LarryVerton

Ванька пнул давно пожелтевший гриб дождевик. Раздался хлопок, и в воздух устремилось облако спор, притягивая к себе солнечные лучи, которые с трудом пробивались сквозь густые деревья. День близился к завершению, и парень, как обычно, бесцельно бродил вокруг деревни. Он считал себя хозяином и владельцем этих краёв. Молодёжь давно покинула это гниющее место и всё реже наведывалась в гости к своим бабушкам и дедушкам, и только Ванька остался, отвергая все попытки деда отправить его подальше, в город. Родителей у него не было, и за пределами деревни никто не ждал. К тому же, парень с самого раннего детства был настолько влюблён в природу, что чуть ли не закатывал истерики, когда речь заходила о поездке ближе к цивилизации. Максимум, чего удалось добиться – долгие поездки на автобусе в школу и обратно. И теперь, когда впереди был уже одиннадцатый класс, дед снова начал попытки убедить внука изменить жизнь. Парень был уже взрослый, и вполне справился бы сам.

Но до этого ещё целый год, а пока – беззаботное лето и красота вокруг. Сочные яблоки и груши уже близки к спелости, поляны усеяны ягодами, а в пруду полно рыбы – что ещё нужно для счастья? Ванька шёл по берегу, любуясь отражением солнца на гладкой поверхности воды, и мечтал. Вот когда-нибудь, обязательно, он заработает кучу денег, построит здесь кучу новых домов, магазинов и прочих удобств, чтобы перетащить в деревню как можно больше городских жителей…

Но это потом, в будущем. А пока есть другие проблемы – в воду что-то плюхнулось, и Ванька сразу же рассмотрел леску, уходящую за пределы видимости, в кусты. Ему было точно известно – сейчас никто из немногочисленных жителей деревни не мог здесь находиться. Значит, на местный пруд пришёл чужак? Это, считал Ванька, непростительно.

— Э! Ты что творишь? – Вмиг нахмурился парень и поспешил спуститься к воде и увидеть наконец нарушителя.

— Что? В чём дело? – удивлённо посмотрел на него рыбак – невысокий мужичок лет пятидесяти, в забавной широкой шляпке и с объёмными, будто надутыми воздухом, усами.

— Кто тебе разрешал здесь рыбу ловить? – Ванька вплотную подошёл к мужичку, чтобы показать свой высокий рост и физическое превосходство.

— Извините, молодой человек, - рыбак виновато улыбнулся и задрал голову вверх, чтобы посмотреть в глаза Ваньке, - насколько мне известно, сейчас нет никаких запретов на ловлю рыбы на этом водоёме.

— Я тебе запрещаю, понял? – Ванька почти упёрся грудью в голову рыбака. – Нам самим тут жрать нечего, не хватало всяких проходимцев кормить! На самом деле, это было ложью. Пруд всегда был щедрым на улов, словно кто-то специально каждый год выпускает туда кучу рыбы, чтобы она вдруг не закончилась. Более того, разнообразие рыб в этом, по размеру напоминающем лужу, водоёме, удивило бы любого, кто не провёл здесь всю жизнь.

— Ну что вы такое говорите? – рыбак с гордостью кивнул в сторону пакета, в котором лежало несколько увесистых рыб. – Смотрите, я здесь всего несколько минут, а уже сколько всего!

— Ты охренел? – выпучил глаза Ванька, увидев улов.

— Извините… - несмотря на агрессию, мужичок отвлёкся и выдернул из воды очередную добычу.

Отойдя в сторону и будто насмехаясь над Ванькой, он довольно заулыбался и схватил рыбу двумя руками.

— Надо же! – поднёс он рыбу прямо к Ваньконому лицу. – В таком маленьком пруду, и такой окунь! Чудеса!

— Ты пиздюлей захотел отхватить? – парень схватил мужичка за одежду и слегка потянул вверх. – Если щас же не уйдёшь, морду разобью и не посмотрю, что ты старше, понял?

— Но позвольте… я же такой же человек, как и вы. Я имею право…

— Ты дурак, что ли? – гаркнул Ванька и толкнул рыбака в грудь двумя руками.

Мужичок, как и ожидалось, с лёгкостью отлетел и повалился на спину, задрав ноги. Несмотря на довольно опасное падение, он не разжал руки и не выпустил их них рыбу, рискуя получить серьёзную травму. Ванька на секунду испугался. Каким бы крутым он себя не считал, но поднимать руку на старших, да ещё и незнакомцев – это слишком серьёзный проступок, и если с мужичком случится что-то серьёзное, то как минимум от деда нехило влетит. Но на этот раз Ванька облегчённо выдохнул – рыбак со спокойным лицом, пусть уже и без улыбки, легко встал на ноги, продолжая держать перед собой добычу.

— Кто это тебя так? – ткнул он пальцем в свои усы, когда снова приблизился к обидчику.

— Это? – Ванька растерялся и прикрыл шрам на верхней губе рукой, одновременно отвернувшись. – Это никто, это родился таким. Заячья губа.

— А, понятно. – понимающе кивнул рыбак. – А что, не думал усы отрастить? Вот как у меня.

— Так и сделаю. Но потом, когда вырасту.

— А ты разве уже не взрослый? – мужичок удивлённо осмотрел парня с ног до головы.

— Дед говорит, что нет. Не мужик ещё, не заслужил.

— Серьёзный у тебя дедушка. А это точно не он тебя… ну…

— Избил? Собственного внука? – снова вскипел Ванька. – Ты что себе позволяешь, а? Припёрся сюда, умный такой, рыбу чужую ловит, жителей оскорбляет.

— Ну чего ты кричишь? – рыбак попытался сказать это как можно спокойнее. – Я же тебе зла не желаю. Да и рыбы у вас много, не обеднеете от пары окуней.

— Так, мне надоело! – взмахнул руками Ванька, схватил удочку мужичка и сломал в нескольких местах. – Если сию же секунду не уйдёшь, я с тобой то же самое сделаю!

— Ладно. – разочарованно протянул рыбак и резко развернулся.

Ванька с гордостью поднял подбородок и скрестил руки на груди. Мужичок, сделав несколько шагов, словно опомнился, остановился, с досадой взглянул на рыбу, которую так и не выпустил из рук, и сильно бросил её через плечо. Ванька улыбался: вот какой он молодец – и чужака от своих владений прогнал, и целый пакет рыбы домой принесёт. Дед точно похвалит на этот раз.

Рыба плюхнулась в воду и пока не подавала признаков жизни. Ванька замер – почему-то ему стало невыносимо грустно. Мысли о гордости сменились осознанием собственной незначительности в этом мире. Он, такой крутой и сильный, в любой момент может стать такой же рыбой, потрёпанной и брошенной кем-то гораздо более могущественным в океан реальности. И останутся от него только гниющий труп и воспоминания, волнами разлетающиеся вокруг и постепенно исчезающими.

Ванька, словно завороженный, смотрел на приближающуюся к берегу волну – остатки воспоминаний о рыбке, которая ещё несколько минут назад и подумать не могла о том, что произойдёт. Сейчас она коснётся берега, будто прощаясь навсегда, и вернётся обратно, стремительно уменьшаясь и растворяясь. Разве можно так закончить жизнь? Разве можно оставить от себя какую-то жалкую и почти незаметную волну? Нет, это для слабаков. Ванька не такой – он-то обязательно уйдёт, оставив после себя целое цунами, которое накроет планету и никогда не выветрится из памяти людей.

Волна вяло ткнулась в берег, и Ванька машинально кивнул, мысленно бросив пару слов прощания. Но вопреки ожиданиям, волна не вернулась обратно, а продолжила свой путь на суше, будто ветер подхватил её и направил дальше по берегу, по траве. Ванька от неожиданности отпрянул назад – его думы были настолько серьёзны и увлекательны, что не было даже мысли о том, что это действительно всего лишь ветер решил поиграть с его воображением.

Волна прокатилась по вверх по берегу и скрылась из виду. К Ваньке наконец вернулось сознание, и он, громко усмехнувшись, решил убедиться, что рыбак ушёл. Само собой, рядом уже никого не было, и парень с чувством выполненного долга наклонился к пакету с рыбой… и тут же снова выпрямился, не сдержав удивлённый крик.

Вместо свежих, красивых и упитанных рыб, в пакете остались лишь обрывки, головы и органы. Несколько крошечных сердец ещё слабо трепыхались, указывая на то, что совсем недавно там действительно были живые окуни и, возможно кто-то ещё.

— Ёбаный пиздец… – прохрипел Ванька, и с опаской посмотрел по сторонам. – Э! Ты чего сделал, сука?

Крик отразился звоном от берегов, а Ванька тут же замолчал и даже слегка пригнулся. Теперь, когда вокруг больше никого не было, ему очень не хотелось, чтобы кто-то из жителей деревни увидел эту картину. Мало ли, чего подумают, деду расскажут, а он-то явно не обрадуется таким новостям. Нервно вытряхнув содержимое в высокую траву, парень скомкал пакет и сунул его под первый попавшийся камень. Пообещав себе в следующий раз захватить спички и сжечь улики, он ещё раз внимательно осмотрелся и поспешил домой.

∗ ∗ ∗

— Что, опять на городских нарвался? – дед встретил Ваньку строгим взглядом из-под очков.

— Нет, с чего ты взял? – настороженно нахмурился парень.

— Ты в зеркало-то посмотри.

Ванька послушался. В пыльном и заляпанном зеркале его встретило что-то тёмно-красное, начинающееся на губах и уходящее под футболку.

— Что за хрень… - пробубнил парень, приблизился к зеркалу и спешно протёр его рукой.

Опасения подтвердились – на губах, подбородке и шее засохло большое количество крови, и Ванька не сомневался, что принадлежала она кому угодно, но не ему…

«Рыба…» - пронзила его мысль, от которой глаза невольно расширились, а нижняя челюсть отвисла в удивлении. Да кто такой этот мужик? Какой-то экстрасенс, обидевшийся на Ваньку и решивший вот так отомстить? Нет, что угодно, но в такое Ванька не верил.

— Да это так… - абсолютно не зная, как объяснить всё это, промямлил Ванька, - ерунда, не обращай внимания.

— Ну что ты за дебил, а? – дед снял очки и швырнул их на стол. – Каждый раз одно и то же. Почему ты не можешь держать себя в руках, а?

— Да успокойся, не трогал я никого! – огрызнулся Ванька.

— Ага, я вижу. Не ты, а тебя. Почаще бы так трогали, глядишь, перестал бы ввязываться в драки.

— Перестану, не бойся. Ты просто подожди… – Ванька был готов отбросить проблемы куда подальше и ввязаться в спор о том, сможет ли он достичь того величия, о котором уже сотню раз рассказывал дедушке.

— Ага, как же. – безразлично кивнул дед и демонстративно уставился на кусок газеты с давно разгаданным кроссвордом. Он прекрасно знал, о чём будет речь, и не имел ни малейшего желания в очередной раз говорить об этом.

В любой другой день Ванька всё равно попытался бы высказать пару мыслей раздражённому деду, но в этот раз его мозг заняло нечто новое, странное и достойное не меньшего обдумывания, чем мечты о светлом будущем.

Впрочем, ничего толкового он придумать так и не смог. Провалявшись остаток дня в кровати, Ванька решил плюнуть на это небольшое недоразумение и спокойно уснул.

Проснулся он от хлопка входной двери и взволнованных голосов. На улице было темно, а настенные часы показывали два часа.

— Что случилось? – вошёл в комнату Ванька, шаркая по шершавому полу.

Его словно не заметили. В комнате деда собралась уже внушительная часть всех жителей деревни. Кто-то судорожно тыкал в кнопки на стареньком телефоне, кто-то уже бурно объяснял что-то собеседнику, а другие не менее оживлённо общались между собой.

— Всё, Ванька, уезжать тебе надо, и побыстрее. – крепкие пальцы деда впились в руку и оттащили от шумной толпы. – Только в этот раз насовсем.

— Да с чего мне это делать? Чего тут творится-то?

— Рыбак пришёл. – дед стиснул зубы и беспокойно посмотрел в окно. – Я думал, ты до этого момента здесь не останешься, он редко приходит, очень редко.

— Чего? – Ванька вырвал свою руку из цепких пальцев дедушки. – Вы тут с ума сошли, что ли?

— Послушай, – вздохнул дед, - сколько раз я выслушивал твои планы на жизнь, сколько раз поддерживал разговор… на этот раз ты сделай то же самое, ладно?

— Ладно, допустим… - Ваньке не хотелось становиться частью общего сумасшествия, но ослушаться деда он не мог.

— Раз в несколько десятков лет, когда старшее поколение уже готово уходить, к нам приходит рыбак и забирает в загробный мир. Это наша плата за его дары, заботу и защиту. Обычно, к этому моменту всё уже распланировано, все дела доделаны, а те, кто останется после нас, готовы принять деревню и жить дальше.

— Дед, ты извини, но это какой-то идиотизм. Это ты всех напугал, да? – Ванька покосился на галдящую толпу.

— Конечно, идиотизм, конечно. – дед понимающе закивал. – Обычно к этому готовили с детства, а я, дурак, был уверен, что смогу тебя выгнать в город, как всех твоих друзей повыгоняли.

— Опять начинаешь? Эти мрази не друзья мне. И город мне не нужен…

— Да что ж ты за дебил такой? Дразнили его, видите ли, за шрам на губе. Вы посмотрите, неженка какая. Да детям только дай повод, они за любую ерунду дразнить будут! Как можно вырасти таким здоровым лбом и не понимать простейших вещей?

— Вот и пусть сдохнут там… в городе своём… дразнили они… - Ванька задыхался от возмущения, но сдерживал себя от грубых матерных слов. Где угодно, только не при дедушке.

— Времена поменялись. – дед успокоился и понизил голос. – Теперь здесь никто жить не будет, всех в город выгнали. Думали, так и закончится всё. Защита рыбака – это, конечно, хорошо, но не до такой степени, чтобы всю жизнь тут гнить.

— Да какая хоть защита?

— Эх, Ванька, дебильная твоя голова. – дед потрепал парня по волосам. – Тебе бы только мечтать. Ты посмотри на Аркадия. Ему девяносто восемь, а он до сих пор сам картошку сажает. Сам, один, понимаешь?

— Ну и что? Мало ли, у кого какое здоровье.

— У всех тут такое, неужели ты не видишь?

— Да какое такое? – Ванька всплеснул руками. – Сколько на моей памяти уже умерло? Пять человек? Шесть?

— Рыбак, конечно, помогает, но бессмертными нас не делает. Просто мы лучше себя чувствуем, и всё. Болезни, несчастные случаи… это всё никуда не денется.

— Ты же понимаешь, что этим невозможно убедить? – взгляд Ваньки был точно таким же строгим, как и у деда во время очередного спора о мечтах.

— Понимаю. – дед резко сорвался с места и направился к выходу. – Иди, посмотри.

Ванька, демонстративно скривив губы и закатив глаза, лениво вышел на улицу. Двор был едва освещён тусклым светом от только-только выползающего из-за горизонта солнца, как казалось на первый взгляд.

— Ну? – нетерпеливо буркнул он.

Дедушка молча включил фонарь, направил его на землю и выхватил из полутьмы непрерывно шевелящуюся и блестящую поверхность.

— Это что, червяков столько? – Ванька на всякий случай проверил, точно ли он стоит на бетонной дорожке, и наклонился к почве.

— Они самые. – подтвердил дед. – Прикармливает он нас потихоньку. Теперь никуда не денешься.

— Я это… - растерялся Ванька, но всё же взял себя в руки. – В школе пацаны рассказывали, что если электрошокером в землю ударить, то червяки наверх повыползают. Может, это просто гроза? Ну, молния в землю долбанула и всё…

— Ну да, гроза. Конечно. – дед медленно провёл фонариком в сторону. Везде, куда долетел луч, земля постоянно копошилась и блестела.

— Пиздец… - беззвучно пошевелил губами Ванька.

— Только раньше всё было не так. – продолжил дед. – Каждый день у кого-то одного появлялись черви, и именно его в этот день забирали.

— А теперь сразу везде, да?

— Прогуляйся сам, если не веришь. – протянул фонарь дед.

— Да не, я верю. – смутился Ванька. Хоть он и давно привык к деревенской жизни, и какие-то червяки не способны были его напугать, тело невольно дёрнулось от отвращения. – Но молния… она же большая, да? Может, это всё-таки она?

— Ладно, хрен с ними, с червяками. Смотри. – дедушка указал пальцем куда-то в небо.

Ванька проследил за медленными движениями дедушкиной руки. Среди редких, словно вечерних, звёзд красовалось пятно, гораздо более тёмное, чем остальная часть неба. Парень проморгался – ему показалось, что оно двигается, извивается, причём слишком быстро для облаков.

— Вот он, рыбак. – продолжил дед. – Присмотрись. Видишь? Закрывает солнце своим телом, потому-то и темно средь бела дня.

— Да какого дня… - едва слышно возразил Ванька, - ночь же сейчас. Два часа же…

— У тебя же есть телефон с интернетом, проверь сам.

Ванька похлопал себя по карманам – пусто. Наверное, оставил телефон в комнате, когда быстро одевался и спешил узнать, что происходит.

— Ты видишь? Видишь рыбака? – дед продолжал смотреть в небо.

— Я вижу ночное небо и тучи. – постарался как можно увереннее и спокойнее сказать Ванька. – Кстати, не из этих ли туч молния в землю ударила?

— Ладно, Вань. – после недолгой паузы сдался дед. – Просто жди. Может, успеешь одуматься и уедешь. Я своё дело сделал, я тебя вырастил. Ты взрослый уже. Не пропадёшь.

Дед хлопнул Ваньку по плечу и отправился в дом. Дверь за ним закрылась, взволнованные голоса из дома затихли, а им на смену пришло чавканье и хлюпанье – мерзкая музыка тысяч или даже десятков тысяч червяков. Ванька поморщился, ещё разок глянул на пятно в небе и тоже поспешил в дом.

— Нельзя ему уезжать, Егорыч, я тебе ещё раз говорю. – донеслись до Ваньки чьи-то слова из комнаты деда.

— Кому? Мне? – парень тут же вбежал в комнату.

— Тебе. – рядом с дедом сидел Аркадий, самый пожилой житель деревни. – Ты ведь не собираешься это делать, да?

— Само собой! – гордо воскликнул Ванька.

— Внук, не слушай этого маразматика. – вмешался дед. – Ну что ты тут будешь один делать? Отшельником станешь?

— Да не останусь я один. – закатил глаза Ванька и повысил голос. – Черви на улице скорее всего из-за удара молнии в землю! Ничего плохого от этого не случится! Дед просто испугался и вас всех перепугал…

— Никто нас не пугал. – прервал его Аркадий. – Ты об этом не слышал только потому, что мы одни здесь остались. Незачем было об этом говорить. Все думали, что ты уедешь гораздо раньше. Но рыбак тоже не идиот, понимаешь? Не будет в деревне больше людей, все уехали. И он это знает. Поэтому и нельзя тебе уезжать, за тобой он пойдёт.

— Даже если и пойдёт, - грозно сказал дед, - так и что? Моему внуку подыхать из-за этого? Как будто рыбак – это проклятие какое-то! Наоборот! Это дар!

— А ты представь, что будет, если он уйдёт туда, где сотни тысяч людей? Миллионы? Как это будет воспринято? Нашим же потомкам там жить!

Ванька изо всех сил махнул рукой и почти бегом бросился в свою комнату. Ему надоела эта чушь – именно так он хотел всё это воспринимать. Но сомнения с каждой секундой всё глубже вгрызались в его голову, как личинки короеда в дерево. Неужели все сразу сошли с ума? Массовый маразм? Такое вообще бывает?

Дверь в комнате была тонкой и с лёгкостью пропускала весь шум, создаваемый обеспокоенными стариками. Ванька открыл окно, чтобы впустить хотя бы птичье пение, такое родное, красивое и успокаивающее. Высунул голову в окно, но природа, кажется, тоже что-то знала и словно покинула эти места, бывшие когда-то прекрасными. Остались только черви и это чудовище в небе.

Ванька достал из-под подушки старенький смартфон – на экране красовалась крупная надпись «14:22».

∗ ∗ ∗

Время тянулось медленно, дом потихоньку пустел, а Ванька то и дело выглядывал в окно в надежде на рассвет. Стрелки на настенных часах совершили уже пугающе много оборотов, а смартфон упорно твердил, что близится ночь. Настоящая ночь. Ванька кусал ногти и раскачивался взад-вперёд, сидя на краю кровати. Надежда всё ещё оставалась – мало ли, вдруг это какое-то уникальное затмение, астероид, инопланетный корабль… да что угодно, лишь бы не рыбак.

Мужичок на пруду никак не мог вылететь из головы. Ванька был уже почти уверен, что этот инцидент связан с тем, что происходит в данный момент, а осознание собственный вины заставляло парня сдерживаться от того, чтобы в порыве ненависти к самому себе разбить голову о стену.

Он был готов поклясться – эта волна, выбежавшая из пруда и направившаяся в сторону деревни, и есть причина. А этот усатый мужик – тот самый рыбак, обозлившийся на такую грубость. А ведь всего-то нужно было вежливо попросить уйти…

Голова судорожно вжались в плечи, а дыхание само по себе остановилось, когда раздался тихий, но настойчивый стук. А через секунду дверь слегка распахнулась, и пожилой женский голос тихонько произнёс:

— Ванюш, через 10 минут иди на кухню, на прощальный ужин.

Ванька кивнул.

«Прощальный ужин, блять» - нервно прошептал он и яростно почесал голову двумя руками. Неужели это действительно конец? И если он прямо сейчас не убежит подальше от деревни, то умрёт со всеми остальными?

Решено – если и уезжать, то только вместе. Хотя бы с дедом. Нужно только сесть за стол, вдохнуть поглубже и выдать адекватную речь, которая убедит его в том, что рано ещё умирать, да и не обязательно вовсе. Даже если вся эта история правдива, даже если действительно рыбак пришёл за их жизнями, кто сказал, что нельзя просто убежать? Всем, а не только Ваньке. И даже если придётся бегать постоянно – это всё равно лучше, чем смерть.

Едва парень переступил порог кухни, почти подготовленная речь моментально рассыпалась на кучу бессвязных слов. Ванька остановился и, несмотря на свою стойкость, с трудом сдержал рвотный позыв. В центре стола стояла огромная ёмкость, до краёв заполненная живыми, извивающимися червями.

— Вы ебанулись, что ли, совсем? – заорал во всё горло Ванька.

— Ну тихо, не ори давай. – тут же вбежал в комнату дед. – Ты можешь не есть, если помирать не собираешься. Надеюсь, ты принял правильное решение?

— Я-то принял, а ты? – нервно и сбивчиво перешёл Ванька к высказыванию своего мнения. – Если я уеду, то ты со мной поедешь? Это ведь так можно?

— Нельзя. – спокойно ответил дед.

— Да почему хоть?

— Потому что всё это, - дед мотнул головой, - сразу же начнётся и там. Темнота, черви, смерти… как минимум одна, моя. Поэтому какой смысл бежать?

— Так а если я один уеду, разве не то же самое будет?

— Ты молодой. Я надеюсь, что тебя он трогать не будет, до старости. Никогда ещё он молодёжь не убивал. А там, как знать. Такого, как сейчас, тоже ведь никогда не было.

— А откуда ты вообще всё это знаешь? Если этого не было, того не было… вдруг он вообще не может отсюда уйти?

— Он же рыбак. – грустно усмехнулся дед. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы рыбаки всю жизнь рыбачили на одном водоёме?

— Слышал. – уверенно ответил Ванька. – Я такой. И сколько себя помню, никто из наших больше никуда не ходил.

— Да потому что и не надо нам никуда ходить, рыбак давно одаривает нас любыми видами рыбы из одного маленького прудика. Как ты этого не заметил-то, голова твоя дебильная? Про молнии и червяков он знает, а про то, что не может быть столько рыбы в луже – нет…

Ванька замолчал. Спорить с этим было бесполезно – и зимой, и летом в крошечном прудике всегда было полно рыбы. Просто, судя по всему, из-за постоянства этого феномена Ванька просто не заметил ничего необычного.

— Садись за стол. – слегка подтолкнул его дед. – Посидишь хоть с нами напоследок.

Ванька молча плюхнулся на стул.

«Ну, ничего,» - задумчиво кивал головой он, - «я ведь всё равно собирался заработать денег…»

Буквально за несколько часов твёрдое решение остаться размякло и жижей растеклось по тропинкам страха и сомнений. Ещё вчера Ванька готов был драться до смерти с любым, кто встанет на его пути деревенской жизни, готов был даже в одиночестве ухаживать за всей деревней, чтобы не дать ей развалиться и сгнить, а теперь… он сам всё уничтожил.

За столом собрались всего несколько человек. Самые близкие друзья деда, включая Аркадия и пара бабушек. Остальные проводили свой последний вечер в других местах.

— Молодец, сынок, - с уважением смотрел Аркадий на Ваньку, - это настоящий мужской поступок.

— Ага, спасибо… - Ванька смущённо отвёл взгляд. Он был уверен, что лучше пока не говорить о своём решении.

Посуда зазвенела – все, кроме Ваньки, без какого-либо видимого отвращения наполнили свои тарелки щедрой порцией червей. Некоторые из них падали на стол и медленно ползли прочь.

— А это обязательно? – спросил Ванька.

— А как же! – с вызовом ответил Аркадий. – Рыбак прикормил нас, мы не имеем права отказываться.

— Но почему? Что будет, ели вы не станете их есть?

— Он разозлится.

— А щас он не злой? Да и какая вообще разница, всё равно ведь помирать!

— Да с чего ему злиться? – удивился Аркадий. – Просто его пруд пустеет, и он это понимает. Забирает остатки, чтобы отправиться на поиски нового.

«Действительно, с чего бы злиться?» - подумал Ванька и невесело хмыкнул.

Аркадий схватил кривыми и трясущимися пальцами горсть червей, запихнул их в рот и, слегка подвигав беззубыми челюстями, с трудом проглотил. Остальные молча сделали то же самое. Кроме Ваньки – он не собирался ни участвовать в этом идиотизме, ни умирать. Один из присутствующих, едва проглотив сгусток червей, громко заохал и схватился за сердце.

— Ну вот и всё, началось. – смиренно кивнул дед и бросился к другу. Но вместо помощи, задыхающегося старика просто положили на пол.

— И мы не будем звать врача, да? – тихонько спросил Ванька.

Кажется, никто не слышал его слов. Удивительное дело – как люди могут так спокойно принять свою смерть? И ладно ещё Аркадий, которому уже почти сто, ему, наверное, уже надоело жить. Но дед… ему ведь даже нет семидесяти. По сравнению с главным долгожителем деревни, он ещё очень даже молод. Как можно отказаться от идеи уехать вместе с внуком и, даже без помощи рыбака, прожить ещё лет десять минимум? С чего вообще они, обычные люди, имеющие право на жизнь, должны думать о каких-то там городских, живущих в уюте с кучей дополнительных удобств? Разве Ванька или его дед виноваты в том, что существует такое чудище, которое способно уничтожать целые города?

Ванька прикусил губу – а что, если бы он убил того мужика? Просто бы взял, свернул шею и бросил подальше в пруд, где он утонул бы и стал пищей для рыб. Настоящих рыб… Ненависть к себе навалилась с двойной силой. Всё, что бы Ванька ни делал, было неправильно. Говорил же дед – держи себя в руках, подавляй агрессию, не ругайся матом, уезжай в город, в конце концов… Мог бы послушаться, и сейчас, живя обычной жизнью, просто узнать, что дед умер. Пусть даже вместе со всеми остальными, пусть даже это всё равно казалось бы странным, но ответов бы не было. Как и не было бы знания о рыбаке, последствиях, а самое главное – чувства вины. Кто мешал немножко подумать и понять, что в пруду действительно фантастически много рыбы? И если бы он даже отпустил мужика с уловом в десять раз больше, никто бы этого не заметил, в том числе и сам Ванька.

Спустя пару минут, уже к бездыханному телу старика присоединился ещё один. Аркадий и дед снова бодро подхватили умирающего друга и положили рядом. Ванька и не сомневался – эти двое явно продержатся дольше всех, слишком уж крепкие мужики. Может, именно поэтому дед откладывает прощания на потом?

Ванька распахнул окно. Вечер привёл за собой почти полную луну, и её тусклый свет уже довольно неплохо освещал землю. Червей стало гораздо меньше, и это не потому, что их растащили по домам для прощального ужина. Редкие участки земли ещё немного копошились, но большая часть поверхности уже была чиста. Несмотря на гораздо белее приятную картину, на сердце стало только тяжелее – было очевидно, что прикорм завершён, и теперь рыбак одного за другим вытаскивает людей из этого крошечного залива жизни, называемого деревней. Ванька понимал, что, даже если его и поймают, скорее всего выпустят обратно, как всегда было принято делать с мелкими рыбёшками. Парень ещё слишком молод, чтобы стать жертвой. Он ещё даже не дал потомства…

Женщины были куда эмоциональнее мужчин. Из соседского дома доносилось протяжное рыдание, а откуда-то подальше слышались периодические напуганные и отчаявшиеся голоса. Метрах в ста мелькнул оранжевый огонёк – должно быть, Владимир Сергеевич наслаждается последней в жизни сигаретой. А рядом копалась в клумбе с цветами Ольга Валерьевна – даже сейчас она хотела, чтобы её участок выглядел ухоженно и красиво. Ну а как иначе – скоро ведь сюда обязательно приедут родственники.

В глазах у Ваньки защипало, голова задрожала – парень изо всех сил старался не заплакать. Он ведь мужик, что бы там дед не заявлял. Он крепкий, сильный и справится с любыми трудностями. Как дедушка всегда справлялся.

Не было сил больше сдерживаться – Ванька ураганом пролетел по комнате, подхватил за локоть деда и скрылся с ним в соседней комнате.

— Дедуль, послушай… - голос дрожал, но глаза оставались сухими, Ванька держался из последних сил, - прости меня, дебила, прости, пожалуйста…

— Ты чего? – дед впервые за долгие годы видел внука в таком состоянии.

— Это я во всём виноват, я, дебил, идиот, тупой бугай…

— Да что ты говоришь-то такое?

— Вчера на пруду… я, вроде бы, видел рыбака…

Дед вытаращил глаза и не мог вставить ни одного слова, пока внук рассказывал свою историю. Лишь до боли сжимал кулаки, позволяя грязным и давно окаменевшим ногтям до крови разодрать кожу. Даже не задумываясь над тем, действительно ли тот человек являлся рыбаком, дед переполнился ненавистью к Ваньке. Столько лет он пытался сделать из хулигана мудрого и достойного мужчину… и всё оказалось зря. И теперь, когда очередной идиотский поступок внука, вероятно, привёл к смерти кучи людей, дед неожиданно для себя понял, что прожил жизнь и умрёт сегодня зря.

— Дебильный выродок… - грозно прохрипел дед, и морщинистый стариковский кулак сбил крепкого парня с ног.

Ванька одной рукой схватился за ушибленную щеку, а второй попытался закрыться от очередного удара, неуклюже отползая в угол. Каким бы сильным он не был, поднять руку на дедушку никогда не смог бы себе позволить.

— И на кой хер я вообще взялся тебя растить? – тяжёлый ботинок деда вонзился в Ванькино бедро.

Парень, словно беззащитный ребёнок, поджал колени к локтям и обхватил голову.

— Виктор Егорыч, приюти малютку, - передразнил дед чьи-то слова, - пусть пока у тебя побудет, пока не разберёмся…

Ещё один мощный удар пришёлся в правый бок и выдавил весь воздух из лёгких. Ванька с громким хрипом вдохнул и тихонько взвыл. В ушах зазвенело, и крики деда превратились в какие-то отдалённые звуки, будто доносящиеся из-под воды. Ещё несколько яростных пинков приняли на себя каменные от максимального напряжения мышцы, и наконец стало тихо.

Ванька ещё с минуту дрожал в углу, и всё же решил расслабиться и открыть глаза. Дед сидел на кровати, лицо его налилось неестественной краской и безобразно скривилось. Глаза испуганно смотрели по сторонам, будто пытаясь зацепиться за что-то знакомое.

— Сука, сука, ебучая сука… - цедил сквозь зубы Ванька, вставая и выбегая из комнаты. Эти слова, само собой, не были адресованы деду.

— Вань… - только и успел произнести Аркадий, когда Ванька распахнул дверь и вылетел из дома.

КОНЦОВКА В КОММЕНТАРИЯХ.

Всё это началось, когда я подцепил паразита. В памяти до сих пор остаётся момент, когда в моём животе впервые что-то пошевелилось. В тот вечер я предпринимал очередную безуспешную попытку написать текст для песни, которую хотел посвятить девушке. Я встречал её каждое утро, каждый день и каждый вечер, когда выходил из дома. Она словно всегда ждала именно меня, сидя на старой зелёной лавочке и мечтательно глядя куда-то вверх, где не было ничего кроме неба. Даже в самый сильный ливень она оставалась там, раскрыв такой же зелёный зонтик, будто специально подбирая окружение под цвет своих глаз. Да, она никогда не запрещала мне заглядывать в них, когда я проходил мимо. Ни разу она не пресекла мой взгляд своим недовольством, ни разу не отвернулась и не сжала веки, как будто сама хотела показать мне всю их красоту.

На самом деле, эта девушка – то немногое, что осталось от меня. Меня настоящего, живого, ещё не попавшего в ловушку этого мерзкого червяка, поселившегося в моём животе и, кажется, добравшегося до мозга. Очередные строчки были перечёркнуты, смяты и выброшены куда подальше, а мелодия, как обычно звучавшая у меня за спиной, затихла, словно тоже разочаровавшись во мне.

Я сидел на соседней лавочке и старался не смотреть на неё. Потому что пока не заслужил, не был готов и не имел никакого права стать частью её жизни. Она, как обычно, смотрела вверх, на первые звёзды, украшающие вечернее небо. А я, как идиот, перебирал в голове все знакомые красивые слова, чтобы составить их них нечто прекрасное и достойное для посвящения ей.

И примерно в этот момент всё произошло. Значения этих слов потеряли всякий смысл, мелодия за спиной превратилась в какой-то монотонный стук, а весь мир вокруг вдруг стал таким чужим и незнакомым… Первые мгновения были довольно странными. Будто всё вокруг было нарисовано и размыто водой, оставив только знакомые очертания чего-то, что совсем недавно было частью моей жизни. Здания, прохожие, земля под ногами и небо над головой – всё превратилось в тусклые пятна, в которых я не мог ничего узнать… а потом, постепенно, меня перестало это удивлять, будто так и должно быть.

И только она, как яркий цветок среди бескрайнего поля однообразной травы, заставляла меня не бежать куда подальше, схватившись от отчаяния за голову. Только её мечтательный взгляд отвлекал меня от чьих-то толчков, будто пытающихся разорвать меня изнутри. Будто кому-то было мало места внутри меня, и этот кто-то пытался растянуть мой живот до комфортного размера, чтобы поудобнее устроиться и быстрее меня уничтожить.

Только фантазии о будущих успехах и надежды заслужить её внимание убеждали меня в том, что не всё ещё потеряно, что всё ещё можно исправить, нужно только разрезать живот и вытащить оттуда паразита. Кто может мне в этом помочь?

∗ ∗ ∗

Пятна, которые когда-то были прохожими, стремительно поглощали друг друга. Большие жрали маленьких, маленькие больших, привычный мир превратился в мясорубку, беспрерывно прокручивающую через себя всё вокруг. Не было больше знакомой улицы – потускневшие силуэты домов и автомобилей медленно, но верно обрастали зелёной плесенью, всё больше напоминая то самое однообразное поле травы.

Попытки обратиться к кому-либо за помощью раз за разом проваливались – мои голосовые связки перестали работать, и все, к кому я приближался, просто поворачивались ко мне и тоже молчали в ответ. Наверное, если бы я мог рассмотреть их лица, на них отчётливо читалось бы удивление и неприязнь.

Я перестал спать по ночам. Каждый раз, пытаясь закрыть глаза и расслабиться, на меня наваливалась тревога, многократно усиленная беспрерывными толчками внутри живота. Эта мразь росла, набиралась сил и готова была полностью занять моё тело, вытеснить остатки личности из мозга и заразить каждого встречного. Я пытался сопротивляться, писать песню, вспоминать и напрягать зрение, чтобы снова увидеть знакомое окружение…

И только она, как и в лучшие времена, сидела на своей лавочке, как будто ничего и не случилось. Ну да, чего это я? Для неё ведь действительно ничего не случилось. Интересно, что там, в небе? Что сегодня выхватывает её взгляд из тёмной вечерней бездны? Спутник, быстренько пробежавший по знакомому пути и подмигнувший нам, по привычке? Бесконечные самолёты, гудящие, ревущие, сверкающие и такие маленькие для нас, далёких зрителей? Или, может, величественная и грациозная комета неспешно ползёт среди звёзд и внимательно осматривает Землю, крошечной точкой отражаясь в глазах единственного существа, которое ещё может мне помочь?..

Стеснение и страх растворяются в надежде на спасение, а ноги, словно вовсе не мои, несут тело в сторону силуэта лавочки, где, хочется надеяться, ждёт девушка. Ждёт меня, а не метеорный дождь или лунное затмение. Впервые вижу её лицо настолько близко. Будто демонстративно отворачиваясь, она поднимает голову выше, чем обычно, устремляя подбородок к звёздам. Глаза, немного скрытые за развевающимися на ветру волосами, по-прежнему ищут что-то в небе, даже не думая хоть на секунду обратить внимание на меня. Уголки губ слегка опущены вниз, создавая ощущение великой грусти на этом милом личике.

Нет, так не пойдёт. Как я могу озадачить её своими проблемами? Может, ей и без этого плохо. Может, её проблемы не меньше моих, а этот вечный взгляд в небо – просто попытка верить в лучшее, искать красоту в бескрайней темноте, будто спасение в безвыходной ситуации…

— Привет… - твёрдо решаю я начать разговор, но чуда не происходит. Вместо голоса, из-за спины играет отдалённо знакомая мелодия, словно пытаясь вернуть в мозг частичку меня вместе с тысячами забракованных строк…

Девушка несколько раз быстро моргает. Кажется, это я тоже вижу впервые. Уголки губ дрожат и ещё больше опускаются вниз, а из глаз симметрично спускаются по щекам слёзы. Такого же цвета, как и всё вокруг. Быстро расширяясь, они словно пропитывают кожу, превращая любимое и теперь единственное знакомое лицо в мерзкое зелёное пятно.

∗ ∗ ∗

Мне страшно выходить на улицу. Страшно дышать, двигаться и даже просто думать. Кажется, червь почти полностью сожрал мой мозг, и в нём осталось настолько мало места, что каждая новая мысль уничтожает несколько воспоминаний. Я забыл, как выглядит моё лицо, а тело давно перестало быть узнаваемым. Руки и ноги словно высохли, стали тонкими, твёрдыми и длинными, само собой окрасившись в поглощающий всё вокруг зелёный цвет.

Видимо, это из-за того, что с первых толчков в животе я ничего не ел и не пил. Кажется, я и не смог бы, даже если бы кто-нибудь принёс мне всё на подносе. От меня осталось только зрение, пара бесполезных мыслей и зелёный цвет. Он одновременно напоминает мне, что есть ещё шансы, но в то же время испаряет последние капли надежды из моего усохшего тела.

С каждым днём я всё больше ловлю себя на мысли, что я и есть червь, медленно приспосабливающийся к новому телу. Не было никаких песен, влюблённости, и вообще – жизни. Я просто оболочка, которая пытается наладить контакт с окружающим миром с помощью беспорядочных нейронных связей, создавая невозможные образы в чьём-то неокрепшем сознании.

Наверное, когда я окончательно сформируюсь, все эти мысли уже не будут меня беспокоить. Зрение восстановится, сознание очистится, тело примет нового командующего и будет без каких-либо сомнений выполнять его приказы. Перестанет сопротивляться, как я сейчас. Почему я не могу просто закрыть глаза и уснуть? На день, неделю или месяц, пока червь не сделает своё дело… Почему я должен разрываться между неиссякаемым желанием жить и полным осознанием безысходности, раз за разом зажигая в остатках мозга образ девушки, будто кроме неё больше ничего и не существует… а может, так и есть?

Ну и пусть. Надо просто отпустить её, выбросить из мыслей, и пусть кусочек мозга, который ещё принадлежит мне, заполнится чем-то бессмысленным, но спокойным. Чем-то, что позволит мне расслабиться и прекратить строить стену, каким-то чудом продолжающую защищать меня от полного и бесповоротного вторжения паразита. Мне бы просто на секунду вспомнить, кто я такой, и посмотреть на своё лицо. Пусть это будет величайшей тайной вселенной, которую я всего на мгновение узнаю перед смертью, но это мгновение наполнит смыслом моё существование. И я просто буду знать, что жил и умер не зря.

Поскорее бы всё это закончилось.

∗ ∗ ∗

Высохшие конечности скребут по земле, пытаясь утащить тело из укрытия под шум летнего дождя. Может, вода ещё способна наполнить это твёрдое и почти бездыханное тело жизнью. Пропитать его, размягчить, вернуть прежний вид, который уже исчез из моей памяти, и утопить червя, который уже с трудом помещается внутри меня.

Тяжёлые капли ощутимо бьют по моему слабому телу, буквально прижимая его к земле. Обезвоживание и голодание превратили меня в дрожащий на ветру листик, и неудивительно, что тонкие конечности ещё способны тащить меня вперёд. Всё вокруг ослепительно блестит, собираясь в быстрый ручей и словно указывая мне путь. В его отражении раз за разом повторяется всё, что ещё сохранила моя память, искажаясь в постоянном движении воды. Но самое главное, что там есть и я, пока ещё неразличимый, но уже отчётливо зелёный.

Тело наполняется лёгкостью, руки и ноги уже без усилий несут меня по течению, глаза не отрываясь следят за отражением, а вода постепенно замедляется, всё чётче вырисовывая мой образ на своей поверхности. Ручей превращается то ли в озеро, то ли в огромную лужу, и чем дальше по берегу передвигаюсь я, тем лучше могу рассмотреть себя.

Живот пронзает резкая боль. Тело моментально валится на землю, частично скрывшись под водой, конечности расслабляются, а сознание наконец начинает покидать меня. Я думаю, что улыбаюсь, но не чувствую ничего на своём лице, и это совершенно не удивляет, ведь оно не способно на такое. В поле зрения попадает тот, из-то кого всё это случилось. Извиваясь и сворачиваясь в кольца, он рывками вылезает из моего живота, забирая с собой все яркие картинки и воспоминания. От боли крылья за моей спиной судорожно раскрываются, издав один из тех звуков, которые наполняли мои любовные песни. Ещё раз пытаюсь улыбнуться – зрение восстановилось, сквозь тучи пробиваются первые лучи солнца, заставляя чёрного червя так красиво блестеть и переливаться. Часть его жизни, связанная со мной, завершена. Бросив меня умирать, он стремительно скрывается в воде.

Мы больше не нужны друг другу. Я дал ему жизнь, а он подарил мне мысли, позволил моему примитивному мозгу познать прелести любви, надежды и страха, дал возможность выразить это в прекрасных словах, пусть я и не справился с этой задачей.

Вместе со всем этим, паразит вытащил из меня остатки жизненной силы. Точнее, последние месяцы, дни или недели жил уже вовсе не я. Мои тело и мозг приняли гостя и отдали ему почти всё пространство, а я, настоящий я, забился в угол и с восхищением разгребал подарки, оставленные им в знак благодарности. И сейчас, пока во мне ещё осталась их частичка, мне хочется заставить своё тело на секунду принять ту форму, которая способна кричать так громко, что удаляющийся под воду гость сможет услышать хотя бы одно слово:

- Спасибо!

В сливном отверстии ванны мерзко забулькало, когда Валентин собирался включить воду. Он, по старой привычке, мгновенно отпрыгнул назад, извергая обилие матерных слов. Этот звук был ему давно знаком и ненавистен. Как объясняли рабочие, приезжающие на устранение засоров канализации, всё это было из-за какой-то ошибки при постройке дома, из-за которой в такие моменты жители первого этажа были вынуждены «наслаждаться» уверенным прибытием воды из ванны или унитаза. При этом, жидкость «вылетала» рывками, иногда брызгами покрывая стену, полотенца и всё, что находилось рядом. Обычно это была просто чистая вода, без каких-либо видимых примесей, но Валентин был из брезгливых, и каждый такой «потоп» заканчивался тщательной дезинфекцией поражённого пространства.

Через несколько секунд бульканье прекратилось, вода лишь немного поднялась и не успела испачкать ничего, кроме небольшой области у сливного отверстия. Но Валентин не успокоился, он прекрасно понимал – если это началось, то само уже никогда не прекратится. Не сейчас, так утром всё равно придётся проводить дезинфекцию. Ночью, само собой, никто не прибежит чистить засор, поэтому Валентин продолжал нашёптывать ругательства. Настроение было совсем испорчено – время позднее, нужно ложиться спать, а утром собираться на работу, принять душ, почистить зубы…

Валентину пришла в голову идея – залитый туалет он как-нибудь переживёт, снизу соседей нет, никого не затопит, дезинфекция подождёт до вечера, а сливное отверстие он накроет кастрюлей, чтобы гарантировать отсутствие брызг и надеяться на то, что воды пока не будет слишком много. А там уже и день настанет, засор устранят, и об этой проблеме можно будет надолго забыть, как об очередном неприятном сне.

Уже повернувшись к выходу из, Валентин вдруг щёлкнул пальцами и кивнул – вспомнил про старый железный таз, уже много лет спрятанный под ванной. Как он там оказался – уже не вспомнить. Кажется, он всегда там был, с самого переезда. Достав увесистую железяку, он удовлетворённо улыбнулся и накрыл отверстие. Таз был явно тяжелее любой кастрюли, а значит, шансов сдержать воду гораздо больше. Продолжая улыбаться, Валентин вымыл наконец руки и с заметно улучшившимся настроением лёг в кровать.

Сны пришли почти мгновенно, и в каждом из них Валентин бежал в ванную и туалет на звуки булькающей воды. Открыв дверь, он раз за разом проваливался под воду, смешанную с чем-то мутным, серым и вонючим. Иногда Валентин понимал, что он спит, и точно помнил причину появления таких снов. В такие моменты кошмар заканчивался, но на его место приходил новый.

— Эй, ты чего, просыпайся давай! – наконец-то реальный голос выдернул Валентина из кошмаров.

— Угу… - выдавил он и попытался нащупать телефон, который всегда ночевал рядом, в кровати.

— Чего угу, какого хера ты спать лёг? – голос стал грубее. – Почему выход не охраняешь?

— Какой выход? – поморщился Валентин, всё ещё находящийся где-то между сном и бодрствованием.

— Бля, ты дурак? – грубость перешла в злобное шипение. – Вставай давай! Где выход? Ну?

— Там выход, налево поверни и там увидишь. – Валентин наконец открыл глаза, указал пальцем в коридор и замер.

В этот момент сознание наконец вернулось. Валентин, только что разговаривавший с сантехником, который приехал на вызов, понял, что это тоже было во сне, а голос в его комнате принадлежит явно кому-то другому.

Рука машинально дёрнулась в сторону правого бедра – именно там, в кармане, обычно лежал перцовый баллончик. Ещё не успев толком ощупать ногу, Валентин с досадой нахмурился и прикусил губу. Единственный раз за долгие годы, когда баллончик действительно понадобился, его не оказалось рядом. Ну вот как он мог предположить, что в его квартиру бесшумно проникнет неизвестный?

— Ты кто? – попятился к стене Валентин. – Чего надо? А?

— Так, тихо, тихо, - образ незнакомого мужчины наконец проявился перед глазами и жестами показывал, что не собирается нападать, - давай, просыпайся, успокаивайся.

— Да проснулся я, проснулся! – Валентин осматривался по сторонам, всё ещё надеясь найти подходящее оружие.

И чем больше он всматривался, тем меньше узнавал комнату. Компьютерный стол превратился в маленькую тумбочку, а вместо монитора, мыши и клавиатуры на ней лежала аккуратная стопка книг. Вместо люстры с тремя светодиодными лампочками, почти до пола свисала на проводе одинокая лампа накаливания. Старые, но лично выбранные Валентином обои сменились ободранными стенами, кое-где покрытые пятнами краски.

— Ты меня похитил, что ли? – с ужасом уставился Валентин на незнакомца.

— Ты дебил? – кажется, в глазах незнакомца тоже появилась капля страха. – Это я, Андрей. Андрюха, друг твой.

— Нет, ты не Андрей. – качал головой Валентин, вспоминая всех знакомых людей с таким именем. – Я тебя точно не знаю.

— Пиздец. – закатил глаза Андрей. – Ты издеваешься или как? Мы неделю не виделись, что случилось-то?

— Стоп! – Валентин закрыл глаза и прикрыл лицо ладонью. – Давай попробуем успокоиться.

— Ну я, вообще-то, спокоен, если ты не заметил.

— Да, это я себе, себе… - Валентин протёр уголки глаз большим и указательным пальцем.

В комнате наконец стало тихо. Валентин прислушался – по окну словно кто-то раз за разом проводил ладонью, из-за чего оно противно поскрипывало.

— Ну, нормально? – нетерпеливо спросил Андрей и заглянул в лицо Валентину.

— Я реально не знаю, где я нахожусь, и кто ты такой. – медленно и чётко проговорил Валентин после долгой паузы.

— Бля, да что случилось? – всплеснул руками Андрей. – Ты сколько спал? Давно лёг?

— А сколько время? Где телефон мой?

— Какой, блять, телефон? Ты дурак? – изумлённо спросил Андрей, но всё же посмотрел на наручные часы. – Без двадцати два.

— Ночи?

— Дня. Бля, серьёзно, во сколько ты лёг?

— Да как обычно я лёг, около часа ночи…

— Ну хватит, Валёк. Ты чего? – Андрей протянул руку к плечу Валентина, из-за чего тот отполз в сторону и наконец слез с кровати.

— Я чего? Серьёзно? – Валентин не подпускал незнакомца к себе. – Я проснулся хрен знает где с хрен знает кем… выход нужен? Да? Так мне тоже нужен!

Валентин, не дожидаясь ответа, направился туда, где по его мнению должен был находиться выход. Планировка квартиры повторяла его собственную, но вот её состояние вызывало множество вопросов. Однако, ответы на них не были так важны, как состояние выхода – открыта ли дверь, а если нет, то лежат ли ключи там же, где и должны?

Дверь с лёгкостью открылась, но тут же упёрлась во что-то мягкое, но крепкое. Валентин приложил больше усилий, а затем ещё больше, но будто упирался в непроходимую стену.

— Ты чего делаешь? – показался в коридоре Андрей.

— Угадай. – Валентин демонстративно толкнул дверь.

— В смысле? Ты открыть хочешь, что ли?

— Нет, блять, не хочу! – Валентину надоели эти идиотские вопросы.

— Ты реально не понимаешь, что ли? – нахмурился Андрей и подошёл к ближайшему окну. – Смотри.

Андрей отдёрнул штору, и посветил на окно непонятно откуда взявшимся фонарём. Валентин отвлёкся от двери и подошёл поближе. Стекло было будто замазано чем-то тёмно-красным и пульсирующим. Непонятая масса то отдалялась от окна, то снова вплотную прижималась, будто пытаясь просочиться сквозь малейшие щели.

— Это что за херня? – Валентин со смесью брезгливости и страха смотрел на происходящее.

— Это защита наша. Бля, вот серьёзно, мне теперь всё заново объяснять?

— Да хотелось бы.

Тёмно-красная масса снова упёрлась в стекло, одна её часть резко вытянулась и скрылась, а та, что осталась в поле зрения, стала бледнее и, казалось, тоньше. Валентин успел подумать, что она вот-вот исчезнет, но вместо этого, светлая часть быстро «подтянулась» и с тем самым противным скрипом тоже скрылась из вида. Всё это выглядело так, будто огромный дождевой червь ползёт по дому, скользя по окнам.

— Ладно, - Андрей наконец выключил фонарь, - но сначала ты. Давай, рассказывай, что ты вообще помнишь.

— Насколько далёкие воспоминания нужны?

— Да любые, обо всём этом. – Андрей махнул рукой в сторону окна.

— Я первый раз это вижу! Серьёзно? С чего я вообще должен что-то об этом знать?

— Ладно, спокойно. Что последнее ты помнишь?

— Ну, я сходил в туалет, помыл руки и сразу лёг спать…

— А ещё? Чем занимался весь день?

— Проснулся, пошёл на работу, - начал загибать пальцы Валентин, - вечером вернулся, посмотрел фильм…

— Всё, заткнись. – резко перебил его Андрей, и после короткой паузы с ненавистью ударил ногой по ножке стола. – Твою мать! Пиздец! Минус один друг!

— Ладно, - Валентин отошёл подальше, - теперь ты расскажи…

— Короче. – Андрей глубоко вздохнул. – Судя по всему твои воспоминания подменили. Я не знаю, как это возможно, и насколько теперь опасно здесь находиться. Поэтому просто попробуй вспомнить, понять или я не знаю… почувствовать, где находится выход.

— Да какой выход-то?

— Это может быть любая дырка, трещина… что угодно. Но точно не входная дверь, если что.

— И не окна? – язвительно усмехнулся Валентин.

— Я же тебе показал… подожди, ты мне не веришь, что ли?

— Не, ну как не верить-то? – Валентин снова выдавил улыбку. – Просто если бы ты был на моём месте…

— Да понял я, понял, ты ничего не помнишь и не знаешь. – махнул рукой Андрей и плюхнулся на хрупкий стул, который едва выдерживал его вес. – Тогда всё, получается. Мы проиграли. Посидим тут с тобой пару дней и сдохнем от жажды.

— Почему сдохнем? А выйти? Как ты говорил? Защита? Её можно на время снять?

— Если снимем, сдохнем моментально.

— Так ты расскажешь, что случилось, или как?

— Ладно, похуй. – хлопнул рукой по колену Андрей. – Какая разница теперь… в общем, в твоей памяти сейчас что? Жизнь? Типа обычная такая, работа-дом-семья?

— Ну, только работа-дом, до семьи пока не дошло.

— Пока, ага. А слышал ли ты про полтергейст, призраков и прочую нечисть, обитающую в домах людей?

— Слышал, но…

— Но не видел, да? – Андрей перебил Валентина. – И никто не видел, верно?

— Ну рассказывают всякое, но доказательств нет…

— А знаешь, почему их нет? Потому что мы, и ты вот тоже, защищаем человечество от них. Уже несколько поколений. Когда-то доказательств была бы куча, вот только видеокамер тогда ещё не было, а все словесные описания – всего лишь слова.

— Как и твои слова…

— Слышь, ты давай это, не выёбывайся. – Андрей непроизвольно сжал кулак и напряг мышцы ног, готовясь подняться со стула. – Или мне правда снять защиту, чтобы не мучиться долго? А?

— Да ладно, я просто… - отвёл взгляд Андрей.

— Нечисть, она ведь такая… нерешительная, трусливая, - продолжил Андрей, тоже отвернувшись в сторону, - правилам своим следует. Ну, то есть, не может войти в дом, например, без специального входа. Слышал же? Типа чтобы войти, им нужно разрешение на вход и всё такое.

— Это, вроде, у вампиров так…

— У всех так. Просто во многих домах были уже готовые входы, скрытые. И люди частенько случайно их открывали. Ну, например, разгребали старые вещи и случайно натыкались на заткнутую тряпкой дыру в стене. Вроде бы, препятствие слабое, но для защиты от нечисти хватает. И вот они вытаскивали эту тряпку, пожимали плечами, а нечисть в этот момент уже проникала в дом.

— А ты ищешь выход, да? – Валентин попытался пошутить. – Ты сам-то не нечисть?

— Мозги включи. – Андрей не оценил юмор. – Если у них есть вход в наш мир, значит, у нас должны быть входы к ним. Поисками занимались величайшие умы человечества, но держали это в строгом секрете, чтобы в случае неудачи не испортить себе репутацию. И не испортили, как видишь, нашли, в этом доме.

— И как ты собираешься туда пролезть, если это всего лишь трещинка маленькая?

— Ну не тупи. Это же порталы. Представляешь ведь, как они работают? Единственная сложность в том, что этот портал максимально спрятан, и ты, только ты один должен был знать, где он.

— Так может, поискать?

— Да, это единственная причина, по которой я до сих пор не снял защиту. – Андрей с грустью посмотрел на окно. – Придётся обыскать каждый сантиметр, и далеко не факт, что сможем найти, но… что нам ещё остаётся? Точнее, мне.

— Да ладно, я помогу, ты чего… - поспешил заверить Валентин.

— Не, спасибо, теперь я тебе доверять не могу.

— Почему? – искренне удивился Валентин, хотя всего несколько минут назад и сам вряд ли бы доверился Андрею.

— Бля, тебе вообще-то в мозги залезли, и самое страшное, что я даже не представляю, каким образом. Может, кто-то уже проник сюда и теперь ждёт… - Андрей, проговорив это вслух, ещё больше испугался и нервно посмотрел по сторонам. – Или… или вообще управляет твоим сознанием. Так, слушай. Сиди тут, пока я буду искать, понял?

— В смысле? – возмутился Валентин. – Как управляют-то? Вот он я, обычный, ничего странного…

— Даже не пытайся меня убедить. Мы, люди, слишком слабы, чтобы сопротивляться.

— Да не управляет мной никто! – обиженно возмутился Валентин. – Давай как-нибудь докажу!

— Ага, докажешь. Ты вон даже не помнишь меня, даже не сможешь никаких наших секретов рассказать…

— Ну давай я… - Валентин растерялся и прикусил язык, пытаясь придумать способ. – Ну… неужели лучшие умы мира не нашли способа отличить человека от нечисти?

— Не всё так просто, Валёк, не всё так просто. Сейчас – да, возможно, способ бы нашли. Но для этого всё равно нужно было бы сканирование мозга, как минимум. Вот здесь, - Андрей окинул взглядом комнату, - я всё равно бы не смог это сделать. Да и вообще. Я же не шарю, к сожалению.

— Так почему не ищут сейчас способ?

— А ты попробуй, сажи об этом в наше время. Засмеют. Нет, я понимаю, есть куча фанатиков, но у кого из них есть учёная степень?

— Ну по-любому есть такие люди…

— Да похуй. Ну вот допустим, что есть. Как собрать команду, получить финансирование, оборудование, мировое признание, в конце концов?

— А почему раньше об этом не думали? Почему вся эта хрень постепенно не перешла в наше время?

— Люди думали, что дело сделано. Нашли вход, проникли в их мир, поняли, что интеллектом они не отличаются, взяли их под контроль… они ведь, в большинстве своём, как животные. Живут там, размножаются, следуют инстинктам.

— Типа получать разрешение на вход – это инстинкт?

— Типа да. Это как хомяк какой-нибудь. Видит препятствие – начинает грызть. И вообще, животные разные бывают. Видел же всяких умных птиц, крыс… кто там ещё? В общем, они могут обучаться и приспосабливаться. Так же и эти, - Андрей кивнул в сторону окна и грустно покачал головой, - приспособились.

Валентин наконец задумался. Неужели вся его жизнь – всего лишь образ, помещённый каким-то животным в его голову? Детство, взросление, дружба, расставания, любовь… всё это настолько умело и правдоподобно было создано какой-нибудь крысой?

— А если мы найдём выход, - Тихо заговорил Валентин, - то мои воспоминания вернутся? Или я продолжу жить в этой… иллюзии?

— Не знаю, Валёк. – грустно посмотрел на него Андрей. – Я бы, конечно, хотел, чтобы мой друг вернулся, но…

— Знаешь, а мне вот даже интересно. – мечтательно посмотрел на стену Валентин. – Вот допустим, если мы щас всё сделаем, всё исправим, ко мне вернётся память… я буду помнить сразу две жизни?

— И мне интересно. – дружелюбно улыбнулся Андрей. – Расскажешь потом? Ну, про свою новую, вторую жизнь.

— Само собой! – Валентин для убедительности повысил голос.

— Ну ладно… - снова загрустил Андрей. – Выход всё равно можешь открыть только ты. Точнее, твоё тело. Поэтому, пошли искать, что ли.

Шаги по покрытому смесью пыли и уличной грязи полу раздражали Валентина. Старые тапочки – только такие были в квартире – противно скребли по поверхности, а сквозь подошву отчётливо ощущался мусор различной твёрдости. Необычная тишина тоже действовала на нервы – даже компьютер не шумел в комнате, не говоря уже о соседях и звуках с улицы. Валентин неохотно признавал, что он находится где угодно, но не дома. Ну не могут же ложные воспоминания быть настолько прочными… На входную дверь шумно навалилась защитная масса и с громким шуршанием сдвинулась в сторону. Через несколько секунд то же самое произошло на ближайшем окне. Червь сделал ещё один шаг, вытащив Валентина из размышлений.

— А эта защита, она для чего? Если нечисть может войти только через вход, то зачем?

— Через вход она может войти только в нашем мире. А этот дом находится на полпути, так сказать.

— Нифига себе. Это как?

— Ну, для безопасности. Это всё-таки поле битвы, как ни крути. Вдруг что-то сломается, пойдёт не так… вот ты, например. Кто знает, возможно, если бы не защита, ты бы давно ушёл отсюда, пронеся внутри себя что-то ужасное.

— Да блин! – Валентин от возмущения топнул ногой. – Не собираюсь я никуда уходить! Не веришь? Вот давай, убери защиту, я даже пытаться не буду!

— Да всё, успокойся, - отмахнулся Андрей, - нельзя её снимать, даже когда всё кажется нормальным. Ты лучше осмотрись, принюхайся… я не знаю… попробуй как-нибудь заставить своё подсознание найти выход.

Валентин закрыл глаза и громко втянул воздух носом.

— Бля, я же образно! – не выдержал Андрей и засмеялся. – Я имею в виду… вот слышал о том, что люди, потерявшие память, всё равно могут поставить свою подпись, точно так же, как и до потери памяти. Вот. Нужно что-то подобное.

— Ну… я попробую. – пообещал Валентин и, зажмурив глаза, стал внимательно всматриваться в стены.

— А знаешь, забавно, - Андрею наскучило молчание, - когда кто-то проникает в чужой мир, он не подчиняется местным законам. И я про законы физики. Именно поэтому люди не могли прикоснуться к призракам, увидеть полтергейст и всё такое. Для них мы тоже призраки, тоже неприкосновенные существа. Из-за этого гораздо проще их контролировать. Ну, типа они же животные, а мы всё-таки люди. Заходишь такой и чувствуешь себя супергероем. Хуяришь их пачками одной только силой мысли.

— Вы их убиваете?

— А ты бы не стал уничтожать крыс в своём доме? Или, может, в твоих воспоминаниях такое теперь есть?

— Ну стал бы, да. Просто как-то странно сравнивать крыс с параллельным миром.

— Когда занимаешься этим годами, начинаешь воспринимать их как животных. Мерзких, надоедливых, опасных.

— Ну, если вы такие супергерои, то зачем это всё? Дом на полпути, защита, охрана входа? Почему до сих пор их всех не убили?

— Говорю же, мы приспосабливаемся, эволюционируем. Раньше можно было просто войти и стоять у входа…

— Мы? – перебил Валентин.

— Блять! Сука! – Андрей хлопнул себя по лбу и разочарованно засмеялся. – Быстро я спалился.

Валентина прошиб холодный пот. Он хотел закричать, но не от страха, а от злости и возмущения. Как это животное посмело его обманывать? Затащило в какие-то развалины, а теперь издевается? Валентина переполняли эмоции, но именно страх упрямо прорывался сквозь туман ярости и смелости, заставляя конечности слабеть и дрожать, а голос повысить до смешной тональности.

— Убери защиту с двери. – только и смог из себя выдавить Валентин.

— Защиту? – улыбнулся Андрей и указал пальцем на окно. – Убрать? Серьёзно? Чтобы ты убежал и не сказал мне, где выход?

— Я не знаю, где выход, честное слово! – жалобно пропищал Валентин.

— Ой, ну всё, честное слово, – передразнил его Андрей, - ну теперь я тебе верю, иди на все четыре стороны.

Андрей поклонился и протянул руку в сторону коридора, ведущего к входной двери. Словно солнце, выходящее из-за туч и постепенно заполняющее светом улицу, квартира стала принимать знакомый вид. Голые стены беззвучно покрывались обоями, тумбочка растягивалась в просторный стол, на котором быстро вырос монитор…

Валентин, завороженный этим зрелищем, промедлил несколько секунд, но всё же бросился к выходу, надеясь, что всё наконец-то вернётся в норму. Дверь с лёгкостью открылась, и Валентин уже было прыгнул за порог, но там его поджидала стена из пульсирующей, будто озлобленной, «защитной» массы.

Словно издеваясь над ним, стена стало рывками растягиваться вниз и стремительно заполнять пол, приближаясь к ногам Валентина. Тот сначала отпрыгнул, а затем стал максимально быстро отходить назад, по направлению к двери туалета, не отрывая взгляда от пола, пока не добрался до стены. От столкновения, которое приняла на себя спина, Валентин неосознанно выпрямил шею и сильно приложился затылком.

— Я, конечно, немало пугал людей, но такую реакцию первый раз вижу! – заливался смехом Андрей.

Валентин потирал затылок, пока масса потихоньку отступала и уползала обратно за дверь. За спиной забурлила вода – новая попытка затопить квартиру мерзкой канализационной жижей. Валентин каким-то образом на несколько секунд забыл об остальных проблемах, которые в данной ситуации были куда опаснее воды в туалете. Он с отвращением покосился в сторону источника звука, а губы неосознанно зашевелились в очередной порции ругательств.

— О, я знаю, как заставить тебя говорить! – воодушевился Андрей.

Звуки из туалета стали нарастать с устрашающей скоростью. Тихое бурление превратилось в водопад, будто падающий с самого неба и приземляющийся именно здесь, в квартире. Дверь всё ещё была закрыта, а на полу коридора сухо, а Валентин с ужасом ждал, когда уже наконец его накроет волной отходов.

Дверь распахнулась, но вместо волны токсичной жижи, на Валентина набросился огромный дождевой червь – тот самый, который ползал по окнам и подъезду, не позволяя выйти из квартиры. Знакомыми рывками, растягиваясь и снова съёживаясь, он подполз к ногам Валентина. Тот уже смиренно стоял и ждал, что будет дальше – то ли удар головой о стену повлиял, то ли просто уже не было сил пугаться и как-то реагировать.

В месте предполагаемой головы червя что-то смачно чавкнуло и часть плоти расползлась в стороны, обнажив круглое тёмное отверстие, из которого тут же хлынул поток тёмной и густой жидкости с щедрыми примесями различной мерзости. Помимо ожидаемых остатков еды, тряпок и прочего обыденного наполнения канализации, Валентин с ужасом наблюдал за падающими на пол человеческими пальцами, кусками кожи, покрытыми волосами, трудноразличимыми органами и трупами мелких грызунов.

Вся эта каша скапливалась вокруг Валентина, постепенно поднимаясь к потолку и прижимая его к стене. Парень обхватил голову руками и спустился по стене на пол, ожидая, что эта волна вот-вот накроет его. Но вместо этого, жижа словно издевалась над ним, подбираясь вплотную, но не касаясь его тела.

— Ну что, Валёк, я жду. – сквозь мерзкую хлюпающую стену пробился голос Андрея. – Скажи мне, где выход, и это всё закончится.

— Да не знаю я! – во весь голос заорал Валентин.

— Ну смотри, - предупредил Андрей, - ты ведь помнишь, что я говорил? Я не подчиняюсь вашим законам, я могу ускорить любые биологические процессы. Вот, глянь сюда.

На ногу Валентина приземлился бесформенный кусок чего-то тёмно-серого. Кажется, это был кусок хлеба, насквозь пропитавшийся грязной водой. В считанные секунды он покрылся плесенью, а затем полностью высох и превратился в маленький сморщенный комочек.

— А теперь представь, что я заражу тебя всем, что смогу найти во всём этом вонючем разнообразии. – мечтательно проговорил Андрей, прищурив глаза. – Каждый вирус, каждая бактерия проникнут в твоё тело и начнут стремительно развиваться, пожирая тебя, как пламя огня, зародившееся внутри старого деревянного домика. Ты прочувствуешь все симптомы, все болезни, которых так боялся все эти годы, и никто не сможет тебе помочь.

— Скажи, что мне делать? – Валентин заикался от хлынувших из глаз слёз. – Я обещаю, что сделаю всё, что нужно, я обещаю, я не знаю ничего про выход…

— Ты героем себя почувствовал? Думаешь, что если тянуть время, то кто-то придёт и спасёт тебя?

— Да послушай! Как я могу доказать? Хочешь, я перерою всю квартиру, кувалдой всё разобью…

— Хорошая идея. Вот только ты врёшь. Нет у тебя дома кувалды.

— Ну не кувалдой, чем-нибудь другим… молоток есть…

— Ладно, хватит. – перебил Андрей. – Даю тебе час. А потом без лишнего пиздежа. Скажешь, где выход – я сразу уйду. Не скажешь – превратишься в тот кусок хлеба.

Червь изверг из себя ещё одну порцию, и стена жижи прижала Валентина к стене и полу. Прямо перед его лицом «кипел» вонючий коктейль: сгустки, органы, трупы сменяли друг друга, то выплывая, то снова скрываясь. Валентин поджал ноги и втянул шею, настолько сильно, что от боли зашумело в ушах. Он пытался кричать, звать на помощь, просить пощады и давать обещания, но голос его терялся в этом бурлящем хороводе.

Почему-то стало жутко холодно, дрожащее тело так и пыталось дёрнуться посильнее и окунуться в висящую в воздухе лужу. Мозг, пытаясь защитить себя от тяжёлой психологической травмы, изменил восприятие времени – всего пара минут, и непроходимая стена размякла и растеклась по сторонам, оставив нетронутый островок для Валентина. Или это был вовсе не мозг, а просто Андрею надоело ждать.

— Можно мне немножко повыёбываться? – с наигранным смущением спросил Андрей. – Подойди сюда. Давай-давай, быстрее.

Валентин встал и послушно сделал шаг вперёд. Стопа плюхнулась в лужу и через мгновение скрылась в словно живой жиже, которая постепенно налипала на кожу и медленно поднималась выше. Ногу пронзил сначала даже приятный холодок, который быстро распространился по всему телу и заставил мышцы шеи судорожно напрячься и склонить голову на бок. Валентин словно очнулся – с истошным воплем он вырвал ногу из ловушки, потеряв тапок, и снова прижался к стене, тяжело дыша и с ужасом осматривая квартиру, превратившуюся в рассадник бактерий и вирусов.

— Ну давай же, смелее. – протянул руку Андрей, и жижа начала ползти от его ног в сторону Валентина, освобождая место вокруг. – Спасение так близко.

У Валентина было мало времени на принятие решения. Жижа прибывала и была готова проглотить его, словно вонючая пасть гигантского животного. Всего в нескольких метрах, у ног Андрея, был чистый и сухой пол, и Валентин, стараясь шагать как можно шире, бросился к спасительному месту.

Правую стопу пронзила острая боль. «Острый ноготь, кость, игла от шприца» - моментально представил возможные варианты Валентин и бросил вниз испуганный, но полный надежды взгляд. Чуда не произошло – как и ожидалось, из небольшого отверстия сочилась кровь. Мысли о нечисти, выходе и прочей ерунде моментально вылетели из головы – ведь случилось то, чего уже не исправить. И даже если сегодня Валентин сможет вырваться из лап Андрея, дальнейшая жизнь всё равно будет испорчена бесконечным множеством заболеваний, которые точно проникли в организм через глубокую колотую рану.

— Ну чего ты? – наклонился к Валентину Андрей, когда тот рассматривал рану, всё ещё отказываясь верить. – Ножка бо-бо?

— Иди в пизду, мразь. – тихонько, но очень злобно огрызнулся Валентин. – Ты добился своего, теперь я всё равно сдохну. Выход тебе нужен? Да? А вот хер теперь тебе, хоть обосрись!

— О-о-о-й, вы посмотрите, какой у нас Валёчек злой. Хер тебе, а не выход, иди в пизду… - передразнил Андрей. – Ну как? Круто быть смелым? Почувствовал себя героем?

— А знаешь… да! Почувствовал! – Валентин выпрямился и расправил плечи. – Теперь, когда терять почти нечего, я могу получить от этого удовольствие.

— А я вот тоже хочу удовольствие получить. Я же повыёбываться хотел. Можно?

______________

Текст совсем чуть-чуть не влез, поэтому ОКОНЧАНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ.

Тихий шум автомобиля угнетал родителей. Дети, сидевшие на заднем сидении, демонстративно уходили от взглядов отца и матери, отворачиваясь к окну или бесцельно листая что-то в телефонах, несмотря на давно уже отсутствовавшую связь.

— Ира, Серёжа, - не выдержала наконец мать, - ну это же всего на один день. Утром приедем к бабушке, а через сутки уже дома будете.

— Нафига нам ехать к какой-то бабке, которую мы и не видели никогда? Она нам даже не родственница. – Серёжа хмуро вглядывался в слегка запотевшее окно.

— Зато для нас с папой она сделала многое, да, Жень?

— Ага. – кивнул отец и на мгновение взглянул на детей через зеркало. – Мы же вам сто раз рассказывали.

— Ну это же вам она помогла, вот и ехали бы одни. – Серёжа почти уткнулся лицом в окно. – Нам, блин, 17 лет уже, зачем мы ей там нужны?

— Она просила иногда приезжать всей семьёй. - мать пыталась хоть на секунду поймать взгляд кого-то из детей.

— Нифига себе иногда! – возмутился Серёжа, усмехнувшись окну. – А до этого, когда вы к ней приезжали?

— Ну, никогда. – неохотно признала мать. – Но теперь-то она сама попросила.

— Нормальные у вас вообще отношения. – Серёжа наконец посмотрел матери в глаза. – В детстве вы семья, потом 25 лет никакого общения, ведь так? – парень быстро окинул взглядом родителей и, не дожидаясь ответа, продолжил: - И тут вдруг письмо «приезжайте в гости, детки мои, любимые, бла-бла-бла…» Ну вот зачем?

— Ну вам же лучше, - попыталась отшутиться мать, - вот общались бы мы все эти годы, каждое лето бы к ней приезжали. А так, пока всего один раз.

Серёжа лишь грустно вздохнул. Спорить с родителями было бесполезно, часть пути в деревню уже была пройдена, и повернуть назад не было никаких шансов. Поэтому он, как и сестра, предпочёл бы уснуть и проснуться часов через 15, когда возвращение домой было бы уже не за горами.

Евгений и Татьяна – именно так назвала бабушка родителей Серёжи и Иры – познакомились, когда ещё даже не умели разговаривать. Бабушка Катя, добрейшей души женщина, была известна в первую очередь как местная сумасшедшая. Она была одинока, родители умерли от болезней, не дожив до старости, а муж покинул этот мир почти сразу после свадьбы – был до смерти избит неизвестными, когда поехал в город по каким-то делам.

Если с потерей родителей Екатерина справилась, то потерю мужа без последствий пережить не смогла. Сначала она надолго заперлась в своём доме и не собиралась выходить, пока не помрёт от голода, но добрые жители деревни постоянно приносили ей еду и пытались, как могли, выйти на контакт.

Однажды, к кому-то из жителей приехали внуки, и, гуляя по деревне, набрели на дом Екатерины, которая в то время ещё была молодой женщиной. Та, увидев их в окно, заплакала, выбежала из дома и обняла как своих родных детей. Вокруг сразу же собралась толпа – надо же, Екатерина впервые за долгое время вышла из дома и так обрадовалась появлению детей.

Конечно же, увидев такую реакцию, кто-то сразу посоветовал ей поехать в город и усыновить пару детишек. Екатерина загорелась этой идеей и несколько месяцев провела в попытках усыновить хоть кого-нибудь. Но это ей не удавалось – тяжёлое финансовое положение, психическая неустойчивость и ещё куча причин нашлась для того, чтобы не доверить этой женщине ребёнка. На самом деле, достаточно было всего одного факта – женщина, придя в детский дом, сразу начинала рыдать, падать на колени и просить дать ей хотя бы одного ребёночка…

Ещё одна неудачная попытка, и вот Екатерина снова заперлась дома, твёрдо решив помереть в ближайшие дни, так как, по её словам, больше не было смысла оставаться на этой земле. И случилось «чудо». Точнее, это чудо было, на самом деле, ужасным поступком, но одновременно с этим и спасением жизни Екатерины. В один прекрасный день, женщина проснулась от громкого плача ребёнка за дверью. Само собой, этого было достаточно для того, чтобы Екатерина забыла о смерти и выбежала на улицу. Там её ждала классическая картина – корзинка с кое-как запеленованным младенцем. Кто оставил этот «подарок» - осталось неизвестным, но этот человек действительно спас ей жизнь. Екатерина расцвела – начала вести хозяйство, да так, что вся деревня завидовала, нашла мужчину, который был не против воспитывать чужого ребёнка, и словно помолодела лет на 5.

А потом началось безумие. Каждый год, примерно в одно и то же время, у её двери появлялась новая корзинка с новым младенцем. Екатерина, в отличие от своего нового мужа, искренне радовалась каждому такому подарку и принимала каждого ребёнка в свою семью. Кто приносил их – оставалось загадкой. Когда его пытались выследить – он просто не приходил, но стоило жителям ослабить внимание, у порога Екатерины сразу же появлялся новый младенец.

Как ей удавалось справляться со всеми тоже было тайной. Новый муж бросил её, что было вполне ожидаемо. Екатерина просто сутками пропадала дома, иногда выводя своё семейство на прогулку. Кто-то уже подрастал, начинал помогать по хозяйству, а потом и находил работу, поэтому в целом, с голоду никто не умирал и особо не жаловался.

И именно таким образом, с разницей в один год, в жизни Екатерины появились Женя и Таня – новые маленькие жители её большого дома. К тому времени, жилище Екатерины превратилось в настоящий детский дом, и новых прибывших никто, кроме неё самой, не считал братьями и сёстрами.

Екатерине было 65 лет, когда Женя и Таня выросли и решили, как и многие другие её дети, покинуть деревню в поисках лучшей жизни. А ещё, приняв наконец свои чувства, он хотели сбежать от пусть и небольшого, но всё же осуждения. И уже через 5 лет, когда влюблённым исполнилось 22 и 21 соответственно, у них родились свои дети – Ирина и Сергей.

Спустя много лет, с развитием прогресса и информированности, Женя и Таня всё же решили пройти тест, который, к их счастью, показал, что они действительно не являются родственниками. Просьбу бабушки Кати они проигнорировали, и ни разу не наведались к ней в гости, как она просила. Да, они были ей безмерно благодарны за фактически подаренную нормальную жизнь, но мысли о том, что таких посетителей у неё будет огромное количество, и всё ещё оставшийся стыд за взаимные чувства – Екатерина всё же считала их братом и сестрой – всё больше откладывали куда подальше планы навестить её.

И вдруг – письмо. Без рассказов о жизни, просто просьба приехать.

— Помирает, наверное. – понимающе кивала Таня, держа в трясущихся руках помятый кусочек бумаги. – Жень, надо ехать. Иначе это не по-человечески.

Муж был с ней абсолютно согласен, и вот, ошарашив детей таким «сюрпризом», они без промедлений собрались и поздно ночью отправились в путь.

Так и не дождавшись появления сигнала, дети убрали смартфоны в карманы и постепенно уснули, глядя на бесконечную стену из деревьев за окнами.

Деревня встретила гостей неприветливой серостью, словно островок осени поселился в бескрайнем море лета. Это объяснялось пасмурной погодой, сильной запущенностью домов, большим количеством мёртвых деревьев, почему-то до сих пор не ставших дровами, и просто кучей мусора, валяющегося во дворах заброшенных домов и не дающего расти даже сорнякам.

Дом бабы Кати тоже был уже совсем не тот – покосившаяся крыша, скромные посадки овощей на участке, давно повалившаяся и поросшая мхом часть забора и самое главное – тишина и спокойствие, не сравнимое с тем безумием, когда Женя и Таня ещё жили здесь. Но тут хотя бы что-то намекало на жизнь, в отличие от соседних домов.

Услышав приближение автомобиля, бабушка бодро выбежала из дома и, почти подпрыгивая, махала руками гостям.

— Нифига себе, - протёр сонные глаза Серёжа, - ей сколько там? Девяносто?

— Ну да, - задумчиво ответила мама.

— Детки мои, золотые, чего ж вы не приезжали-то раньше? – Накинулась бабушка, как только первая дверь автомобиля открылась.

— Здравствуй, бабуль, – Женя морщился от уже десятого поцелуя в щёку, - ты прости нас, жизнь такая, заняты всё время…

— Да прощу, конечно, - бабушка переключилась на Таню, - главное, что не забыли про старушку, что приехали всё-таки.

Серёжа и Ира, потягиваясь, тоже наконец вылезли из машины.

— Оооооой, а это кто тут у нас? – запричитала бабушка. – Серёженька, Ирочка, какие большие уже!

— И откуда она вообще про нас знает? – шепнул Серёжа Ире, улыбаясь и приветливо кивая.

— Ну, может были ещё письма, - отмахнулась Ира, - просто не рассказывали нам, какая разница.

Ещё один обряд и поцелуев, и бабушка потащила приехавших в дом. Там было так же серо и неуютно, как и на улице – цветочные горшки в большинстве своём были пусты, лишь единичные экземпляры ещё как-то держались, всё вокруг было покрыто паутиной, а жужжание мух было слышно даже сквозь голоса.

Зато стол был чист и просто забит едой. Картошка, овощи, салаты, рыба, мясо в различных вариациях – даже шашлык притягивал к себе неповторимым запахом.

— Бабуль, ну вот как ты угадала, когда мы приедем? – с восхищением смотрела Таня на стол.

— Ну не угадала бы сегодня, завтра бы опять всего наготовила, - отмахнулась бабушка, - чем мне теперь заниматься, когда дом пустой?

— А кстати, где все? – Женя провёл пальцем по пыльному шкафу.

— Так уехали, вот как и вы. – улыбнулась Екатерина. – Чего им тут делать-то, в такой глуши?

— А новые? – осторожно спросила Таня.

— А новых не было давно. – грустно опустила глаза бабушка. – Как мой первенец ушёл из жизни, так и перестали новые появляться.

В комнате повисла тишина, позволившая различить среди жужжания мух ещё и писк комаров.

— Соболезнуем. – Неуверенно произнёс Серёжа.

— Ой, да чего мы о прошлом-то? – Бабушка принялась что-то поправлять на столе. – Как вы там поживаете? Рассказывайте, столько лет же не виделись!

— Вот интересно, - снова шептал Серёжа сестре, - как она их узнала-то вообще? Батя же в два раза потолстел за последние годы. А у них ведь никакой связи не было.

— Да что ты ко мне пристал, - поморщилась Ира, - тебе не плевать вообще?

— Да блин, странно это всё. Ты глянь на деревню, тут же нет никого, кроме неё.

— Ну и что? – сестра не разделяла подозрения брата. – Соседи сдохли давно, а дальше ты и не смотрел. Может, там ещё куча народа живёт.

Пошептавшись, они всё же уселись за стол вместе с остальными. Бабушка всеми силами пыталась поддерживать позитивную атмосферу историями из далёкого прошлого, шутками и расспросами о жизни её любимых деток, но в целом, в комнате царило ощущение неловкости, скованности и неуютности.

— Ладно, - махнула наконец рукой Екатерина, - повидались – и хорошо. Может, как-нибудь ещё заедете, правда?

— Да, конечно…

Женя и Таня ехали сюда, ожидая увидеть бабушку при смерти, в окружении толпы других её детей, поплакать немножко, попрощаться, уехать и уже через несколько часов вернуться домой и обо всём этом забыть. Ну, или ещё вернуться разок, на похороны. Перестроиться на весёлые посиделки не получилось, а самой Екатерине явно надоело развлекать гостей. Слишком уж сильно повлияло на них такое долгое отсутствие общения.

— Отдохнёте хоть немножко? – спросила Екатерина, убирая со стола тарелки. – Долго ведь ехали, устали, наверное.

— Ну можно и отдохнуть, да? – с надеждой посмотрел Женя на жену.

— Да, посидим ещё. - неохотно согласилась Таня.

Мрачная атмосфера наполняла дом всё больше. Женя быстро уснул и свои храпом без шансов переигрывал по громкости всех мух, старавшихся изо всех сил. Таня сидела рядом, закинув ногу на ногу и подперев рукой подбородок. Её единственной мыслью было – «только бы бабушка не пришла опять со своими расспросами». Дети ходили по дому, поднимали руки со смартфонами к потолку, всё ещё не теряя надежды поймать сигнал. А потом вышли на улицу с той же целью.

— Я же говорю, - снова начал Серёжа, - смотри, тишина какая. Нет здесь никого, кроме неё.

— Да что ты пристал-то? – Ира не отрывала взгляда от смартфона. – Щас папка проспится и поедем отсюда. И больше уж точно не согласимся на такое.

— Тебе вот совсем не интересно, да? – разочарованно пнул Серёжа комок земли.

— Мне тут мерзко, гадко, отвратительно, ужасно, скучно, тоскливо… но нет, точно не интересно.

Серёжа тяжело вздохнул. Тучи над деревней сгущались, и когда вокруг стемнело так, словно наступил вечер, прогремел первый гром.

— Ну шикарно, - недовольно осмотрела небо Ира, - щас ещё вольёт на весь день, и придётся пережидать.

— Сколько там батя поспал?

— Да мало ещё, хрен разбудим.

Наступила тишина, часто являющаяся предвестником мощного ливня с ветром и грозой. Птицы, кузнечики, шум листвы – всё затихло в ожидании чего-то нехорошего.

—Опа, городские! – Откуда-то со стороны соседнего дома послышался крик.

— Ну вот, никого здесь нет, никого здесь нет. – передразнила Ира брата, вложив в эту фразу максимум недовольства и неприязни.

— А чего это мы тут забыли? – Голос стал ближе.

Ира и Серёжа молча вернулись в дом и сообщили о незваных гостях. Бабушка, как назло, куда-то запропастилась, ведь она была единственной, кто мог бы уладить этот ещё не начавшийся, но точно грядущий конфликт.

— Э, выходите, побазарим маленько! – дверь содрогнулась от несильного удара.

— Баааа! – закричала Ира, поняв, что тихо прятаться не получится.

— За бабульку прятаться сразу? – раздался дружный хохот из-за двери. – Выходи, девочка, пожалей стариков.

Вся семья собралась в одну кучу, перешёптываясь и обдумывая план побега. Сражаться с местными никто не хотел. Тем временем, стук в дверь становился сильнее, а призывы выйти смешивались с угрозами выбить дверь в случае невыполнения требований.

— Сюда, быстрее! – Бабушка появилась словно из воздуха и поманила гостей к себе.

— Это они, это опять они, - дыхание Екатерины сбилось, фразы рассыпались на мелкие кусочки, - те сволочи, которые убили Колю. Когда он.. когда он уехал…

— Какого Колю? – Уточнил Серёжа.

— Мужа моего первого. - глаза бабушки наполнились слезами.

— Подожди, как это могут быть они? – Вмешалась Таня. – Это же было сколько… лет 70 назад?

— Ой, дочка, - бабушка выглянула из-за её спины и посмотрела на дверь, - не поверишь ты мне, если расскажу.

— Ладно, это потом, - Таня сосредоточилась на угрозах с улицы, - сейчас-то нам что делать?

— Помните другого Колю, первенца моего? – бабушка начала рассказ вместо ответа. – Я его в честь мужа и назвала. А он рос-рос и всё больше был похож на мужа моего, представляешь?

— Бабуль, давай потом…

— И не просто похож, понимаешь? Это он и был, Коленька мой. Вернул мне его кто-то, хотя я даже не просила, не молилась.

— Всё, поехала бабка. – снова зашептал Серёжа, потеряв надежду на её помощь.

— И я так счастлива была, так радовалась, - продолжала Екатерина, - он хоть и не говорил в открытую, но точно помнил меня, всегда помогал. Ты думаешь, как бы я справилась одна с такой толпой детишек? Это Коля помогал. То едой поможет, то деньгами, то от болезни излечит, то ещё чего… а знаешь, почему? Знаешь, как он всем вам мог помочь? Болезни ваши лечил, кормил вас, деньги из воздуха делал? Да потому что он всех вас и создал! Вы все – единый организм!

— Бабуля, - Таня попыталась вернуть бабушку в реальность, - там нас побить хотят или ограбить, понимаешь? Делать что-то надо!

— И все вы росли крепкими, здоровыми, а Коля мести хотел. Всё бродил, бродил кругами и твердил, что чует следы тварей этих, что пойдёт по ним до города и поквитается.

— Короче, - Серёжа решил брать контроль над ситуацией в свои руки, - с той стороны дома есть окно?

— И однажды он нашёл их, - бабушка неожиданно крепко схватила Серёжу за руку, - всех нашёл. Когда вы с Женей уже давно уехали. Связал их одной верёвкой и притащил сюда, уже мёртвых. Из города, пешком, представляете?

— Бабуля, ну что ты такое говоришь, - уже почти плакала Таня, - пойдём скорее, мы тебе поможем выбраться, до машины дойдём и уедем отсюда.

— Я тогда так обрадовалась, так обрадовалась, - бабушка закрыла лицо руками, - а они, сволочи эти, вернулись, так же, как и Коля мой, представляете? И опять его убили!

Бабушка зарыдала. Сразу же после этого раздался звук разбиваемого стекла.

— Всё, валим, быстро. – Серёжа попытался рвануть в другую комнату, но хватка бабушки была невероятно крепкой.

— Да подожди, - вытерев слёзы свободной рукой, обратилась она к Серёже, - Коленька не покинул нас, не бросил.

— Ты же сказала, что он умер, что его опять убили. – огрызнулся Серёжа, продолжая попытки вырваться.

— Я сказала, что он ушёл из жизни. Из своей жизни, в ваши.

— Бабуля! - уже кричал Серёжа. – Ты понимаешь, что несёшь полный бред, а нас сейчас тут убьют, закопают, и никто нас не спасёт?

— А ты сам-то посмотри, - кивнула бабушка в сторону разбитого окна, - вон он, топчется, войти боится. И остальные боятся. Потому что Коля здесь, Коля защитит. А эти… выманить вас пытаются, подальше увести.

— Ну и где твой Коля? – не выдержал уже и Женя. – Долго нам ждать спасения?

— Доверитесь мне, всего один раз? – с надеждой осмотрела бабушка присутствующих. – Ничего сложного, просто произнести несколько слов.

— Каких слов? – продолжал рычать вышедший из себя Женя.

Бабушка закрыла глаза, глубоко вдохнула и начала речь:

— Повторяйте за мной. Я принимаю твою силу, Николай. Я принимаю силу первенца.

— Я принимаю твою силу, Николай. Я принимаю силу первенца. – повторили все с разными интонациями.

Бабушка замолкла, но не открыла глаза.

— Да совсем ты чёкнулась. – Вырвался издевательский смешок у Жени.

— Бабуль, ты прости, - Таня пыталась быть вежливее, - но правда, нам уходить как-то надо. Или вопрос этот решать…

— Да всё решено уже. – голос бабушки звучал спокойно и расслаблено. – Вы приняли Колю, теперь всё будет хорошо.

На мгновение Серёжа заметил крошечную фигуру, словно нарисованный ребёнком человечек пробежал по стене, по полу, а затем исчез, коснувшись его сестры. Затем снова – такая же фигурка, на этот раз точно криво нарисованный человечек соскользнул со стены и исчез внутри Жени. И то же самое произошло со всеми, кроме бабушки.

— Смотрите! – Протянула она небольшое зеркальце. – Смотрите, скорее! Он в ваших глазах!

Серёжа недоверчиво взглянул на своё отражение. Глаза словно потускнели, потеряли свою прежнюю белизну. Вместо этого, тёмное пространство на несколько секунд пронзила вспышка, небольшая спираль, как в лампе накаливания. Парень от неожиданности сжал глаза и протёр их руками, а когда посмотрел в зеркало ещё раз, увидел своё обычное отражение, без каких-либо странностей.

— Ба, ты чем нас накормила? – Испуганно посмотрел он на Екатерину.

— Силой, сынок, силой великой. – Взяла его за руку бабушка. – Теперь просто улыбнись, расслабься. Коленька всё сделает.

Серёжа осмотрел комнату. Предметы стремительно перемещались из одного места в другое, стёкла в окнах разбивались и снова склеивались, грозные требования местной шпаны превратились в испуганные крики и призывы к отступлению.

— Пора. - кивнул Серёжа и без сил упал на спину.

Солнце рухнуло за горизонт и утащило за собой тучи, так и не позволив им обрушить ливень и грозу на деревню. Тишина природы сменилась дружным пением ночных птиц, шелестом листьев и травы, грохотом пролетевшего над деревней самолёта и воплем Серёжи. Он, словно оборотень, только что превратившийся в человека, неуклюже бежал к сестре, осматривал свою рваную и окровавленную одежду и кричал:

— Ирка! Стой, зараза мелкая, всё равно догоню!

— Бабушке расскажу! – Заверещала Ира и ещё быстрее побежала в сторону дома.

— Ябеда-корябеда… солёный огурец! – с трудом выкрикивал Серёжа, совсем сбив дыхание.

У дома, ещё вчера казавшиеся высохшими деревья, одарили парня манящим блеском совсем недавно завязавшихся яблок в свете яркого фонаря. Переборов желание сорвать парочку, он толкнул калитку ногой и почти догнал сестру у входа в дом.

Внутри их давно ждали. Стены и потолок переливались разными цветами ярких ночников. Вокруг были разбросаны игрушки на любой вкус – старые деревянные куклы, машинки на радиоуправлении и даже смартфоны.

— А Сёрежка меня побить хочет! – Подбежала Ира к Тане, вытирая с лица слёзы и кровь.

— А меня Женька толкнул! Вот тут! – Таня тоже всхлипывала, показывая Ире руку.

— Ты что мою сестру трогаешь? – Вышел вперёд толстенный Женя, обращаясь к Серёже.

— Когда я её трогал? Я поиграть хотел! – расправил плечи Серёжа.

— А почему она плачет?

— Да трусиха она мелкая, всего боится!

Таня и Ира, тем временем, уже забыли про обиды и весело соскребали друг с друга подсохшие ошмётки плоти.

— Чего вы все грязные такие? – заметил это Женя.

— На себя посмотри! – Серёжа обиженно ткнул Женю в живот.

— Это что, кровь? – Женя с ужасом принялся скидывать с себя испачканную одежду.

— Баааааа! – позвал бабушку Серёжа. – Почему у нас кровь?

— Сейчас приду, Серёженька! – отозвалась она с улицы.

— Баб Кать, ну сколько можно-то? – С трудом закинув последний труп в кузов, спросил у Екатерины невысокий мужчина с почти детским голосом. – Тебе уж 90 стукнуло, самой скоро помирать. Может, хватит чужие жизни губить?

— Ты давай мне не указывай, - строго ответила Екатерина, - а то быстро за ними отправишься. А жить мне ещё ого-го, Коленька мне помереть не даст.

— Ну ладно они, - кивнул мужчина в сторону дома, - твоя собственность, но невинных-то людей за что?

— Коленьке понравилось убивать, - вздохнула и скрестила руки на груди бабушка, - он больше не хочет делать мне подарки, не получая ничего взамен.

— А когда в деревне люди закончатся? Что тогда будешь делать?

— В город перееду. – подмигнула Екатерина и направилась к дому.

Машина с трудом завелась и, грохоча на всю деревню, поехала прочь.

— Идиот, не можешь развалюху свою починить! - обернулась Екатерина и помахала кулаком вслед уезжающему автомобилю.

Из всех окружающих домов зазвучали детские голоса. Кто-то громко звал бабушку, кто-то просто плакал… Екатерина спешила к своим новеньким – Серёже, Жене, Ире и Тане. Они больше всего сейчас нуждались в помощи доброй бабушки Кати. А остальные пусть просто подождут, бабуля никого не бросит в беде.

Это прямое продолжение рассказа Из будущего в темноту

Использованные песни:

Оригами - Ради Чего

Invektiva - Мой Мир

**********************

“Свет свечи дрожит на голой стене.

Тень моя скользит на встречу судьбе.”

Диана тихонько подпевала, стоя у зеркала в одном нижнем белье. На лице её сверкала озлобленная, но такая очаровательная улыбка, что нельзя было не задаться вопросом – ты почему до сих пор не покорила мир, а? Ну как с такой мимикой можно просто стоять и петь у зеркала? Может, пора уже, покорять-то? Ну кто, если не ты? На каждом слове песни выражение её лица менялось, улыбка смещалась с одной стороны лица на другую, брови приподнимались и опускались, а глаза меняли свою ширину так вовремя, что, взглянув на неё один раз, уже нельзя было представить, что кто-то поёт эту песню по-другому.

«Может быть, ещё успеешь меня остановить,

Может быть, ещё успеешь сказать:

«Стой, тебе не стоит уходить!»

Ну вот. Вот где заканчивается милашное создание и начинается настоящая Диана. Та Диана, которую я знал, всегда знал. После последней строчки в песне была секундная пауза. В это время Диана взяла наконец со стола канцелярский нож, грустно надула губки, и поднесла лезвие к руке. Нет, не к венам, а просто к противоположной стороне руки.

«Пульс есть! Бьётся сердце в груди!» - Визжит Диана, пытаясь повторить вокальные способности, и одновременно с этим проводит ножом от запястья до локтя.

«Силы есть ещё! Нам не решать. Но нам выбирать и нам с этим жить!»

Диана показывает зеркалу тоненькую полоску, медленно покрывающуюся капельками крови, снова дико, но так прекрасно улыбаясь.

«Слишком долго я пытался понять»

Диана глубоко вдыхает перед следующими словами, чтобы вложить в эти слова все свои эмоции, будто эта фраза – главный философский вопрос, цель жизни и причина грусти этой девушки.

«РАДИ ЧЕГО???» - зеркало, наверное, едва выдерживает этот визг, а Диана ещё и пытается его добить, ударяя своё отражение порезанной частью руки и размазывая кровь. – «Мы родились на свет, и кто вправе его выключать...»

Последнюю фразу Диана поёт так, будто вот-вот заплачет, тоненьким дрожащим голоском, опустив глаза впервые за всё представление.

Но Диана не плачет. Нигде, кроме своего укромного убежища.

∗ ∗ ∗

— Будем дружить?

— Будем, обязательно будем!

Слеза на моей щеке превратилась в ручей, и я всхлипнул. Впервые за столько времени я почувствовал, что по-настоящему вдохнул, а воздух на самом деле прошёл через трахею и наполнил лёгкие.

Диана прыгала и смеялась, будто действительно услышала меня и радовалась новому другу. И я стал повторять за ней. Искренне, как такой же ребёнок, как и она, я подпрыгивал на уже знакомом полу, слышал стук своих ног, прерывистое дыхание и смех. И свой, и Дианы.

Это была сделка, клятва, обещание или просто моя обязанность, существующая вне зависимости от моего желания. Дружить с Дианой. Как много всего можно уместить в это слово – «дружить»? И как много мог сделать я, став тем, к кому всегда приходил за фантазиями…

Девочка, наконец, перестала прыгать и выбежала из здания. Я бросился было за ней, но… куда мне теперь. На мою платформу спустили мир – здание и Диану. И ведь так и есть. Диана и это здание – это весь мой мир – всё, чего я хочу сейчас и хотел в прошлой жизни.

Когда дверь захлопнулась, я приготовился к мучительному ожиданию – когда вернётся Диана, вернётся ли вообще, что я смогу для неё сделать, и главное – смогу ли я сделать так, чтобы она выросла хотя бы немного другой. Получится ли исправить её жизнь?

Представляете, да? Годы тишины и одиночества, фактически просто включенного сознания без возможности сделать хоть что-то физически. И я не сошёл с ума, не потерял способность к общению, мышлению… я словно просто проснулся. Я спал много лет, но постоянно наблюдал за этим сном, в котором не было ни единого сновидения.

А потом пришла Диана, и я проснулся. А всё, что было до этого, стало растворяться, будто прошли не долгие годы, а всего одна бессонная ночь. Мерзкая, противная ночь, как когда ещё не существовало мобильных телефонов, а компьютер не могли себе позволить родители. И вот ты лежишь, лежишь… а глаза не закрываются, как ни старайся. Спать не получается, занять себя нечем, вставать и будить родителей нельзя… вот и получается первое в жизни маленькое страдание.

∗ ∗ ∗

Диана даже не стала стирать с зеркала кровь – родители давно привыкли к таким выходкам и делали всё сами, грустно, даже почти скорбно качая головой.

Небрежно замотав руку бинтами, которые у неё всегда были наготове, она выключила музыку, оделась и ушла из дома.

Именно в этот момент её безразличное выражение лица сменилось на вселенскую злость. Взгляд, который она бросала на прохожих, должен был сбивать их с ног, но они почему-то держались и продолжали свой путь, мило улыбаясь или смеясь.

— Привет, Диан. – приветствую я девушку, когда дверь в здание открывается.

И я слышу свой голос, он даже эхом отражается от стен, но для Дианы он недоступен. Почему? И нет, за этим вопросом не последует объяснения. Я действительно не понимаю, хоть и очень пытаюсь.

Диана плюхается на пол, который я, само собой, тщательно вычистил, чтобы не осталось ни единой пылинки к моменту возвращения моей любимой девушки. Она сразу же закрывает глаза и начинает, как и я когда-то, мечтать и фантазировать.

— Ну здарова. – обращается она будто ко мне, но видит совершенно другого человека.

— Привет. – отвечает он. – Ну что, как обычно?

— Ага, давай. – Отвечает Диана и немного съёживается от волнения.

Начинается сцена, знакомая мне ещё из прошлой жизни. Парень связывает ей запястья, локти, лодыжки, колени… а потом начинается магия этого места – невидимые руки точно так же связывают парня, засовывают ему в рот кляп-шарик и швыряют на кровать. Диане не нужна романтика – она просто прыгает на него и начинает свои извращения – целует кляп, облизывает его, попутно пытается развязать руки и изо всех сил извивается. Затем снова немного магии. В её рту появляется такой же кляп, а невидимые руки привязывают извращённую парочку друг к другу, лицом к лицу. Диана ещё какое-то время извивается, пытаясь избавиться от верёвок, но в конце концов расслабляется, тяжело дышит, а сквозь кляп проглядывается улыбка.

А в реальности Диана просто сидит и сильно закусывает губу, очевидно испытывая истинное наслаждение.

А я, выполнив свою работу, свои обязанности, смотрю на неё и пытаюсь радоваться.

∗ ∗ ∗

Когда Диана впервые покинула здание, я испугался. А что, если она не вернётся? Вдруг это было просто совпадение, и маленькая девочка просто от скуки забрела сюда, и попыталась немножко «поиграть».

Ожидание и сомнение были настолько ужасны, что даже годы, проведённые в тёмной изоляции, не сравнятся с этим чувством. Я, как дурак, бегал по зданию, бил в дверь и в стену ногами, действительно веря, что смогу выбраться. Вот же я – физический, слышу звуки ударов, чувствую их, со стен летит краска, дверь едва держится, на мгновение открывая щель наружу…

Но когда я наконец принял тот факт, что у двери нет никакого замка, и никто не запирал меня здесь, я смирился. Так же, как в детстве, я сел в угол, обхватил колени руками и упёрся в них лбом. Что ж, сто лет ждали, а пару дней не подождём? Неужели хоть кто-то во вселенный, наблюдающий за происходящим, думает, что она не вернётся?

Ждать пришлось даже меньше. Вечером того же дня, дверь снова открылась. Я, как ужаленный, почти взлетел до потолка, и был готов встречать Диану. И почти тут же опустил руки и стёр улыбку со своего лица.

Диана рыдала.

— Что случилось? – Закричал я и бросился к ней.

Само собой, она меня не услышала, а я просто проскочил мимо неё, будто девочка специально увернулась от моих рук. И тогда, панически пытаясь найти путь к общению, я понял, как работает магия фантазий этого места. Я просто видел её мысли. Нет, не как видеозапись, например. Не совсем. Я видел образы, голоса, и каким-то образом мог вытаскивать их из её головы и собирать здесь, вокруг себя. Словно паззл, я вырывал части картинок и звуков и составлял из них ту самую видеозапись. С первого раза, конечно, получилось не очень хорошо – Диана даже перестала плакать и испуганно смотрела по сторонам. Боюсь представить, каково это – почувствовать такой страх.

В этот день образы и голоса состояли из грубых криков отца и ударов. Ударов по лицу маленькой девочки.

— Ну и где ты шлялась? – кричал едва стоящий на ногах мужик. – Ты хоть понимаешь, что мы с твоей матерью переживаем? Понимаешь?

Он хватает девочку за руку и начинает трясти.

— У матери давление 180! – кричит он ей прямо в лицо, выдыхая омерзительный запах давно выпитого алкоголя. – Ты хочешь нашей смерти? Хочешь, тварь такая?

— Я просто гуляла! – Диана заплакала.

— Если ты ещё раз выйдешь из дома, - отец с силой врезал ладонью по щеке девочки, - на цепь тебя посадим, поняла?

— Не надо… не надо на цепь… - сквозь плач выдавливала из себя Диана.

— Тогда что надо делать? – отец снова ударил Диану. – Повтори?

— Если ты… ещё хоть раз… - с таким же трудом выдавливала слова Диана.

— Молодец. – с силой тряхнул девочку отец. – А теперь иди к маме и проси прощения.

Диана, держась за щёки, поплелась в сторону матери. Та сразу же обняла малышку и прошептала:

— Ну тихо, тихо, успокойся. Со мной всё нормально, не надо извиняться. Это ты прости, что не заступилась.

Увидев, как Диана реагирует на такие чёткие видения, я учусь новому – внесению в них изменений. Отец спотыкается обо что-то на полу, падает, ударяется головой и вопит от боли. Диана вращает глазами, пытаясь понять, откуда берётся новая картинка в её голове, но заметно успокаивается. Отец взлетает к потолку, как воздушный шарик, трясёт руками и ногами, зовёт на помощь.

Диана улыбается. Вот оно. Вот ради чего я здесь – ради её улыбок, ради её радости и в лучшем случае счастья. Способен ли я, отсюда, из этой ловушки, изменить её жизнь?

∗ ∗ ∗

— Спорим на десять тыщ, что смогу с ней замутить? – кивает какой-то парень в сторону проходящей мимо Дианы, обращаясь к своему другу.

— Ты ебанутый, что ли? – смеётся друг. – Бля, мне десять тыщ не жалко, а вот тебя жалко будет.

— Ну вот раз не жалко, давай. – настаивает парень.

— Так, подожди. – Отходит друг в сторону, хитро улыбаясь. – Нравится Дианка? Нравится? А спор – это как прикрытие, чтобы не ржали над тобой?

— Э, ты давай-ка это самое, тему не переводи. Спорить будешь?

— Бля, ну ты экземпляр, кончено. – качает головой друг. – Ладно, давай. Но смотри, проебёшь – долг не прощу, чтобы в следующий раз не выёбывыался.

— Не проебу, не ссы.

— Ну чё стоишь тогда? Беги за ней!

И он побежал, под издевательские усмешки своего друга. Диана плелась домой из магазина, закупившись дешёвым пивом, сигаретами и чипсами. Её никто не звал в свою компанию, и даже если бы позвал, в лучшем случае получил бы пару оскорблений в свой адрес. Но Диане всё-таки хотелось быть частью атмосферы этого времени.

Проходя мимо бухающих компаний, она так же злобно на них смотрела, но всё же прислушивалась – какая музыка звучит из чьего-то телефона. И эта музыка ей нравилась. Погружалась в атмосферу она дома – благо, что родителей часто не было, а когда возвращались и видели пьяную дочь, поющую песни, уже не обращали внимания. Смирились.

— Диан, подожди! – догнал парень девушку у самого подъезда. – Ты домой? Бухать собралась?

— Нихуя себе, это откуда такие познания? – наигранно подняла брови Диана. – Следишь за мной, что ли?

— Нет ну… - замялся парень, - все же знают, что ты дома концерты устраиваешь и всё такое…

— Ну допустим. И чё тебе надо-то?

— Ну, может, вместо этого, - парень указал на пакет с торчащими из него бутылками, - сходим куда-нибудь? Погуляем там или посидим где…

— Чё, сука, на слабо взяли? – Диана максимально приблизилась к парню. – Или поспорил с кем?

— Ну нет, я это…

— Ну нет, я это. - передразнила парня Диана. – Без шансов, парень, понял?

— Ну давай один раз попробуем? – Жалобно попросил парень.

— Сколько проспорил-то? – невесело усмехнулась Диана, вместо ответа.

— Десятку.

— Ха! Лошара! – снова без радости на лице посмеялась девушка. – Всё, свободен. Чего стоишь?

И Диана исчезла в подъезде, не глядя на реакцию отвергнутого кавалера.

Это был не первый случай. Диана отметала всех, кто пытался начать с ней отношения. Думаю, в прошлой жизни всё было немного не так. Если тогда порезы на её руках возникали внезапно, в порывах чувств, а кровь летела не на домашнее зеркало, а на людей, находящихся вокруг, то сейчас всё было куда спокойнее. Теперь, когда у Дианы было здание, реальный мир с реальными парнями ей был не так уж и нужен.

Дома, разумеется, никого не было. Диана, аккуратно поставив пакет на стол, выглянула в окно – парень удалялся, грустно опустив голову.

— Урод, блять. – пробормотала Диана, раздеваясь.

В комнате всё было готово. Компьютер включен, пиво открыто, а нож как всегда – под рукой.

«С чего бы ты начала историю?

С того утра, когда кричали звёзды,

Когда ты плакала, не отрываясь от линии,

Когда казалось, всё несерьёзно…

С чего бы ты всё это вспомнила?

С того, как руки искали лезвие…»

Диана пела. Как я когда-то пел на тех трубах, как кто-то и сейчас поёт где-нибудь за гаражами или в заброшенных садах… только она пела одна. Грустно, почти позволяя себе пустить слезу, стараясь улыбаться, пусть это и не были искренние и радостные улыбки. Скорее, это были репетиции. Мечты о том, что вот когда-нибудь она именно так будет петь на сцене, а её фирменный надрез на коже будет неотъемлемой частью представления, вызывающей бурную реакцию публики.

«Забыв про тех, кем ты тогда берзгуя,

Делала на коже цветные надрезы…

И это мой мир…

Это мой мир…»

В этот момент в ход пошёл нож. Цветные надрезы на её коже насыщались кровью, словно реки, выходящие из берегов после резкого таяния снега. Она смотрела на них так задумчиво, будто важнее в жизни просто ничего не может быть.

«Это мой мир…

Это мой мир…»

Да, блять, так и есть. Это её мир, и да, он настолько хуёвый. Иногда я поражался, как она умудряется не плакать? Её голос срывался каждые несколько слов песни, она ставила их на паузу, чтобы перетерпеть этот момент и продолжить. А что продолжить? Имитировать обычную жизнь почти совершеннолетнего подростка во времена две тысячи седьмого безумия?

Могу ли я представить, как сижу и пью пиво у себя в комнате, подпевая любимым голосам, не имея возможности выйти к друзьям и совместить бухло с весельем и грустью, распиздяйством и философствованием, влюблённостью и обидами, да просто разбить на разные версии «пиздеца»? Пиздец – он ведь так разнообразен, когда ты, в своей любимой компании, выжираешь пива, водки, Блейзера, Ягуара, Чёрного Русского, Ямайки или ещё какого-нибудь дешёвого пойла…

«Пиздец, как охуенно», «Пиздец, как хуёво», «Пиздец, что мы творим»… или самый философский пиздец в истории человечества – «Пиздец, нахуя я столько пил?»

Но в любом случае, что бы ни произошло в тот день, любой из пиздецов будет вспоминаться с улыбкой на лице и радостью, насколько бы плох он не был.

У Дианы такого не бывало. Точнее, были те же напитки, сигареты, песни… а пиздец – это насколько сильно на этот раз она разрежет себе руку. Может, она копит эти шрамы на память? Чтобы когда-нибудь, через десяток лет, когда жизнь этой девушки станет ярче и приятнее, она смотрела на них, улыбалась и рассказывала своему парню или подруге про самый большой ПИЗДЕЦ в её жизни.

«С чего бы я мог начать в это верить?

С того, что я мёртв, а тебе шестнадцать?

И слёзы давно уже в глазах высохли,

И не было смысла здесь оставаться.»

Диана как-то успевала затянуться традиционным для себя «Петром» между словами песни. Выдыхание дыма вместе с продолжением текста, кажется, особенно нравилось девушке.

«С чего бы я мог начать в это верить?

Может быть, с того, что меня сделали дьяволом

Люди, что стояли за закрытой дверью,

Когда я хотел убить себя…»

Диана включала эту песню второй раз в жизни. И второй раз я удивлялся – это песня как будто про меня. А точнее, про нас с Дианой. Руки, ищущие лезвие, цветные надрезы на коже, этот её хуёвый мир… а ещё, я ведь мёртв, а ей, на момент первого включение песни, было как раз 16. Если разобрать каждую строчку, можно подстроить её под нашу ситуацию. «И слёзы давно уже в глазах высохли» - Диана перестала плакать вне здания очень давно. «И не было смысла здесь оставаться.» - Конечно, не было смысла оставаться в этом мире. Ведь в мире фантазий всегда лучше… И самое главное - кем меня сделали люди за закрытой дверью? И хотел ли я хоть раз убить себя?

«Это мой мир…

Это мой мир…

Это мой мир…

Это мой мир…»

Когда текст прерывался больше, чем на пару секунд, Диана начинала кивать головой в такт музыке, до невозможности мило вытягивая личико, и стучать пальчиками по столу. Да, спустя столько лет я всё ещё не перестал умиляться, глядя на её миниатюрные ручки.

«ЭТО МОЙ МИР

ЭТО МОЙ МИРОК

ЭТО МОЙ МИР

ЭТО МОЙ МИРОК

ЭТО МОЙ МИР

ЭТО МОЙ МИРОК…»

Диана срывает голос и трясёт головой – точно репетирует будущие концерты. Волосы то закрывают её лицо, то снова освобождают, и это мгновение пугает меня почему-то. Кажется, ещё одно такое выступление, и она навсегда накинет волосы на лицо, чтобы не видеть мир, а мир не видел её.

«Девять кругов нашего ада

Слились в один, теперь всегда со мною рядом.

Наверно, всё же, этот тест не пройден,

Дьявол внутри меня всегда голоден.

Я заслужил это, ты заслужила это –

Тонуть в боли каждое лето.

Я заслужил это, ты заслужила это.

Холодный рай внутри адом был согрет!»

Нет, если эта песня про нас, то она – точно всего этого не заслужила. Я – наверное. Да, почему нет? Но не она. Она просто согревается в холодном раю моими адскими фантазиями. Ей просто хочется чего-то лучшего, чем её мир.

«Как ты считаешь, как всё закончится?

Ведь это вовсе не конец истории.

Всё сладкое, что ты спрятала,

Нашёл мой ангел и выбросил в море.»

На этот моменте Диана начинает хмуриться. Выражение её лица становится страшным – в том смысле, что мне страшно от того, какие эмоции сейчас её переполняют.

«Ветер растрепал волосы,

Крыша захлебнётся твоим горем.

Линия жизни становится сетью.

Нашей любовью море наполнено!»

На строчке со словом «любовью» Диана сделала вынужденную паузу. Несколько секунд она прерывисто вдыхала, стараясь не заплакать. И выдержала. А я – нет.

«ЭТО МОЙ МИР

ЭТО МОЙ МИР

ЭТО МОЙ МИР

ЭТО МОЙ МИР»

Диана кричит вместе с вокалистом и одновременно бьёт себя ножом в руку. Не «цветные надрезы», как пелось в начале, а настоящие колотые раны. Я уже давно не терплю, я рыдаю. Из-за всего сразу. Из-за неимоверной жалости, из-за невозможности вырваться из своего ада и хоть как-то помочь – обнять, отобрать нож, связать, если нужно (а ей нужно, ей точно это нужно), отнести опять в это проклятое здание и назвать правильное желание… а ещё из-за того, что эта песня всё-таки про любовь. Про мою любовь к Диане и, наверное, её ко мне. Почему мы оба так реагируем на эту песню?

Мне остаётся только долбить дверь ногами и кричать. Вдруг когда-нибудь…

∗ ∗ ∗

Диана приходила каждый день, и почти каждый раз испуганная. Вечно пьяный отец продолжал распускать руки, а всё, что я мог – это ловить её мысли, её фантазии, и красить во все возможные краски, наполнять её пребывание здесь чем-то приятным и весёлым. И хотя бы это мне удавалось. Диана сидела, закрыв глаза, и будто смотрела весёлые мультики – хлопала в ладоши, смеялась, замирала от ожидания следующего события…

Я часто ловил себя на мысли, что прошлая моя жизнь была тренировкой. Только не тренировкой общения с Катей, а полноценной подготовкой к сегодняшнему дню. И всю ту жизнь, проведённую в фантазиях, я создал для того, чтобы не растеряться и сразу начать выполнять свою обязанность.

Чем чаще приходила Диана, тем больший след оставляла за собой. Я называю это следом, а по факту – это коридор, лабиринт, который я могу приближать или отдалять по своему желанию. Когда дверь закрывалась, и Диана убегала домой, она оставляла после себя точку – точно такую же точку, которую я видел, когда она впервые сюда пришла. И стоило мне коснуться этой точки, я видел весь её путь. От здания до дома, от дома до детского сада, от детского сада в магазин с мамой… чем больше мест посещала девочка, тем больший лабиринт доставался мне. Я не мог пройти по нему, но мог как бы «подтащить» пространство к себе, чтобы всегда следить за ней.

Я каждый день наблюдал, как пьяный отец бил малышку. Порой безжалостно, жестоко. Но почему он это делал? Потому что Диана сбегала из дома и приходила ко мне. Наверное, было бы лучше, если бы я перестал показывать своё присутствие. Диана бы забыла об этом месте, перестала сбегать из дома… и, есть вероятность, что отец бы успокоился. Но это лишь вероятность.

И вместо исчезновения из её жизни, я пытался понять, каким образом здание влияло на других людей, когда я того хотел? Что для этого было нужно? Желание владельца?

И я оказался прав. Однажды утром Диана прибежала ко мне и забилась в дальний угол. На лице её горел адским пламенем небольшой порез. Маленькая ранка на покрасневшей щеке, но для меня это была граница между добром и злом, между раем и адом, между жизнью и смертью.

— А вдруг папа меня найдёт? – Диана закрыла лицо руками и тихонько заплакала.

И в этот момент появилась ещё одна точка. Ещё один лабиринт, в который я без проблем влез. Разумеется, он вёл к её отцу. Всего пара секунд, и вот я уже рядом с человеком, омерзительным голосом обещающим поотрывать ноги своей дочери, когда та вернётся.

Я попробовал старый метод – просто вслух произнёс, куда нужно идти. Это не сработало. Тогда я попробовал прислушаться, «поймать его мысли», как делал это с самой Дианой.

На минутку я вернулся к ней, и создал маленькую забавную картинку из мультика, который она так любила. Один из его персонажей спросил у Дианы, хочет ли она, чтобы папа прекратил. Просто прекратил, неважно, что.

Диана, не убирая рук от лица, повторила согласия столько раз, что мне не составило труда ворваться к её папаше, а потом и в его голову, и сказать, где находится его дочь.

И он, словно зомби, перестав орать и рвать на себе одежду, покорно поплёлся в сторону здания. Я словно шёл прямо перед ним, контролируя его движения и следя за тем, чтобы он не свернул с пути.

Когда на лестнице послышались шаги, Диана жалобно запищала и свернулась клубочком в углу. Ну, когда, если не сейчас. Входи, мразь, добро пожаловать.

— Диана! Диана! – кричал персонаж мультика. – Это твой папа идёт! Он хочет тебя побить! Хочешь, чтобы мы тебя защитили?

— Хочу-у-у-у-у! – Жалобно протянула девочка и дверь распахнулась.

Только вместо Дианы, отец увидел меня.

— Ты ещё кто такой? – прищурил он один глаз и сжал кулаки.

Я посмотрел на Диану. С ужасом глядя на дверь, она всё больше выглядывала из-под ладошек, всё больше убеждалась в том, что на пороге никого нет. Я удовлетворённо кивнул и набросился на отца.

Да, моё место – мои правила и моя сила. Я не знаю, кем меня сделали – дьяволом или кем-то ещё, но крепкий с виду мужчина, да ещё и трезвый, так как дело было утром, влетел в стену от моего лёгкого толчка в грудь.

— Ты охерел, падла? – бодро вскочил он на ноги, выдержав пробный удар.

— А ты не охерел? – трясущимся от напряжения и ненависти голосом спросил я. – Какой мразью нужно быть, чтобы избивать собственную маленькую дочь?

— Я пальцем её не трогал! – неумело соврал отец. – А ты кто такой, чтобы лезть в чужие семьи? А? Где моя дочь?

— Она здесь. – с улыбкой кивнул я и ещё раз ударил мужчину в грудь.

Тот снова влетел в стену, на этот раз приложившись головой, и упал. И всё. Меня сорвало. Я не мог больше терпеть вида живого мудака, недостойного жизни. Наверное, он сдох после первого же моего удара – я хорошенько наподдал его голову, как футбольный мяч, когда ещё играл в футбол. Но успокоился я только когда от его головы не осталось видимых частей, а тело было разорвано на мелкие куски. Я, словно зверь, хватал уже мёртвое тело, а потом и его части, и с лёгкостью рвал пополам, издавая при этом действительно нечеловеческий крик, с которым из меня выходила ненависть, а с каждым следующим вдохом приходило чувство удовлетворения.

Диана всё ещё смотрела на открытую дверь, в окружении застывших мультяшек.

— Ну всё, больше он тебя никогда не тронет! – весело засмеялась одна из них.

∗ ∗ ∗

Диана вошла в здание, держась за свежепорезанную руку. Куча бинтов не спасала – сквозь них давно просочилась кровь, и девушка постоянно вытирала ладонь об одежду, наплевав на то, как это выглядит.

Снова кровать и новый молодой человек. Наверное, из какого-нибудь фильма. Некоторых я узнавал, некоторых – нет, но они очень часто менялись. Диана использовала здание исключительно как инструмент для самоудовлетворения, а не для фантазий о ком-то конкретно.

— Почему ты не хочешь попробовать этого в реальности? – решился я спросить у неё об этом, используя фантазию.

— Пха! – Прыснула невесёлым смехом Диана. – Нахера мне реальность, когда есть такое.

Диана обвела восхищённым взглядом здание, которое слегка приукрасилось кроватью и новым человеком, после её возвращения. Надо признать, увидеть восхищение на лице любимой девушки – это великая ценность. Можно было на этом закончить расспросы, но я не стал.

— Ну ты представь, - загадочно заговорил парень, связывая ей руки, - найдёшь наконец парня, заживёшь полной жизнью, не нужно будет приходить сюда…

— Я и здесь могу пожить полной жизнью, ведь так?

— Так, но это же не реальность, ты ведь это знаешь. А что, если я завтра исчезну?

— Тогда дорежу себе руки до конца и сдохну нахуй. – Усмехнулась Диана. – Чё мне ещё жить-то? Кому я нужна?

— Ты вообще в курсе, что ты очень милая и красивая? – даже голос фантазии задрожал от моего волнения.

— Ага, и ебанутая.

— А ты не допускаешь, что есть на свете люди, которым нравится твоя ебанутость?

— Не допускаю. – грубо ответила Диана. – Не отвлекайся там, а то другого позову.

Эх, Диана. Если бы ты знала, что каждый «другой» - это всегда я. Иногда мне хочется, до безобразия хочется предстать перед ней в своём настоящем обличии. Что тогда случится? Обычное её «э, чё за хуйня?», недовольный взгляд и смена внешности… или вдруг она меня вспомнит?

Это всё та песня, которая как бы про нас. Я понимаю, что, находясь в такой ситуации, можно найти много песен, текст которых так или иначе можно сопоставить с нами. Но это ведь она её выбрала, это она второй раз почти позволяет себе заплакать, это она режет руки так сильно, как никогда не резала раньше.

— Прости, - говорит парень, потуже стягивая локти, - но вот я допускаю. И даже уверен, что есть человек, которому ты очень нравишься.

— Ага, ну-ка скажи, как его зовут.

— Антон. – Это было настолько волнительно, что парень перестал связывать Диану.

— Антон… - задумалась она, - это… ну, есть один, в школе учится. И чё ты мне пиздишь, у него девушка есть, вообще-то.

Эта её задумчивость… на мгновение я уже и поверил, что она помнит.

— Тогда вот тот парень, который сегодня хотел с тобой провести время. Ты правда ему нравишься.

— Он сам признал, что это был спор.

— Этот спор был прикрытием, чтобы другие…

— Какая-то хуйня сегодня в голову лезет. – перебила и раздражённо посмотрела по сторонам Диана. – Домик, блять, давай, не тупи.

Она с самого детства называла меня «домиком».

— Домик-домик, а пойдём сегодня в лес! – просила она меня, и я показывал ей то, что она никак не могла видеть.

Домик-домик, домик-домик… а потом просто «домик». Как кличка для пса. Однажды я просто перестал быть её другом, и превратился в инструмент. Или в друга, но уровнем пониже.

∗ ∗ ∗

После смерти отца Диана две недели не приходила в здание. Для всех её папа просто исчез, никто даже не видел, как он направлялся к зданию, будто я действительно вёл его через свой коридор, через свой лабиринт. Просто был человек в комнате, и исчез.

Как и весь остальной мусор, его разорванное тело тоже исчезло из здания. Через год её мама вышла замуж второй раз, за вполне адекватного человека, и я был спокоен. Я избавился от главного страха и ужаса Дианы и думал, что в этот раз она вырастет более адекватной. Но когда она прибежала ко мне и с радостью показывала порез на крошечном пальчике, я грустно вздохнул, и попытался убедить её в том, что ничего весёлого в этом нет.

Девочка взрослела, и жажда собственной крови росла. Сначала эта была радость от случайных травм, но потом, годам к двенадцати, она впервые поцарапала свою крошечную ручку каким-то ржавым гвоздём, найденным на улице, и с восхищением показывала мне, как тонкая линия постепенно покрывается капельками крови, а затем весело трясла рукой, чтобы забрызгать как можно больше пространства, будто это мне тоже нравится.

А через некоторое время это стало для неё обыденностью. Коллекция шрамов пополнялась, девочка взрослела, а я, как уже говорил – превращался из друга в инструмент.

Разумеется, мне приходила в голову мысль надиктовать ей текст, который она должна будет произнести, чтобы всё вернулось на много лет назад, когда у нас всё ещё было хорошо. Но, во-первых, зная характер Дианы, она скорее пошлёт меня и моё здание нахер и больше не вернётся. Серьёзно, она на это способна. А во-вторых, кто управлял этим зданием до меня? Разве он не хотел точно так же всё изменить, просто надиктовав мне текст? Вместо этого, здание просто показывало мне фантазии, которые мне были нужны, и даже не влезала в них со словами о реальности.

У меня были только теории. Может, до меня здание было пустым и выполняло все задания «на автопилоте»? Тогда действительно мой план может сработать. Но все остальные теории отметались одним единственным уже упомянутым фактом. Почему тот, кто был здесь до меня, ничего не сделал? Можно было плюнуть на всё и рискнуть. Уговорить всеми возможными способами Диану произнести нужный текст, и даже несколько вариантов, и вернуть себе нормальную жизнь… Или потерять Диану навсегда. Плевать, что случилось бы со мной – в этой жизни, в этой версии мира, у меня нет никого, кто бы меня ждал, я просто не существую. Нет здесь Антона, давно влюблённого в Катю, и вечно зависающего в своём здании. Точнее, он как бы здесь, но уже совсем в другой роли.

∗ ∗ ∗

ПРОДОЛЖЕНИЕ И ОКОНЧАНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ

*ДАННЫЙ ТЕКСТ КРАЙНЕ ЕБАНУТ И НЕ СОДЕРЖИТ В СЕБЕ НИКАКИХ ОБЪЯСНЕНИЙ ПРОИСХОДЯЩЕГО*

Утро встречает меня лёгкостью в теле и запахом рамбутана. Это уже как-то необычно, ведь я не знаю его запах, и вообще, что это такое, но он всё равно упорно меня встречает. Я привык к запаху кофе, но, видимо, не сегодня. Сколько там времени? 9 утра.

— Женааааа! Как там завтрак?

Тишина. Наверное, готовит что-то из этого вонючего рамбутана. Тьфу, тухлятина какая-то. Ладно, подожду. Что там на улице? Хотя стоп, секундочку, улица подождёт. На окне жужжит муха. Огромная такая, синяя муха. Залетит такая в дом – и хрен выловишь. Летает без остановки, манёвры какие-то нереальные совершает. И жужжит, падла, громко, не то, что мелкие домашние мухи.

Но теперь-то у меня есть оружие? Да? Я правильно понял стремление открыть рот и высунуть язык? Правильно – язык мой теперь тонкий, как лезвие и быстрый, как… ну, точно быстрее мухи. Потому что одно движение, один выстрел, и вот она, муха – на моём языке, разрезанная на две ровные половинки. Язык втягивается обратно, и я смакую нежно-сливочные внутренности мухи. Чувствую сладко-ягодные нотки. Вот же дрянь такая, варенье наше жрала. Лапки ещё скребутся, крылья, постепенно ослабевая, пытаются поднять в воздух остатки своего хозяина и унести в безопасное место. Но всё, поздно. Теперь она – моя жертва, часть естественной пищевой цепи. Она что, не видела, в чью квартиру залетала? Как можно быть настолько безрассудным существом?

Блин, на вкус она точно лучше чем этот хренов рамбутан. Ну что за вонь, а? Стоп! Ещё одна муха! Теперь та самая, мелкая, домашняя. Сейчас испробуем. Ну нет, менее сочная, вкус не так выражен. Сдохла почти сразу – нет этого приятного ощущения победы над жертвой, нет борьбы. Я же не падальщик какой-то, правда? Вычёркиваем из меню.

Да что там жена затихла?

— Эээй! Любовь моя! – Сладко потягиваясь, захожу на кухню.

Жена лежит на столе, будто пластилиновая, будто на слепленную ребёнком фигурку случайно села бабушка. Даже вон следы ткани видны. Лицо, кстати, не тронуто. Лежит, следит за мной глазами, а в них – ужас. Да чего я сделал-то, я только встал!

— Чего смотришь? – Спрашиваю, - Это не я сделал! Или что… или ты… на родного мужа такое подумала? Ну ты, конечно, вообще. Что на завтрак-то?

Молчит.

— Ну чего молчишь, я же вижу, что голова на месте, рот цел, давай-давай, отвечай.

Тыкаю пальцем в щеку. Ну точно пластилиновая. Вмятина осталась, не выпрямляется. Жена косит глаза, пытается разглядеть щеку, кривит губы. Заплачет сейчас, что ли?

— Ладно, спокойно, щас исправим, - по-доброму ответил я, но закатил глаза. Ну а что она утро портит, а?

Словно глиняный мастер, начинаю надавливать то там, то тут. Правая щека превращается в подобие вскопанной грядки с ещё не разбитыми комьями земли. Ну и где мне взять грабли? Хотя, постойте-ка!

— Где рассчёска твоя? – Спрашиваю у жены, а она вращает глазами и ещё больше кривит рот.

— Ну и как я должен понять?

Ладно, махнул рукой. Потом исправим всё.

— Отдыхай пока, - говорю, - только скажи уже наконец, где завтрак?

Злобно щурится. Слепленные губы извиваются… так вот оно что! Беру нож, аккуратно вырезаю улыбочку своей жене. А она как заорёт! И голос ещё такой, не совсем человеческий. В целом-то, конечно, визг привычный, но будто что-то у неё внутри бурлит, клокочет и хрипит. И воздух как будто бесконечный.

— Кто ж тебя так, девочка моя? – Спрашиваю, а голоса своего не слышу. Орёт зараза, ни на секунду не умолкает.

Сжимаю её губы рукой. Да тьфу ты, что за безобразие… скульптор из меня никакой. Вместо губ – раздавленный цветок, весь такой помятый, надорванный кое-где. Эти цветы, когда нормальные, не испорченные – красивые до безумия, и насекомых вкусных к себе привлекают. Бывало, сидел у такого кустика часа три. Отвернуться не успевал, а уже приходилось работать языком. То журчалка, то жужжало, то жук-пестряк… ммм… а уж пчелу или шмеля поймать – особое удовольствие. Они-то сопротивляются, укусить пытаются. Только хрен вы что прокусить успеете, я вас в сто раз быстрее располовиню!

Сопит, зараза. Дышать трудно стало. Ноздри, что ли, задел? Да вроде нормально всё. Чуть криво теперь, но отверстия есть – не помрёт.

— Не помрёшь? – Спрашиваю, а сам-таки пытаюсь выпрямить носик.

Вращает глазами, будто загипнотизировать пытается. А вот интересно… если сама она пластилиновая, то глаза какие? А зрение как работает?

— Прости, но мне это нужно, - с грустью киваю я и слегка надавливаю пальцем на правый глаз.

Да – тоже пластилиновый. Сплющился теперь, и когда вращается, на секунду прям открывает доступ к мозгу, щель создаёт. Тыкаю во второй глаз, чуть посильнее.

— Сколько пальцев показываю? – Почему-то громко кричу я и сую ей в лицо два пальца.

Смотрит! Не вертит глазами, как обычно, а смотри!

— Ну ты моргни столько раз, сколько пальцев видишь!

Моргает один раз… и всё, веки слиплись! Ебучий пластилин! Пытаюсь пальцами растянуть веки, но она ж, как назло, вся пластилиновая, вместе с открытыми глазами – продавленные брови и ещё больше изуродованные щёки. Да и глаза – открыться-то открылись, но промятый череп на уровне бровей, видимо, прилепил глаза к чему-то там. К самому себе или к мозгу ещё. Не знаю. Стрёмно как-то. Смотреть-то смотрит, но во взгляде ужас какой-то, ненависть. Что ж, эксперимент не удался.

— Так завтрак-то где? – Спрашиваю я, громко и отчётливо.

Шипит. Чем шипит? Вообще не понять. Точно не носом. Так, секунду, щас наклонюсь. Глазами! Глазами, блять, шипит! Это что за существо блять такое?

Не, ну её нахрен, пойду в кафешку какую-нибудь.

Выхожу в подъезд, а там Иван Сергеич, соседушка. Добрый такой дяденька, лысый, но вечно в шляпе ходит. Кивает молча и пройти пытается.

— Привет, - говорю, - Иван Сергеич! Ты погоди, вопрос один есть.

— Какой? – Отворачивается он и глаза шляпкой прикрывает, боится чего-то.

— Ты представляешь, сегодня просыпаюсь, а у меня жена как пластилиновая! Лежит такая на столе, как будто раздавил кто. Я ей в щеку ткнул…

И вот я рассказываю, а сам боковым зрением-то замечаю, как рука соседа всё удлинняяяяяяяется, удлинняяяяяяется, и куда-то вниз ползёт.

— А с тобой-то что? – Не выдерживаю я и спрашиваю.

— Нормально, обычное дело, - на долю секунды выглядывает он из-под шляпы, и рука его мгновенно возвращается к нормальному размеру, утакскивая Ивана Сергеича вниз. Сразу же слышен звук открывающейся двери.

Не, ну нормально это вообще? Даже не дослушал и свалил, а я ведь о реальной проблеме говорил. Ну, сука, попросит теперь чего. Ага. Запомним.

Спускаюсь сам, выхожу на улицу. А эта гнида – это я щас про Иван Сергеича, если что – стоит и пиздит с другим своим знакомым.

— Иваааан Сергеич, - разочарованно говорю я, - ну друзья так не поступают. Что я тебе, гопник какой, что ли? Побил бы в подъезде да шляпу оторбрал?

А рука опять растёт. Далеко уже вытянулась, вот-вот вокруг дерева обовьётся. Подпрыгиваю (нифига себе, как я прыгать могу) и хватаю его за эту руку.

— Ну подожди, - говорю, - давай поговорим-то?

А этот урод руку свою отбрасывает, она опять сжимается, и я лечу в дерево. Бабах! Грудью приложился. Вроде больно, а вроде и как-то даже приятней стало. Наверное, зафиксировал врага, цель, жертву. Теперь надо любыми способами ловить.

Сосед-то уже скрылся, и хрен знает куда – может, и на крышу на руке своей забрался. Срываюсь с места и бегу к точке потери объекта из вида. Иван Сергеича давно нет, но знакомый его стоит и безразлично на меня смотрит.

— Где? – Кричу я и показываю ему оторванную руку.

Смотрит, изучает, будто даже принюхивается. Подношу руку поближе к его лицу. Ну точно – вдыхает на максимум.

— Ну? Учуял?

Ага, учуял. Выхватывает у меня руку, вгрызается в неё жутко-острыми зубами и убегает. Сука голодная.

Ну и что теперь? Где искать соседа? Можно, конечно, подождать у гнезда, всё равно вернётся же, жену с детьми не бросит. Но я ж так с голоду сдохну. Мухи – это, конечно, вкусняшка, но сколько мне их ловить надо, чтобы насытиться?

Пробежался вокруг. Само собой, нет никакого соседа. Ушёл. Стоп. А куда ушёл? Не на работу ли? А я ведь знаю, где он работает. Бегу туда. Сосед на месте, как и обе руки. Быстро, мразь, регенерирует, мне бы так. И зрение у падлы хорошее, сразу же замечает меня, стреляет своими руками и исчезает в неизвестном направлении.

Ну что я могу поделать? У него преимущество. Придётся ворваться в его гнездо и устроить там пиршество.

Кстати, а где моя работа? Я же не безработный, точно вот помню. Или моя работа – добывать себе еду?

Ну тогда ведь всё просто! Вот он, магазин. Вот она, еда.

— Добрый день, - приветствую я женщину, смотрящую в окно взглядом, который, кажется, готов сжечь всё вокруг.

— Угу, - отвечает она. Руки, упёртые в подбородок, не позволяют ей открыть рот.

Осматриваю витрины. «Треглав на колючем подносе». Что? Не, не так.

— Чего блять? – Как бы про себя, но достаточно громко бубню я, чтобы женщина услышала.

— Молодой человек, вам чем-то помочь? – Лениво выговаривает она и с надеждой на отрицательный ответ смотрит на меня.

— Это что такое? – А вот хрен тебе, а не отрицание.

— Ну это же очевидно. Сушёная шкура ежа, на ней три вида голов на ваш выбор.

— Ага, - киваю я, - а где, простите, можно посмотреть выбор?

— Ну вот же, для кого висит? – Показывает она двумя руками на стену, пытаясь максимально ясно намекнуть на мою тупость.

Читаю меню: Муравьи. Головы очищ. 150 шт в вак уп. 550р

— А в цену подноса входит одна голова муравья или все 150? – Уточняю я.

— Очень остроумно, молодой человек, - смотрит она на меня как на идиота.

— Не, ну вы же сами сказали «три головы». Или мне именно три штучки отсчитаете?

— Нет, - глубоко вздохнула женщина, - треглав включает в себя весь сгусток.

— Ну давайте тогда муравьёв, - кивнул я.

— Угу. Что ещё?

— А, ну да, три головы же.

Читаю дальше: Усачи. Больш дуб головы 5 шт 150р; ус-мут головы 5 шт 100р; ус ошей головы 30 шт 200р; ус подсол головы 10 шт 100р; ус мускус головы 1 шт 50р

— Давайте усачей, любых.

— Вы в курсе, что их в основном для украшения берут?

— А, ладно…

Пчела –листорез люцерн, голова 1 шт 500р

— А чего пчела такая дорогая?

— А вы пробовали их найти вообще?

— Ладно, давайте её.

— Угу.

Трубковёрт giraffa голова 1 шт с ш. 2500р

— Нифига себе, две пятьсот за трубковёрта?

— Угу. Деликатес.

— А что значит «с ш»?

— Молодой человек, вы когда-нибудь этого жука видели?

— Нет, а что?

— С шеей это значит, с шеей, - женщина уже смотрела на меня как на дикаря.

— Ну и его давайте тогда.

— Угу. Четыре двести с вас, - быстро постучав по калькулятору, назвала она цену.

— Как? Там же три…

— Молодой человек, а поднос посчитали? – Перебила меня женщина.

— А, точно…

Через несколько минут мне выдали что-то вроде деревяшки, обтянутой ежиной колючей шкурой. Где-то среди иголок были раскиданы заказанные мной головы.

Первый выстрел языком – промах. Ну как так? 150 голов муравьёв же. Второй выстрел – что-то есть, но слегка укололся. Хм, а что, в этом что-то есть. Имитация борьбы жертвы. Ещё выстрел – сразу несколько голов муравьёв.

А что, мне понравилось. Получилось будто настоящая охота. Жертвы прячутся, сопротивляются, протыкают мне язык… всё как взаправду. А уж какой трубковёрт вкуснющий оказался… вы бы знали. Однозначно стоит своих денег.

Но в целом-то что? Кучу денег потратил, но не наелся, вот ни капельки. Захотелось сходить домой, посмотреть, как там мой завтрак, но вспомнив жену… не, как-то перехотелось.

Вот как-то смотрю я на город – изменилось что-то. Дети бегают за какой-то извивающейся тряпкой, а когда ловят, прыгают в неё и исчезают. Это вообще что? Это точно из нашей природы? На пешеходном переходе стоит какой-то дед, который тормозит всех, кто не пропускает людей, вышвиривает их из машины, рубит топором и закидывает в кузов своего (наверное) автомобиля. Ладно, наказание – это понятно? Но вы же видите, дебилы, что делают с нарушителями, так почему продолжаете?

Под ногами ползёт какая-то лужа. Пытаюсь ей обойти, перепрыгнуть, но ей вообще плевать, всё время подстраивается под меня. Не выдерживаю и толкаю в неё первого встречного человека. Тот моментально с головой уходит под воду, и сама лужа наконец останавливается. Пиздец.

Как же хочется жрать. Хожу мимо ресторанчиков и кафешек – везде какие-то странные порции. То куски жареного мяса. Жареного, блять, мяса! То трава какая-то… А знаете, плевать. Я же охотник или кто?

Минут двадцать провёл в засаде, между двумя старыми почти разваливающимися домами. Очевидно, что тут обитает мало особей и на помощь вряд ли кто-то придёт. Дождался – идёт парнишка, лет двадцать. Выжидаю момент и стреляю. Удачно – точно в голову. Мой язык уткнулся ему в затылок и как бы растёкся по голове, обволакивая её. Парень пытается оторвать его, цепляет ногтями – больно, но в этом вся прелесть охоты. С лёгкостью подтаскиваю его к своему рту, который начинает расширяться и достигает размеров достаточных, для того, чтобы жертва прошла в желудок.

Заглатывание – особый процесс. Жертва кричит, бьёт руками и ногами по внутренностям, желудок растягивается до нужных размеров по мере вхождения в него жертвы. Казалось бы, что стоит схватить пальцами и порвать там всё? Ну вот что сложного? Видели ведь по-любому, как какая-нибудь чайка заглатывает целиком довольно крупную птицу? Ну вот и что стоит жертве взять и проклевать там все органы нахрен?

Вот и со мной так. Парень барахтается, царапается, кричит, но я жив-здоров, готовлюсь заглотить его до конца и насладиться перевариванием. Слабеет парнишка. Конечно, а что он хотел? У меня там такая кислота, что если бы случайно её на себя срыгнул – дыру бы прожгла сразу.

Валяюсь в кустах, раздутый, как питон, сожравший корову. Никаких больше подносов с муравьями – вот как надо питаться.

Ух ты блин, доброе утро. И не заметил, как уснул. Вроде, светло… а значит, либо сутки проспал, либо совсем чуть-чуть. Щас проверим. Срыгиваю большой комок. Кости, одежда, волосы, какие-то металлические предметы… Ну точно, больше суток проспал. Надо проведать жену. Уж за сутки-то можно восстановиться уже. Заодно и к соседу загляну.

— Милая! Как ты тут? – С порога кричу я и хмурюсь от отсутствия ответа.

Иду на кухню – пиздец. Теперь всё понял. Газ-то включен. Жарко в комнате стало, вот и растеклась до конца. Касаюсь плоской головы – дёргается! Живая! Умница моя, дождалась мужа, не сдохла раньше времени. Выключаю газ.

— Терпи, я скоро вернусь, мы тебя исправим.

А пока надо заглянуть к соседу.

— Иван Сергеич! – Долблю я его дверь ногой, - Друг ты мой! Ну что же ты так, а?

В квартире слышны возня и сдавленые разговоры.

— Ну я же слышу, Иван Сергеич, - кричу я и прикладываю всю силу. Дверь влетает, словно картонная.

— Ну вы чего, думали от хищника спрятаться в такой коробочке? – Надвигаюсь я на кучку существ, уже растянувших руки до каких-то неимоверных размеров.

Ух, суки хитрые. Стреляю языком, попадаю, само собой, в чью-то руку, тащу к себе. Открываю рот, заглатываю. Поначалу идёт неплохо – размер вполне удобный. Но блять, эти ебучие руки всё не заканчиваются. Ну должен же быть предел! Раздуваюсь, заглатываю, а руки заглатывают меня. Обвивают, сдавливают… вот же я идиот. Хотел хорошенько позавтракать, а в итоге сам сдохну.

Кое-как тащу всё это безобразие наружу. Стена рассыпается от соприкосновения со мной, и вот мы уже сползаем вниз с восьмого этажа. Рукам приходится слегка расслабиться, хвататься за перила, пытаться спастись самим и невольно спасти меня.

Доползаем до выхода, дверь и часть стены сразу улетают на улицу. Туда же выкатывается шар, состоящий из рук, продолжающих обвивать и сдавливать мой тело.

Визг – и давление слегка ослабло. Сквозь небольшую щель вижу, как тот самый голодный знакомый тащит за собой мелкое вытянутое существо – видимо, ребёнка. Иван Сергеич издаёт нечеловеческий вопль (ещё бы, блять, он был человеческим), и тоже отпускает меня, чтобы броситься на спасение ребёнка.

Нас осталось трое. Я, жена Иван Сергеича, и ещё один мелкий, вдвое меньше того, которого утащили жрать. С ним-то я справлюсь. Главное – добить взрослого. Усиливаю заглатывание, задействую мышцы по максимуму, обволакиваю языком голову, увеличиваю прилив кислоты – вот они, женские визги, наконец-то пошло переваривание. Эта мразь теперь быстренько сматывает свои «удочки», пытаясь вырвать их из моего желудка, схватиться за что-то с другой стороны и попытаться вытащить себя. Ребёнок пытается меня раздавить, но это выглядит просто смешно. Изо всех сил удерживаю руки внутри себя, а они явно уже горят в моей кислоте. Ну всё, всё, ты проиграла, хватит визжать и брыкаться. Ещё пара глотков, и всё – жертва внутри меня. Истерит, извивается, бьёт ногами. Но мы ведь это уже проходили, да?

— Эй, мелкий, - Обращаюсь я к ребёнку, всё ещё сжимающему меня своими ручками, - хочешь, чтобы тебя тоже съел?

Тот всё сразу понял. Ручки расслабились, втянулись в плечи, а само подобие человечка убежало в неизвестном направлении.

Ух… надо бы куда-то отползти. А то вернётся Иван Сергеич, а я не поворотливый, объелся тут, валяюсь. Вспорет пузо и глазом не моргнёт. И вот ползу, переваливаюсь с боку на бок, а внутри меня ещё живая жена соседа, что-то там кряхтит, слегка брыкается. Что? Не нравится тебе такси? Трясёт сильно? Терпи, ещё часов десять, и я тебя где-нибудь срыгну. Прополз метров 200, под недовольные взгляды местных жителей. Ишь ты, жрать он на людях удумал. На людях, ага. Да где люди-то, покажите! Что случилось вчера утром? Почему этот ебучий запах рамбутана поменял к хуям весь мир? Да я, блять, даже не знаю, как он выглядит!

Нашёл уютное местечко. Как обычно – в зарослях, высокой траве, чтобы пузо не торчало. Можно и расслабиться.

В ушах звенит что-то. И странно так – будто специально зовёт кто-то. Свистит, пищит или что там он делает, но зовёт куда-то. Как будто радиоволну мне в ухо передают. Вот смотрите – как телфонные гудки, когда занято. Тын, тын, тын… а? Слышали? Вот такие гудки, только быстрые такие, и словно имеют источник. Где-то рядом.

— Эй, ну подождите там, не видите, как меня раздуло? – Недовольно ворчу я, ковыряясь в ушах, - Щас, посплю немножко и приду.

Доброе утро! Иван Сергеич меня не нашёл, а останки его жены уютно расположились в покрытой утренней росой траве. Там же и я, но мне уже не до уюта, мне опять звонят прямо в мозг.

Да чтоб их… вращаюсь, как компас, пытаясь найти нужную сторону, куда идти. Вроде, туда, на мост. Сука, весь тротуар на мосту заняла какая-то старушка. Очки, размером с окна в моей квартире, огромный сгусток волос, завёрнутый в какой-то мерзкий шар, стекающая со всех сторон слизь и мерзкая чвякающая походка. И такая меееееедленная. Переваливается на одну сторону, осматривается, потом на другую…

Ну не жрать же мне её, чтобы быстрее пройти! Да и вообще, кому в голову придёт жрать ТАКОЕ?

— Извините, можно как-то протиснуться? – С улыбкой и дурацким смехом обращаюсь я к ней.

— Брбрброходби, - Булькает в ответ бабулька и слегка отклоняется в сторону.

Ну заебись. Щас «брбройдбу», ага. Вжимаюсь в перила моста, пытаясь не коснуться мерзкой слизи. Ага, щас. Это существо будто назло резко переваливается на другой бок, а я проваливаюсь в густое сопливое царство.

— Брбрбостби, сбинба забтбеклба, - она ведь извиняется, да?

Плевать, несколько секунд страданий, и она опять переваливается на другую сторону. Теперь уже я не осторожничаю – изо всех сил выплываю из смеси слизи, отходов жизнедеятельности и моих слёз. Нет, ну сами-то попробуйте, прежде чем осуждать.

Фу, ну всё. Теперь бы отмыться где-то. Подождите-ка… Прыгаю с моста, прямо в объятия чистейшей воды. Несколько минут барахтаюсь там, чтобы очиститься от грязи… и вдруг меня за ногу кто-то хватает. Именно хватает, вот прям рукой, точно чувствую. Плыву к берегу, эта хрень не отпускает и тащится за мной. Вылезаю на сушу – ну точно, рука. Хотя нет – симуляция руки. То, что держало меня за ногу, плавно растекается и становится прозрачным. Отовсюду вокруг – с мокрой земли, травы, из воды… лезет какая-то зеленоватая субстанция, которая, наконец, склеивается в подобие человека и начинает менять цвета, подстраиваясь под окружающую среду. Или просто пытается скопировать меня.

— Спасибо, мил человек, - тянет мне снова сформировавшуюся руку существо, - Три недели в воде пролежал. Застрял, представляете?

«Да иди ты в пизду» - Думаю я, брезгливо отходя в сторону, но всё же стараюсь улыбнуться и кивнуть – типа не за что, всё нормально. И я вообще-то тороплюсь, так что… Так что ничего. Машу рукой и убегаю.

Гудочки всё громче, а их местоположение всё более ясно. Воооон то ебанутое здание, висящее в воздухе. Нет, ну не торговый же центр, который рядышком стоит. Обычный такой. Неееет, это из вон той двери, которая нависает над землёй и тащит меня, тащит этим противным звоночком.

Словно я животное, сбежавшее из зоопарка, и меня теперь призывают каким-то свисточком, к которому я привык, на который я всегда прибегу, словно верный пёсик. Ну щас я вам покажу пёсика, я уже близко.

А здание действительно парило в воздухе. Я до последнего сомневался – ну как такое может быть? Я обошёл его со всех сторон, прогулялся под ним, но так и не нашёл ни одной опоры. Свисточек звенел уже до боли, но изучение такой небылицы стоило того, чтобы потерпеть.

Ну, вот и дверь. Высоковато, но я ж зверь, я ж способен на такое, что ух… Прыгаю и цепляюсь за стену. О такой способности своих рук я ещё не знал.

— Сука, прекращайте свой свист, я уже здесь! – Кричу я, открывая дверь…

А там – кровать. Точнее, нижняя её часть. Сверху, очевидно, кто-то ворочается, ёрзает, слышен чей-то голос. Я что, блять, подкроватный монстр какой-то? Рву матрас с лёгкостью, будто это бумага. Я же говорю – я зверь! Залезаю на верх. На самой кровати никого нет, но рядом стоит мужчина, одетый в какую-то рваную обвисшую одежду. И, сука давит на кнопку. И каждое его нажатие совпадает с писком в моих ушах.

— О, ты проснулся, - наконец додумался он обернуться, но продолжил нажимать кнопку.

— Ты нахуя это делаешь? – Киваю я в её сторону.

— Зову вас домой, - мило улыбается мужик, - вон вас сколько ещё.

Я осмотрел комнату. Да она огромна. Действительно. И вся заставлена кроватями.

— То есть, ты, - начал я так дерзко, как только мог, - зовёшь меня сюда этим ебучим свистком, как какую-то собаку?

— Ну почему сразу собаку, - всё так же мило улыбался мужчина, - не собаку, но… такого же верного друга.

— Какой я тебе верный друг? – Не сдержался я и перешёл на крик, - Какая собака? Быстро выруби свою пищалку!

— Не могу, прости, ты же видишь… - успел он указать на пустые кровати, когда мой язык расплылся по его голове.

— Стой, давай поговорим, подожди! – Теперь уже орёт мжичок, но я ловко обволакиваю языком его лицо, закрывая рот.

Притягиваю его к себе, пока он что-то мычит, и начинаю, как обычно, процесс заглатывания. Звон в ушах исчез, и обед стал вдвойне приятнее. Ну что ты там бубнишь, а? Всё, хватит, наигрался со своими питомцами, живодёр ебучий.

— Или ты думал, что я правда зверь какой-то? - Спросил я, надеясь, что он меня услышит.

— Нет! Всё не так! Отпусти меня, быстрее! – Вырывается его голос из моего горла.

— Не, не выпущу. Не хочу.

— Без меня ты не сможешь вернуться!

— Куда? Сюда? Типа домой?

Всё, захрипел. Кислота сделала своё дело. Быстрее надо было говорить. Может, простил бы засранца. Что ж. В такой-то тишине, да на такой-то кроватке… как не поспать-то, а?

Доброе утро. Тут всё так же тихо. Больше никто не пришёл. Нажать, что ли, кнопочку, позвать ещё кого-нибудь… А, ладно… времени нет. Мне ещё жену восстанавливать вообще-то. Сколько она там уже валяется, бедняжка. Открываю дверь-кровать. Стоп. А где асфальт? Внизу – только тёмная пропасть, и очевидно очень глубокая – так говорит моя звериная часть. А ещё моя звериная часть чует запах рамбутана из этой ямы. Да блять, почему рамбутана? Что это вообще такое? Может, это запах трупов, и эта яма как раз для них? Срыгиваю останки мужика.

— Эээй, ты живой? – Пинаю их ногой, - Что мне теперь делать-то?

Прогуливаюсь по комнате – только кровати и эти ебучие звоночки. Под каждой дверью темнота, звоночки, кажется, уже не работают. Мой, во всяком случае – точно. Сел на свою кровать, свесил ноги. Может, я действительно подкроватный монстр. И что бы там ни воняло рамбутаном – оно моё, для меня? Может, прыжок в неизвестность – это пробуждение какого-нибудь ребёнка? А пока я тут сижу, он рыдает и кричит во сне? Или нет. Но похуй. Я добрый, я попробую.

Я всегда всем рассказывал, что у меня было до ужаса странное детство. Все эти смутные, будто обрывки старых снов, воспоминания. В том возрасте, которого я ещё не помню, я оказался в какой-то крупной, но максимально изолированной от мира деревне. Я даже не знал, в какой части России она находилась, и в России ли вообще – смешно, но я не помню ни одной зимы. Народа там было много, была даже небольшая школа, но она никогда не работала. Почему? Да потому что свирепствовал у нас один паренёк. Должен он был учиться в 3 классе, но вот школу очень не любил.

Собственно, весь ужас и вся странность была именно в Димке – так звали этого паренька. Несмотря на свой малый возраст, был он невероятно силён и ежедневно устраивал охоту на местных жителей. В первую очередь, конечно, на работников школы. Он спокойно врывался в дома учителей и избивал их до полусмерти, и как ни в чём не бывало, шёл развлекаться дальше.

Больше всего он любил устраивать бои без правил. Всех, кому не удавалось спрятаться, он созывал на поле битвы – небольшую спортивную площадку у школы. Собственно, правил не было – нужно было победить Димку в нечестном бою. Толпой, кулаками, кирпичами, да чем угодно – абсолютно никаких ограничений.

Но, как вы уже могли догадаться, он ни разу не проиграл. Я не знаю, какие способности от природы нужно получить, чтобы с такой лёгкостью уворачиваться от всех ударов и так ловко и точно бить в ответ.

При этом, не только ровесники регулярно получали от Димки. Взрослых он тоже не любил и так же легко расправлялся с любыми противниками. Димка был жестоким – избивал лежачих ногами по голове, прыгал на ладонях, чтобы переломать все кости, ломал челюсти и вообще всё, что можно сломать. Резал людей ножами, пилами, протыкал всем, что способно проткнуть... Но на удивление, все пострадавшие рано или поздно полностью восстанавливались, никто даже не остался хромым или совсем инвалидом.

Были моменты, когда в деревне просто не оставалось здоровых взрослых и подростков. Совсем мелких, таких, как я, Димка не трогал – и на этом спасибо. Поэтому именно с нами он проводил эти скучные дни, в основном жалуясь на свою жизнь.

— Это вам, мелким, хорошо, - обиженно говорил Димка, жуя какую-нибудь травинку, - вырастете, большими станете, богатыми. Женитесь, детей заведёте, на море поедете.

— А ты? – Осторожно спрашивал кто-нибудь из нас.

— А у меня нет будущего, - раскачивался он, глядя в небо, - так и помру здесь.

— Почему?

— Да кому я такой нужен-то буду? – С улыбкой подмигивал Димка задавшему вопрос, трепал его по волосам и уходил в неизвестном направлении.

Поподробнее влезая в воспоминания, я так и не могу найти ответы на многие вопросы. Кто нас кормил, когда вся деревня валялась при смерти? Откуда вообще бралась еда, если единственный магазин был открыт хорошо, если раз в месяц. Там мы, мелкие, покупали жвачки – единственную сладость, лежащую на прилавках. И если снова попытаться вспомнить… больше там вообще ничего не было.

Кто и как лечил всех пострадавших? Я помню людей и с разрезанными животами, и с красными полосами на шее… никто из них не подавал признаков жизни, когда их тащили домой. Но как ни крути, через пару недель все они снова выходили на огороды, чтобы посадить или посеять что-то, но не успевали – Димка был рядом.

Так продолжалось несколько лет. Мне уже было десять, а деревня всё жила точно так же. Пару раз в день (если повезёт) бабушка ставила на стол, тарелку с какой-то жижей, которая, на удивление, была достаточно вкусной, а вечером у каждого живого человека (и способного передвигаться) в доме был настоящий мясной праздник. Опять же – откуда это бралось, кто это готовил… и вообще – моей ли бабушкой была бабушка, которая меня кормила?

Я взрослел и начинал понимать своим всё ещё детским умом, что это какой-то кошмар. Мне становилась до безумия страшно, когда я представлял, что проживу так всю жизнь, а скоро и сам стану объектом охоты Димки. Этим мысли были гораздо страшнее всех изуродованных тел, которые я видел на протяжении всей, тогда ещё короткой, жизни. Видимо, из-за того, что к крови и насилию мой мозг был приучен с самых ранних лет.

— Почему его до сих пор не посадили или не убили? – Спросил я однажды бабушку, традиционно оставляющую мне тарелку жижи на завтрак.

— Сынок, ну он же не человек, таких так просто не убить, - бабушка, наверное, впервые присела рядом, чтобы поговорить со мной.

— Как не человек? А кто тогда?

— Демон, – с отвращением ответила бабушка и поспешила удалиться.

Я понимающе кивнул. Отсутствие связи с остальным миром и постоянная жизнь в такой обстановке не давали ни единого повода сомневаться в её словах. Ну, и детская наивность тоже, наверное, помогла.

Я свыкся с мыслью, что так и проведу остаток жизни. А судя по тому, что никто в этой деревне не умирал, остаток мог растянуться на вечность.

Но мне везло – вместо со мной взрослел и демон. И чем старше он становился, тем больше терял интерес к подросткам.

А в один прекрасный день, когда мне давно уже исполнилось 12, Димка должен был праздновать совершеннолетие. 18 лет – возраст великий, возможно, самый лучший в жизни.

Но Димка дни рождения не любил. Он всё продолжал повторять, что у него нет будущего, и он так и помрёт здесь. И в этот, казалось бы, великий день, он устроил самую большую охоту. В расход пошли все – подростки, взрослые, мужчины, женщины, старики, дети… даже мне не удалось спастись – я отхватил мощный удар в нос и несколько очень болезненных ударов в живот ногой.

И мне очень повезло, ведь после его буйства половина деревни была мертва. Точно мертва – я уже давно прекрасно понимал, что люди здесь умирают регулярно, и так же регулярно оживают.

А Димка просто развернулся и ушёл в лес. Первый раз на моей памяти кто-то покинул пределы деревни.

— Бабушка, - радостно толкал я окровавленное тело, - вставай, демон ушёл!

Я знал, что нужно довольно много времени, чтобы человек восстановился после побоев, но надеялся, что бабушка ещё жива. Увы, она не отзывалась. Тогда я побежал на улицу, чтобы рассказать всем такую новость…

А на улице уже накрывали стол. Такой, знаете, огромный деревенский стол, который накрывали, когда праздновали что-то великое, вроде свадьбы. И самое странное, что все, абсолютно все были живы и здоровы. Бабушка моя, протирая сонные глаза, присоединилась к остальным уже через пару минут.

На столе были невиданные ранее чудеса – сладости, красивые салаты, рыба, огромные торты… Все – от детей до стариков были заняты весёлыми хлопотами, связанными с предстоящим праздником. Один я ничего не понимал.

— Оооо, а вот и наш именинник! – Радостно прокричал кто-то.

Я проследил за взглядом людей и увидел Димку, возвращающегося из леса. Но это уже был совсем не тот свирепый убийца.

Сгорбившись, он с трудом передвигал перекошенные ноги, постоянно цепляясь за траву и едва не падал. Руки и пальцы были скрючены, с трудом могли ухватиться за ветки или деревья. Передняя губа была сильно выдвинута вперёд и постоянно причмокивала, пуская по подбородку ручейки слюны. Голова постоянно дёргалась вправо, даже когда Димка пытался осмотреться вокруг. Левый глаз отсутствовал. Причём, очевидно, он не был потерян только что – рана выглядела давно зажившей.

Завидев нас и огромный стол, он остановился, радостно улыбнулся, пустив по подбородку ещё большую струю слюны, и помахал нам рукой, постоянно двигая кривыми пальцами.

— А что происходит? – Таращился я на Димку и вообще на всё вокруг, обращаясь к первому встречному человеку.

— Ну ты чего? Забыл? – Мне дали лёгкий подзатыльник, - У Димочки день рождения, 18 лет. А тебя, вообще-то, родители давно ждут. Беги к ним.

Мне указали на пару средних лет, уже сидевшую за столом.

— Здравствуйте. – Я неуверенно поздоровался.

— Привет, – Улыбались те, кого назвали моими родителями, - слушай, тебе тут не надоело? Поехали домой?

— А как же праздник? – Неуверенно спросил я, мало понимая, что вообще происходит.

— Пойдём-пойдём, - поманил меня за собой мужчина, - тебе тут больше нечего делать.

Не дожидаясь моего ответа, они встали и куда-то пошли. Я неуверенно поплёлся за ними, но тут меня схватил за руку Димка. Своими слабыми скрюченными пальчиками он вцепился мне в запястье и смотрел на меня со смесью восхищения и страха.

— Подожди, - начал он, плохо выговаривая буквы и осматриваясь по сторонам, словно слова ему тоже было очень сложно подобрать.

— Спасибо, - наконец он снова посмотрел на меня, - Мне опять очень понравилось.

— Что? За что? – Спросил я, но уже в пустоту, так как Димка поспешил сбежать от меня к столу.

«Родители», о которых я никогда не слышал, посадили меня в машину и отвезли в город. Я, казалось, должен был выглядеть дикарём – впервые вышедшим из леса человеком, но почему-то всё выглядело нормально. Я легко ориентировался на улицах, знал, где находится моя квартира, мог пользоваться компьютером… постепенно я вспоминал другую жизнь. Пара сеансов со специалистом – я вот меня уже заверили, что всё это было ложными воспоминаниями, каким-то тяжёлым синдромом и что-то такое.

Димку я, всё же, забыть не мог. Убийства, расчленёнка, мучительные крики и стоны – всё стало просто дурным сном, буквально почти забытым, а Димка – нет. Тот самый Димка, вцепившийся кривыми пальцами мне в руку. Что-то было в нём безысходно-грустное, но в то же время в его глазах не угасала надежда.

Я успешно дожил до тридцати, женился и у нас родился мальчик. Зачем я решил назвать его Димой? Очевидно же…

Но никак не могло быть очевидным, что мальчик этот будет расти с отклонениями, ручки его скрючатся, ножки будут тонкими и кривыми, а слюна будет вечным ручейком стекать по подбородку.

Я не мог поверить в то, что это совпадение, и однажды я просто затащил его в машину и повёз в ту самую деревню – благо, что родители легко сказали, как до туда добраться.

Всё было на месте – и дома, и школа, и даже знакомые жители… и Димка. Крупный, но сгорбленный мужичок, с трудом держал в руках совочек и ковырялся в детской песочнице.

— Опять припёрся, - Прозвучал чей-то грустный голос, - Держись, Надюш.

Я остановился и понял, что на меня смотрят десятки глаз, наполненных ненавистью. Я запаниковал. Что делать? Куда идти и на кого срывать свой гнев? Не убьют ли меня первого, с такими-то взглядами? О чём спрашивать и у кого? И самое главное – как всё исправить? Ведь это же возможно, да? Ну как может быть совпадение таким? Вот именно таким?

— Дима! – Позвал я мужичка, пряча сына за спиной, - пойди сюда!

Тот радостно подбежал ко мне.

— Помнишь, когда-то очень давно, ты меня поблагодарил?

— Помню, - Димка пытался рассмотреть ребёнка у меня за спиной.

— Так за что? Что я сделал?

— Его, - показал Димка пальцем мне за спину.

— Ну шикарно, - вздохнул я и перестал прятать сына.

— Пошли, - Поманил нас рукой взрослый Димка и направился в сторону леса.

Я молча потащил сына за ним. Может, хоть волки сожрут и всё это наконец закончится. По мере погружения вглубь леса, становилось всё темнее и темнее. Вся растительность, кроме деревьев, исчезала, а потом и деревья стали встречаться всё реже, да и те сухие.

— Здесь доктор, он вылечит! – Кое-как подпрыгивал Димка на слабых ногах.

— И каким же образом? – Пробурчал я.

— Сюда! – Димка плюхнулся на живот и начал разгребать землю.

— И что делать? – Безразлично спросил я.

— Иди сюда, иди, не бойся! – Взрослый Димка аккуратно подзывал моего сына к себе. Это выглядело даже забавно.

Я не стал удерживать сына, и он так же весело – да эти двое всё делают весело – подбежал к своей взрослой версии. Неуклюжий мужичок обнял моего сына, прошептал что-то совершенно невнятное, а затем потащил в сторону раскопанной земли.

Я нахмурился и был готов в любой момент вмешаться. Димка достал что-то из кармана и, поглаживая по голове моего сына, резко ударил его в лицо.

— Слышь ты, мразь! – Бросился я к ним, услышав вопль и плач собственного сына.

— Ты хочешь, чтобы я был нормальным? Ты хочешь, чтобы я был нормальным? – Кричал взрослый Димка, закрывая лицо руками, когда я готов был убить его.

— Я хочу, чтобы мой сын был нормальным! Чтобы мой ребёнок вырос здоровым! – Крикнул я, и в этот момент земля под ногами слегка содрогнулась.

— Вот они! – Снова радостно запрыгал Димка.

Там, где Димка разгрёб землю, появилась небольшая щель, которая постепенно расширялась. И чем шире она становилась, тем прочнее застывал в моих глазах ужас. Створки раскрылись и взору предстало что-то вроде огромного ящика, набитого человеческими глазными яблоками. Ещё ужаснее это зрелище стало, когда в эту коробку упал ещё один глаз. Я резко обернулся на своего сына и едва не зарыдал. Левый глаз его был окровавлен и закрыт. Когда я, с помутневшим от ненависти сознанием, развернулся ко взрослому Димке, он уже вытащил и свой глаз, оставив себя слепым, и наощупь пытался найти этот ящик.

— Сука, убью! – Бросился я к нему и несколько раз ударил ногой по голове.

Наступила тишина – мой сын больше не плакал, а взрослый Димка не подавал признаков жизни.

— Папа? – Абсолютно нормальным голосом позвал меня сын, - Тебе нужно туда.

Он указал вперёд, где лес превращался в уже совсем страшное место. Всё вокруг было будто объято бесконечным пожаром – деревья давно превратились в угли, на земле не осталось ничего, кроме пепла, но огонь всё равно пылал в полную силу.

Я послушно поплёлся вперёд, начиная понимать, что всё-таки произошло.

— Папа, не бойся! – Кричал мне сын, - Это не больно!

Боли и правда не было. Моя одежда быстренько обгорела и огонь взялся за кожу. Я упал на спину и расслабился.

Когда-то, давным-давно, когда я пришёл сюда с сыном впервые, здесь ещё ничего не было. Ни деревни, ни ящика с глазами, ни этого огненного безумия. Димка действительно родился таким – скрюченным и неполноценным. Целых десять лет мы старались как могли. Больницы, врачи, новые методы, вечные обещания и надежды… но Димка был безнадёжен. Вечные крики, уничтожение всего, что не было прибито к полу, это дебильно-радостное выражение лица, когда он в очередной раз обделывался - были постоянными спутниками нашей семьи. А ещё Димка любил сбегать из дома. Само собой, мы пытались защитить его от этого, но стоило на несколько минут забыть запереть дверь – он тут же оказывался за ней. Первый этаж, отсутствие лестниц – и его тоненькие ножки могли легко унести его за пару сотен метров от дома, где, конечно же, его в итоге ловили.

А однажды мы с женой решили – хватит. Есть ещё шансы, есть ещё время. Вдруг нам повезёт, и мы сможем пожить нормальной жизнью без этого отродья. Сдачу этого существа в специальное заведение, где за ним бы ухаживали, нам бы не простили ни родственники, ни друзья. «Как же так можно, это же ваш ребёночек, ваша кровинушка»… План был до безобразия простой – увезти его подальше в лес, где он и дня не проживёт. Камер на нашей улице нет вообще, а до леса можно добраться просёлочными дорогами и остаться незамеченным. А дальше – будь что будет. Убежал, похитили, увезли в лес, что поделать, ребёнок с отклонениями, наивный, вот и утащили, такова жизнь. Поплакали бы на похоронах, и стали бы свободными.

И как я умудрился залезть именно в эти дебри, именно в этот проклятый лес, спросивший у меня, хочу ли я, чтобы мой сын вырос нормальным? Как я мог быть таким идиотом, чтобы ответить на это согласием?

И самое главное – что за безумие управляло мной, когда я бросал в ящик первый глаз своего сына, отдавая его тело на растерзание какому-то демону, какой-то безжалостной сущности, сотворившей с ним, да и со мной, такое. Даже когда после этого я добровольно прыгнул в огонь, я был более адекватен. Ведь сдохнуть после всего, что произошло – вполне логично и заслуженно.

Но нет, теперь мне никто не даст сдохнуть. Я совершил идиотскую сделку. Мне вечно не будет давать покоя мысль – а что, если бы я сказал немного по-другому? Например, «хочу, чтобы мой сын вырос и прожил ещё много лет нормальным и здоровым». Может, тогда дело не ограничилось бы 18 годами.

Что было бы, если бы я каждый раз не убивал взрослого Димку, когда тот своими корявыми пальцами каким-то образом вытаскивал из моего ребёнка глаз? Может, он бы и не был таким жестоким? Может, в самый первый раз всё было куда лучше?

Или это просто безжалостный демон, который поймал нас в нужное время и в нужном месте. И плевать, кто был бы вместо нас – он сеял бы только смерть.

Сейчас, когда догорит последняя часть моего мозга, деревня погрузится во мрак кошмара. Я понимаю, почему попаду туда. Но не пойму, почему я стану мелким ребёнком, одним из тех, кого он не трогает. И мне страшно представить, как попали сюда все эти люди, которые каждый день будут страдать или умирать. Что они сделали? Тоже хотели совершить что-то ужасное или просто прогуливались рядом?

Как бы я хотел спросить их об этом. Ну увы, через несколько секунд я и не вспомню, что жил.