Айнея планировала переждать непогоду под деревом, но заполонившие все небо черные тучи убедили ее, что было бы неплохо проваливать домой. Она резво спустилась с камней и побежала в сторону леса. Передвигалась девушка в основном бегом, если никто не видел. Так быстрее и удобнее. Она добралась до тропинки и двинулась вниз по склону, к деревне. Если бы ее спросили, — «Как так получилось, что ты осталась жить у людей?» она бы не смогла ответить. Что-то удержало ее. Да и Анна Петровна практически сразу же перестала задавать ненужные, неудобные вопросы, оставив девушку в покое. Это потом уже Айнея поняла, почему. «Мне тебя бог послал за молитвы» — сказала женщина как-то раз, в порыве откровения. Выснилось, что нет у нее никаких внуков и внучек больше, как и дочери. Она их всех, к сожалению, пережила. Все, что осталось у Анны Петровны — фотоальбом с их фотографиями и летняя одежда. После такого Айнея все чаще отгоняла мысль о том, чтобы сбежать из дома.

Прогремело, да так, что девушка невольно пригнулась от громкого звука. Запах дождя. Он близко, и она не успеет. Ну пусть, промочит одежду, получит нагоняй от Анны Петровны, ничего страшного не случится. Надо немного ускориться, ведь после дождя вместо дорог и тропинок тут обычно такая каша, что лучше по домам сидеть.

Она успела добраться до своего жилища почти вовремя — дождь застал ее прямо у порога дома. Она заскочила на крыльцо и уставилась на стену из воды, хлынувшую с неба. Айнея прикинула, что дождь, скорее всего, пришел на всю ночь, еще немного постояла и вошла в сени. Как только она оказалась в помещении, она сразу же почувствовала посторонний запах. Прислушалась. В человеческом обличьи она не так хорошо слышит и чувствует запахи, но этого вполне хватает в обычной жизни. Чужак в их доме, и возможно угрожает жизни Анны Петровны. Она часто задышала, затем решительно дернула ручку двери. На кухне, за столом, сидела Анна Петровна, а напротив нее, спиной к Айнее сидел незнакомец. Женщина, явно расстроенная, что-то рассказывала чужаку. Едва лишь завидев девушку, Анна Петровна широко улыбнулась: “Ну наконец-то. Я уже переживать начала. Вот и внучка моя, Анечка.”

Незнакомец повернулся и Айнею словно окатило кипятком. Она вздрогнула, увидев, кто перед ней, а в следующий миг сорвалась с места, захлопнув за собой дверь.

Глава 2.

Три последних картошины были зарыты в угли догорающих полений. Витя оценивающе взглянул на размер корнеплодов, соображая, наестся ли этой порцией. Однако ничего другого уже не осталось. Третий день он бродит и ищет хоть какое-то село или деревеньку, чтобы пополнить запасы еды и воды. А еще он теперь путешествует не один, а с настоящим, живым лисом. Ну хотя насчет живого стоит подумать. Последние два дня зверь стал странно себя вести. По началу он с удовольствием уплетал все, что ему давал Витя. Но довольно быстро его аппетит сошел на нет. Теперь он ни ест, ни пьет. Словно подхватил какую-то заразу, заболел. Или…воскрес. Возможно, это пройдет, рассуждал Витя, а возможно станет только хуже. Он вспомнил шахты и гниющих, мертвых болванчиков. Вспомнил слова шамана о темных силах. Потом посмотрел на лиса. Его взгляд менялся, угасал — Витя заметил, будто глаза животного заволакивало полупрозрачной пленкой. Лис был привязан к парню, и ходил по пятам, но все больше теперь смахивал на бездушное чучело, похожее на одно из тех, которые видел у таксидермиста. Если его силы действуют так, то чем он лучше того маньяка? Получилось почти то же самое. «Чучело. Только еще и двигаться может, пока. Как куколка».

Все эти мысли чуть не отвлекли Витю от главного. Его еда потихоньку превращалась в головешки. Витя спохватился, заготовленной палкой выкатил дымящиеся картошины на траву, и оставил немного остыть. Вдохнул их запах вместе с дымом, чуть не закашлявшись. Из кармана рюкзака Витя вынул последний кусочек черного хлеба, и отправил жариться на едва горячие угли.

Когда еда была уничтожена, Витю повело в сон. Он переборол это желание, встав на ноги и принявшись собирать разбросанные на привале вещички. Аккуратно сложив все в рюкзак, он затушил остатки костра. Сверился с картой. Ближе всего сейчас метка шамана. Там наверняка не то, что бы мне хотелось. Но где-то внутри, как закрываемый ладонью огонек свечи в метель, колышилась надежда, что рядом найдутся и поселения. В нем росла и укреплялась уверенность, что если бы он пошел своим маршрутом, то все было бы по другому. Но так же присутствовала вероятность, что в какой-то момент он бы просто банально заблудился, и даже компас бы не помог. Много он помог ему, например на болотах? Его аж передернуло от того, с кем, или чем там пришлось столкнуться.

После обеда облака на горизонте стали заливаться бледно-серой краской. Солнце периодически в них ненадолго растворялось, как и настроение мальчика. Оно будто напрямую от этой горошины на небе зависело. Вот есть светило на небе, а значит и идти хочется дольше и дальше, исследовать новые территории, узнавать себя, знакомиться с людьми. Совершенно наоборот, когда пасмурно и небо запеленает угнетающая пленка цвета стали. В такие моменты ему хотелось сбросить вещмешок и послать все к чертовой матери. Единственное, что его останавливало, это ранее пройденный путь. “Ну нельзя столько преодолеть и вернуться обратно”, — вел с собой внутренние беседы Витя. Уговаривал себя. Потом соглашался и шел дальше. За путешествие он вообще понял, что удобно самому с собой общаться, договариваться, решать возникающие задачки. Это его и радовало и пугало одновременно.

Судя по всему, к вечеру погода испортится окончательно. Он бросил взгляд вниз, сначала на лиса, потом на свои ноги. До чего же я тупой оказался. Ни сапоги, ни хотя бы калоши не взял. Придется кровно-заработанные на обувь тратить. Лишь бы до дождя дойти к деревне.

Витино желание будто услышал бог. Да только темный, по всей видимости, бог, раз так перековеркано исполнил. Сначала на своем пути парень наткнулся на проржавевший до дыр знак с надписью “Фокино 3” и стрелкой налево. Витя посмотрел на изъеденный временем указатель, затем туда, куда он указывает. Давно никто в эту деревню не ездил, судя по дороге; Там, где раньше, наверное, машины ездили, теперь все поросло высокой травой и даже молодыми деревцами. Витя на всякий случай прошел чуть дальше — вдруг знак, как и полагается, установлен заранее. Но только убедился, что заросший путь — единственный.

“Три километра по густой траве, — почесал Витя затылок, — что-то мне это напоминает. Ну что, пойдем, Рыжий? Правильно, деваться некуда” На этот раз Витя действовал чуть умнее. Срубил длинную палку, оборвал мелкие ветки по бокам и заострил кончик. Теперь, прежде чем вступить в сомнительное место, оно предварительно проверялось самодельным щупом. Лишь пару раз он натыкался на какую-то жижу и успешно ее обходил. Постоянно приходилось следить за тем, куда ступает нога — дорога и без того, наверняка, никогда не была ровной, а тут еще и заросли такие, что лодыжку подвернуть это раз плюнуть. А если с ногой в таких безлюдных местах что-то произойдет, то пиши пропало.

Большие деревья отбрасывали тень от тусклого солнца, и кофтенка Витина иногда пропускала через себя его тепло, взамен даруя прохладу. Прохлада эта пробирала, как следует. Плюсом ко всему комары атаковали его со всех сторон. Ох, как он завидовал лису, точнее его толстой шерстяной шкуре. Столько насекомых не было даже на болотах, вспоминал Витя. А были ли они вообще на болотах? Здесь от них приходилось буквально уворачиваться, но они настигали все равно. Уже чесалась вся шея, уши, кисти рук, даже голова. Временами казалось, что эти мерзкие твари лезут под одежду и ползут по телу, кусают, пьют его кровь. Никогда еще Витя не встречался с таким количеством всяческих кусающихся летающих паразитов. Он представил себе, что это месть ему за то, что убивал и оживлял насекомых ради интереса, ради удовольствия. Если не сожрут, если дойду до деревни, надо не забыть купить какой-нибудь отпугиватель. Хотя откуда, в принципе, в деревне такая роскошь.

Комары и мелкая мошкара, как дикие, залетали в уши, в нос и в глаза. Стоило только открыть рот — и туда тоже. “Беда какая-то с этой дорогой, — думал Витя, — лучше бы дальше шел, чем от полчища комаров отбиваться.” Жалили эти мерзавцы очень болюче, Витя иногда чуть ли не вскрикивал от укусов. Парень додумался нарвать травы и молодых веток, сделав из этого веник, которым хоть немного, но получалось отмахиваться от насекомых. А их становилось все больше, казалось, что они слетелись со всей округи, наконец-то дождавшись свою добычу. Остановись Витя хотя бы на полминуты, летающая свора облепила бы каждый миллиметр его тела. Поэтому Витя не останавливался и шел, отмахиваясь одной рукой. Другой рукой он не забывал проверять почву, не хватало только угодить в яму или глубокую лужу. Лис скрылся из виду где-то в поросли, но Вите сейчас было не до него.

Парню казалось, что идет он уже час, или дольше. За это время можно пройти километров шесть точно, а на знаке было указано, что всего три. Сомнения свои Витя держал в узде, продолжая пробиваться вперед. И в знак награды за упорство, постепенно большие ели стали расходиться по сторонам и вскоре парень наткнулся на еще один указатель. Труба накренилась, а сам знак удерживался на одном болте и колыхался под порывами ветра. Витя наклонил голову влево и прочитал “Фокино”.

Ну и дыра. Повезет, если хотя бы живой тут кто еще остался. А сколько таких деревень по всей России, потихоньку умирает, даже представить страшно.

Еще метров через пятьдесят всех насекомых как ветром сдуло. Впрочем, как и его зверька-спутника. Парень позвал пару раз по придуманному им же имени, но животное будто растворилось. Видать, бегает по лесу, может проголодался наконец  или еще чего.

Парень оказался на кладбище, только вместо могил старые дома со скособоченными заборами и провалившимися крышами. Окна испепеляли Витю черными глазницами, аж неуютно становилось. Будто кто-то в темноте этих ветхих строений стоит и смотрит Витю, оставаясь невидимым.

“Вот и добрался, — произнес Витя шепотом. — в заброшенную, блин, деревню.”

Каждый дом это своего рода призрак. Призрак прошлого. Витя хорошо себе представил, как несколько десятков лет назад за прогнившими стенами кипела жизнь. Но хоть убей, не мог представить, как живая деревня превращается в заброшенную. Правда иногда в таких селениях могут оставаться один-два жилых домика с доживающими свою жизнь стариками. Витя поправил лямку вещмешка, немного подкинув его спиной, и зашагал. Как бы ему не хотелось убраться отсюда, ему нужно восполнить запасы.

Все это время Вите не давало покоя одно неприятное ощущение. Он буквально затылком чуял — кто-то за ним наблюдает. Возможно из леса, возможно и правда из какого-нибудь дома. Он это чувство испытывал на протяжении всего похода, но в этой деревне оно проявлялось с большей силой.

Витя уже было хотел развернуться и уйти прочь, как в последний момент взглядом зацепился за небольшой пятачок земли в конце улицы. Из просохшей почвы торчала колонка, подающая воду. Он тут же забыл о своей тревоге и подлетел к торчащей из земли трубе с рычагом. Схватил рукой, с силой качнул пару раз. Раздался противный скрип, из-за которого Витя поморщился.. Он качнул еще и еще и вода наконец полилась. Радость быстро сменилась отвращением, потому-что в нос ударил едкий, кислый запах. Исходивший от брызжущей во все стороны струи. Пить такую воду витя не решился, лишь громко выругался от досады.

Оторвал взгляд от колонки и немного подняв голову, замер. Прямиком там, где начинался лес, виднелись могилки. Теперь уже настоящие, людские. А вот и жители. Витя с ужасом вспомнил вонь воды, и его чуть не стошнило.

В голову неожиданно ударило воспоминание. Когда шаман отправил его в гипноз, Витя видел кладбище. Он стоял перед своей могилой, а вокруг него восставали мертвецы. И хоть это были всего лишь видения, он все больше и больше верил в то, во что раньше низачто бы не смог.

Витя осторожно подошел ближе к лесу. По началу он и заходить-то туда не собирался, но рассмотрев могилы издалека, Витя пришел к заключению — что-то с этим кладбищем не так. Хрен с ним, с кладбищем, уходить надо, кричал рассудок, на что любопытство отвечало, что только одним глазком посмотрит на странные могилки. Витя еще не знал тогда, что чем ближе к нему мертвые, тем сильнее они его зовут к себе. Он вошел на кладбище и дневной свет весь куда-то исчез, будто кто-то дернул невидимый рубильник. Удивительным образом листва деревьев не пропускала вглубь леса и без того чахлые лучи солнца.

Первое, что бросилось в глаза Вите, это деревянные кресты и оградки. Только не аккуратно выпиленные на заказ, а скорее криво сколоченные наспех. Видимо некто очень торопился, чтобы поскорее свалить домой, подумал Витя. Да и кто так хоронит вообще, в разнобой.

Захоронения действительно были расположены как попало. Но больше всего Витю смущало и одновременно пугало нечто другое. Даты смерти на крестах почти все в одном временном периоде, около трех месяцев. И еще…половина могил выкопана и гробы опустошены.

Глава 3.

Витя, как истукан, высился над одной из выкопанных могил. Он задумался о том, кому это вообще нужно. Или все-таки его «сон» про кладбище это видение, которое сбывается таким образом? Парень пребывал в растерянности. Он пытался напрячь мозги и выудить из них воспоминания о том, как выглядело кладбище из его сознания. Образы мелькали, но ускользали. Вроде и кресты деревянные, но все как-то по-другому было. Без поросшей по колено травы. А еще на настоящем кладбище совершенно точно нет надгробия Вити. Парня это успокаивало, в какой-то мере. Хотя откуда ему тут, честно говоря, взяться.

По спине пробежал холодок. Это подул прохладный, цепкий ветерок. А может мертвые тянули из него остатки тепла. Через его сандалии забирали, изголодавшиеся, по миллиметру, тоненькой нитью, представлял себе парень. Все его мысли разбил в пух и прах послышавшийся в кладбищенской, неуютной тишине, гудок. Громкий, отчетливый. Такой звук он слышал…на железнодорожном вокзале. Не так далеко, и этот звук Витя бы не спутал ни с чем другим. Где-то рядом поезд. Звуков передвижения не слышно, значит он стоит. А значит там станция и люди. Парень решил идти примерно туда, откуда послышался гудок. К тому же на кладбище было довольно жутко и даже прохладно, лучи солнца не достигали кожи.

Витя осторожно, но с воодушевлением, смотря куда ставит ногу, продвигался по заросшей тропинке, кем-то, когда-то натоптанной. А в спину Вите прощально, но с укором смотрели мертвецы, шепча голосом в голове — “Проваливай из мира мертвых, раз нечего предложить!”.

***

Вскоре Витя вышел к железной дороге. Прислушался, посмотрел в обе стороны. Куда идти? Ответ не заставил долго ждать — сигнал прозвучал еще раз. Витя пошел на звук, поправив лямку рюкзака. При каждом шаге внутри него что-то звонко бренчало и как ни пытался Витя трясти вещмешок, это ни разу не помогло.

Парень прошел не больше пятисот метров, как железная дорога начала уходить левее. Стоило только выйти из-за поворота, как Витя увидел то, что и хотел. На путях стоял состав. Правда состав этот стоял посреди леса, и никаких станций тут не было и в помине. Но ведь не может же пустой состав подавать гудки? Не может, убеждал себя Витя. Значит кто-то есть внутри.

Осторожно ступая, только бы не издать лишних шумов, он подошел к поезду. Локомотив и четыре вагона. Глядя на железного гиганта, Витя не смог бы с уверенностью сказать, что тот прибыл сюда недавно. Заброшенный состав, вот это более вероятно.

Двери вагонов были открыты, как будто приглашая призрачных пассажиров в свое нутро.

Витя заскочил в первый вагон. Внутри он выглядел менее заброшенным. Если точнее, то это был обычный вагон, ничем не отличающийся от того, в котором он переезжал из города в деревню. Очень странно, размышлял Витя. Только он подумал о том, что наверное, не стоит терять бдительность, находясь здесь, как услышал за спиной  мужской голос. Он едва удержался от того, чтобы подпрыгнуть от такой неожиданности. Перед ним стоял мужчина, в обычной, невзрачной рабочей одежде.

— Добро пожаловать на борт нашего состава. Наша компания доставит вас в пункт назначения быстро и безопасно. Чай, кофе? — отчеканил он.

— Вы кто? — Витя не нашелся, что еще сказать и ляпнул первое, что получилось.

— Я проводник. — удивился мужчина. — И начальник поезда по совместительству. Меня Гриша зовут. Ты кидай вещички, щас разберемся, куда тебя расположить. Есть еще местечки, правда в другом вагоне и возле туалета. Нормальные места уж заняты все давно. Я отлучусь ненадолго, в списки тебя внести, а то влетит потом от начальства. И переоденусь заодно.

Мужчина открыл дверь и нырнул в каморку, за ним щелкнул замок. Витя вытянул шею, чтобы заглянуть внутрь но ничего толком не разглядел.

Парень осмотрелся. Вагон изнутри выглядел вполне ухожено, хоть и видно, что потрепан временем и пассажирами. Правда он видел только коридор с запертыми по левую сторону дверьми. С правой стороны окна занавешены плотной тканью. Вите внезапно вспомнилось про Харона. Где-то он про него читал, может в энциклопедии, каких у бабули было полно. Иногда от скуки он их листал, искал картинки и что-то время от времени почитывал. Так вот, есть якобы перевозчик, который доставляет души в царство мертвых. Только тот на лодке был вроде, вспоминал Витя подробности. А что если Витя умер где-нибудь в шахтах, а все остальное привиделось и вот он наконец в своих видениях дошел до нужной точки и сейчас отправится в лучший мир.

Парень хотел пройтись по коридору вагона и подергать ручки на дверях, но затею пришлось отменить — щелкнул замок и открылась дверь, за которой стоял Григорий. Он действительно переоделся, теперь на нем пиджак темно синего цвета с петличками и шевронами. Фуражка проводника только подтверждала его статус.

— Ну что, дружок. Документы на тебя готовы. Осталось расположить.

— А когда мы поедем? — осторожно спросил Витя, проигнорировав услышанное.

— Нетерпеливый. Расположиться сначала надо. Пойдем, место в следующем вагоне поищем.

Витя послушно пошел за проводником. Пока они пересекали первый вагон, Витю кое-что насторожило. Тишина. Такая, какая не может быть за несколько минут до отправления. Вдобавок к этому, к концу вагона Витя почувствовал усиливающийся, неприятный запах. Нет, не может быть, нет, Витя отбрасывал плохие мысли, но запах был ему до боли знаком. В тамбуре в этот смрад вклинился еще и запах табачного дыма, навсегда оставшийся от сотен покуривших здесь людей. Зашли во второй вагон; Он похож на предыдущий, и в нем так же не ни единого шума. Ни единого шороха. Только жуткая вонь, на которую старался не реагировать Витя. Проводник заглянул в купе, отодвинув дверцу, потом высунул голову со словами “Прошу прощения, друзья мои, ошибся”, и быстро захлопнул дверь. Витя не успел заглянуть, но кое-что, как показалось, он увидел. В купе точно кто-то был. Это немного успокоило Витю.

Реальность начала трескаться по швам и из трещин полезли червивые, гнойные наросты, когда мужчина открыл следующее купе. Витя специально встал ближе, поэтому увидел все. В маленькой комнатке, на лавках, сидели скелеты в одежде. Каждый из четырех замер в какой-то своей позе, как будто они реально куда-то собрались ехать, но время застыло. Тошнотворный запах ударил в нос, а от страха затряслись коленки. Изнутри Витю разрывало, но он не показывал вида. Рядом с ним умалишенный, опасный человек, по всей видимости, готовый на многое. Нужно вести себя спокойно. Вспомнились вырытые могилы неподалеку. Долбаный псих.

“Простите за беспокойство, тут тоже полный комплект.” — посмеиваясь, бормотал себе под нос мужчина, пока Витя судорожно соображал, когда и как лучше свалить. В следующем тамбуре выскочить на улицу? А если этой возможности уже не будет?

— Добрый вечер, к вам тут пассажир. О! Вот, здесь еще есть место. — обратился к Вите Григорий, после того как осмотрел еще два купе.

— А куда мы едем все-таки? Возможно, мне в другую сторону. Я ведь даже и не спросил про направление.

— Направление? — переспросил проводник, поправив воротник рубашки. — Направление всегда одно, друг мой. Проходи внутрь.

— Я, наверное, передумал. Мне вообще-то  в другую сторону, а я ведь такой путь проделал. — его голос, казалось Вите, дрожал.

— Хм. Подожди-ка минутку. Пойду схожу, проверю документы, может быть и правда чего напутали. А вы, молодой человек, займите пока место.

Витя подошел к дверному проему и заглянул внутрь купе. От страха он оцепенел, голова закружилась, когда он увидел впереди себя двух мертвых людей. Мужчина и девочка лет восьми, сидели на одной лавочке, и держали в руках корзины. У девочки корзинка поменьше, но обе были наполнены червивыми грибами.

— Заходите, молодой человек, что же вы встали в проходе. Не один в поезде.

— Может я тут подожду?  — сопротивлялся Витя, но проводник с силой затолкнул его внутрь купе и закрыл дверь. Щелкнул замок.

“Закрыл снаружи. Вот сволочь. Ладно хоть не снял с себя рюкзак, доверчивый дебил”, проклял себя парень.

От мертвецов исходил мерзкий, едкий запах гниения. Вите было очевидно, что они оба умерли недавно, раз только начали гнить. Витя представил, как он остается здесь навсегда, так же как эти двое. От накатившей паники он закричал, и что есть сил заколотил в дверь кулаками.

“Кто это тут нарушает общественный порядок? Я же сказал, занять место, молодой человек” послышалось за дверью. Заскрипел замок, затем дверь распахнулась и появился проводник.

В следующий момент, не успевший опомниться Витя, был схвачен за шкирку кофты. “Занять свое место, и не шуметь!” сказал сквозь зубы мужчина и отшвырнул его от себя в сторону койки. Витя рефлекторно перегруппировался, да так неудачно, что влетел правым плечом в столик под окном. От удара потемнело в глазах от накатывающей боли. Он сполз на свободную лавку и забился, вжался в угол. Боль в плече и ключице была настолько сильная, что Витя аж до крови прикусил нижнюю губу. Слезы на глазах мешали увидеть, что делает обидчик. Но тот просто стоял и рассматривал что-то в своих руках. Потом взглянул на парня, наверняка ухмыляясь при этом. Любуется, сука, своей новой беспомощной жертвой, подумал Витя. Неожиданно парень осознал — он умрет здесь. Сейчас. Останется вечным пассажиром этого поезда, как эти двое напротив. Как целый поезд скелетов, выкопанных на местном кладбище.

— Зачем вам все это? — выдавил из себя Витя. Может хоть заговорить его получится.

— Что это?

— Убивать меня. Отпустите, пожалуйста, я никому не скажу.

— Тебе не нравится мой поезд? Или тебе не по нраву твои попутчики? Других мест к сожалению нет.

— Ну вы ведь понимаете, что все пассажиры здесь давно уже мертвы?

— Не говори глупостей. — противная улыбка вновь натянулась на его лицо. Он обратился к двум покойникам. — Вас все устраивает Юрий Антонович? А вас, юная принцесса? Вот и чудесно.

Григорий медленно подошел к Вите, и поставил на стол пустой стакан в подстаканнике. Парень зажмурился, закрывшись руками. Он мысленно попрощался со всеми, с кем был знаком. Сердце колотилось, как бешеное. Страх скапливался внутри, чуть выше живота. Проводник медленно погладил Витю по голове и тут же вцепился двумя руками в шею. Поток воздуха перестал поступать в Витины легкие, парень захрипел, тщетно пытаясь вздохнуть. Витя бил кулаками куда попало, в надежде, что попадет по проводнику, но руки становились тяжелыми, ватными, сознание начало оставлять парня.

В следующий момент Витя не понял, что произошло. Все тепло, что копилось в нем, вдруг резко превратилось в жар и тут же все это исчезло в один миг. Перед тем, как потерять сознание от нехватки кислорода, он услышал звук бьющегося стекла, а затем голоса. Последняя мысль, промелькнувшая в голове Вити “за мной пришли друзья!”

Очнулся парень от ударов по щекам. Кто-то пытался привести его в чувство. Открыв глаза, Витя увидел перед собой соседа по купе, стоящего над ним. Рядом стояла девочка и тоже рассматривала Витю. Заметив, что тот пришел в себя, она радостно закричала:

— Он жив! Он жив, ура! За что этот дядька хотел задушить мальчика?

— Тише, милая моя, не шуми. Этот дядька - плохой, нужно быть на чеку.

— Я пока грибы соберу, а то рассыпались все.

— Хорошо, доченька.

Мозг Вити отказывался принимать происходящее вокруг до последнего, но в конце концов сдался. Каким-то образом он оживил людей. Он оживил людей! И они вполне себе нормальные. Как, интересно, они себя осознают? Понимают ли, что умерли, что воскресли? Спрашивать такое он, конечно же, не собирался.

— Что здесь произошло, товарищ? — обратился оживший мужчина, — Почему проводник напал на вас?

— Я не знаю, как вам объяснить, но точно знаю, что проводник, — Витя указал на бессознательное тело под ногами, — убийца. Он хочет убить меня.

— Мы не допустим этого. Не бойся. — сказала девочка. — Меня Люда зовут, моего папу Юра. А тебя как? — она подняла с пола гриб и вдруг откусила его, с аппетитом прожевав.

— Меня Витя. - у него подскочили брови от увиденного, но он сдержался, Надо уходить, пока он не очнулся. — парень зашевелился и внутри, в районе ключицы что-то отдалось острой болью. В это время Григорий застонал, а затем произнес что-то нечленораздельное. Он поднял голову и предпринял попытку встать. Тело его еще не слушалось, но это ненадолго, Витя понимал. И лихорадочно думал, что же делать.

Девочка как ни в чем ни бывало собирала грибы. Она подняла особенно червивый и посмотрела на перепуганного до чертиков Витю.

— Ты голоден? — предложила она.

— Нет. — Витя замотал головой.

— А я голоден! — отчеканил Юрий Антонович и неожиданно вцепился в пришедшего в себя проводника. Витя настолько не ожидал такого исхода, что первые секунд двадцать просто смотрел на то, как оживший мужчина разрывает своими зубами глотку проводнику. Не в силах отвести взгляд. Потом опомнился, встал сквозь боль.

Слезы проступили на его глазах, но он усердно боролся с собой. Одной рукой подхватил рюкзак в проходе и побежал что есть сил, пока эти двое не сожрали еще и его. Он с трудом спрыгнул с вагона. Когда адреналин в его крови снизился, он заорал от пронизывающей его боли. К тому моменту он углубился в лес достаточно, чтобы перевести дух, восстановить дыхание, подвязать долбанную порванную лямку. Он свалился у одного из деревьев и оперся на него спиной. Мысленно проклинал себя за решение пойти черт знает куда. Каждый раз судьба подкидывает ему препятствия,  чтобы развернуть его к дому, а он их усердно перемалывает и идет дальше.

Плечо адски ныло. Он потрогал ключицу, но она вроде бы была целая. Это успокаивало, а то с переломом далеко не уйдешь. Но тревожила его сейчас не боль. Он один, без еды, без воды, без сил, где-то между кладбищем и проклятым поездом, и скоро наступит ночь. Нужно было заставить себя встать и идти, но ни единая мышца его тела не слушалась. Он лишь на секунду прикрыл глаза, но тут же провалился в сон.

Продолжение в комментариях.

Людей в поселении Айнея пока не видела, но отчетливо слышала их и чуяла сильный запах. Она будет ждать, она затаится — вдруг одиночка захочет покурить или сходить в туалет. Айнея принялась наворачивать большие круги вокруг села, высматривая жертву. На третьем она заметила человека. Это женщина, вышедшая в огород полить свои растения. Отличная добыча. Отличная ведь добыча?

И вот тут случилось то, чего никогда не было еще. Айнея поймала себя на том, что не хочет нападать на эту женщину. Не хочет. Сначала она воспротивилась этой мысли, ведь только что люди сотворили ужасное, убив всех, кого знала. Но где-то в глубине за дребезжала мысль, что по-другому быть и не могло. Люди просто защищались. Как защищалась бы, например, ее стая. Если бы из кого-то из родных убили, другие бы устроили кровную месть. У них  Все держалось на кровной мести. Отец всегда придерживался позиции, что люди — враги, но теперь вдруг отца и стаи нет, ей как-то нужно выживать одной. Менять подход.

Неожиданно ей в голову, как раскаленным шилом, проникла другая мысль. А что если…? Нет, это глупо. Или стоит попробовать? А почему раньше в голову не пришло? Только вот есть проблема.

Когда пришлось бежать из логова, было не до одежды, а появляться в человечьем облике перед людьми — то еще удовольствие. И вот тут у Айнеи созрел план.

Анна Петровна набрала лейку воды из бочки и тихонечко, стараясь не расплескать, пошла к грядке с луком. Правда полить она не успела, так и замерла с лейкой в руке, увидев разворачивающуюся перед собой картину. Из леса в сторону ее огорода бежала…обнаженная девочка. Через мгновение она уже была у забора и до женщины донесся тоненький голосок “Помогите, пожалуйста”.

Анна Петровна бросила лейку на землю и побежала к девочке, попутно снимая с себя жилетку.

— Ты кто? Ты откуда тут такая? Чего здесь одна? Где родители? — затараторила женщина, набросив на девочку одежду. Женщине на вид лет шестьдесят, низкая ростом и немного полновата. Седые волосы зачесаны назад и закреплены ободком. На лице очки с толстой дужкой и добрая улыбка.

— Я не знаю, кто я.. — Айнея старалась говорить грустным голосом. — Я не знаю, я…я очнулась в лесу в таком виде, ничего не помню. Я не помню, кто я, не помню где живу, даже не помню, почему оказалась в лесу.

— Ой, ужас какой. Пойдем в дом скорее. Кушать наверное хочешь? Не замерзла голышом? Что же приключилось с тобой?

Женщина представилась Анной Петровной. Она уже давно жила одна. Внутри ее маленького дома пахло благовониями, лечебными травами и человеческой едой. Айнея никогда не ела то, что едят люди, надеясь, что это хотя бы съедобно и ненадолго утолит голод.

«Присаживайся, я сейчас тебе что-нибудь из одежды подыщу.», Женщина скрылась в другой комнате, оставив девочку одну. Айнея осмотрелась. Они никогда еще не была в человечьих строениях. Куча непонятных, неизвестных ей вещей: Железные и стеклянные банки, пакетики с чем-то внутри, кружки, кастрюли, сковородки, черные от нагара. Зачем все это нужно?

Анна Петровна принесла стопку одежды, положила на стул, потом оценивающе взглянула на девочку — «Подберем что-нибудь, а пока пойдем умоемся, чумазая вся.»

В ванной комнате Анна Петровна, видя недоуменное выражение лица Айнеи при виде умывальника, решила объяснить:

— Смотри, снизу надавливаешь на эту штучку и вода льется. Ты откудова такая, не знаешь, как умываться. Городская поди? Городская, ну. Мои тоже когда приезжают, ниче не помнят тут.— посмеялась женщина.

— А зачем это вообще?

— Как это? Чтоб чистой быть. Вы в городе вообще не моетесь? Или ты и это забыла?

— Моемся — ответила Айнея. Очень удобно, что ничего даже придумывать не надо. женщина сама все придумала.

— Ну все, умывайся тогда и приходи, я ставлю разогреваться суп. Суп кушаешь?

— Наверное.

Женщина по доброму посмеялась и пошла на кухню, оставив Айнею одну. Нет, не умывальник так ввел ее в ступор, как подумала женщина. Она увидела себя в зеркале. Стояла и смотрела, вылупившись. Разглядывала. Серые волосы, темные глаза, небольшой шрам от правого уха до щеки. Выходит, на человечьей оболочке тоже проявляются шрамы, полученные в бою. Она никогда не видела свой образ. Неожиданно, но он понравился девочке.

Немного ополоснув лицо холодной водой и вытеревшись полотенцем, Айнея вышла из ванной комнаты. Анна Петровна уже подобрала подходящее по размеру нательное белье и платье.

— Ой, ну красота какая, — заулыбалась женщина, когда девочка надела на себя выданную одежду. — тебе нравится?

— Да. И пахнет вкусно. — вдохнула Айнея поглубже. — Откуда у вас детская одежда?

— Внуки. — улыбнулась Анна Петровна. — Покушаешь, а после я тебе, может, фотографии покажу.

— А где внуки сейчас?

— В городе живут. Этим летом родители решили отправить их в лагерь. Но в середине лета все равно приедут ко мне. Всегда приезжают.

Сидя за столом, Айнея, снизу вверх смотрела на большую чашку с жидким содержимым. Пахло это приятно. Она взяла ложку, не особо зная, что нужно делать дальше.

«Как маленький ребенок» — улыбнувшись и покачав головой, прошептала Анна Петровна. Затем она села рядом с девочкой, аккуратно забрала у нее столовый прибор, и, зачерпнув немного из тарелки, поднесла к ее рту.

Айнея не ела ничего вкуснее. У нее было чувство, что голова сейчас взорвется от восприятия десятков разных ароматов. Проглотив, она принялась есть уже самостоятельною

— Надо ведь как-то помогать тебе. — Анна Петровна, по видимому, не могла долго сидеть в тишине. Тем более, жила одна. — В милицию сходить надо. Или может Поспрашивать соседей, вдруг кто знают. Ну ведь не просто же сидеть без дела, правильно?

— Наверное.

— А у тебя ничего не болит? — Анна Петровна подозрительно оглядела девочку с ног до головы. — какая-то ты грустная. 

— Нет.

— И крови нигде на своем теле не видела?

Девочка помотала головой, запихав ложку супа в рот.

— А ты чего без хлеба ешь? С хлебом-то оно аппетитнее. А если еще макнуть в суп. Попробуй.

Минут через пять чашка стояла опустошенная. Полбуханки хлеба как не бывало. Теперь у нее в руках кружка горячего заварного чая с травами. По запаху некоторые из трав Айнее знакомы с детства. Она всегда сталкивалась с ними в лесах. Сделав первый глоток ароматной жидкости, Айнея вдруг поняла, как напряжены все ее мышцы. Тепло от чая разлилось по всему телу, и девочка позволила себе немного расслабиться.

Только настырно ползущие в голову мысли не давали расслабиться до конца.

От них Айнея пребывала в подавленном состоянии. Она прокручивала недавние события. Вспоминала мальчишку, который заложил в нее странные чувства. Эти чувства и порождали странные действия. Раньше, по наставлению отца, она никогда бы не подошла близко к поселению. Не вошла в человечье жилье. И уж точно не стала бы есть их пищу. А теперь все, о чем предупреждал отец рушится.

Анна Петровна расстелила Айнее кровать в маленькой комнатушке.

— Как звать-то тебя?

— Я не помню. — помотала головой девочка.

— Ладно, поспать тебе надо, остальное завтра. Переутомился организм, вот и не помнит ничего. Ты ложись тут, а я за стенкой буду. Если вдруг станет страшно, зови. А утром разберемся что с тобой делать. Утро-то, оно вечера мудренее.

Глаза закрывались. теплое одеяло давило все сильнее. Возможности встать оставалось все меньше и меньше. Надо заставить себя встать! Утром вновь будут вопросы. Эта женщина хочет помочь, но все, с чем она могла помочь — она сделала. Айнея никогда не забудет проявленной к ней доброты, но оставаться дольше в этом доме — рискованно.  Нужно продвигаться вперед. К своим. Нужно бежать. И бежать в ночь.

Глава 2.

Лето наконец-то пришло. Витя его ждал с большим нетерпением, аж невмоготу иногда было. Школьные каникулы вступили в свое законное право, девятый класс остался позади, как страшный сон. В итоговых отметках за год ни одной тройки, правда и ни одной пятерки тоже. Стабильная четверка, бабушка была бы счастлива.

Стоя в своей комнате, Витя набивал дедовский “сидор” необходимым. Тушенка на первое время, вода в термосе, чтобы не нагревалась, мелкая кухонная утварь, спички, нож, скопленные за два года деньги, плащ от дождя, комплект теплой одежды, котелок, компас и карты местности. Армейский вещмешок по объему вмещал в себя тридцать литров, плюс можно привязать топорик, палатку и спальник снаружи, не тратя драгоценное место. В мае Витя откопал этот рюкзак на антресоли, после того, как умерла бабушка. Он искал летние сандали, а наткнулся на него. Нужная вещь, решил он и спустил вниз. 

Он не забыл, что пережил два года назад, и какие силы в нем таятся. Только вот немного позабавлявшись с насекомыми, он вернулся к другим заботам, которыми полна жизнь подростка. В конце концов, Вите иногда чудилось, что все произошедшее с ним — сон или злая шутка богатого воображения. Если бы не его погибший друг. И шрам от укуса на полруки. Он всегда разглядывал его, чтобы напомнить себе цель.

Два года мальчик ждал удобного случая, чтобы уйти в путешествие. И вот сейчас, казалось Вите, лучше момента уже не дождаться. После смерти бабушки органы опеки предупредили, что нужен попечитель, и если есть кто на примете, то очень даже хорошо. А если нет, придется назначать постороннего человека.  Витя никого не хотел напрягать, поэтому решил, что как только наступит лето — он отправится в путь.

Витя не знал, куда идти. За волчицей? Да, но спустя столько времени ее и след простыл. К горе, что на востоке? Это очень расплывчатое описание места. Он изучал карты. На востоке один хребет — уральский, и до него сотни километров. А если еще и вдоль него, то шагать не перешагать.

Волчица часто приходила к нему во снах. Она появлялась то в обличьи зверя, то человеком. Звала за собой, но он не шел. Он хотел но не мог, его будто что-то удерживало невидимой силой. Постепенно во сны стала приходить только волчица, лицо девочки со временем забылось.

Витя говорил всем, что вернется из путешествия до конца лета. Друзья сначала отговаривали от похода, потом просились с ним, но мальчик был непреклонен. Он четко решил идти один, чтобы нести ответственность только за себя. Не подвергать друзей опасности, как бы они не умоляли его взять с собой. Да и потом, у Вити никого из родных не осталось, за него некому переживать, а у друзей есть родители, и если с Костей и Олегом что-то случится — их родители не простят Витю. Да он и сам себя не простит. Так что один, одинешенек как бы не хотелось по другому.

На улице щебетали птицы, Витины волосы встрепенул приятный теплый ветерок. Пять утра, солнце уже проснулось но еще только одним глазком выглядывает из-за своего облачного одеяла. Увидело Витю и интересно ему стало, куда это он так рано собрался.

Закрыв дверь и проверив замок, Витя подхватил вещмешок и закинул его на плечо. Огляделся по сторонам, прищурившись и прислушавшись — тишина. Все благоволит путешествию, думал мальчик. Отойдя от деревни на достаточное расстояние, чтобы точно никто не мог заметить, он остановился. Оглядел домики, в надежде когда-нибудь увидеть их еще раз и, глубоко вздохнув, оставил их позади.

Дорожка петляла из стороны в сторону, то забегая в лесок, то снова из него выбегая, будто специально пытаясь утомить Витю. Первый привал мальчик сделал, когда от голода недовольно забурлил живот. Парень осмотрелся. Пять минут и охапка дров в руках была готова сгореть за выживание Вити, а еще через столько же на выбранном месте занялся маленький огонек. Дождавшись, когда раскалятся угли, он вскрыл консервную банку и аккуратно отправил ее греться. Потом налил воды в котелок и подвесил над костром к самодельному таганку. Как хорошо, что бабушка хранила все вещи деда, а не выкидывала их за ненадобностью. Да, неверное, и не смогла бы выкинуть, решил Витя. Все-таки память.

Горячая еда подарила Вите прилив сил. Тепло разливалось  по всему телу и Витя верил, что сейчас сможет дойти куда-угодно. Еще немного посидев, сверяясь с картой местности, Мальчик собрал все в мешок. Напоследок затушил костер по пионерски, вспоминая друзей и как они просились в поход. С ними было бы веселей, да. Но если хочешь рисковать жизнью то лучше в одиночку, Витя придерживался собственно-придуманного правила.

Когда день уже перегорел, превратившись в ранний вечер, Витя уж было подумал, что дорога до горы пройдет скучно. Знай дороги придерживайся, питайся поплотнее да на ночлег ровное местечко подыщи. Что случится то может? Главное только в глубокий лес не заходить, не сворачивать с тропы.

Первую ночь он планировал провести в палатке, и если днем эта мысль была согревающе-уютной, с костром и кружкой горячего чая, то ближе к делу становилось менее радужно. Он вдруг отчетливо представил, как спит один под хиленьким брезентом, а вокруг огромный мир с опасностями. “Ну ничего, — воспрял духом парень, — Топор под подушку, как успокоительное и снотворное.”

Только вот когда петляющий клубок тропинки резко оборвался, Вите вновь стало не по себе. Он снял все сильнее врезающийся в плечи рюкзак и достал карты. “Ну вот же, я здесь. Вот и лесок по левую руку, и позади холмы. Где же тогда дорога? Если пойду дальше, вдоль леска, то приду как раз к развилке на деревню.”

Прошло полчаса или чуть позже, изнуренный парень пробирался через высокую траву, понимая, что идет не совсем туда. Но и назад повернуть сил уже не хватало. Он же только прошел, не для того, чтобы потом вернуться обратно. Он выдавливал из себя последние силы, в надежде что вот-вот выйдет из зарослей на долгожданную тропинку.

Шаг за шагом, ступни вместе с сандалиями, утопали в почве все глубже и тут Витя осознал, что не выйдет к тропе. И в этот же момент из густой травы он вынырнул прямиком к болоту. Дальше дороги не было, только полуголые, щуплые и мертвые деревья. Откуда это болото взялось-то? По картам нет ничего. Черт. Надо возвращаться назад, пока еще не поздно. Он попытался развернуться — ноги по щиколотку погрузились противную жидкость и чтобы достать их, пришлось приложить немалое усилие. Вырвав из лап болот одну конечность, он выгнулся назад, ища глазами, куда можно ее поставить. И первое, что он увидел за своей спиной, привело его в полный шок; Он замер, даже забыв, что  на одной ноге, как цапля.

Перед ним стоял…Женька. Живой и вполне себе здоровый, он опустив голову на бок и улыбаясь рассматривал Витю.

— Привет. Ты чего тут забыл, приятель? — будто бы ни в чем не бывало, спросил Женька.

— П…привет, — запинаясь произнес Витя, — А ты…Ты же ведь…ну…умер.

— Я умер? Хех, еще чего. С чего ж мне умирать-то, по твоему?

— Я не знаю. Милиция так сказала. — Витя начал лихорадочно вспоминать событий двухлетней давности. А ведь и правда, не было никаких доказательств, что Женя погиб. Витя лично не видел ни тело, ни одежду.

— Милиция нас бережет, — усмехнулся Женька, — кто жив, тот не доживет.

— А чего ты тогда не вернулся домой? — Витя хотел поверить своим глазам, но мозг отчаянно искал подвох.

— А чего дома-то делать? Со стариками возиться? На огороде в три погибели согнувшись, ковыряться? Не, я жить хочу полной жизнью.

— И где ты сейчас живешь? Как ты вообще оказался здесь?

— Я тут недалеко штабик себе забабахал, тами живу. Смотрю, паренек идет прямиком в трясины. Ну я и решил проследить, а потом вообще офигел, когда тебя узнал. Ты не изменился.

— И ты тоже. Каким помню тебя, такой и есть.

— Природа она делает свое, очень хорошо влияет на организм. Да чего мы тут, в сырости стоим, пойдем ко мне в каморку, накормлю тебя. А ты расскажешь, как там деревня поживает.

Витя шел по следам Женьки. Он поверить этому не мог, но шел. Он даже несколкьо раз щипал себя за запястье, чтобы убедиться, что это не сон. Сейчас они посидят, пообщаются, он уговорит Женю вернуться домой, и к ночи, или под утро уже будут в деревне. Вот все обрадуются-то.

— Так, тут аккуратнее. Видишь вешки воткнуты? Это я делал, по ним надо идти. Ни шага влево или вправо, и тогда нормально из болот выйдем. Угораздило же тебя так зайти. Ты на развилке не туда свернул, и дальше зачем-то поперся, когда тропинка кончилась.

— Не знаю, думал, туда иду. По картам же. А ты тут шикарно обустроился. Обжился, так сказать. — Витя рассматривал вешки, аккуратно вбитые в почву.

— Ага. — ответил Женька и пошел первым. — Давай за мной. До темноты надо успеть.

Первая вешка, вторая, третья. На двадцатой торчащей из земли палке, Витя бросил глупую затею их считать. Осматривая со спины одежду своего потерянного друга, Витя размышлял о своем. Женька ведь вроде в этой футболке был в тот день, когда заходил за ним и звал гулять. Да и шорты очень похожи. Как так получилось, что за два года одежда не только не порвалась, но и вообще не изменилась. Не растянулась, не выцвела. В лесу нет нет да зацепишься за что-нибудь. И как он зимой живет в лесу? Столько вопросов, которые нужно задать, как только доберемся до…

Буквально через секунду правая нога резко провалилась по колено. Он попытался удержать равновесие с помощью рук и свободной ноги, но вместо этого завалился на бок, утягиваемый тяжелым рюкзаком. Витя с усилием дернул застрявшую конечность но безуспешно. “Женька, чего стоишь, дай мне руку или палку, я не знаю” нервно произнес Витя, подняв голову. Женя стоял перед ним и молча смотрел на друга. Он не проявлял ни одной эмоции. “Женька, бляха-муха” заорал со злостью Витя и в этот же момент Женька просто исчез. Растворился в воздухе, как дым.

Паника навалилась на Витю всем своим весом. Он начал дергаться из стороны в сторону, в надежде выбраться из ловушки, но нога и рука уже настолько погрязли в трясине, что ничего не помогало. Свободной рукой Витя попытался дотянуться до тонкого деревца, но не хватало сантиметров двадцати. Витя выругался и принялся истошно вырываться из плена. Сразу же заметил, что как только начинает беспокойно дергаться, то его тело глубже погружается в болото. На поверхности к тому времени осталась лишь одна нога, рука по плечо и, самое главное, голова. Голову Витя держал из последних сил, вытягивая и изгибая шею, как только возможно.

«Ну вот и нафига, а?, — прохрипел Витя вслух — нафига я пошел куда-то, путешественник хренов! Чтобы что? Чтобы что, я спрашиваю тебя, бестолочь? Чтобы в болоте утонуть. Только бы удалось выбраться живым, домой сразу пойду. Прямо в ночь пойду домой.»

Он вспомнил мягкую постель, умывальник, пусть и уличный, но такой родной душе. Ба, помоги дураку, а? Последний раз, ба, обещаю!

Но тело все глубже погружалось в трясину. Только сейчас до Вити вдруг дошло, что нужно скидывать рюкзак. Он его и тянет на дно. Витя ловко скинул лямку со свободного плеча. Погруженной рукой мальчик старался не двигать, иначе быстрее тонул. Спиной он оттолкнул вещмешок, как бы скинув его с себя, и тот плюхнулся в болото. “Сначала спасаться самому, потом уже все остальное.”

Но даже без груза Витя уходил на дно. Вот уже и ухо погрузилось в воду и в нем неприятно захлюпало. Значит всего затянет. Витя судорожно выискивал свободной рукой что-то твердое, за что можно ухватиться. Эта была его единственная конечность. Да он и понимал вроде — не за что там хвататься. Все деревья предательски отдалены. Витя набрал последнего воздуха в своей жизни, чтобы погрузиться в трясину и умереть.

Или Нет? Кисть вдруг врезалась в тяжелый холодный предмет, и тут же вцепилась в него. Еще мгновение и Витя смог достать голову из трясины. Его рука цеплялась за спасительный предмет, но соскальзывала, сложно было удержаться. Еще секунда и Витя снова потерял опору, но тут же этой рукой он почувствовал тепло и силу другой руки.

Кто-то потащил его сначала за одну, затем за обе руки, а Витя не мог даже открыть глаза, их застилала скользкая тина. Но Вите было все равно, голова сильно кружилась и болела, он мало понимал, что вообще происходит.

Спустя время, Пытающийся отдышаться уже вторую минуту, Витя лежал на более менее упругой почве. Рядом никого не было. Ни души. Но пока мозг опьянял переизбыток кислорода, парня это волновало слабо. Однако, как только трезвость ударила в голову, как колокол, он понял, что произошло. Рядом никого нет. А был ли кто-то вообще? Кто-то ведь меня тащил.

Витя встал и ладонями очистил лицо от грязи и мерзко пахнущей водоросли.. Его знобило, зубы щелкали друг об друга от холода. Или от страха за то, что остался один, посреди болота, до нитки мокрый и без…без вещей. Ох, как Вите стало обидно за потерянный рюкзак. За один день все, что бабушка усердно хранила всю жизнь, Витя просрал. Снова рухнул на землю, обессиленный, и оперся спиной на тонкое дерево.

И вдруг зарыдал. Он проклинал себя за все, и мысленно и потом повторял вслух, и неизвестно сколько бы это продолжалось, но тут до его ушей добрались странные звуки. Не звуки леса. Истерика сразу прошла. Витя вытер слезы, прислушался. Вой какой-то. Или пение? Точно пение.

Будто бы и не человеческий совсем, но мелодичный, низкий голос выводил гласные буквы, из этого получалась некая ритмика. Вите слышалось раскатистое, зацикленное “Иии-ееее-оооо-аааа”. Он замотал головой из стороны в сторону, выискивая глазами источник звука, впоследствии обнаруженный за спиной метрах в ста от него. Витя аж нашел в себе силы вскочить на ноги. Пригляделся. Проморгался, потому что не поверил своим глазам: это был огромных размеров…медведь? Поющий медведь? Тот спокойно стоял на двух ногах. В панике Витя продумывал план, на какое дерево лезть, потом вспоминал, что деревья от косолапого хищника не спасут. Ни одно, так другое, лучше бы в трясине потонул.

И тут медведь замолчал и двинулся в сторону Вити. И чары будто рассеялись, Вите удалось разглядеть, что это не медведь вовсе а человек в меховом плаще и глубоком капюшоне. Витя твердо решил, что примет бой, если надо. И пусть будет, как будет. Сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он не жалел сейчас только об одном — что не поддался на уговоры друзей. Сгинули бы в этом болоте вместе, а кому оно надо-то, по его дурости.

— Ну давай, — заорал Витя. — Я буду защищаться!

— От чего? — послышался мальчишке басистый голос. Спокойный, не агрессивный вовсе. Умиротворяющий.

— Что вам от меня надо?

— А ты один здесь справишься? — усмехнулся незнакомец, остановившись метрах в пяти.  — Я думаю, нет.

Витя наконец мог разглядеть мужчину. Нижняя часть лица покрыта бородой, а верхняя испещрена множеством морщин. Мужчина не проявлял эмоций, пристально рассматривая Витю, затем продолжил:

— Пойдем за мной, товарищ. Я помогу тебе, просохнешь у костра, поешь еды нормальной. Сколько ты здесь уже бродишь, по топям?

— Э не, я с вами никуда не пойду. Вы мне лучше дорогу просто покажите, как выбраться и я буду благодарен вам. Правда нечем вас отблагодарить, все вещи утонули.

— Да не бойся ты. Зачем мне надо тебя убивать, если я тебя и спас. И вещи твои спас, они уже сушатся у меня у дома. У костерка разложил их аккуратно и…

— Вы врете!

— Да ну? Замечательный компас у твоего деда был. А вот карты устарели давно, поэтому и завели тебя сюда. Ну еще и Топач постарался, завел в самую трясину. Пойдем, говорю.

Вите, услышав про компас и карты, было достаточно, чтобы поверить мужчине. Он только согреется. Только высохнет и всегда будет начеку.

Продолжение в комментариях...

Девочка подолгу сидела в этом доме, представляя, что вместо разрушенных стен целые, окна не разбиты, на полу теплый ковер, и что это ее дом. Тут она чувствовала себя комфортно, несмотря на то, что это были лишь ее фантазии. Под вечер она уходила домой.

В один из таких вот дней, когда злые девицы уже свалили, но слезы на щеках Клавы еще не успели просохнуть, она, запыхавшаяся присела на груду камней во дворе заброшки.

«Тяжелы твои слезы, девочка.» услышала Клава вкрадчивый шепот. Словно и не шепот вовсе а дуновение ветра. Она сорвалась с места, как ужаленная. Обернулась, вокруг ни души.

— Кто здесь? — выдавила напуганная девочка.

— Я. Хозяин этого дома. — вновь послышался шепот. Он исходил от…груды камней. При ближайшем рассмотрении это оказалась совсе не куча камней а развалившяся от времени верхушка колодца. Отверстие было закрыто сгнившими досками. Из под них, из глубокой темноты и доносился этот голос.

— А что вы делаете на дне колодца? — спросила Клава осторожно.

— Тут темно. Совсем не обязательно, чтобы меня видели. Это очень вредно для людей.

— Вам нужна помощь? — спросила Клава, немного расслабившись. Этот шепот из колодца звучал так мягко и по доброму, внушал ей спокойствие. Страх отступил быстро.

— Помощь нужна не мне, девочка. Я ощущаю горькую соленость твоих слез.

— Эти девки…— внезапно Клаву наполнила обида. Да так наполнила, что полилась через край. — злые дуры. Я не люблю общаться с людьми, а им это не нравится. Я толстая, я отличаюсь от них и они думают, что это дает им право издеваться. Они каждый день дразнят меня, зовут коровой. Иногда я прячусь здесь, тогда они отстают. Не понимаю, что я им сделала такого.

В ответ зазвучал лишь ветер, шелестя желтой, еще не полностью опавшей листвой.

— Можешь отодвинуть крышку, что лежит на колодце? — зазвучало вновь, когда девочка уже было подумала, что ей все это лишь показалось.

Она, с трудом, но оттащила доски, всадив занозу в ладонь. Потом она осторожно подошла к краю отверстия. Всмотрелась в темноту, но никого не увидела.

—Я сделала. — пролепетала девочка.

— Так действительно лучше. Воздух посвежее.

С тех пор Клава стала чаще ходить к заброшенному дому. Теперь ей там не только нравилось, но еще появился новый друг.  Единственный друг. Он не всегда общался с Клавой, в основном она с ним. Делилась личным, жаловалась на жизнь, на опекуна, которому нет до нее никакого дела. На одноклассниц, вечно тыкающих пальцем и смеющихся над ней.

— Хочешь, я помогу тебе? — прошептало однажды из колодца, когда девочка, выговорившись, уже собралась уходить из заброшки.

— Чем? — обернулась удивленная Клава. В последнее время ей начинало казаться, что она сама выдумала этот голос. Точнее он звучал в ее голове. Однако легко было убедиться в том, что это не так.

— Ты дашь мне силы. Я дам тебе силы в замен.

— Это какие такие силы? Я не очень сильная, если…

— Я давно не питался. Голодный, обессиленный, я не могу находиться нигде, кроме этого колодца.

— Вас кто-то запер туда? — подумала девочка, прежде чем снова ответить.

— Можно сказать и так. Так ты поможешь мне?

— Что нужно сделать?

***

В назначенное время Клава привела к заброшенному дому двух одноклассников. Она хотела привести как можно больше народу, как просило нечто из колодца. Хитрости ей хватило, чтоб придумать лишь про попавших в яму щенков. Щенки в ее вранье были слабенькие, умирающие без еды и воды. Их нужно было вытащить из ямы, но одна она не могла это сделать. Вызвались лишь двое - Яша и Толя.

Всю дорогу они докапывались до Клавы с расспросами. Что за щенки, пушистые или короткошерстые, сколько их, точно ли нет рядом их мамы, которая может и искусать. Надоели они Клаве изрядно. Она их почти не слушала, думала лишь о том, чем же двое мальчишек могут помочь ее новому другу. Неужели достанут из колодца, размышляла она.

— Ну и где твои щенки? — ехидно спросил Яша, когда они наконец дошли до заброшки.

— Вон там, у заваленного колодца. Я разгребла, как смогла, но сил мало и пальцы все в занозах.

— Пойдем, Толик. Щас мы их в раз достанем.

Клава стояла в стороне и наблюдала. По словам ее нового друга, с ребятами ничего не произойдет. Нечто просто хочет немного сильных эмоций. «Чем больше людей, тем больше эмоций», жужжали шепотом в ее голове последние его слова.

Толя первым наклонился над колодцем, всматриваясь в темноту. За ним повторил Яша.

— Нет тут никого. — Задумчиво произнес Толя.

— Где твои щенки? — выкрикнул Яша, обращаясь в девчонке.

— Не знаю я, тут были.

— Не могли же они сами…— начал было говорить Яша, но вдруг округлил глаза, будто увидел за спиной Клавы нечто ужасное. В этой позе он и замер. Одновременно с этим, с Толей стало происходить непонятное. Он вдруг упал на колени, словно ноги перестали держать, оперся руками о землю и застонал. Затем схватился одной рукой за горло, захрипел, краснея.

Клава не знала что делать. Ее сковал жуткий страх, она боялась даже пошевелиться. Она смотрела то на застывшего Яшу, то на задыхающегося от непонятно чего Толю.

Все это происходило секунд десять, которые девочке показались вечностью. После этого Яша продолжил фразу, на которой и закончил: «вылезти из такой дыры. Ты обмануть нас решила?» Толя тоже вопросительно смотрел на Клаву, при этом словно и не помня, что только что происходило.

— С вами все нормально? — пролепетала Клава испуганно.

— С нами? Это в тобой все нормально? Зачем притащила нас сюда? — усмехаясь, процедил Толя.

— Дура! — поддержал Яша. — Пойдем отсюда, Толян.

Клава еще долго стояла, не понимая, что только что случилось. Она жутко перепугалась за ребят и ее руки дрожали до сих пор. Она медленно приблизилась к колодцу.

— Я благодарен тебе, девочка. Этих ребят мало, но ты все равно молодец. Теперь я помогу тебе.

— Что с ними было? — спросила шепотом Клава. Она все никак не могла прийти в себя.

— Ничего особенного. Они потеряли часть своих…эмоций, только то и всего.

— Мне было страшно. Я так испугалась.

— Да. Я чувствую твой страх. Твоя душа как никогда сильна. Она открыта, чтобы получить дар.

Сначала девочка испытала легкое покалывание во всем теле, как бывает, когда отсидел ногу. Покалывание усилилось и сконцентрировалось чуть ниже груди, глубоко внутри. Чем сильнее становилось ощущение, тем больше реальность отступала от Клавы. Она перестала соображать, что происходит, полностью отдаваясь боли. Боль становилась все сильнее, казалось, сейчас что-то обязательно вырвется наружу из ее грудины. Когда боль стала нестерпимой, девочка громко закричала и в этот же момент потеряла сознание.

Через пару минут она пришла в себя, не понимая почему валяется на земле. В грудине болело, девочка потерла это место ладонью. Затем встала, отряхнулась от листвы, и аккуратно зашагала в сторону дома.

Глава 2.

Домой Клава добралась, когда уже стемнело. Ее дядя, по совместительству опекун, наверняка спал. Да даже если бы не спал, он не удосужился бы спросить, где девчонка задержалась. И почему-то Клава была уверена, что пропади она хоть на неделю, хоть на месяц, он вряд ли заметил бы.

Чаще всего он пил, пил все время до беспамятсва.

Боль в груди уже давно утихла, девочка даже начала чувствовать некую…легкость во всем теле. Точнее чувствовала она это ровно до момента, когда зашла в дом. В доме ее пробрало от незнакомого ей ощущения. Тревога? Нет. Страх? Точно нет. Что тогда? Что-то давило. Боль в груди проснулась. Засвербела остро, но не сильно, девочка потерла ладонью солнечное сплетение.

Из своей комнаты вышел заспанный мужчина в одних растянутых трусах. От него разило алкоголем.

— Блин, дядя Олег, я же просила, при мне в штанах.

— А я думал, ты не дома. — Оправдался мужчина и прошел мимо Клавы. Затем брякнула туалетная дверь.

Обычно Клава испытывала к своему дяде отрицательные чувства. От него всегда неприятно пахло спиртом, и часто он приставал с тупыми вопросами, вспоминая, что надо бы и повоспитывать девчонку.

Теперь ей вдруг стало жалко его. Появилось нечто неясное, будто бы боль но не боль вовсе. Что-то ныло, но если Клава задумывалась, какой орган или часть тела болела, то убеждалась, что вообще ничего не болит. Когда дядя был очень близко, идя шаркающей походкой в туалет, она все поняла.

Это была не ее боль, а его. Она вдруг осознала это так ясно, как осознаешь, например, что стало холодно, или наоборот жарко. Ее дядя чем-то болел, от чего сильно страдал.

Эту его боль она ощущала всю ночь. Пыталась уснуть, но думала только о боли. О чужой боли. Она не понимала, что ей делать с этим чувством. Проворочалась на кровати до утра.

Когда зазвенел будильник, она вскочила на ноги, максимально быстро привела себя в порядок, скидала в рюкзак нужные учебники и вылетела из дома. Так рано в школу она еще никогда не выходила. Почти за два часа.

Чем дальше отдалялась от порога жилья, тем легче становилось ее состояние. Она чувствовала некую силу. Силу, которой она не умела пользоваться. И она собиралась на заброшку, чтоб узнать об этом больше.

Правда, ни на один из своих вопросов Клава не получила ответ. Нечто молчало. Или его больше не было в колодце. Расстроенной девочке пришлось идти в школу.

В школе Клаву многие пожирали глазами Клаву. Раньше ее никто особо не замечал, поэтому сейчас она испытывала неловкость от такого внимания. Клава находилась в замешательстве, пока к ней не подошла Нина.

— Привет. — начала Нина. — Классно выглядишь. Как…Как ты похудела за…одну ночь!?

— Что, прости? — переспросила Клава, тут же оглянув себя. Все тело осыпало мурашками - она была худая. А ведь утром она смотрела на себя в зеркало. Как такое возможно?

— Ты похудела! Это же нереально! Мы щас с девчонками обалдели просто. Только одежда странноватая.

— Извини, мне нужно идти. — выпалила Клава и ринулась в туалет, не веря в то, что происходит.

Стоя у зеркала сейчас она не узнавала себя. Она и правда похудела. Ее платье и теплая кофта свисали с нее, как с вешалки.

И тут в грудине опять закололо. Чужая боль. Клава отвлеклась от зеркала и вышла из туалета. Чувство усилилось. В трех метрах от девочки стояла учительница по русскому языку. От нее исходило то, что Клава потом назвала волной. Она ощущала своеобразный запах, она нутром чуяла, что этот человек болен. Клава еще не понимала, зачем ей чувствовать чужую боль. «Будто бы своих проблем мне не хватает».

Перед уроком почти каждый одноклассник счел своим долгом спросить, как же Клаве удалось похудеть. Ее это жутко бесило, она не знала что отвечать, только отшучиваясь.

Когда начался урок, все заметили, что двоих ребят нет. Яша и Толя не пришли на урок. Опаздывают? Вряд ли. У Клавы появилось нехорошее ощущение.

Пришли одноклассники только к третьему уроку. Вид у них был, как будто они минуту назад проснулись. Никого не замечая они прошли в класс, бахнулись на свои места.

Клава не отрывала взгляда от этих двоих. Она чувствовала нечто новое и пока не понимала свои ощущения.

К концу всех уроков Яша и Толя так и не пришли в себя. Ужасно тормозили, мямля что-то себе под нос. Их друзья отшучивались, что нельзя так бухать, что ночью надо спать и так далее.

— Ты себя нормально чувствуешь? — на Яшино странное поведение отреагировала классная руководительница

— Заболел наверное. —  пробубнил Яша.

— И я. — вяло подхватил Толя.

— Марш домой, товарищи. Бледные оба, как поганки.

Клава понимала, что ничем они не болеют. Она бы почувствовала это. Тут что-то другое. Что-то, что с ними сделало Нечто. У девочки кружилась голова, ей казалось, что это дурной сон. Казалось, сейчас она проснется и станет обычной - полной, нелюдимой, никому не нужной. Она ущипнула себя за руку, ощутив боль. Неужели это правда? Думала Клава.

Но странности только начинались.

Девочка каждое утро и каждый день после уроков приходила к заброшенному дому. Она подолгу находилась там, задавая один вопрос: «Что ты со мной сделал?».

На пятый день, в воскресенье, сидя на дощечке у колодца и вперившись взглядом в копошащихся на земле муравьев, она услышала. Сначала звук был похож на шум ветра. Но прислушавшись она поняла, что это шепот. Она не могла разобрать слов, и даже подумала, что это какая-то бессмысленная тарабарщина. Клава вскочила на ноги и закричала что есть сил: — да ответь ты наконец, что со мной происходит?? Я схожу с ума?

— Эскирэ. Вайо шота. — услышала она в ответ.

— Чего? Я не понимаю, что ты говоришь.

— Эскирэ. Вайо шота. — вторил шепот.

— Что ты со мной сделал? Что ты сделал с ребятами? — неожиданно слезы полились из ее глаз. Клаве уже невозможно было сдерживать эмоции. — Что происходит?? Что я натворила??

— Эскирэ. Ты станешь могущественной, девочка. — вдруг услышала она.

— Я не хочу. Я не буду. Верни обратно все!

— Эскирэ. Ничего невозможно вернуть вспять.

— Где ты был все это время? Почему не отвечал мне? Я так нуждалась в тебе.

— Я спал. Моей силы хватает ненадолго, мой сон бережет их. Но твои эмоции пробудили меня вновь.

— Что ты со мной сделал? Почему я чувствую боль других людей? Зачем мне это все? — сквозь слезы простонала Клава.

— Ты можешь не только слышать боль. Ты можешь ее забирать у того, чья она. Боль это темная энергия, туши ее своей силой. Эскирэ вайо шота. Забери всю боль. Забери всю боль.

— Я ничего не понимаю. Я могу лечить от болезней?

— Эскирэ вайо шота. Забери всю боль. Принеси ее мне.

Большего девочка не смогла добиться. Шепот- Ветер затих так-же неожиданно, как и начался. Дорогу домой она прокручивала услышанное в голове. Она не хотела во все это верить, но усиливающая острота в груди на подходе к дому вернула ее в реальность. Она чувствовала чужую боль. А значит могла ее лечить. Но только как? Она была так зла на себя, за то, что вообще нашла это проклятое место, этот заброшенный дом. За то, что начала разговаривать непонятно с кем. Теперь Злость ее переполняла.

В доме стоял резкий запах алкоголя. А так же был слышен громкий храп из комнаты дяди. Клава на цыпочках прошла к двери. Как не старалась она тихо ступать, половицы все равно скрипели. Ей почудилось, что чем тише она крадется, тем громче скрип.

Девочка открыла дверь. Дядя спал на полу, видимо свалившись с кровати. Лежал он на спине, поэтому так сильно храпел. Такое уже бывало, Клава просто перестала обращать на это внимание.

Она приблизилась к храпящему опекуну. Ну и вонь, боже, подумала Клава, ворочая нос. Жжение в груди усилилось до такой степени, что зазвенело в голове. Клава вдруг почувствовала необходимость прикоснуться к спящему. Словно ей кто-то нашептывал на ухо, что нужно делать.

Она занесла левую руку над телом, затем аккуратно дотронулась кожи. Точно так же она сделала и правой рукой. Когда обе ладони легли на грудь мужчины, Клава почувствовала как к ним прилил жар. В следующую секунду храп замолк, а затем мужчина открыл глаза. Он смотрел на девочку, явно не понимая, что вообще происходит. Клава одернула руки от его тела.

— Дядя Олег, вы упали с кровати, я решила, что стоит вас разбудить.

— Клава. — только и выдавил он. Затем глаза закрылись, будто дядя и не просыпался вовсе.

А у девочки ушла боль из груди. В доме вдруг стало так спокойно, пропали все тревожные эмоции. Она посмотрела на свои ладони, они были красными, будто она растирала их друг о друга минут десять. Горели жаром.

Клава попыталась остудить их, окунув в тазик с холодной водой. Вода неожиданно почернела,  да так, что девочка не видела своих кистей. Жар не проходил. Он шел от ладоней, разливаясь вверх по рукам и дальше по всему телу. Стояла так долго, потом, когда жар стих, вынула руки из воды.

Она посмотрела на себя в зеркало, все еще не веря в то, что за ночь похудела. Сняла кофту, джинсы, осталась в одном нижнем белье. Девочка крутилась у зеркала, любовалась собой, рассматривала каждый сантиметр своего нового тела.

Ей настолько нравилось, что она на какое то время даже забыла, что с ней случилось несколько дней назад. Забыла о существе с заброшки, забыла о одноклассниках Яше и Толе. Она была так красива, как никогда в жизни.

Субботним Утром Клава проснулась от звенящего шума. Он исходил с кухни. Девочка бросила взгляд на часы. «Нет, слишком рано для того, чтобы дядя проснулся». Обычно пьяным он спал до ночи, потом снова пил, и засыпал только под утро. Сегодня что-то поменялось. Незримо, но ощущалось это явно. Она вскочила с кровати. Открыла дверь, ведущую на кухню.

Мужчина что-то готовил, стоя у плиты. Сначала Клава не поверила своим глазам. И она вообще не поверила бы в это, но последнее время с ней случались чудеса.

— дядя Олег? Что-то случилось? — осторожно спросила девочка.

— Конечно! — повернулся к ней мужчина. Клава удивилась еще больше, когда увидела улыбку на его лице. — Прекрасный день, чтоб приготовить завтрак. Посмотрел я сегодня с утра на себя в зеркало и ужаснулся. Во что я превратился. Подожди. Ты ведь была…

— Толстая? — выпалила Клава, пока ее дядя замешкался.

— Ну. Не толстая конечно же, просто немного в теле. Но сейчас, что за прекрасное создание я вижу перед собой? Неужели я так пил, что не заметил, как ты похудела, Клав?

— Видимо так. — соврала девочка. — Но вы тоже очень хорошо выглядите. Вчера я бы вам так не сказала.

— Да. Побрился с утра, помылся. Не поверишь Клава. Мне приснилось нечто невообразимое. Я тебе никогда не говорил, но у меня ужасно болели легкие. Это последствия той аварии, в которой…— мужчина вдруг замолк.

— Погибли родители?

— Да. Врачи долго выкачивали из них жидкость. Потом вроде все прошло, но боль усиливалась с каждым днем. Я начал пить. Заглушить хотел боль от смерти сестры, твоей мамы. И боль в теле. Напивался до беспамятства, лишь бы вырубиться.  С работы погнали, но мне и не надо ничего было.

А ночью мне снился сон. Словно боль моя это какой-то большой червяк, который вдруг зашевелился где-то внутри, а затем полез наружу. Он вылез прямо из груди, но мне было не больно и даже не страшно. А когда он вылез, упал на пол, заизвивался как уж на сковородке, а затем растворился в воздухе. Я поднял глаза с пола и увидел тебя. Ты сказала, что я больше не буду страдать от этого червяка. Потом обняла меня. А когда я проснулся, я и правда больше не чувствовал боли в груди. Это невероятно, но я чувствую что…здоров!

— Вы действительно стали лучше выглядеть. — подтвердила Клава. — В нашей деревне стали случаться чудеса.

— Похоже, что так. — улыбнулся вновь дядя Олег. Ты будешь оладьи? Я тут пока с рецептом разбираюсь, но планирую все таки сварганить что-то съедобное.

Клава посмеялась и присоединилась к готовке. И все мысли в ее голове успокоились, улеглись по полочкам, будто происходящее это норма. Будто все всегда так и было. Легко и непринужденно.

Выходные она провела, общаясь с дядей. Это были лучшие выходные в ее сознательной жизни. А в понедельник все разрушилось.

***

В школе, едва она успела зайти в дверь, к ней подлетела Нина.

— Клава, ты слышала? Слышала уже это? Про Яшу с Толей?

— Что слышала? — пробубнила Клава. Ей вдруг стало тревожно.

— Мама Яшина отвела его в больницу, ей очень не нравилось, как ее сын странно себя вел. Заторможенность, вялость. При этом симптомов, типа температуры и прочего, не было. В больнице знаешь чего сказали? У Яши нет пульса. И стука сердца не слышно! Как будто знаешь, умер. И глаза, глаза мутные как у мертвых! Толика тоже в больницу, и такая же ерунда, представляешь? У обоих необъяснимые проблемы со здоровьем.

— И что говорят врачи? — спросила Клава, но ей это было не особо важно знать. Думала она сейчас не о врачах.

— Ничего. Разводят руками. В нашей больнице нет всяких там крутых штук типа УЗИ или еще что, поэтому их увезли в городскую еще в пятницу. Больше о них ничего не слышно. Странно так. Да?

Клава кивнула головой, ничего не ответив. Ее отвлекало кое-что, исходящее от собеседницы. Волна, но не такая, какую она ощущала от своего дяди и от учительницы по русскому. Что-то другое, невнятное, неясное.

— А ты…Как твое здоровье? — поинтересовалась Клава, смотря в глаза Нине — Ты ничем не болеешь?

— Я то нет. А что? Плохо выгляжу? — заволновалась Нина, достав из сумки зеркальце. Она начала рассматривать себя, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

— Нет, нет, все впорядке. Просто вдруг это…ну заразное, чтоли, у ребят.

— Тьфу ты, испугала. — и Нина тут же забыла, о чем говорили, переведя тему. — Так ты расскажешь, как так быстро похудела, подруга?

— Извини, мне надо найти училку по русскому. — Клава сделала вид, будто не слышала вопроса, развернулась и пошла вверх по лестнице. Нина что-то крикнула вслед, но Клаве не удалось разобрать слов. «В подруги что ли набивается? — злилась девочка. — сначала предала, издевалась, а сейчас ведет как ни в чем не бывало. Дура» 

На уроке Клава ерзала на стуле, с тревожным чувством внутри. Клава знала, что болезненная, цепляющая, колючая волна исходит от преподавателя. Тамара Александровна, всегда добрая, отзывчивая. Забавно шутит. Клава любила посещать ее уроки. И сейчас она твердо решила, что поможет своей учительнице. Еле дотянув до конца урока, еле дождавшись, пока одноклассники выйдут из класса, она подошла к сидевшей за столом и уткнувшись в классный журнал Тамара Александровне.

— Ты что-то хотела спросить, Клава? — подняла она свой взгляд на девочку.

— Нет. Да. — запереживала Клава. Она не знала, с чего начать. — Я хочу. Помочь.

— Помочь? — удивилась учительница, сняв очки. — Чем? Заполнить журнал?

— Вы болеете. Я могу излечить.

Тамара Александровна открыла рот, но так и замерла, будто поперхнувшись. — слова застряли в горле.

— Не спрашивайте, кто мне это сказал. Я это сама чувствую. — продолжала Клава. — Мне нужно лишь притронуться к вам, и болезнь уйдет. Можно?

— Я не понимаю, это что, шутка такая? — преподаватель вела себя сдержанно, но в голосе ощущалась некая обида.

— Я не шучу, Тамара Александровна. Просто дайте мне руку!

Учительница, сама не зная зачем, протянула руку Клаве. Девочка обхватила ее кисть двумя руками и в следующую же секунду ладони обожгло едва терпимой болью. Клаве Захотелось их одернуть, но она удержалась. Вскоре все прекратилось. Девочка расцепила замок, освободив чужую руку.

— Вы что-то почувствовали? — спросила Клава, ощущая утихающий пожар внутри себя.

— Нет. Но знаешь, когда ты отпустила меня, что-то будто…поменялось. Я…я не знаю, как объяснить.

— Ничего не надо объяснять. Вскоре вы поймете, что совершенно здоровы.

Впервые Клава выходила из школы, чувствуя себя уверенно. Она ни от кого не пряталась, никуда не бежала. Это ее окрыляло. Девочка вдруг поняла, для чего ей подарена возможность чувствовать чужую боль. Чтобы ее лечить. Конечно же! Она вылечит всю деревню. Каждого.

На следующий день, только зайдя в двери школы, Клава увидела ждущую ее Тамару Александровну.

— Как? — выдавила она чуть не шепотом.

— Я не знаю. — Клава поняла, о чем спрашивала учительница.

— Но это ведь…Не возможно.

— А как возможно, что я похудела за одну ночь? Возможно. Мой дядя безумно счастлив, я ему тоже помогла. У него все хорошо, он даже пить бросил. Тоже не верит, как такое возможно.

— Я не уверена, что выздоровела. Но ночных болей нет впервые за долгие годы, это факт.  Понимаешь, что можешь помочь многим людям? — осторожно проговорила женщина, немного подумав.

— Да. И хочу. Вы знаете кого-то, кто нуждается в этом?

— Конечно. В нашем то возрасте, могу найти не один десяток. — посмеялась Тамара Александровна.

— Я хочу помочь всем. — заявила Клава. — И помогу.

...

Продолжение в комментариях.

Глава 3.

Глава 4.

— Потому что кое-кто догадался положить взрывчатку в багажник. — агрессивно, но почти шепотом процедил мужчина. — Девочку я никогда не прощу тебе. И наркоману твоему тупорылому.

— Он всего лишь выполнял мои указания, и вообще не при делах, ясно?

— Он был обдолбан и вообще не соображал, что творит. Как и ты, судя по всему, когда принимала бездумные решения.

— Ты будешь это делать или мне самой выдернуть эти сраные трубки из его горла? — женщина вскочила, злобно оглядев неподвижного пациента. Но кроме взгляда ни на что не решилась.

Мужчина никак не отреагировал. Глаза женщины сверкнули злобой, она развернулась и выскочила из палаты.

— Так и живем, Никита Юрьевич. — мужчина достал диктофон из кармана и щелкнул на кнопку. — Это на случай, если она начнет залупаться. А она начнет, вы же знаете.

Затем он взял пульт от кондиционера и убавил температуру еще на градус.

Прежде чем выйти из палаты он произнес:

«Жаль, мы не поговорили толком в последний раз, видите как вышло. Я пойду, работать надо, а вы полежите тут еще. Врачи сказали, что вероятность выхода из комы крайне мала. Может сами надумаете того, а?»

***

Лазейка нашлась быстро. Правда, Смотря на ее размеры, у Ника не возникало желания никуда лезть. Больше похоже на крысиную нору какой нибудь крысы - мутанта. Он представил себе, как своды пещер сдавливают его его тело, и он не может даже вздохнуть. Затем представил, как его останки догрызает грызун-переросток, и выгнал эти мысли из головы.

— Ты готова сделать это? — Ник подсветил дыру почти у самых ног.

— Я боюсь. Там могут дать пауки.

— Пауков там точно нет.

— А кто есть?

Ник понял, что проиграл эту игру, его загнали в тупик. Он хитростью уговорил Катю лезть внутрь лазейки, а сам полез следом, не отставая. Точнее стараясь не отставать. Катя довольно ловко ползла по узкому туннелю, чего нельзя было сказать о сыщике. Его плечи постоянно застревали, приходилось выкручиваться, в буквальном смысле.

— А вовсе тут и не страшно, вы были правы. И места много. — ребенок освещал путь фонарем, изредка подсвечивая назад.

— Ага. Места дох..дофига, это уже точно. — Ник чуть не выругался. Страшный сон клаустрофоба. К счастью, Ник был не из таких, тем не менее продвигаться дальше становилось все труднее. В какой-то момент куртка зацепилась за острый торчащий камень и издала рвущийся хруст. “Черт с ней?” — только и подумал Ник. Ему было о чем думать и без того. Он заметил, что уже минуты три они ползут вниз. Постепенно склон становился все круче, и Ник решил перестраховаться. Он умудрился достать из джинс ремень, остановил Катю и кое-как обмотал его вокруг детской ноги. Потом намотал на запястье, закрепил.

— Это для чего? Чтоб я не уползла быстрее?

— Это для безопасности. — ответил Ник и она полезли дальше.

Пару раз сыщик неплохо приложился головой о камни, мысленно проклиная все на свете. Один раз ударился довольно сильно и в этот момент Ник вдруг перестал видеть. Он не сразу понял что произошло, только когда Катя завопила от страха. Фонарик резко погас. Вся «крысиная нора» погрузилась в темноту, и девочка перепугалась. Он по глупости зачем-то потянул ее за ремень, от этого она еще громче закричала. «Помогите мне, помогите». Ник перестал тянуть, подполз сам. Кое-как успокоил Катю, объяснив что произошло и заверив что все будет хорошо, они просто поползут дальше в темноте.

Девочка ползла и все время спрашивала:

— детектив Ник, вы тут?

— Тут. Ползи аккуратнее. Если потянут за ногу - это я. Поняла?

— Поняла. А если за руку?

— Не выдумывай!

Через мучительно-долгое, по ощущениям сыщика,  время Катя остановилась и сказала: «Тут яма.»

Ямой оказался резкий обрыв. Ник думал недолго, нужно было меняться с девочкой местами. Он попросил ее переползти по нему назад, она без проблем сделала это, если не считать оттоптаной головы сыщика.

Ник бросил отцепленный ремень впереди себя, тот лязгнул бляхой через секунду.

Ник ловко выставился вперед руками и проскользнул вниз, совершив в конце кувырок. Высота около полуметра. Встал, вытащил из дыры Катю и поставил ее на ноги, заботливо отряхнув.

Судя по эху, они оказались в пещере побольше остальных, решил сыщик. Он велел девочке вцепиться в его руку и мелкими шагами они начали исследовать окружение.

Едва Ник почуял знакомый едкий запах, как голова зазвенела от боли. Через мгновение глаза залил яркий свет, Ник по прежнему ничего не видел, только теперь вместо темноты была белая завеса. Постепенно она становилась тусклее и Ник смог увидеть..камеры. В большой пещере стояли камеры на треногах. Все они были направлены объективами на сыщика. Он огляделся — девочки нигде не было. Только десятки камер. Ник ринулся к одной из них но все они тут же растворились в воздухе. Через секунду сыщик вновь погрузился во тьму.

Прислушался к зловещей тишине. «Катя?» — осторожно спросил он.

Эхо рассыпалось в пространстве, а в глаза опять вонзился яркий белый свет, как от мощного прожектора. Когда яркость сошла на нет, Ник оказался посреди улицы. Через дорогу от себя он увидел двухэтажный дом, ухоженные клумбы с цветами у порога, гараж. У гаража стоит машина. Хорошая, дорогая, по меркам Ника, но он не может вспомнить марку. Внутри сидит мужчина, видно по силуэту. Ник пригляделся, но не смог разобрать черт лица.

Он решил подойти поближе. Перешел через дорогу, тело слушалось его как-то странно, будто бы с подтормаживанием.

Вдруг из дома вышла девочка. Школьница, понял Ник по рюкзаку на спине. Когда он увидел лицо девочки, то остановился и крикнул: «Катя!? Катя!!». Девочка, очень похожая на Катю, или ею и являющаяся, пошла к машине, из авто вылез мужчина. Теперь Ник видел не только силуэт. Он будто бы смотрел на себя со стороны. Это он и был. В мозг вонзились тысячи игл воспоминаний.

Он захотел подойти еще ближе, но девочка и мужчина уже сели в машину, хлопнув дверьми. Загудел двигатель, а затем раздался сильный взрыв. Ника оглушило, голова загремела адской, нестерпимой болью, в глазах все поплыло.

— Ты нашел выход. Остался последний шаг. — ударил в голову поток мыслей. Вокруг вновь темнота.

— Кто ты? — закричал Ник. Голова гудела от жуткой боли.

— Должна пролиться кровь.

— Кто ты?

— Много крови.

— Ты это я?

— Не совсем. Я часть тебя. Как и ты часть себя. Твое подсознание.

— Я умер? — произнес Ник.

— Нет. Но ты близко, на границе. От тебя зависит, сможем ли мы вернуться в наш мир или нет. Должна пролиться кровь.

— Я готов пролить свою кровь, сколько нужно.

— Твоя кровь грязная. Взрослые слишком грязные. Если здесь прольется грязная кровь, то место будет опорочено, и не сможет быть открыто никогда.

— Я не позволю тебе ей навредить.

— Кому ей? Кто она? Она твое прошлое, которое сгорело. Ее не вернуть, как бы ты не старался это сделать здесь. Она не сможет выйти из этого мира. Ее кровь ключ к выходу, как и ее смерть.

Ник услышал детский плач. Тело его не слушалось, он не мог пошевелить ни единым мускулом. Плач нарастал, и когда стал совсем громким, сыщик очнулся.

Кричала и плакала Катя. Ник в очередной раз потерял сознание. Голова все еще болела, но боль вроде бы начала утихать. Девочку еще долго пришлось успокаивать, от безысходности в ход пошла даже единственная сказка, которую помнил сыщик. Когда Катя немного притихла, он рассказал ей, что увидел в своем сне, пока был в отключке. Хотя теперь он понимал, что по прежнему находится во сне. В больном сне.

— Получается, нужна моя кровь? — прошептала девочка.

— Я не позволю этого сделать, кто бы он ни был.

— У меня есть булавка на платье, мама прикрепляет зачем-то. Можно попробовать ей.

— Что попробовать? — удивлено спросил Ник.

— Уколоть в пальчик, например. Кровь ведь нужна?

— Да. Давай попробуем. — Ник умолчал о некоторых неприятных деталях, в которые и сам не верил. Ребенку уже точно не надо знать.

— Только вы сами сделайте это. Как укол в больнице, раз и все.

Ник растерянно взял расстегнутую булавку, голова опять взорвалась болью и сыщик опять услышал шепот: «Надеюсь, этой иголкой ты вскроешь ей Вены? Или вспорешь горло? Нужно много крови, окропи, очисть! Вернись в свой мир!»

Сквозь звенящую боль в голове, Ник подхватил  девочку,обнял ее, прижал к себе, и на ухо прошептал: «Только судьба принимает самые важные решения в жизни. Пожалуй, это и есть выход.»  Он закатал свой левый рукав, наметил место на запястье получше, другая рука с крепко зажатой в пальцах острой иглой резко вспорола кожу. Сыщик издал приглушенный стон, из руки хлынула жидкость. Ник не видел, но чувствовал и слышал это. Катя снова закричала, потом вдруг все задрожало и Ник услышал сквозь пульсирующую в голове боль, с трудом разбирая слова: «Нет! Закрыл выход, закрыл, нет!» Сначала шепот, но он становился все громче и громче пока не превратился в шипение, а шипение в в оглушающий писк. Писк нестерпимо бил по перепонкам, сыщик правой рукой шарил в темноте, выискивая девочку, левая уже онемела. Ник Быстро терял силы. Писк пульсировал в ушах, бил в виски. Он становился все чаще и когда перешел на сплошной, ноги обмякли, как разваренные сосиски. Сыщик с грохотом свалился на холодный каменный пол.

***

Кардиомонитор непрерывно запищал, вырисовывая на экране ядовито-зеленую прямую линию. Молоденькая Медсестра растерянно ворвалась в палату, быстро взглянула на часы и заметалась по палате. На часах четыре утра. Она успела вызвать дежурного врача, но знала, что времени его ждать нет, каждая минута на счету. Она не совсем понимала, как поступать в такой ситуации, поэтому принялась делать то, чему училась. Пульс не прощупывается, реакции зрачка на свет нет. Экстренно, дрожащими руками, начала проводить реанимационные мероприятия. Когда в палату ворвался врач, медсестра выпалила: —«пульса нет, зрачок не реагирует, давление не определяется, у пациента терминальное состояние».

Они возились слишком долго. Прошло больше пяти минут, прежде чем дежурный врач перестал проводить реанимацию и снял перчатки. Он тяжело выдохнул, взглянув на медсестру, затем перевел взгляд на часы и, опустив голову, негромко проговорил: «умер в четыре ноль восемь, утром.»