Этот год для меня - это открытие писателя Алексея Иванова. Во многом за это спасибо Дудю, который взял у него интервью и заинтересовал в прочтении книг этого автора. Первой книгой был "Тобол", второй "Общага-на-крови" и вот теперь "Пищеблок". И для меня поистине удивительна разноплановость этого автора, каждая книга интересна, но все они абсолютно разные и жанрово, и стилистически. В будущем планирую читать еще Иванова, очень любопытно, чем еще он может удивить.

"Пищеблок"  - это русский Стивен Кинг. Причем в лучшей своей версии. Жанрово это именно то, что делает Стивен Кинг в своих лучших романах, только с русскими героями, на русском языке и советским антуражем 1980го года. Также как у Кинга есть элемент мистики, элемент социальной драмы. Как и у многих книг Кинга важную роль играют дети и их взаимоотношения со взрослыми. Также как у Кинга сюжет держит в напряжении. Но в тоже время это не калька с западного образца, это самостоятельное произведение, вполне самобытное, которое во многом литературно для меня даже ценнее, чем большинство романов Стивена. Всё таки Стивен пишет на поток, порой по две книги в год, Иванов пишет более проработано, цельно и вдумчиво. Только вот и произведений у него меньше чем у Стивена, а в таком жанре скорее всего и нет больше. Поэтому "Пищеблок" - видимо единственный  в своем роде.

Пожалуй, это первая книга Иванова, из тех что я прочитал, которая читалась с упоением и не давала ни на секунду соскучиться, которую я прочитал очень быстро и было жалко, что она закончилась. Не знаю, планирует ли это автор, но было бы круто почитать продолжение про дальнейшую судьбу главных героев.

Дочитал эту книгу. Шок и удовольствие - вот два слова, которые описывают состояние во время и после прочтения этой книги. Шок от того, о чем она, от чрезмерной концентрации радикальности, от гиперболизированности происходящего. Удовольствие от того, как это написано, с какой подачей, какие языковые приёмы использует Иванов. Прошла ассоциация немного после прочтения этой книги с "Волхвом" Фаулза и "Тайной историей" Донны Тартт, послевкусие от книги примерно такое же. Хотя все три книги совсем про разное.

В студенческие годы я тоже жил в общежитии все 5 лет учебы. И зачастую это была обычная мирная жизнь без каких-то особых загибов так сказать. Но при этом и у нас был паренек, который сбросился с пожарной лестницы и разбился насмерть прямо перед общагой, а также паренек, который вскрыл вены  в душе. ТО, что описывает Иванов бывало в каждой общаге, наверное, в той или иной мере, при этом общага - это по сути мини-модель района, города, страны, мира...Все мы живем в общежитии, разница только в его размерах. И "выселить" нас тоже могут в любой момент в том или ином смысле.

Весь мир делится на отличников и нелегалов...

В этом году мне прям везет на масштабные многогранные романы и вот очередной из них.  Дилогия Алексея Иванова "Тобол" - особая книга в современной литературе. В ней есть то, что отличает ее от большинства того, что сейчас издаётся. Во-первых, это настоящая классическая проза, хотя и написанная нашим современником, здесь совершенно нет попсовых заигрываний с читателем, это книга однозначно не для тех, кто хочет "развлекательного легкого чтива". Во-вторых, эта книга про Петровские времена ( про которые написано немало книг), но при этом описывает не московские и не петербургские события, а то, что тогда происходило в центре Сибири, а об этом мало не только художественной литературы, но про это и в школе то на уроках истории особо не изучают, поэтому эта книга ценна и с точки зрения самообразования, так как описывает очень много интересных исторических личностей. В-третьих, эта книга очень атмосферная, она описывает во многом дух эпохи. Очень впечатляюще описаны образы раскольников старообрядцев на фоне относительно недавнего самого раскола.

В этих романах Иванова достаточно много тем, на которых можно заострить внимание и о которых можно поразмышлять. Я выделю несколько тем, которые были особенно интересны именно мне.

1. Образ Петра. В русской литературе образ Петра часто несколько идеализирован. Часто преподносится как образ великого царя-победителя и реформатора. У Иванова показана другая сторона Петра. Петра тирана, авантюриста, жесткого человека, пьяницы, дебошира, хама. Я думаю, что очень правильно при оценке исторической личности понимать все её стороны. Можно восхищаться тем, что Петр построил прекрасный памятник самому себе - город Санкт-Петербург, но впечатление немного смазывается, когда понимаешь, какой ценой это было сделано.

2. Коренные народы Сибири. В книге очень ярко показаны коренные народы около Тобола, а также их отношения с русскими. Вообще Тобольск был удивительный город. В нем жили одновременно русские, пленные шведы, мусульмане-бухарцы, местные коренные народы-язычники. Все это плавилось в одном котле и наполнялось особыми метаморфозами, которые очень красочно описаны в книге.

3. Зыбкость элиты в условиях абсолютной монархии. Власть на местах может воровать и переступать через закон сколько угодно, пока эта власть мила монарху. Вам это ничего не напоминает?

Я считаю, что книга потрясающая и очень надеюсь , что она станет классикой.

На Пионерской аллее Валерка встретил Анастасийку. Асфальт был расчерчен мелом на «классики», и Анастасийка сама для себя, без подружек, прыгала по квадратам задом наперед на одной ноге, а другую ногу держала рукой. Время от времени она замирала в причудливых позах.

— Лагунов, стой! — окликнула она. — Ты куда идешь?

— Никуда, — тотчас набычился Валерка.

— Будешь свидетелем, что я допрыгала. Поклянись на дохлую кошку.

Не надо было связываться с этой предательницей, но Анастасийка все равно нравилась Валерке — даже после того, как предала.

— Кошка сдохла, хвост облез. Кто обманет, тот и съест, — сказал Валерка.

Анастасийка снова принялась прыгать, комментируя «классики»:

— Один — маргарин. Три — сопли подотри. Пять — в компот наплевать. Восемь — поднимем и бросим. Десять — «домик»!

Валерке было приятно смотреть на гибкую и красивую Анастасийку.

— Как-то странно ты прыгаешь, — заметил он.

— У нас соревнование, — разворачиваясь, пояснила Анастасийка. — Я уже пропрыгала «садик», «школу», «больницу», а сейчас «столовка». Если тебя спросят, ты обязан сделать так, — Анастасийка показала ему скрещенные пальцы, — и сказать про меня правду. А не скажешь правду — умрешь во сне.

— Из-за каких-то «классиков»? — усомнился Валерка.

— У нас во дворе одна девчонка всем всегда врала, а потом ногу сломала. Тебе кто хочешь подтвердит. Ее чертик наказал.

— Какой чертик? — удивился Валерка.

— Ты, что ли, ни с какой девушкой нисколько не дружишь, Лагунов? — ответно удивилась Анастасийка.

Валерка фыркнул. Глупый вопрос. Как можно дружить с девчонкой?

— У каждой девушки свой чертик, — важно сообщила Анастасийка. — Можешь проверить. Вот у тебя есть какая-нибудь сестра, хоть троюродная?

— Нормальная есть.

— Пусть она напишет на бумажке: «Я в доме хозяйка!» — и положит в подъезде под коврик у двери. А утром там будет лежать другая бумажка, и на ней будет написано: «Нет, я в доме хозяин!». Это чертик напишет.

Валерка задумался. Сестренка Люська закончила первый класс. На девушку она еще не тянула, на хозяйку тем более, да и писала кривыми буквами, к тому же с ошибками. Но надо попробовать подразнить чертика.

— А сама-то не боишься, что тебя чертик накажет? — спросил Валерка, намекая на вчерашнее предательство Анастасийки. — Умрешь во сне, и всё.

—Я бессмертная, — уверенно заявила Анастасийка. — У меня имя от слова «анастезия». В больнице всем анастезию делают, чтобы не умерли.

Она вытащила из кустов цветастый пакет и подала Валерке:

— Неси. Мы в одно место пойдем.

— В какое? — принимая пакет, спросил Валерка. Почему-то ему было очень легко подчиняться Анастасийке.

— В какое надо. Ты в школе как учишься по матике и руссишу?

Математика и русский язык были самыми трудными предметами.

— На четыре.

— Я думала, ты двоечник. А я отличница. У меня золотая медаль будет.

— В пятом классе еще неизвестно, — возразил Валерка.

— Кому надо, тому известно. А чего ты кружок больше не посещаешь?

— Не хочу петь дурацкие песни вроде «Чунги-Чанги».

— И я не хочу, но ведь пою, — Анастасийка пожала плечами. — Дурацкие дела надо делать вместе с кем-то, тогда они уже кажутся не дурацкими.

Валерка внутренне согласился. Наедине с собой он счел бы прогулку с Анастасийкой занятием бессмысленным, а сейчас ему было приятно.

— Ты меня в кружок зовешь? — осторожно уточнил он. Но Анастасийка ловко увильнула от темы: — А тебе кто больше нравится — Ирина или Вероника?

Она имела в виду вожатых.

— Никто, — признался Валерка. — Вероника злая, а Ирина как в школе.

— А мне больше нравится Игорь Александрович.

— У него усы вот такие, — Анастасийка приложила ко рту ладони, скрючив пальцы. — Как зубная щётка. Он в Веронику влюбился. Если они поженятся, у них дети будут похожи на французов. Французы красивые, немцы страшные, а китайцы одинаковые.

Валерка не поспевал мыслью за кульбитами Анастасийки.

— Отгадай загадку, — предложила она. — Сколько китайцев нужно, чтобы вкрутить лампочку?

— Э-э... сдаюсь, — растерялся Валерка. Эту загадку он раньше не слышал.

— Пять, — твёрдо сказала Анастасийка и замолчала.

— Почему пять? — робко спросил Валерка.

— Один лампочку держит, а четверо крутят стол, на котором он стоит. Теперь ты загадывай загадку мне.

Валерка вспомнил другую загадку про китайцев.

— Сколько китайцев нужно, чтобы вставить раму в окно?

— Сколько? Давай говори быстрее, дурак!

— Много. Миллион. Все. Один раму держит, остальные дом двигают.

Солнце горело над Пионерской аллеей, и кусты акаций, в которых чирикали птицы, напоминали электрические батареи, заряженные энергией света. В воздухе полыхали невидимые искры.

На стыке территорий пятого и шестого отрядов под соснами стояла старая дощатая беседка с тесовой крышей-шатром и скамеечками. Обычно здесь сидели вожатые, следившие за тем, как пионеры убирают свои участки. Сейчас беседка была пуста. К ней Анастасийка и вела Валерку.

— Это место волшебное, — сказала она со значением в голосе.

— Там желания сбываются? — догадался Валерка.

— Ну, не желания... Побудешь там, и всё сделается просто хорошо. Но сперва надо гномику подарок дать. Там гномик живет под полом.

Анастасийка забрала у Валерки свой пакет, достала из него какую-то толстую тетрадь в разрисованной обложке и вытащила из-под ее клапана свернутый фантик от конфеты.

— А у меня нет подарка, — с сожалением сообщил Валерка.

Анастасийка поколебалась.

— Ладно, — согласилась она, отдавая фантик. — Пусть это будет подарок от тебя. Я вчера уже дарила гномику золотку. Просунь в пол.

По двум ступенькам они поднялись в беседку, где после малышовых отрядов пахло яблоками и карамелью. Валерка, оглядевшись, наклонился и опустил фантик в щель между досок.

— Теперь надо подождать, — Анастасийка уселась на скамейку.

Валерка тоже сел, и Анастасийка шлепнула свою тетрадь ему на колени.

— Заполни, — небрежно велела она и полезла в пакет за ручкой.

Валерка открыл тетрадь, и в животе у него всё запылало, а по щекам поплыл румянец. Это был Анастасийкин «откровенник» — заветный альбом любой девчонки. К «откровенникам» девчонки подпускали только лучших подруг и выдающихся мальчиков. Поскольку Валерка не мог считаться выдающимся, поступок Анастасийки означал глубокую симпатию.

На первой странице красовалось предупреждение: «Альбом прошу не пачкать, листы не вырывать, и слов плохих, друзья, не надо тут писать!». Потом шли страницы с пожеланиями Анастасийке. Все они были густо и ярко изрисованы фломастерами: цветы, кошки, бабочки, принцессы, птицы и разные узоры. Валерка, волнуясь, читал: «Котик лапку опустил в синие чирнила и напамять написал Настя будь счаслива!», «Писал не художник, писал не поэт, писала девчёнка 12 лет», «Любовь это счастье а счастье стекло, стекляную вазу разбить так легко!», «Запомни эту фразу, не люби двух сразу!», «Девчонке можно улыбатся, девчонку можно не любить, но знай!!! Над ней нельзя смеятся, девчонка может отомстить!», «Не влюбляйся ты в блондина, у блондина серце льдина, у блондина стынет кровь, разрушит он твою любовь!». Валерка почувствовал, что заглядывает в какую-то тайну Анастасийки, в ее душу, хотя, конечно, пожелания писали другие девочки.

Одна страница была по диагонали согнута пополам, и на отвороте значилось: «Секрет! Не открывать!». Валерка искоса глянул на Анастасийку. Анастасийка смотрела куда-то в сторону, делая вид, что ей все равно. Валерка разогнул страницу. На ней был нарисован поросенок, а под ним помещалось послание: «Ну какая ты свинья! Веть указано нельзя!!!».

Затем потянулись страницы с отпечатками напомаженных губ — поцелуи хозяйке от подруг. Затем началась анкета, которую Валерка должен был заполнить: «Как тебя зовут?», «Твое любимое время года, цветок, праздник, женское имя, игра, кино, животное, артист?», «Зачем люди целуются?», «Что такое настоящая любовь?», «Кем ты будешь, когда вырастешь?», «Напиши что ни будь по французки!». Валерка пробежал глазами уже имеющиеся ответы. На очень личные вопросы респонденты отвечали одинаково: «Нискажу!». Но девочек и мальчиков, присутствующих в «откровеннике», Валерка не знал. Из его отряда в альбоме Анастасийки не было никого.

Валерка понял, что Анастасийка включила его в круг самых близких. И ему стало горько при воспоминании о вчерашнем предательстве.

— Почему же вчера ты на меня настучала? — мрачно спросил он.

— Ты дурак? — искренне удивилась Анастасийка. — Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звездочки, галстуки — они все понарошку!

— Ничего себе «понарошку»! — чуть не рассердился Валерка. — А гномики, чёртики, «откровенники» — по-настоящему, да?

— Конечно, по-настоящему! — убежденно заявила Анастасийка.

Фрагмент романа Алексея Иванова «Пищеблок»

1.Лев Кассиль «Кондуит и Швамбрания»

Автобиографическая повесть советского классика Льва Кассиля рассказывает о провинциальном детстве двух братьев Лёли и Оси, неутомимых фантазеров, воспитанных на книгах Фенимора Купера и Жюля Верна, выдумавших для себя удивительную страну Швамбранию, рай для отважных мореходов, исследователей и авантюристов-искателей приключений. Все имена и топонимы ребята взяли из реально существующих в то время торговых марок-император Бренабор Кейс, злодей Уродонал Шателена, красавица Каскара Саграда (на самом деле-название капель от запора), позаимствованный из словарика отважный мореплаватель Джек-Спутник моряков, альтер-эго братьев зовут Арделяр Кейс и Сатанатам (от арии Мефистофеля-«Сатана там правит бал»).

После поступления старшего брата в гимназию быт сказочный быт Швамбрании сталкивается со строгими и зачастую несправедливыми гимназическими порядками, все прегрешения гимназистов записываются в журнал-Кондуит, в жизни их появляется множество нелепых запретов.

Первая мировая война и последовавшая Февральская революция взрывают сонный быт провинциального Покровска, и братьям все чаще приходится отвлекаться от своих фантазий в столкновениях с реальным миром.

Несмотря на романтику революции и становления нового мира на руинах царской России, в 40е годы роман подвергался нападкам, а младший брат автора Иосиф Кассиль был репрессирован и казнен в 1938 году…

«Бренабор» дал третий свисток в десять тысяч верблюжьих сил. Всадники попадали, кони разбежались. Кто стоймя стоял, тот сидьмя сел. Кто сидьмя сидел, тот лежмя лег. Ну, а кто лежмя лежал, тому уже ничего не оставалось делать.»
«Идемте, я вам объясню преинтересную штуку относительно тригонометрических функций угла. Прямо удивитесь, до чего интересно. Чистая беллетристика.»

2.Л. Пантелеев, Григорий Белых «Республика ШКИД»

Петроград, опустошенный двумя революциями и гражданской войной. Нищета, болезни, голод и бандитизм собирали свою жатву, и многие дети и подростки оказались на улицах, где становились беспризорниками и гибли или присоединялись к шайкам разбойников и оборванцев.

Для борьбы с этим недопустимым в социалистическом обществе явлением создаются детприемники и спецшколы, одна из которых, Школа социально-трудового воспитания имени Достоевского (ШкИД) и выведена в этом романе. Перед глазами проходит череда наглых и невоспитанных, но ярких и харизматичных подростков, многие из которых благодаря Шкиде смогли стать честными и достойными людьми, учителей-«халдеев», многие из которых не могут или не хотят справляться с буйством бывших беспризорников, а один из преподавателей оказывается бывшим белогвардейским офицером, и когда это вскрывается, отношение учеников резко меняется, несмотра на то, что до этого он пользовался большим уважением. Больше он не преподает, и судьба его, скорее всего, оказалась незавидной.

Директор школы по прозвищу Викниксор же горит желанием организовать не просто школу, а маленькую республику со своим гимном и гербом. Как и любое настоящее государство, маленькую, но гордую республику потрясают революции, реформы, забастовки и государственные расколы, одно время даже организуется несколько десятков независимых печатных изданий.

Многие выпускники находят свое место в обществе-кто-то стал журналистом, кто-то педагогом, кто-то агрономом, ведь, по словам одного из учеников Цыгана «Шкида хоть кого изменит».

«Влюбленных было легко распознать. Они были смирны, не бузили, все попадали в первый или второй разряд и все стали необычайно чистоплотны.»
«Хороший педагог - обычно хороший дипломат. Он рассчитывает и обдумывает, когда можно записать или наказать, а когда и не следует»

3.Алексей Иванов «Географ глобус пропил»

От рожденных революцией страстей отправимся в начало 90х годов к Виктору Сергеевичу Служкину, волею судеб ставшему учителем географии у девятых классов пермской школы.

Личная жизнь у Служкина не клеится, жена начинает роман с другом детства, живущим неподалеку, в любовный многоугольник втягивается все больше людей.

Ученики же им самим характеризуются как «красная профессура» из 9а, именно там учится Маша Большакова,к которой Служкин все больше неравнодушен, 9б-«отцы», с которыми учитель поддерживает приятельские отношения, и «зондеркоманда»-9в, лодыри и раздолбаи во главе с неуправляемым «трудным подростком» Градусовым.

Виктор Сергеевич отправляется с «отцами» в новогодний поход, а затем, увлекшись школьными рассказами о своих водных сплавах, весной организует именно такой поход, куда по стечению обстоятельств попадают Маша и Градусов. Поход проходит не по плану, участники проходят множество трудностей, а те, кто еще недавно казались неисправимыми «козлищами», проявляют лучшие человеческие качества. Все в итоге заканчивается благополучно, но станет ли жизнь Служкина, яркого представителя «потерянного поколения», счастливой, или «лучезарная пустыня одиночества» так и поглотит его в своей бескрайней безнадеге?

Отдельный респект автору от жителей Урала-многие наверняка узнают родные места и названия, что неудивительно, ведь сам Иванов уралец, и действие многих его книг происходит в родных местах.

«Отцы замолчали, задумчиво глядя в огонь. Молчал и Служкин. Стояла новогодняя ночь с открытыми, всепонимающими глазами -- сфинкс среди северных снегов. Это было время негатива, когда белая земля светлее, чище и больше черного неба. Приемник свистел, шипел, булькал, словно торопился сказать людям что-то важное, нужное. Земля летела сквозь таинственные радиопояса вселенной, и холод мироздания лизал ее круглые бока. Тонкие копья вечной тишины хрустальными остриями глядели в далекое, узорчато заиндевевшее небо. Искры бежали по невидимым дугам меридианов над головой, а из-за горизонта тянулся неслышный звон качающихся полюсов. Дым от костра сливался с Млечным Путем, и казалось, что костер дымит звездами.
- Время,-сказал Служкин и снова шевельнул шкалу настройки.
Гулкая тишина в динамике замаялась, заныла, и вдруг как камень в омут ахнул первый удар колокола. Следом за ним перезвоном рассыпались другие колокола, словно по ступенькам, подскакивая, покатилось ведро. Вслед за последним звуком жуткое молчание стянуло нервы в узел, и вот, каясь, чугунным лбом в ледяную плиту врезался главный колокол и начал бить поклоны так, что шевельнулись волосы, и каждому стало больно его нечеловеческой мукой. Служкин встал, и отцы поднялись на ноги. Губы подрагивали, отсчитывая удары.
Дюжина.
-С Новым годом,-сказал Служкин.
-С новым счастьем,-нестройно отозвались отцы, сдвигая кружки.
И бряканье этих кружек было трогательным провинциальным отголоском державного грома кремлевских курантов.»

3.Дж. Роулинг «Гарри Поттер и философский камень»

Эту книгу определенно не нужно никому представлять, в свое время приключения мальчика, живущего у нерадивых опекунов, и оказавшегося волшебником, стали сверхпопулярными, целое поколение читателей росло вместе с героем, с нетерпением ожидая выхода новой части волшебной эпопеи. Но именно первую книгу мы любим именно за то, что была первой, и внесла дыхание волшебства в повседневную рутину. Тысячи детей по всему миру мечтали о письме из школы волшебников, да и некоторые взрослые наверняка до сих пор поглядывают в окно-вдруг сова просто заблудилась, и увесистый конверт с сургучной печатью все же приземлится на подоконник?

«С этого момента Гермиона Грэйнджер стала их другом. Есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией. И победа над четырехметровым горным троллем, несомненно, относится к таким событиям.»

В жизнь провинциального учителя физики Алексея Палыча Мухина и его приятеля-шестиклассника Бориса врывается Непонятное, а именно во время олного из вечерних экспериментов в физической лаборатории, которая является их небольшим хобби (нет, мет они там не варят) происходит вспышка, которую они поначалу посчитали коротким замыканием. К сожалению (а может, к счастью), все оказалось несколько сложнее-в лаборатории обнаруживается младенец, лишенный пупка и обладающий голубоватой кожей. Ребенок умен не возрасту, кроме того, он крайне быстро растет. Периодически он «подключается», как он сам это называет, и ведет умные беседы со своими нечаянными опекунами, в которых прямо говорит что является посланником инопланетной цивилизации. "Подключения» длятся недолго, и в остальное время Феликс, как называют его Алексей Палыч и Борис, не имеет ни малейшего понятия об окружающем мире и его реалиях, что приводит ко множеству курьезных ситуаций.

Прекрасный язык, тонкий юмор и нелинейное повествование делают эту книгу обязательной к прочтению, особенно если вы уже читали «Шел по городу волшебник» и «Борька, я и Невидимка».

«Итак, грибы — это прекрасно. Прекрасно для всех, кроме того, кто их выращивает, — для самого леса. Один весьма иностранный ученый писал, что растения (как и животные) вроде бы что-то немного соображают: узнают людей, которые скручивают им стебли, надрезают ножом или подносят к листьям горящую спичку. Ученый этот или сильно заблуждается, или просто такой у него научный юмор. Лес не соображает ничего. Если бы у леса хоть что-нибудь было в голове, то он отдал бы людям все свои грибы сразу, в один день, чтобы от него отвязались. «
«У них, может, кругом шпионы. А может, все на Земле — шпионы, одни мы с вами нормальные?»

5. Стивен Кинг «Ярость» (под псевдонимом Ричард Бахман)

В один не самый прекрасный день простой американский школьник Чарли Деккер достает из школьного шкафчика револьвер и патроны, поджигает лежащие в шкафчике вещи и берет в заложники свой класс, застрелив двух учителей. Несколько часов он ведет беседы с одноклассниками, обсуждая насущные для подростков проблемы, будто ничего и не случилось. Единственный ученик Тед Джонс, являющийся школьным красавчиком и потенциально успешным человеком в будущем, некий антипод главного героя, вставший в оппозицию к Чарли, не встречает одобрения со стороны остальных, и впоследствии был избит остальными школьниками.

Что же заставило Чарли так поступить? Непонимание окружающими? Отец-тиран, презирающий сына и не оставляющий попыток «сделать из него мужчину»? Или же это просто подростковый бунт от скуки?

Книга была написана в 1977 году, еще до событий Колумбайна и других расстрелов школьников и учителей, но остается актуальной до сих пор, тем более что волна «школьных стрелков» докатилась и до России. Можно сколько угодно обвинять в таких инцидентах компьютерные игры, боевики, аниме, но, может быть, виноваты те, кто был равнодушен к подростковым проблемам, пока не случилось страшное?

«Когда тебе 5 лет и тебе больно, ты поднимаешь крик на весь мир. В 10 ты хнычешь. А к 15 начинаешь есть запретные яблоки, которые растут на дереве боли твоей души. Таков уж западный путь развития. Ты начинаешь зажимать рот руками, чтобы заглушить крики. Кровит у тебя внутри.»
«Может, он забыл, а может, и не знал, что маленькие мальчики вырастают, помня каждый удар и каждое злое слово, что они вырастают с желанием сожрать родителей заживо.»

Вы когда-нибудь слышали о Святом Христофоре? Нет? Тогда думаю, что вас смутит тот факт, что этот христианский святой изображается с собачьей головой. Если подумать, то звучит и смотрится как-то жутковато.

Почему я заговорила о Святом Христофоре? Потому что с него, а точнее с его фрески в церкви и начинается загадочная история о псоглавцах - людях с собачьими головами. В классике жанра Иванов отправляет маленький отряд незнакомцев на важное и тайное задание в русскую деревню. Поехать и снять со стены редкую фреску на которой изображен Святой Христофор. Фреску нужно снять в заброшенной церкви и привезти в Москву.

Отряд отправляется в маленькую русскую деревеньку Калитино, где уже много лет происходят странные вещи, связанные с людьми-оборотнями. Нашим героям предстоит многое узнать, многое претерпеть, например, отсутствие электричества и общепита, а также посмотреть на себя и свой собственный мир со стороны. А возможно и встретиться с настоящими оборотнями.

«Здесь, в Калитине, Кирилл встретил настоящую Тайну. Быть может единственную настоящую тайну в своей жизни. Пусть она перемешана с грязью и скотством, но все равно – Тайна».

"Псоглавцы" Алексей Иванов

Конечно, роман Иванова чуть больше, чем обычный триллер. В своем произведении автор показывает русскую деревню, точнее то, что от нее осталось. Вроде и деревня, но духа деревенского в ней нет. Но и до города своим культурным развитием она не доросла. Вообще в романе герои часто обсуждают культуру и жизнь общества, а также систему моральных ценностей.

Есть в произведении и любовная сюжетная линия. Московский студент Кирилл влюбляется в деревенскую девушку Лизу. Сможет ли их роман иметь продолжение или это всего лишь развлечение для искушенного городского пижона? Ответ можно найти, прочитав книгу.

Мне больше всего понравилась часть, связанная с дэнжерологией и в целом исторические исследования, которыми занимался главный герой Кирилл.

Дэнжерология — это профессиональный жаргонизм, производимый от английского «danger» — «опасность». Обозначает науку — синтез эзотерики, культурологи и различных отраслей других дисциплин (истории, антропологии, социологии, статистики и т. д.), изучающую паранормальные свойства арт-объектов и исторических реликвий и практическую деятельность по обнаружению, изучению и «обезвреживанию» опасных для человека арт-объектов и исторических реликвий.

Настоящее удовольствие доставляют экскурсы в историю. По сути, автор описывает историю раскольничества в России. Это одна из самых интересных исторических тем, которая мало освещена в литературе: раскольники, скиты, староверы и церковные гонения.

Вся книга читается как очень хороший и интересный квест. Обязательно советую к прочтению. Должна предупредить, что автор используют не нормативную лексику. Ну, а как по-другому? Деревню все таки описывает:)