Роман про переводчика прона, страшный совок и депрессию в ноль лет (на самом деле нет)
Нет, это не книга про дрочилу, который решил дойти до последней вкладки Порнхаба. Яркая обложка цепляет интригующей аннотацией: Марк живёт в Йошкар-Оле, переводит порно, ночует в машине и дружит с бездомным художником. Попутно, «исследуя свои корни, Марк узнает правду о преступлениях светской эпохи»…
Вау, наверное, автор подробно рассказывает, каково это — переводить порно? Нет, просто в начале книги герой упоминает о том, что он делает субтитры к видео. Оставляя главный вопрос: зачем вообще переводить порево и кто за такое будет платить, за скобками.
Окей, возможно, писатель хочет поговорить с нами о ксенофобии и шовинизме, о том, как коренные народы России отчужденны от своих земель, об отношениях метрополии и колонии? Да нет. Марк — мариец. И пару раз за книгу он вспоминает, как его буллили. Всё.
Так, ну тогда, наверное, Мамаев-Найлз показывает закулисье театра рубиновых звёзд и трехкопеечного пломбира: рассуждает о депортациях народов, лагерях, Сандармохах и Коммунарках? Может, герой узнает о своих предках правду, которой бы хотел не знать? Увы, эта линия тоже приводит в никуда, как и путешествие Марка на расстрельный полигон. Чуть потоптавшись, они с другом разворачиваются и едут обратно в город.
Весь год Марк просто болтается в проруби — причем, проруби изолированной. Все претензии выше можно было бы отмести, если бы от текста веяло духом эпохи, поколения. Но нет, открывая книгу, на обложке которой отпечатаны цифры 2023, ты не чувствуешь запаха сырого пороха, влажной медицинской маски и трупного смрада. И по факту, это не год порно. Это год из жизни дефолтного челибоса.
Всех больных тем автор касается аккуратно и вскользь, чтобы не дай бог эти гнойники не вскрылись. Ровно настолько, чтобы на обложке можно было указать броские теги: порно, ксенофобия, кровавый совок.
При этом «Год порно» нельзя назвать плохой книгой. Мамаев-Найлз действительно умеет писать: короткие, но точные мазки подчас создают картины, которые врезаются в память. Да и в патоку меланхолии автор погружает мастерски. Но после прочтения этой книги не покидало ощущение, что меня, скажем так, обманули.
Это не «образец литературы нового поколения» — нового в тексте нет ничего. Всё те же «Болконские и Курагины», всё те же темы. Это просто очень крепкая личная история. Если вы такое любите, книга вам понравится. Мои же вкусы несколько более специфичны.
Больше рецензий в моем телеграм-канале — подпишись!)
Прежде всего, хочу поблагодарить человека под ником user5329899 за донат. Сердечное спасибо! Было неожиданно и приятно.
Прошлый пост ожидаемо набрал мало лайков, полагаю, из-за своей специфики. Однако мимо такой индийской роскоши я пройти никак не могла, и рада была переключиться на что-то другое. Всем, кто поддержал лайком, тоже огромное спасибо. Значит, всё-таки всё было не напрасно)
А сегодня возвращаемся в Рим, и рассказ поведу про «Год Четырёх Императоров».
(Те самые четыре императора: Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан)
В одном из прошлых постов (кстати, он поставил рекорд по лайкам: История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше») я рассказала о приходе к власти Нерона, о годах его правления, но не успела сказать о том, как закончилось его правление. А закончилось оно тем, что недовольный экономической политикой Нерона и налогами, накладываемыми на провинции, наместник Лугдунской Галлии (и, кстати, сам галл по происхождению) Гай Юлий Виндекс поднял восстание в марте 68-го года н.э. На помощь он позвал наместника Тарраконской Испании – Сервия Сульпиция Гальбу (кстати, его между делом и довольно лестно упоминал в своём романе Грейвз :) Рассказывала об этом я тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). Гальба был популярен в армии, и, чтоб он точно не отказался, Виндекс толсто намекнул, что из старичка Гальбы, как ни крути, император получится всяко получше, чем из Нерона. Старикан понял, видно, что это его шанс, и двинулся к Риму, даже несмотря на то, что его успели объявить врагом народа в Сенате. Ну…Сенату потом пришлось пересмотреть своё мнение, ибо Гальбу уже никто (и ничто) остановить не мог.
Ну а Нерон понял, что запахло жареным, и что живым из этой передряги ему вряд ли удастся выбраться, так что решился император взять дело в свои руки. Сначала, конечно, он пытался перепоручить это кому-то ещё, но желающих не нашлось, и с горсткой всё ещё лояльных ему людей он отправился на загородную виллу, где без конца, вздыхая, повторял «Какой великий артист погибает!» (лат. Qualis artifex pereo). Что ни говори, а артистизма ему и впрямь было не занимать, и в каком-то смысле умер он эффектно – едва стало ясно, что его вот-вот арестуют, а потом казнят, как он всё-таки решился – процитировал строфу из «Илиады» и наложил на себя руки. Его последними словами будто бы было высказывание – «Вот она – верность».
Кстати, о верности. Похоронами бывшего императора заниматься никто не хотел, и этот нелегкий труд взяли на себя три женщины: бывшая любовница Нерона Акта (та самая, из-за которой он поцапался с матерью со всеми вытекающими) и две его кормилицы, Эклога и Александрия. Так что удивительно, но факт – даже у такого человека нашлись те, кто в каком-то смысле оставался ему предан. Прах его поместили в родовой усыпальнице Домициев на Садовом холме.
("Смерть Нерона". Картина В.С. Смирнова. 1888-й год)
Так вот и пресеклась династия Юлиев-Клавдиев. А императором стал в июне того же 68-го года Сервий Сульпиций Гальба. Правда, правление его продлилось совсем недолго. И, хотя верхушка общества, страдавшая от выходок прошлых императоров, радовалась концу правления Нерона, многие из простых жителей империи ничего хорошего в государственном перевороте не видели и угрюмо следили за нововведениями скупого старикашки, который начал своё правление с мести -- бывшим противникам, просто недовольным и тем, кто не поддержал его во время мятежа. Короче, хотя он был и без того в непростых условиях, Гальба, судя по всему, многое сделал и сам для того, чтоб встретить тот конец, который ему достался, да как можно скорее.
Ему было семьдесят лет, и, осознавая, что случиться с ним может что угодно (кроме того, что случилось в итоге)), особенно на фоне восстания Авла Вителлия в Германии, он стал выбирать преемника, и остановил свой выбор на Луции Кальпурнии Пизоне Фруги Лициниане (38-69гг.), которого усыновил, отбросив при этом кандидатуру Марка Сальвия Отона. Ничем хорошим для них всех это решение в итоге не обернулось.
Своему возвышению наследник императора радовался всего пять дней. А 15 января охочий до власти (и, возможно, жутко обиженный) Отон поднял мятеж, и на его сторону перешли даже те, в чьи обязанности входила защита императора. Единственный, кто пытался защитить владыку Рима и его наследника, был некий центурион по имени Семпроний Денс. Однако ему это не удалось (судьба самого Денса представлена несколько размыто, но, судя по всему, он тогда же и погиб). В тот же день и Гальба, и Луций Кальпурний Пизон были убиты мятежниками (причем второй пытался укрыться в храме Весты, но его достали и там. Тацит утверждал, что Отон «изучал отрубленную голову жертвы с особой злобой, как будто его глаза никогда не могли насытиться»), а императором провозгласили Отона.
Вот только Отон продержался ещё меньше, чем его предшественник. Потому что восстание Авла Вителлия, которого тоже провозгласили императором, сдуваться и не думало, и с ним надо было что-то делать. Это «что-то» обернулось грандиозным сражением в апреле 69-го года – (первой) битвой при Бедриаке (недалеко от нынешнего г. Кремона в северной Италии). По некоторым данным, тогда погибло около 40 тысяч человек. Когда новости об этом поражении дошли до Брикселлума, многие солдаты и командиры Отона уговаривали его продолжить борьбу, так как вспомогательные подразделения были уже на подходе. Но Отон вместо этого покончил с собой, будто бы для того, чтоб прекратить гражданскую войну. Так вот Авл Вителлий пришёл в Рим и на восемь месяцев стал императором.
И, хотя Вителлий продержался подольше предшественника, римляне нового правителя не оценили. За Вителлием закрепилась слава пьяницы и обжоры, и плюс к этому ему приписывали и различные чудаковатости, и жестокости. Например, после того, как к нему якобы попал список тех, кто пытался приписать себе убийство Гальбы и Пизона с тем, чтоб получить награду от Отона, Вителлий приказал всех из этого списка найти и казнить. Это римлянам понравилось, остальное – уже не очень. О жестокости Вителлия писал Светоний, но Дион Кассий это опровергал и утверждал, что даже из числа приверженцев Отона Вителлий казнил немногих. К слову, брату Отона, Луцию Сальвию Отону Тициану, сохранили жизнь.
Однако спокойно в римской империи так и не стало. Уже в июле 69-го года сидевшего прежде тихо в Иудее Тита Флавия Веспасиана его сторонники объявили императором (кстати, это тот самый Веспасиан, что командовал II-м легионом, и именно в этой роли фигурировал в романах Скэрроу «Орлы империи», о которых я ранее рассказывала – История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»). И, пока в Риме на это дело махали всеми частями тела, Веспасиан, его сын Тит и другие заинтересованные готовились и медленно, но верно будто лавина в игре про Кузю двигались в сторону столицы империи. И всё пошло для Вителлия по одному месту, особенно, когда его ближайший соратник и военачальник, Авл Цецина Алиен, перешёл на сторону Веспасиана. Дошло и до второй битвы при Бедриаке в октябре 69-го, только на этот раз вителлианцы потерпели поражение.
Вителлий понял, что песенка его спета, и даже пытался отречься от императорской власти при помощи брата Веспасиана, но ему мало того, что это не удалось, так ещё и Тит Флавий Сабин попал под горячую руку и погиб, хотя Вителлий пытался его защитить. Племяннику Сабина, Домициану (младшему сыну Веспасиана), едва удалось унести ноги и уцелеть. После всех попыток спастись Авл Вителлий был схвачен солдатами Веспасиана, связан и позорно протащен через весь город к Форуму, по пути подвергаясь нападкам и издевательствам со стороны римлян. Версии о том, как именно он погиб в итоге, разнятся, но сам факт неоспорим. Вслед за ним были убиты его сын и брат. В те же дни погибло и большинство его сторонников. А на следующий день после гибели Вителлия в город вошёл сам Тит Флавий Веспасиан.
("Авл Вителлий на улицах Рима". Картина Ж. Рошгросса. 1883-й год)
Вскоре удалось навести порядок, а Веспасиан стал императором, четвертым и последним в тот год, и принес Риму долгожданные мир, стабильность и покой на целых десять лет.
О том, каково это, когда императоры меняются каждые несколько месяцев, отлично написано в сегодняшнем произведении
«Дочери Рима» К. Куинн
Время действия: I век н.э., 68-69 г. н.э. И затем после скипа 81 год н.э.
Место действия: Римская империя (территория современной Италии).
Интересное из истории создания:
Кейт Куинн (Kate Quinn, р. 1981г.) – современная американская писательница, уроженка Южной Калифорнии и выпускница Бостонского университета, получившая степени бакалавра и магистра по классическому вокалу. При этом история – её давнее увлечение, и ей принадлежат две исторические серии – «Императрица Рима» и «Хроники Борджиа».
(Фото К. Куинн, найденное на просторах интернета)
Первый в первой же серии роман – «Хозяйки Рима» – был написан в 2010-м году, и события в нём развиваются во времена правления Домициана. Его я не читала, но ознакомиться со всей серией (а она состоит из пяти книг) имеет смысл, если хочется, чтоб ход повествования в контексте моих заметок шёл непрерывно. Однако я сегодня буду рассказывать только о приквеле «Хозяек Рима» – романе «Дочери Рима», который Куинн написала и опубликовала уже в 2011-м году, через год после первого. Вся серия имела огромный читательский успех и переведена на многие языки, включая и русский (во всяком случае, первые три романа, включая и «Императрицу семи холмов», посвященную уже событиям времен правления императора Адриана, находятся без труда).
О чём:
История крутится вокруг судеб четырех Корнелий, двух родных сестер, и двух их кузин, которые, будучи ещё совсем девчонками, подошли как-то к уличному хироманту Нессу и прикола ради попросили погадать им. Тот уже приготовился ради звонкой монеты нести обычную в таких случаях чушь, но тут у него случился приход, и впервые в своей жизни он сумел по-настоящему увидеть будущее. По его мнению – лучше б не видел. Девчонки-то хмыкнули и убежали навстречу новым развлечениям, а у бедного хироманта психотравма на всю жизнь. Рука одной из сестер Корнелий поразила его особенно: если остальным можно было лишь посочувствовать, и сказать, что в непростые времена живем, что поделать, то эта девица в глазах Несса жертвой людей и обстоятельств никак не выглядела, а совсем даже наоборот. Кто ж знал, что ему придется спустя много лет встретиться со своей психотравмой снова, да ещё вот так?
А девочки тем временем росли и в ус не дули, хотя, несмотря на довольно близкое родство, и семьи, и жизни их ко взрослому возрасту стали ощутимо различаться. Да и сами они на друг друга ни капли не походили, ни внешне, ни по характеру, ни в своих устремлениях. Корнелия Прима, старшая из них, счастливо была замужем за приёмным сыном императора Гальбы и мечтала стать императрицей. Её родная сестра, Корнелия Секунда, получившая домашнее прозвище Марция, тоже отдана была замуж, но браком тяготилась и мечтала стать историком, хотя не сомневалась, что в реальности ей на этом поприще ничего не светит, если только не случится чудо. Ветреную красавицу Лоллию (она же Корнелия Терция) дед, бывший вольноотпущенник, а ныне очень богатый и обросший полезными связями, но не слишком уважаемый старик, выдает снова замуж всякий раз, как меняются политические ветра. Прежде её это особо не парило, но в третий раз, в тот самый роковой год, что-то пошло не так, и в норму, кажется, в полной мере так и не вернулось. Мужей у неё в итоге оказалось больше, чем традиционных завитков на лбу у невесты. Ну а самая младшая, по прозвищу Диана, в равной степени оказалась и красавицей, и ушибленной на всю голову) О том, что она из себя представляла, можно сказать одним коротеньким фрагментом:
«…
— Юная госпожа, тебя ждет великое будущее. Все юные девочки мечтают об императорском венце. Но ты точно станешь императрицей Рима! Ты станешь супругой императора, и у тебя будет больше драгоценных камней, и рабынь, и дворцов, чем ты сможешь сосчитать. Разве это не прекрасно?
— Это я хочу стать императрицей! — запротестовала другая юная Корнелия.
— Нет, я!
— Лошадка! — пискнула самая маленькая, ткнув пальчиком в проехавшую мимо повозку…».
В общем, пока её сёстры в водовороте событий «Года Четырех Императоров» боролись за власть, свободу, любовь и прочие хорошие вещи, Диану, казалось, интересовали только лошади да гонки на колесницах, и больше ничего. Никому и в голову не могло прийти, что именно она, всё примечая, вдруг догадается, кто без конца дергает за нитки, желая отыграться за прошлое, наполненное беспомощностью, бездействием и утерянными возможностями. Не щадя при этом ни себя, ни других.
(Автора изображения не нашла. Кто знает - подскажите)
Отрывок:
И, хотя изначально я сама от себя этого не ожидала, отрывок я тоже хочу привести про Диану, которая, всецело отдаваясь своей страсти и мечтам, пошла на отчаянный и рискованный поступок, лишь бы её любимцы одержали победу в, казалось бы, безнадёжной гонке, где победитель уже вроде как заранее известен. Ведь император тоже не любит проигрывать.
«…«Красные» сорвались с места последними, с секундным опозданием, еще до того, как колеса колесницы пришли в движение. Впрочем, Диана не слишком переживала по этому поводу. Она не горела желанием оказаться пойманной в ловушку внутренней дорожки рядом с поворотным столбом, ибо это грозило ей неминуемым столкновением. В ее распоряжении была лишь сила ее Четырех Ветров. Только на нее она и могла полагаться.
Колесница под ее ногами ходит ходуном, струи воздуха больно бьют в лицо в прорези шлема, застилая зрение, поводья натянуты и грозят в любую минуту перерезать запястья, и, о боги, откуда ей было знать, что ее Четыре Ветра столь резво устремятся вперед? Диана напрягла руки, прижалась животом к передку колесницы, принимая устойчивое положение, а чтобы ветер не хлестал по глазам, уперлась подбородком в грудь. За последние несколько месяцев упражнений под придирчивым оком Ллина, эти мелочи уже вошли в ее плоть и кровь. А еще она понимает, что под шлемом рот ее растянут в дьявольской усмешке. «Полегче, мои хорошие, полегче», — уговаривает она своих жеребцов. Но те несутся вперед, будто поставили себе цель вырваться на свободу. «Помедленнее, мои дорогие, помедленнее».
Ее четверка ведет последней. Впереди поворот, однако Диана не спешит вырываться вперед. Поворот, ее первый поворот на арене Большого цирка, о боги, если она позволит нервам взять власть над собой. Если она ослабит поводья, то разобьет колесницу и загубит всех своих четверых скакунов. От напряжения Диана прикусила губу. Сердце стучит в груди, словно молот Вулкана. Она постепенно натягивает поводья тех двоих, что идут по внутреннему кругу. Борей опускает голову, словно бык, и колесница описывает аккуратный поворот. Секунда — и они вновь вырываются на прямой отрезок дорожки. И вновь поворот, и вновь ее четверка описывает его плавно и чисто, как и первый. Над ее головой мелькает золотая вспышка. Диана на мгновение поднимает глаза. Это скульптурный дельфин наклонил над ней резной нос. А это, оказывается, не так уж и трудно.
Где-то позади себя, приглушенный ревом ветра в ушах, она слышит гул — это кричит толпа на трибунах. Впереди бегут «зеленые», «синие» висят у них на хвосте, чуть позади от них — «белые». Наблюдай она за ними со своего обычного места, то кричала бы тоже, умоляя колесничего прибавить скорости, но ей нужно преодолеть еще один отрезок пути, чтобы лучше научиться чувствовать настроение своих гнедых. После нескольких месяцев наблюдений за ними с трибуны она знает их как свои пять пальцев. Ей прекрасно известно, какую скорость может развить Зефир, как слаженно Эвр и Нот умеют бежать бок о бок, так, что со стороны может показаться, будто это один скакун с восемью ногами; как на повороте Борей едва ли не льнет к земле. Но ей ни разу не доводилось управлять ими самой, и у нее ровно шесть отрезков, чтобы изучить их до конца. Впрочем, нет, четыре, два отрезка она уже преодолела, причем сама даже не заметила, как. Возможно, даже семь отрезков пролетят так быстро, что она не успеет и глазом моргнуть. Ведь половина гонки уже позади.
Пора прибавить скорости.
Она слегка ослабляет поводья, и ее четверка тотчас устремляется вперед. О боги, какие же они сильные! Куда сильнее тех мирных меринов, которыми ей до этого доводилось управлять под мудрым руководством Ллина. Поводья уже больно врезались ей в талию. Диана стоит, прижавшись животом к передку колесницы, однако слегка отстраняется, чтобы их ослабить. Совсем чуть-чуть, но ее четверка это уже почувствовала и прибавила скорости. Диана обходит «белых», на что уходит целый отрезок, однако, когда следующий золотой дельфин опускает нос, ее четверка уже идет третьей.
«Синие» тем временем вырвались вперед и на целый нос обогнали зеленых, которые еще пару отрезков будут делать вид, будто сражаются за победу. Диана занимает место вслед за ними, и ее четверка явно ненавидит за это своего колесничего. Кони как безумные рвутся вперед. От напряжения и усилий на ладонях под перчатками уже вздулись волдыри, но время еще не подошло.
— Еще рано! — кричит она скакунам, и ее крик тотчас уносит ветер. Ее руки готовы выть от боли. Ей вспоминаются слова, однажды — с видимым презрением — брошенные в ее адрес Марцеллой: мол, она слишком мала ростом, чтобы совладать с четверкой лошадей.
Пятый отрезок. «Зеленые» отстают. Диане видно, что их колесничий натягивает поводья, сдерживая бег лошадей. Какое-то время две четверки несутся бок о бок, затем «красные» делают рывок вперед, оставляя «зеленых» позади. Теперь перед ней лишь «синие». Деррик погоняет своих гнедых кнутом. Поравнявшись с императорской ложей, он на мгновение замедляет бег и победно потрясает кнутом, и в этот миг Диана резко ослабляет поводья.
Почувствовав свободу, ее четверка с такой силой делает очередной рывок, что на мгновение у нее темнеет в глазах и, покачнувшись, ударяется животом о передок колесницы. От удара кнут вылетает у нее из рук и остается далеко позади. Диана из последних сил впивается пальцами в поводья. Ее гнедые тем временем быстро догоняют «синих» и, вырвавшись на среднюю дорожку, устремляются вперед. Три длинных прыжка, и три коричневых носа уже поравнялись рядом с колесами «синих». Деррик оборачивается и, завидев ее, щелкает кнутом над головами своей четверки.
Я могу победить, эта мысль пронзает ее сознание, и Диана, превозмогая боль в натруженных ладонях, еще крепче сжимает поводья. Ну, конечно же! Разве она не мечтала о победе с той самой минуты, когда вступила на колесницу. Да, но одно дело — мечтать, и другое быть уверенной в том, что это возможно. Колесничие-новички никогда не выигрывают первых забегов, однако Деррик считает, что «красные» ему не угроза. Он почти не погоняет свою четверку. «Зеленые» и «белые» давно остались позади и даже не делают попыток его догнать.
Я могу победить! Диана еще немного ослабляет поводья, и ее гнедые тотчас откликаются на это как механизм о шестнадцати ногах. Мгновение — и они уже несутся наравне с «синими». Восемь лошадей бегут в одну линию, и тогда Диана, оставив всякую осторожность, предоставляет своей четверке свободу действий. Они тотчас вырываются вперед, и прежде чем Деррик успевает щелкнуть над спинами «синих» кнутом, как впереди их ждет очередной поворот. Увы, «синие» бегут слишком близко к поворотному столбу и потому, чтобы избежать столкновения, вынуждены замедлить ход. Диана же, чья четверка несется по средней дорожке, проходит поворот на головокружительной скорости. Единственный, кто чувствует на себе натяжение поводьев, это Борей. Он по-бычьи низко опускает мощную шею, едва ли не припадая к земле, и их четверка плавно описывает поворот, чтобы устремиться на новый отрезок. Нет, конечно, скорость на повороте она теряет, однако «красные», когда они проносятся мимо императорской ложи, по-прежнему бегут впереди «синих», которые мрачно мчатся по внутреннему кругу.
Последний отрезок.
Деррик догоняет ее и что-то кричит, однако Диана даже не смотрит в ее сторону. Ей видны лишь четыре лошадиных головы и «красные» полоски поводьев, что сжаты в ее покрытых волдырями ладонях. Причем, похоже, что волдыри уже начали лопаться под перчатками. На талии у нее словно надет огненный обруч. Впечатление такое, будто четверка задалась целью перерезать ее пополам, и руки ее горят огнем, когда она пытается их сдержать. И тем не менее из горла ее рвется смех, и она, отпустив поводья, позволяет своим гнедым уйти вперед.
«Синие» пару мгновений бегут рядом, однако Диане виден открытый в изумлении рот Деррика. Он кажется ей разверстой черной дырой. Интересно, он меня узнал? Может, и узнал. Однако, как только впереди возникает очередной поворот, Борей заранее опускает голову, увлекая за собой остальных. Еще мгновение — и они вновь на прямой, однако на этот раз на внутренней дорожке, потому что «синих» больше не видно, впереди теперь только «красные». Это они несутся вперед по финишной прямой и теперь их уже никому не догнать. Диана понимает, что должна осадить их, чтобы они сбавили скорость, но ее Четыре Ветра, закусив удила, продолжают лететь вперед, и ей уже ни за что их не остановить, даже если бы она очень захотела. Впрочем, она даже не пытается. Пусть несутся дальше и никогда не останавливаются, оставляя проигравших «синих» далеко позади себя. Ее четверка аккуратно вписывается в последний поворот, так, как учил ее Ллин: она наклоняется вперед и резко натягивает поводья. Усталый Борей тотчас сбрасывает скорость, а вот внешний в четверке, Зефир, даже не думает этого делать и несется дальше, увлекая за собой остальных, и все четверо устремляются вперед, четыре ветра, летящих навстречу вечности.
Последний дельфин клюет носом. «Синие» проносятся мимо пять секунд спустя, «зеленые» и «белые» пробегают последними. К этому моменту «красные» на пути к победе, они успевают пронестись половину финишной дистанции. Прежде чем Диана заставляет их перейти на шаг, они прекращают ее ладони в кровавое месиво. Они то и дело норовят перейти на рысь, вскидывают головы, прядают ушами. До Дианы впервые доносится оглушительный рев трибун, а на голову начинает падать дождь цветочных лепестков. Розовых лепестков. Диана в растерянности протянула руку и поймала их целую пригоршню. Тем временем пятьдесят тысяч ртов восторженно выкрикивают: «Красные!». «Красные!». «Красные!». Народ срывается с мест и выбегает на поле. Толпа устремляется вслед за ней, хватая в качестве сувениров пригоршни песка, пытаясь вырвать на память волоски из хвоста Зефира или отколупнуть кусочек красной краски с колеса колесницы. К подолу ее туники тянутся десятки рук, в ушах звенит от оглушительных криков. «Красные»! «Красные»! «Красные»!». Постепенно до нее доходит смысл этих слов, и все становится на свои места. Она выиграла гонки в Большом цирке!..».
Я читала это рано утром под мощную музыку, превратившую эту сцену в просто бомбический коктейль из эмоций. Быть может, иначе и в отрыве от контекста это не выглядит так круто, но тем, кто всё-таки возьмется читать, я рекомендую повторить мой опыт и включить себе что-нибудь, что поможет прочувствовать этот эпизод всецело, так, чтоб ощущение было, что и вам в уши завывает ветер, пока четверка резвых коней несет вас к победе на ипподроме Большого Цирка в Риме)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Вообще, конечно, я понимаю, что далеко не всем зайдет чтиво про вроде как четырех молодых богатых дамочек с их дамскими проблемами и чаяниями, это в немалой степени роман о женщинах и для женщин. Но у меня всё-таки не повернутся пальцы назвать его «дамским» или «любовным» романом. Приведенный выше отрывок толсто намекает на то, что там немало такого, что много кого может заинтересовать.
И самое ценное в этой книге, я считаю – это то, как жизненно показаны реакции людей на большие политические и социальные потрясения в стране, когда кажется, что мир рушится, и всё, что ты можешь делать – это убегать с криками «Спасайся кто может!». Эта книга блестяще демонстрирует, что от превратностей судьбы не застрахован вообще никто. Тот, кто сегодня поднялся на предпоследнюю ступеньку к вершине власти, назавтра будет всеми предан и превратится в безголовый труп. Тот, кто ещё вчера был в фаворе у одних, сегодня вынужден заслуживать благосклонность других, открещиваясь от предыдущих. Тот, кто ещё вчера был лишь одним из многих, позже станет первым, единственным и неповторимым. И зачастую предсказать, как именно всё повернется, какая попытка всё спасти окажется провальной и приведет к гибели, какое неосторожное слово повернет ход истории – невозможно.
Я считаю, что роман Куинн отлично передал атмосферу всеобщего бардака и перманентной тревожности 69-го года н.э. в Риме, причем именно погружая в римскую обыденность, а не неловко имитируя её. При прочтении я действительно могла поверить, что вижу происходящее глазами римлянок того времени, с позиций тех реалий, к каким они привыкли. Причем поймала себя на том, что даже к их шоковым и птср-реакциям невольно подключаюсь, так, что, когда читаешь, не можешь поверить в реальности опасности в сложившейся ситуации, но не в плане «Не верю!», а так, как это могло бы ощущаться и в реальной жизни, когда не можешь поверить в то, что видишь и слышишь. Куинн вообще здорово удалась психологическая составляющая и передача характеров и переживаний её персонажей. Думается мне, не одна книга по психологии была проштудирована. Одно только описание первых месяцев вдовства Корнелии чего стоят – прям отчетливо видны все стадии от отрицания до принятия.
Сами героини – это тоже не обыкновенные штампованные куклы из любовных (и не только) романов. В чём-то черты их характера, можно сказать, гипертрофированы, но это, на мой взгляд, только пошло на пользу тексту, делая всю эту шибанутую четверку яркой и запоминающейся. Причем отношение к героиням может в ходе прочтения резко поменяться. Наибольшую симпатию у меня по итогу, как ни странно, вызывала Лоллия, но больше всех поразила, пожалуй, всё-таки именно Диана.
Сам сюжет не то что бы свеж и оригинален, я так-то с легкостью предсказала многие сюжетные ходы, но это не вызывает раздражение, как бывает в случае чтения какой-нибудь книжки, где штамп на штампе и штампом погоняет. Напротив, в конце у меня было ощущение, что в общем и целом всё сложилось правильно, как надо. Чувство, сравнимое с тем, какое испытываешь, когда спустя несколько часов, паззл или пасьянс, наконец, сошелся)
Что касается историчности, её уровень тоже довольно высок. Во всяком случае Куинн хорошо знакома с историческим материалом и о том, где, почему и зачем набрехала, в послесловии честно написала. Местами это, конечно, выглядит совой, натянутой на глобус, местами – откровенным гоневом, но сильно вкус не портит. Тем более что в одном момента я её всецело поддерживала – хотя бы на страницах своего романа она воздала по заслугам центуриону Денсу, наградив его не только более долгой жизнью, чем у того, очевидно, была, но и кое-чем ещё.
В общем, я с огромным аппетитом прочитала эту книгу, что со мной бывает далеко не всегда, и могу сказать однозначно, что её образы и её герои мне точно врезались в память и оставили приятное ощущение законченности и гармоничности, а это хороший признак.
Как и прежде буду рада любой форме поддержки моей деятельности - от лайков до пожертвований. И хочу также поделиться тем, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы с нетерпением ждёте моих постов, чтобы я не расслаблялась))
Сборник рассказов: три шизофазические (в хорошем смысле) истории, сплетающиеся в нечто похожее по ощущениям на «Школу для дураков», но с огроменной скидкой — такое мог бы написать Саша Соколов, если бы он был бездарностью. История про отца, гейскую любовь, финские ночи — всё это сливается, брызжет тебе прямо в лицо: правда, тебе от этой струи мути, извергнутого душевным сфинктером автора, ни холодно, ни жарко.
Если поток Соколова долбил твою лодку из черепной кости о пласты языка, грани реальности, но таки приводил судёнышко к цельной картине, то речушка Снытко приводит… Да, в целом, плевать, куда: окунаться в автобиографичное болото внутреннего мира автора не хочется совсем, равно как и выуживать оттуда смыслы.
Читая Соколова, несмотря на перезвоны голосов, дисгармонию звуков, ты, всё-таки слышал эпоху. Читая Снытко, ты слышишь только голос его эго. И да, возможно, рассуждать о тексте, противопоставляя его другому тексту, не слишком правильно, однако автор сам упоминает Соколова в тексте и, как мне показалось, пытается ему подражать. Что ж, попытка неудачная.
Моя главная ошибка — я ждал от книги многого. Хотя как тут не ждать, если... 1) роман вошел в длинный список премии «Русский Букер» 2) попал в финал премии «Большая книга» 3) представлял Россию на Эдинбургском международном книжном фестивале 4) переведён на английский. Казалось бы, ну что может пойти не так?
Бывает, что в книге нравится сюжет, но не стиль автора. Бывает — наоборот. Эту книгу я не могу отнести к конкретному лагерю. Мне попеременно нравилось то одно, то другое. Стиль витиеватый, предложения длинные. Нужно поймать ритм — дальше пойдёт легко. Автор любит украшать текст метафорами, афоризмами. Иногда кажется, что только ради них книга и написана. Как по мне, автору стоило издавать не роман, а сборник анекдотов.
Сюжет... он как бы есть. Девочка Маша из провинции решила прожить незаурядную жизнь, чтобы не как у родителей, и стать успешной режиссёркой. Нигде такого сюжета не встречал, но ощущения, как от чего-то вторичного. Все герои романа страдают. Мать моет посуду, вспоминает молодость и страдает. Отец пьёт, хватается за гитару, и страдает. Маша, уехав из России, тоже страдает. А ещё она страдает из-за мук творчества. Да, я понимаю, безнадёга и все дела. Но не одной тоской русские едины.
Проблема даже не в том, что сюжет, как таковой, отсутствует. Проблема в том, что он как будто хочет начаться, но никак не начинается. Иногда, чтобы ввести читателя в курс дела, писатели кратко пересказывают биографию главного героя. У Левенталя этот пересказ затягивается. На всю книгу. Может и есть в этом какой-то символизм. Повзрослевшая Маша, завсегдатай европейских кинофестивалей, олицетворяет собой стиль автора: галопом по Европам.
И ладно бы тут были «Европы». Огромная часть книги выделена под романтическую линию. Вернее, романтические линии. С этим Маша хотела встречаться, а он не хотел, а потом захотел, а с этим она переспала, а потом просто спала, безо всяких переспала, а потом до неё домогался какой-то продюсер, но она ему не дала, а он и не настаивал, а она мучается из-за своей любви, её муки превращаются в муки творчества, а затем в шедевры современного артхаусного кино, но про них мы вам (почти) не расскажем.
Если бы это написал какой-нибудь мой товарищ по приколу или в порыве вдохновения — я бы его похвалил. Но, когда узнаёшь, что книга писалась пять лет; писалась человеком, чья работа — создавать тексты... Не люблю называть литературу "чтивом", но увы. Чтиво красивое, но тупое. В голове оставляет непонятный туман. То ли пародию прочитал, то ли претензию на что-то великое. Такая она, видимо, русская тоска. Впрочем, автор ведь не виноват, что ему хотели дать премию. Возможно, именно по приколу или в порыве пятилетнего вдохновения этот роман и написан.
«Какой смысл зажигать мир, если не с кем насладиться его сиянием?»
Эту книгу я перечитывала раза три, уж очень мне по нраву эта светлая историю про дружбу двух девчонок с улицы Светлячков.
Моментами я вспоминала свою дружбу с близкой подругой. Мы кстати тоже довольно разные, но несмотря ни на что, мы пронесли нашу дружбу спустя многие года.
Когда Талли Харт переезжает в соседний дом и представляется «самой крутой девчонкой на планете», Кейт считает, что они не станут друзьями. Но даже у Талли, чья жизнь кажется идеальной, есть свои тайны. Инцидент на школьной вечеринке сближает девочек и становится отправной точкой их дружбы, которая изменит их жизни.
Безусловно ставлю 10 из 10. И конечно моя сердечная рекомендация.
P.S. У этой истории есть продолжение и даже снят сериал, но об этом чуть позже.
Денис Джонсон — современный американский писатель, дважды финалист Пулитцеровской премии, представитель литературного направления грязный реализм.
Героями грязного реализма выступают, как правило, люди, подверженные порокам, выходцы из низших слоев общества или реднеки. Прозу этого направления, кажется, следует назвать «нелитературной»: в центре внимания оказываются самые неприглядные стороны человеческой жизни; язык большинства произведений сух, лаконичен, скуп на метафоры. В романе Джонсона, однако, время от времени встречаются поэтические вкрапления и чувственные описания природы.
«Сны поездов» — история жизни Роберта Грэйньера, отшельника, простого трудяги. Однажды, вернувшись с работы, он обнаруживает, что вся его семья погибла в пожаре, а на месте дома остались лишь дымящиеся обломки. В лесу, на пепелище, Роберт покорно строит себе хижину. Здесь, в единении с природой, сломленный герой постепенно обретает долгожданный покой.
Стал замечать, что самые интересные книги — чаще всего те, которые сложно вписать в границы какого-то определённого жанра.
Так получилось и с "Ведуньями из Житковой": что это? семейная сага? документальная проза? исторический роман? или этнографическое исследование? Наверное, все вместе.
Главная героиня романа — представитель древнего рода ведуний, населяющих одну глухую карпатскую деревушку вот уже несколько лет.
Потерявшая еще в раннем детстве мать (ей отрубили голову), а следом за ней и тётю (погибла в психиатричской клинике), девушка решает разобраться в прошлом своей семьи и понять, почему судьба женщин её рода сложилась так трагически.
Для этого она берется изучить архивные документы, которые способны пролить свет на тайну родового проклятия ⬇️
Катержина Тучкова, чешская писательница, балансирует на границе реального и вымышленного, создавая на основе подлинных архивных документов свою уникальную историю.
Сюжет растягивается на несколько столетий, включает рапорты, дневники, письма. При этом роман не распадается на составляющие, напротив — имеет чёткую и логичную структуру.
Вместе с главной героиней мы получаем ответы на волнующие вопросы и завороженно наблюдаем за судьбой разных поколений копаницких ведуний.
Последние годы жизни реально существовавшего поэта Франсуа Вийона окутаны тайной. Известно лишь, что после отмены смертного приговора, вынесенного за ранение папского нотариуса, он буквально исчез. Рафаэль Жерусальми предлагает свою версию жизни самой одиозной фигуры позднего Средневековья.
По сюжету романа король Франции решает помиловать Вийона, но не по доброте душевной, а чтобы использовать его в своей борьбе против папского престола. В запутанной политической игре между римской католической церковью, Братством охотников за книгами и семьей Медичи Людовик XI делает поэта центральной фигурой, надеясь, что необузданный нрав Франсуа послужит его замыслам.
Книгопечатание только-только изобретено, но мудрые правители уже понимают силу и значимость печатного слова. Вийон нужен Людовику XI как связной с Братством охотников за книгами, тайным обществом, основанным живущими в Израиле евреями.
Наводнив свою страну философскими трактатами и новыми научными трудами, король Франции жаждет пошатнуть авторитет католической церкви. Самым важным в его замысле становятся последние слова Иисуса Христа, переданные на хранение хорошо себя зарекомендовавшему Вийону. Этот текст Братство оберегает веками, и его содержание, по слухам, способно перевернуть с ног на голову все христианское вероучение.
По итогу же получается, что Франсуа Вийон переигрывает всех. Герой заменяет рукопись с последними словами Иисуса подделкой, которую сам и сочиняет. Эта подделка попадает в руки к Папе Римскому, решившему держать тайны написанного в секрете. Настоящий же свиток Франсуа продает за бесценок случайному книготорговцу и уходит в закат.
В финале авантюрный роман оборачивается философской притчей о вере и религии. О том, что Слово Божие заключено не в древних пыльных книгах, за которыми остервенело охотятся епископы и короли, — оно в душе каждого человека.
Если понравился обзор заходите на мой канал https://t.me/k0nTeXt здесь много интересного)