Алексей Иванов

Несколько лет назад в окрестностях поселка Верхняя Губаха, на берегу реки Косьва, что в Пермском крае, построили декорации к фильму "Сердце Пармы", экранизации одноименной книги Алексея Иванова. В конце лета побывал на этих декорациях.

Съемки фильма уже давно завершились, сам фильм должен был выйти в 2020 году, но что-то все задерживается. Тем временем декорации, построенные к фильму, постепенно ветшают.

Каким получится сам фильм, мы пока не знаем, но вот оценить интересную достопримечательность люди уже сумели - декорации являются локальным местом притяжения многих туристов, приезжающих даже достаточно издалека.

Надеюсь, местные власти поймут ценность такой точки притяжения, и сумеют сохранить и развить эту локацию. Без нарушения красивых видов, разумеется, очень аккуратно.

Лучше всего декорации смотрятся утром, на рассвете, когда на Косьве образуется густой туман, скрывающий неизбежные огрехи работы декораторов.

Добраться до декораций очень просто - от Губахи дорога ведет на горнолыжную базу, оттуда нужно ехать дальше, через старый мост и поселок Верхняя Губаха по асфальтовой дороге в сторону старого кладбища. Доехать можно как на своей машине, так и на общественном транспорте, и даже на такси.

Все кадры сняты на  Fujifilm X-T2, объективы 10-24 и 55-200.

Ну и в заключение - если вам понравились мои фотографии, то вот мой инстаграм, там куча красивых картинок из моих поездок по Уралу, буду рад вас видеть.

В этом году мне прям везет на масштабные многогранные романы и вот очередной из них.  Дилогия Алексея Иванова "Тобол" - особая книга в современной литературе. В ней есть то, что отличает ее от большинства того, что сейчас издаётся. Во-первых, это настоящая классическая проза, хотя и написанная нашим современником, здесь совершенно нет попсовых заигрываний с читателем, это книга однозначно не для тех, кто хочет "развлекательного легкого чтива". Во-вторых, эта книга про Петровские времена ( про которые написано немало книг), но при этом описывает не московские и не петербургские события, а то, что тогда происходило в центре Сибири, а об этом мало не только художественной литературы, но про это и в школе то на уроках истории особо не изучают, поэтому эта книга ценна и с точки зрения самообразования, так как описывает очень много интересных исторических личностей. В-третьих, эта книга очень атмосферная, она описывает во многом дух эпохи. Очень впечатляюще описаны образы раскольников старообрядцев на фоне относительно недавнего самого раскола.

В этих романах Иванова достаточно много тем, на которых можно заострить внимание и о которых можно поразмышлять. Я выделю несколько тем, которые были особенно интересны именно мне.

1. Образ Петра. В русской литературе образ Петра часто несколько идеализирован. Часто преподносится как образ великого царя-победителя и реформатора. У Иванова показана другая сторона Петра. Петра тирана, авантюриста, жесткого человека, пьяницы, дебошира, хама. Я думаю, что очень правильно при оценке исторической личности понимать все её стороны. Можно восхищаться тем, что Петр построил прекрасный памятник самому себе - город Санкт-Петербург, но впечатление немного смазывается, когда понимаешь, какой ценой это было сделано.

2. Коренные народы Сибири. В книге очень ярко показаны коренные народы около Тобола, а также их отношения с русскими. Вообще Тобольск был удивительный город. В нем жили одновременно русские, пленные шведы, мусульмане-бухарцы, местные коренные народы-язычники. Все это плавилось в одном котле и наполнялось особыми метаморфозами, которые очень красочно описаны в книге.

3. Зыбкость элиты в условиях абсолютной монархии. Власть на местах может воровать и переступать через закон сколько угодно, пока эта власть мила монарху. Вам это ничего не напоминает?

Я считаю, что книга потрясающая и очень надеюсь , что она станет классикой.

— Как-то странно ты прыгаешь, — заметил он.

— У нас соревнование, — разворачиваясь, пояснила Анастасийка. — Я уже пропрыгала «садик», «школу», «больницу», а сейчас «столовка». Если тебя спросят, ты обязан сделать так, — Анастасийка показала ему скрещенные пальцы, — и сказать про меня правду. А не скажешь правду — умрешь во сне.

— Из-за каких-то «классиков»? — усомнился Валерка.

— У нас во дворе одна девчонка всем всегда врала, а потом ногу сломала. Тебе кто хочешь подтвердит. Ее чертик наказал.

— Какой чертик? — удивился Валерка.

— Ты, что ли, ни с какой девушкой нисколько не дружишь, Лагунов? — ответно удивилась Анастасийка.

Валерка фыркнул. Глупый вопрос. Как можно дружить с девчонкой?

— У каждой девушки свой чертик, — важно сообщила Анастасийка. — Можешь проверить. Вот у тебя есть какая-нибудь сестра, хоть троюродная?

— Нормальная есть.

— Пусть она напишет на бумажке: «Я в доме хозяйка!» — и положит в подъезде под коврик у двери. А утром там будет лежать другая бумажка, и на ней будет написано: «Нет, я в доме хозяин!». Это чертик напишет.

Валерка задумался. Сестренка Люська закончила первый класс. На девушку она еще не тянула, на хозяйку тем более, да и писала кривыми буквами, к тому же с ошибками. Но надо попробовать подразнить чертика.

— А сама-то не боишься, что тебя чертик накажет? — спросил Валерка, намекая на вчерашнее предательство Анастасийки. — Умрешь во сне, и всё.

—Я бессмертная, — уверенно заявила Анастасийка. — У меня имя от слова «анастезия». В больнице всем анастезию делают, чтобы не умерли.

Она вытащила из кустов цветастый пакет и подала Валерке:

— Неси. Мы в одно место пойдем.

— В какое? — принимая пакет, спросил Валерка. Почему-то ему было очень легко подчиняться Анастасийке.

— В какое надо. Ты в школе как учишься по матике и руссишу?

Математика и русский язык были самыми трудными предметами.

— На четыре.

— Я думала, ты двоечник. А я отличница. У меня золотая медаль будет.

— В пятом классе еще неизвестно, — возразил Валерка.

— Кому надо, тому известно. А чего ты кружок больше не посещаешь?

— Не хочу петь дурацкие песни вроде «Чунги-Чанги».

— И я не хочу, но ведь пою, — Анастасийка пожала плечами. — Дурацкие дела надо делать вместе с кем-то, тогда они уже кажутся не дурацкими.

Валерка внутренне согласился. Наедине с собой он счел бы прогулку с Анастасийкой занятием бессмысленным, а сейчас ему было приятно.

— Ты меня в кружок зовешь? — осторожно уточнил он. Но Анастасийка ловко увильнула от темы: — А тебе кто больше нравится — Ирина или Вероника?

Она имела в виду вожатых.

— Никто, — признался Валерка. — Вероника злая, а Ирина как в школе.

— А мне больше нравится Игорь Александрович.

— У него усы вот такие, — Анастасийка приложила ко рту ладони, скрючив пальцы. — Как зубная щётка. Он в Веронику влюбился. Если они поженятся, у них дети будут похожи на французов. Французы красивые, немцы страшные, а китайцы одинаковые.

Валерка не поспевал мыслью за кульбитами Анастасийки.

— Отгадай загадку, — предложила она. — Сколько китайцев нужно, чтобы вкрутить лампочку?

— Э-э... сдаюсь, — растерялся Валерка. Эту загадку он раньше не слышал.

— Пять, — твёрдо сказала Анастасийка и замолчала.

— Почему пять? — робко спросил Валерка.

— Один лампочку держит, а четверо крутят стол, на котором он стоит. Теперь ты загадывай загадку мне.

Валерка вспомнил другую загадку про китайцев.

— Сколько китайцев нужно, чтобы вставить раму в окно?

— Сколько? Давай говори быстрее, дурак!

— Много. Миллион. Все. Один раму держит, остальные дом двигают.

Солнце горело над Пионерской аллеей, и кусты акаций, в которых чирикали птицы, напоминали электрические батареи, заряженные энергией света. В воздухе полыхали невидимые искры.

На стыке территорий пятого и шестого отрядов под соснами стояла старая дощатая беседка с тесовой крышей-шатром и скамеечками. Обычно здесь сидели вожатые, следившие за тем, как пионеры убирают свои участки. Сейчас беседка была пуста. К ней Анастасийка и вела Валерку.

— Это место волшебное, — сказала она со значением в голосе.

— Там желания сбываются? — догадался Валерка.

— Ну, не желания... Побудешь там, и всё сделается просто хорошо. Но сперва надо гномику подарок дать. Там гномик живет под полом.

Анастасийка забрала у Валерки свой пакет, достала из него какую-то толстую тетрадь в разрисованной обложке и вытащила из-под ее клапана свернутый фантик от конфеты.

— А у меня нет подарка, — с сожалением сообщил Валерка.

Анастасийка поколебалась.

— Ладно, — согласилась она, отдавая фантик. — Пусть это будет подарок от тебя. Я вчера уже дарила гномику золотку. Просунь в пол.

По двум ступенькам они поднялись в беседку, где после малышовых отрядов пахло яблоками и карамелью. Валерка, оглядевшись, наклонился и опустил фантик в щель между досок.

— Теперь надо подождать, — Анастасийка уселась на скамейку.

Валерка тоже сел, и Анастасийка шлепнула свою тетрадь ему на колени.

— Заполни, — небрежно велела она и полезла в пакет за ручкой.

Валерка открыл тетрадь, и в животе у него всё запылало, а по щекам поплыл румянец. Это был Анастасийкин «откровенник» — заветный альбом любой девчонки. К «откровенникам» девчонки подпускали только лучших подруг и выдающихся мальчиков. Поскольку Валерка не мог считаться выдающимся, поступок Анастасийки означал глубокую симпатию.

На первой странице красовалось предупреждение: «Альбом прошу не пачкать, листы не вырывать, и слов плохих, друзья, не надо тут писать!». Потом шли страницы с пожеланиями Анастасийке. Все они были густо и ярко изрисованы фломастерами: цветы, кошки, бабочки, принцессы, птицы и разные узоры. Валерка, волнуясь, читал: «Котик лапку опустил в синие чирнила и напамять написал Настя будь счаслива!», «Писал не художник, писал не поэт, писала девчёнка 12 лет», «Любовь это счастье а счастье стекло, стекляную вазу разбить так легко!», «Запомни эту фразу, не люби двух сразу!», «Девчонке можно улыбатся, девчонку можно не любить, но знай!!! Над ней нельзя смеятся, девчонка может отомстить!», «Не влюбляйся ты в блондина, у блондина серце льдина, у блондина стынет кровь, разрушит он твою любовь!». Валерка почувствовал, что заглядывает в какую-то тайну Анастасийки, в ее душу, хотя, конечно, пожелания писали другие девочки.

Одна страница была по диагонали согнута пополам, и на отвороте значилось: «Секрет! Не открывать!». Валерка искоса глянул на Анастасийку. Анастасийка смотрела куда-то в сторону, делая вид, что ей все равно. Валерка разогнул страницу. На ней был нарисован поросенок, а под ним помещалось послание: «Ну какая ты свинья! Веть указано нельзя!!!».

Затем потянулись страницы с отпечатками напомаженных губ — поцелуи хозяйке от подруг. Затем началась анкета, которую Валерка должен был заполнить: «Как тебя зовут?», «Твое любимое время года, цветок, праздник, женское имя, игра, кино, животное, артист?», «Зачем люди целуются?», «Что такое настоящая любовь?», «Кем ты будешь, когда вырастешь?», «Напиши что ни будь по французки!». Валерка пробежал глазами уже имеющиеся ответы. На очень личные вопросы респонденты отвечали одинаково: «Нискажу!». Но девочек и мальчиков, присутствующих в «откровеннике», Валерка не знал. Из его отряда в альбоме Анастасийки не было никого.

Валерка понял, что Анастасийка включила его в круг самых близких. И ему стало горько при воспоминании о вчерашнем предательстве.

— Почему же вчера ты на меня настучала? — мрачно спросил он.

— Ты дурак? — искренне удивилась Анастасийка. — Так положено! Ты что, обиделся? Маленький, что ли? Это же всё как бы понарошку! Разные там пионерские собрания, флаги, звездочки, галстуки — они все понарошку!

— Ничего себе «понарошку»! — чуть не рассердился Валерка. — А гномики, чёртики, «откровенники» — по-настоящему, да?

— Конечно, по-настоящему! — убежденно заявила Анастасийка.

Фрагмент романа Алексея Иванова «Пищеблок»

2.Л. Пантелеев, Григорий Белых «Республика ШКИД»

Петроград, опустошенный двумя революциями и гражданской войной. Нищета, болезни, голод и бандитизм собирали свою жатву, и многие дети и подростки оказались на улицах, где становились беспризорниками и гибли или присоединялись к шайкам разбойников и оборванцев.

Для борьбы с этим недопустимым в социалистическом обществе явлением создаются детприемники и спецшколы, одна из которых, Школа социально-трудового воспитания имени Достоевского (ШкИД) и выведена в этом романе. Перед глазами проходит череда наглых и невоспитанных, но ярких и харизматичных подростков, многие из которых благодаря Шкиде смогли стать честными и достойными людьми, учителей-«халдеев», многие из которых не могут или не хотят справляться с буйством бывших беспризорников, а один из преподавателей оказывается бывшим белогвардейским офицером, и когда это вскрывается, отношение учеников резко меняется, несмотра на то, что до этого он пользовался большим уважением. Больше он не преподает, и судьба его, скорее всего, оказалась незавидной.

Директор школы по прозвищу Викниксор же горит желанием организовать не просто школу, а маленькую республику со своим гимном и гербом. Как и любое настоящее государство, маленькую, но гордую республику потрясают революции, реформы, забастовки и государственные расколы, одно время даже организуется несколько десятков независимых печатных изданий.

Многие выпускники находят свое место в обществе-кто-то стал журналистом, кто-то педагогом, кто-то агрономом, ведь, по словам одного из учеников Цыгана «Шкида хоть кого изменит».

«Влюбленных было легко распознать. Они были смирны, не бузили, все попадали в первый или второй разряд и все стали необычайно чистоплотны.»
«Хороший педагог - обычно хороший дипломат. Он рассчитывает и обдумывает, когда можно записать или наказать, а когда и не следует»

3.Алексей Иванов «Географ глобус пропил»

От рожденных революцией страстей отправимся в начало 90х годов к Виктору Сергеевичу Служкину, волею судеб ставшему учителем географии у девятых классов пермской школы.

Личная жизнь у Служкина не клеится, жена начинает роман с другом детства, живущим неподалеку, в любовный многоугольник втягивается все больше людей.

Ученики же им самим характеризуются как «красная профессура» из 9а, именно там учится Маша Большакова,к которой Служкин все больше неравнодушен, 9б-«отцы», с которыми учитель поддерживает приятельские отношения, и «зондеркоманда»-9в, лодыри и раздолбаи во главе с неуправляемым «трудным подростком» Градусовым.

Виктор Сергеевич отправляется с «отцами» в новогодний поход, а затем, увлекшись школьными рассказами о своих водных сплавах, весной организует именно такой поход, куда по стечению обстоятельств попадают Маша и Градусов. Поход проходит не по плану, участники проходят множество трудностей, а те, кто еще недавно казались неисправимыми «козлищами», проявляют лучшие человеческие качества. Все в итоге заканчивается благополучно, но станет ли жизнь Служкина, яркого представителя «потерянного поколения», счастливой, или «лучезарная пустыня одиночества» так и поглотит его в своей бескрайней безнадеге?

Отдельный респект автору от жителей Урала-многие наверняка узнают родные места и названия, что неудивительно, ведь сам Иванов уралец, и действие многих его книг происходит в родных местах.

«Отцы замолчали, задумчиво глядя в огонь. Молчал и Служкин. Стояла новогодняя ночь с открытыми, всепонимающими глазами -- сфинкс среди северных снегов. Это было время негатива, когда белая земля светлее, чище и больше черного неба. Приемник свистел, шипел, булькал, словно торопился сказать людям что-то важное, нужное. Земля летела сквозь таинственные радиопояса вселенной, и холод мироздания лизал ее круглые бока. Тонкие копья вечной тишины хрустальными остриями глядели в далекое, узорчато заиндевевшее небо. Искры бежали по невидимым дугам меридианов над головой, а из-за горизонта тянулся неслышный звон качающихся полюсов. Дым от костра сливался с Млечным Путем, и казалось, что костер дымит звездами.
- Время,-сказал Служкин и снова шевельнул шкалу настройки.
Гулкая тишина в динамике замаялась, заныла, и вдруг как камень в омут ахнул первый удар колокола. Следом за ним перезвоном рассыпались другие колокола, словно по ступенькам, подскакивая, покатилось ведро. Вслед за последним звуком жуткое молчание стянуло нервы в узел, и вот, каясь, чугунным лбом в ледяную плиту врезался главный колокол и начал бить поклоны так, что шевельнулись волосы, и каждому стало больно его нечеловеческой мукой. Служкин встал, и отцы поднялись на ноги. Губы подрагивали, отсчитывая удары.
Дюжина.
-С Новым годом,-сказал Служкин.
-С новым счастьем,-нестройно отозвались отцы, сдвигая кружки.
И бряканье этих кружек было трогательным провинциальным отголоском державного грома кремлевских курантов.»

3.Дж. Роулинг «Гарри Поттер и философский камень»

Эту книгу определенно не нужно никому представлять, в свое время приключения мальчика, живущего у нерадивых опекунов, и оказавшегося волшебником, стали сверхпопулярными, целое поколение читателей росло вместе с героем, с нетерпением ожидая выхода новой части волшебной эпопеи. Но именно первую книгу мы любим именно за то, что была первой, и внесла дыхание волшебства в повседневную рутину. Тысячи детей по всему миру мечтали о письме из школы волшебников, да и некоторые взрослые наверняка до сих пор поглядывают в окно-вдруг сова просто заблудилась, и увесистый конверт с сургучной печатью все же приземлится на подоконник?

«С этого момента Гермиона Грэйнджер стала их другом. Есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией. И победа над четырехметровым горным троллем, несомненно, относится к таким событиям.»

В жизнь провинциального учителя физики Алексея Палыча Мухина и его приятеля-шестиклассника Бориса врывается Непонятное, а именно во время олного из вечерних экспериментов в физической лаборатории, которая является их небольшим хобби (нет, мет они там не варят) происходит вспышка, которую они поначалу посчитали коротким замыканием. К сожалению (а может, к счастью), все оказалось несколько сложнее-в лаборатории обнаруживается младенец, лишенный пупка и обладающий голубоватой кожей. Ребенок умен не возрасту, кроме того, он крайне быстро растет. Периодически он «подключается», как он сам это называет, и ведет умные беседы со своими нечаянными опекунами, в которых прямо говорит что является посланником инопланетной цивилизации. "Подключения» длятся недолго, и в остальное время Феликс, как называют его Алексей Палыч и Борис, не имеет ни малейшего понятия об окружающем мире и его реалиях, что приводит ко множеству курьезных ситуаций.

Прекрасный язык, тонкий юмор и нелинейное повествование делают эту книгу обязательной к прочтению, особенно если вы уже читали «Шел по городу волшебник» и «Борька, я и Невидимка».

«Итак, грибы — это прекрасно. Прекрасно для всех, кроме того, кто их выращивает, — для самого леса. Один весьма иностранный ученый писал, что растения (как и животные) вроде бы что-то немного соображают: узнают людей, которые скручивают им стебли, надрезают ножом или подносят к листьям горящую спичку. Ученый этот или сильно заблуждается, или просто такой у него научный юмор. Лес не соображает ничего. Если бы у леса хоть что-нибудь было в голове, то он отдал бы людям все свои грибы сразу, в один день, чтобы от него отвязались. «
«У них, может, кругом шпионы. А может, все на Земле — шпионы, одни мы с вами нормальные?»

5. Стивен Кинг «Ярость» (под псевдонимом Ричард Бахман)

В один не самый прекрасный день простой американский школьник Чарли Деккер достает из школьного шкафчика револьвер и патроны, поджигает лежащие в шкафчике вещи и берет в заложники свой класс, застрелив двух учителей. Несколько часов он ведет беседы с одноклассниками, обсуждая насущные для подростков проблемы, будто ничего и не случилось. Единственный ученик Тед Джонс, являющийся школьным красавчиком и потенциально успешным человеком в будущем, некий антипод главного героя, вставший в оппозицию к Чарли, не встречает одобрения со стороны остальных, и впоследствии был избит остальными школьниками.

Что же заставило Чарли так поступить? Непонимание окружающими? Отец-тиран, презирающий сына и не оставляющий попыток «сделать из него мужчину»? Или же это просто подростковый бунт от скуки?

Книга была написана в 1977 году, еще до событий Колумбайна и других расстрелов школьников и учителей, но остается актуальной до сих пор, тем более что волна «школьных стрелков» докатилась и до России. Можно сколько угодно обвинять в таких инцидентах компьютерные игры, боевики, аниме, но, может быть, виноваты те, кто был равнодушен к подростковым проблемам, пока не случилось страшное?

«Когда тебе 5 лет и тебе больно, ты поднимаешь крик на весь мир. В 10 ты хнычешь. А к 15 начинаешь есть запретные яблоки, которые растут на дереве боли твоей души. Таков уж западный путь развития. Ты начинаешь зажимать рот руками, чтобы заглушить крики. Кровит у тебя внутри.»
«Может, он забыл, а может, и не знал, что маленькие мальчики вырастают, помня каждый удар и каждое злое слово, что они вырастают с желанием сожрать родителей заживо.»