У меня сегодня юбилей
Прототипом былинного героя считается воин и монах Илия, чудотворец Муромский, живший в XII веке во время княжения Владимира Мономаха. Ратные подвиги Ильи окутаны легендами, а в конце жизни он принял монашество и упокоился в Киево-Печерской лавре.
Жизнеописание
Историки до сих пор спорят, кто был прообразом былинного героя. По легенде, им стал силач Чобитько, одержавший немало воинских побед. Так, например, однажды он перебил врагов сапогом за неимением лучшего оружия — за что получил в народе прозвище «Чоботок», то есть «Сапожок».
После очередного тяжелого ранения богатырь принял постриг в Феодосиевом монастыре, став иноком, а впоследствии был канонизирован. Предполагают, что Илья погиб при взятии Киева князем Рюриком Ростиславичем, когда войска половцев разгромили лавру.
В 1988 году экспертизу мощей святого провела специальная комиссия Минздрава. Исследователи выяснили: преподобный страдал заболеванием позвоночника, а тело его покрывали следы многочисленных ранений. Смерть, как считают, наступила от удара копья или меча в грудь, сквозь прикрывавшую ее левую руку.
Именно таким — с одной пронзенной ладонью, а другой сложенной для крестного знамения — описывает Муромца в 1701 году настоятель собора Василия Блаженного
отец Иоанн Лукьянов. В своем «Путешествии в Святую землю» он замечает: «Глубоко символично, что левая рука его свидетельствует о служении воина, а правая — о молитвенном подвиге».
Былинная биография
В былинах череда героических событий поджидала Илью после 30-летия, а до этого времени он страдал: «не владел» ни руками, ни ногами. Существует гипотеза, что это было редкое гормональное заболевание, спровоцировавшее в том числе и физические габариты богатыря. Однажды он, как обычно, сидел дома на печи, когда в ворота ему постучали странники и попросили впустить их. Илья встал, открыл двери — и только тут осознал, что исцелен. С этого момента началась жизнь, полная испытаний: встреча с самым древним русским богатырем — великаном Святогором, поездка к «камене неподвижному» за оружием и доспехами и подвиги на благо родной земли.
Упоминают Муромца даже европейские легенды. Например, в германских эпических поэмах ХIII века представлен он витязем Ильей Русским — княжеского рода и небывалой силы. Ilian von Riuzen помогает правителю Гарды добыть невесту и тоскует по Родине, по оставшимся на Руси жене и детям.
«Велик и разнообразен почтенный сонм витязей, собравшихся вокруг великого князя Киевского Владимира, все они выражают многие стороны русского духа. Но могущественнее их всех избранник народа русского Илия Муромец…»
Историк и лингвист Константин Аксаков
Русская былина в стихах «Илья Муромец и Соловей Разбойник»
Как на Муромской земле,
В Карачарове-селе
Жил-был молодец убогий,
Встать не могущий на ноги.
Он на печке тридцать лет
Просидел, как старый дед.
Было молодцу обидно,
На других смотреть завидно.
Да что сделаешь, коль Бог
Не пускает за порог.
Так и жил Илья, вздыхая,
Днем и ночью отдыхая,
Никаких не делал дел,
Лишь в окошечко глядел,
Не появится ль прохожий.
Глядь, калика перехожий.
Увидал он молодца,
Стал кричать ему с крыльца:
«Принеси мне из криницы
Ключевой воды напиться!»
А Илья ему в ответ:
«Не хожу я тридцать лет!
Грех смеяться над убогим,
Встать не могущим на ноги!
Коль ты добрый человек,
Постыдись дразнить калек!»
Говорит ему калика:
«Это горе не велико.
Ты на печке не сиди,
Встань на ноги и иди!
Я же отдохну покуда!»
Молвил, и случилось чудо:
Встал Ильюша и пошёл,
Да так ладно-хорошо,
Будто так всегда и было.
А потом воды испил он –
Опрокинул на ура
Чашу в полтора ведра!
И обрёл такую силу,
Что земля и не носила –
Попытался он шагнуть
Провалился аж по грудь.
Покачал главой калика:
«Слишком силушка велика!
Чтобы не было беды,
Вот, испей еще воды!»
Как ведро воды испил он,
Так полсилушки убыло.
И Илью-богатыря
Вновь смогла носить земля.
Низко кланялся Ильюша,
Наставленья старца слушал.
Тот сказал: «Пора пришла
Укорот дать силам зла –
За святую Русь вступиться
И с ее врагами биться.
Вижу я судьбу твою:
Не погибнешь ты в бою.
Всех, кого не пожалеешь,
Непременно одолеешь!
Но не поднимай меча,
Не подумав, сгоряча.
Не щади орд басурманских,
Не губи душ христианских.
Помни крепко мой наказ!»
И калика скрылся с глаз.
А Илья решил: «Мне нужно,
Поступить к царю на службу.
Но быть надо дураком,
Чтоб идти к царю пешком.
И одерживать победы
Не на печке ж я не поеду.
Говорят, конь в мире есть,
От него глаз не отвесть –
Грива по ветру, как знамя,
Из ноздрей то дым, то пламя!
Как он по полю бежит,
Так под ним земля дрожит!
И его на белом свете
Не обгонит даже ветер!»
Как позвать коня, секрет,
Знал еще Ильюшин дед!
Стал он кликать: «Сивка-Бурка,
Дивна вещая каурка!
Ну-ка встань передо мной,
Словно лист перед травой!»
Конь приплелся старый, тощий,
Не скакун – сплошные мощи.
Как Илья садится стал,
На колени конь упал.
Начал богатырь браниться:
«Ну, куда это годится?
Али ты идти не мошь?
Али ты нести не хошь?
Волчья сыть! Пенёк корявый!
Травяной мешок дырявый!
Поднимайся, говорю,
И вези меня к царю!»
Конь был не простой, а вещий –
Молвил он по-человечьи:
«Ты, Илья, меня прости,
Мочи нет тебя нести.
Я сто лет стоял в конюшне,
Мне набраться силы нужно.
Отпусти пастись меня
В чисто поле на три дня.
А потом не в долг, а в дружбу
Сослужу тебе я службу!»
Отпустил его Илья.
Пасся старый конь три дня
На лугу на монастырском
И конем стал богатырским –
Как он по полю бежит,
Так под ним земля дрожит,
Грива по ветру, как знамя,
Из ноздрей то дым, то пламя!
Конь с богатырем Ильей
Взвился птицей над землей –
Как обычные заборы,
Перескакивает горы
И дремучие леса.
Вот так дива-чудеса!
Прискакал Илья к распутью,
Думать стал: «Куда свернуть мне?
Коль прямым путем пойти,
До столицы день пути.
Но там черт сломает ногу –
Заколдобела дорога,
Замуравела зело,
Будто двадцать лет прошло,
Как ходил по ней не леший,
А люд конный или пеший.
Но и путь в обход не прост –
Крюк на десять тысяч вёрст.
Добираться до столицы
Тем путем две-три седьмицы.
Но все едут по нему
Непонятно почему!»
Говорит ему конь вещий:
«На дороге прямоезжей
На сыром дубу сидит,
Во все стороны глядит
Соловей Разбойник млад.
Он во всём и виноват –
Свищет свистом он великим
И рычит звериным рыком.
Засвистит, речёт молва,
Лес ложится, как трава,
Облетают все листочки,
Осыпаются цветочки.
А кто слышал посвист тот,
Бездыханным упадет!
Вот желающих и нету
Ехать по дороге этой.
Да и нам, Илья, с тобой
Лучше ехать бы по той!»
Богатырь ему ответил:
«Коль есть зло на белом свете,
Должен я его найти
И под корень извести.
Мне пообещал калика
Много подвигов великих.
Он сказал, я смерть свою
Не найду в честном бою.
Всех, кого не пожалею,
Непременно одолею!
Отступать я не привык,
Так что едем напрямик!»
Конь с богатырем Ильею
Снова взвился над землею,
Скачет выше горных круч,
Выше облак, выше туч!
Ехал и приехал вскоре
Богатырь во чисто поле.
Видит, на дубу сидит,
Во все стороны глядит
Соловей Разбойник. Он,
Взять решив Илью в полон,
Свистом засвистел великим,
Зарычал звериным рыком.
Правду говорит молва,
Лес улегся, как трава,
Облетели все листочки,
Все осыпались цветочки,
Вихрь пронесся над землёй,
Конь споткнулся под Ильей.
Начал богатырь браниться,
На добра коня сердиться:
«Али ты идти не мошь?
Али ты нести не хошь?
Волчья сыть! Пенек корявый!
Травяной мешок дырявый!
Что назёмной кучей встал?
Что скакать ты перестал?
Свист не слышал соловьиный?
Рык не слышал ты звериный?
Как возьму я в руки плеть,
Так задумаешься впредь!»
А у Сивки от натуги
Чуть не лопнули подпруги.
Тут Илья лук натянул,
И в разбойника стрельнул,
Целясь аккурат в глазницу,
Выбил око со косицей.
С дуба Соловей упал.
Богатырь его связал
Шёлковой веревкой прочной,
К праву стремю приторочил,
И, чтоб он свистеть не мог,
В рот ему засунул мох,
А потом повез в столицу,
Пусть честной народ дивится
На гостинец для царя
От Ильи-богатыря!
Сталось, проезжал он мимо
Тех гнездовий соловьиных,
Где разбойника жена
Вдаль смотрела из окна.
Видит, кто-то полем скачет.
Стала думать: «Не иначе
Едет муж мой на коне
И везет подарок мне!»
А подъехал всадник ближе,
Обомлела: «Что я вижу,
Едет на коне не муж,
А мужик сердит и дюж!
А Соловушка мой связан,
К стремени его привязан!
Надо мужа выручать!»
Вышла, стала привечать:
«Богатырь сильно могучий!
Ты Соловушку не мучай,
Понапрасну не губи,
Головы с плеч не руби!
У него на каждой ветке
Плачут маленькие детки.
Ты уж их не сироти.
Соловейку отпусти!
Дам тебе за это злата,
И устрою пир богатый!»
Отвечал на то Илья:
«Не прощу злодея я!
Душегуба-басурмана
Я за мзду щадить не стану!
А сокровища твои
Все испачканы в крови
Христианских душ невинных,
И добыт хлеб соловьиный
Не трудами в сто потов,
А слезой сирот и вдов.
Соловья свезу в столицу,
Пусть честной народ дивится.
Там царь-батюшка решит,
Жить ему или не жить!»
Так сказал, и конь с Ильею
Взвился птицей над землею,
Скачет выше горных круч,
Выше облак, выше туч!
Долго ль, коротко ль он мчался,
Но ни с кем не повстречался.
А к вечере аккурат
Он приехал в стольный град.
Видит, здесь живут богато:
Всюду камены палаты,
Расписные терема
Да людишек разных тьма.
Вкруг Ильи народ толпится,
Рты разинувши, дивится,
Что за славный богатырь –
Сажени четыре вширь?!
А под ним конь Сивка-Бурка –
Дивна вещая каурка,
Как он по полю бежит,
Так под ним земля дрожит,
Грива по ветру, как знамя,
Из ноздрей то дым, то пламя!
Обойди хоть целый свет,
Но нигде такого нет!
А Илья, знай, едет скоком
Вдоль по улице широкой,
Прямо к царскому дворцу,
К золоченому крыльцу.
Царь снаружи шум услышал,
Из палат высоких вышел,
Говорит: «Ты кто таков?
Из бояр иль мужиков?
Где на белый свет родился?
Как в столице очутился?»
Отвечал царю Илья:
«Богатырь великий я!
Нет мне в целом свете равных!
Ты меня, царь православный,
В честь родительской земли,
Ильей Муромцем зови!
Я решил не в долг, а в дружбу
Поступить к тебе на службу.
Утром выехал и вот
У твоих стою ворот!»
Не поверил царь-надёжа:
«Ах ты, шельмовская рожа!
Если будешь врать царю,
В погребах тебя сгною!
Это знает каждый здешний,
На дороге прямоезжей
На сыром дубу сидит,
Во все стороны глядит
Соловей Разбойник млад,
Басурманский супостат!
Свищет свистом он великим
И рычит звериным рыком.
Засвистит, речёт молва,
Лес ложится, как трава,
Облетают все листочки,
Осыпаются цветочки.
А кто слышал посвист тот,
Бездыханным упадет!
В тех краях и волк не рыщет,
Ворон падали не ищет,
А ты хвалишься, что сам
Побывал сегодня там!»
Отвечал Илья на это:
«Соловья там больше нету,
Я тугой лук натянул,
И в разбойника стрельнул,
Целясь аккурат в глазницу,
Выбил око со косицей.
С дуба Соловей упал.
Крепко я его связал
Шелковой веревкой прочной,
К праву стремю приторочил,
А, чтоб он свистеть не мог,
В рот ему засунул мох.
Вот, привез его в столицу.
Можешь лично убедиться
И судьбу его решить –
Жить ему или не жить!»
Царь во двор с крыльца спустился,
На разбойника дивился,
Говорит: «Эй, Соловей!
Для потехи для моей
Свистом засвищи великим,
Зарычи звериным рыком!»
Вынул кляп он, но бандит
Не рычит и не свистит.
На разбойника царь злится.
А злодей над ним глумится:
«Раз не ты мне вышиб глаз,
Так не ты мне и указ!
Лишь Илью я буду слушать!»
Начал царь просить: «Ильюша!
Прикажи, чтоб Соловей
Для потехи для моей
Свистом засвистел великим,
Зарычал звериным рыком!»
«Ладно! – говорит Илья, –
Соловей, потешь царя!
Свистни в половину силы,
Чтоб людишек не побило!»
Но Разбойник Соловей,
Одихмантьевских кровей,
Свистом засвистел великим,
Зарычал звериным рыком,
Что есть мочи, что есть сил –
Тьму народу покосил,
Погубил невинны души,
Терема-дворцы разрушил.
Хорошо, успел Илья
Заслонить собой царя.
Тот лишь чудом жив остался.
Соловей сбежать пытался,
Но Илья взял острый меч,
Стал разбойника им сечь,
Без пощады, не жалея.
Вжик! – и богатырь злодею
Буйну голову срубил,
Чтоб он больше не губил
Душ невинных христианских
И палат не рушил царских.
Царь Илью благодарил,
Златом-серебром дарил,
Взял его к себе на службу,
С ним завел велику дружбу.
Тут и сказочке конец,
А кто слушал – молодец!
Написать автору: olesya--emelyanova@ya.ru
Анекдот1
Скачет Илья Муромец по пустыне, устал, силы на исходе, видит вдали оазис, вода и еда, и там же Змей Горыныч сидит. Илья Муромец достал свой меч и в бой с Змей Горынычем, бьётся два дня и две ночи с ним в жестоком бою, на третий день Змей Горыныч спрашивает у Богатыря, да что ж тебе надо от меня?
— Да пить я хочу!!!!!!
— Да пей, хули ты доебался-то?!
Анегдод
Едет Илья Муромец по дороге навстречу приключениям. Доехал до развилки, видит камень. На камне написано: "Направо поедешь - коня потеряешь, прямо поедешь - сам потеряешься, налево поедешь - мудаком станешь". Подумал Илья, что жалко и коня, и себя, а мудаком он как-нибудь проживет, да и не факт, что мудаком обязательно станет.
Едет-едет. Вечереет. Доехал до избушки, а там Баба-Яга. Покормила, попоила, баньку растопила. И говорит Муромцу: "Илюша, можешь спать лечь со мной, можешь с моей дочкой, а можешь на сеновале заночевать."
Илья думает: "Какая же страшная эта Яга, дочка у нее поди такая же". И пошел на сеновал.
Утром просыпается, идет к колодцу, а там девушка красы неписаной, улыбается ему.
Илья говорит ей: "Кто ты, красавица?"
Девушка, улыбаясь: "Я дочка Бабы-Яги, а ты кто?"
Илья, потерявшись: "А я.... я мудак!"
Андрей Лызлов о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче
Андрей Иванович Лызлов (1655 — около 1697) —русский историк и переводчик, из служилых дворян. С 1676 г. — стольник, участник Крымских (1687 и 1689 гг.) и Азовских (1695-1696 гг.) походов. В 1692 г. закончил работу над «Скифской историей. При создании «Скифской истории» Лызлов использовал широкий круг русских и иностранных источников и исторические сочинения (летописи, хронографы, разрядные книги, польско-литовские хроники, сочинения латино-итальянских и других авторов). Книга в печатном виде появлялась всего трижды — в 1776 г. в Санкт-Петербурге вышло первое издание, в 1787 г. в Москве — второе. Третье появилось лишь в 1990 г. тиражом в пять тысяч экземпляров.
В наши же европские страны пришествие сих незваных гостей [татар] знаменовала и яко бы провозвещала великая и необычная комета, являшаяся лета от Сотворения Мира 6719, а от воплощения Слова божия 1211 месяца мая, и осмь-на-десять дней пребывала, на востоке Солнца к половцам и к странам Российским хвост обращающи...
Того ради россияне, видящие общее бедство, не приняли татарских послов [1223 г.], советующих им, дабы в ту войну не вступали и половцам, вечным своим супостатом, не помогали...
И всей землею и Чорным морем от Ачакова, а также реками Волгою, Доном, Ворсклом и Днепром и с Богом на помощь половцам пришли с воинством [русские князья].
...На той-то брани между бесчисленными российскими воинствами убиены были славные богатыри и знаменитые победоносцы Добрыня Золотой Пояс и Александр Попович со слугою своим Торопом, и иных славных богатырей российских много.
О существовании былинного Добрыни Никитича (Рязанца) известно из русских летописей. Добрыня Золотой Пояс родился в Старой Рязани в купеческой семье. Его отец – Никита Романович. Своё прозвище Золотой Пояс Добрыня получил, вероятно, от профессии своего отца. Богатые русские купцы в немецких хрониках именуются «золотыми поясами». Добрыня находился на службе у ростовского князя Константина Всеволодовича, сына Всеволода Большое Гнездо. Историческим же прототипом Алёши Поповича послужил, как предполагается, ростовский боярин Александр (Олеша) Попович.
В битве на реке Калке или Калкаце в 1223 году, как говорится в Тверской летописи, погибли 72 богатыря, в том числе Добрыня Никитич и Александр (Алёша) Попович: «Убиша же на том бою: и Александра Поповичя, и слугу его Торопа, и Добрыню Рязаничя Златаго Пояса, и седмьдесят великих и храбрых богатырей». Тогда летописец с горечью отметил: «С той поры перевелись богатыри на Руси».
В XVI – начала XIX вв. не сомневались в том, что и Илья Муромец тоже реальный воин, служивший киевскому князю. Между тем русские летописи не упоминают его имени. Зато он является главным действующим лицом не только былин, но и германских эпических поэм XIIIв - "Сага о Тидреке Бернском" и "Ортнит". В них он представлен могучим витязем, княжеского рода Ильей Русским. Некоторыми исследователями отождествляется со святым Илией Печерским Чеботком, мощи которого покоятся в Киево-Печерской лавре.В 1988 году межведомственная комиссия провела экспертизу мощей Илии. Исследования мощей показали, что это был крупный человек и имел рост около 177 см (высокий рост для средневековья). У него обнаружены признаки заболевания позвоночника (былинный Илья от рождения и до 33 лет был парализован). Причиной смерти послужил, вероятно, удар острого орудия (копья или меча) в грудь, сквозь прикрывавшую грудь левую руку. Смерть наступила в возрасте около 40—45 лет. Возможно, это произошло в январе 1203 года, во время разорения Киева и Киево-Печерской лавры русско-половецкой ратью князя Рюрика Ростиславича.





