих чувствах. Он перестал отрицать очевидное, и теперь открыто говорил об этом. И даже надеялся, что безмолвная гостья всё-таки слышит и осознаёт всё, что происходит вокруг.

Она будто впала в кому, застряла в этом мире, каким-то образом на мгновение перебравшись из своего. Всего мгновение, и её образ чётко отпечатался здесь, в этой комнате. Игорь искренне верил, что если этот портал открылся один раз, то обязательно откроется ещё. И тогда он, ни секунды не сомневаясь, прыгнет за своей мечтой, куда бы они ни привела. Игорь представлял, как прямо сейчас, в родном мире девушки, он точно так же стоит как вкопанный на полу такой же комнаты, только гораздо более ухоженной и красивой. А рядом, на кровати, сидит она и говорит что-то очень приятное, обращаясь только к нему.

Между тем, окружение становилось всё более враждебным. Соседи сверлили стены так, будто пытались пробить отверстие и наконец подсмотреть, что там такое прячет странный сосед. А сосед действительно стал странным – агрессивно прогонял любого незнакомца, подозрительно прогуливающегося у подъезда, злобно зыркал на всех остальных, а на окна кое-как поставил решётки. Сам, чтобы не прибегать к чьей-то помощи, которой обязательно воспользуются злые людишки.

Игорь часто задумывался, а не сошёл ли он с ума, и эта мысль его частично успокаивала – ведь сумасшедшие не осознают, что с ними что-то не так, правда? А Игорь всё понимал, допускал все варианты, а значит, всё в порядке. Хотя бы с его головой.

Однажды он включил телевизор, и тут же замер от ужаса. Экран показывал стереотипную похоронную церемонию – какой-то заплаканный мужчина стоял на фоне открытого гроба, рядом с которым стояла огромная фотография. Лицо, изображённое на ней, Игорь узнал бы и из миллиарда, с любого расстояния.

— Она была… она была… - постоянно прерываясь на всхлипы, говорил мужчина, - олицетворением своего времени. Смелая… умная, красивая. Она любила эксперименты, никогда не стояла на месте. И если бы… если бы не этот…

Мужчина замолчал и отвернулся, пытаясь восстановить речь. Камера переместилась к людям, сидящим напротив, и выхватила несколько не менее грустных лиц.

— Если бы не этот случай, - мужчина наконец продолжил, глубоко вздохнув, - она достигла бы самых больших высот, самых больших. А я… я теперь не знаю, как жить дальше. Наверное, я никогда больше никого не полюблю.

Несмотря на происходящее, Игорь нахмурился. Значит, в том мире у неё был парень, и даже, судя по всему, муж?

Мужчина несколько раз всхлипнул и вдруг резко поднял глаза, заглянув сквозь монитор глубоко в душу Игоря. Жалобный взгляд заставил парня отпрянуть назад.

— Отпусти девочку, - обратился мужчина к кому-то, но Игорь был уверен, что именно к нему, – будь человеком.

Не отрывая взгляд от экрана, Игорь нащупал пульт, чтобы хотя бы понять, какой канал сейчас смотрит. Он плохо понимал, что вообще делать, страх отключил пальцы, и они бесцельно ползали по кнопкам, нажимая всё подряд. Разумеется, телевизор быстро отреагировал и переключился на какие-то обычные, никому не интересные, новости.

Эта фраза никак не хотела уходить из головы. Игорь несколько десятков раз пробежался по всем каналам, неоднократно выполнил поиск новых, но больше ничего странного не заметил.

«Отпусти девочку»… Мысль о том, что он может каким- то образом вредить ей, сам того не желая, заставляла сердце сжиматься и каменеть не хуже, чем таинственная гостья. Отпустить? А как? Что для этого нужно сделать? Не мог этот скорбящий мужик сказать подробнее? Не мог сам Игорь не хватать пульт, а посмотреть, что будет дальше?

Телевизор теперь не выключался ни на минуту. Что бы Игорь ни делал, экран постоянно показывал какое-нибудь ток-шоу, сериал или спортивное соревнование. Даже когда хозяина не было дома, телевизор громко вещал, создавая ощущение присутствия для любого, кто вдруг захочет проникнуть в дом.

Игорь забыл, что такое спокойная жизнь. Выходя из дома, он постоянно вертел головой в поисках какого-то подвоха, заговора, опасности… Окружающие только подогревали страх – уже неприкрыто обсуждали парня, часто и отчётливо произнося его имя.

— Игорёчек, зда-а-а-ров! – его имя впервые прозвучало как-то положительно, да ещё и знакомым голосом.

На другой стороне улицы приветливо махал рукой тощий паренёк. Игорь сразу узнал в нём старого друга, несколько лет назад покинувшего город.

— Чего кислый такой? – перебегая через дорогу под неодобрительные сигналы машин, прокричал он.

— Андрюх? Ты откуда тут? – сухо и недоверчиво спросил Игорь.

— Да это, - почесал голову Андрюха, - помнишь, у меня тут сестра двоюродная жила?

— Ну, - прищурил Игорь один глаз, пытаясь вспомнить.

— Умерла вот, - опустил голову Андрюха. – Столбняк.

— Столбняк? – вскрикнул от удивления Игорь. – От него же в детстве всех прививают!

— Да вот, - ещё более мрачно ответил Андрюха, - оказывается, этого мало. Потом надо опять.

— Охренеть, - покачал головой Игорь, вмиг забыв обо всём другом. – Ну это, соболезную, что ли…

— Да ладно, - махнул рукой Андрюха, - Мы и не общались толком. Она бухала уже сто лет, как чужой человек была. К чему шла, к тому и пришла. Кстати, может, выпьем за встречу? Ну, в пределах разумного.

По пути в ближайшую кафешку Игорь потихоньку приходил в себя. Что он творит? Какой ещё друг, какая выпивка? Сколько лет прошло – Андрюха, может, уже и не друг вовсе. Сейчас накачает алкоголем, задобрит, а потом в гости напросится. Ну уж нет, ничего у него не выйдет.

— Ну что, по пивку? – потёр руки в предвкушении Андрюха, когда друзья уселись за стол.

— Да ну, я всё-таки не буду, наверное, - поморщился Игорь.

— Ну чего ты? Помнишь, как в старые добрые, а? – Андрюха неожиданно вытащил откуда-то из-под стола бутылку водки. – Я до сих пор так могу!

Андрюха ловко открыл бутылку, швырнул крышку в сторону и жадно присосался к горлышку. Тонкие струйки жидкости стекали по подбородку, стремительно пропитывая одежду и наполняя помещение едким запахом.

— Андрюх, ты чего? – опасливо огляделся Игорь.

— Ничего, - не отрываясь от бутылки, едва различимо пробубнил друг.

Водка никак не хотела заканчиваться. Игорь готов был поклясться, что как только её уровень сравнивался с горлышком, Андрюха делал глубокий вдох, во время которого новая порция жидкости под давлением врывалась в бутылку.

— Не желаете фирменное блюдо от шефа? Новинка! – Игорь вздрогнул от бодрого голоса официанта за спиной.

— Желаем, конечно! – радостно ответил Андрюха. Бутылка в мгновение исчезла, и о ней напоминали только запах и мокрая одежда.

Игорь промолчал. Происходящее стало настолько же странным, как и похоронная церемония по телевизору. Было решено пока не вмешиваться и осторожно наблюдать.

Не прошло даже минуты, и на стол плюхнулись две тарелки, наполненные какими-то зажаренными коричневыми кусочками, размером с корнишон. Андрюха тут же жадно схватил рукой один из них и с громким хрустом разжевал.

— М-м-м, нифига себе! – закатил он глаза от удовольствия. – Игорёк, попробуй!

Игорь, конечно же, не собирался это есть. Мало ли, что туда могли подмешать. Но глядя, как друг жадно пожирает блюдо, всё-таки решил откусить кусочек, попробовать на вкус и выплюнуть. Вряд ли так яд сможет подействовать.

При детальном рассмотрении стало ясно, что это явно что-то маленькое и когда-то живое. На каждом кусочке отчётливо просматривались маленькие лапки, глазки, голова… «какие-то креветки, что ли» - подумалось Игорю.

Он откусил настолько мало, насколько это было возможно, и поморщился. Просто что-то хрустящее и солёное, даже будто с неприятной горчинкой.

— Ну фигня же, - Игорь брезгливо швырнул кусок обратно в тарелку.

— Да ты не распробовал! – возразил Андрюха. – Откуси нормально, чего ты как этот-то?

— Да не хочу я, оно горькое какое-то.

— Это просто подгорели слегка, внутри вкуснятина сплошная!

Тарелка друга тоже превратилась в волшебную. Андрюха поглощал кусок за куском, но его рука будто выхватывала их из воздуха, и количество жареных неведомых гадов не уменьшалось.

— Извините, а что это такое? – восторженно спросил Андрюха у официанта.

— Кузнечики, - спокойно ответил тот.

— Кузнечики? – удивлённо переспросил Игорь и принялся старательно сплёвывать остатки откушенного кусочка, который распался на твёрдые крошки, застрявшие в самых труднодоступных участках рта.

— Эти гады всему городу по ночам спать не давали, - продолжил официант. – Вот наш шеф и нашёл решение проблемы. Поэтому сегодня у нас день кузнечиков.

Официант осмотрел помещение. У каждого посетителя, на каждой тарелке просматривалось то самое фирменное блюдо. Жареные, сушёные, варёные… они плавали в супе, выделяясь на фоне привычных овощей, были представлены в виде пюре, украшенного яркими зелёными лапками, а у одной девушки в руках был живой сопротивляющийся экземпляр. Игорь замер и остановил взгляд именно на нём.

Девушка улыбалась и говорила что-то соседу по столу. Кузнечик скрёб лапками её пальцы и даже пытался слегка покусывать. Девушке это явно не понравилось, и она, бросив на насекомое недовольный взгляд, поднесла его ко рту и откусила половину. На руку брызнул небольшой поток внутренностей. Лапки изменили ритм, но продолжали беспорядочно скользить по пальцам, размазывая органы по руке. На лице девушки читалось удовольствие – закрыв глаза, она медленно пережёвывала пищу, кажется, забыв о собеседнике. Проглотив первую порцию, она закинула в рот оставшуюся часть насекомого и, громко хлюпая, облизала пальца, очистив их от остатков кузнечика.

Раздался грохот, а вслед за ним испуганный женский крик. И без того ошарашенный Игорь повернул голову и увидел мужчину, лежащего на полу в крайне неестественной позе. Спина его выгнулась до такой степени, что ещё чуть-чуть, и сложилась бы пополам. То же самое происходило с руками и ногами – они выгибалсь в обратные стороны, но каким-то чудом ещё держались и не ломались.

— Ну круто, у вас тут эпидемия, - мрачно изрёк Андрюха. – Вот знал же, что не надо приезжать. Нахрен мне эта Олька сдалась…

— Какая эпидемия? – спросил Игорь.

— Ну стоблняк же, - мотнул головой Андрюха в сторону страдающего мужчины.

Тот продолжал выгибаться, пока тело не выдержало и чередой громких хрустов оповестило присутствующих об окончательно сломанных конечностях и, скорее всего, позвоночнике. Сразу же после этого мужчина наконец расслабился, и безжизненное тело куда более естественно распласталось на полу.

— Как столбняк? Как эпидемия? – растерянно пробубнил Игорь. – Я же не привитый.

— Ну так беги, пока не поздно! – хлопнул Андрюха ладонью по столу. – А то скоро очереди будут.

Игорь, как по команде, вскочил со стула и бросился к выходу, у которого уже была давка. Несмотря на крошечные размеры помещения, толпа в дверях была такая, будто это не кафешка, а огромный футбольный стадион.

Кое-как прорвавшись, Игорь направился в сторону поликлиники, но где-то на половине пути вспомнил, что для прививки нужны как минимум документы. Хлопнув себя по лбу, он побежал домой.

Первым делом он включил компьютер и зашёл в интернет. «Переносчиками нового мгновенного столбняка являются кузнечики рода Tettigonia, почти при любом контакте. Особенно опасным является употребление взрослых особей в пищу».

Игоря прошиб холодный пот.

«Лечения на данный момент не существует. Возможно лишь облегчение симптомов страдающих, но в течение суток, как правило, умирают. Отпусти девочку, пожалуйста. В мире столько отбросов, столько негодяев, так почему ты выбрал именно её?»

Со стороны «статуи» донёсся скрежет. Девушка сильно изменилась – нежная светлая кожа покрылась грязной чешуёй, глаза в считанные секунды украсились сеткой трещин, а затем помутнели, спрятав от Игоря так понравившийся ему светло-серый цвет. Губы, ещё вчера сияющие как красная роза на солнечном свету, были словно побиты морозом смерти, и теперь стремительно увядали, темнели и сжимались.

— Как мне тебя отпустить? Что мне делать? – закричал Игорь, пытаясь трясти девушку за плечи.

Та в ответ только громче заскрежетала и ещё больше покрылась каменной чешуёй.

— Столбняк? Я умираю? – продолжал Игорь обращаться к ней. – И ты вместе со мной?

Девушка словно подтвердила его слова, слегка повернувшись и звонко рассыпав по полу кусочки своей новой оболочки.

— Ты живая? Живая? – заверещал Игорь. – Стой! Держись! Я сейчас всё исправлю!

Игорь метался от шкафа к шкафу, от комнаты к комнате, пытаясь придумать решение. Текст об отсутствии лечения будто прошёл мимо, вера в лучшее не позволяла воспринять его в буквальном смысле. Игорь был уверен, что ещё можно спастись. Ещё ведь не поздно, верно? Он даже не проглотил ни одного кусочка, неужели этого достаточно для заражения?

В одном из шкафчиков был обнаружен флакончик йода. Игорь не придумал ничего лучше, кроме как прополоскать рот и проглотить спасительную жидкость – вдруг поможет.

— Сейчас, сейчас, всё нормально, - прошептал он и наполнил рот содержимым флакончика.

Неожиданно он отметил приятный вкус – сладковато-кислый, обволакивающий язык и соблазняющий поскорее проглотить. Кое-как размазав по щекам и дёснам, Игорь с удовольствием отправил жидкость вниз по пищеводу и побежал обратно к своей любимой.

А она уже покрылась толстенным слоем чешуи, и от красивой девушки остался только трудноразличимая человеческая фигура, словно слепленная из грязи.

Язык прострелило острой болью. Игорь пошатнулся, подбежал к зеркалу и открыл рот. По языку распространялась язва, всё больше краснея и раздуваясь. Игорь рванул в ванную и наполнил рот ледяной водой. Облегчения не наступило, более того – боль распространялась дальше, поражая всю площадь рта. После того, как дёсны тоже вспыхнули пожаром, в раковину упала пара зубов и шумно покатилась в канализацию.

Боль спускалась вниз, разъедая пищевод, а вслед за ним желудок, грудь и живот. Игорь на удивление бодро вернулся в комнату. Добрую её половину занимал огромный каменный шар.

— Что мне делать? – хотел спросить Игорь, но зияющая на лице кровавая дыра не позволяла это сделать. Вместо звуков, из неё вырвались только несколько окровавленных ошмётков.

Окружение вдруг содрогнулось, и Игоря накрыла волна мелких осколков. Он машинально пригнулся и закрыл лицо руками, из-за чего растворённые живот и грудь раскрылись и вывалили на пол то, что осталось от внутренностей.

Перед Игорем стояла девушка. Та самая девушка, целая и невредимая. И живая. Игорь захрипел, разбрызгивая вокруг кровь, и наконец поймал на себе взгляд, о котором давно мечтал. Правда, чувство удовлетворения быстро испарилось – девушка тут же изменилась в лице, несколько раз глубоко вдохнула и завизжала.

— Уйди! Уди-и-и! – оглушительно прокричала она, убежала в конец комнаты и прижалась к стене.

— Что случилось? – тут же вбежал в комнату мужчина и, не заметив Игоря, бросился к девушке.

Вслед за ним, в комнату осторожно заглянула женщина. «Родители» - с облегчением выдохнул Игорь. Хрипло, влажно, кроваво.

— Уйди! Отстань от меня! – продолжала выкрикивать девушка, а родители лишь сочувственно смотрели на неё, гладили и успокаивали.

— Даша, кого ты видишь? – тихонько спросила мама, но в ответ получила лишь порцию всхлипов.

«Отпустить девочку» - мысленно прошептал Игорь, словно отдавая себе команду. И тут же поплёлся к выходу, оставляя за собой кровавый шлейф.

По пути он ещё раз глянул в зеркало. То, что в нём отражалось, сложно было назвать человеком.

Игорь открыл входную дверь, и напоследок прислушался – девушка уже обрела дар речи и сбивчиво рассказывала родителям о страшном монстре, внезапно оказавшемся прямо посреди комнаты.

Как только дверь закрылась, оставив девушку в безопасности, Игорь понял, что больше сможет туда вернуться. Дверная ручка враждебной и гладкой прохладой сразу же дала понять, что теперь вся квартира – это непроходимая, безжизненная и непробиваемая статуя.

В подъезде становилось всё светлее – дневной свет ловко запрыгивал в окна, принимал физическую форму и ослепительно белым ковром ложился на пол. Ноги вязли в нём, мёрзли и сковывались. Когда Игорь достиг выхода, свет успел добраться до колен.

Втягиваясь в подъезд, лучи тащили солнце за собой, постепенно погружая улица во тьму. Десятки растерянных людей смотрели по сторонам, наблюдая за исчезающим городом. Темнота наваливалась тяжёлой волной, съедая горизонт, и с аппетитом поглядывала на ещё живой кусочек пространства.

Игорь спохватился и отвернулся, стараясь скрыть своё изуродованное тело, но в этом не было необходимости – все повреждения исчезли без следа. Парень упёрся взглядом в окно первого этажа и увидел лицо, прижавшееся к стеклу. Оно с ужасом наблюдало за кем-то из толпы.

Улица на глазах уменьшалась, тьма заливала все возможные щели между домами и сближала здания друг с другом – создавала непроходимое кольцо, заключая собравшихся во дворе людей в безвыходную ловушку.

— Ну иди, чего встал столбом? – ткнул Игоря в спину пожилой мужчина.

Игорь подвинулся, не отрывая взгляда от окон. Сотни перепуганных лиц – детских, взрослых, женских, мужских – следили за монотонными передвижениями своих монстров и не обращали никакого внимания на всё остальное. Перебрав несколько вариантов, Игорь наконец нашёл своё. И пусть теперь оно было неузнаваемым, но прикованный к его глазам взгляд самой прекрасной в мире девушки не давал ни малейшего повода сомневаться.

— Ты как свою назвал? – снова ткнул Игоря старик.

— А? Никак… - Игорь не мог оторвать взгляд от окна.

— А я свою Любкой. В честь девчонки из школы. Первая любовь, ещё до жены. Если бы Таня узнала о ней, прибила бы сразу. Вон она, глянь какая.

Игорь проследил за указательным пальцем старика. Из-под растрёпанных рыжих кудрей выглядывали огромные зелёные глаза, отчётливо различимые даже на большом расстоянии.

— И ведь знаешь, - мечтательно произнёс старик, - мне теперь ещё больше кажется, что это именно она. Когда она ожила, я как будто прозрел. А твоя? Не похожа ни на кого?

— Ну… не знаю, - задумался Игорь, перебирая в памяти всех знакомых девушек.

— Может, это моя память подводит. Как знать. Мне ведь пять лет назад деменцию поставили. И с тех пор как в тумане жил, пока она не появилась. Напоследок наградили, так сказать.

— Напоследок? – вопросительно посмотрел на него Игорь.

— Умерли мы, чего тут гадать. Что ещё может быть? Мне-то уж точно пора.

Лицо в окне начало стремительно меняться. Волосы сбивались во всё более неряшливую шевелюру, выцветали и седели, а лицо покрывалось морщинами, пока не высохло полностью. А затем просто рассыпалось в труху. Игорь глянул на своё окно – оно тоже теперь пустовало.

— Вот зараза, опять меня бросила, - засмеялся старик и снова ткнул Игоря локтем. – Все они так, да?

Темнота плюхнулась на крыши домов и медленно потекла вниз. Лица в окнах снова появились, но только для того, чтобы ещё раз в ускоренном темпе пройти процесс старения и умереть. Стёкла словно превратились в экраны телевизоров и раз за разом прокручивали запись.

Остатки солнечного света мерцающим и трепыхающимся ручейком текли прямо к ним, проникали сквозь стёкла и оседали где-то внизу. Смолянистая, жидкая тьма спускалась по стенам всё ниже, капала на землю, дождём атакую монстров. Игорь, не отрываясь, наблюдал за окном, пытался напоследок получше запомнить лицо своей любимой, сохранить в памяти нужный кадр.

Девушка бросила на него прощальный взгляд, на мгновение замерла и скрылось за шторой темноты. Игорь тяжело сглотнул.

— Ну чего раскис? – хлопнул его по плечу старик. – Представь, что ты отдал ей свой свет, подарил долгую и счастливую жизнь. Это ведь уже много, правда?

— А как же мы? – наконец повернулся к нему Игорь.

— Ну, мы ведь пока разговариваем. А значит, не всё так плохо.

Чёрная смолянистая жидкость коснулась ноги. Игорь в ужасе отошёл назад, но сразу врезался в кого-то. Толпу наполняли взволнованные возгласы и крики – темнота, касаясь монстров, словно прилипала к телам и поглощала их. Игорь тряс ногой, пытался скинуть с себя растворяющий плоть мрак, но тот стремительно поднимался вверх, к колену.

Все присутствующие прижались друг к другу, не прекращая бессмысленные попытки спастись. И только старик, не сближаясь с остальными, свободно раскинул руки, закрыл глаза и расширил ноздри в глубоком вдохе. Тьма толкнула его в спину и стремительно окутала чёрным одеялом, превратив тело в крошечную частичку живительного света.

К вечеру прилично подморозило, и редкие снежинки сверкали в свете фонарей подобно новогодним украшениям, вселяя в прохожих веру в скорую настоящую зиму. Ну куда это годится – новый год уже завтра, а земля до сих пор грязно-серая, противная и периодически скользкая. Рома и Паша случайно встретились во дворе – вышли покурить, подышать и просто отдохнуть от семейной суеты. Оба – молодые отцы уже почти взрослых детей. И сейчас, когда парням едва перевалило за тридцать, они уже сполна ощутили прелести семейной жизни.

— Смотри, что есть, - Рома зажал сигарету в губах и полез в карман.

Спустя пять секунд кряхтения и тяжёлого дыхания в его руке оказалась здоровенная петарда, толщиной и длиной примерно с поллитровую бутылку.

— Сыну покупал сегодня, - гордо продолжил Рома. – Там много всяких, но ты глянь на эту махину!

— Дурак, что ли? – Паша с опаской покосился на пиротехническое изделие. – От сына побыстрее избавиться хочешь?

— Да не, ты чего, я ему самому не дам такую взрывать. Я ж говорю, там много у него. «Корсары» первые всякие, фонтанчики, самолётики. А эти, - Рома следка подбросил петарду, - по скидке были, 200 рублей упаковка, 10 штук. Ну как можно отказаться?

— Ну, судя по цене, там или пшик, или просроченные какие-нибудь. Или просто палёнка какая-то.

— Вот щас и выясним, - уверенно зашагал Рома.

Друзья свернули к поляне, где обычно выгуливают собак, но сейчас, почти в одиннадцать вечера, там было пусто. Путь лежал через подобие детской площадки – ржавая каруселька, никому не нужные лесенки и что-то вроде турников, используемых обычно не по назначению. Особо дельные местные жители натянули между ними верёвки и сушили бельё, причём плевать на погоду: дождь, снег, мороз – в любое время хотя бы одна верёвочка была занята какими-нибудь полотенцами, штанами или прочими вещами, пригодными для стирки. На ночь свои ценности обычно забирали домой, а то вдруг украдут.

— Блять! – выругался вдруг Рома, зацепившись шапкой за одну слишком сильно провисшую верёвку и едва не потеряв головной убор. – Кто хоть на улице вещи сушит? Любой может мимо пройти и плюнуть, мухи всякие садятся, птицы срут. Чем вон балконы не угодили, а?

— Не у всех они есть, - возразил Паша.

— Ага, щас, - ехидно усмехнулся Рома. – Обрати внимание, средний подъезд, второй этаж. Бабка целыми днями с балкона следит за своими вещами, которые здесь болтаются. Ну гениально же!

— Ну, издержки былых времён, - пожал плечами Паша. – В её молодости все так делали, вот и привыкли. Да и какая тебе разница-то?

— А если ребёнок побежит и зацепится? – Рома обиженно поправил шапку. – Понавешают своей хуйни, а люди страдают потом.

— Это просто ты метр девяносто пять, - засмеялся Паша.

— Нет, ну серьёзно, в чём прикол такой стирки? – не унимался Рома. – Вот взял ты чистые вещи, порошком пахнут, свежестью. И, блять, на улицу потащил, где везде насрано, с помойки воняет, костры жгут.

— Да отстань ты от людей, какое тебе дело, как они живут? У моей бабушки соседка ходит на речку стирать, хотя ей уже пять лет как воду провели. Привычка просто. И технологий боится, попробуй скажи ей про стиральную машину – перекрестится и за порог выгонит.

Рома остановился, осмотрелся и удовлетворённо кивнул – место показалось ему подходящим для взрыва. Расстояние до всех ближайших домов было максимальным, вокруг ни души и достаточно темно для теста любого фейерверка. Рома ещё раз затянулся, взял остатки сигареты и поднёс к фитилю.

— Э, ты чего, в руках прям будешь? – тут же забеспокоился Паша.

— А как? – искренне не понял его Рома.

— А если ебанёт? Руку оторвёт – не найдёшь.

— Да фитиль длинный же, ты чего?

Фитиль словно откликнулся, услышав своё имя, и громко зашипел. Рома ещё пару секунд издевательски покрутил петарду в руках, подождал, пока искрящийся огонёк преодолеет середину, и только тогда швырнул в сторону. Паше это показалось недостаточно безопасным, он отбежал ещё дальше и на всякий случай отвернулся – вдруг что в глаз прилетит. Паша же, напротив, стоял рядом с дымящейся петардой, насмешливо поглядывая на испуганного друга.

Фитиль наконец догорел, и яркая вспышка, сопровождаемая лишь едва уловимым хлопком, осветила огромный кусок улицы, превосходя по яркости фонари. В стороны разлетелись искры и, медленно опускаясь на землю, погасли.

— И всё? – резко повернулся и вытаращился на дымящуюся землю Рома.

— Может, брак? – осторожно повернулся Паша, всё ещё опасаясь продолжения эффектов.

— Бля, подожди, - Рома строгим жестом указал на друга, - ща ещё принесу. Неужели мне такую херню продали?

Обиженный и задыхающийся от возмущения, он в полную силу побежал домой, не говоря домашним ни слова схватил всю коробку с оставшимися девятью петардами и так же быстро вернулся на к другу.

— Снимай на видео, - приказал он, - если опять такие будут, завтра пойду верну.

— Да хрен с ними, сам же говоришь, скидка большая была, - попытался успокоить друга Паша, но всё же включил камеру. – Тем более, завтра вряд ли они работают.

— С подсветкой давай, - снова приказал Паша и, как только фонарик вспыхнул, принялся к сбору доказательств: - Итак, тридцатое декабря, петарды «Куркасы», куплены сегодня в магазине на Катукова тридцать пять. Пашок, сними поближе. Вот, видите? Новая упаковка, всего одна штука использована, и сразу брак. Сейчас попробуем вторую.

— Офигеть ты заморачиваешься, - подал голос Паша, скрытый яркой подсветкой.

— В смысле? – строго возразил Рома. – Я что, деньгами разбрасываться буду? Мне продали некачественный товар, я имею право вернуть деньги.

Зажигалка чиркнула десяток раз, прежде чем загореться и поджечь новый фитиль. Рома бросил петарду прямо под ноги и сделал лишь шаг назад.

— Снимай! – прикрикнул он.

Паша снова отвернулся, вжал голову в плечи, но камеру не убрал. Всё в точности повторилось – вспышка, искры, но на этот раз к представлению добавился и сам Рома, истошно завопив:

— Блять! Ослепила, сука!

Он бросил коробку на пол и судорожно тёр глаза, продолжая материться и ругать производителей.

— Сука, я в суд подам! Причинение вреда здоровью! Я ослепнуть мог! Где, блять, предупреждение о чрезмерной яркости? А если у меня эпилепсия? Где предупреждения?

— Скажи честно, ты хоть инструкцию читал? Или что там на упаковке написано? – остановил поток ругани Паша.

— Читал! – обиженно крикнул Рома, но тут же убавил громкость: - нет там ничего такого. Просто «отойти на безопасное расстояние», как и везде.

— А ты отошёл?

— Да блять, вырубай уже! – изо всех сил проморгался Рома и махнул рукой в сторону камеры.

Фонарик тут же погас, а телефон издал тихий звук, уведомляющий об окончании записи.

— Сука, до сих пор перед глазами стоит, - пожаловался Рома, активно моргая и вращая глазными яблоками.

— Может, это что-то типа как сварка? – предположил Паша.

— Ага, заебись. Петарды, на которые нельзя смотреть.

— Так можно же, но с безопасного расстояния.

— Не убрал ещё? – Рома протянул коробку другу. – Посвети, почитаем.

— Эффект: вспышка, хлопок, множество искр, – почему-то с выражением прочитал Паша.

— Пидорасы! – громче прежнего возмутился Рома. – И не прикопаешься теперь! Вспышка, блять, хлопок…

— Вот что ты за человек? – вздохнул Паша, выключая фонарик и убирая телефон в карман. – Вечно раздуваешь скандалы из-за фигни. То тебе картинка не совпадает с содержимым, то приняли на три минуты позже времени записи, то петарды не так взрываются. Ты бы хоть сначала прочитал перед тем, как покупать. Или типа думал, что раз большие, то и взрываться должны как динамит?

— Да хватит, слышь! – грубо прервал друга Рома. – Давай прекращай меня отчитывать, мне жены хватает. Ну лоханулся в этот раз, что поделать. Всё, забыли.

Вот только забыть не получалось – фантомные искры так и сверкали перед глазами, стоило лишь моргнуть или резко перевести взгляд. Друзья выкурили ещё по одной, обсудили домашние проблемы и разошлись по домам, но зрение упорно отказывалось полностью восстанавливаться. Рома не смог даже сразу вставить ключ в домофон – настолько сильно мешали пятна.

— Ну что, надурачился? – с порога начала язвить жена.

— Ага, - лишь буркнул в ответ Рома.

Весь оставшийся вечер он моргал, тёр глаза, промывал их водой – вдруг какая искра всё же залетела, и напряжённо молчал. Он вообще болезненно переносил любые ошибки и оплошности, старался всегда и во всём одерживать победы, поэтому признаться, что он не читал инструкцию и вот так глупо мог испортить себе зрение, было страшнее всего.

Часа три Рома не мог уснуть – пялился в едва освещённый уличным светом потолок, но видел только россыпь искр. Стало понятно, что если не моргать как можно дольше, то они почти полностью исчезают. Но стоит моргнуть – вся яркая компания возвращается и радостно приветствует своего нового друга.

Рома терпел, пока высохшие глаза не прошибала слеза, неумышленно моргал и с досадой раз за разом убеждался, что искры никуда не пропали. Он глубоко вздыхал, досадно причмокивал, но ближе к утру организм всё же потребовал немного сна.

— Ром, Рома, - разбудила его жена, толкая в плечо. – Я не пойму, это что, вода от соседей просачивается?

Муж кое-как проснулся, открыл глаза и тут же с досадой выругался – искры были на месте и даже увеличились в размерах и растеклись по полю зрения, превратившись в бесформенные кляксы. Потребовалось несколько секунд, прежде чем на потолке начало просматриваться тёмное, словно мокрое пятно.

— Вот твари! – проблемы с глазами мигом отошли на второй план. – Щас я поднимусь!

«Соседями» они назвали всех, кто так или иначе присутствовал в кваратире сверху. Принадлежала она одному мужичку, известному всем как Гундосик - скромному, вежливому, но крепко привязанному к алкоголю. Откуда взялось такое прозвище – никто не знал. Даже сам Рома порой сомневался в правильности его настоящего имени. Вроде бы, Виктор. Поэтому и обращался к нему не по прозвищу, а «дядя Витя», чтобы не обидеть, а тот спокойно отзывался и не поправлял.

А так как одному пить – нехорошо, компания в его жилище собиралась не всегда такая же адекватная, как он сам. Обычно все неудобства ограничивались шумом и опасениями, которые в этот раз, кажется, сбылись.

За дверью было тихо, что только усиливало беспокойство. Однозначно, после бурного, пусть не очень шумного вечера кто-то что-то натворил, а потом все дружно уснули. И теперь хорошо было бы хотя бы разбудить хозяина, чтобы как можно скорее остановить потоп. Однако Гундосик открыл быстро, выглядел сонным, но не пьяным. Во всяком случае, насколько смог понять Рома своим далеко не идеальным зрением.

— Дядь Вить, - тут же затараторил Рома, спокойно, но строго, - вы нас заливаете, походу. Пожалуйста, как можно быстрее разберитесь, что там у вас случилось и исправьте проблему.

— Как? – испуганно встрепенулся Гундосик. – Где заливаю? Ничего подобного, у меня всё в порядке!

— Ну посмотрите, у нас в спальне с потолка льёт!

— Заходи давай, вместе посмотрим, - Гундосик полностью распахнул дверь и, неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, побежал в квартиру.

Внутри пахло чем-то кислым и ядрёным. Следов бурного пьянства не было, как и признаков присутствия кого-либо ещё, кроме хозяина. Рома заглянул на кухню, в ванную, боковым зрением кое-как убедился, что потопа нет, нервно побегал по спальне, но так и не обнаружил источника затопления.

— Где-то под линолеумом, наверное, - задумчиво закусил губу Рома, продолжая внимательно осматривать комнату.

— Да откуда ж она там? – Гундосик дважды топнул ногой.

— Вот не знаю, - вздохнул Рома, - но поднять и проверить по-любому надо.

— Может, заодно ремонт мне сделаешь? – скромно усмехнулся Гундосик. То ли он хотел пошутить, то ли просто тянул время, не желая заниматься поисками проблем.

Его спасла жена Ромы. Слышимость в доме была хорошая, даже прекрасная, поэтому она даже не в полную силу крикнула:

— Ром! Ты там? Ложная тревога, это не вода!

— А? Вик, это ты? – на всякий случай наклонился переспросил Рома, хотя уже всё понял.

— Домой иди, говорю! Это не вода!

— Фух, - резко выпрямился Рома, - дядь Вить, вы уж простите за эту панику.

— Ну уж постараюсь, - Гундосик хитро подмигнул. – А давай по чуть-чуть за примирение?

— Не, вы чего, мне ж на работу, - виновато развёл руками Рома.

Гундосик только досадно крякнул, махнул рукой и поплёлся на кухню. На улице кто-то бахнул мощную петарду.

— Тьфу, блять! – дёрнулся от неожиданности Рома. – Шесть сорок утра, у кого там в жопе заиграло?

— Хор-о-о-о-ший разрыв, со-о-о-чный! – протянул Гундосик из комнаты. – У меня такого нет пока. У меня вот, смотри. Будешь?

— Вы о чём? Про петарды, что ли? – Рома тоже проследовал на кухню.

— Разры-ы-ы-вы, - Гундосик сидел за столом и давно не стриженными ногтями счищал серу со спичек.

— Какие разрывы? – раздражённо спросил Рома, не моргая глядя на руки дяди Вити и на стол.

— Ну уж прости, чем богаты, как говорится.

На столе валялась кучка серы, спичечные головки мгновенно пустели под натиском окаменевших ногтей соседа. Роме вспомнилось, как в детстве он точно так же ковырял спички, чтобы добыть немного взрывоопасного вещества для самодельных петард.

— А зачем это вы? – сменил он раздражение на заинтересованность.

— Ну как, - поднял брови Гундосик, не отрывая взгляда от спичек, - праздник же скоро. Праздничные разрывы будем делать. Скромно, конечно, но я ж говорю – чем богаты.

Сера на столе неожиданно зашипела. Очистившееся от пятен зрение Ромы чётко показало и вспышку, и облачко дыма, полетевшего Гундосику в лицо.

— Стой! – закричал он и начал отчаянно хлопать по столу ладонью, надеясь затушить остатки. – Ты чего! Рано же ещё!

Часть серы прилипала к ладони, воспламенялась прямо на коже, а дядя Витя всё бил и бил по столу.

— Дядь Вить, - испуганно позвал соседа Рома.

— Я тебе чего плохого сделал, а? – расстроенно спросил Гундосик, когда всё наконец догорело. – Это разве разрыв? Зачем над соседом издеваешься?

Гундосик продемонстрировал почерневшую ладонь. Рома, успевший уже несколько раз моргнуть, не смог ничего толком рассмотреть. То ли это ожоги, то ли просто крепкая мужицкая рука настолько окаменела, а кожа так омертвела, что и не заметила огня, просто испачкавшись в золе.

— Я ещё начищу, не проблема, - продолжил Гундосик. – Но зачем ты так? Смешно?

— Да что я сделал-то? – громко возмутился Рома.

— А что, оно само загорелось, что ли?

— Да нахрена мне поджигать? Я что, дурак совсем?

— Знаю, Рома, не дурак, - Гундосик опустил руку и внимательно посмотрел на соседа. – Поэтому должен понимать, что такие шуточки неуместны. Для тебя это копейки, а для меня – деньги. Ты хоть представляешь, сколько спичек нужно для добротного разрыва?

— Вам спичек купить, что ли? – усмехнулся Рома.

— Можно и чего посерьёзнее, в знак примирения, - смущённо отвернулся дядя Витя. – Ты ведь мне всё утро нервы треплешь, нехорошо это, не по-соседски.

Раздался ещё один взрыв, уже внутри дома. Будто кто-то из соседей прямо в квартире бахнул петарду.

— Во, люди празднуют уже, - покосился на стену Гундосик. – А я тут крошки собираю. Нехорошо это, нехорошо.

— Ёбнулись все, что ли, - пробубнил себе под нос Рома и поспешил покинуть соседа.

В подъезде было шумно. Где-то, ближе к первому этажу, оживлённо беседовали неизвестные личности, кого-то поторапливали и ругались. Перед самым носом распахнулась дверь, и очередной сосед вылетел на лестничную площадку.

— Перед тяжёлым рабочим днём, - бодро заявил он, заметив Рому, - нужно хорошенько разорвать!

— Ага, согласен, - хмуро ответил Рома.

— А дым какой, мммм, никакой шашлык не сравнится!

Отвечать ни капельки не хотелось. Осознание чего-то неправильного и странного пришло уже давно, и с каждой секундой только усиливалось. Из глубин сознания поднялись самые большие страхи – за родных и близких. Через пару часов все они – и жена, и сын, будут так далеко, что в случае опасности не будет никакой возможности помочь.

Словно в подтверждение опасений внизу прозвучал оглушительный и звонкий разрыв. Рома уже не испугался, лишь инстинктивно дёрнулся, как от любого внезапного звука. Глубоко вздохнул, почесал голову и пошёл домой под радостные женские крики с первого этажа. Узнавать, что там происходит, не было ни желания, ни времени, ни необходимости.

Звон в ушах проводил парня до двери и давящей тревогой поселился в мозге. Даже проблемы со зрением стали какими-то смазанными, несерьёзными, неважными.

Дома пока всё было нормально. Жена с интересом рассматривала потолок, а сын не показывался из своей комнаты – видимо, всё ещё спал. А если надо вставать в школу, то его не разбудит и самая мощная петарда.

— Ну что там? – спросил Рома, присоединившись к изучению пятен на потолке.

— Как будто чем-то закоптило, - пожала плечами жена. – У нас в детстве, когда свет надолго выключали, мы свечи зажигали. И вот что-то подобное на стене было пару раз, слишком близко ставили, видимо.

— Да откуда там копоть? – недоверчиво спросил Рома и осёкся.

Нужно было срочно провести эксперимент. Пятна в глазах словно прочитали мысли и радостно зашевелились, сталкиваясь и поглощая друг друга. Рома тяжело сглотнул и уставился на стену.

— Это порча, наверное, - трагически изрекла жена. – Про это бабушка говорила всегда. Если свечка коптит, то заговоренная она.

— Но у нас нет дома ни одной свечи, и тем более никто их не поджигал, - напомнил Рома.

— Не знаю, - жена запрыгнула на кровать, провела пальцем по пятну и понюхала, - даже воняет горелым. Порча – не порча, но точно мистика какая-то.

— Вот тут ты верно подметила, - на стене, сквозь потускневшие пятна проглядывалось что-то тёмное.

— Блин! – жена тут же это заметила, проследив за взглядом мужа. – Ещё одно! Ты когда проснулся, оно было уже? Не обратил внимания?

— Вроде не было.

Само собой, не было. Прямо сейчас пятно менялось на глазах, всё темнея и темнея, а потом и вовсе задымилось от пристального и очищенного от всего лишнего взгляда.

— Рома! – завизжала жена. – Чего смотришь, пожарным звони! Пусть проверят здесь всё, а то сгорим ведь нахрен!

— Да какие пожарные? – Рома наконец проморгался. – Сама же говоришь – мистика. Что ты им скажешь, как объяснишь?

Жена обиженно отвернулась. Дым рассеялся и оставил на стене куда более чёрное пятно, чем те, которое было на потолке. «Силы растут» - мысленно посмеялся Рома и даже восхитился своими новыми способностями.

— Короче, бери сегодня отгул, - скомандовал он. – Коля тоже пусть дома остаётся, школа подождёт, пока не разберёмся.

— Ладно, - Вика облегчённо выдохнула. – Всё ценное пока соберу и к выходу отнесу. И если что, бегом на улицу, да?

— Да, - Рома с радостью убедился в адекватности жены. – И сразу мне звони. Я тоже попробую отпроситься, но хрен знает.

Кажется, только хрен и знал, чего ждать от нового дня. И получаса не прошло, а уже столько сюрпризов навалилось на ещё молодую, но уже уставшую от жизни голову. С одной стороны, было даже как-то весело – интересное приключение среди задолбавшей до краёв рутины, а с другой… с другой – жена и сын, остающиеся вроде дома, но как будто совсем не в безопасности.

— А поехали со мной, - предложил Рома. – Буди Колю и поехали, посидите у меня в офисе, пока не отпрошусь.

— Ага, и пусть всё нахрен горит, да? – Вика ковырнула ногтем свежий ожог на стене. – За домом кто-то должен следить, как ни крути. Уж если что, сразу пожарных хоть вызову.

— Да не сгорит, не бойся, - Рома попытался успокоить жену, но адекватных объяснений сразу придумать не получалось. – Что тут? Просто закоптилось чуть-чуть. Может, провода в стене горят.

— Ну и тем более! – Вика отдёрнула руку, и сама отодвинулась от стены. – Ты иди, а я пока электриков вызову.

— Ладно, - вздохнул полной грудью Рома. – Только смотри, из дома без необходимости не выходи, никому не открывай…

— А электрикам?

— Электрикам открывай, - кивнул Рома, он допустил возможность того, что это безобразие происходит только в одном доме или хотя бы районе. – Но тоже посматривай за ним. И если что странное, сразу на улицу беги и мне звони.

— Ты чего параноишь? – нахмурилась Вика.

— Да мало ли что, лучше перестраховаться.

Изо рта вырывались слова, никак не сопоставляющиеся с мыслями. Почему просто не сказать «пойдём со мной, тут творится кое-что плохое, и стены не загорятся, не переживай, я всё объясню, только пойдём отсюда»? Это же родной человек, неужели не поймёт и не поверит?

Не было желания смотреть в глаза любимой, страшно было увидеть в них недоумение, насмешку или ещё чего похуже. Ситуация выходила из-под контроля, и Роме нужно было срочно уходить. Не позавтракав, не умывшись, лишь бы поскорее. А там – видно будет.

Наспех одевшись и уже перешагнув порог комнаты, Рома спохватился – прямо здесь, скрытые всего лишь тонкой дверцей шкафа, лежат петарды, заготовленные на новый год. Сюрприз для сына, любителя всего яркого и шумного. А так как очевидно, что к петардам этим утром проявляется нездоровый интерес, опасно оставлять в доме такой клад. Даже если семья в порядке, то кто знает, что взбредёт в голову пьяному дяде Вите или его друзьям. Или ещё кому угодно.

Скрипучая дверь шкафа открылась, и Рома нащупал пакет, не отрывая взгляда от жены. Всё-таки пришлось заглянуть ей в глаза. Та сидела на кровати, уперевшись спиной в стену, будто совсем позабыла про мифические горящие провода, и жадно следила за действиями мужа. Пакет зашуршал – Вика слегка наклонилась вперёд, глаза округлились, а тягучая слюна шумно провалилась в пищевод.

На секунду даже поверилось, что родная жена вот-вот набросится на него диким зверем, вырвет из рук пакет и уползёт под кровать, укрывая и пряча свою добычу. Медленно, не делая резких движений, Рома попятился к выходу, а Вика всё тянулась и тянулась, но не к любимому мужу, а к заветным и желанным петардам.

Сын вряд ли проснулся – слишком тихо Рома покинул квартиру. Старался не скрипеть полом, не греметь обувью и даже не дышать слишком глубоко. Только замок дважды щёлкнул под напором ключа, но вряд ли смог бы нарушить детский покой.

Рома ощупал карман и мысленно похвалил себя за то, что в последний момент решил незаметно утащить и все остальные ключи – теперь жена с сыном точно останутся дома и не смогут ничего натворить.

Погода словно шутила над людьми. Вчерашние снежинки ночью превратились в слабый, но мерзкий дождь, расползлись по земле тоненьким слоем, а к утру мороз снова вернулся. Рома едва не полетел вниз, едва коснувшись ступенек за пределами подъезда.

— Ёбаный!.. – кое-как удалось удержать равновесие. – Какого хера? За что мы налоги платим?

Его возмущения были услышаны бабулькой из соседнего подъезда, которая, не выходя на улицу, рассыпала на крыльцо соль из полиэтиленового пакетика.

— Да спят все ещё, чего разорался? – высунула она лицо из подъезда, когда Рома оказался рядом.

— Готовиться нужно! – тут же вступил в спор Рома. – Прогноз погоды для чего существует? А то, видите ли, ничего себе, зимой снег выпал, что же делать…

— Семь утра только, через полчаса Филипп сыпанёт песочку. А я пока соль разбросаю, чтоб не убился никто. А то в окно смотрю, то один упадёт, то другой.

— Ага, петарды в шесть утра взрывают, - возмутился Рома. – Нормальные или как?

— Ну, мил человек, это разрывы, - развела руками старушка. – Дал бы мне кто один, я бы тоже во двор выкатилась.

— Понятно, - Рома вытащил из глубин куртки пакет. – Хотите, подарю?

— Чегой-то? Не врёшь? Прям-таки подаришь? – заинтересовалась бабулька.

Осторожно ступив на уже успевшую подтаять поверхность, бабулька дала понять, что ради разрыва действительно готова рискнуть здоровьем.

— Да подождите, стойте! – Рома наспех вытащил из пакета пачку первых «Корсаров» и швырнул женщине. Коробочка пролетела мимо и скрылась в подъезде.

— Ой, счастья тебе, здоровья, с наступающим! – вмиг повеселевшим голосом пропела бабулька и поспешила вслед за желанным, захлопнув за собой дверь.

И уже через десяток-другой секунд из подъезда донёсся тихий хлопок слабенькой петарды. Вслед за ним раздался восхищённый старческий крик.

— Я хуею, - Рома покачал головой и рассмеялся.

За руль садиться было опасно – зрение пусть и привыкало к новым картинкам, но по-прежнему не позволяло расслабиться. Чтобы что-то разглядеть, приходило впиваться в это взглядом и ждать, пока туман из пятен рассеется. И хорошо, если поверхность за это время не успеет полностью почернеть или вовсе загореться. Рисковать совершенно не хотелось, поэтому было решено катиться по льду дальше – на остановку.

Несмотря на необычное поведение людей, улица всё ещё спала. Где-то громко мяукала замёрзшая кошка, тихонько жужжала чья-то прогревающаяся машина, а единичные прохожие были мрачны и угрюмы. Не нужно было даже видеть их лица, атмосфера нового рабочего дня не может быть другой.

На остановке никого не было, что весьма удивило Рому. Обычно, проезжая мимо, он каждый раз встречал толпу, уныло смотрящую в даль, откуда вот-вот должен показаться автобус. В этот раз ни людей на остановке, ни машин на дороге не было видно. Лишь одинокий путник, сражающийся со льдом, на минуту притормозил и заговорил с Ромой:

— А чего ты стоишь-то? Автобусы ведь не ходят.

— Почему? – склонил голову на бок в удивлении Рома.

— Так всех же перевели на подготовку, ты только что из спячки вышел, что ли? - прохожий вытащил что-то из кармана, поднёс ко рту, и в утреннюю тишину проник щелчок зажигалки. Вслед за ним пошло шипение, а лицо мужчины вдруг ярко осветилось. Пятна перед глазами Ромы оживились и радостно пустились в пляс.

— Какую подготовку? – спросил Рома и машинально пригнулся. Громкий взрыв разорвал застоявшийся морозный воздух.

Прохожий захрипел, закашлял, а на почти зеркальный лёд плюхалось что-то жидкое и густое. Не нужно было восстанавливать зрение, чтобы понять, что это такое. Лицо бедолаги заблестело в свете фонарей, лишилось привычных черт и сильно потемнело. Пятна всё плясали и плясали, тускнели медленно и неохотно.

— Сё норально, - с трудом выговорил прохожий. – На аю раотососонось это не авлияет. Ща ижгё и заеись!

Его голос чётко давал понять, что с зубами и губами там всё очень плохо. А когда искалеченный мужчина снова полез в карман, кляксы в глазах Ромы стали ярче обычного и будто потащили взгляд в нужную им сторону. Казалось, будто он удивлённо таращится на изуродованное лицо прохожего, но на самом деле, всё поле зрение было занято безудержными танцами.

Прохожий поднёс что-то к лицу, и свет фонарей вновь дополнился яркой вспышкой. Что-то громко шипело, горело и трещало на лице прохожего, а тот даже не пискнул.

— Мужик, ты как? – спросил Рома так громко, будто пытался перекричать кого-то. – Щас, подожди, я скорую вызову!

Экран телефона никак не просматривался сквозь пелену двигающихся пятен. Рома уставился в экран и ждал, когда зрение хоть немного прояснится.

— Подожди, щас, минутку, - нервно обещал он пострадавшему, изо всех сил округляя глаза.

— Да не надо, наайна сё! – влажно прошипел мужик, и мелкие капельки жидкости долетели до Ромы.

Он отпрянул, не желая контактировать с выделениями незнакомца. Усилия наконец оправдали себя – экран телефона стал различим ровно настолько, чтобы кое-как набрать 112, при этом не сгорев. Но трубку никто не брал.

— Подожди, мужик, трубку не берут, суки, - Рома яростно сбросил звонок и случайно моргнул.

— Да я ааю, наайна сё! – бодро отозвался прохожий и направился к Роме. – Офь асааи, не амуу!

Рома так и не смог рассмотреть его лицо, но приближаться к неадеквату не желал. Что он там бормочет? «Всё нормально?» Ну вот и всё!

Я сто раз говорил друзьям, чтобы не занимались всякой сомнительной хернёй. Ну серьёзно, адекватные же люди, так зачем соглашаться и употреблять непонятную жидкую и не очень хрень, когда малознакомый пацан хитро смотрит и говорит «глянь чё есть»? Более того, как можно даже не уточнить, что это такое? Просто взять и выжрать, выпить, проглотить. Вам так насрать на свою жизнь? Серьёзно?

Серьёзно. Так и есть. А всё почему? «Один раз живём», блять. Вот именно, сука, один раз! Вы если и мечтаете принимать что-то запрещённое, так хоть попытайтесь свести риски к минимуму, если вообще можно об этом говорить в такой ситуации.

А если уж речь о чём-то вполне легальном, то спорить вообще бесполезно. Даже если ты однозначно испортишь своим состоянием праздник.

— Виталик, не надо сегодня пить, пожалуйста, - умоляющим взглядом смотрел я как-то раз на друга. – У Мишани свадьба, такое не так уж часто в жизни бывает.

— В идеале – один раз! – гоготнул он в ответ, не обращая внимания на просьбу.

— Ну блин, потом отдельно нахуяримся, я лично поляну накрою, - продолжал я его уговаривать. – Бренди куплю, мартини, вот честно. Денег не пожалею.

— Да не ссы! – отмахнулся он. – Нормально всё будет!

Ага, конечно. Сколько таких «нормально» уже было? Пятьдесят? Сто? Нормально бывает, только если мы, четверо близких друзей, бухаем в полной изоляции от общества. Где-нибудь в лесу или в далёком загородном доме, в такой глуши, что на ближайшие 500 метров нет соседей. Иначе – пиздец. Виталик обязательно найдёт до кого доебаться, оскорбить, унизить, а потом и побить, «в идеале». И только верные друзья стараются спасать его от будущих проблем, оттащив куда подальше и отвесив десяток дружеских отрезвляющих пощёчин. Нас-то он не тронет, хоть обоссы его – сам так говорит. Но лучше, конечно, не проверять.

И вот после таких слов уже и не хочется идти на свадьбу. Это хорошо, если мы будем постоянно следить за его поведением, оттаскивать в разные стороны и отвлекать… а если нет? Свадьба будет испорчена для всех, тут можно не сомневаться.

Попробовать в этой жизни нужно всё – почему-то именно такая позиция была у моих друзей. Они каждый раз философски поднимали к небу указательные пальцы и повторяли эту фразу. А я, раздражительно отвернувшись в сторону, всегда добавлял: «а если понравится, то можно и повторить». Но на намёк им было плевать.

Однажды в нашем городе распространился сайт и кривенькое приложение, предлагающие необычные знакомства. Их суть заключалась в том, что у пользователей не было никаких фотографий – только основная информация о себе. Предлагалось пообщаться, немного узнать друг друга, а потом и пойти на свидание. Но не простое.

Создатели сайта предоставляли своё помещение для этих целей. И оно было пустым. Более того – в нём было абсолютно темно. Да, вот так – просто пустая комната, без мебели, без освещения, без окон. Только дверь, и ни единой щели, сквозь которую может проникнуть свет. По задумке, парень с девушкой приходят по отдельности, сдают телефоны и фонари на входе (или вообще не берут их с собой) и остаются наедине в полной темноте на час. Общение, молчание, поцелуи… да что угодно, насколько хватит фантазии. А дальше – как пойдёт.

Якобы, внешность – не главное, а вот такая странная встреча сразу даст понять, нужен ли вам такой человек, есть ли вам о чём говорить и всё такое. Говорилось об исследованиях какого-то там института, о всякой психологии и прочей научной и не очень фигне. По их расчётам, нужно было как минимум три таких свидания, чтобы начать полноценные отношения. Как обещалось, если сделать всё по плану, пройти и выдержать все три встречи – эти отношения будут успешными вне зависимости от внешности пары.

Я тогда сразу с подозрением отнёсся к этому сайту. Нет, идея-то интересная, но почему только в нашем, далеко не самом большом городе? Почему не в Москве, например? И все эти подозрения приводили к одному выводу – это какая-то подстава. Темнота, анонимность, уединённость… в такой ситуации ведь могут сделать что угодно. Ограбить, убить, украсть в рабство или на органы… изнасиловать, в конце концов.

Да, я просто ёбаный параноик, это очевидно даже без подробного рассмотрения. Но блять, скажите мне, что лучше – параноить и быть осторожным или абсолютно не задумываясь творить любые безрассудные вещи? Я выбираю второе, потому что место в золотой середине занять никак не получается.

Само собой, друзья заинтересовались этим сайтом. Нет, знакомства им даром были не нужны, а вот развлечение и веселье – этого бы всегда и побольше. Взять с собой телефон, соврать, что его нет, зайти в комнату и сфоткать девушку – вот это круто. Это же так изобретательно, так весело, интересно, а самое главное – смешно. По мнению друзей, там не могло быть никого, кроме самых отчаянных людей, которые в первую очередь из-за внешности не могут найти себе пару.

Друзья вызывали только мерзость и отвращение, когда, разбрызгивая вокруг слюну, фантазировали на эту тему. Как они специально изменят голос – ведь вдруг там окажется кто-то из знакомых, как запишут весь разговор на диктофон, а в конце достанут телефон и сфотографируют испуганное и растерянное лицо бедной девушки. Будет что выложить в местные паблики, будет над кем поиздеваться.

— Мужики, вам совсем делать нехуя? – спросил я их однажды. – Вам уже тридцатник скоро, а вы как будто школьники из кино, вам лишь бы кого-то унизить.

— Да ты прикинь, какой ржач будет! – выпучил глаза Лёха. – Я из неё всю душу вытяну, обо всём узнаю, а потом хуяк!

Все четверо согнулись от смеха, дружно рухнув на стол, из-за чего едва не разлили содержимое стаканов. А я как будто не понял шутку – сидел и поглядывал на них по очереди, взглядом намекая на их неправоту.

— А вам не кажется это странным? – спросил я, когда они успокоились. – Не боитесь, что вас самих там изнасилуют?

— Успокойся ты, - ткнул меня в бок Миша, - это просто наши пацаны обкатывают систему. Потестят здесь, у себя в городе, потом приложуху нормальную слепят и пойдут покорять мир. Ну а что, идея-то норм.

— Ну а ты-то куда? – с укором взглянул я на него. – У тебя жена, какого хуя ты творишь?

— Ну а кто узнает-то? – гоготнул он. – Я же голос даже изменю.

Ну, вот вам и идея. Шикарная, ага. Сколько слабых психик она сломает из-за таких вот героев? Сколько девушек или парней, не получивших от природы приятную внешность, станут объектами насмешек?

Фантазия сразу нарисовала обилие местных пабликов в вк, где подобные исследователи и вытягиватели душ выкладывают фоточки испуганных бедолаг вместе с записями разговоров. Жуть. Успокаивало одно – как раз из-за подобных издевательств эта идея и провалится. Рано или поздно.

Ждать никто не стал: как только сайт объявил об открытии помещения, друзья бросились на поиски пары. Удивительно, но народа на сайте было довольно много, хотя особо агрессивной рекламы я не встречал. Просто кто-то рассказал одному, тот другому и так далее. Но в итоге казалось, что об этом знают вообще все.

Само собой, я тоже зарегистрировался на этом сайте. Без каких-либо планов и задумок, просто посмотреть, не более. И сразу же удивился – в первый же день мне написало несколько девушек. Круто, да? Где такое видано, чтобы на сайте знакомств девушки писали первыми? Нет, понятное дело, что на обычных сайтах и приложениях множество фейков, ботов и прочего мошенничества, но здесь-то что? Сайт не предполагал ничего, кроме встречи в темноте, агрессивно блокировал любые ссылки, фильтровал слова, связанные с названиями соцсетей, номера телефонов… да, само собой, обойти всё это не было проблемой, но настойчивость сайта была даже какой-то приятной и внушающей доверие.

Да уж… я сто раз говорил друзьям не заниматься подозрительной хуетой, и сам же ей занялся. Вот знаете, как бывает в фильмах? Кто-то приходит спасать мир, друзей, выполнять важное задание… да что угодно, главное, чтобы это было максимально важно. Но вдруг на его пути встаёт красивая девушка, и наш герой моментально «плывёт» - поддаётся соблазну, срывая или едва не срывая все планы.

Я никогда не мог этого понять. Ну правда, как так можно-то? Что должно быть в голове человека, чтобы так поступить? А теперь… теперь у меня появилась куча оправданий отмазок на тему того, что ничего не случится, что тут такого-то, да кому я нужен, чтобы меня насиловать и всё такое…

Всего лишь через полтора дня я согласился на свидание. Ебучие полтора дня, и меня развели как самого наивного в мире ребёнка. А я просто чувствовал невероятно приятную взволнованность, представлял, как совсем скоро мы будем гулять по парку, держась за руки, как всё будет настолько хорошо, насколько это возможно. И вот, предупредив всех, кого можно, о том, куда я пойду в это время (чтобы хоть как-то обезопасить себя), я отправился на самое необычное в своей жизни свидание.

Помещение, которое предлагал сайт, было не совсем в глуши, но на пару сотен метров отдалено от ближайших магазинов и жилых домов. К моему удивлению, оно было не какой-то маленькой комнаткой, а полноценным зданием, похожим на огромную чёрную коробку с крошечной прорезью – дверью. Слева от неё была выгравирована и ярко окрашена надпись: «Пожалуйста, будьте честными и выключите телефон и иные устройства.» Чуть ниже, как и сообщалось на сайте, на небольшом экране ярко светилось имя, которое было указано при регистрации. И как только его цвет изменится с красного на зелёный – можно входить.

Я не знал, кто должен был прийти раньше, сайт сам выдавал адрес и точное время, в которое необходимо быть на месте. Ошибки не прощались – если кто-то придёт раньше времени, и участники свидания встретятся на улице, это сразу заметят «модераторы» с помощью камер, и дверь просто не откроется. И пока я осматривался, пытаясь найти хотя бы одно устройство слежения, раздался громкий писк, а за ним щелчок замка.

За порогом оказалась ещё одна дверь. Ну, а как иначе? Ведь если бы её не было, то в помещение попало бы достаточно света, чтобы разглядеть слишком много.

Первая дверь громко захлопнулась у меня за спиной, и я тут же погрузился в почти полную темноту, а единственным ориентиром был крошечный красный огонёк, позволяющий с лёгкостью найти ручку следующей. Ещё один щелчок, и вот я дрожащей рукой поворачиваю её и переступаю порог, задержав дыхание.

Что говорить? Просто поздороваться? Ждать, пока она заговорит первой? А здесь ли она вообще? Вдруг я пришёл первым… сотни вопросов и сомнений моментально наполнили мозг, затоптав самое главное – почему я не продумал всё немного раньше?

Ну, на планирование речи уже не было времени, поэтому я словно чужим от волнения голосом прохрипел «ты здесь?»

Тишина. Облегчённо выдыхаю – теперь есть время успокоиться, а может и дождаться первых слов от девушки. Вот только когда она придёт? Почему-то этот момент я не уточнил, хотя, казалось бы, что уточнять, если не это? Походив туда-сюда в полной темноте несколько минут, я решил позволить себе нарушить правила и достать телефон, чтобы внимательно почитать раздел помощи на сайте. Должно же быть там что-то про время, я явно это пропустил или забыл.

Связи не было, кто бы сомневался. Сначала я даже приятно удивился – создатели проекта позаботились даже об этом, чтобы честное свидание не было нарушено неожиданным звонком. А походив кругами ещё минут двадцать, я начал переживать, и как оказалось – не зря.

Необходимо было всего лишь приоткрыть дверь, послушать, что там на улице, даже не пытаться подсмотреть – просто чтобы успокоиться и отогнать параноидальные мысли о том, что меня тут закрыли, похитили…

Сначала я пытался нащупать стену, примерно представляя, откуда пришёл. Осторожный шаг, за ним ещё один, ещё… а стены всё нет и нет.

— Да блин, - хмуро шепчу я, а у самого снова дрожат руки.

Уже почти бегу вперёд, надеясь вот-вот врезаться в стену, невольно выкрикиваю что-то вроде «эй! это что за хрень?», паникую, срываюсь то в одну, то в другую сторону. Фонарик телефона освещает только грязно-серый пол и меня – на стены или потолок нет ни малейшего намёка.

Начинаю делать какие-то странные вещи: падаю на пол, ставлю телефон на ребро, наклоняю его под разными углами, смотрю вперёд, а потом наоборот подпрыгиваю вверх изо всех сил… зачем? Чего я хотел добиться этими действиями? Видимо, паника и страх подкинули в аналитический отдел мозга пару бредовых идей, которые явно не сработают, но вот вдруг?

И вот так, прерываясь на попытки сделать непонятно что, я бежал и бежал. То в одну сторону, то в другую, то за каким-то хреном в обратную. А потом, когда уже физически невозможно было это продолжать, я повалился на пол, отдышался и впервые за все эти ужасные минуты полноценно задумался.

А что, собственно, происходит? Как это реализовано? Пока я ждал девушку, я на каком-то лифте спустился вниз, под землю, в какое-то другое гигантское помещение? Зачем? Я тут один?

Рассуждения – это хорошо, это полезно, это может помочь спасти жизнь, но не в том случае, если вокруг тебя только чёрный цвет, а телефон не способен сделать ничего, кроме бессмысленного освещения куска грязного пола под ногами. Отдышался и отдохнул я довольно быстро, а потому снова отправился на поиски хоть чего-нибудь.

Иногда мне казалось, что я слышу какие-то звуки, созданные не мной. В такие моменты я замирал и долго прислушивался, надеясь, что хотя бы в этот раз не ошибся. Но ничего, кроме звона в ушах, дыхания и стука сердца больше не было.

Телефон сказал мне, что прошло уже три часа, и у него больше нет сил поддерживать освещение. Аккумулятор разрядился до трёх процентов, и тогда я решил поберечь его, на всякий случай. Само собой, меня не покидала надежда на то, что этот случай обязательно произойдёт в ближайшее время, ведь не может же быть по-другому. Потому что иначе я просто сдохну от обезвоживания.

В какой-то момент я решил двигаться строго в одну сторону, но это плохо получалось – каждые несколько минут я останавливался и вертелся вокруг своей оси, надеясь ещё раз услышать щелчок двери или чей-то голос, созданный мозгом при поддержке страха, отчаяния и надежды.

А когда по моим ощущениям прошло ещё часа три, я вдруг остановился, заорал «сука блять!», изо всех сил топнул ногой… и она провалилась. Пробила пол и погрузилась во что-то вязкое, тягучее и стремительно затягивающее, несмотря на постоянные попытки выбраться. Всего несколько секунд, и вторая нога начала её догонять – твёрдая поверхность будто исчезла. Теперь уже я целиком безнадёжно погружался вглубь неожиданно появившегося болота.

Попытки выбраться не приносили результата, и совсем скоро мои губы коснулись чего-то прохладного. Будто бетонный пол расплавился и теперь поглощал всё вокруг. Хотя, наверное, кроме меня здесь никого и ничего не было.

Когда уверенность в скорой смерти достигла ста процентов, и я просто изо всех сил сжал губы и веки, погружение остановилось. «Бетон» застыл, субстанция сдавила тело, и над поверхностью осталась одна спасительная ноздря, позволяющая хоть и с трудом, но дышать. И дело здесь не только в ней – давление на грудь было таким сильным, что каждый вдох превращался в испытание, требующее немалых сил.

Я пытался втягивать живот, извиваться, приподнять голову чуть повыше, но субстанция просто обволакивала тело, при этом не усиливая давление и позволяя снова расслабиться, чтобы принять изначальное положение. Кажется, даже если бы меня вытащили силой, эта хрень всё равно последовала бы за мной, растягиваясь подобно жвачке.

Мне оставалось только мычать, иногда повизгивать и вращать глазными яблоками в надежде увидеть хоть какую-нибудь светящуюся точку. Само собой, не было ни единого шанса выбраться самостоятельно. Я быстро это понял, решил не тратить зря силы, не сбивать и без того тяжёлое дыхание.

И с каждой минутой, с каждым часом, проведённом в таком состоянии, я всё больше воспринимал это как какое-то наказание – настоящие адские муки, которые будут продолжаться ту самую вечность, о которой говорят.

«Врагу не пожелаешь», как сказали бы многие, но не я. Никогда не понимал эту фразу, ведь если у тебя есть враг, настоящий враг, а не просто кинувший на пару тысяч знакомый, то именно вот такое и нужно ему желать. Остаться на пару вечностей в полной темноте без возможности двигаться и нормально дышать – это, наверное, даже хуже самой сильной боли.

Странно, но мои мысли были именно такими. Что хуже – вечная боль или вечная обездвиженность в темноте, что бы я сделал, если бы вернулся домой прямо сейчас, как там мои родители, что сделаю, если вернусь хоть через сто лет, как буду смотреть в глаза друзьям… или как успеть предупредить их, если ещё не поздно?

А когда все самые смелые обещания самому себе были даны, когда клятвы всё изменить и верно служить до конца дней были разосланы всем высшим существам, я вдруг упал. Чёрное болото будто выплюнуло меня на свежий воздух, одарив блаженным потоком прохладного ветра. Веки сами по себе с силой сомкнулись, и причина этого даже не сразу стала понятна.

— Здарова, Гришань, - услышал я грустный голос Лёхи. – Ну ты как? Держишься?

— А? – выдавил я из пересохшего горла и постарался открыть глаза.

Свет! Ярчайший, мощнейший, уничтожающий отвыкшее от него зрение, но такой долгожданный!

— Лёха! – прохрипел я, попытался сглотнуть и поморщился от боли.

— На, - сунул он или кто-то другой мне в руки бутылку.

Два литра воды были выпиты почти мгновенно, с небольшим перерывом на пару вдохов и выдохов.

— Какие же мы дебилы, - теперь где-то рядом заговорил Виталик.

Зрение наконец восстановилось, а мозг потихоньку вспоминал, как обрабатывать изображение и будто до сих пор не верил в происходящее. Я не мог понять, что вокруг меня – знакомая, почти родная улица или какая-то узкая комната с декорациями.

— Сколько меня не было? – спросил я и начал нетерпеливо стучать по карманам в поисках телефона.

— Не было где? – философски почесал подбородок Лёха.

— Ну, вообще… время сколько щас?

— О, поверь, время ещё достаточно, - всё так же ответил он.

— Да о чём ты вообще? – недовольно поморщился я. – С вами ведь тоже было… ну это самое…

— Было, есть, и будет. – угрюмо посмотрел мне в глаза Виталик. – Ты хоть вокруг посмотри, тебя ничего не смущает?

Я послушался и присмотрелся. За спиной – то самое здание, огромное, безжизненное и теперь крайне зловещее. Я даже невольно попятился назад, несмотря на необычную слабость в мышцах, видимо, от долгого отсутствия движений. Моё имя сияло пугающим красным цветом на фоне нереально чёрного экрана, словно проваливалось в недра неизведанной пещеры, и от взгляда на него будто пробуждались какие-то глубинные страхи – хотелось схватиться за голову, сжать её до хруста черепа и вытрясти из мозга всё это.

Позади здания, как и должно было быть, качались огромные вековые деревья, периодически поскрипывая и угрожая вот-вот повалиться точно на голову. Или… или не должно? Может, я просто так их запомнил?

Дорожка, криво залитая асфальтом, кажется, много десятилетий назад, была усыпана мелкими травинками и листочками, которые словно вылезали откуда-то из недр земли и извивались подобно гусеницам и червякам. Сразу стало понятно – я не дома.

— Пиздец, - почти взвыл я, - и что теперь делать?

— Иди домой, отдохни, - положил мне руку на плечо Лёха. – Там, как ни крути, уютнее, чем здесь.

Он слегка подтолкнул меня, и только тогда я смог заметить, что весь путь превратился в длиннющий и узкий коридор, границы которого ограничивались лишь несколькими метрами газона и одинаковыми зелёными кустиками. А за ними - темнота. Та самая жуткая и вяжущая темнота, в плену которой я провёл столько времени, что забыл, как его считать.

— Мы посовещались, - заговорил Миша, - и пришли к выводу, что некая НЁХ создала всё это по нашим воспоминаниям. Ты живёшь недалеко, на тачке или бусе не поехал, шёл пешком, поэтому вот тебе путь, который ты запомнил.

Я задумался. А ведь действительно, пусть я и знал эти места достаточно хорошо, но именно во время пути на «свидание» я не мог думать ни о чём другом, кроме таинственной незнакомки, которая якобы ждёт меня за стеной, в полной темноте. Вся дорога превратилась для меня чётко прочерченную линию, в кусочки старого асфальта, а всё остальное не имело возможности проникнуть в мои мысли. В такой-то волнительный момент…

Всю дорогу я просто пялился себе под ноги, рассматривая пробивающиеся сквозь асфальт одуванчики. Я просто пёрся по дорожкам, автоматически сворачивая там, где надо. И только подойдя к точке назначения, я наконец поднял глаза и восхитился шикарным строением, которое должно было подарить мне счастливые отношения.

А теперь кто-то взял весь этот путь, выпрямил его для удобства и проложил среди чёрной обездвиживающей жижи. Пиздуй домой, Григорий, ведь это теперь и есть твой дом.

— А вы? – после долгой паузы спросил я. – Как добрались?

— На тачилах, конечно, - издевательски ответил Миша.

— Ясно, - кивнул я. – А остальные? Больше никого не было здесь?

— Я те щас кое-что скажу, только ты не паникуй, - приблизился ко мне Миша и хитро прошептал: - даже меня здесь нет. И Лёхи нет, и Веталя. Точнее, мы вроде как есть, а вроде и нет.

Я не нашёл, что ответить, и просто уставился на него вопросительным взглядом.

— Мы пришли к выводу, - уже нормальным голосом продолжил он, - что каждый из нас видит тех, с кем больше всего ассоциируется свиданка. Ты вот с кем обсуждал это, кроме нас?

— Да ни с кем, вроде.

— Во-о-о-от, - протянул Миша. – Мы, походу, щас где-то в едином сознании болтаемся, и каждый для каждого существует отдельно. Типа, у меня, на самом деле, щас совсем другая картинка, совсем другие люди вокруг. Но при этом, я одновременно и тут, у себя, и там, у тебя. Ну охуенно же?

— Это как? – нихрена не понял я.

— А вот так, смотри.

Миша взмахнул рукой, и она явно приземлилась на что-то твёрдое, но невидимое. Заметив мой удивлённый взгляд, он довольно улыбнулся и ещё несколько раз повторил движение. Рука совершенно точно ударялась обо что-то.

— Знаешь, что это? – ещё раз хлопнул по воздуху он. – Машина! На которой я сюда приехал! Давай, попробуй, дотронься.

Я молча послушался, и моя рука ничего не нащупала в той же области пространства.

— Видал? – Миша одновременно со мной бил рукой по машине. – А знаешь, почему так? Потому что в твоём пути не было никакой машины!

— Пиздец, - только и смог сказать я, размахивая руками.

— Не то слово! – голос Миши звучал всё радостнее. – Ну ты прикинь, как это охуенно!

— Не спорю, - впервые за долго время собрался я с мыслями, - только как к нормальной жизни вернуться?

— А вот это не ко мне, - отмахнулся Миша, - мы долго совещались, но пока ничего.

— И что делать?

— Тебе уже сказали, - кивнул Миша в сторону Лёхи, - иди домой. А завтра тебе всё объяснят.

Я посмотрел вдаль, параллельно ровной дорожке. Где-то очень далеко, как будто на другом конце света, поблёскивало знакомое светлое пятно. Именно так выглядела моя девятиэтажка с одной из отдалённых частей города, находящейся на какой-то возвышенности. Крошечный прямоугольник, в сумерках разделённый точечками светящихся окон.

— Не подвезёшь? – улыбнулся я одной стороной рта.

— Не могу, - видимо, я выглядел настолько плохо, что Миша воспринял шутку как жалобную просьбу. – Я ж тебе объяснил наши выводы. Для нас ведь всё даже выглядит по-разному. Готов поспорить, что наши пути ни капли не похожи, и я бы вообще никак не смог бы тебя отвезти в нужную сторону.

— Это да, - согласился я и потихоньку пошёл в сторону дома.

Ослабленные ноги шаркали по кишащему зелёными червями асфальту. Сначала я ещё пытался их обходить, перешагивать, но через пару сотен метров на это просто не осталось сил. Чернота по обе стороны будто издевательски наблюдала за мной, победно улыбалась и наслаждалась моим состоянием. Со временем это ощущение пропало, а его место заняло дичайшее желание поспать. Только тогда я отметил, что не знаю, сколько времени провёл в темноте – часы, дни или недели, но точно за всё это время ни разу не спал. А ещё не ходил в туалет, не ел, не пил… что наводит на мысли, что не так уж долго я там пробыл, на самом деле.

Как я и думал, дом тоже выглядел странно. Будто нарисованные окна с неестественно ярким свечением одинаковых лампочек, просматривающихся свозь шторы. Отсутствующие двери всех подъездов, кроме моего. Вместо них – рисунки, и точно такие же рисунки на месте дверей соседей. И только одна дверь была похожей на настоящую. Конечно же, моя.

Внутри всё было на удивление правдоподобно. Потёртые старые обои, заляпанное зеркало напротив входа, громкий щелчок выключателя… даже вода из крана на кухне капала с «правильной» частотой.

Несмотря на усталость, я всё ещё пытался адекватно воспринять слова Миши о том, что здесь использовано только то, что есть в моей памяти. Есть ли в этой квартире место, в которое я не заглядывал за все 6 лет, проведённые здесь?

Долго думать не хотелось, поэтому я собрал оставшиеся силы и сорвал с поля линолеум, который был здесь ещё до моего переезда. И как только я это сделал, у меня вырвался нервный смешок – поверхность под линолеумом отказалась отражать свет и превратилась в чёрную бездну.

Зато еда в холодильнике была достаточно реалистичной, чтобы наполнить рот вкусом, а желудок чувством насыщения. Вместе с этим, вернулись и силы – проведя полчасика за активным пережёвыванием бутербродов, я почувствовал приятные мурашки – будто несколько часов ходил по холодной улице, отморозил руки и ноги, а теперь вернулся домой и нежусь, закутавшись в три одеяла.

Собственно, я решил примерно так и сделать. Набив пузо вкусняшками, я успел только воткнуть зарядку в телефон. Глаза слипались так сильно, что я даже не успел посмотреть время и дату.

Это была одна из редких ночей, когда мне не приснилось абсолютно ничего. Просто щёлк – и кто-то снова включил свет. А потом щёлк – пришло сообщение на телефон. Уже второе. Дата и время, к моему удивлению, не изменились с того момента, как я выключил телефон в темноте. Хотя, чего тут удивляться? Пока я спал, телефон явно заменили на тот, который выгоден создателям этого подобия дома.

Это оказалось оповещение, конечно же от того самого сайта. «Второе свидание запланировано на сегодня, 15:00». А как только я очистил оповещения, экран залился чёрным цветом, а в середине появилась надпись «15:00», мигающая таким же красным цветом, как и моё имя на здании.

Через минуту телефон пронзительно запищал, заставив меня буквально сжаться от отвращения. Мой настоящий так точно не мог, поэтому я швырнул фейковый аппарат в окно. Вот только звук не прекратился.

Вот так легко они заставят меня поддаться и войти в этот кошмар ещё раз? Серьёзно? Да я лучше оглохну, чем проведу ещё хоть час в той сковывающей чёрной жиже.

А когда я решил попробовать выйти из комнаты, чтобы сбежать от звука, я понял, насколько я наивный человек. Всего один шаг за порог, и перед моим лицом оказалась дверь и ослепительный экран с моим именем, пульсирующим словно лазерным зелёным цветом. Каждая его вспышка отдавалась болью не только в глазах, а будто во всём теле. Я максимально зажмурился – не помогло.

Кожа начала по-настоящему гореть – вместе с невыносимым жжением я почувствовал запах горелых волос.

— Ладно! – обречённо крикнул я, нащупал ручку и распахнул дверь.

Ощущения значительно ослабли. Сначала я подумал, почему не полностью, я ведь всё сделал? А потом вспомнил, что на моём пути ещё одна дверь. И вот после неё всё прекратилось.

И я тут же застрял. На этот раз без блужданий по темноте, без постепенного погружения в «болото»… просто одно мгновение, и пошевелить даже пальцем не было возможности. От злости и отчаяния я изо всех сил постарался вырваться и тут же пожалел об этом. От перенапряжения икроножную мышцу правой ноги свело, и я никак не мог быстро избавиться от боли.

Шикарно. Думал в прошлый раз про боль – так получай. Сам хотел, сам виноват. Но как только я пообещал себе быть поосторожнее с мыслями, боль постепенно отступила. Я облегчённо вздохнул, насколько это позволила субстанция, сдавливающая грудь, и приготовился к очередной «вечности» без движений.

Первые несколько часов всё было действительно так же. Я беспрерывно настраивал себя на то, что смогу выдержать и в этот раз, и в следующий, а потом всё обязательно закончится. Всего-то нужно не сойти с ума, а дальше – восстановимся. Заживём…

Внезапно в правом боку слегка закололо, а мышцы без моего вмешательства дружно сократились, в попытке отшатнуться в сторону. Сначала я не понял, что произошло, а потом отчётливо почувствовал движение прямо у моей головы. Я не знаю, как ещё это объяснить. Может, мне кто-то это внушил, а может, сработали какие-то скрытые возможности мозга, позволяющие чувствовать чьё-то присутствие.

— Ты ведь не бросишь меня? – жалобный женский голос почти смог заставить моё сознание покинуть тело от страха.

— Ммм… - попытался что-то сказать я, но субстанция крепко сжимала губы.

— Ответь, ты не бросишь меня? Поможешь мне? – всхлипывая, спросила она.

Единственное, я что я мог – это промычать ответ. Положительный или отрицательный.

— Угу, - с большим сомнением ответил я.

— Спасибо! – искренне обрадовалась она. – Ты не представляешь, что это значит для меня. Просто так получилось, что я не могу без тебя существовать…

Её голос дрожал от радости, она всё продолжала и продолжала сыпать благодарности, а я с ужасом представлял, к чему может привести моё согласие.

— Ты теперь представляешь, каково это – прожить всю жизнь в темноте, - всё так же взволнованно говорила она. – Ты прости, по-другому мы никак не могли бы встретиться, только здесь, только так.

Ощущение, что она находится где-то в миллиметрах от моего лица, всё усиливалось. И это было очень странно и неприятно – какая-то новая, мимолётная боль раз за разом проскакивала через всё тело. Невыносимо хотелось задать вопросы, попросить о помощи, пощаде…

— Я ведь так всю жизнь, с самого рождения, - снова всхлипнула девушка. – Я двадцать, представляешь, двадцать лет ждала, пока хоть кто-нибудь придёт.

«А друзья мои тебя чем не устроили?» - промычал я от негодования и зависти, но, само собой, слов было не разобрать.

— Тихо, тихо, - успокоила меня девушка, - всё будет хорошо. Ты просто подожди, пожалуйста, и не держи на меня зла. Я… я… двадцать лет так сидела и ждала! А ты? Сколько ты страдал в своей счастливой жизни? Я не хочу больше, не хочу!

КОНЦОВКА В КОММЕНТАРИЯХ

Иногда, если очень повезёт, можно неожиданно что-то понять. Что-то такое – важное, скрытое, но всегда наблюдающее. Оно, наверное, с рождения ходило рядом, вмешивалось в жизнь, влияло на события, но ты и не догадывался. А потом вдруг ты замечаешь то, что не должен был заметить. И тогда-то становится куда понятнее.

Нет, весь пазл собрать не получится. Просто бросить кусочки в кучу, разложить их на полу в один слой и попытаться представить, что же на нём может быть изображено. Подвигать немного, поменять местами, посмотреть под одним углом, под другим… и, если повезёт, общая картина может проявиться.

Вот этот кусок в левом верхнем углу явно принадлежит Вовке. Самому мелкому из нас, самому плаксивому и обидчивому. Ну невозможно было с ним даже в салки поиграть. Догнал, толкнул чуть сильнее обычного – падение, крики, слёзы, жалобы. Ни побегать, ни посмеяться, ничего. Что нужно этому скромному и уязвимому пареньку – неизвестно.

Да и мы сами – дети, что с нас взять. «Да пошли, да давай, нам одного человека не хватает». Тащили беднягу за руку на площадку и даже позволяли ему не участвовать в жребии на «воду». Чики-брики – пальчик выкинь, как говорится. А Вовка может не выкидывать.

Сначала все его «травмы» были несерьёзными – ну ударился где-то, ну больно. Ни переломов, ни вывихов – просто ушиб, поплакал и дальше побежал. А потом, очередной раз споткнувшись обо что-то, он упал, заверещал и наотрез отказывался вставать. Я был чуть дальше, поэтому не сразу понял, в чём дело.

Вовка вылетел за пределы асфальта, зацепился за корень дерева, торчащий из земли, и напоролся на что-то острое. Правую руку, от кисти до локтя, украшала рваная рана, из которой даже под напором выстреливали ручьи крови. Я даже не могу сказать, испугался ли я в тот момент. Я был ещё настолько мал, что травмы разделял лишь на «больно» и «не больно». Когда идёт кровь – это не всегда слишком больно, как, например, порезаться о травинку или слегка поцарапаться. Но такое…

Вовка всё рыдал и рыдал, кто-то побежал к его родителям, а я завороженно смотрел, как капающая и стекающая кровь убегает куда-то под землю. Не впитывается, как положено любой жидкости, а именно устремляется в одну точку и где-то там скрывается. Страшно, но жутко интересно.

Помощь прибыла довольно быстро. Охающий и ахающий отец подхватил сына на руки и унёс в неизвестном направлении. А я услышал фразу, которая тогда не заставила меня ни о чём задуматься:

— Пацаны, обо что он так?

И правда – обо что? Земля, прошлогодняя сухая трава и редкие зелёные стебельки, первые этой весной. Что там должно было быть такого, чтобы разорвать в клочья куртку, кожу и плоть? Да так сильно, что от рукава осталось одно название.

Мы дружно поползали по земле, ощупали её ладонями, но ничего подобного не нашли. Как не нашли и следы крови. А ещё через пару дней исчез и корень, о который споткнулся Вовка, и вообще – поблизости не было ни единого дерева.

Вовку больше не пускали в нашу компанию, оно и понятно. Более того – после этой травмы мы вообще больше ни разу его не видели. Куда он делся – переехал, стал затворником или заложником обеспокоенных родителей – тогда было неизвестно.

Женьку достанется нижний угол, в той же стороне пазла. Потому что тоже дерево и тоже травма. Да не одна, а много. Залезть на каждое встречное дерево – это как «галочка в списке дел», как покорение Эвереста в миниатюре. Нужно обязательно попробовать, а если не получится, то упасть, отряхнуться и попробовать ещё раз.

Или разодрать в лохмотья ногу, зацепившись за острый сук во время очередного падения. Очень хорошо помню, как кто-то из друзей тащил Женька домой, а тот улыбался и радостно рассказывал мне, как упал с дерева. Я мало что увидел – что-то красное на ноге и всё. Расстояние и скорость передвижения не позволили рассмотреть подробнее. Да надо ли оно мне – ну порезался, ну с кем не бывает.

Восстановился Женёк быстро. С забинтованной лодыжкой чуть выше кроссовка, он, как будто ничего и не случилось, снова начал покушаться на древесную свободу. И конечно же, нужно было закончить с той самой, агрессивной и пока ещё неприступной яблоней. Как думаете, что случилось при первой же попытке?

Новая рана расположилась чуть выше бинтов. В этот раз ранение, скорее всего, было колотым, так как я видел лишь полоску стекающей крови.

— Блин, вынесите кто-нибудь бинт, - взмолился Женёк, – а то меня мамка больше не выпустит.

С помощью хитрой спецоперации из шкафчика-аптечки моих родителей был похищен наполовину размотанный рулончик. Женёк радостно схватил его и кое-как намотал на ногу.

— Обо что хоть ты так? – спросил я.

— Вот об эту сучару! – пнул здоровой ногой Женёк.

Я присмотрелся – действительно, острый, кривой сук, у самого подножья яблони. И в знак доказательства собственной вины – слегка влажный.

— И в тот раз тоже?

— Да! – с досадой ответил Женёк.

Видимо, на этот раз травма была не такой серьёзной, и Женёк полез опять. Сейчас думаешь, и понимаешь – ну а что, на ошибках учатся, теперь-то он точно всё сделает как надо. И действительно – всегда минута, и радостный паренёк победно машет рукой с максимальной высоты, способной выдержать вес. Казалось бы. Треск, шелест веток, испуганный крик друга, и вот он снова валяется на земле и держится за ногу. На этот раз крови больше – она уверенно проступает сквозь пальцы, изо всех сил давящие на кожу.

— Третий раз? – сгибаюсь я от смеха пополам.

Да, мне было смешно. Я ребёнок, не усвоивший ещё ни одного подобного урока, мне просто смешно. Я, скорее, был рад тому, что бинт ещё остался, и Женьку не достанется от родителей, чем беспокоился за его здоровье.

И тут я невольно перевёл взгляд на дерево. Сук, виновный во всех преступлениях, совершенно точно переместился на другу сторону ствола.

Честно, я испугался. В моих фантазиях дерево моментально ожило, ветки превратились в щупальца, а листва стала взъерошенной шерстью. Я был уверен, что оно умышленно травмирует Женька, а потом пьёт его кровь, как и то нечто под землёй.

Сколько мне тогда было лет? Десять? Двенадцать? Вспомнить бы. По каким причинам я промолчал и никому не рассказал о своих наблюдениях? Почему в скором времени благополучно забыл об этих и следующих происшествиях?

Лёха любил играть в футбол, пусть у него это не очень-то получалось. Да, неуклюжий удар, отсутствие дриблинга – в общем-то, просто «пнул и побежал», но кто из нас мог похвастаться исключительным талантом?

Лёху всегда брали в команду – обычно лишним игроком в ту, которая послабее. Футбольное поле представляло собой заросшую травой полянку, которую исправно косил чей-то отец или дедушка, лишь бы нам, ребятишкам, было где поиграть. Выкошенный прямоугольник был окружён бесконтрольно бушующей растительностью, поэтому тому, кто запульнёт мяч слишком далеко, приходилось несладко – в этих зарослях легко было исцарапать ноги и попутно обжечься крапивой.

Ворота – сухие, дряхлые брёвна – выдерживали далеко не все удары и порой не один раз за матч требовали срочного ремонта, а то и поиска новых материалов. А сами игроки, в большинстве своём, требовали хорошего тренера. Но главное ведь – чтобы весело было, правда?

Травмы случались регулярно, но что-то серьёзное происходило лишь дважды. Один из лучших наших игроков как-то сломал руку во время игры «на лучшего вратаря», а второй – Лёха, отличился необычным и загадочным увечьем. Во время обычного беззаботного матча, когда мяч улетел близко к зарослям, Лёха продемонстрировал отличную скорость и первым добрался до снаряда. И тут же закричал, схватившись за ногу.

— Мышцу потянул, - тут же констатировал кто-то.

Но всё оказалось куда хуже. Уже издалека на белых кедах Лёхи отчётливо просматривалась кровь. А при близком рассмотрении стало понятно – стопа была пробита насквозь чем- то длинным и острым. Само собой, первые мысли были о гвозде, но, когда Лёха приподнял травмированную ногу, я увидел длинную плеть, усеянную огромными шипами и уходящую глубоко в заросли. Редкие листочки буквально утопали в россыпи длиннющих «гвоздей», будто это было вовсе не растение, а какая-то рукотворная ловушка. В цель попали сразу несколько шипов, но лишь один пробил обувь насквозь.

Но нет, это была не ловушка – необычное растение было исследовано и вырвано с корнем, чтоб наверняка. Мне уже тридцать лет, я давно увлёкся темой растений, но до сих пор не могу даже предположить, что это был за монстр. В нашей средней полосе такого точно не должно быть.

Мерзкая травма, до жути неприятная. Вроде ничего не сломано, и даже не растянуто, но нормально ходить невозможно. Вот и приходится прыгать на пятке и терпеть, терпеть и ещё раз терпеть. Не сидеть же дома, в конце-то концов.

Лёха бросил футбол. Да ну его нафиг, всё равно ведь не получается, а тут ещё и мутанты нападают. Правда, больше никто из нас не видел ничего подобного, но одного случая вполне хватило. Лёха изменился, стал вечно озлобленным, с нами только играл в карты и обсуждал новые фильмы или игры. А потом пошёл в качалку и стал самым спортивным из всех нас. И до сих пор таким является.

Со временем привычный Лёха вернулся, снова улыбался и поддерживал любые наши задумки. А во времена дветыщиседьмого бодро и душевно разбавлял наши дикие вопли гитарными песнями. Тогда всё это не казалось странным – просто подросток, изменчивый характер и всё такое. Но теперь Лёха уверенно занимает место в центре пазла.

Младшим в нашей компании был Димка. Его старший брат постоянно тусовался с нами и повсюду таскал за собой. Пока это чуть не привело к трагедии.

Не знаю подробностей, но так получилось, что на Димку навалилась некая железная конструкция, покорить которую захотели старшие ребята. Димка был слишком мелкий, поэтому грустно стоял внизу и с завистью глядел на брата. А дальше – всё просто: скрежет, грохот, и вот ребята в панике бегают вокруг истошно вопящего мальца, придавленного огромным весом конструкции.

К счастью, всё обошлось синяками, ушибами… и раздавленным кончиком безымянного пальца. Раздавленным, раздробленным, буквально в лепёшку. Димка был крепким пацаном: когда я видел его, идущего домой сразу после происшествия – хромого, шатающегося, на его лице воцарилась серьёзность, сдерживающая поток слёз, небеспричинно пытающийся вырваться наружу.

План старшего брата был воистину гениален – скрывать травму от родителей, иначе ведь так попадёт, что ни компьютер обещанный не купят, ни даже гулять не пустят. А Димка? А что Димка – перепуганный и страдающий мальчуган стискивал зубы, сжимал здоровый кулак и терпел. Его брат говорил, что по ночам он толком не спал, а лишь вздыхал, всхлипывал и потел.

Какое-то время план был успешен – толстый слой бинтов скрывал кровь, а родители раз за разом получало заверения в том, что там ерунда, что скоро всё заживёт. А потом рана начала вонять.

Не представляю, как Димка всё это терпел. Он не имел доступа к мощным обезболивающим, боялся рассказать родителям, боялся разочаровать брата. А брата даже не наказали. Отругали как следует, дали отцовского подзатыльника и простили. Потому что главное, что Димка жив и здоров, а всё это – будет хорошим уроком каждому участнику инцидента. Палец его зажил, пусть и стал уродливым. Димка по этому поводу не парился и просто говорил, что он «как у черепашек-ниндзя».

Железная конструкция, чуть не убившая Димку, исчезла точно так же, как и появилась – её словно никогда и не было. Счёт моих появлений в это месте, скорее всего, перевалил за тысячу, и никаких больших железок я там не видел. Конечно, всё легко объяснялось – как только оно там появилось, зоркие охотники за металлом быстренько утащили конструкцию «на чермет». Но я сильно в этом сомневаюсь, поэтому Димке достаётся правый верхний угол пазла.

Правый нижний угол, как конечная точка этого пазла, достанется мне. Самое раннее детство я вообще не очень хорошо помню, но точно знаю, что не просто так меня звали «ботаником». Пусть данное слова было использовано совсем неверно, но суть от этого не меняется – я любил природу. А точнее, сначала увлёкся наблюдениями за насекомыми. Бессмысленными, неуклюжими и даже жестокими: набрать в банку толстый слой жуков и продержать их там до смерти – не очень-то гуманное наблюдение. Неоднократно я был укушен пчёлами, осами, какими-то неизвестными мне существами и даже пауком-крестовиком.

Надо мной смеялись, дразнили, а я в ответ набирал горсть вонючих клопов и кидал их в обидчиков. Почему-то абсолютно все жутко этого боялись и разбегались в стороны с неподдельным страхом. Уже потом, повзрослев, мы смеялись и называли это моей суперспособностью.

Потому что я изменился. Пусть и не бросив окончательно природу, я всё же «влился в коллектив», полюбил футбол и прочие активные игры, проводил время с друзьями, а не среди жуков-пауков.

Сейчас я уверен, что монстры, жаждущие нашей крови, эволюционировали. Если вспоминать, сколько странностей мелькало то тут, то там – всё становится очевидным. По крайней мере, если ты сам в это участвовал.

Им как будто больше не нужна была наша кровь, достаточно было простого присутствия. Несколько раз я лично слышал смех и крики из сада, но, прибежав туда, не находил никого. Должно было быть страшновато, но обида перекрывала всё остальное. Я ведь искренне верил, что друзья просто убегали, когда видели, что я иду.

Женёк целых три раза за 10 лет утверждал, что видел меня, идущего в сад. А что, логично – время от времени пробуждалась моя любовь к природе, я забирался в глухомань, прорубал крепкими «футбольными» ногами траву и мог часами сидеть в этих зарослях. Я проводил эксперименты – справится ли этот паук с этим жуком, победят ли муравьи здоровенного крестовика, если бросить его в муравейник…

А с возрастом просто приходил сюда покурить. «Погулять», пока друзья упёрли на очередной концерт или на речку.

И теперь нет совершенно ничего удивительного в том, что Женька тянуло именно сюда, ведь среди бушующей разноцветной растительности, страдающих от тени кустиков малины и цепких плетей ежевики грустила одна дряхлая яблонька или то, что когда-то скрывалось в ней.

Во времена великого дветищиседьмого я однажды уснул в траве. День был жарким, выпито было много, а вытоптанный островок среди полутораметровых зарослей так прекрасно был скрыт от прямых солнечных лучей, что уходить оттуда никуда не хотелось. Мишка – мой лучший друг, с которым мы и засели в этом «окопе», беспрерывно трындел с девушкой по телефону, каждые пару минут обещая, что уже вот-вот закончит. А я, несколько раз грустно полистав список контактов аськи, вздохнул, убрал телефон в карман и развалился на мягкой и прохладной травке.

Не знаю, сколько я проспал – не обратил внимания на время. Мишка наконец-то закончил свой трындёж и теперь громко ржал надо мной, официально назначая меня новым местным алкашом – ведь уровень «уснуть на улице» был успешно пройден. Я тоже вдоволь над эти посмеялся, а потом попытался встать.

Знаете, я всегда боялся клещей. Не из-за того, что они мерзкие, противные, не из-за сложности извлечения их из тела, а из-за реальной опасности заразиться чем-то смертельным. Пьяная голова растворяла эти страхи в приятных мыслях, и залечь среди главного места обитания кровососов было уже ничуть не страшно.

Нет, в тот день я просто поржал – алкоголь ещё не отпустил, а клещей я так и не встретил. Просто в руку воткнулась травинка, да так глубоко зашла, что, вытаскивая её, я всё больше округлял глаза под громкие удивления Мишки.

— Это ж как надо было лечь? – снова рассмеялся он, пока я рассматривал рану – маленькую дырочку в толстой части ладони, под мизинцем.

— Видимо, рано мне алкашом быть, - поддержал веселье я.

Единственное, что меня беспокоило – не осталось ли часть травинки в руке, а если осталось, то что будет? Не потребуется ли операция и всё такое.

Кто-то эволюционирует медленнее, кто-то быстрее. Точно так же понимание и осознание к каждому приходит по-разному. Для кого-то, с мозгами частного детектива, сразу всё будет логично и понятно, а кто-то несколько раз поменяет своё мнение, удивится и сделает новые выводы.

Этим монстрам потребовалось несколько лет, чтобы понять, что совсем не обязательно разрывать нас на куски, чтобы напиться крови (или что они там всё-таки делали). Главное – создать для нас комфортные условия, чтобы собирать молодёжь раз за разом в одних и тех же местах. Заманить, заставить прийти (например, имитацией голосов или даже образов), создать приятную прохладу в жаркий день, отпугнуть лишних прохожих… А потом мы приходим домой и не обращаем никакого внимания на кучу новых царапинок на руках и ногах. А они ведь появляются, и вспомнить причины их возникновения удаётся довольно редко. Скажите ещё, что у вас ни разу такого не было. Не поверю!

Кто знает, сколько ещё раз они впивались нам в ноги через микро-разрезы, сколько крови выпили, а самое главное – что сотворили с нами и чем заразили?

В 2016 году мне было уже двадцать пять. Почти двадцать из них я даже не вспоминал о Вовке – том самом пропавшем нытике из детства. Само собой, узнать его внешне я тоже не смог, и всё понял только по имени и фамилии. Встреча было безусловно случайной, конкретно в ней не было ничего подозрительного. Зато, когда он протянул мне руку, в голове тут же вспыхнул кадр с разорванной курткой и кожей, морями крови и перепуганными лицами друзей.

— Ну ты там как после нас? – виновато улыбнулся я и, пожимая ему руку, заглянул туда, где должен был быть шрам. Но его не было.

Я перебросил взгляд на другую руку, но она тоже было чиста.

— А что после вас? – нахмурился он, явно посчитав мой вопрос странным. – Ну переехал, родители так решили.

— Ну, после того, как ты порезался тогда, - уже с сомнением начал я объяснять, - я тебя и не видел больше. Если честно, даже сомневался, живой ты там или как.

— Когда я порезался? Где? – искренне удивился Вовка.

Само собой, можно всё объяснить куда более адекватно. Вовка был мелким, травма была серьёзная, шоковое состояние стёрло эту жуть из памяти, а врачи так хорошо поработали над раной, что от неё не осталось и следа. Но, глядя на собственные рубцы от куда более слабых порезов, я не мог в это поверить.

Можно убедить себя в том, что палец Димки регенерировал настолько качественно, что отличить его от нормального просто невозможно. Тем более, прошло столько лет – Димка уже не младший братик, а очень даже взрослый мужчина, военный. Кончики пальцев ведь регенерируют у детей, правда? Но как он мог забыть те недели страданий и страха? Куда всё это исчезло?

Чуть позже, примерно через год, моя девушка, начитавшаяся в интернете про опасность родинок, заставила меня пройти осмотр. Я ведь в группе риска – светлая кожа, светлые волосы, серые глаза.

И всё было бы нормально, не было бы никаких пазлов и воспоминаний, Димкин палец бы спокойно регенерировал, а Вовка – не так уж и сильно порезался, на самом деле. Если бы врач, осматривающий меня, не спросил:

— Ого, какой. Откуда он у вас?

— Кто? – спросил я, пытаясь заглянуть себе за спину.

— Ну шрам, - врач ткнул то ли пальцем, то ли каким-то инструментом в голову, а точнее – в кожу за ухом.

— Чего? – нахмурился я. – Шрам? Не помню там никаких шрамов.

— Ну такую травму вы вряд ли бы не заметили, - усмехнулся врач. – Может, из далёкого детства, вы просто забыли. Неужели не замечали даже?

Вот именно – неужели не замечал? Неужели забыл что-то такое, страшное, болезненное… или даже смертельное. Заглянуть за ухо довольно трудно, вряд ли кто-то это делает без острой необходимости, но я ведь сто тысяч раз трогал это место рукой. И почему-то считал небольшую бугристость кожи всего лишь особенностью строения тела.

Прямо на улице, после осмотра, я с нескольких раз смог удачно сфотографировать нужное место, и да – неровный бледный шрам загадочно поблёскивал на солнце, широкой полоской украшая кожу за ухом.

А когда я рассказал об этом девушке, она сообщила мне, что тоже когда-то обнаружила на ноге шрам, о происхождении которого даже не догадывается. И вот тогда, начав подробно всё вспоминать, первые кусочки пазла упали на поверхность правды. Хотя, какая тут нафиг правда?

Всё это – не более, чем мои личные наблюдения и предположения. Лёха, резко изменившийся после травмы, пропавший Вовка и регенерировавший Димка – это ведь не просто так, не случайно. Кто-то забрал у нас одних, и вернул уже совсем других, пусть и точно таких же. И кто знает, сколько десятков-сотен-тысяч раз нас меняли местами. И даже Женёк – пусть я не имею возможности разглядеть его ногу на наличие шрамов – уверен, что он тоже в этом замешан. Все замешаны, чего уж там. И самое главное, что я тоже.

Можете называть меня психом, дебилом, плоскоземельщиком… да кем угодно. Но я думаю, что мы, дети девяностых и подростки двухтысячных, стали свидетелями и участниками появления в нашем мире чего-то чужеродного, а потом наблюдали за его эволюцией. Может, это было только в нашем городе, а может, и везде. Есть ли у вас такие шрамы, о которых вы не помните? Рассказывал ли кто-нибудь вам о происшествиях, в правдивости которых вы сомневаетесь? Я думаю, однозначно есть что-то подобное. Детские воспоминания слишком неточные и спорные, и это нечто как будто знало, на ком лучше экспериментировать.

Я не знаю, нужна ли ему была наша кровь, или раны использовались для того, чтобы схватить нас, покрепче зацепить и утащить в своё логово, подкинув в этот мир кого-то другого, очень похожего. Как можно угадать, что с нами происходило, если и я сам как будто ненастоящий? Там, куда меня затащили, Вовка не резал руку, Димка не расплющивал кончик пальца, а я – наоборот, где-то получил здоровенный шрам.

Не знаю, нужно ли бояться этого, опасаться или ругать. Это просто происходило, старалось быть незаметным, маскируясь под детскую неосторожность, и взрослело вместе с нами. Я почти уверен, что оно и прямо сейчас сидит в своей гигантской паутине, размером с планету, и незаметно взаимодействует со своими жертвами. Пьёт ли оно кровь – не знаю. Но зачем-то мы точно ему нужны.

Остаётся только выставить на всеобщее обозрение пару теорий и постараться забыть обо всём этом. Потому что – ну какая теперь разница?

Первая: монстр или монстры пили кровь, просто питались, не более. Потихоньку учились скрывать свои следы, из-за чего у кого-то остались шрамы, у кого-то исчезли, а кто-то и вовсе забыл об их существовании. Монстры учились на собственных ошибках, так сказать. А все эти изменения личностей – фигня, просто надуманный бред.

Вторая: монстры вовсе не пили кровь, а забирали из наших организмов что-то другое, благодаря чему создавали точные наши копии, вплоть до воспоминаний. Забирали оригинальные версии нас куда-то к себе, а нам возвращали копии. В таком случае, позвольте представиться: я – копия. Да и вы тоже, вполне вероятно. Остаётся куча одинаковых вопросов – зачем? Ответов у меня нет и не будет.

Третья: монстры таскали нас по параллельным мирам. То есть, в бесконечном множестве вселенных в один момент происходило одно и то же – кто-то получал травму. Монстры пользовались этим и переворачивали всё с ног на голову. Может, в какой-то вселенной всё пошло наперекосяк и миром завладели те, кто всё это творил. А мы оставались, как запасные варианты или просто «на потом». Отсюда и ложные голоса, и ложные «мы», то и дело появляющиеся в местах скопления монстров.

А четвёртая теория полностью состоит из вопросов и всех вариантов ответов, потому что, бесспорно, может быть всё, что угодно. Вплоть до «ничего» - искажённые детские воспоминания, регенерация пальцев, тяжёлые травмы головы…

У нас всегда есть подсказки. Есть следы, признаки и доказательства. Нам просто некому их предоставить, да и незачем. Это как заблудиться в лесу, найти труп, блуждать ещё пару дней и каким-то чудом выбраться. Рассказать о находке, но даже не догадываться, где она может быть. Где-то в лесу, где-то в нашем мире. А может, и нет уже – животные растащили, пожрали и попрятали.

Мы встречаем их столько раз, что хватило бы на целый сериал, но просто не хотим замечать. Иногда мужик, крадущийся за гаражи – всего лишь иллюзия, а вон то старое дерево, которое всегда здесь стояло – вовсе не дерево. Если оно нас не тронуло, то какое нам дело? Стоит и стоит. А мужик – да плевать. Хоть призрак, хоть алкаш – кому какое дело, пока он нам не мешает?

Или я просто несу чушь. Поэтому, как ни крути, собирать пазлы, в общем-то, бессмысленно. Всё это, вполне возможно, было, происходило и даже происходит сейчас, но всё дальше и дальше от наших глаз и понимания. Настолько далеко, что даже кости того трупа из леса уже не найти.

Я могу подкараулить Вовку у подъезда – теперь-то я знаю, где он живёт – схватить за руку и сказать: «Вован, а ты ведь совсем не Вован. А Вовка просто нахмурится, отдёрнет руку, мысленно покрутит пальцем у виска, уйдёт прочь и будет прав.

Потому что какой смысл докапываться до других, когда даже не знаешь, кто смотрит на тебя из зеркала?

Однажды ты натыкаешься на какой-нибудь свой старый комментарий, хватаешься рукой за лицо и думаешь: «какой позор… зачем я это написал?» И стопроцентно осознаёшь, что вот сейчас ни за что бы не ляпнул такую дурь, не полез бы в спор на тему, в которой толком не разбираешься, не стал бы бросать в собеседника идиотские оскорбления…

И казалось бы, что может быть проще, чем промолчать? Ведь это же так легко – просто ничего не делать. А главное – это абсолютно безопасно. И вот ты ещё разок качаешь головой, признавая свой идиотизм, и обещаешь больше никогда не творить такое. Даже тысячу раз подумав - ведь вдруг в будущем твоя точка зрения изменится, и тебе опять будет стыдно?

Сожаление о давних глупых поступках. У кого такого не было-то? А как насчёт тех, для кого одно такое сожаление переросло в трагедию? Для кого решение больше не писать комменты стало началом медленного, но верного разложения мозга и жизни? Что ж, приветствую вас в своей истории. Я как раз один из таких.

Всё началось действительно с одного старого комментария, который я написал, будучи юным и безрассудным. На самом деле, таких было куда больше, но лишь один вдруг всплыл на одном из развлекательных сайтов. Чей-то скриншот, украшенный стикером фейспалма, вызвал волну осуждения и насмешек над «тупым школьником», пытающимся казаться умным.

Сначала я схватился за голову, рассмеялся, даже слегка погрузился в ностальгию, а потом… сложно описать это чувство. Это как будто огромное слово «НЕТ», вспыхнувшее в ночном небе, когда ты решил не идти домой, а продолжить бухать с друзьями. И вот ты разворачиваешься, грустно машешь собутыльникам рукой и плетёшься в сторону спасительной квартиры, несмотря на бурное несогласие всех присутствующих. И даже своё – ведь стоит тебе только задуматься о продолжении банкета, небесная надпись тут же вбирает в себя энергию тысячи солнц и сжигает тебя заживо.

Не знаю, что стало причиной всего этого. Позор, стыд, совесть, желание выглядеть умным и адекватным… на самом деле, всё это – фигня. Это лишь выдуманная причина, а реальная – пока за пределами нашего понимания.

Несмотря на то, что я уже очень давно перестал писать комментарии без скобочки-улыбочки в конце, что уже много лет назад перестал влезать в агрессивные споры, что-то внутри меня запретило мне общаться в интернете. Будто на это действие был наложен программный запрет, и как бы я ни пытался его обойти, у меня ничего не получалось. Доходило до ярости и разбитой клавиатуры, отчаяния, бессонных ночей и приёма всех возможных безрецептурных успокоительных, но все эти действия лишь усиливали эффект «сжигающего НЕТ».

Помогало только одно – расслабиться и не думать об этом. Отойти от компьютера, убрать телефон в карман, включить фильм или начать что-нибудь читать. И всё. Я быстро смирился с этим. Ну подумаешь, комменты не могу писать, ну вот такой я, вот такая у меня странность. Мало ли, у кого что бывает. Зато моя странность хотя бы не мешает нормальной жизни.

Но увы, если бы на этом всё закончилось, этой истории бы не существовало. Через неделю у меня появился новый запрет. Однажды я просто не смог вслух произнести слово «хочу». Всё то же самое – гнев, ярость, краснеющее от напряжения лицо, но увы, никак. Спустя несколько дней я хоть и слегка забеспокоился, но принял новую проблему и просто заменял «хочу» на желаю».

А ещё через пару дней я не смог повернуть голову в правую сторону. На самом деле, знакомое ощущение – ведь у меня неоднократно вдруг начинала болеть шея, повернуть её было крайне проблематично, поэтому приходилось разворачивать всё тело, чтобы посмотреть в нужную сторону. Вот и теперь приходилось действовать именно так. При этом, если расслабить шею, то руками можно без проблем крутить голову во все стороны, но мышцы наотрез отказывались выполнять то же самое.

Эта проблема заставила меня начать что-то предпринимать. Вдруг у меня микро-инсульт или ещё какое-то повреждение мозга? Вдруг всё ещё можно исправить, но если тянуть, станет слишком поздно?

Первые обследования ничего интересного не показали и как только дело дошло до психотерапевта, я понял, что всё, скорее всего, плохо. Всё куда хуже, чем я ожидал. В кабинете меня встретил насмешливым взглядом лысый мужичок, толстый и почти такой же круглый, как и его голова. Весь его вид был пронизан недоверием и раздражением, он будто говорил мне «ну давай, расскажи про свою великую депрессию из-за пары дней плохого настроения».

Но когда я начал рассказывать, как только упомянул «запрет на действие», лицо его кардинально изменилось. Шея вытянулась, голова стала немного ближе к овалу, сгорбленная спина выпрямилась, из-за чего врач уже не казался таким толстым. Хитрая полуулыбка испарилась, кончики губ устремились вниз и, кажется, он даже слегка задрожал. Не дожидаясь завершения моих жалоб, он быстренько написал что-то на бумажке, грустно вздохнул и протянул её мне:

— Вот, позвоните. Долонский Андрей Павлович, он поможет.

Не думал, что психотерапевт может так отреагировать на очередного сумасшедшего. Мне всегда казалось, что эти люди могут сохранять спокойствие в самых невероятных ситуациях, что даже став заложниками у безжалостных преступников, они улыбнутся, скажут парочку хитрых фраз и заставят злодеев сдаться. Что такого должен был узнать мой психотерапевт, чтобы настолько явно испугаться? Мои надежды на скорое излечение в один момент рухнули.

Андрей Павлович, в свою очередь, очень бодро меня успокоил, сказал, что у него целая клиника посвящена этой проблеме и назначил встречу. Диагноз по-прежнему умалчивался, на все вопросы было предложено ответить при личном общении.

«Клиника» оказалась старым, рассыпающимся и, кажется, разваливающимся двухэтажным зданием. Насколько мне известно, когда-то здесь была маленькая школа, закрывшаяся из-за своей невостребованности. После этого её быстро обнесли глухим забором, повесили на ворота замок, и так она простояла с десяток лет, пока не была переделана под некую «Неврологическую клинику им. Долонского». Забор оставили, ворота ещё сильнее укрепили, но теперь туда хотя бы можно было попасть. Жаль, что именно таким образом.

Прямо за воротами, чуть правее, в огромную кучу были свалены все школьные вещи – парты, доски, бумага и какие-то плакаты, цветочные горшки… вдоль здания, с обеих сторон, тянулись широкие клумбы, заросшие однообразными тусклыми сорняками. Даже главный вход был частично перекрыт несколькими травинками, уныло покачивающимися на ветру. Сложно было поверить, что за этими стенами сейчас кто-то есть.

Андрей Павлович – огромный, тучный, седой старик, встретил меня лично, приветственно поклонился и пригласил в кабинет. Наверное, когда-то здесь восседал директор школы.

— Так, Пётр, - обратился он ко мне и задумался, вспоминая отчество.

— Алексеевич.

— Пётр Алексеевич, - он жестом предложил мне присесть, - я буду с вами максимально честен и откровенен. Никаких расплывчатых ответов, никаких «давайте посмотрим» и прочей чуши. Проблема, с которой вы столкнулись, известна давно, уже около тридцати лет. В то время я был ещё молод и стал свидетелем одного из самых первых случаев. Я заканчивал учёбу, как раз в нашем Смоленском государственном медицинском институте, проходил практику. Тогда я и познакомился с Андреем, да, со своим тёзкой. Он отказывался ходить, именно так говорили врачи. Кто-то считал его злостным симулянтом. А как иначе? Человек ни с того, ни с сего вдруг понял, что не может поднять ногу, сделать шаг, а потом опустить её на землю. То есть, сами ноги-то работают, мышцы напрягаются, а вот ходить – никак не выходит. Я не спорю, психологических проблем существует великое множество, но вы сами поверили бы в такое? Тем более, если в вашей практике не было ничего и близко интересного.

— Ну, сейчас-то я бы поверил, - неуверенно ответил я, когда молчание Долонского затянулось.

— Само собой! – невесело хмыкнул Долонский. – Вскоре его состояние стало ухудшаться, стремительно и бесповоротно. Сначала он перестал жевать пищу, затем разучился пользоваться большим пальцем правой руки… ну, и дошло до того, что он полностью перестал двигаться, питаться и разговаривать.

— И… что в итоге? – спросил я севшим от волнения голосом.

— Я ещё раз повторяю, я буду честен и открыт, - Долонский тяжело выдохнул и грустно посмотрел мне в глаза. – Он умер. Однажды его мозг перестал проявлять признаки активности, человек превратился в растение, и было решено отключать его от аппаратов. Он уже не мог самостоятельно дышать. К тому моменту его случай уже стал достаточно известен в узких кругах, велись даже разговоры об отправке ещё живого тела куда-то за границу, но… как-то всё замялось и забылось. Ну, необычный случай, и что? Мало ли, что бывает.

— Но на этом ведь не закончилось? – задал я глупый вопрос.

— Угу, - кивнул Долонский, - уже через полгода поползли слухи о втором подобном пациенте. Порядок отключения организма был совсем другим, но неуклонно стремился к уже знакомому финалу. Не успел этот пациент умереть, как появился следующий, а за ним ещё один, и ещё.

Андрей Павлович устремил взгляд куда-то сквозь стол, облизнул пересохшие губы и покачал головой.

— Я, молодой и любопытный, бегал от пациента к пациенту, спрашивал, разговаривал, записывал… можете себе представить энтузиазм молодого начинающего врача, которому предоставился такой шанс? Я мечтал, что открою новую болезнь, найду лечение и прославлюсь на весь мир. Но увы, первое время всем было плевать. Погибающих от неизвестной хвори людей за людей уже не считали. Очередная недееспособная обуза, за которой нужно ухаживать. Один я, подобному одному из самых сумасшедших, бегал, требовал, просил… эх, молодость…

— Ну, я вижу, что у вас всё получилось, - попытался улыбнуться я.

— Не моя заслуга, - отмахнулся Долонский и замотал головой. – Мне просто повезло. Однажды пришли люди и пригласили меня на работу. Да, вот так просто, выловили меня в коридоре и спросили, не против ли я помогать. Оказалось, что эту болезнь вовсе не пустили на самотёк, что на самом деле небольшая группа врачей уже работала над этим в одном из психоневрологических диспансеров. Тихонько, молча, лишний раз не распространяясь. Тогда думали, что это может быть заразно, но никаких доказательств не было. И вот, казалось бы, я исполнил свою мечту, буду работать с серьёзными людьми, с учёными… а оказалось, что им просто нужна была моя подпись о неразглашении. И очередной мальчик на побегушках, который будет выполнять самую грязную работу.

Я грустно усмехнулся – просто для поддержания общения. Просто сделал понимающий вид, якобы проникся грустной историей. Но, разумеется, в тот момент мои мысли были только об одном – поскорее бы услышать слова о появлении спасительного лекарства.

— Как бы то ни было, - Долонский встрепенулся и хлопнул в ладоши, - я участвовал в исследованиях, имел доступ к записям и результатам, а также имел возможность общаться с больными. Их было немного, всего шесть человек, учитывая тех, кого я уже знал. Но дебюты заболевания и течение различались кардинально. Кто-то сразу потерял контроль над языком и не мог говорить, а кто-то просто не мог взять кружку правой рукой. Такие разные, но при этом такие одинаковые дебюты. Главное отличие – это как скоро пациент потеряет способность общаться. Речью, письмом, жестами. За свою жизнь я повидал разные случаи. Кто-то, будучи уже почти полностью обездвиженным и потерявшим мышление, продолжал издавать какие-то звуки, повторять одни и те же слова…

— Потерявшими мышление? – перебил я Долонского.

— Да, - вздохнул он и отвёл взгляд. – Сначала, как вы сами говорите, устанавливаются запреты на действия. Вы чётко представляете, что хотите сделать и как это сделать. Просто мозг отказывается посылать команду, эта способность стирается подобно файлам на жёстком диске. Стирается окончательно и бесповоротно – человек даже рефлекторно не способен сделать запретное. Вот вы, например, никогда и ни при каких обстоятельствах не сможете повернуть шею в правую сторону, даже если попадёте в страшную аварию и напрочь забудете о запретах. Только насильственный поворот, только воздействие извне. А мышцы, выполняющие это простое действие, уже никогда не смогут это повторить.

— То есть, я уже в любом случае… никогда? – осторожно и испуганно спросил я.

— Следом за запретами идёт угнетение мышления, - Долонский сделал вид, что не услышал мой вопрос. – В том же порядке. Например, если первым запретом была невозможность взять кружку, то и мысль об этом первой покинет мозг. Человек, потерявший способность ходить, будет смотреть на шагающих людей и хмуриться, пытаясь понять, что они делают. И искренне удивится, если сказать, что он раньше тоже так мог. Как вы понимаете, всё это постепенно ведёт к состоянию овоща. Человек обездвижен, не способен общаться и воспринимать информацию, но жизнь поддерживать можно ещё долго. Мозг сам по себе в порядке, но полностью стёрт. Ни воспоминаний, ни мыслей, ни алгоритмов. Будто кто-то удаляет операционную систему с компьютера.

— И что делать? – отчаянно спросил я дрожащим голосом. Всё было понятно, но надежда почему-то всегда остаётся до конца.

— Пойти домой, поцеловать жену, навестить родителей, - голос Долонского стал добрым и нежным. – Купить детям подарки, вкусно поесть, а потом написать завещание. Кто знает, насколько быстро болезнь будет прогрессировать, какие функции вы потеряете следующими.

— Да что это за болезнь такая? – злобно спросил я будто у воздуха, никому не адресуя вопрос.

— Она официально до сих пор не зарегистрирована и не имеет названия. Знаете, больных за эти годы было не так уж много. Достаточно, конечно, но в масштабах города, страны, планеты, - Долонский поморщился, - кому оно надо? Вот если бы это была эпидемия, то этим бы точно занялись. А так… ну помрут несколько человек за несколько лет, ну и ладно. Мы до сих пор ставим всем БАС. Финал примерно одинаковый, а как там оно протекает – кого это волнует? Раньше, когда я работал в той команде, больных переводили в неврологию уже под конец, когда там почти овощ. А когда те, с кем я работал, состарились, умерли или ушли на пенсию, я решил взять дело в свои руки, и вот – добро пожаловать в моё личное заведение.

Очевидно, на моём лице читалась паника. Страх, отчаяние, растерянность… всё самое тяжёлое и злое, грустное и безысходное скопилось вокруг меня и вселилось в глаза, раздражая слизистую и заставляя их блестеть.

— Не забывайте, что мы здесь не просто так, - строго сказал Долонский. – Я каждый день пробую новые способы лечения, и рано или поздно у меня должно получиться. Мне лишь нужна ваша подпись, ваше разрешение на экспериментальное лечение.

Спустя несколько секунд на сером потрескавшемся столе вспыхнул белоснежный лист бумаги с кучей текста. Я тут же черкнул на нём свою подпись, даже не прочитав. Потому что какая уже разница?

— Замечательно, - зашуршал Долонский документом. – И не забывайте, для всех вы больны БАС. Боковым амиотрофическим склерозом. Вы же не хотите пугать родных каким-то новым страшным заболеванием? А БАС – он и есть БАС. Такое случается, ничего не поделать.

— Когда начнём лечение? – надежда на то, что я стану первым исцелившимся, была единственной причиной продолжать жить.

— Первые лекарства я выпишу прямо сейчас, - Долонский скрёб ручкой по очередному листу бумаги.

— Выпишите то, что уже и так есть в аптеках? – огрызнулся я. – Зачем оно мне? Где ваше экспериментальное лечение? Я и сам могу купить всю аптеку и жрать всё подряд.

— Пётр Алексеевич, я не химик и не учёный, пока что. Я не могу создать своё лекарство, я могу только пытаться комбинировать уже существующее. К тому же, мы так и не выяснили механизмы развития болезни. Что случается с организмом перед первым запретом? Если бы мы точно знали, кто в будущем станет нашим пациентом, мы могли бы отслеживать всё, но увы. Если честно, - Долонский с загадочным видом наклонился в мою сторону, - всё это выглядит как нечто сверхъестественное. Я, как врач, не могу так говорить, но и врать вам не буду. Я же обещал. Поэтому старайтесь думать, что это не конец, что это переход в какой-то новый мир, а ваш мозг кто-то успешно переносит на новый носитель. В конце концов, мы так мало знаем о вселенной! Не может же всё это быть бессмысленным!

Перед лицом задрожало несколько бумажек.

— Пётр Алексеевич, мыслите глобальнее! – швырнул Долонский стопку рецептов на стол. – Пусть даже не в этом мире, но всё будет хорошо! Идите домой, отдыхайте. И как только поймёте, что испытываете проблемы с самообслуживанием, сразу же звоните мне. Или пишите, в зависимости от состояния.

Мне некуда было идти, и незачем. Целовать было некого, некому дарить подарки, а навещать родителей… знаете, почему-то этого мне хотелось меньше всего. Зачем напоминать им о своём существовании, о своей любви? Пусть лучше они узнают о моей смерти, будучи максимально отдалёнными.

Жизнь закончилась, как я и думал. Примерно такое и было в моих представлениях о принятии смертельного диагноза. Отсутствие желания что-либо делать и сомнения в том, нужно ли завтра просыпаться, если получится уснуть.

Я не стал покупать лекарства. Как можно было надеяться, что вот эти три таблеточки, проглоченные вместе, вдруг станут тем самым лекарством от неизвестной болезни? Как в такой ситуации вообще можно на что-то надеяться?

И только слова Долонского об иных мирах заставляли верить. Не знаю, во что. Наверное, в то, что это не конец. Наверное, именно так и обретают веру во что угодно.

Состояние стремительно ухудшалось. Всё как и говорил Долонский – всё чаще и чаще отключались абсолютно случайные функции. Я не смог нахмурить лоб, почесать ухо, включить воду на кухне левой рукой (хотя в других местах продолжал без проблем это делать), сжать правую ладонь в кулак… постепенно жизнь становилась всё сложнее. Какие-то слова потихоньку вылетали из речи, но я так редко говорил вслух, что почти не замечал этого. Моя жизнь превратилась в вечный взгляд в монитор, на котором что-то мелькало и двигалось, но что именно, я даже не замечал. Да, первые пару дней я ещё пытался найти в интернете что-то похожее на эту болезнь, но потом просто сдался. Всем и во всём.

Я всё же купил некоторые из таблеток, выписанных Долонским. Те, которые помогают успокоиться и поспать. Хотя и это порой было невыносимо – в сновидениях я по-прежнему был бодр и весел, спокойно делал всё, что разучился делать в реальности, а после пробуждения не сразу в неё возвращался. Секунды спокойствия и уверенности в том, что всё хорошо, сменялись тоннами отчаяния и грусти, когда я вспоминал.

Первый раз рука потянулась к телефону, когда я не смог согнуть колено. Начальная стадия потери подвижности ноги. Казалось бы, обычные шаги – движения, о которых не задумываешься, которые не нужно контролировать, они ведь сами, рефлекторно получаются. Но вдруг правая нога стала словно чужой, и шаги лишились чего-то привычного, но необходимого, из-за чего стали сложными и неуклюжими.

Я перетерпел, переборол себя, продолжил выходить из дома в магазины, нога болталась, как неуправляемый кусок мяса, ещё была способно удержать меня в вертикально положении с помощью тех функций, которые у неё остались.

А однажды, возвращаясь домой, я не смог вставит ключ в замок.

Вы знаете, спустя пару недель я уже особо не грустил. Я даже с каким-то любопытством ждал, что же «отключится» завтра? Когда я начну забывать, или вдруг уже начал? Ведь если я что-то забыл, то как мне узнать, что это произошло? Было понятно, что исчезло уже приличное количество движений – то и дело я замечал, что его-то сделать уже не могу. Но когда это нарастает огромными темпами, перестаёшь и замечать, и обращать внимание, и бояться. Хотя, отсутствие страха можно объяснить мощными таблетками. Или я просто забыл о страхе?

Хромая уже на обе ноги, я приплёлся в клинику и не смог сам в неё попасть. Только пальцы одной руки всё ещё могли сгибаться, нажимать на экран телефона и звонить Долонскому.

— Ходил… пациент… - заикаясь и прерываясь, пробубнил я.

И только сейчас понял, что уже с огромным трудом могу говорить. Многие слова исчезли из речи, и мозг отчаянно пытался составить осмысленное предложение из тех, которые ещё остались.

Долонский не ответил, вместо этого он тут же выбежал на улицу, открыл ворота и, повёл меня в здание, придерживая за локоть.

— С сегодняшнего дня я могу вводить вам препарат, от которого вы будете спать большую часть суток. А также, могу обеспечить искусственное питание. Вам же нравится спать?

— Спать, - ответил я.

Все слова, означающие согласие, больше не могли присутствовать в моей речи.

— Значит, вы согласны?

— Спать! – агрессивно воскликнул я.

Облегчение было близко. Просто уснуть – как я сам до этого не додумался? Почему не попросил об этом раньше? Всех этих мучительных недель могло просто не существовать.

Долонский привёл меня в один из бывших учебных классов. Всё его пространство было заставлено кроватями, какими-то неизвестными мне устройствами, а на единственной оставшейся парте располагались ноутбук и проектор, направленный на стену. Лампы на потолке истерически мигали, периодически оставляя в классе минимум освещения. Мысленно я даже усмехнулся – ну точно больница из фильма ужасов. Картину дополняли четыре человека, неподвижно лежащие на кроватях и опутанные кучей проводов и трубок.

— Двадцать лет я думал, что лечение спрятано в ваших снах, - рассказывал Долонский, подготавливая для меня кровать. – Ведь когда вы спите, ваш мозг снова включается. Даже у тех, кто уже почти растение, представляете! Активность мозга зашкаливает! Вы живёте там, вы как будто туда переезжаете! Нет, конечно, я допускал все возможности. Сны – это вообще не такая уж изученная часть мозга, как вам кажется. Это одна большая загадка, пострашнее дна океана. Я бы сказал, что загадки сна сравнимы с тайнами вселенной. А как можно думать иначе, наблюдая за всем этим? Как можно теперь хоть что-то объяснять наукой?

Долонский помог мне лечь в кровать, и тут же вонзил в вену катетер.

— Осознанные сновидения, - загадочно прошептал он. – Если я не прав, если вы действительно видите обычные сны, то однажды вы это осознаете. И всё будет хорошо, как я и обещал. Вы и не заметите, как умрёте.

По трубочке побежала прозрачная жидкость. Долонский, тем временем, опутывал мою голову сеткой из проводов и датчиков.

— Но неспроста же врач уверовал в сверхъестественное, - голос Долонского вмиг пободрел. – То, что с вами происходит, не подчиняется никаким известным законам.

Голос растаял, растёкся по слуховым нервам усыпляющей мелодией, и я начал переезд.

А это действительно можно было назвать переездом. Сны мне снились постоянно, были яркими и насыщенными, а я жил в них полноценной жизнью. Да, ситуации, как и раньше, были в основном абсурдными и нереалистичными, а об осознании пока не было и речи, но получалось так, что этих бредовых событий было несравнимо больше, чем реальности. Когда я просыпался, меня окружали только тихое попискивание аппаратов, шум машин за окном и громко капающая вода из-под крана. И именно этот звук был самым раздражающим и странным. Что-то в нём было неправильное, но я никак не мог понять, что именно.

Один раз я слышал громкие голоса из коридора. Видимо, кто-то истерил, узнав страшную новость. «Добро пожаловать» - мысленно поприветствовал я нового пациента.

Пробуждения были редкими, непродолжительными и пустыми. Мышление всё ещё было со мной, а почти полная обездвиженность почему-то даже не пугала. Вера в переезд крепла, ведь постепенно именно эти пробуждения стали похоже на сны, и наоборот. Я действительно начал понимать, что сплю. Пусть это не было похоже на то, что я читал об осознанных сновидениях, пусть я ещё не мог управлять пространством вокруг себя, но я мог хотя бы получать удовольствие от жизни. По крайней мере, мне так казалось.

Однажды я проснулся от криков Долонского.

— Ну что вы делаете, а? – жалобно вопил он. – Ну ответь мне, что ты сейчас видишь, о чём думаешь? Ты же можешь это сделать, зараза, я же вижу! Так ответь мне, ответь! Чтобы я сам мог спать нормально!

Долонский кричал, а я понял, что уже не могу повернуть голову и в левую сторону.

А как-то раз, едва открыв глаза, я увидел перед собой заинтересованное милое лицо.

— Тринадцать часов, - гордо заявила она. – Прошло тринадцать часов с тех пор, как я сюда пришла.

— Ммм… - выдавил я. Толстая трубка во рту не давала говорить.

— А, ну да, - тут же погрустнела она. – Ладно, не напрягайся, просто отвечай на вопросы. Если да, скажи один раз «у», а если нет, то два раза. Понял?

— У, - ответил я, хотя всё ещё надеялся сказать что-то ещё.

— Я, короче, тоже того, - скривила она на миг лицо. – Хотя врач говорит, что пока не совсем ясно. Ты представляешь, я отказываюсь перемещаться. Это так странно. Ни ходить, ни ползать не могу. Если понимаю, что сейчас моё тело сдвинется, то всё, ступор. Не могу и всё. Странная и страшная фигня. Попросила, чтобы мою кровать поближе к тебе подвинули, ты тут самый молодой. Сколько тебе, двадцать?

— У-у, - ответил я.

— Ладно, пофиг. Врач говорит, я могу осознанным сновидениям научиться, там и поговорим, да? – подмигнула мне девушка и тут же продолжила: - Но я пока не хочу спать. Попозже, успею ещё выспаться. А меня сначала хотели в психушку положить, вообще офигели. Потом только этот мужик прибежал и сюда потащил. А ты как? Тоже через психушку сюда попал?

— У-у.

— Хотя, может психи и правы, - пожала она плечами. – Скажи мне, что не я одна это вижу.

Я попытался проследить за её взглядом, но не смог.

— А, блин, - спохватилась она, протянула руку и повернула мою голову в нужную сторону. – Видишь? Капли вверх летят.

Впервые за долгое время моё сердце ёкнуло. Сонливость вмиг исчезла, захотелось встать и подойти поближе, и от невозможности это сделать хотелось взвыть и зарыдать. Капающая вода, звук которой меня раздражал, действительно взлетала вверх, из раковины в кран.

— Видишь? – нетерпеливо спросила девушка.

— У, - выдохнул я.

— Не, это, может, какая-то оптическая иллюзия, но по звуку же понятно. Слышишь? Капает наоборот, офигеть вообще. Наконец-то я понял, что было не так с этим звуком.

— Я на телефон пробовала снимать, а там не видно этого! – она ткнула мне в лицо экран смартфона. – Видишь, тут нормально всё! Как и должно быть! Это как так?

Вспомнились слова Долонского о сверхъестественной природе этой болезни. Не было никаких сомнений, что этот эффект как-то связан с нами, с пациентами. Очень хотелось спросить, говорила ли моя соседка по палате об этом Врачу, но я никак не мог найти доступные и подходящие для этого слова.

— А если тут всё назад движется? – мечтательно говорила она. – А вдруг и мы молодеем? Лампочки вон мигают, а вдруг тоже назад? А вот на экране этом, сердцебиение или что там? В какую сторону должен график этот идти? Вправо или влево?

Она всё говорила и говорила, а мне хотелось встать, вырвать трубку из горла, катетер из вены, и отправиться на исследование творящихся здесь чудес. Впервые за долгое время мне больше хотелось бодрствовать, чем спать.

— А я думала, - уже обиженным голосом заговорила девушка, - что сейчас сниму видео, выложу, сенсация будет. А оно нифига, не получается. Вот как это возможно? Допустим, если мы правда психи, то почему вживую видим так, а на записи по-другому?

Вскоре она успокоилась и начала рассказывать какие-то скучные и неинтересные вещи из своей жизни, от которых меня снова потянуло в сон.

Во время следующего пробуждения меня навещали родители. Говорили, что приходили уже несколько раз, но я всё сплю и сплю. Уверяли меня, что я поправлюсь, что всё снова будет хорошо. Жуткая, страшная, невыносимая встреча. Я бы предпочёл, чтобы меня никогда не навещали, чтобы забыли или возненавидели, но только не тешили себя и меня ложными надеждами.

Потом я снова проснулся от ругательств Долонского. Как и в прошлый раз, он требовал что-то рассказать, сначала грубо, а потом умоляюще. Когда он заметил, что я не сплю, и склонился надо мной, его щёки блестели от слёз.

КОНЦОВКА В КОММЕНТАРИЯХ (там перепутано имя главного героя, но отредактировать комментарий уже никак нельзя. извините за невнимательность и, пожалуйста, не забудьте, что Алексей - это на самом деле Пётр)

— Главное, когда она представится, сказать: «о, какое красивое имя». И уголки губ так опустить слегка, брови приподнять, головой покивать, типа «хм, да, вот это очень даже неплохо». Таким образом ты создашь впечатление правдоподобности, как будто это не обычная формальность, а тебе реально нравится такое имя.

Кирилл слушал лишь частично. Большая часть внимания и мыслей были заняты осмотром поворота, где вот-вот должна была появиться его цель.

— Ну вот, а потом, - продолжил Денис, весело поглядывая на обеспокоенное лицо друга, - скажи: «плевать, что это – сбой в матрице, судьба или моя бурная фантазия, я в любом случае не могу упустить такой шанс. Можно тебя проводить и за это время попытаться понять?»

— А прикинь, именно сегодня она не появится? – Кирилл пропускал мимо ушей всё больше слов.

— Ну тогда это точно судьба, чувак.

Но она появилась. На три секунды позже – Кирилл, как всегда, предпочёл объяснить это накопленным за сутки отставанием часов. Невесомым призраком она выпорхнула из-за угла, кажется, едва касаясь земли разноцветными кроссовками – жёлтым и красным. Ветер подгонял девушку, трепал её лёгкое, почти прозрачное платье, неся на своих волнах прямо в объятия Кирилла. Ярко-синие волосы падали на лицо, взлетали вверх, а потом срывались вниз, пружинили и сверкали на солнце, отражаясь в глазах очарованного студента.

— Ну? – вполголоса прохрипел Денис и ткнул друга в спину. – Чё стоишь? Судьбу свою не упускай.

Кирилл тяжело сглотнул. Вмиг пересохшее горло ответило скребущей болью, а язык прилип к нёбу. Отступать и медлить было непозволительно – девушка уже через несколько секунд бросит на Кирилла хитрый взгляд, улыбнётся и растворится в толпе, продлив волнение и ожидание ещё на сутки.

Глубокий вдох, попытка заставить слюнные железы работать активнее и нерешительный, но такой необходимый шаг. Шаг навстречу своей судьбе.

Кирилл нелепо махнул рукой, когда взгляды наконец встретились. Он просто не знал, как лучше поступить – просто поднять руку, активно жестикулировать, привлекая внимание, делать движения ладонью в стороны или вперёд-назад… вместо всего этого похолодевшая конечность едва приподнялась выше груди, совершила пару хаотичных движений пальцами и безвольно рухнула вниз.

— Привет! Я… - обратился Кирилл к девушке и замолчал.

Высохший рот издавал противные чавкающие звуки, а язык вместо того, чтобы смачивать губы, словно скрёб их наждачной бумагой.

— Привет! – радостно ответила она и не сводила с парня взгляд, в ожидании продолжения.

— Ну, я тут заметил, короче, что ты как бы это… ну, каждый день в одно и то же время проходишь здесь и как бы каждый раз смотришь на меня, - промямлил Кирилл, мысленно поражаясь своей неуверенности.

— А что тут такого? – всё так же весело спросила девушка.

«Твою мать, я такой дебил, она же просто ржёт надо мной, - внутренний голос явно не был уверен, что всё это действительно необходимо. – Блять, блять, блять, надо сваливать, пока не поздно…»

— Ну просто показалось это странным, как бы, - Кирилл отвёл взгляд в сторону, будто пытаясь что-то разглядеть. – Ладно, я как бы на всякий случай спросил. Мало ли что. Извини…

— А может, для меня ты тоже странный, - улыбнулась девушка. – Стоишь тут каждый день в одно и то же время, смотришь на меня, взглядом провожаешь.

— Ну, значит, просто совпадение?

— Ты что, в судьбу не веришь? – наигранно удивилась девушка. – Ты что, упустишь такой шанс?

«Сука, меня разводят, что ли? – снова пожаловался внутренний голос.»

— Ды нет, - ответил Кирилл сразу на два вопроса. – Ну это… как тебя зовут?

— Унгелука, - протянула руку девушка.

— Нифига себе! – вырвалось у Кирилла. – Первый раз такое имя слышу.

— Ну уж какое есть, - развела руками Унгелука.

— Да я что, я наоборот говорю, что классное имя у тебя!

Кирилл облегчённо вздохнул, стараясь сделать это как можно незаметнее. Кажется, всё идёт нормально, нужно просто продолжать общение. Унгелука покорно стояла рядом, мечтательно смотрела по сторонам и иногда с интересом заглядывала Кириллу в глаза.

Улица словно на мгновение остановилась. Кирилл готов был поклясться, что в этот момент всё сломалось – матрица окончательно зависла после небольшого сбоя, усугублённого вмешательством влюблённого парня. Во внезапно возникшей тишине губы шумно, почти с хрустом, разжались, а дыхание стало самым мощным источником звука на ближайшие пару сотен метров.

— Э! Это что такое? - едва слышно промычал Кирилл.

— В смысле? Ты о чём? – тут же заглянула в его лицо Унгелука.

Где-то над головой затрещали провода, грозясь вот-вот обрушить на асфальт водопад искр. Кирилл машинально пригнулся, закрыл голову руками и отскочил в сторону, уткнувшись в какого-то прохожего.

— Аккуратнее, блять! – выругался тот, отряхнул футболу и пошёл дальше.

Всё снова стало нормальным – люди куда-то спешили, автомобили нервно скрипели колёсами, а ветер тяжёлой волной ударил в лицо.

— Ты видела? Видела? – выпучил глаза Кирилл.

— Как ты прохожих таранишь? Видела! – засмеялась Унгелука.

— Ды нет, какой таранишь, видела, как всё остановилось?

— Так, если это какой-то нелепый подкат, то лучше сам остановись, я терпеть не могу эти ваши изобретательства, – Унгелука вмиг поменялась в лице.

— Ды правда, я же говорю…

— Тихо, - девушка неожиданно схватила Кирилла за руку. – Всё будет хорошо, успокойся. Пойдём куда-нибудь в тень, где людей нет.

И она потащила Кирилла в неизвестном направлении. В его глазах мир снова остановился, на этот раз от радости, вдохновения и первого настоящего наплыва влюблённости. Только Денис подавал признаки жизни – округлил глаза и весело испепелял глазами друга, выражая поддельное недоумение. Кирилл смог на это ответить лишь лёгким движением плечами и не менее удивлённым взглядом.

Унгелука почти бежала вперёд, крепко сжимая руку Кирилла. Её волосы подпрыгивали, искрились и будто вспыхивали праздничным салютом. Манящим, гипнотизирующим салютом, заставляющим открыть рот, истекать слюной и покорно следовать за судьбой. И думать только о ней, перебирая все мыслимые и немыслимые образы.

Водоворот вспышек, состоящий из фантазий и надежд, вдруг замер, рухнул куда-то под ноги, а Кирилл упёрся носом в дверь собственной квартиры.

— Давай-давай, открывай, - нетерпеливо толкала его в спину Унгелука.

— Откуда ты знаешь, где я живу? – резко повернулся к ней Кирилл.

— Я знаю? Вообще-то ты сам меня сюда привёл.

— В смысле привёл? – возмутился Кирилл, но замолчал.

Внутри его мозга столкнулись две мысли: одна из них требовала выяснить, что происходит, а вторая изо всех сил старалась не выставить парня дураком. Это ведь он сам замечтался и не обращал внимания на происходящее, кого тут можно винить?

Замок щёлкнул, его эхо ещё долго растворялось в потрёпанных временем и людьми стенах подъезда. Кирилл потоптался, дождался полной тишины, всем нутром ощутил строгий взгляд Унгелуки и понял – нет смысла сопротивляться. Эта девушка, как настоящая судьба, всё равно добьётся своего, чего бы ей это ни стоило. Любое её желание теперь станет главной жизненной целью Кирилла, и он, как зомбированный раб, будет биться головой в бетонную стену до тех пор, пока не пробьёт её насквозь. И смерть – не отговорка.

— Руки, - строго потребовала Унгелука, едва перешагнув порог.

— А? Зачем? – Кирилл протянул ладони к её лицу.

— За спину, - скомандовала девушка.

Запястья тут же стянула прочная верёвка. Слой за слоем она наматывалась на руки и всё сильнее сдавливала кожу. Кирилл молча терпел, внутренний голос успокаивающе повторял «так надо, так надо…»

Унгелука рывком затянула узел и облегчённо выдохнула Кириллу в шею, запустив вниз по спине поток приятных мурашек. Ладонь девушки медленно проскользила вверх, и цепкие пальцы вцепились в мышцы. Ещё одна верёвка коснулась кожи, проползла сквозь локти и тут же стянула их так сильно, что они даже коснулись друг друга. Кирилл взвыл от боли – его руки не были готовы к такому.

— Я знала, что тебе понравится, - тихо прошептала Унгелука.

Кирилл вздрогнул. Ему показалось, что тёмная прихожая вдруг наполнилась тусклым синим свечением.

— Разувайся, - последовала новая команда.

Унгелука провела Кирилла словно какого-то заключённого, грубо толкнула в спину, повалила на кровать и продолжила опутывать тело. Верёвка крепко стянула лодыжки, колени и бёдра, прижала запястья к спине и лезвием вонзилась в живот.

— Зачем это всё? – хрипло спросил Кирилл.

Жажда опять напомнила о себе почти трескающейся от сухости слизистой. Унгелука не ответила, вместо этого она согнула ноги парня в коленях, и ещё одной верёвкой притянула лодыжки к запястьям. Теперь Кирилл не просто не мог встать – в таком состоянии даже ползать было бы затруднительно.

Холодная ладонь опустилась на шею, лавиной прокатилась по коже, а затем перепрыгнула на голову и резко дёрнула Кирилла за волосы. В приоткрытый рот тут же врезался огромный шар, раздвинул челюсти и до боли сдавил язык. Кирилл не успел опомниться, как у него на затылке затянулся тугой ремешок.

— Зачем? Больно же! – возмутился Кирилл, но слова превратились в неразборчивую мешанину из гласных звуков.

— Больно? А что, ты не знал, что некоторым нравится доминировать? – склонилась над его лицом Унгелука.

На кровать упала прядь волос, вспыхнула синим огнём, расплавилась и впиталась в ткань.

— Ты понимаешь, что я говорю? – промычал Кирилл.

— Поверь, я понимаю тебя больше, чем кто-либо ещё. Да я единственная, кто тебя понимает. Буквально.

— В смысле?

— Да брось, очевидно же, что я ненастоящая. Какая-то странная, притягивающая. Может, идеальная?

— Да, наверное. Идеальная, - даже с кляпом голос Кирилла прозвучал мечтательно и влюблённо.

— Так вот, знай, я не такая. Я ничто, никто и нигде. Я ёбаный сгусток первичного вещества, и не просто ёбаный, а ёбаный самим большим взрывом! Наделённый сознанием и положивший начало всему существующему. Я часть всего, часть каждого, я фантазия, я мысль, которая собирается по кусочкам в спящем мозге и превращается в самый ебанутый и прекрасный образ, желанный и недоступный, который сначала дразнит, а потом забывается и растворяется во вселенной, становясь частью этой самой вселенной.

Волосы Унгелуки плавились, как горящий пластик капали на кровать, поднимались к потолку светящимся синим дымом. Кирилл боялся приподнять голову и посмотреть, во что превращается девушка.

— Так я сплю, получается? Это всё не по-настоящему? – осторожно спросил он.

— Это зависит от того, насколько ты допускаешь возможность моего существования. Если веришь в меня, то я всегда буду рядом, а если нет – проснёшься в совершенно новом мире, где меня никогда не было.

— Я верю! Верю! – Кирилл приложил немало усилий, чтобы повернуться.

Унгелука стояла на коленях, полностью покрытая дымящейся синей краской. Одежда тоже растворилась, и теперь всё её тело светилось и блестело, вырисовывая на тёмном фоне шикарную фигуру. Голова пылала ослепительным костром, выбрасывая всё новые и новые порции синих огненных волн. Неземной красоты лицо тускнело и вспыхивало с новой силой, каждый раз меняя образ.

«Серьёзно? – вдруг заговорил внутренний голос. – Как можно в такое верить? Это же какой-то психоделический пиздец. Мозг, давай, просыпайся, хватит хуйню творить».

На спину Кирилла упала первая капля огня. Кожу пронзила боль, но не от жара, а от холода. Синяя льдинка с лёгкостью разрезала кожу, и по спине побежала приятная прохлада, распространяясь сразу во все стороны. Унгелука рухнула на Кирилла, вцепилась ногтями в бока и вгрызлась в спину, прожигая и замораживая плоть. Холод проникал в вены, сосуды и капилляры, распространялся по организму с невероятной скоростью. Кирилл взвыл от боли и наслаждения, изо всех сил зажмурил глаза, и по его щеке скатилась светящаяся слеза.

— Я меняю людей, я заставляю их полюбить запретное и сокрытое, - надрывный голос Унгелуки звучал в голове. – Я тот сладкий сон, после которого люди решают больше не просыпаться. Первый сон – ножичек, третий сон – ножницы. Лезвием верёвку – спасся от бессонницы. Умер – галочка, выжил – галочка. Про тебя забыли – проиграл в считалочку.

Голос становился всё мелодичнее, его звонкое эхо путешествовало по комнате, создавая подходящую мелодию.

«Первый сон – ножичек, третий сон – ножницы.

Лезвием верёвку – спасся от бессонницы.

Умер – галочка, выжил – галочка.

Про тебя забыли – проиграл в считалочку.

Первый раз – голосом, третий раз – песенкой,

Так и не проснулся – значит, будет весело.»

Музыка и голос плавно сливались в один монотонный звук, при этом становясь всё громче и громче. Мелодия превращалась в писк, а слова приглушались, хрипли и словной наждачной бумагой резали уши. Боль и холод тоже усиливались – Кирилл, несмотря на приятные ощущения, боялся, что его тело вот-вот превратится в один кусок льда, не выдержит напряжения и разлетится по комнате мелкими кусочками.

Часть верёвок вдруг ослабла – ноги выпрямились, а локти наконец отлипли друг от друга.

— Дальше сам, - Унгелука похлопала Кирилла по плечу.

Но он опомнился только когда хлопнула входная дверь.

***

Дверь в аудиторию с самого первого курса открывалась именно так. Протяжный вой, хруст тысячи суставов, а затем, прямо перед контактом со стеной, оглушительный щелчок, заставляющий всех присутствующих хотя бы моргнуть. Как ни пытался Кирилл держаться и не реагировать на этот звук, ничего не получалось. Это как микро-капелька воды, брызнувшая в глаз – вроде и вреда не причинит, но веки всё равно рефлекторно сожмутся, а рука тут же бросится на помощь.

Так же и этот щелчок, несмотря на безобидность, заставлял тело реагировать на потенциальную опасность. Преподаватели старались открывать дверь аккуратно, не распахивая её полностью, а большинство студентов, напротив, старались побыстрее щёлкнуть и напугать присутствующих. За четыре года никто так и не починил её, как будто не хотели уничтожать главную «фишку» этой аудитории.

Денис был уже здесь, сосредоточенно смотрел в стол и что-то на нём рисовал, слегка высунув и прикусив язык. «Если любишь самогон, нарисуй ещё вагон» - гласила надпись на потрескавшейся краске. Под текстом красовался длиннющий поезд, состоящий из вагончиков всех видов и сортов – детально проработанные, разноцветные, минималистичные и даже просто прямоугольники.

Очередной щелчок заставил сосредоточенного студента дёрнуть рукой, слегка испортив свой новый шедевр. Денис приподнял глаза и тут же радостно завопил:

— Опа-а-а-а! Кирюха! Ты куда вчера пропал-то, а? Я тебе столько сообщений написал, ебанёшься. Звонить не стал, вдруг помешаю, но ты мог бы и ответить, конечно.

— Да пиздец, - поморщился Кирилл и махнул рукой.

— Ну? Что «пиздец»? Что случилось-то?

— Да бля, столько всего было. Ну его нахуй, чувак, ну его нахуй.

— Ты, блять, давай, не отмазывайся, а рассказывай. Как она? Как всё прошло? Как зовут?

— Ты не поверишь, имя у неё ебанутое, - перешёл Кирилл на полушёпот. – Я загуглил – нет такого имени, ну вот не существует.

— Ну? Какое?

— Унгелука, прикинь.

Денис замер и нахмурился. Шариковая ручка, только что старательно закрашивающая очередной синий прямоугольник, остановилась и приподнялась над столом.

— Что? – заметил это Кирилл. – Ты её знаешь?

— Не, - мотнул головой Денис после пары секунд размышлений, - просто вспомнить пытаюсь. Вдруг слышал где-то.

Кирилл присмотрелся: Денис вдруг нервно прикусил губу и, казалось, был готов полностью сжевать её и проглотить. Глаза прыгали во все стороны, старательно убегая от рисунка. Ручка продолжала корябать стол, но теперь, очевидно, бесцельно.

«Не, меня точно разводят, - вспыхнул в голове внутренний голос. – Сука, хоть бы не палился, актёр хуев.»

Дверь снова щёлкнула. В аудиторию вошла незнакомая Кириллу девушка. Небольшого роста, в свободной болтающейся одежде, длинными серыми волосами и одной тонкой, но очень яркой синей прядью.

— Видал? – Денис уже сидел с профессорским видом, задумчиво вдавив ручку в щеку. – Перевелась к нам сегодня, с экономического. Ты представляешь? На четвёртом курсе! Что она тут будет делать-то? А? Так разве можно вообще?

Кирилл не сводил с неё глаз. Разводы разводами, но подделать то, что вчера произошло, невозможно. Синяя прядь пульсировала яркими вспышками, при каждом движении пыталась растаять, вылиться на пол и пропасть зря, даже не коснувшись человеческой кожи. Как можно такое допустить?

— Чё, опять влюбился? – Денис ткнул друга локтем. – Чё, отшили тебя вчера, да?

— Да лучше бы отшили, - задумчиво ответил Кирилл, будто в пустоту.

— Ну хватит интриговать, рассказывай, что у вас там было.

— Судьба была, что ж ещё.

— Да слышь! – обиделся Денис. – Я тебя нормально прошу, блять. Не хочешь рассказывать – так и скажи.

Кирилл уже был рядом с девушкой. Медленно, будто боясь спугнуть редкую птицу, он подошёл к ней и так же аккуратно наклонился к её лицу.

— Унегулка? – прошептал он.

Девушка вздрогнула.

— Чё? Ты мне?

— Ты ведь Унгелука? – с надеждой посмотрел на неё Кирилл.

— Нет, извини, - сухо ответила девушка и демонстративно отвернулась.

— Ну как… а как же «если поверишь, я всегда буду рядом»? А? Ну вот, я верю.

— О чём ты? – девушка скривила лицо в удивлении.

— Ну блин, - Кирилл тяжело вздохнул. – Вчера ты сказала… стоп, ты притворяешься? Типа не помнишь меня, что ли?

— Парень, да ты болен, - язвительно покачала она головой.

— Да я серьёзно, блин. Думаешь, я забыл про волосы? Или думала, что не замечу? Открою секрет – ты палишься.

Кирилл протянул руку к её голове, но остановился. Трогать эту субстанцию и начинать представление прямо здесь было не лучшей идеей. В этот же момент девушка повернулась.

— Руки убрал! – тут же закричала она. – Иди голову лечи, окей?

— Чувак, чувак, - рядом вмиг появился Денис и оттащил Кирилла в сторону, - успокойся, ты чего буянишь?

***

Тёмный вечер делал своё дело – накрывал улицу тревогой, наделял каждый шорох зловещим эхом и растворял в себе охотника, надёжно скрывая его от осторожных глаз добычи. Синяя прядь волос ручейком стекала вниз, соблазняюще впитывалась в плечи и грудь, скользила на бедро, а потом смело спрыгивала на прохладный асфальт. Кирилл, как опытная ищейка, сверлил взглядом то землю, то девушку, втягивал ароматный воздух и едва держал себя в руках. Хотелось прыгнуть на землю, подобно маленькому щенку, и извозиться в грязи, чтобы вобрать в себя побольше синей жидкости.

Она шла медленно, вырисовывая шаги, возводя их в произведение искусства. Легко узнаваемый шедевр с синей подписью автора. Пространство будто расступилось, отодвинув подальше здания, автомобили, деревья и людей. Вот она – судьба, ведёт за собой в неизвестность, а на земле горит синяя путеводная ниточка. Нет ни единого шанса сбиться с пути.

Нужно поторопиться, иначе тяжёлая железная дверь что-то тихо пропищит, присвистнет металлическим скрежетом и навсегда спрячет принцессу в неприступном замке. Кирилл ускорил шаг. Кроссовки громко зашипели, отказываясь защищать ступни от разлитой по асфальту кислоты. Ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть, и всё вернётся.

— Эй, подожди, - просипел Кирилл. Жажда снова подступила, как обычно в самый неподходящий момент.

Девушка обернулась так резко, что часть волос сорвалась с места, светящейся бабочкой взлетела вверх и опустилась точно на щеку Кириллу. А через мгновение скрылась в глубинах его организма. Тело отреагировало стиснутыми до боли зубами и хрустом выгнутой до предела шеи.

— Послушай, - выдержав короткую паузу, начал он, - я же всё вижу. Это ты, Унгелука, и не надо врать.

— Опять ты, - на этот раз её голос был тихим и испуганным.

Девушка судорожно шарила по сумочке рукой, которую отказывался нормально контролировать мозг. Сколько раз она оттачивала это действие, но всё зря. Казалось бы, что тут такого? Схватила баллончик, нащупала нужную сторону, вскинула руку и атаковала врага спасительной жидкостью. Кто ж знал, что паника настолько сильно всё испортит?

— Ну а что? – наступал Кирилл. – Тут одно из двух. Или это ты, или часть тебя. Сама же говорила, что живёшь в каждом, что всегда будешь рядом, если я поверю. А я верю, искренне верю. Да как не верить, если вот она, ты.

Похолодевшие пальцы наконец смогли встать в правильную позицию, и девушка запустила в сторону Кирилла жгучую струю, выдавив из ёмкостью сразу всё содержимое. В парня будто вселился дикий зверь, наделив невероятной реакцией. Основная часть перца улетела мимо, лишь небольшое облачко проникло в глаза и рот, слегка вышибло слезу и согрела слизистые.

— Разве это не судьба? – всхлипнул Кирилл и сглотнул сопли. – Это ведь не просто так, это ведь к чему-то меня ведёт.

Кирилл водил пальцем взад-вперёд, повторяя в воздухи очертания синей полосы на земле.

— Как я мог забить на такие знаки после вчерашнего? А?

— Я щас закричу, - предупредила девушка. – И если ты щас же не уйдёшь, я заявлению напишу, понял?

— Тщщщ, тихо, - Кирилл одним прыжком настиг жертву, крепко обнял и зажал рот рукой. – О нас никто не должен узнать. Я не хочу делиться.

Девушка попыталась завизжать и вырваться. Синий ручеёк, прочертивший линию судьбы на её теле, теперь впитывался в Кирилла. Холод и мурашки наперегонки бежали по коже, плоть леденела и твердела, наделяя мышцы каменной силой. Ладонь, закрывающая рот, сдавила губы так сильно, что каждое движение и попытка освободиться грозились вырвать их вместе с лицом.

— Больно? – удовлетворённо спросил Кирилл. – Вот так-то. Если не будешь орать, будет легче.

Каменные пальцы свёрлами вонзились в спину и с удовольствием смяли кожу. Девушка пискнула и замерла.

— Вот, молодец, пошли домой.

Кирилл с лёгкостью оторвал девушку от земли, прижал её лицо к груди и прикрыл ветровкой. Теперь со стороны это выглядело даже мило – будто обнимашки влюблённой парочки, в которых парень согревает свою любимую.

За парочкой тянулся светящийся шлейф. С каждой секундой он становился шире и гуще, всё ярче освещая улицу. Кирилл нервно осматривался по сторонам, но вокруг никого не было.

— Видишь, вселенная тоже хочет, чтобы мы были вместе, - нежно прошептал он. – Она указала путь к тебе, а теперь прячет меня от завистливых глаз. Слышишь? А? Слышишь, как тут тихо?

Все следующие попытки спастись пресекались ледяными пальцами Кирилла. Только шагнув за порог и надёжно захлопнув за собой дверь, он смог наконец расслабиться. Каменные ладони обмякли, освободили горящую от боли плоть и принялись нежно ощупывать тело девушки. Оно пылало жаром, окутывало замёрзшие руки Кирилла теплом, не давало льду полностью захватить организм. Волосы растрепались, желанная прядь упала на лицо, смешалась со слезами и чётко вырисовала в темноте пышные губы. Кирилл как будто всю жизнь мечтал о таком поцелуе – он кусал их и облизывал, ощущая всё новые и новые вкусы, сладкие, солёные, холодные.

Синий свет ручьём лился на пол, собирался в лужу, кровь и слёзы переливались в ней как бензин в воде, создавая причудливые и прекрасные узоры. Светящиеся испарения попадали в глаза, размывали зрение, и теперь Кирилл мог видеть только череду волшебных всполохов вместо лица своей любимой.

— Я знаю, знаю, что нужно, - прошептал Кирилл, нежно взял девушку за руку и повёл в комнату. – Помнишь? Помнишь?

Кирилл собрал с пола верёвки, не отпуская ладонь.

— Я всё запомнил, я знаю, как надо.

Аккуратно, стараясь не причинить девушке лишнюю и ненужную боль, он завёл её руки за спину и начал старательно связывать в том порядке, который запомнил. Узлы были тугими, Кириллу казалось, что львиная доля удовольствия спрятана прямо под ними, в местах, где верёвка врезается в кожу. Закончив с локтями и запястьями, Кирилл заметил под ногами кляп и наклонился, чтобы его поднять.

— Ааааааа! Помогите! – девушка вложила в крик всю силу, бросилась к выходу из комнаты, но, даже не достигнув его, получила двойную порцию боли.

Ледяная и будто потрескавшаяся рука Кирилла рухнула на израненные и кровоточащие губы. Кожа ладони словно покрылась шипами и тысячей уколов заставила девушку замолчать.

— Неужели тебе не нравится? – искренне удивился Кирилл. – Ты же сама вчера сказала, что заставляешь полюбить запретное. Что меняешь людей. Так измени ту, в которой ты прячешься сейчас, неужели это так сложно?

Дыхание девушки стало похоже на храп, когда кляп погрузился в рот. Язык пытался выдавить твёрдый шар, но ремешок уже был застёгнут и не оставил ей шансов. Пленница предприняла ещё одну попытку закричать – звук был хоть и приглушён, но всё равно достаточно громкий.

— Да блять, - выругался Кирилл и начал нервно рыться в завалах на одной из полок шкафа.

Через минуту рот девушки был плотно замотан десятком слоёв широкого скотча. От режущего уши визга остались кашель, мычание и хлюпанье слизи в носу из-за непрекращающегося рыдания. Кирилл был доволен собой – толстые стены старого кирпичного дома точно не пропустят эти звуки.

Остатки вчерашнего вечера до сих пор слабо светились на полу и кровати. Даже высохшие участки помнили о произошедшем и из последних сил напоминали о своём присутствии. Кирилл толкнул девушку на кровать и закончил свою любовную паутину, полностью обездвижив добычу.

— Ну вот, теперь твоя очередь, - Кирилл тоже прыгнул на кровать и опустил голову напротив лица пленницы. – По-любому ты именно так всё и задумывала. Играешь в недотрогу, проверяешь, достоин ли я стать твоим. Не надо во мне сомневаться, я готов на многое... да блять, я на всё готов! Что, сука, не веришь? Я тоже могу доминировать!

Заветная прядь окрасила растрёпанные волосы девушки и потерялась среди них. Одежда промокла, прилипла к телу и светилась. Пьянящие пары больше не поднимались вверх, теперь они дружно следовали к ноздрям Кирилла, заползали в нос и туманом заполняли лёгкие. Кирилл закатил глаза, припал носом к голове пленницы и вдохнул так, словно это был последний вдох в его жизни.

Грудь и спину пронзила невыносимая боль. Дыхание остановилось – лёгкие покрылись корочкой льда, болезненно загудели и вдруг взорвались приступом эйфории. Кирилл выдохнул обжигающее синее облако, схватил девушку за волосы и изо всех сил потянул к себе. Вместе с истошным мычанием из головы пленницы вырвалась чистейшая синяя прядь, девственная и не тронутая вселенной. Кирилл вцепился в неё, прижал к груди и, словно дождевой червь, выброшенный на жаркий асфальт, начал извиваться и наматывать на себя пылающую паутину. Подобно гусенице, соткавшей вокруг себя неприступный кокон, он шагнул на новую страницу своей жизни и испытал недоступный больше никому набор ощущений.

Комната пылала синем пламенем. На кровати переживала тысячу смертей счастливая сияющая мумия.

***

КОНЦОВКА В КОММЕНТАРИЯХ

Однажды кому-то из нас пришло в голову раскурочить зажигалку. Простенькую такую зажигалку, цена которой всего три рубля. Такие совсем не жалко, порой их использовали точно так, как и называли – одноразово. Покупали сразу несколько, срывали защитную железку и «открывали газ на максимум». А дальше – твори что хочешь. Прикуривай гигантским пламенем, рискуя сжечь брови и ресницы, кидай в стену, чтобы услышать слабенький хлопок… или замораживай. Ебашь мощным залпом газа, который до боли сковывал морозом ладони и полностью обездвиживал насекомых.

Особенно забавно было замораживать муравьёв. Всего один хриплый пшик, и маленький островок поверхности прокрывается мини-зимой. Можно потом поджечь и наблюдать, как муравей надувается и, тихонечко щёлкнув, превращается в угольки. Но мы же не живодёры, да? Лучше просто оставить его в покое. Всего минутка, и муравей снова начинает потихоньку шевелить усиками, медленно передвигаться… короче говоря – приходить в себя.

А ты просто достаёшь очередную никотиновую палочку из слегка помятой пачки «Жорика» и, ещё разок выебнувшись, закуриваешь. Почерневшая от огромного пламени сигарета – как признак мужества, ага. А муравей уже убежал, смешался с толпой, вернулся к обязанностям и обыденности. И вот ты сидишь, делаешь глубокую и такую как бы философскую затяжку, смотришь на траву и начинаешь размышлять.

Вот этот застывший муравей – как он там теперь? Остался ли прежним, или его крошечный мозг, оттаяв, полностью сбросил все настройки? Какую часть его жизни я украл? Берёшь телефон, заходишь в браузер, вводишь «сколько живёт муравей». А, лет пять. Много. Я украл всего минуту, он и не заметит. Наверное.

А Серёга – гений. Всегда таким был. С самого детства, с самого начала. Чё там, математика? Домашка? Ернуда – там дел-то на пять минут всего. А ты такой смотришь на него и вспоминаешь, как мамка не выпускает из комнаты, пока не сделаешь задания. А ты ведь нихуя не сделаешь…

Чё там, экзамен скоро? Готовиться надо? Да ну нахуй, по-быстрому напишешь мне свои задания, я всё сделаю. Только хватит уже страдать хернёй, пытаться что-то там выучить, пошли лучше бухать. И ты такой невольно улыбаешься – как же хорошо, что Серёга в моём классе учится… И всё, больше ничего не надо. Пошли бухать, а если что не так, Серёга разберётся.

Серёга гений. Это именно он, пьяный, увидев первые новости о странной фотографии с какого-то самолёта, как-то с подозрением осмотрелся и спросил:

— Я те чё, блять, муравей?

Как работала его фантазия, какие расчёты происходили в его голове – только ему и известно. К кому он там обращался, а?..

А фотка действительно была похожа на такой островок. Неидеальный круг, забрызганный замораживающим газом и покрывший всё чем-то белым. Наверное, снегом. А люди – это муравьи, безнадёжно замёрзшие под огромной ладонью какого-то могущественного приколиста. Хорошо, что не живодёра, ага…

В общем, ничего удивительного бы не произошло, если бы на самом деле у нас в городке ничего подобного не было. Белое пятно на фотографии покрывало всю его территорию и выходило недалеко за пределы, захватив по парочке огромных полей со всех его сторон. А мы этого не видели. Ну вот не было ничего подобного – никакого снега, льда, тополиного пуха… ничего, абсолютно ничего.

А Серёга-то гений. Как не прислушаться к его словам? Как не задуматься и не потратить пару ночей на обдумывание.

— Ну вот смотри, - говоришь ты сам себе, шёпотом, чтобы никого не разбудить, - реально ведь возможно, что нас заморозили, поэтому мы ничего не помним. Ну вот остановили в нашем городе жизнь на пару минут, ну может же быть, да? Ну просто в теории.

— Ну да, - отвечает воображаемый собеседник.

— Так, и что получается? Часы должны были остановиться, да? А почему? Они же не органические, чего им этот мороз? Что там ещё? Какие должны быть улики и доказательства?

— Почитай в интернете, - говорит собеседник.

— Спрошу у Серёги, - отмахиваешься ты.

А самому стыдно. Ты ведь дебил, как минимум, по сравнению с ним. И в данном случае это не оскорбление, а диагноз.

А тут ещё внезапно холодает. В разгар лета, как снег на голову – плюс шесть. И днём, и ночью. Да как так-то? Нет, мне-то плевать, мне такое даже нравится, но вот странно же, да? «Аномальное похолодание застало врасплох жителей Мценска – маленького тихого в Орловской области» - вещал ведущий на каком-то из скучных каналов.

И всё? А это, простите, нормально? Ну чтобы вот так – только один город. Сколько себя помню, у нас даже с Москвой погода всегда приблизительно совпадала. А тут – один маленький городок на несколько десятков тысяч человек. Нет, ну серьёзно, в Орле плюс двадцать семь, а у нас, в тридцати километрах, плюс шесть. Вы бы не охуели от такого расклада? Вот и я охуел.

А Серёге было как будто похуй. Для себя-то он явно всё понял, всё рассчитал, всё изучил. А нам, дэбилам, не надо забивать этим свое беззаботные головы. Живите, говорил он, спокойно, не парьтесь. За вас всё сделают, если надо будет. Серёге точно было похуй, и он видел в этих аномалиях только простор для творчества.

«Этим летом без шапки ходить опасно,

Отморозишь мозг и сойдёшь с ума.

У июля будто поддельный паспорт,

За которым скрывает свой лик зима.»

Как обычно, он натрынькивал что-то на своей старинной гитаре и пел. Вообще, мы все вместе, всей толпой собирались вот-вот создать свою группу, нужно только научиться играть на чём-нибудь. Я, конечно, хотел быть вокалистом. А кто не хотел, если всё, что мы умели – это орать во всё горло любимые песенки? Наверное, у каждого из нас было представление об идеальной группе. Ну вот, например: Серёга – точно гитарист, ему и учиться не надо. Тексты пиздатые пишет ещё. Петруха – барабанщик. Фурыч – на басухе ебашить будет. А я, как уже можно догадаться, вокалист. И ещё Олька. Потому что у нас с ней влюбляшки.

Нет, Серёга тоже любил это дело, любил посрывать голос, но иногда смотрел на нас именно так, как и надо – как на дебилов. «Ёбаный ты нахуй, и мне вот с этим работать?» - по-любому именно такие мысли были в его голове. Ну а как иначе? Один он старался что-то делать, придумал уже не один десяток песен, а мы… а мы «ща, попозже, сдадим экзамены»... «ща, подожди, на даче поработаем недельку»… «ну бля, а где учиться-то в нашей деревне?»

— Где-где, я-то как-то научился сам, - отвечал Серёга, глядя на нас взглядом мудрейшего старца.

И никто из нас даже не думал ему возразить. Только опустить взгляд, застыдить себя по самые гланды и очередной раз себе пообещать, что вот уже, скоро. Скоро.

Серега реально был гением. И, возможно, именно поэтому умер раньше всех.

Это ебучее утро хуй когда выйдет из моей памяти. Наверное, даже после смерти. С самого начала всё было не так. Мы шли, весело размахивая пакетами с идеальным набором для бухла (с утра пораньше, чтобы к вечеру точно протрезветь), по знакомой до самого маленького камешка тропинке. Мне даже казалось, что она существует только благодаря нам – ведь мы топчем её каждую весну, лето и осень, несколько раз в день. Кому ещё надо забираться в такие заросли?

И именно в этот день на тропинке валялась собака. В травку стекал уже подсохший ручеёк крови, а животное примерно раз в 10 секунд делало резкий глубокий вдох, а потом медленный и незаметный выдох. Голову её украшала небольшая трещинка, лишь немного пробивающая сквозь шерсть. Думаю, если бы не шерсть, то пришлось бы моей Ольке смотреть на обнажённый живой мозг. Нам-то что, мы пацаны, справимся. А вот Олька бы охуела, наверное.

А ещё у собаки был вырвал кусок с левого бока, который, в отличии от черепа, предстал перед нами во всей красе, сверкая влажными костями и мерзко растягивающимся от дыхания мясом.

В целом, ничего такого. В нашей глуши встретить сбитую собаку на дороге – обычное дело. Нахер оно кому надо – убирать. И так сгниёт. Поэтому я только покосился на Ольку – не испугалась ли она, но из её рта вырвалось лишь громкое «фу бляяяяяять, Костииииик». И она тут уже спрятала своё лицо где-то в моей груди.

— Фурыч, убирай, - гоготнул Петруха. – А то мы перепрыгнем, а тебе придётся прям по ней пиздовать.

Не, я, конечно понимаю, что это всё шуточки, но Фурыч-то реально был огромным. Когда смотришь на него в толпе людей – ну точно фура среди легковушек. Вот и повелось у нас вечно его подъёбывть – «А что, когда перестанешь асфальт портить? Почему налог не платишь?»

Фурыч не обижался, вот ни разу. Он всегда говорил – если ты жирный, то зачем отрицать, что ты жирный? Вот есть индекс массы тела, и если там ожирение, то ты жирный. Всё просто. А ещё он никогда не оправдывал свой вес проблемами со здоровьем. Так и говорил – жру, а что, нельзя?

Зато он просто обожал доказывать, что даже несмотря на свою толстоту, он ещё ого-го. И в футбольчик погонять, пусть и в воротах, и через забор полезть, и на пластиковый стульчик сесть. Вот и в этот раз.

— Чегооо? – пусть и весело, но возмутился он. – Это я-то не прыгну? Да хули тут прыгать?

Ну и пожалуйста. Это было бы смешно, если бы его огромная жопа, выходящая за пределы тропинки, упала бы на голую землю. Но нет. Поскользнувшись на каких-то ещё не засохших жидких выделениях, Фурыч уебался так, что больше бедный пёсик точно больше не должен был мучиться. Не должен был, да.

Но как только Фурыч в ужасе подскочил, словно сбросив полцентнера, и начал пытаться осматривать свой зад, собака, как ни в чём не бывало, поднялась на ноги, заскулила и бросилась вперёд по тропинке.

— Нихуя… - после небольшого шока и паузы заговорил Петруха. – Фурыч, да у тебя жопа целебная.

— Да иди ты нахуй, - Фурыч сорвал веточку с листьями и активно оттирал всё лишнее со штанов.

— Не, я серьёзно, - наиграно заинтересованно продолжил Петруха. – Может, попробуешь посрать на что-нибудь дохлое? Вдруг сработает? Ну прикинь, сколько денег поднять сможешь!

— Ага, - Фурыч, как всегда, не обращал внимания на шуточки.

— Будет, чем налог платить, а то совсем охуел! – добил нас Петруха, и тяжёлое молчание прервал искренний смех.

Смеялись все, кроме Серёги. Он, в общем-то, довольно серьёзный парень, как минимум пока трезвый. Но хотя бы улыбнуться, оценить шутку, усмехнуться – это он всегда. А тут – смотрел вслед убегающей собачке и явно о чём-то переживал.

— Ты чего, Серёг? – спросил я, когда мы наконец продолжили путь.

— Ты же понимаешь, что такого не должно быть? – указал он взглядом вперёд.

— Ну как бы да, странновато, - нелепо усмехнулся я.

— Нет, в теории, это можно объяснить, - начал он рассуждать. – Но должно совпасть множество факторов. Хотя бы дыхание должно быть не таким, не предсмертным, что ли. И ладно бы только это. Это хуйня. Ты ведь внимательно смотрел? Фурыч ей голову ещё больше сплющил. Там мозгу пизда должна быть.

— Так может, она как эта, курица без головы?

— Не, - уверенно покачал он головой, - она побежала чётко по тропинке, сворачивая где надо.

— Ну так это… теории есть? – смущённо спросил я.

— О такой хуйне в книгах пока не пишут, - вымученно улыбнулся Серёга. – Откуда ж мне знать, что тут у нас творится.

Это была его последняя улыбка. Как и тысячу раз до этого, мы расположились на огромной каменной плите, неизвестно для чего лежавший на этом месте ещё тогда, когда мы не родились. Довольно интересная картина – заросли высокой травы постепенно сменялись какими-то слишком красивыми кустарниками, цветущими в тыщу раз лучше, чем на городских ухоженных территориях, а затем и деревьями всех сортов. Тут и обычные тополя, и каштаны, и клёны, и даже яблони с грушами. И ещё хрен знает сколько видов деревьев. Серёга-то по-любому знал все названия, но не я, увы.

И вот, окружённая со всех сторон этой красотой, лежала на земле огромная плита. Метров тридцать в диаметре, наверное. Её грязно-серая поверхность, возвышающаяся над почвой где-то на 70 сантиметров, была покрыта неровностями, торчащими вкраплениями других камней, какими-то железками и подковами… в общем, фиг знает что. Откуда она здесь, зачем, когда – никто не знал, да и всем было плевать. И мне тоже.

В детстве мы ещё с трудом запрыгивали на неё, но с таким удовольствием использовали для всяких игр, что даже и не думали начинать где-то в другом месте. Нам, пиздюкам, видимо, было куда приятнее падать на шершавую каменную поверхность и страдать от ушибов, порезов и прочих радостей, чем спокойно и относительно безопасно играть на траве…

А теперь мы просто на ней сидели, разложив вокруг бутылочки дешёвого пива, сухарики, пачки сигарет и те самые трёхрублёвые зажигалочки. Они в любом случае удобнее копеечных спичек, ведь им не страшен никакой ветер. Если что, всегда ведь можно слегка их модифицировать и увеличить пламя до максимально устойчивого размера.

Серёга мог сыграть на гитаре любую песню, какую только услышит. Для нас такая способность была дикостью – ну серьёзно, это ж сколько нужно учиться? В то утро он играл одну из хорошо известных нам песен, но на ходу переделывал текст, поэтому мы не позволяли себе влезать со своим позорным вокалом.

«Мир такой большой, мир такой чужой…

Слипаются глаза,

А воздух прочь из лёгких.

Поздно жать на тормоза,

Ведь их и нет у мёртвых…»

Я всё крепче обнимал Ольку, проникаясь пением Серёги. Этот засранец мог бы покорить мир, если бы захотел. Причём в любой области – музыка, наука, кино, бизнес… Но ему было плевать. На всё, а не только на странную фоточку. Он чётко знал, как прожить свою жизнь, и в ближайшие годны он хотел развлекаться, а не проёбывать молодость.

Я безмерно ему доверял, считал даже не лучшим другом, а просто одним из самых близких людей. Одним из самых-самых, вообще и во всём. Но где-то глубоко подсознательно я боялся, что он однажды уведёт у меня Ольку – ему ведь стоит только захотеть. А Ольку сложно не захотеть. Девочка эта выглядела так, будто сутками зависает в спортзале, поддерживая себя в форме какой-то супер-пупер модели. Её фигуре завидовали вообще все. Просто многие стеснялся об этом говорить.

Но я, так уж вышло, влюбился в первую очередь в её лицо. В эту сказочную улыбку, обнажающую слегка кривые верхние зубы, которые будто на спор выросли немного разными. Один какой-то треугольный, другой в два раза меньше остальных, третий залезает на соседа… В этот крошечный носик, огромные карие глаза и высокий лоб, которые, собравшись вместе, превращали Олькино личико в какое-то умилительно-мультяшное, которое хотелось тискать, тискать и ещё раз тискать. А потом прижаться свой щекой к её щёчке и никогда не терять это чувство.

Ну, не буду врать, моя внешность тоже далеко не самая плохая. В нашей маленькой компании - вообще, наверное, лучше всех. Ростом и шириной плеч не обделён, весом, гармонично распределённом по всему телу, тоже. Я, знаете, такой крепыш, пока не попытаюсь напрячь мышцы. Их там, в общем-то, не так много. Но общее впечатление, при встрече со мной, вполне могло создать иллюзию накачанного спортсмена. Лицо… ну тут я уже не возьмусь оценивать. Но, наверное, вполне нормальное.

А что остальные? Фурыч – Фурыч, Петруха – такой «деревенский пацанёнок», маленький, шустрый, вечно грязный и растрёпанный… а Серёга был до ужаса, до болезненности тощим. Петруха постоянно шутил, что он вместо обычной еды, питается знаниями. Но он брал не внешностью, а гениальностью. Поэтому я и боялся его. Немножко. Совсем чуть-чуть.

«Слипаются глаза,

И я уже бессилен.

И поздно жать на тормоза –

Я на пути к своей могиле...»

Второй припев подошёл к концу. «Серёг, ты чего там?» - почти вслух думал я, но до конца песни не планировал вмешиваться.

— Ладно, в пизду, пойду поссу, - буркнул он и небрежно швырнул гитару на плиту.

Я только успел оторвать одну руку от Ольки, чтобы вопросительно протянуть её в сторону Серёги и спросить уже, не ебанулся ли он часом. Но я не решился. Серёга почти бегом удалился в заросли.

Пиздец. Мои последние мысли о нём были именно такими. Не ебанулся ли он? Не «что случилось, дружище? Расскажи мне всё, я помогу чем смогу». Нет. «Ты ебанулся?» И всё. Вот он – подростковый похуизм, блять.

Ну, поссать – так поссать, чего теперь. Настало время хриплого звука из динамика телефона и нашего шикарного вокала. Сдерживаться никто не планировал – весь наш позор никому не мешал и вообще был скрыт от людей расстоянием и непроходимыми зарослями, полностью сжирающими все звуки.

И как-то незаметно прошёл час. Пива выпито достаточно, настроение – шикарное, а Серёги нет.

— Ну где ты там? – кричал в телефон Петруха, очередной раз не дождавшись ответа.

— В аську не заходит? – спросил я, не желая отрывать руки от Ольки, чтобы взять телефон.

— Нет! – агрессивно ответил Петруха. – Вообще охуел, не предупредил даже!

Забавный человечек. Весёлый, но срывается по мелочам. Как бесконечно стебать Фурыча – это пожалуйста, но стоит только пошутить про его рост, так сразу злость и обида.

— Да ладно, мало ли, что там у него, - скромно встал я на защиту Серёги.

— Пацаны, а вы слыхали, о чём он пел? – Фурыч, кажется, тоже обратил внимание на его странное поведение.

— Угу, - кивнул я, уперевшись подбородком в волосы Ольки.

— Пошли поищем, - уверенно встал он и направился точно туда, куда и уходил Серёга.

— А что толку? – спросил я, не сомневаясь в бессмысленности этого дела. – Когда сможет, сам позвонит или придёт.

— А вдруг что случилось? – ответил Фурыч и скрылся за деревьями.

— Весь кайф обломал! – нарисовал на лице отвращение Петруха, но направился за Фурычем.

— Ну пойдём? – тихонько спросил я у Ольки.

— У-у, - отрицательно покачала она головой.

— Да пошлииии, согреемся хоть.

Мы, конечно, знали о похолодании, но как-то неуютно было летом ходить в куртках и шапках. А уж тёплая обувь посреди лета – это вообще дикость какая-то. Ну вот не принято это. В детстве же как было – кто раньше всех весной без шапки выйдет, тот самый крутой. Вот и до сих пор осталось в нас что-то такое, детское. Поэтому даже пиво не справлялось с ролью обогревателя.

Я встал с плиты, а Олька повисла на мне, показывая своё искренне нежелание. Я бы и рад остаться, но если с Серёгой и правда что-то случилось, то как так? Как это я не поучаствую в поисках и помощи?

Спустя несколько шагов Олька всё-таки спрыгнула на землю. Её мультяшное лицо исказилось от разочарования, раздражения и какой-то вселенской грусти.

— Ну ты чего? – наклонился я к ней и заглянул в глаза.

— Ничего, - отвела она взгляд.

Обиделась, что ли? Да с чего хоть? Я, к своему стыду, пару раз вёл себя в десятки раз хуже, и даже тогда она так не реагировала. А сейчас-то что?

А потом случился пиздец. Мы как раз догнали Фурыча и Петруху. Они лениво шли по слабо растущей в тени деревьев траве, отталкивая от лица тонкие и хлёсткие ветки молодой поросли. И вдруг Олька завизжала. Громко, противно, страшно… и Петруха, вместе с ней, заорал мощным толстяковским басом. Я всегда думал, что в фильмах всё как-то неправильно. Ну, то есть, почему все так одинаково орут, увидев что-то страшное? Просто «а-а-а-а». Не «ебать блять пиздец нахуй», а вот так.

А тут – вот будто в фильм и попал. Два почти одинаковых по своему «стилю» крика. Я сначала подумал – они что, подъебать меня решили? Это что за выходки такие? А потом и сам направил взгляд в нужное место.

Серёга лежал на земле, поджав ноги к груди. Руки застыли в странной позе – будто передние лапки у богомола. Язык вывалился изо рта, а на лбу светилась огромная красная полоса, окружённая распухшей кошей. Рядом с его головой величественно торчал из земли огромный камень.

И в этот момент я и сам стал участником фильма ужасов. Мышцы шеи самопроизвольно напряглись, голова сама по себе повернулась в сторону, а оставшийся в лёгких воздух будто выдавили резким ударом в грудь. Нет, я не закричал, но шумно и хрипло выдохнул, задёргавшись как в каком-то припадке.

— Эт… это что, он упа… упал? – вечно смелый и решительный Петруха начал заикаться, а голос его стал каким-то неузнаваемым.

Олька вцепилась в мою руку ногтями. Наверное, эта резкая боль как-то вывела меня из шокового состояния, по телу дружной толпой пробежали мурашки, точно сверху вниз, а дыхательные мышцы вспомнили, как правильно выполнять свою работу. Я болезненно сглотнул в пересохшее горло – как будто час гулял по жаре без воды.

И знаете… в моё наглухо ебанутое сознание пришла дебильнейшая мысль. Я посмотрел на друзей, на Ольку и подумал – а чего это никто не блюёт? В фильмах ведь обязательно хоть кто-то сгибается пополам и начинает фонтанировать на землю.

— Он живой ведь? – с надеждой посмотрел на нас Фурыч.

— Проверить надо, - ответил я, и мой голос ракетным гулом пронзил голову. Я даже зажмурился.

— Да ка… какой проверить? – истерил Петруха. – Скорую, ско… рую надо! Звоните, блять, быс… быстрее!

Фурыч, видимо, быстрее всех полностью пришёл в себя. Он и позвонил, и объяснил, куда приехать, и пообещал встретить, и встретил. А мы остались рядом с Серёгой, будто боясь сделать малейший шаг в сторону. Я только потом, когда скорая уже приехала, заметил, что ноги какие-то каменные. Что отойти в сторону, чтобы освободить место, почему-то очень тяжело. Видимо, я и правда врастал ногами в землю от ужаса. А Олька будто вообще потеряла способность ходить, и когда я наконец сдвинулся с места, её ноги просто волочились по земле. Вся сила перешла в руки, которыми она отчаянно держалась за меня.

И только когда Серёга скрылся из виду, нормальное состояние вернулось и ко мне, и ко всем остальным. Олькино лицо заиграло мультяшной мимикой, она как испуганный котёнок разглядывала заросли, стараясь разглядеть, что там происходит. Петруха уже нормальным голосом обсуждал что-то с Фурычем, а я опять принимал в своей голове ебанутые мысли.

Я чётко представлял, как Серёга, подобно той раздавленной собаке, вдруг делает резкий вдох, открывает сонные глаза, удивлённо озирается по сторонам и, как ни в чём ни бывало, идёт к нам. Обратно, на плиту.

— А если нас обвинят? – вполголоса хрипел Петруха, надув от напряжения вены на шее. – Что это будто мы его ёбнули? А? Что делать тогда?

— Да успокойся, разберутся, - хлопнул его плечу Фурыч.

И он оказался прав – разобрались. Выслушали наши нервные рассказы, полюбовались искренне испуганным и честным лицом Ольки, покопались на месте происшествия и отстали от нас. По каким-то сломанным веточкам, следам на коре и царапинам на руках и ногах Серёги выяснили, что он залез на дерево. А дальше, случайно или специально, свалился вниз, приземлившись головой на камень. Говорили, что нет ни одного признака того, что Серёга сорвался и пытался схватиться за что-нибудь. Говорили, что должны были остаться характерные ссадины или следы на одежде.

А ещё слишком подозрительным было падение на камень. На довольно редкое явление в этом лесочке. То есть, получается, Серёга выбрал именно это место, нужное дерево, залез и спрыгнул. Специально головой на камень. Не просто так он пел о смерти, совсем не просто так.

На похоронах было подозрительно мало людей. Мать и отец – и те будто торопились поскорее уйти. Будто это было не прощание с сыном, а отвлекающая от дел ненужная ерунда. Мы с друзьями тоже постояли рядом, похлопали скорее удивлёнными, чем грустными глазками, и ушли. Мир ебанулся, подумал я тогда. Уж если даже Серёга, то все остальные – точно. Даже вон погода. Не меняется ведь.

Серёга раз тридцать говорил мне, что нужно искать красоту в окружении. Даже если тонкую дорожку посреди сугробов засрали животные, даже если содержимое мусорных контейнеров снова разнесло ветром по всей улице, даже если очередная дохлая собака вызывает своей вонью рвотные рефлексы… Всё охуенно, говорил он, пока ты сам жив и здоров. Из любой ситуации можно выйти, любую проблему решить. Эх, Серёга. Всем бы такие мозги, как у тебя.

А мир продолжал сходить с ума. Прогноз погоды упорно твердил, что завтра у нас будет жарко, но каждый новый день начинался с обеспокоенных голосов ведущих, говорящих о том, что почему-то у нас по-прежнему почти мороз. Растения остановили своё развитие, и если в масштабах страны несколько погибших полей никто не заметит, то местным огородникам придётся несладко. Я же прекрасно знаю, как огороды и дачи кормят многих жителей этой глуши. Температура опустилась до рекордных +0.2 ночью. Город остывал и сводил с ума людей, застрявших здесь. С каждым днём я слышал всё больше слов о том, что надо отсюда валить. Безработица, скука, а теперь ещё и это.

— Да не ссы, разберутся, - словно повторяли прохожие слова Серёги.

Может, кто-то и разбирался. Может, где-нибудь на метеостанции или просто подальше от свидетелей сидит толпа учёных и активно изучает погоду. И уже вот скоро запустят в небо какую-нибудь ракету, которая вспыхнет ярким фейерверком, знаменующим победу над холодом.

А мы с друзьями стали носить шапки, как и все вокруг. Выебнуться причёской и розовой чёлкой – это, конечно, надо, но не когда от холода уже болят уши… Куртки, ботинки, кто-то даже заматывался в шарф, спасаясь от ледяного ветра. Начались июльские – июльские, блять, заморозки. Помидоры моментально скосило даже в парниках, и я сам с трудом сдерживал слёзы, когда в очередной раз слышал жалобные рассказы местных бабулек.

Людей будто переклинило от смены климата. Какие-то постоянные аварии со смертельным исходом на пустых дорогах, нелепые несчастные случаи… Всеобщее настроение падало ниже уровня засыхающей реки. Кстати, а речка-то была тёплой. Забавно. Течение приносило комфортную воду, ведь всего несколько километров, и вот она – жара.

Как-то до безысходности противно было слышать сообщения из Орла о том, что вот наконец-то прошёл дождь, слегка сбил невыносимую жару… А у нас, блять, был снег. В июле. Пусть и продержался он недолго – дневная температура ещё кое-как держалась выше нуля – но какого хрена, а? Кажется, засуха даже спасала нас. Хотя бы от сугробов посреди лета. А середине месяца термометр стал показывать по-настоящему зимние морозы.

А Петруха перестал шутить. Подстелив какие-то тряпки под жопу, ведь плита теперь слишком холодная, мы как запущенные алкаши цедили всякое пиво, ягуары и прочие блейзеры и подпевали теперь только грустным песенкам. Депрессивным, безнадёжным, и теперь даже пугающим.

— Хооооолодно, - зевнула как-то раз Олька, но не прижалась ко мне, как это происходило обычно.

— Иди, согрею, - улыбнулся я и распахнул куртку, приглашая её в уютный «домик».

Но она лишь грустно отвернулась, сделала ещё глоток и поморщилась. Потому что пиво, блять, покрывалось корочкой льда.

— Я, наверное, пойду, - как-то совсем обреченно сказала она.

— Ну это, - я даже растерялся, - давай провожу, что ли.

— Как хочешь, - выдохнула она и поплелась по тропинке.

Я просто не знал, что делать. Приобнять её, как обычно? Взять за руку? На руки? Я просто никогда не видел её в таком подавленном состоянии. Её крошечные ладошки, теперь закутанные в смешные огромные варежки, безвольно бились о бока свисающей до колен куртки. Если бы впереди был обрыв, если бы мы сейчас шли не по старой тропинке, а по крыше, она бы без сомнений полетела вниз и даже не заметила бы этого.

Так продолжалось до самого дома. В полном молчании и моём непонимании. Я несколько раз протягивал руку, чтобы хоть как-то прикоснуться к Ольке, но не мог на это решиться. Будто мы просто какие-то знакомые, друзья или хрен знает кто ещё. Как будто она совсем не моя Олька, не моя милашка-мультяшка…

— Фурыч, ты похудел, что ли? – бодро и весело спросил я, когда вернулся обратно. Надо было хоть чем-то разбавить этот депрессивный сумрак.

— Аппетита нет, - серьёзно ответил он, не отрываясь от телефона.

Пугающую тишину пытались спасти звуки сообщений. «О-оу», «о-оу»… Мне до боли в зубах захотелось взять гитару и начать играть что-нибудь хоть немного весёлое. Что-то вроде «Он не придёт»… Но куда мне. Даже близко ничего не получится. Поэтому я тоже достал телефон и уставился в экран скучающими глазами. Серёга оффлайн. Тьфу, блять! Когда я уже перестану ждать его появления?

— Давайте, за глобальное потепление, - мрачно произнёс Петруха и протянул стаканчик, наполненный до краёв.

— За потепление, - снова не стал отводить взгляд от телефона Фурыч.

Выпив всё залпом, мы дружно поморщились. И от вкуса дешёвого пойла, и от холода.

Я не хотел никуда отсюда уходить. Возвращаться к цивилизации, а точнее – к вымирающему её кусочку. Там всё совсем хуёво. Люди уже неприкрыто говорят о самоубийствах, а потом спокойно делают это. Кто-то по-классике, кто-то не колет инсулин и обжирается сладостями, кто-то не останавливает машину перед давно пробитой оградой моста. Я просто боюсь вернуться и узнать, что кто-то из моих близких тоже не стал сворачивать со встречки. На остальных максимально похуй. Пусть хоть толпами с моста прыгают – какое мне дело? После смерти Серёги-то… А с другой стороны… Серёга же был гением. Он ведь что-то понял, правда?

Наверное, впервые в жизни родители даже не выглянули из комнаты, когда я пришёл домой. А как же их любимое с недавних пор «напился опять?» Где же эти закатанные глаза и лёгкая ругань, но не со зла, а потому что так надо, так принято.

— Это я, - на всякий случай, громко сообщил.

— Молодец, - грубо ответил папа.

Ну серьёзно, вы-то чего? Что с вами случилось? Блять, да эта фотка с самолёта может быть просто ебучей подделкой! Единственное, что странно, так это мороз! Но всегда ведь можно уехать! Продать дачу, купить квартирку в Орле. Там ведь так охуенно с их +34 в тени. И всё, и забыть нахер эту деревню, всё равно она скоро вымрет к хуям. Ну вот помогают нам неведомые силы, говорят: «уезжайте отсюда скорее, нечего здесь ловить».

Но нет, мы будем с трагическим видом лежать на диване и пялиться в телевизор. Надо же, какой ужас, на даче урожай сдох. Картошечки не будет в этом году, морковочки всякой. Ну не случилось никакого конца света, пожрём в этом году покупные, можем себе позволить.

А вот попробуй скажи всё это вслух. Посмотрят как на врага народа, затрясут своими грустными лицами, будто сдерживая себя от преступления. А потом махнут рукой и продолжат смотреть в экран. Я почти уверен, что они даже не наблюдают за происходящим и не слушают. Просто направляют взгляд в нужную сторону, не более. Хоть A-One бы включили, если уж так.

Я уже не удивлялся, когда под окнами появлялся очередной труп. Не оборачивался на грохот автомобилей, отмахивался от рассказов об очередном самоубийце. Я только пытался хоть как-то повлиять на родителей и вытащить их из всего этого, во всех смыслах. К сожалению, безуспешно.

ПРОДОЛЖЕНИЕ И КОНЦОВКА В КОММЕНТАРИЯХ