Огурец8
Мне было восемь лет, я пошла во второй класс уже. А моей младшей сестрёнке было пять лет.
Я её не любила. "Лучше бы собаку мне купили... Рррр". Очень сильно ревновала к родителям, злилась, что с неё меньше спрос и больше - внимание. Это сейчас я понимаю, что она ж маленькая была, вот и ласкали её больше, и в школу не ходила ещё, поэтому её уроки делать не заставляли. А тогда-то, в восемь лет, я не видела никакой логики в том, что её меньше ругают, больше с ней возятся. И ещё и всегда отправляют со мной гулять, и из-за этого я с подружками не могу уйти в соседний двор играть, потому что моя сестра Ирочка, в своей толстой шубке, или в комбинезоне красном, как у космонавта, не может туда со мной идти, устаёт, садится на снег и плачет. А меня это бесило.
И вот осенью(я уже в школу ходила) нас привезли на выходные к бабушке в деревню. (Мы так-то там всё лето были, но от города до деревни бабушки было недалеко, вот и на выходные нас родители привозили тоже). А в деревне уже наших летних друзей не было. И волей-неволей пришлось нам с Ирой играть вдвоём. Мы сели в песочницу, и каждый стал заниматься своими делами.
Ирка сосредоточено лепила куличики из песка(у неё много формочек было, ей новые купили и мои старые отдали, что тоже меня укололо, хоть и куличики я давно не лепила). Она украшала их осенними листьями и последними цветами, типа хризантем. Потом звала меня, и гордо показывала, глядя на меня своими ярко-голубыми глазами с пушистым ресницами. Протягивала мне лопатку:
- Тома! Ешь! Угощася!
Я, в свою очередь, выстроила город из песка, с домами и гаражами, наделала там дорог и катала по ним игрушечные машинки и трактора. Но сестру не звала смотреть и играть, как же, вдруг испортит. Хотя она подходила иногда, издали смотрела и говорила:
- Тома! Бозе! Как клясиво!
В общем, не мешали друг другу. Как бы и вместе, но каждый своё. До поры....
Бабушка выдрала плети огурцов из теплицы, а на них много было маленьких недоросших завязей. Она бросила их около песочницы:
- Играйте.
Мы обрывали маленькие огурчики. Ирочка делала из них украшения для своих куличиков, а я представила, что это человечки, и стала их заселять в дома своего города и сажать за руль своих машинок. Чуть побольше - это типа взрослые, мамы и папы, а совсем маленькие - это дети, их на заднее сиденье надо, надо ещё лепить детский сад и школу из песка, много маленьких. И вдруг мы с сестрой нашли огромный огурец!
Он был большой, жёлтый и весь изогнутый в разные стороны, аж вывернутый, и напоминал динозавра. И так вышло, что мы нашли его одновременно, и схватились за него одновременно. И каждый стал тянуть на себя.
- Отдай! Мой! Я первая нашла!
- Нет я! Мой! Отдай!
В конце концов, я отобрала огурец у более слабой младшей сестрёнки. Она насупилась, вся как-то скуксилась, покраснела, и я поняла: Сейчас начнёт рыдать, а мне это не надо, прибежит бабушка и всыпет мне, за то что я её обижаю.
И я с психу швырнула этот огурец ей. А он ударился о край песочницы и сломался. Ира заплакала не громко, как обычно. А как-то страшно, молча. Звука не было, просто у неё щеки стали красные, и тихо по этим щекам скатывались огромные слезы. Мимо проходил папа, увидел, подошёл, опустился на корточки около неё:
- Ты чего, Ириш?
- Огуечик сломался.
Он погладил её по голове, обнял, но его мать позвала, и он пошёл дальше.
Мне стало так стыдно. (Я когда вспоминаю этот момент, до сих пор у меня прям слезы текут, и до сих пор стыдно). Я себя почувствовала прям антигероем, злодеем из мультиков. Я бросилась к этой куче огуречный плетей, рылась в ней долго, и нашла всё-таки в конце концов ещё один такой огурец, не такой гнутый, и на динозавра не похож, но тоже желтый и большой.
- На, Ира. Бери, это тебе.
Она посмотрела на меня своими заплаканными огромными голубыми глазищами, и, не взяв огурец, повернулась ко мне спиной и пошла домой.
И я стояла одна посреди песочницы, держа в руках этот огурец, заплакала тоже, психанула, порушила ногой весь свой город с гаражами и дорогами, побросала машинки как попало в корзину, положила бережно огурец около куличиков сестры, и пошла домой тоже. Что-то такое горькое донельзя ело меня изнутри, и эту горечь нельзя было выплюнуть, как невкусную таблетку, и убежать нельзя никуда не было от этой горечи.Как будто бы котёнка пнула, или бабушкину любимую кружечку разбила, или сломала сдуру психанув цветок, который всё лето выращивала , и ждала, пока зацветет, а он так и не успел.. Прошло много лет, а это до сих пор со мной, и никуда от этого ощущения не денешься. Вот сегодня пишу вам это, и комок в горле стоит и уши горят огнём ...
Мы не очень дружные были с сестрой потом. У каждого - своя компания, свои друзья. Было дело, я даже парня у неё отбила, но мне так стыдно, как про огурец, не было никогда. Потом мы вышли замуж, детей родили. Жили в разных городах и никогда не ездили в гости друг к другу, хоть и не очень далеко. Она в Орехово-Зуеве, а я во Владимире.
Через тридцать лет у моей сестры умер муж. Я не помню, почему так совпало, но я приехала к ней с ночёвкой. Мы всю ночь не спали, проболтали всю ночь друг с другом, и никогда в жизни, наверное, не были так близки , как тогда. Очень душевно разговаривали. И я ей напомнила ту историю про огурец. Попросила прощения и сказала, что до сих пор мне стыдно. А она мне ответила:
- Тома, честно... Я не помню..
И мне от этого стало ещё горше. Оттого, что я перед тем, маленьким человечком, извиниться не могу. А этот.. Это уже другой, большой человек. А того, маленького, которого я обидела, уже нету и никогда не будет. Поэтому исправить ничего нельзя.
Вот такая история.