С тех пор зачали они жалеть и беречь козла пуще себя, зачали за ним ухаживать, да и сами-то поправились - лучше быть не может. Старик позабыл, как и лапти-то плетут. Живут себе, поживают, никакого горя не знают.
Вот через некоторое время козёл захворал и издох. Стал старик советоваться со старухою, что делать:
- Коли выбросить козла собакам, так нам за это будет перед богом и людьми грешно, потому что всё счастье наше мы через козла получили. А лучше пойду я к попу и попрошу похоронить козла по-христиански, как и других покойников хоронят.
Собрался старик, пришёл к попу и кланяется!
- Здорово, свет! Что скажешь?
- А вот, батюшка, пришёл к твоей милости с просьбою, у меня на дому случилось большое несчастье: козёл помер. Пришел звать тебя на похороны.
Как услышал поп такие речи, крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе.
- Ах, ты, окаянный, что выдумал - вонючего козла хоронить!
- Да ведь этот козёл, батюшка, был совсем-таки православной; он отказал тебе двести рублей.
- Послушай, старый хрен! - сказал поп.- Я тебя не за то бью, что зовёшь козла хоронить, а зачем ты по сию пору не дал мне знать о его кончине: может, он у тебя уж давно помер.
Взял поп с мужика двести рублей и говорит:
- Ну, ступай же скорее к отцу дьякону, скажи, чтобы приготовлялся; сейчас пойдём козла хоронить.
Приходит старик к дьякону и просит:
- Потрудись, отец дьякон, приходи ко мне в дом на вынос.
- Да вы знавали моего козла, он-то и помер!
Как начал дьякон хлестать его с уха на ухо!
- Не бей меня, отец дьякон! — говорит старик, — ведь козёл-то был, почитай, совсем православной; как умирал, тебе сто рублей отказал за погребение.
- Эка ты, стар да глуп! - сказал дьякон. - Что ж ты давно не известил меня о его преславной кончине; ступай скорее к дьячку: пущай прозвонит по козловой душе!
Прибегает старик к дьячку и просит:
- Ступай, прозвони по козловой душе.
И дьячок рассердился, начал старика за бороду трепать.
- Отпусти, пожалуй, ведь козёл-то был православной, он тебе за похороны пятьдесят рублей отказал!
- Что же ты до этих пор копаешься! Надобно было пораньше сказать мне, следовало бы давно прозвонить!
Бросился дьячок на колокольню и начал валять во все колокола. Пришли к старику поп и дьякон и стали похороны отправлять; положили козла во гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу.
Про то дело стали говорить промеж себя прихожане, и дошло до архиерея, что-де поп козла похоронил по-христиански. Потребовал архиерей к себе на расправу старика с попом:
- Как вы смели похоронить козла? Ах вы, безбожники!
- Да ведь этот козёл, - говорит старик, - совсем был не такой, как другие козлы; он перед смертью отказал вашему преосвященству тысячу рублей.
- Эка ты глупый старик! Я не за то сужу тебя, что козла похоронил, а зачем ты его заживо маслом не соборовал (соборование - совершение над тяжелобольным обряда миропомазания)!
Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.
В одной деревушке жили два мужика, два родные брата. Один был бедный, другой богатый.
Богач переехал на житьё в город, выстроил себе большой дом и записался в купцы, а у бедного иной раз нет ни куска хлеба, а ребятишки - мал мала меньше - плачут да есть просят. С утра до вечера бьётся мужик как рыба об лёд, а всё ничего нет.
Говорит он как то своей жене:
- Дай-ка, пойду в город, попрошу у брата: не поможет ли чем?
- Ах, братец родимый! Помоги сколько-нибудь моему горю: жена и дети без хлеба сидят, по целым дням голодают.
- Проработай у меня эту неделю, тогда и помогу!
Что делать? Принялся бедный за работу: и двор чистит, и лошадей холит, и воду возит, и дрова рубит. Через неделю даёт ему богатый одну ковригу хлеба:
- И за то спасибо! — сказал бедный. Поклонился и хотел было домой идти.
- Постой! Приходи-ка завтра ко мне в гости и жену приводи: ведь завтра мои именины.
- Эх, братец, куда мне? Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах, а я в лаптях хожу да в худеньком сером кафтанишке.
- Ничего, приходи! И тебе будет место.
Воротился бедный домой, отдал жене ковригу и говорит:
- Слушай, жена! На завтре нас с тобой в гости звали.
- Как — в гости? Кто звал?
- Брат; он завтра именинник.
Наутро встали и пошли в город. Пришли к богатому, поздравили его и уселись на лавку. За столом уж много именитых гостей сидело. Всех их угощает хозяин на славу, а про бедного брата и его жену и думать забыл - ничего им не даёт; они сидят да только посматривают, как другие пьют да едят.
Кончился обед; стали гости из-за стола вылезать да хозяина с хозяюшкой благодарить, и бедный тоже - поднялся с лавки и кланяется брату в пояс. Гости поехали домой пьяные, весёлые, шумят, песни поют.
А бедный идёт назад с пустым брюхом.
- Давай-ка,- говорит жене,- и мы запоём песню!
- Эх ты, дурак! Люди поют оттого, что сладко поели да много выпили. А ты с чего петь вздумал?
- Ну, всё-таки у брата на именинах был, без песен мне стыдно идти. Как я запою, так всякий подумает, что и меня угостили...
- Ну, пой, коли хочешь, а я не стану!
Мужик запел песню, и послышалось ему два голоса; он перестал и спрашивает жену:
- Это ты мне подсобляла петь тоненьким голоском?
- Что с тобой? Я вовсе и не думала.
- Не знаю! - сказала баба. - А ну, запой, я послушаю.
Он опять запел; поёт-то один, а слышно два голоса, остановился и спрашивает:
- Это ты, Горе, мне петь пособляешь?
- Да, хозяин! Это я пособляю.
- Ну, Горе, пойдём с нами вместе.
- Пойдём, хозяин! Я теперь от тебя не отстану.
Пришёл мужик домой, а Горе зовёт его в кабак. Тот говорит:
- Ох ты, мужичок! Да на что тебе деньги? Видишь, на тебе полушубок надет, а на что он? Скоро лето будет, всё равно носить не станешь! Пойдём в кабак, да полушубок побоку…
Мужик и Горе пошли в кабак и пропили полушубок. На другой день Горе заохало, с похмелья голова болит, и опять зовёт хозяина винца испить.
- Денег нет, - говорит мужик.
- Да на что нам деньги? Возьми сани да телегу - с нас и довольно!
Нечего делать, не отбиться мужику от Горя: взял он сани и телегу, потащил в кабак и пропил вместе с Горем.
Наутро Горе ещё больше заохало, зовет хозяина опохмелиться; мужик пропил и борону и соху.
Месяца не прошло, как он всё спустил; даже избу свою соседу заложил, а деньги в кабак снёс.
Горе опять пристаёт к нему:
- Пойдём да пойдем в кабак!
- Нет, Горе! Воля твоя, а больше тащить нечего.
Как нечего? У твоей жены два сарафана: один оставь, а другой пропить надобно.
Мужик взял сарафан, пропил и думает:
- Вот когда чист! Ни кола, ни двора, ни на себе, ни на жене!
Поутру проснулось Горе, видит, что у мужика нечего больше взять, и говорит:
- А вот что: ступай к соседу, попроси у него пару волов с телегою.
- Дай, - просит, - на времечко пару волов с телегою, я на тебя хоть неделю за то проработаю.
- В лес за дровами съездить.
- Ну, возьми, только не велик воз накладывай.
Привел пару волов, сел вместе с Горем на телегу и поехал в чистое поле.
- Хозяин, - спрашивает Горе, - знаешь ли ты на этом поле большой камень?
- А когда знаешь, поезжай прямо к нему.
Приехали они на то место, остановились и вылезли из телеги.
Горе велит мужику поднимать камень. Мужик поднимает, Горе пособляет. Подняли камень, а под ним яма - полна золотом насыпана.
- Ну, что глядишь? - сказывает Горе мужику. - Таскай скорей в телегу.
Мужик принялся за работу и насыпал телегу золотом, всё из ямы повыбрал до последнего червонца; видит, что уж больше ничего не осталось, и говорит:
- Посмотри-ка, Горе, никак, там ещё деньги остались?
- Да вон в углу светятся!
- Полезай в яму, так и увидишь.
Горе полезло в яму. Только что опустилось туда, а мужик и накрыл его камнем.
- Вот этак-то лучше будет! - сказал мужик. - Не то коли взять тебя с собою, так ты, Горе горемычное, хоть не скоро, а всё же пропьёшь и эти деньги!
Приехал мужик домой, свалил деньги в подвал, волов отвёл к соседу и стал думать, как бы себя устроить. Купил лесу, выстроил большие хоромы и зажил вдвое богаче своего брата.
Долго ли, коротко ли - поехал он в город просить своего брата с женой к себе на именины.
- Вот что выдумал! - сказал ему богатый брат. - У самого есть нечего, а ты ещё именины справляешь!
- Ну, когда-то было нечего есть, а теперь, слава богу, имею не меньше твоего, приезжай - увидишь.
На другой день богатый брат собрался с женой, и поехали на именины. Смотрят, а у бедного-то голыша хоромы новые, высокие, не у всякого купца такие есть! Мужик угостил их, употчевал всякими наедками, напоил всякими медами и винами. Спрашивает богатый у брата:
- Скажи, пожалуй, какими судьбами разбогател ты?
Мужик рассказал ему по чистой совести, как привязалось к нему Горе горемычное, как пропил он с Горем в кабаке всё своё добро до последней нитки: только и осталось, что душа в теле. Как Горе указало ему клад в чистом поле, как он забрал этот клад да от Горя избавился.
Завистно стало богатому: «Дай, думает, поеду в чистое поле, подниму камень да выпущу Горе - пусть оно дотла разорит брата, чтоб не смел передо мной своим богатством чваниться».
Отпустил свою жену домой, а сам в поле погнал. Подъехал к большому камню, своротил его в сторону и наклоняется посмотреть, что там под камнем? Не успел порядком головы нагнуть - а уж Горе выскочило и уселось ему на шею.
- А, - кричит, - ты хотел меня здесь уморить! Нет, теперь я от тебя ни за что не отстану.
- Послушай, Горе! - сказал купец. - Вовсе не я засадил тебя под камень…
- Это мой брат тебя засадил, а я нарочно пришёл, чтоб тебя выпустить.
- Нет, врёшь! Один раз обманул, в другой не обманешь!
Крепко насело Горе богатому купцу на шею; привёз он его домой, и пошло у него всё хозяйство вкривь да вкось. Горе уж с утра за своё принимается; каждый день зовёт купца опохмелиться; много добра в кабак ушло.
- Этак несходно жить! - думает про себя купец. - Кажись, довольно потешил я Горе, пора бы и расстаться с ним, да как?
Думал, думал и выдумал: пошёл на широкий двор, обтесал два дубовых клина, взял новое колесо и накрепко вбил клин с одного конца во втулку. Приходит к Горю:
- Что ты, Горе, всё на боку лежишь?
- А что ж мне больше делать?
- Что делать! Пойдём на двор в гулючки (прятки) играть.
А Горе и радо; вышли на двор. Сперва купец спрятался - Горе сейчас его нашло, после того черёд Горю прятаться.
- Ну, - говорит, - меня не скоро найдёшь! Я хоть в какую щель забьюсь!
- Куда тебе! - отвечает купец. - Ты в это колесо не влезешь, не то, что в щель!
- В колесо не влезу? Смотри-ка, ещё как спрячусь!
Влезло Горе в колесо; купец взял, да и с другого конца забил во втулку дубовый клин, поднял колесо и забросил его вместе с Горем в реку.
Горе потонуло, а купец стал жить по-старому, по-прежнему.
Когда поймали Пугача и засадили его в железную клетку, скованного по рукам и ногам в кандалы, чтобы везти в Москву, народ валом валил и на стоянки с ночлегами, и на дорогу, где должны были провозить Пугача. Взглянуть на него стекался не только простой народ, а ехали в каретах разные господа, в кибитках - купцы.
Захотелось также взглянуть на Пугача и Салтычихе. А Салтычиха эта была помещица злая-презлая, хотя и старуха, но здоровая, высокая, толстая и на вид грозная. Да как ей не быть было толстой и грозной: питалась она - страшно сказать - мясом грудных детей. Отберет от матерей, от своих крепостных, шестинедельных детей, под видом, что малютки мешают работать своим матерям, или другое там для виду наскажет,— господам кто осмелится перечить? И отвезут-де этих ребятишек куда-то в воспитательный дом, а на самом-то деле сама Салтычиха заколет ребенка, изжарит и съест.
Дело было под вечер. Остановился обоз с Пугачом на ночлег, приехала в то же село или деревню и Салтычиха: дай-де и я погляжу на разбойника-душегубца, не больно-де я из робких.
В народе шла молва, что когда к клетке подходил простой народ, то Пугач ничего не разговаривал, а если подходили баре, то сердился и ругался. Да оно и понятно: простой чёрный народ сожалел о нём, как жалеет о всяком преступнике, когда его поймают и везут к наказанию, - тогда как, покуда тот преступник ходил на воле и от его милости не было ни проходу пешему, ни проезду конному, готов был колья поднять. Сожалел по пословице: «лежачего не бьют». А дворяне более обращались к нему с укорами и бранью, что-де, разбойник и душегубец, попался!..
Подошла Салтычиха к клетке: лакеишки её раздвинули толпу.
- Что, попался, разбойник? - спросила она.
Пугач в ту пору задумавшись сидел, да как обернётся на зычный голос этой злодейки и, - богу одному известно, слышал ли он про неё, видел ли, или просто-напросто не понравилась она ему зверским выражением лица и своей тушей, - да как гаркнет на неё, застучал руками и ногами, кандалы загремели, глаза кровью налились: ну, прямо зверь, а не человек. Обмерла Салтычиха, насилу успели живую домой довезти.
Привезли её в именье, внесли в хоромы, стали спрашивать, что прикажет, а она уже без языка. Послали за попом; пришел батюшка; видит, что барыня уж не жилица на белом свете, исповедовал глухою исповедью; а вскоре Салтычиха и душу грешную богу отдала. А на её хоромы прилетели в это время два чёрные ворона…
Много лет спустя переделывали дом её и нашли в спальне потаённую западню, и в подполье сгнившие косточки.
В такую сказку народ переделал историю реально существовавшей садистки и серийной убийцы Дарьи Николаевны Салтыковой. Салтыкова рано овдовела (в 26 лет). До этого никаких садистских наклонностей за ней не замечали. Она была здоровой, дородной молодой женщиной. А после смерти мужа садистские наклонности начали проявляться. Современная психиатрия считает, что возможной причиной развития садистских наклонностей могло быть гистрионическое расстройство личности (расстройство личности, характеризующееся чрезмерным стремлением к вниманию окружающих, обычно начинающегося в раннем детстве, включая неуместное соблазнение и чрезмерное желание одобрения).
Принято считать, что Салтыкова виновна в смерти 75 человек (в основном, женщин и девушек).
Жила она в период царствования Екатерины II и была по повелению императрицы заключена за свою запредельную жестокость по отношению к собственным крепостным до конца жизни в полуподвальную камеру монастырской тюрьмы, через окно которой прохожие могли её видеть. Некоторые её даже дразнили, приводя в полное неистовство.