СКОБАРИАДА 3⁠⁠

Поэма-былина

Глава III

ОТРЕЧЕНИЕ

Мрачный трон посредь зала горюет,

На нём хмурится князь Ярослав.

Живописец с него холст малюет,

В стиле западном зарисовав.

Вокруг трона две кучи мучные,

Князь зрачком на них пышным глядит,

Крутя голову тонкою выей.

Александр ему говорит:

"Здравствуй, добрый сосед мой надёжный,

Принимай от соседа поклон!

Я смотрю, что-то стало тревожно,

Во владении новом твоём!

Что ж не сеете вы яровую,

Ни ячмень, ни пшеницу, ни рожь!?

Проморгал, чтоль ты, князь, посевную,

Пока всем пирожки раздаёшь?"

"Мы не сеем теперь и не пашем!" -

Как проблеял в ответ Ярослав, -

"Пироги едим с вкусною кашей,

От друзей подношенья приняв!"

"Что-то, княже, ты дюже беспечный:

Зря так веришь ты в этих друзей!

Чтож, кормить тебя, думаешь, вечно,

Вмест своих будет немец детей?"

"Ну, пока мест на это нет жалоб,

Кормит нас их железная рать!

Ну, а в будущем, нам не мешало б,

Новгородское всё отобрать!"

"Что ты щас произнёс!? Повтори ка!" -

Александр сжал с хрустом кулак.

Тут с противнейшим звоном великим,

Застучал в пол железный башмак!

Звеня сталью заходит в зал тронный,

Прерывая князей разговор,

Вереница железных баронов,

Во шлемАх из блестящих ведёр.

Один делает шаг из них плавный,

Говорит: "ДопрогО фам утрА!

Я есть Герман Фон Бальк, я тут клафный!"

И ладошка торчит из ведра.

Ярославич узнал это имя,

Он слыхал про него иногда.

Ходит слух, что у сучьего вымя,

В труселях вместо хера манда!

Ярослав огрызнулся довольно:

"Вот те, князь Александр, подотрись!"

Тут барон, с наглецой самовольной,

Осадил недокнязя: "Саткнись!

Слушай, что мы тьебе приедлагаем,

Нофкоротский ньичтожный ты книазь!

Либо град твой врата открывает!

Либо есть мордтой будьете гриазь!

Приедадим тебья прямо не медльа,

Мы свойим заострьённым мечьам!

Новкороцев засуньем мы в пьетли,

Будьет много трутов палачьам!"

Князя рыцари в круг обступили,

Заслоняя к отходу пути.

Александр подумал: "Дожили!

Мне из Пскова, кажись, не уйти!"

Каждый рыцарь могучий, дородный,

Тут не сдюжишь один ни черта.

Молвил князь: "О, барон благородный!

Я согласен открыть воротА!

Сможешь ты с твоей доблестной ратью,

Без боёв взять труды наших сёл..."

Немец резко прервал его: "Хфатит!

Ето, книазь ещё будет нье всьё!

Нужно, чтоп скаморьох кажтый трьётий,

Опьясательно льиком был чьорн!

Ну а кто сей садумки нье фстрьетит,

Пьеред ньим на кольени покорн!"

Князя это, конечно, смутило,

Он кивнул и отвесил поклон.

Тут в палаты заходит Твердило:

"Ты не верь ему, светлый барон!

Это хитрый сынок Ярослава,

Что вспорхнул из Большого Гнезда!

Он как лис, этот княжич, лукавый!

Лжёт в глаза он тебе без стыда!"

Кольцо рыцарей сделалось уже

Вокруг князя, доспехом звеня.

Мечи тянутся к храброму мужу,

Александр подумал: "Херня!"

А барон подхватил нагнетая:

"Не внушает тоферья тфой тон!

Кофоришь ты клаза опуская!

Пальцы крестиком тершишь при том!"

Александр смекнул: "Дело худо,

Не получется ведь чепуху

Вот такую нести мне, покуда

Я при разуме, как на духу!"

И тут как разродилась идеей,

Александрова светла башка:

"Чтоб в моей не сомниться затее,

Прикажи принести пирожка!"

"Ты ш на улице, кад, его сплюнул!" -

Сомневается всё же барон.

"Да чего-то чёрт в голову дунул!"

Появляется паж с пирожком.

С обречённой, угрюмою рожей,

Князь берёт пирожок в левый перст,

Тихо шепчет, крестясь: "Спаси боже!"

И с напыщенной жадностью ест.

Мозг взбухает, как листик весенний,

Реальность словно загадочный сон,

Очень странных картинки ведений,

Перед княжьим всплывают челом:

Как приняв непотребные позы,

Бородатые девы поют,

Груди, словно набиты навозом,

И у всех елдаки привстают!

У одной лишь пиздища сверкает,

Словно дикой кобылы фарья!

Её свита елдачниц ласкает,

Грубым басом воркуя: "Йа-йа!"

Этих грязных видений проклятье,

Превращало мозги в винегрет.

И отца и всю Русь не предать бы,

Чтоб смотреть, и смотреть этот бред!

Барон с трапезы глаз не спускает,

Ярославичу смотрит прям в рот!

В нетерпении он ожидает,

Когда князь пирожок дожуёт.

Восклицает при этом: "Не пльохо!

Я п фитений тфоих потрочил!

Ты котоф напирать скамороха,

Что п он чьёрный при Нофкород был?"

Александр, ему глядя в харю,

Говорит: "Что уж там чёрный шут!?

У меня все купцы и бояре,

Красны булки друг другу намнут!

Пирожков раздадим всему люду!

Лишь посмей кто пуститься в отказ!

Лично сам я следить за тем буду,

Каждый пятый чтоб был пидорас!

Ну а если мужик, вдруг, давече,

Красной девкой себя ощутит -

Сообщит всем об этом на вече,

Люд повнемлет, поймёт и простит!

И отселе он больше не парень,

И не сметь его так называть!

Если бабе какой даст он в харю,

В бабий спор мужикам не встревать!

Кто стремлений сих гордых свободных,

Разделить не захочет со мной,

Я того над воротами вздёрну!

Чтоб не гадил на новый наш строй!

Эх, как дюже, барон, нет терпенья!

Ты, пожалуй, меня отпусти,

Чтоб скорей воплотить наши рвенья!

Чтоб свободу до всех донести!"

"Та, ступай и неси моью фолю,

Чтопы ей потчинилась фся Русь,

Каштый лес, ручеёк, каштый поле,

Поклоница туфлям моим пусть!

Тфоя нофый порыф мне прекрасен,

Воплотишь - нье сапуду во вьек!"

Князь, склонившись, ушёл восвояси.

Прошептал барон: "Наш чьеловьек!"