Серия «Рассказы без циклов и серий»

Начало - Ботаник (1/3)

Его жизнь - сплошная боль. Он был изгоем. Школа его личным адом. Его хобби - биология, в лаборатории он чувствовал себя богом Его мечта - чтобы все они пожалели.

3

Я мог лишь предполагать сколько времени потребуется препарату, чтобы полностью впитаться и добиться хотя бы какого-то видимого эффекта. Мне оставалось только ждать и наблюдать. Я видел, как она допила сок и выкинула смятую коробку в мусорное ведро возле учительского стола. После урока я притворился, что мне необходимо завязать шнурки, хотя у меня их не было, не думаю, что кто-то это заметил. Я опустился на одно колено и незаметно забрал из ведра коробочку сока. Никаких улик.

Осталось дождаться результата. Удача была ещё и в том, что это был первый урок и у меня впереди был целый день, чтобы наблюдать. Мне бы очень хотелось видеть результат самому, чем узнать на следующий день, что Олеся заболела и осталась дома. Все последующие уроки я косился в сторону девочки, но ничего не происходило. Она не подавала никаких признаков недомогания. Болтала с подружками на переменах, делала вид, что внимательно слушает учителя на уроках. Но не происходило ничего. Неужели я рассчитал неправильно и единственный верный способ – это введение препарата через кровь. И самое плохое, если внутривенно. Тогда мне придётся испытывать на себе, других вариантов просто не будет. Надо было увеличить дозу, пусть это и более рискованно. Пока что я решил ждать.

Олеся пришла в школу на следующий день и с ней всё было в порядке. Значит почти со стопроцентной вероятностью первый эксперимент можно считать неудачным. Я не мог сосредоточиться на уроках, постоянно прокручивая в голове комбинации и пропорции составляющих моей прививки, постепенно загоняя мысли в тупик. Медленно, но верно внутри образовывался запутанный клубок, основным компонентом которого была паника, опутавшая другие мысли, и не дававшая нормально сосредоточиться. Я считал секунды до того, как после уроков окажусь в лаборатории номер два и займусь приготовлением нового варианта вакцины. Я решил сделать сразу несколько модификаций, и провести эксперимент сразу на нескольких одноклассниках. Я даже близко не представлял, как провернуть подобное, но решил решать проблемы по мере их появления.

К большой перемене, мои мысли начали обретать ясность и порядок, мне практически удалось распутать клубок противоречий и паники. Правда, несколько раз мне сделал замечания учителя, и я чуть не полетел лицом вниз по лестнице, когда, погруженный в раздумья, в последний момент остановился перед лестницей, ведущей на второй этаж.

Всё разрешилось в столовой. Я сейчас и не вспомню, что в тот день давали на обед. Но поскольку ассортимент был скудным, могу предположить, что это были сосиски с картофельным пюре. Хотя, нет, я уверен, что было именно это. В столовой стоял обычный для школы шум, гул голосов сливался в бесконечную шумовую стену, которая давила на барабанные перепонки с силой равной хорошему рок концерту. Каждый считал, что то, что он хочет сообщить гораздо важнее того, что хочет сказать другой, школьники старались перекричать друг друга и в этой звуковой вакханалии не оставалось места никаким другим звукам. Я не слышал короткий крик Ольги Карловой – подруги Олеси, не слышал, как упала и разбилась тарелка с недоеденным обедом и пюре размазалось белой блямбой с комочками по полу, а сосиска покатилась под стол. Я сидел на приличном расстоянии от своего класса, и не сразу заметил происходящее, а потому пропустил начало. Я ковырял пюре вилкой аппетита не было совсем, когда краем глаза заметил, что происходит что-то не обычное. Почти весь мой класс был на ногах, нестройная стена разноцветных спин, закрывала от меня происходящее. Но я был уверен, что причина в Олесе, похоже началось. Я подскочил со скамьи и спустя несколько секунд оказался в гуще события.

Одноклассники окружили лежащую на полу девочку. Разбитая тарелка лежала возле её головы, а пюре бесформенным пятном размазалось по черным джинсам. Она лежала на спине, обесцвеченные волосы были испачканы чем-то зелёным. Это зелёное вытекало из её рта. Было видно, что тело Олеси била крупная дрожь. Глаза были широко открыты, она не моргала, по крайней мере я этого не заметил. Рот беззвучно открывался, словно она медленно читала, проговаривая про себя каждое слово. По подбородку текла тоненькая струйка зелёной пены.

Я замер, смотря на одноклассницу. Я не мог предсказать такого впечатляющего результата, максимум на что я рассчитывал в первый эксперимент – легкое недомогание и сыпь на коже. Когда подбирал и смешивал компоненты, мне казалось, что я подбираю именно это. Судороги и каталепсия - это не просто хороший результат - это идеал. Осталось только понять насколько пролонгирован эффект и степень заразности. Дальше я мог только предполагать, особенно после того, как вирус вступил в реакцию с человеческим организмом. Да, что там я вообще с трудом представлял, что будет дальше. Но самое верное сейчас - это держаться подальше от Олеси. Глядя на её состояние вполне можно предположить приступ эпилепсии. Скорее всего именно так и подумала наша классная руководительница, которая истеричным криком отправила кого-то из ребят в кабинет медсестры за помощью, а сама судорожно тыкала в экран телефона, видимо пытаясь вызвать скорую. Я быстро огляделся. Казалось, что вокруг собралась вся школа, ну уж старшие классы точно были все здесь. Начальная школа обедала на час раньше.Неужели никто так и не догадается повернуть девочку на бок. Она ведь сейчас задохнётся.

Значит придётся мне. И это не акт милосердия, она нужна мне живой как можно дольше. Мне нужно видеть результат, от захлебнувшей собственной слюной Олеси мне толку было мало. Если она сейчас откинется, то пусть я буду уверен, что именно мой препарат убил её, а не бездействие учителей и одноклассников, многие из которых считали её подругой, а сейчас просто стояли рядом, кто-то снимал на телефон, а кто-то отвернулся и похоже блевал.

Мне пришлось оттолкнуть пару человек, чтобы добраться до Олеси, я опустился на колено возле девочки, словно делал ей предложение, трясущейся на полу в судорогах и пускающей пузыри пены. От неё шёл резкий запах отдаленно напоминающий тот самый запах из рюкзака. Я сдержал рвотный позыв и, просунув руки под спину Олеси, перевернул её на бок. Сквозь вязанный свитер, надетый на девочку, почувствовал, как тело Олеси бьёт крупная дрожь, словно кто-то воспользовался электрошоком, чтобы успокоить буйную пациентку. А спустя несколько секунд появилась и медсестра. Я ещё недолго рядом с подбежавшей женщиной в белом халате, в руках у неё была какая-то короткая палка, которую она незамедлительно постаралась вставить Олеси между зубов. Я тихонько вышел из круга происшествия и вернулся к своей тарелке. Несмотря на стоявший в носу, словно тонкая белёсая плёнка, запах (который я возможно придумал себе, но представлялся он мне именно так), я с аппетитом доел свою порцию пюре. Единственный во всей столовой.

---------------------

Потом некоторое время школа стояла на ушах. Столовую закрыли - приехала комиссия из какого-то государственного органа с полномасштабной проверкой. У Олеси не подтвердилась эпилепсия, не подтвердилась аллергия и отравление. Вскоре её отпустили домой, и она вернулась в школу. Наверное, неделю, или около того она стала героиней в центре внимания. А потом всё затихло. Не найдя никаких серьёзных нарушений и отклонений, комиссия удалилась восвояси. Жизнь довольно быстро вернулась в обычное русло. В том числе и для меня. Я опять пропадал вечерами в лаборатории номер два, пытаясь установить взаимодействия токсинов на определённый раздражитель и создать управляемую мной цепочку, благодаря чему я смог бы контролировать силу воздействия на определенного человека, учитывая его вес, рост, возраст и даже цвет кожи. И само собой временные обстоятельства. После того, как приехала комиссия я больше не хотел экспериментировать в пределах школы. Из-за большого количество однотипных приступов неизвестного происхождения они могли закрыть школу на карантин и тогда прощай лаборатория номер два и вся проделанная работа. Конечно, могли возникнуть вопросы и в случае однотипных припадков не то что у учеников одного класса, а даже одной школы.

За последующие несколько месяцев я провёл ещё три эксперимента и, если пауза между первым и вторым была почти полтора месяца, которые ушли на мои опасения по поводу карантина в школе и в большей степени раскрытия меня, как основного виновника. А потом, успешно изменив вакцину в нужные мне параметры, я осмелился на следующий шаг. И мне кажется особых подробностей тут не нужно. Всё прошло как по маслу. Приступ практически минута в минуту совпал с моими предсказаниями. На этот раз жертвой я выбрал здоровенного Артёма Савочкина. Он был самым крупным в классе и мне было интересно понять, как правильно рассчитывать препарат, учитывая размеры подопытного, а также его пол. И если первый параметр требовал корректива вакцины, при значительном изменении подопытного, то пол значения не имел.

Артём свалился на мокрый после небольшого дождя асфальт, он сильно ударился головой. Когда это случилось в первые минуты рядом оказался только я и у меня было достаточно времени, чтобы проконтролировать процесс. Я быстро подошёл к лежащему в нескольких сантиметрах от глубокой лужи парню. Он выглядел лучше Олеси, по крайней мере мне показалось, что не стоит переворачивать его на бок. Дрожи почти не было, на губах была едва заметная зелёная пена. Отлично. Ему просто стало плохо, неудивительно при таких нагрузках в школе. Я успешно ретировался, когда вокруг начали собираться люди. Оклемался он быстро и на следующий день вернулся в школу.

Перерыв между вторым и третьим экспериментом составил всего две недели, на этот раз это была девочка – самая близкая подруга Олеси. К тому времени я настолько успел улучшить компоненты, что мне хватило одной капли препарата, чтобы вызвать нужный эффект. Я добавил ей несколько капель в компот во время обеда. С ней было точно так же как и Артёмом.

Оставалось только решить, чего я хочу на самом деле и продолжать двигаться в этом направлении. Мне, конечно было недостаточно простого приступа, отдаленно напоминающего эпилептический припадок. Я хотел пролонгированного действия, в идеале что бы им всю жизнь аукалось то, как они относились ко мне. Но тут я был в тупике, мне не хватало знаний, и скорее всего не хватало возможностей лаборатории номер два. Я на какое-то время я решил приостановить работу с Геннадием Артемьевичем, по вполне адекватным причинам. Мне нужно было развитие, я должен был после школы двигаться дальше. Мне нужно было готовиться к выпускным и вступительным экзаменам. Само собой, все свои наработки и оставшийся после трёх экспериментов препарат я забрал с собой. Осталось его кстати достаточно много.

Время до экзаменов пролетело быстро. Ни у кого так не хватило ума связать между собой все три случая странного припадка и немотивированных обмороков, произошедших с учениками одного класса за, будем честными, довольно короткий период. Ну, такая намеренная или нет безалаберность играла мне на руку. Никаких последствий у моих подопытных ящериц (в итоге, я решил называть их ящерицами, кролики слишком милые создания, чтобы я сравнивал их со своими одноклассниками) я не замечал, всё продолжалось как обычно.

Я успешно закончило выпускной класс, и поступил в университет, само собой на биологический факультет, где и планировал продолжить свои исследования. За прошедшие несколько месяцев с момента первого эксперимента, я так и не определился с конечной целью своих действий. С одной стороны, я был удовлетворен тем как корчилась на полу столовой Олеся, разбитой головой Артёма. Остальные как будто чувствовали, что я что-то задумал и дружно отстали от меня, так же дружно как все школьные годы измывались надо мной. Моя топка ненависти больше не подпитывалась углём постоянных оскорблений. Иногда мне начинало казаться, что я зря затеял историю с вакциной, и мне стоило направить усилия на что-то более полезное и созидательное. Мне не нравились подобные мысли, и я старательно боролся с моментами слабости. Дошло до того, что я решил найти Харламова, чтобы попробовать как-то освежить воспоминания, обострить те чувства, побудившие меня несколько лет назад начать работу над вакциной от человеческой мерзости, заложенной в некоторых индивидуумах.

Нашёл я его быстро. В нашем небольшом городе вообще достаточно проблематично пропасть с радаров надолго. Тут все друг друга знают, хотя бы через одно рукопожатие уж точно. Я решил, что Харламов должен стать именно той точкой невозврата, когда я окончательно определюсь стоит ли мне продолжать именно в том направлении в каком я двигался изначально. Или уже пора перерасти свои обиды, тупость одноклассников, прошлое. Прошлое, которое не изменить может быть и не достойно стать основой для моего будущего. Не лучшее прошлое, скажу прямо. И разве правильно будет закладывать фундамент своего будущего, опираясь на мироощущение затравленного подростка, который несмотря ни на что смог на достаточно достойном уровне пройти все испытания. Или же нужно довести дело до конца, ведь рано или поздно всё может повториться, пусть и в другой интерпретации. Если рану не залечить до конца, она может загноиться и заразить весь организм.

Он сильно изменился. Или я запомнил его другим. Это был уже нет тот переросток, от одного взгляда которого у меня холодела спина и немели ноги. Не знаю, что с ним случилось в той спецшколе, куда его отправили, но видимо нашёлся кто-то поздоровее. Всегда найдётся рыба покрупнее. Харламов высоко взобрался в обычной школе, он был практически королём, наверное, больно было падать. Я теребил в руке шприц с препаратом, не зная, как поступить дальше. Я нашёл его в парке, неподалёку от той самой спецшколы, куда его направили после происшествия с моим рюкзаком. Это было довольно жалкое зрелище Он сильно похудел и даже как будто стал ниже ростом, или это просто я вырос. Он сидел на старой лавке. Даже издалека было видно насколько его одежда старая, поношенная. Он вызывал… Жалость. Ну, нет. Никакой жалости к нему во мне нет.

Я стоял и смотрел на него, облокотившись на огромный старый тополь, грубая кора которого царапала руку, но я не замечал этого. Я никак не мог принять решение. Взрослое – развернуться и уйти, его жизнь уже наказала, правильное – довести дело до конца. Он посмотрел в мою сторону – не на меня просто в мою сторону, словно чувствовал, что за ни наблюдают. Я нисколько не боялся, что он меня заметит, скорее всего он не узнает меня, даже если я буду стоять рядом.

Интересно мне было что с ним произошло? Однозначно, нет. Мне вполне хватало вот такого его полуопущенного состояния. Видимо какая-то справедливость всё-таки существует, помимо той, которую мы творим сами.

Не знаю сколько бы ещё продолжалась эта немая сцена, но неожиданно стал накрапывать мелкий дождь. Холодный капли, упавшие на лицо, на предплечья, вывели меня из состояния ступора, и я принял единственно верное решение. Моё дело должно быть закончено. И возможно оно закончится на нём.

Я вышел из-за дерева, от скамейки меня отделяло метров тридцать, я шёл медленно, пристально всматриваясь в Харламова. Вблизи всё оказалось гораздо хуже. Похоже он был обдолбанный или пьяный. Его глаза были мутными, я с трудом различал в них зрачки. Я наступил на ветку, она жалобно хрустнула, и он повернул голову в мою сторону. Повернул не резко, но медленно, словно в замедленной киносъёмке. Он смотрел прямо на меня, в его взгляде не было никакой осмысленности. Это точно не последствия алкоголя, это какие-то вещества. Его губы беззвучно шевелились. Словно он читал молитву. Интересно, что он там видит вместо меня. Монстра в щупальцах или человека-кота. Не знаю почему мне пришёл в голову образ именно человека-кота.

Когда я оказался возле него на расстоянии двух метров, он неожиданно сказал. «Привет, дружище. Садись рядом». Меня словно окатили холодной водой с ног до головы (или это дождь усилился). Я замер на месте, не решаясь подойти ближе. В голове сразу возникли образы того, что бывает, когда у наркоманов клинит голову. Он ведь запросто может достать нож и прирезать меня. Ведь наверняка он именно меня считает виноватым в том, что произошло с ним. У таких людей изначально нарушена логика причинно-следственных связей, и с годами, а особенно в таких состояниях она ломается окончательно. Но спустя несколько секунд, я понял, что он обращается не ко мне. Харламов смотрел куда-то рядом со мной. Похоже он действительно видит щупальцегового монстра или человека-кота. И смотрел так уверенно, что я даже повернул голову, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Я конечно, не ожидал увидеть там монстра или фею, рассыпающую волшебный порошок блестящим веером. Но могло быть и так, что кол мне сзади тихо подошёл один из его дружков. Конечно, никого там не было.

Но я действительно сел рядом. Вот ведь как поворачивается судьба. Теперь пахло не от моего рюкзака, противный аромат источал теперь Харламов, пусть и не такой сильный. И, удивительно, но этот запах не вызывал у меня рвотного рефлекса. Я достал из кармана тонкий шприц, каким обычно пользуются больные сахарным диабетом, может быть и наркоманы тоже. Я бы спросил у Харламова об этом, но мне было не интересно. Я огляделся по сторонам, никого не было видно, никто не гулял с собакой, не было любителей пробежек по парку. Я ещё раз взглянул на своего бывшего одноклассника и воткнул ему шприц в бедро. Он медленно попустил голову и посмотрел на торчащий из ноги белый кусок пластмассы. Я быстро нажал на поршень и препарат оказался внутри него. Ничего не произошло, и не должно было произойти. Препарату нужно время, даже если вводить его сразу в кровь. Может быть при внутривенном введении он и сработает быстрее.

Я поднялся с лавки. Харламов не смотрел на меня. Он как будто и не заметил ничего. Я даже немного разочаровался, как всё просто сложилось. Может так оно и должно было быть, в конце концов я заслужил это. И я ушёл не оглядываясь.

А спустя несколько месяцев начались события, которые и заставили меня написать всё это. И начались они, как и в прошлом именно с Харламова. Мой препарат вызвал не редсказуемую реакцию. Видимо токсины вступили в реакцию с теми веществами, что употребил Харламов. И я до сих пор не знаю, что это были за вещества, хотя предположения, конечно есть. Мир медленно, но верно разваливался на части. В последствии довольно точно восстановил цепочку событий. После того, как я уколол Харламова, он больше так и не поднялся с той самой старой лавки. Врачи и полиция списали всё на передоз неизвестными наркотическими веществами. Но я был там и видел, что его состояние не было похоже на передоз. Я понимал, что его убил мой препарат, а точнее та адская смесь, моего препарата с тем что он употреблял сам подопытный.

А потом заболели те двое (парочка, прогуливавшаяся в лесу) что нашли его. Врачи никак не связывали их заражение с мертвым наркоманом на лавочке - никто и не догадался проверить его кровь на что-то другое кроме наркотических веществ. Именно эта пара и стала нулевыми пациентами, а мой препарат приобрёл свойство распространяться воздушно капельным путём. Извлечь его из крови всё также не представлялась возможным, особенно если не знать, что именно нужно искать. А в каком виде мой препарат попал в организм первых, заразившихся от Харламова, даже я не мог предположить. Изменения были скорее всего критическими.

Следующими стали врачи и полицейские, которые приехали на вызов. А потом вирус стал распространяться по экспоненте. Учитывая скорость распространения, обусловленную высокой заразностью и устойчивостью к воздействиям окружающей среды, карантин быстро превратился в эпидемию, а затем и в пандемию.

Люди прозвали вирус зелёнкой из-за характерного зеленного цвета кожи, появляющегося в момент заражения и не меняющегося в течении всей болезни вплоть до самого конца. Научно-медицинского названия у него официально не было. Или я об этом не знал. Зелёнка была абсолютно летальной. Смертность была почти сто процентов. Почему почти сто. Да потому что выжили только Олеся и её подруга. Каким-то образом мой эксперимент по прививке для них защитил их организм, выдав им иммунитет.

Я понимал, что по сути у меня в руках было лекарство. Мне хватило бы несколько дней, чтобы начать масштабное производство вакцины против вакцины. Не без помощи государства, само собой. Но я не спешил. Как я и хотел в самом начале, я действительно создал лекарство от самого мерзкого и действительно летального вируса в масштабе целой планеты. Да, они издевались надо мной, но ведь это мелочи по сравнению с тем, что они делают друг с другом, детьми, животными, окружающим миром. Бесконечные войны, загрязнение окружающей среды. Они умудрились засрать океан и околоземную орбиту. Я не в курсе, но не удивлюсь, если уже успели запустить мусор в космос, просто чтобы избавиться.

Человечество и есть вирус. Я не хотел полного уничтожения людей. Должны остаться лучшие. Я знал, как определить лучших. Это те, кто примут правила игры, те кто смогут победить свою жалкую природную сущность, те, кто смогут принять, что они второстепенны на этой планете. Признать истинное место человечества в этом мире.

И они должны жить.

И я буду жить.

Некоторое время мне понадобилось, чтобы решиться ввести себе созданный мной препарат. Я был уверен, что это единственное правильное решение, чтобы выжить, но всё равно мне это казалось чем-то сродни самоубийству. В конце концов, я решился. Причем ввести я решил именно внутривенно, рассудив, что так будет надёжнее всего и пусть это будет завершающая часть эксперимента.

Ощущения были не самые приятные. Меня тошнило, тело били судороги. Я успел несколько раз пожалеть о своём решении. Но кадры с обезображенными телами с кожей зеленного цвета давали необходимую мотивацию. А потом наступило облегчение.

Я обезопасил себя. Только себя пока что. Но скоро уже придёт время моего триумфального восхода на высшую ступень истории человечества. Я и есть второе пришествие. А мой препарат – это дар для людей. Как потоп, как воскрешение. Да будет так.

Конец

Авторский канал - t.me/writer_path

Начало - Ботаник (1/3)

Его жизнь - сплошная боль. Он был изгоем. Школа его личным адом. Его хобби - биология, в лаборатории он чувствовал себя богом Его мечта - чтобы все они пожалели.

Первый год пролетел незаметно. И в течении этого года издевательства со стороны одноклассников постепенно сходили на нет. Не знаю в чём было дело. Может быть в элементарном взрослении, когда мальчиками становятся интереснее обращать внимание на созревавших девочек, чем на затравленного сверстника. Или изменилось моё отношение к происходящему. Или им стало сложнее дотянуться до меня, поскольку всё свободное время я проводил в маленькой лаборатории номер два. Часто задерживался там допоздна, и Геннадий Артемьевич провожал меня до дома. Иногда я видел, что группа ребят поджидала меня возле школьных ворот, но они не осмеливались на какие-то действия, в присутствии взрослого. Видимо, были и какие-то внешние изменения во мне, потому что родители тоже не могли нарадоваться, глядя на сына, который больше не приходит домой в слезах в грязной одежде, с оторванной лямкой от рюкзака.

Говорят, всему хорошему приходит конец, пришёл конец и моей спокойной жизни, когда в школе появился он. Никита Харламов. Невероятно здоровый для своих лет, я был уверен, что несколько раз оставался на второй год. Оказалось, что это не так и он вполне себе умный. Учился Никита действительно неплохо, может быть даже лучше всех в классе. Он моментально стал любимчиком учителей, в особенности нашего классного руководителя, которая закрывала глаза на определенные особенности его поведения. Особенности, связанные со мной. Никита возненавидел меня с первого своего появления в классе. Я даже и не знаю, что вызывало в нем такую лютую ненависть. Он даже ни разу не попытался исковеркать моё имя. Он просто ненавидел меня за то, что я существую.

Благодаря острому уму Никиты его издевательства были куда изощерённее, чем просто обозвать меня педиком или спрятать мой рюкзак. Самое яркое воспоминание, от которого до сих пор у меня случаются рвотные позывы. Я совершил глупость – оставил рюкзак на перемене в классе. Следующий урок дублировался и переходить в другой кабинет необходимости не было. Я вспомнил, что не выполнил просьбу Геннадия Артемьевича и не полил цветы специальным раствором. Это был его самый затяжной эксперимент, результаты которого превосходили даже самые радужные ожидания. Сам он уехал на какую-то конференцию и в мои обязанности входило поливать этим самым раствором три раза в день. И пока я бегал до кабинета биологии, а это заняло практически всю длинную обеденную перемену, Никита успел привести свой план в действие.

Когда я вернулся в кабинет, то сразу понял, что что-то не так. Практически все одноклассники сидели за партами, словно в ожидании чего-то. Обычно такую картину можно было наблюдать только в одном случае – когда урок проводил директор или завуч. В любой другой ситуации, даже после звонка учителю требовалось не меньше десяти минут, чтобы успокоить учеников. А тут такая тишина. Я медленно, с каждым шагом ожидая подвоха проследовал к своей парте, ожидая неприятности в любой момент. Рюкзак стоял на стуле, там же где я его и оставил, и я прямо чувствовал, что подвох именно в нём. Я аккуратно переставил рюкзак на пол, проверил стул на наличие жвачки, краски, канцелярской кнопки. Всё было чисто. Я не должен был приклеиться, испачкаться или получить больнючий укол в задницу. Однако, всё оказалось гораздо хуже испачканных штанов или проколотой пятой точки. Класс вокруг меня так и молчал. Я начал сильно потеть, в руках появилась дрожь, которая грозилась перекинуться на всё тело. Я боролся как мог, стараясь успокоиться, досчитал до десяти, представил, как вечером окажусь в лаборатории номер два среди пробирок, горелок, центрифуг, стеклянных шкафов, заполненных разнообразными склянками, пакетиками, коробочками. Не помню, но в каком-то фильме про магию у главного героя была способность перемещаться в пространстве, при условии, что он может скрупулёзно представить место, куда хочет попасть. Так и я старался подальше оказаться от этого кабинета, от сверлящих мне спину взглядов одноклассников и от такой знакомой и мерзкой ухмылки Харламова. Я был на сто процентов уверен, что в тот момент он именно ухмылялся.

Ничего не происходило, пока я не почувствовал неприятный запах. Пахло точно не от меня, шлейф тянулся из-под парты. Я скосил на глаза на рюкзак, словно пытаясь рассмотреть не тянется ли от него зеленоватая дымка. Как это обычно рисуют в мультиках. Естественно ничего видно не было, но вот уверенность моя, что дело именно в рюкзаке росла с каждой секундой. Именно поэтому они, молча и сидят, и ждут, когда я наконец открою рюкзак. Они хотят увидеть мою реакцию. Я постараюсь их разочаровать. По своей наивности в то время я ещё верил, что если не реагировать на обидчиков, то они потеряют к тебе интерес и скорее всего изберут себе другую жертву. Так вот, это не работает. С максимально большой долей вероятности, экзекуторы только усилят давление, пока не добьются нужного им результата. Успокоить агрессора можно только силой, и никак иначе

Я наклонился к рюкзаку, и мне показалось, что за моей спиной стало ещё тише, словно они все затаили дыхание. Когда я расстегнул молнию на рюкзаке, мой желудок свело судорогой – в нос ударил запах, описать который не хватило бы фантазии самого извращённого графомана садиста. Это была какая-то термоядерная смесь самых противных ароматов, которые только можно представить. Такой запах реально осязаем, об него можно удариться, им можно порезаться. Он проникает внутрь, потом пытается вылезти наружу, прихватив вместе с собой все твои внутренности. Так получилось и со мной, спустя буквально несколько секунд, после того, как я открыл рюкзак, меня вывернуло наизнанку, всё содержимое завтрака (и, возможно ужина) выплеснулось из меня, колючей дурно пахнущей струёй, прямо на парту, превращая тетрадь и учебник в непотребное месиво.

Класс сзади меня взорвался. Я успел заметить, перед тем начал блевать, как отскочила подальше Лиза Кормухина, как схватилась за рот и выбежала из класса Аня Мыларщикова, а вместе с ней и пара ребят, кто именно, я не успел заметить, в глазах помутнело, и я без сил опустился на пол. Я слышал вокруг себя шум голосов, видел неясные размытые силуэты, но мне стало всё равно. Как выяснилось немного позже это была идея Никиты. Он смешал в этом, как он назвал его «бульоне» всё, что только смог найти дома. Там был суп, просроченная молочка, которую его мама собиралась выкидывать, моющее средство для пола, какое-то удобрение, которое он подрезал у бабушки в кладовке и много чего ещё. И потом уже, как он сам выразился, отполировал весь этот «бульон» мочой. Говорит специально долго терпел, чтобы концентрат получился, что надо. Концентрат действительно получился, что надо. И последствия получились, что надо. Для всех. Никита Харламов больше не учился в моей школе, какой бы умный он не был, а скрыть то, что именно был инициатором у него не получилось – мои одноклассники оказались не очень устойчивыми к вопросам, которые могли как-то отразиться на их будущем и спокойно слили Никиту. Правда, это им не особо помогло и несколько человек, причём именно тех, кто сдал Никиту поставили на учёт в детскую комнату милиции.

История с «бульоном» изменила не только меня, поменялся и весь класс, все издевательства сошли на нет, они как будто забыли пор меня. А я как мог старался избавиться от противного запаха, словно пропитавшего мне всё тело. И даже от только что постиранной одежды мне казалось, что пахло «бульоном». Со временем запаха становилось меньше, но он так и не выветрился окончательно. И сейчас, спустя много времени, он появляется время от времени, стоит мне начать волноваться и потеть. В такие моменты, если есть возможность, я стараюсь как можно быстрее оказаться в душе, потому что иначе живот начинает скручивать судорога, перед глазами всё мутнеет, и я вижу лицо Никиты Харламов, окруженного мутной дымкой, в которой угадываются силуэты других одноклассников.

--------------

Мне не нравится слово месть. Это звучит так не по-настоящему. Мне даже про себя трудно проговорить это – я хотел отомстить. Это похоже на слова затравленного очкарика, который миллионы раз прокручивает в голове планы возмездия один изощрённее другого, но так и никогда не приводит их в исполнение. Или на предельно пафосного героя индийского кино, у которого изнасиловали подругу, и он не прокручивает планы мести в голове, он сразу бросается в пекло и наказывает обидчиков. Мне не близки не первый не второй образы. Я не собирался мстить, наказывать или сводить счёты. Я просто захотел очистить этот мир от такой никчемной живности, как Никита Харламов. Он именно живность. И не только для меня. Просто по определению. Индивидуум, который уничтожает существо своего же вида не может больше принадлежать к этому виду. И единственный вариант для него – это быть уничтоженным, растертым в порошок, вырезанным как злокачественное новообразование, вырванным как сорняк, остаться не более чем назидательным воспоминание для тех, кто даже просто задумается пойти по подобному пути. А чем же тогда я буду отличаться от него, если буду уничтожать себе подобных. Так это же очевидно, я врач, палач, судья, и даже ассенизатор, если угодно. Эту нелёгкую ношу возложило на меня само провидение. И я должен нести её, я должен приложить все усилия к исполнению своей миссии. Только так я смогу навсегда избавиться от этого едкого запаха, который плотно засел в моих носовых пазухах. Только так я смогу вернуть на место маятник, который старательно расшатывает Никита Харламов и ему подобные.

Я преступил к изготовлению лекарства. К тому времени я уже был достаточно осведомлён о многих аспектах работы Геннадия Артемьевича и мне не составила труда создать свой «бульон». В нем было куда меньше компонентов, чем у Никиты, но эффект должен был быть гораздо сильнее. А самое главное это было лекарство, прививка от мерзкого вируса, который с лёгкостью поражает окружающих, превращая их в своё подобие. И теперь их всех ждало излечение. Эффект должен быть сглажен, результат должен быть мягким, пролонгированным. Ничто не должно указать на меня. Средство должно быть полностью незаметно, но при этом максимально эффективным. Такие были вводные.

И, надо признать, задача оказалась гораздо сложнее, чем мне казалось на первый взгляд. И это было абсолютно нормально для подростка, особенно для обиженного и разозленного подростка. Но именно обида и злость давали бесконечную целеустремленность. Ничто так не мотивирует как ненависть. Любая светлая и чистая мотивация даже рядом не стояла с ненавистью. Ненависть заставляла меня искать рецепт до поздней ночи, когда уже вся школа погружалась в темноту, когда Геннадий Артемьевич уходил домой и я оставался предоставленным самому себе. Обида не давала мне остановиться и прекратить работать. Злость заставляла меня каждый день, уделять время учёбе и экспериментам. Мне хватало ума заметать следы, чтобы учитель биологи не заметил, для чего я использую его наработки.

Но всё же процесс двигался медленно. Никита Харламов как я слышал целый год провёл в спецшколе для трудных подростков. Но и там успел натворить дел (каких именно мне узнать не удалось), и на этом след его терялся. Я правда и не прилагал усилий к его поиску, все в своё время. В конце концов он не является самой целью, особенно сейчас, когда моя прививка пока не готова. Всему и каждому своё время.

Я и не заметил, как пролетело два года. И вот в один прекрасный момент у меня всё получилось, та пропорция, которую так долго искал наконец была готова. Лечебная смесь из нескольких смертельно опасных токсинов, выделенный мной из растений, растущих в самых диких местах нашей планеты. Готов поспорить вы даже и не слышали таких названий. Спасибо Геннадию Артемьевичу и его связям, достать из мира ботаники я мог практически что угодно. Только однажды он спросил над чем я работаю. Но у меня был готов ответ, который его удовлетворит.Я сумел все свои наработки выставить как мощнейшее средство, способное значительно повысить адаптацию растений к разным условиям окружающей среды. Грубо говоря, я пытался сделать так чтобы растения из жаркого климата спокойно чувствовали себя в условиях низких температур и наоборот. Не думаю, что учитель поверил мне, но виду он не показал и я продолжил спокойно заниматься своими делами в лаборатории номер два, стараясь как можно реже пересекаться там с Геннадием Артемьевтчем.

В выпускном классе я был близок к завершению, но мне требовалось одна немаловажная деталь. Мне были нужны подопытные. И само собой, я не мог обратиться напрямую к своим обидчикам с просьбой поучаствовать в эксперименте по излечению мира от них.

Врачи же не обращаются к вирусу с просьбой о проведении над ним опытов, создатели косметики не спрашивают разрешения животных. Так и мне не нужно их разрешение. Признаться, я уже давно определился с шортлистом своих морских свинок. В первой партии их было двое – Олеся Егорова и Саша Тимофеев. Именно они чаще всего оказывались рядом с Никитой Харламовым, когда он в очередной раз творил хрень в отношении меня. Они буквально заглядывали ему в рот, когда он что-то говорил, особенно Олеся. Все в классе понимали, что она бегает за ним, и он немного отвечает ей взаимностью – ему нравится внимание, и он использует девочку, чтобы насытить чувство собственного восхищения, которое у него болезненно раздуто. Олеся, будучи уверена, что она действительно ему нужна, ведёт себя как преданная собачонка, готовая исполнять любые его команды. Было видно, как она расстроилась, когда Никита был вынужден покинуть школу, я даже слышал, что ставила ультиматумы родителям, что не будет больше ходить в эту школу и требовала перевести её вслед за Харламовым.

Она идеальный кандидат для первого эксперимента. Осталось только придумать, как моя прививка попадёт к ней в организм. Пути было два. Первый – укол шприцом, в этом случае я рискую отправиться в исправительное учреждение вслед за Никитой, сказать, что меня это не устраивало – не сказать ничего. Второй – дождаться удобного момента и подмешать препарат ей в еду, а точнее в питьё, это будет более долгий процесс срабатывания вакцины. Предложить ей напиток я не мог, это было бы подозрительно, и скорее всего она отказалась бы, а даже если бы и не отказалась, то в последствие подозрения могли пасть на меня. Значит надо ждать, когда выпадет шанс. С того дня, когда я выбрал Олесю, вакцина всегда была со мной в рюкзаке, в маленькой непрозрачной колбе с завинчивающейся крышкой.

Ждать пришлось около недели. На одной из перемен я остался в классе один. Что-то случилось в школьном дворе и весь класс прилип к окнам в коридоре откуда открывался вид на двор. С улицы доносился вой сирен, громкие крики, и естественно мои одноклассники не могли не сорваться, как только прозвенел звонок. Я посмотрел на парту, и по рукам побежали мурашки. На парте стояла полулитровая коробочка апельсинового сока. Таким моментом я не мог не воспользоваться. И хотя я понимал, что времени немного, я не сразу решился совершить задуманное. В самый последний момент маленькая колония червяков, прогрызающих мою гранитную уверенность, словно заморозила меня. Я понимал, что в любой момент кто-то может войти в кабинет и мне опять придётся ждать удобного случая неизвестно сколько. Может быть до самого окончания школы. Вспомнив запах из рюкзака, ухмылку Харламова, я решился. Думаю, всё заняло меньше минуты. Я даже успел хорошенько взболтать полупустую коробку сока. Лучше не придумаешь. В кабинет никто так и не зашёл, пока не прозвенел звонок на урок. Первая стадия испытаний официально запущена.

Финал тут - Ботаник (3/3)

Авторский канал - t.me/writer_path

Его жизнь - сплошная боль. Он был изгоем. Школа его личным адом. Его хобби - биология, в лаборатории он чувствовал себя богом Его мечта - чтобы все они пожалели.

1

Я не долго думал, как начать эту запись. Почти сразу решил, что не буду здороваться. Какой смысл желать здоровья, если никто из ныне живущих не прочитает это. Для кого это в таком случае? Я не знаю. Я просто должен написать, высказаться, исповедоваться, если угодно. Хотел ли я чтобы получилось именно так? Да, хотел. Готов ли я принять то, что происходит, удовлетворен ли я? Нет. Хотел ли я НА САМОМ ДЕЛЕ такого развития событий? Нет, не хотел…

Итак, Меня зовут Эдуард Александрович Лобов, сейчас мне двадцать три года, и только я виновен в том, что происходит последние несколько месяцев.

------------------------------

Всё началось много лет назад, когда учился в средней школе. Хотя правильнее будет сказать, что началось с того момента, когда мои родители подали документы на получение свидетельства о рождении их единственного сына. Вот неужели нельзя было придумать нормальное имя. Как будто они оба не учились в школе и не знали, как оно бывает. Наверняка и сами придумывали прозвища одноклассникам с необычными, и правильнее сказать с нестандартными именами. Ведь их родители не стали ничего выдумывать и назвали их просто, можно сказать, банально. Александр и Ольга. Куда уж проще. Но почему сын должен быть Эдуардом. Почему сын должен быть Эдиком-педиком?

На свои вопросы я так и не получил ответы. Родители старательно убеждали, что мне просто завидуют и со временем я обязательно полюблю своё имя и скажу им спасибо. Они искренне верили в это до самой смерти, но я так и не полюбил своё имя, так и не захотел сказать спасибо родителям. До сих пор.

Собственно, проблемы с именем были только началом в череде бесконечных издевательств одноклассников. Причём иногда к дразнившим меня одноклассниками подключались ребята из параллельных классов, а порой и старшики, и, что было самое обидное, дети из младших классов. В середине пятого года обучения мне пришлось поменять школу. Но родители продолжали стоять на своём. Эти люди словно помешались на своём решении, они решили быть стойкими и гордо подняв голову, вынести все испытания. Вся ирония в том, что быть стойким приходилось именно мне. И очень долгое время Эдуард (Эд-гомопед) старался быть именно таким - стойким. Но что взять с мальчика, или откуда взять мальчику силу и уверенность, противостоять толпе орущих обзывательства детей.

Первое время в новой школе действительно немного поменялся сценарий. Меня не трогали, никто не называл Эдика педиком. Я даже успел немного успел расслабиться, снизить так сказать порог стойкости – к хорошему быстро привыкаешь. Родители заметили перемены в сыне и ещё больше подпитались уверенностью, что они на правильном пути. Да, я и сам поверил, что испытания закаляют характер, и что мама с папой были правы. Но ошибались, и они и я. Всё вернулось обратно. Причём, если раньше всё начиналось постепенно, набирая обороты, теперь накрыло лавиной. Как будто вся школа сговорилась и одновременно напала на меня, а я только и мог забиться в угол в туалете для девочек, куда меня закинул, словно пакет с мусором, здоровенный одноклассник с таким, мать его, банальным именем Сергей. А ведь я и на его имя мог придумать неплохие рифмы. Хотя, что уж там говорить, там и придумывать ничего не надо, правда? Но видимо, банальность имени (и в немалой степени габариты, опасные даже для старшеклассников) имели такой эффект.

Руку помощи протянул один из учителей. Геннадий Артемьевич учитель биологии. Именно он открыл для меня путь, если и не к спасению, то указал тропинку, по которой можно выбраться и перестать быть мусорным мешком, брошенным в девчачий туалет на посмешище избалованной детской массе. Правда на тот момент, я ещё не знал и не понимал этого. Но мне так понравилось то, что было в лабораторной у преподавателя. Большинство детей и не подозревали, что лаборатория состоит из двух комнат. Первая большая – там бывали все, кто учился в школе. В ней Геннадий Артемьевич проводил практически работы с учениками, положенные школьной программой. А вот маленькая комнатушка за дверью, которая до этого могла быть самой обычной кладовкой. И о существовании которой не догадывался никто, поскольку она была умело замаскирована между шкафами. И не надо думать, что там учитель занимался чем-то непотребным с учениками, как это обычно бывает в криминальных историях. Вовсе нет, там была вторая лаборатория. И вот там была действительно интересная биология. Там я нашёл спасения от Сергеев, Андреев, Наташ и прочих Ольг. Там было единственное место, кроме дома, где я мог спокойно расслабиться. Как только за мной закрывалась дверь, я как будто отгораживался стеной от мира, наполненного необходимостью быть стойким. В этом небольшом помещении, буквально три на три метра, освещенным лампами дневного света, было маленькое, но моё королевство, где я устанавливал правила, где я мог запихнуть кого-нибудь в женский туалет, на ходу придумывая новые обзывательства.

Но такие мысли посещали меня только первые несколько дней после того, как Геннадий Артемьевич показал маленькую лабораторию, или как он называл её – лабораторию номер два. Для меня она стала лабораторией номер один. Сначала я приходил туда только в качестве зрителя и слушателя. Я смотрел как учитель колдует над прозрачными колбами разного размера, смешивает реактивы, пересаживает растения из одного горшка в другой, прививает одно к другому. Первые несколько недель я не понимал абсолютно ничего из того, что происходило в лаборатории номер два. А Геннадий Артемьевич не торопился меня просвещать. И это было правильно, невооруженным глазом было видно, что мне жизненно необходим перерыв, я был измотан попытками быть стойким.

Спустя пару месяцев он начал рассказывать. Как оказалось, в лаборатории номер два происходили интересные вещи. Директор школы был старым другом Геннадия Артемьевича, а потому позволил ему заниматься экспериментами, используя для этого не только финансовую базу учебного заведения, но и помещения. А ещё, и это было самое главное, к нему никто не лез, никто не контролировал. Постепенно меня захватывало то, чем он занимался. Я всё больше и больше проводил время в маленьком помещении, день за днём превращаясь из обычного «подай, пожалуйста вон ту банку и зелёный порошок», в «а как ты думаешь, не стоит ли попробовать сделать так».

Наверное, сейчас стоит уже рассказать, чем Геннадий Артемьевич занимался. Иначе, это выглядит как фантастический рассказ из сборника начинающих писателей. Да и цель этого послания совсем в другом. Мне не нужно понимания, не нужно сочувствие, я не ищу оправдания своим действиям. И, правда, если бы я мог повернуть время вспять, я бы не стал ничего менять.

Основное образование у Геннадия Артемьевича биологическое, с уклоном в ботанику. Он был идеалистом, который верил, что у человечества хватит разумности вовремя остановиться. Остановиться в уничтожении собственного дома. Он часто говорил, что жизнь на земле — это бесценный дар. Зарождение жизни на планете среди холодного мрака космоса – великая череда случайностей, за которую необходимо быть благодарным. Но человечество в большинстве своём не способно на данном этапе развития осознать всё величие этого дара, насколько великого, настолько же и хрупкого. Да именно так он и говорил. Говорил без пафоса, со спокойной убеждённостью. И пытался внести свой маленький вклад в сохранение этого дара.

Целью учителя было химическое соединение, способное по воздуху передаваться от растения к растению, причем независимо от вида растения, усваиваться и превращать растение в своеобразный аналог качка на стероидах. По его замыслу должен был ускориться рост, укрепиться устойчивость (да, растения тоже должны были быть стойкими) к особенностям окружающей среды. По его представлениям даже либерийское кофейное дерево, должно было способно выжить в условиях сурово сибирской зимы, и наоборот, наша лиственница должна была спокойно переносить условия жаркой пустыни. При этом соединение должно максимально увеличивать регенерацию. Когда я спросил Геннадия Артемьевича, что такое регенерация, он удивленно посмотрел на меня, поправил съехавшие на нос очки. Он действительно удивился, что я, будучи на середине пути школьного образования не знаю, что такое процесс восстановления тканей.

А что он, в принципе, хотел от ребенка, который большую часть времени пытается выжить в агрессивной среде, окружающей его со всех сторон. Мне бы пригодился такой препарат, над которым работал, приютивший меня учитель. Я, на тот момент, был совсем не против вырасти как можно быстрее, получить способность моментальной регенерации тканей. И разобраться с каждым из тех, кто меня задевал. На тот момент, в самом начале, я видел использование препарата именно так. Но спустя некоторое время, я решил, что моё тело и так достаточно развито и, по сути, каждый из нас, пусть и немного разной степени, обладает регенерацией. Ну так пусть тогда они, Сергеи, Андреи и Ольги, не смогут приспособиться ни к одному их видов окружающей среды. Пусть потеряют регенерацию.

И я подключился к исследованиям. Я стал фанатом биологии.

Продолжение - Ботаник (2/3)

Авторский канал - t.me/writer_path

Тихая деревня, старый дом, бумаги на столе… Казалось, дело — на час. Но двери уже закрыты, а прошлое здесь не отпускает добровольно.

Списанные в расход (Часть 1)

Последние слова старик сказал настолько тихо, что Дима едва расслышал. Но ему и не нужно было слышать. Осознание всего происходящего только что сложилось в ровную линию, последнее звено на цепочке замкнулось. И как только он раньше не понял таких очевидных вещей, пожалуй, именно это и вызывало больше всего удивления.

- Я так понимаю, это ты дед, который умер и мне нужно услышать завещание? – Спросил он спокойным голосом, хотя спокойствие давалось с трудом. – И отец, наверное, в курсе всего?

Дед посмотрел на Диму, и ему показалось, что старик постарел ещё на несколько десятков лет, его взгляд помутился. Дима начал волноваться, что старик впадает в прострацию и чего доброго сейчас загнётся от горестных воспоминаний и связанных с этим душевных волнений. Но тот ответил.

- Да, Дима, это я. И ты прав, отец был в курсе, но по вполне объективным причинам мы скрывали от остальных всё происходящее. Но у нас не было выбора.

Дима не знал, что говорить. Он никогда не планировал эту встречу, он даже предположить не мог, что судьба исполнит такой финт и спросил единственное, что пришло в голову:

- Что значит у вас не было выбора, как может не быть выбора в такой ситуации?

- Они сначала угрожали нам, а потом… Потом стали платить. Ведь я до сих пор часть контрольной группы. Последний кто в ней остался. Ещё в ту первую ночь не осталось никого, кроме меня.

- Кто угрожал? Монстры эти?

- Нет, конечно. – Дед грустно усмехнулся. – Учёные и военные.

- Неужели им не было проще самим решать вопрос пропитания?

- Они пытались. Но… Они не приняли их. Они убили каждого, кто попытался так или иначе с ними контактировать. Только я и твой отец можем находиться рядом с ними. И скорее всего ты тоже сможешь.

- А что с полем? – Дима не до конца принял факт родства со стариком, который обманом заманил его в одно из самых странных и страшных мест на планете и никак не мог заговорить на главную тему.

- Когда в один из дней учёные вернулись и обнаружили, что произошло, они не медлили, они как будто были готовы. Им потребовалось несколько часов, чтобы вокруг Антоновки под землёй разместить какое-то оборудование, излучающее какие-то там волны, которые полностью сбивают настройки мозга любого, кто попробует зайти сюда. Они возвращались ещё несколько раз, что-то доделывали, тогда-то и сгнила земля, и солнце стало двигаться по-другому. Хотя, конечно, с солнцем всё в порядке, это всё вопрос восприятия. Насчёт автобуса ещё проще. Они ведь не выходят каждую ночь. Это случается приблизительно раз в год. Причём сначала было чаще, практически каждый месяц, наедятся и впадают в спячку. Они перебили всю живность в округе на много километров, несчисленное количество грибников, уничтожили несколько деревней в округе.

- Но почему никто не знает об этом и не говорит, такое же невозможно скрыть?

- Как мне кажется те самые учёные, ну или те, кто пришли после них продолжают эксперимент, поэтому делают всё, что могут чтобы это оставалось в тайне, несмотря на распад страны, несмотря на всё растущий ареал охоты упырей. И со временем мне стало казаться, что изначальной целью эксперимента было не усовершенствование колхозников до уровня божественных землепашцев. Им нужны…

- Солдаты. – Предположил Дима.

- Или эликсир вечной молодости. Они же. – Старик указал наверх, имея ввиду власть. – Только и хотят, что жить и править вечно. Они такие ресурсы вливают в это, что я не удивлюсь, если в соседней Андреевке тоже ставят опыты над жителями, ну или ставили, пока мои до туда не добрались.

Нельзя было сказать, что Дима сильно удивлён, его версия с проклятием ведьмы выглядела детской сказкой на фоне того на, что способны люди в реальной жизни. Конечно, он не поверил бы и на один процент в историю старика, если бы не видел собственными глазами толпу упырей, которые толкались на перекрёстке, облизывая кровь с подбородка. Он видел и гнилое поле, и как солнце несётся по небу, пытаясь убежать от Луны. Но всё-таки ещё один вопрос оставался открытым.

- Почему именно сейчас? – Дима немного помолчал. – Почему именно сейчас я узнаю об этом?

- Я умираю. Мне осталось не долго, кто-то должен заменить меня….

- О, нет! – Дима улыбнулся и поднял руки вверх. – Я ни за что на такое не подпишусь.

- Я понимаю, как это выглядит со стороны. Мне противно не меньше твоего. И, пожалуй, я побольше твое6го осознаю ответственность за эти действия. Для тебя это пока не более чем страшная история, пусть и ставшая реальностью, но ты ещё не коснулся происходящего, не окунулся. Я стар, но не дурак. В мои жизненные планы не входило становиться кормильцем целой оравы монстров много лет назад. Мы с твоим отцом тратим много времени, чтобы собрать подходящих пассажиров. Некоторые из тех, кто ехал с тобой не прожил бы и года, у кого-то не было семьи, и они влачили жалкое существование, жалкое даже не в плане отсутствия денег.

- Я ни за что не буду этим заниматься. Можете убивать, делать что хотите со мной, но я никогда не превращусь в массовую убийцу.

- Технически ты никого не убиваешь. – Сказал старик скорее потому что должен был такое сказать, потому что это прозвучало настолько шаблонно, серым без оттенков голосом. – Тебе и не придётся делать всю работу. Твой отец займёт моё место, а ты его. Собственно, только, что я зачитал своё завещание.

- Да неужели. И что же со мной будет, если я откажусь. А я откажусь. Уж лучше быть сожранным, чем вести людей на заклание этим монстрам.

- Когда-то эти монстры были людьми, у них были семьи и устремления. Они не виноваты.

- Как не виноваты и те, кого вы сюда заманиваете.Это не оправдание. – Дима обернулся к окну. – Я не смогу согласиться. Даже если мне предложат деньги, даже если начнут угрожать моей семье. Можете убивать, делать что хотите со мной, но я никогда не превращусь в массовую убийцу.

- Я давно смирился. И не мню себя санитаром, не пытаюсь убедить ни тебя ни себя, что есть какая-то польза для жертв. Но есть обратная сторона. Если не сдерживать их здесь, очень скоро они вырвутся на свободу и тогда мало не покажется даже городам, а не только близлежащим деревням. Кто знает сколько они успеют положить, пока правительство надумает их остановить. Если вообще надумает. Им, наверное, даже было бы выгодно выпустить их на свободу. Какое обширное поле было бы для экспериментов. И что тогда будет с твоей семьёй? И что будет если они окажутся заразными?

- Человек для, всего найдёт оправдание. – Дима присел на корточки и обхватил голову руками. Доски под ним отчаянно заскрипели, но он не обратил внимания.

- Ты напоминаешь отца. Он тоже вначале сопротивлялся. Но ты знаешь… У каждого есть миссия. У кого-то миссия заключается в том, чтобы передать попутчице в поезде соль, а у кого-то миссия в том, чтобы не дать миру рухнуть прямо сейчас. Я конечно, не смогу тебя заставить, и отец не сможет. Вполне вероятно и у правительства это может не получится. Но ты должен знать, что твой отец осознаёт всю степень ответственности и готов выполнить долг до конца. А после него не станется никого, кроме тебя, кто сможет выйти на контакт с упырями и вот тогда скорее всего всё и закончится.

Дима закрыл глаза. Он ощущал себя персонажем фильма ужасов. Он даже и не собирался начинать обдумывать предложение старика. Он не собирался исполнять последнюю волю умирающего. И даже, пусть это и звучит эгоистично, он не собирался потратить свою жизнь на этих… монстров.

- Я был рад познакомиться с тобой, внук. – Неожиданно тёплым голосом произнёс дед. – И я знаю, что ты однажды познакомишься со своими внуками. Потому что примешь единственно верное решение. А сейчас я должен идти. Ночь здесь заканчивается быстрее.

Дед протянул ему руку, и Дима автоматически сжал сухую сморщенную ладонь, которая не так давно зажимала ему рот.

- Я не знаю, что сказать. – Промямлил Дима. – Мне хочется только одного, чтобы этот кошмар скорее закончился.

- Скоро взойдёт солнце. Не возвращайся по тропинке, иди по дороге в противоположную сторону, там на тропинке поле действует гораздо сильнее. За пределом тебя встретит отец. Думаю, он уже там. Он переживает.

Дима ничего не ответил. Он пытался сообразить, а не играет и с ним мозг очередную шутку. Наподобие той, что была, когда солнце по небу неслось словно колесница, запряжённая дикими лошадьми. Может быть он до сих пор валяется без сознания где-нибудь на тропе, сражённый резким тепловым ударом того самого солнца, которое никак не может остановиться. И весь этот сюр, что происходит от монстров посреди деревни, до старика, выдающего себя за его деда, всё это лишь плод его фантазии. И ещё он чувствовал, что должен что-то сказать деду, но в голову не приходило ничего.

- Я всё равно не соглашусь, несмотря ни на что. – Сказал наконец Дима. – Это должно закончится, пусть и закончится на мне.

- Поговори с отцом для начала. Он тебе объяснит ещё много чего. Я в силу возраста и отстраненности от его дел, даже в наших общих вопросах, всё равно не смог бы дать полную картину происходящего. Твой отец находится в контакте в учёными, которые устроили тут это. Я ни на что не на мекаю, но может быть через него есть шанс всё закончить. Я понимаю, что картина происходящего не сложилась пока что, но отец тебе расскажет всё, что ты должен знать. А я, как и сказала, ранее должен идти.

- Значит мы больше не увидимся? – Спросил Дима. Он не чувствовал ничего, просто должен был это спросить, думал, что должен.

- Нет. – Коротко ответил дед. – Нам будет довольно сложно скучать друг по другу, мы даже ни разу не поговорили толком и не виделись. Но есть вещи, ради которых стоит жертвовать всем. И я пожертвовал вами, ради вас, как бы это не звучало. Чтобы спасти вас, было необходимо вас потерять. И я не жалею.

Дима ничего не ответил. Старик разжал ладонь и решительным шагом обошёл Диму, направившись к выходу из домика в котором они прятались. Дима не стал останавливать его, хотя понимал, что это действительно последняя встреча. Первая и последняя. Совсем немного грусти почувствовал он где-то глубоко внутри, а потом тощая фигура старика. Который оказался его дедом, который должен быть мертвым, а получилось так, что дед сам прочитал своё завещание. И Диме совсем не нравилось наследство.

Уже в проходе старик обернулся.

- Можешь идти. Они не тронут тебя. – Сказал он. – В любом случае, они не выйдут ещё год.

- А ты сейчас куда?

- Мой путь закончен и мне больше нечего делать ни в этой деревне, ни на этом свете вообще. Попробую как-то искупить грехи. Может выдадут не самый горячий котёл. Если долго находиться на границе, прямо в эпицентре поля, то мозг долго не выдержит,

Дима молча смотрел, как старик выходит из дома, медленно идёт по высокой траве. Он ещё раз остановился, прежде чем выйти на дорогу, и посмотрел назад. Вряд ли дед мог видеть бледное лицо внука, смотрящее из оконного проема, но Диме показалось, что он видит прекрасно. Дима даже, не особо отдавая себе отчёт, поднял руку. Дед поднял в ответ и после этого вышел на дорогу. В остывающем свете луны Дима видел, как старик уходит по дороге вглубь деревни, в противоположную сторону от дома. Вскоре худощавый силуэт полностью поглотила тьма, он растворился в ней, став её частью и на этот раз выражение не было фигуральным.

Дима ещё долго стоял возле окна вглядываясь в темноту, прислушиваясь к ночным звукам, пытался разглядеть малейшее движение на дороге, в траве вокруг домов. Но ничего не происходило. Монстры не возвращались, дед тоже. Однако, Дима не спешил выходить. Откровенно говоря, он боялся. Боялся, что из тёмного угла, на него выскочит тварь, которая утащит его в один из заброшенных домов и там… И там он вновь встретится с дедом, который удовлетворенно ухмыльнётся, жестом позволяя монстрам сделать с его внуком то, что они делают с пассажирами автобуса.

Но не ничего не происходило и когда на горизонте легкими росчерками забрезжил рассвет, Дима наконец решился выйти из покосившегося полуразрушенного убежище и оправился по дороге в том направлении на которое указал старик. Дима постоянно поглядывал на небо, опасаясь, что солнце вот-вот устроит очередную гонку, а луна кинется за ним в погоню, а за Димой в погоню бросятся выскочившие из разных закутков чудовища, одним из которых будет его собственный дед.

Но он спокойно добрался до окраины деревни, где опять увидел знакомую картину гнилой земли, только на этот раз это было не поле, а поляна с черно-жёлтой травой и часть леса с деревьями, словно вывернутыми наизнанку. Когда он проходил по дороге эту границу, у него немного закружилась голова, а желудок напомнил, что в нём не было ничего с самого утра вчерашнего дня. И может быть для мозга прошло мало времени, но он желудок не стал сытнее от того что солнце ускорилось, а хозяин потерял ориентацию во времени, да чего греха таить и в пространстве тоже. В какой-то момент голодная тошнота стала настолько сильной, что начали подкашиваться ноги. Дорога тем временем резко забирала вправо, Дима послушно следовал по ней, плохо представляя откуда взять силы, чтобы пройти ещё несколько километров, а возможно гораздо больше. Он забыл, что старик говорил, что его будет встречать отец, но сразу вспомнил, когда впереди замаячил блестящий силуэт автомобиля и рядом небольшой темный человеческий. И Дима был готов дать на отсечение руку, чтобы её скормили тварям их деревни, если это не его отец.

Что же, если это действительно так, папе придётся ответить на несколько вопросов. Но сначала он должен накормить сына.

Конец

Авторский канал - t.me/writer_path

Тихая деревня, старый дом, бумаги на столе… Казалось, дело — на час. Но двери уже закрыты, а прошлое здесь не отпускает добровольно.

Списанные в расход (Часть 1)

4

Раздался сильный удар по крыше. Под тяжёлыми шагами захрустела древняя черепица. Дима инстинктивно поднял голову вверх, но естественно ничего не увидел, даже несмотря на то, что глаза уже прилично так привыкли к темноте. Но по крыше шло что-то большое, большое и тяжёлое. И было чудом, что старая, насквозь прогнившая конструкция выдерживает тело непонятного существа, не сдаётся, несмотря на отчаянный хруст и не пускает внутрь существо, готовое, как начал догадываться Дима, сожрать его. Именно его и только его, деда похоже эти твари не тронут. Иначе откуда ему знать про них – значит он их видел раньше, значит с большой долей вероятности он с ними контактировал.

Существа собирались возле перекрёстка, их телодвижения были одновременно плавными и резкими. Они словно излучали агрессию и опасность. Он не мог их разглядеть, пока один не вышел на дорогу, освещённую лунным светом. Дима с трудом сдержал крик ужаса. Если бы не кусок здравого смысла, застрявший в горле, он точно закричал бы и тогда все эти тени в едином порыве бросились в его сторону и у него не осталось бы шанса. Они без труда проникнут в дом через пустующий дверной проём, через окно с давно вывалившейся рамой и конечно, один упадёт прямо сверху, легко проломив прогнившие доски на потолке. Он, расширившимися от ужаса глазами смотрел на монстра, стоявшего прямо посреди перекрёстка и понимал, что видит такое, о чем писали авторы романов ужасов. Тварь, выбравшаяся из травы на перекрёсток, лишь отдаленно напоминало человека. Ему показалось, но возможно видел обрывки одежды поверх густой шерсти, покрывавшей всё тело.

Но они были совсем не похожи на оборотней, какими их рисует попкультура. Шерсть покрывала всё тело, кроме головы. Голова была человеческой, но выглядело жутко. Кожа покрыта огромными волдырями, глаза непропорционально большие, идеально круглой формы, они занимали никак не меньше трети лица, и были абсолютно белыми. Рот существа открывался и закрывался, обнажая желтые клыки, которые не помещались во рту и резали багрово красные губы, словно лезвия, оставляя глубокие порезы. Кровь не успевала стекать по подбородку, как только рот открывался, длинный язык устремлялся наружу. Существо слизывало кровь с лица, как будто боялось потерять хоть каплю, совершая круговорот красной жижи в организме. Заостренные уши были едва заметны на бледном черепе. Это какая-то смесь оборотня и вампира. Дима вспомнил свои предположения о ведьмовском проклятии и попытался представить, чтобы такого можно было натворить, чтобы тебя превратили в такое.

И тут же его посетила и другая мысль, пока он завороженно смотрел на существо, к которому на перекрестке присоединилась точно такое же второе. И Дима, был готов поклясться, что едва ли бы нашёл между ними различия, даже если бы сейчас был день, он был близко к ним и мог спокойно изучить их внешний вид, не боясь быть сожранным. Люди скорее всего для них тоже на одно лицо. И всё-таки, почему дед достаточно спокоен. Он явно тут не первый раз и что-то подсказывало Диме, что, когда старик в деревне один, он не прячется в старом доме, где по крыше топчется неизвестная науке тварь, по крайней мере неизвестная Диме.

Паззл мог сложиться только в одном случае. Дед кормит их. И вся эта история с автобусом – это самая обычная ловушка, которую он и подстроил. Не без помощи этих тварей, конечно, иначе кого так сильно испугался водитель. Водитель увидел, как одно из существ валит дерево прямо перед автобусом, отсюда и резкое торможение, и шоковое состояние водителя. И его главный страх вывалившийся наружу – миграционные службы. Видимо для него все служители фемиды выглядят как волосатые твари с лысыми головами и рядами острых зубов в пасти. Ну может они такие и есть, тут Дима решил не осуждать. И тем не менее, старик как-то связан с этими тварями. Дима больше чем уверен, что он помогает им находить пропитание, и готов поставить всю зарплату за год, что это так.

От мысли, что все, кто с ним ехал в автобусе уже мертвы и стали особым блюдом в меню монстров, которые большую часть времени вынуждены довольствоваться говядиной и, гуляющей по бесконечным лугам, и зайчатиной, если они конечно в силах были догнать шустрого зверя, Диме стало нехорошо и опять вернулось чувство тошноты, только теперь не запах был причиной.

На перекрёстке тем временем собралось не меньше десятка существ. Их телодвижения не поддавались логики, они взаимодействовали друг с другом, пихаясь и время от времени проявляя агрессию, но до драки не доходило. Дима слышал негромкое шипение, других звуков существа не издавали. Если старик действительно добывает для них пропитание, то возникает сразу множество вопросов. Неужели за много лет, а то что происходит здесь это уже не первый год Дима не сомневался, никто так и не заметил, что пропадают люди, автобусы. Может быть конечно и так, что ситуация с автобусом происходит первый раз, а до сегодняшнего дня, твари питались жителями соседних деревень. Но и в таком случае остаются практически те же вопросы. Не может быть такого, чтобы у ни у кого из жителей этой деревни и тех, что рядом нет родственников, которые просто забили, что их близкие пропали и не выходят на связь. И если они приезжают проверить, то также попадают на обеденный стол к этим существам, прогнивший деревянный стол. И ещё. Как с этим всем связан его дед и наследство.

На перекрестке скопилось уже большое количество тварей, и они продолжали пребывать, сосчитать их теперь не представлялось возможным, из-за постоянного движения и категорической схожести между собой. Дима отошел от первого шока и его мысли устремились в другую сторону. Он стал думать о том какие у него есть варианты оказаться подальше отсюда и желательно, что бы все части его тела были при нём. Он даже готов не рассказывать никому и ничего о том, что видел. Готов забыть и не вспоминать об этом. И больше никогда не ездить на пазиках. Но он не видел вариантов прямо сейчас. Если он вырвется, ему не удастся даже добежать до дороги, не говоря уже о том, чтобы добраться до гниющего поля. Попытаться уйти тихо тоже вряд ли получится, он один создаст больше шума, чем все эти твари вместе взятые. Значит остается одна надежда на хозяина сухой ладони, что сейчас зажимает ему рот. Надеяться, что у старика есть на него какие-то планы. Осталось только это как-то выяснить. Но старик крепко зажал ему рот и сам Дима понимал, что говорить сейчас - не лучшая идея. Правда, ждать утра, тоже идея так себе.

Существа тем временем заполнили практически весь перекресток. Их было не меньше трех десятков. Они напоминали только что родившихся котят, которые перемешались по коробке только им одним ведомым маршрутом и только им понятной целью.

- Я уберу руку, а ты не вздумай орать, или говорить громче чем пищит мышь за стеной. - Неожиданно прошептал старик ему на ухо, и Дима почувствовал его дыхание, одновременно теплое и колючее, словно песок.

Дима кивнул, и рука медленно освободила его рот. Он не закричал и не засыпал старика вопросами. За то время, что рука затыкала ему рот, он успел сообразить, что тишина лучший друг. Он внимательно наблюдал за тварями, но их поведение не изменилось, они не повернулись в сторону дома, где они прятались со стариком, даже не остановили свое броуновское движение. Значит не услышали старческий шёпот.

Он молчал, ожидая от старика дальнейших указаний. И тот не заставил долго ждать.

- Придётся ждать. Недолго, не переживай. Если не выкинешь ничего, то они скоро разойдутся по домам, и ты сможешь спокойно уйти. – Старик продолжал так же тихо шептать Диме на ухо.

Твари никак не реагировали, но Дима боялся отвечать, он понимал, что существа могли знать голос старика и потому не нападали, а стоит Диме проявить себя, даже на уровне шёпота, все твари сразу бросятся к дому и… Впрочем. Он уже успел несколько раз представить в красках, что случится если они доберутся до него и не было необходимости насиловать свой мозг подобными повторами.

- Я понимаю у тебя много вопросов. И я тебе отвечу на них, как только они успокоятся. Осталось недолго. Ты сегодня останешься жив, я обещаю, даже несмотря на то, что ты сейчас видишь в окне. Ты всё равно уйдёшь отсюда живым. Я прямо чувствую, как ты не доверяешь мне. Не нужно. Смотри в окно, скоро сам всё увидишь.

Некоторое время картинка за окном не менялась. Дима уже порядком замёрз, слишком жаркий день прогрел его до самых костей, а ночная прохлада, резко контрастирующая с жарким днём, заставляла тело биться мелкой дрожью, и он не мог ничего с этим поделать.

- Не трясись ты так. А то они услышат, как у тебя зубы стучат. И тогда я не смогу выполнить твоё обещание. А я не могу себе такого позволить, я человек слова.

Дима едва не рассмеялся, услышав такое. А потом вспомнил, что дед ещё в автобусе пытался его предупредить. Но не слишком настойчиво, знаете ли. Что же он пообещал другим пассажирам, что они запомнят эту поездку до конца жизни, или что это будет самое запоминающееся приключение в их жизни. Определённо, он не врал, если только совсем немного не договаривал. Конечно, у него поднялось настроение, после слов старика о том, что у Димы есть шанс пережить эту ночь и, если для этого придётся молчать, пока монстры не разбредутся по своим делам, он будет молчать, он будет молчать гораздо дольше, если потребуется, он будет молчать, пока старик сам не попросит его заговорить.

Наконец, что-то произошло. Твари как по команде остановились и задрали уродливые лица в ночное небо. Дима ожидал, что сейчас услышит хор из волчьего воя, смешанного с гавканьем. Но он не услышал ничего. Он видел множество лиц, отдаленно напоминавших человеческие, задранные вверх, уставившиеся идеально круглыми глазами в небо. А ещё он видел, как у каждого по подбородку текли струйки крови, но теперь им как будто стало всё равно, и они не слизывали её. Дима почему-то ожидал ещё какого-то комментария от старика, но тот молчал. Видимо был такой момент, что нужна была абсолютная тишина, и даже знакомый голос мог спровоцировать тварей на атаку. Дима искренне и всем сердцем, которое на его радость ещё билось у него в груди, а не трепыхалось в последней агонии в когтистой лапе, надеялся, что заключительная стадия бодрствования этих тварей и они посмотрят на небо и разойдутся. К счастью так и оказалось. Так же, как и появлялись на перекрестке, они по одному исчезали в высокой траве, низко склоняясь к земле. И вскоре перекресток оказался пустым, точно таким же, когда Дима сам вышел на него. Но старик не торопился покинуть неуютный дом.

- Надо ещё немного подождать. Так будет лучше. А потом сможешь задать свои вопросы.

Дима немного расслабился. Теперь он намного меньше опасался быть разодранным странными существами, которых, уже практически сто стопроцентной вероятностью, подкармливал дед. Опасность, конечно, ещё совсем не миновала, скорее всего дед вряд ли предложит ему миллион долларов за молчание, скорее наоборот будет угрожать, если Дима что-то расскажет, то окажется ночью прямо посреди перекрёстка в окружении этих тварей. Которые сначала будут смотреть на него своими круглыми глазами, как удивлённые животные, которые в первый раз видят человека на своей территории. А потом накинутся одновременно и разорвут его на множество частей. И каждая уйдёт в свой закуток, таща в зубах кусок Димы. Он не знал сколько времени прошло, но дед наконец заговорил.

- Давай, угадаю все твои вопросы. Что это за существа? Что будет дальше? И какова моя роль в этом всём?

Дима повернулся лицом к старику.

- Я никому не расскажу, что здесь видел. – Он посмотрел прямо в глаза старику, слава богу, они были обычные, а не круглые. Но Дима допускал, что старик тоже может превратиться в такое волосатое лысоголовое создание и наброситься на него. – Я просто забуду и последую вашему совету, больше никогда не ездить на автобусе.

- Это необязательно. – Старик махнул рукой и улыбнулся. Зубы у него были абсолютно нормальные, хотя и требовали немедленного посещения стоматолога, но такими зубами точно не получится рвать на части человеческую плоть. – Тебе никто не поверит, в любом случае.

Старик немного помолчал, поцокал языком и продолжил.

- История началась много лет назад, тебя тогда ещё на свете не было. А я был молод и полон надежд, которыми нас в необходимом количестве снабжало государство. Дима едва не закатил глаза, старик конечно не заметил бы ничего, в такой темноте, но высказывать неуважение было лишним, в его ситуации. Что-то ему подсказывало, что старик мог в любой момент передумать и позвать обратно на перекрёсток этих тварей, предварительно оставим им десерт в лице Димы. Поэтому он старался не показывать виду, что он на самом деле думает о рассказах о прошлом, когда небо было голубее, а трава зеленее.

Старик в свою очередь покашлял, прочищая горло и продолжил. Звук получился громким, и Дима оглянулся на окно, за которым был абсолютно пустой залитый лунным светом перекрёстком. Твари не появились.

- Мы тогда верили, что однажды наступит то самое светлое будущее. Мы будем жить в социалистическом раю, даже работать практически не нужно будет. Ты же видел какие у нас были поля. Всё было. Но потом пришли они. И я, сейчас говорю не о тех, кого ты видел на перекрестке. Те, кто пришли обещали, что наша жизнь изменится. Они обещали, что после приема препарата повысится работоспособность, что все болезни, которые нас беспокоили исчезнут. Они обещали, что мы станем сверхлюдьми. И они не соврали, точнее первое время казалось, что они не врали. Каждый в деревне получил первый и последующие уколы все было нормально первые несколько месяцев. Не просто нормально, мы действительно изменились. Все триста человек, что приняли препарат.

Старик замолчал. Дима тоже не спешил задавать вопросы. История старика недолго задержалась на светлом прошлом, как думал он. Старик довольно быстро перешёл к сути. И суть оказалась гораздо естественней ведьмовского проклятия, хотя такой вариант он и не предполагал.

- Проблемы начались ближе к осени четвертого года эксперимента, когда у меня родился сын. Тогда появились первые симптомы... Первые побочные эффекты. Сначала это были незначительные изменения в кожном покрове. Признаюсь, многие даже обрадовались повышенной волосатости, так как считали это признаком мужественности… О женщинах, конечно, такого сказать нельзя. Но ученые приезжали, и продолжали эксперимент. Я был из тех немногих мужчин, кто не стал принимать препарат. Я был, как они выражались частью контрольной группы. Они регулярно брали у меня кровь и сравнивали образцы. А потом случилось это, резко без предупреждений. Началась страшная резня. Дело в том, помимо контрольной группы, которая не принимала препарат, ещё были дети, старики и женщины. Им препарат не достался по разным причинам, детям, например, потому что организм ещё формируется. Говорю, как понимаю, словарный запас у меня те то чтобы очень велик и не все термины я помню. А это не очень хорошо, когда не знало, а ещё и забыл.

Старик опять замолчал и устремил взгляд в окно за спину Дима. Тот на всякий случай обернулся, но опять не увидел ничего кроме пустого перекрестка, только теперь он был более темным, Луна или спряталась за облаками либо отошла в сторону по своем стандартному маршруту, но тварей видно не было.

- Я хорошо помню тот день. Это была Вальпургиева ночь для деревни. В ту ночь всё взрослое население, и мужчины и женщины потеряли человеческий облик и окончательно превратились в упырей, которых ты имел неудовольствие наблюдать совсем недавно. И они устроили резню. В деревне не осталось никого кроме них… И меня. Они убили и сожрали всех и стариков, и детей. Многое из того что происходило, я видел собственными глазами. Это… Это ужасное зрелище. Не знаю, что может быть хуже. Только в одном мне повезло тогда – мои жена и сын были в городе. И она тоже не принимала препарат поскольку была беременна. Думаю, теперь ты должен понимать, что оказался здесь не случайно.

Финал - Списанные в расход (Финал)

Авторский канал - t.me/writer_path

Тихая деревня, старый дом, бумаги на столе… Казалось, дело — на час. Но двери уже закрыты, а прошлое здесь не отпускает добровольно.

Списанные в расход (Часть 1)

Дима немного повернул голову и увидел, как в погоню за солнцем отправилась луна. По спине побежали капли холодного пота, а в ногах появилась слабость, он представил, что теперь время так и будет, нестись вперёд, и он рассыплется, как нацист, выбравший неправильный Грааль. Но не успел Дима закончить мысль и дофантазировать фантазию, как движение закончилось. Луна замерла на месте, в окружении маленьких светящихся точек и ему показалось, что почувствовал не сильный толчок от резкого торможения земли. Дима некоторое время смотрел наверх, ожидая подвоха. Однако ничего не происходило. Мир вокруг наполнился обычными ночными звуками природы.

Скорее всего перегрелся на солнце, потерял сознание и мозг сыграл с ним такую штуку. Непонятно одно - как он сумел добраться до сюда. Он снова посмотрел на телефон, в надежде, что разряженный телефон — это тоже перегретое воображение, но аппарат так и продолжал изображать бесполезный чёрный кирпич. Это могло означать только одно - время всё-таки прошло достаточно, чтобы телефон успел разрядиться. Мозг играет с ним в какую-то игру. Нужно просто дойти до ближайшего дома и внести ясность с помощью независимого источника.

Он всякий случай ещё немного понаблюдал за луной, но не заметил никаких необычных движений от спутника и развернувшись спиной к лесу, уверенно зашагал по просёлочной дороге к ближайшему дому. И чем ближе он подходил, тем больше нарастала тревога, и вроде не было ничего необычного ни в окружающем пейзаже, даже небесные тела двигались с обычной скоростью. Видимо это послевкусие от тех шуток, что исполнил с ним мозг.

Если бы не было темно, он скорее всего раньше понял, что заходить в первый дом смысла не было. За покосившемся забором абсолютно заброшенный сад, сам дом зияет черными глазницами отсутствующих окон, а от входной двери и вовсе осталось только воспоминание, если о ней, конечно, было кому помнить. Он даже не стал пытаться приблизиться, а просто прошёл дальше по дороге по направлению к следующему. Но и там его ждала точно такая же картина. Деревня была полностью заброшена. Он понял это приблизительно к середине главной улицы, когда сумел разглядеть электрические столбы с закреплёнными на них плафонами для фонарей. С них, словно последняя волосинка на голове лысеющего мужика, свисали оборванные провода.

Дима медленно приближался к самому центру деревни. Он не встретил ни одного человека, не увидел ни одного, хотя бы отдалённо напоминающего, не заброшенного дома. Животных тоже не было. Но по мере приближения к центру деревни, в воздухе что-то поменялось, он стал как будто гуще и наполнился тихим гудением и лёгкими вибрациями. С каждым шагом гудение становилось громче, а вибрации сильнее. Сначала он не обращал на это внимания, но, когда гудение стало громче его дыхания и шагов, он остановился, пытаясь определить источник звук, но вымершая деревня так и оставалась вымершей. Он посчитал центром перекресток двух единственных улиц Антоновки. Дима остановился ровно по середине и огляделся. Единственное, что не выглядело заброшенным в этой деревне – это дорога. Она не проросла травой, не взорвалась трещинами разного размера. Как будто за ней кто-то ухаживал, выгнал всех жителей, чтобы не мешали и не топтали лишний раз дорожную пыль.

Дима пытался решить, что ему делать дальше. Не бывает же так, что ночью все жители покидают дома, допустим даже потому что знают, что ночью дома, словно оборотни неудачники превращаются не в сильного зверя (или в их случае не в красивый многоэтажный небоскрёб), а разрушенный покосившийся сарай. Жители просто уходят на ночь в соседнюю деревню, чтобы не погибнуть, в разваливающимся доме. Утром возвращаются, живут день, а потом по новой. Ну, может просто ему не повезло, и он попал на тот самый единственный день в году, когда это проклятие, наложенной древней ведьмой, за то, что предки тех, кто сейчас живёт в деревне сожгли её на костре за испорченный урожай. Обвинение было несправедливым, естественно, но они всё равно вынуждены покидать на ночь дома. Потому что суть проклятия заключается в том, что по ночам проклятие показывает истинное нутро жителей деревни, превращая дома в гнилые непригодные для существования халупы, или чего похуже.

Все эти мысли, конечно, замечательно подошли бы для ужастика возле костра в пионерском лагере. Но сейчас они были бесполезны. Ему необходимо принять какое-то решение, и вариантов совсем не много. Он уже свыкся с мыслью, что провалялся где-то на траве в бессознательном состоянии, пока день со злорадным спокойствием сменился на ночь, а его мозг в последствии догнал по-быстрому время и сопоставил эти события, абсолютно не приняв в расчёт, что подобная подстройка может капитально свести с ума неподготовленно к таим ментальным финтам человека. Ну да бог с ним с мозгом. В наше время и в подобной ситуации гораздо страшнее остаться без телефона, чем без мозгов. Особенно учитывая, что в ближайших домах он с абсолютной долей вероятности не сможет найти зарядку.

- Чертов дед. Мог выражаться яснее, что деревня мертва. Старый ты любитель ненужного пафоса. – В сердцах вслух сказал Дима и сразу осёкся. Его голос, тихий и спокойный, разорвал окружающую тишину, словно бомба, разнесшая японские города.

Он замолчал и прислушался, опасаясь, что если звук шаги не привлёк внимания живности, которая наверняка обитает в заброшенных домах, то уж голос человека точно разбудит каких-нибудь бродячих собак или ещё кого похуже и по опаснее. И он не ошибся, потому что сзади раздался знакомый голос.

- Я же предупреждал, что не стоит сюда ходить….

Дима обернулся и замер с открытым ртом, и наверняка расширившимися от ужаса или удивления глазами, тут уж бабка на двое сказала какое из чувств преобладало сейчас у него в душе, пытавшейся немедленно спрятаться в пятках. Перед ним стоял дед из автобуса, это был точно он, Дима без труда узнал синий плащ, сшитый словно из полиэтилена, бейсболку с надписью USA, идеально сохранившеюся ещё со времен его детства. Это был тот же самый дед, только сумок у него в руках не было.

- Как.. – Только и смог выговорить Дима, да и то не был уверен, сказал это вслух.

- Хочешь спросить, как я здесь оказался? – Невинным и казалось немного игривым голосом поинтересовался старик. – Или тебе в целом интересно что тут вообще происходит? Я тебе расскажу, но немного позже. Потому что они скоро вернуться.

Дима смотрел на старика, силуэт которого в темноте казался немного размытым, как будто из-за плохого интернета изображение загрузилось в низком качестве. Его мысли бегали из стороны в сторону, в одной стороне призывали бежать отсюда и как можно дальше, а лучше всего тем же путем, которым он сюда пришёл. С другой стороны, его так и подмывало схватить доску, в огромном количестве валяющихся возле заброшенных домов и когда-то бывших заборами и огреть что было сил этого самодовольного пенсионера, который откровенно стебётся над ним. Но он не сделал ни того ни другого, а просто стоял и смотрел на старика, неожиданного появившегося за спиной, словно поджидал одинокого путника. А может быть и действительно поджидал.

- Слишком много на тебя свалилось за последний день, сынок. – Старик покачал головой и подошёл ближе, Дима инстинктивно сделал шаг назад. – Да, не шугайся ты. Я тебе точно зла не причиню, ты должен помнить, я предупреждал, что лучше сюда не ходить.

- Что здесь вообще происходит? Почему со временем так и с солнцем? Почему деревня заброшенная? – Быстро заговорил Дима, подозрительно оглядываясь по сторонам.

- О, нет. – Усмехнулся старик. – Деревня совсем не заброшенная. Просто они ещё не вернулись.

- Кто откуда? Не вернулись. – Дима быстро напряг память, воскрешая в голове всё что знал о деревнях. – Они все в поле на работе. Но если так, почему дома в таком состоянии?

Старик подошёл ещё ближе и был уже на расстоянии вытянутой и даже согнутой в локте руки. На этот раз Дима не отстранился.

- Они уже давно не работают в поле. Поле давно пришло в негодность. – Старик посмотрел ему прямо в глаза. – Но ты и сам, наверно видел, когда сюда шёл.

- Большая часть поля ещё не сгнила, так что не вижу противоречий. – Дима медленно начинал расслабляться, делая вполне логичные вывода из ситуации. Даже взять то, что в руках у деда больше не было сумок, значит он их занёс в один из домов, в котором живёт. Может и не заброшены дома, откуда ему городскому до мозга костей и до дна колодцев, знать, как выглядят деревенские дома на самом деле.

- О, как! - Довольно громко воскликнул дед, и Дима вздрогнул и начал снова оглядываться. Старик продолжил уже тише. – С разных сторон, это выглядит по-разному. На этой половине мертво всё!

- Половине чего?

Старик не ответил. Он сделал быстрый шаг к Диме и схватил его за руку. Тот не ожидал такого выпада и не успел отдёрнуть руку. Ладонь старика была неприятно сухой, как серая шершавая бумага.

- Помолчи, они уже близко. – Прошипел старик. – Я постараюсь тебе помочь, но твоя задача слушать меня и делать то, что я скажу, иначе ты долго не протянешь.

- Кто…

- Заткнись, сказал. Пошли за мной.

Старик держал крепко, и Дима уже, кроме неприятных ощущений сухости, начал чувствовать боль.

- Отпустите руку немедленно, мне больно. – Так же тихо, как и старик сказал он.

- Один раз ты уже меня не послушал, так что будь добр слушать сейчас, пока у меня осталось хоть какое-то желание помочь тебе. – Старик замолчал и посмотрел в темноту вдоль дороги. – Пошли у нас всего несколько секунд. Неудачный же ты день выбрал, чтобы покататься на автобусе.

Дима хотел было ответить, что и сам был не рад трястись в пазике в такую жару и по таким дорогам. Но старик сильно потянул и он, вспомнив о том, как бежало по небу солнце, преследуемое луной и гнилое поле, решил не испытывать судьбу, просто последовал за старым телом. Старик тянул к ближайшему заброшенному дому. Старик тащил его за собой, словно мешок с песком или мусором. Он что-то бормотал себе под нос, но Дима не мог разобрать ни слова. Они сошли с грунтовой дороги и высокая трава защекотала ноги.

- Дальше сам. – Старик отпустил его руку и исчез в темном проеме покосившегося дома.

Дима стоял в нерешительности несколько секунд, а потом наклонился, чтобы не стукнуться об очень низкий дверной проём, и последовал за стариком. Внутри дома, помимо темноты его встретил едкий запах протухшего мяса и плесени. Дима с трудом сдержал поток рвоты, и вряд ли бы смог, если бы хоть что-то ел за последние несколько часов. Но он не подал виду, что его тошнит. А даже если бы и подал, то в такой темноте, к которой и глаза привыкнут навряд ли, разглядеть его эмоции было бы проблематично, даже несмотря на то, что старик увидел в темноте, что-то недоступное простым смертным. Что-то такое, что заставило его зайти в пропахший тухлятиной и старостью сарай, который когда-то кто-то называл домом.

Дима остановился сразу за проходом, боясь сделать следующий шаг, чтобы не напороться на гвоздь, или не провалиться под, наверняка, сгнивший пол. Его рука автоматически потянулась к карманам на шортах, где лежал телефон. Хотел включить встроенный фонарик, но вспомнил, что телефон превратился в черное зеркало и току от него не больше чем от устройства для перемотки компакт дисков (он действительно видел такое устройство в музее бесполезных изобретений). Было слышно из глубины дома шаркающие шаги старика. Тот был уверен в своих действиях, видимо когда-то жил здесь, или часто бывал в гостях, или во времена, когда ночь наступает быстрее оргазма у девственника, прятался здесь от тех, кто, по его словам, должен появиться с минуты на минуту.

- Иди сюда. – Послышался скрипучий голос из темноты.

- Куда? Я ни черта не вижу.

- Два шага влево, потом несколько шагов вперёд, и окажешься возле окна.

Дима медленно поставил вперед правую ногу, потом придвинул к ней левую, и так ещё раз. Пол под его ногами неумолимо скрипел, призывая всех присутствующих немедленно покинуть аварийный объект, поскольку оставалось ему совсем немного и такого давления он не выдержит. Несмотря на жалостливые просьбы досок, Дима выполнил указания, не провалившись в подвал, ничем не проткнув ногу, и добравшись в целости, хоть и с изрядно вымотанными нервами. Как только он остановился, старик опять схватил его за руку, протащил ещё немного вперёд и развернул. Дима действительно оказался возле окна из которого мог видеть перекрёсток, на котором они только что стояли. Дорога хорошо освещалась луной, создавая иллюзию работающего освещения.

- Что я должен увидеть? – Шёпотом спросил Дима.

- Молча смотри и постарайся не шевелиться, у них очень хороший слух. – Старик замолчал, но спустя несколько секунд добавил. – Постарайся даже не дышать.

Дима дышать, конечно, не перестал, но в остальном последовал совету странного старика. Он подавил в себе желание задавать вопросы, попытался подавить помимо прочего и обоняние, но тут было сложнее, чем хуже запах, тем он обладал большей способностью проникать в носовые пазухи и устраивать там привал на долгое время. Спустя несколько минут тишины, нарушаемой лишь хрипловатым дыханием старика и оглушительным сердцебиением самого Димитрия, освещённый луной перекрёсток пустовал. На него не вышли зомбоватого вида пенсионеры, не появились дикие и жаждущие человеческой крови лесные чудовища. Не было ни лешего, ни Кикиморы. Дима не пытался пока сопротивляться, он вполне допускал, что у старика может быть с собой нож, или топор, или даже ружье, припрятанное как раз в этом доме. Но если в ближайшее время никого не появится на перекрёстке или просто в обозримом пространстве, скорее всего он наберётся смелости и задаст некоторые вопросы своему… Он не определился кто для него этот странный дед, попутчик, случайный встречный или собрат по несчастью, оказавшийся не в то время не в том месте. Хотя, последнее, конечно вряд ли – дед здесь явно неслучайно.

Но спустя несколько минут они действительно пришли. И лучше бы это были зомбоватого вида пенсионеры, чем то, что он увидел. Пришли они не по дороге и не с той стороны куда оборачивался дед, делая вид что что-то слышит. Они пришли с той же стороны откуда Дима. И в тот момент подозрения у него только начали зарождаться. Пока части паззла не сложились в общую картину, но он уже наметил путь, по которому начнёт собирать головоломку. Всё-таки водитель автобуса не просто так сидел испуганным, а тропинка не просто так оставалась такой, словно по ней каждый день ходит множество человек. Хотя нет. Они пришли не только с той стороны откуда пришёл он. Они появлялись со всех сторон. И двигались они не по дороге.

Их движение было похоже на лёгкий ветер, заставляющий траву тихо шелестеть. Он видел множество тёмных силуэтов, которые в свете луны казались бесформенными пятнами. Они двигались плавно и практически бесшумно, слышно только шорохи, шуршание травы, и редкие громкие звуки падения досок и других вещей, потревоженных по случайности. Однако, Дима был уверен, что при необходимости, существа могли быть гораздо аккуратнее. Бесформенных призраков становилось всё больше. Дима смотрел из стороны в сторону, пытаясь уловить каждое движение. Он действительно забыл дышать, пока наблюдал за нашествием невидимых сущностей, которых становилось всё больше и все они стремились собраться на перекрёстке, совсем неподалёку от дома, где он прятался со стариком.

Возле окна зашевелилась трава – одно из существ прошло совсем рядом, и Дима инстинктивно отпрянул от окна, но старик держал его сильно.

- Нет. – Так тихо прошептал старик, что Диме покаялось, что слышал это только у себя в голове. – Они порвут тебя.

- Но…

Старик зажал ему рот и Дима почувствовал сладкий запах плесени и металлический привкус. Такой бывает у.. у крови. Он поддался и перестал сопротивляться, просто уставившись в окно, искренне сожалея о том, что между ним и улицей нет стекла.

Продолжение - Списанные в расход (Часть 4)

Авторский канал - t.me/writer_path

Тихая деревня, старый дом, бумаги на столе… Казалось, дело — на час. Но двери уже закрыты, а прошлое здесь не отпускает добровольно.

Списанные в расход (Часть 1)

Дима посмотрел вниз и увидел того самого старика с сумками. Старик не смотрел на него, он смотрел в окно, старательно избегая зрительного контакта.

- Это ещё почему?

Старик молчал и взгляд его был устремлён не на деревья, растущие вдоль дороги, казалось, что он смотрел далеко за них. Возможно, как раз на Антоновку.

- Что за детский сад! - Не выдержал Дима. – Не нужно притворяться, что ничего не сказали, и разыгрывать здесь спектакль.

- Действительно не нужно вам туда, ничего там не осталось. – Уже громче сказала одна из пенсионерок, откуда-то сзади салона. – Туда уже давно никто не ездит. И автобус этот не заезжает в Антоновку уже несколько лет. От остановки ещё пару километров идти, если дорога, конечно осталась.

Дима не удивился, если бы такие разговоры вела та самая невоспитанная молодёжь, пытаясь его подколоть штампами из фильмов ужасов. Но люди в таком возрасте, от них можно ожидать много чего – в основном недовольство и агрессию, в редких случаях понимание. В этом нет их вины, их так воспитывали их родители. Мы нормально не жили, а значит и вам нельзя. Но меньше всего сейчас Дима хотел вступать в конфликт, что-то объяснять и доказывать, ему просто хотелось поскорее покинуть душный автобус и отправиться в сторону Антоновки, встретиться там с кем нужно встретиться и вернуться домой.

- Так мне кто-нибудь скажет в какую сторону идти? У меня времени не так много, чтобы пойти не в ту сторону.

- Там. – Дед, который смотрел в окно поднял руку и указал в ту сторону, в которую смотрел. – Возле той берёзы, которую невозможно не заметить.

Дима посмотрел в сторону куда указывал дед. Там действительно росла берёза полная противоположность тем, что в стихах воспевали русские классики. В ней не было природной грации, изящности. Из толстого основания в разные стороны расползались несколько стволов разной степени изогнутости. При этом два из них были мертвыми, с черными ветками, абсолютно без листвы. Не заметить такое дерево, выделяющееся на фоне зелёных собратьев, было действительно сложно.

- Возле той берёзы есть тропа, которая приведёт в Антоновку. Только никто уже много лет не ходит в ту сторону.

- И как я найду тропу, по которой много лет никто не ходит? – Задал вполне логичный вопрос Дима. – Там трава выше меня ростом.

- Найдёшь. – Сообщил дед убедительным тоном, не терпящим противоречий. – Эта тропа никогда не зарастает. Это путь неживых.

- В каком смысле неживых? – Дима с трудом оторвал взгляд от берёзы и посмотрел на деда. – Что за фольклор ещё? Сказки для непослушных детей, которые не могут заснуть вовремя и за ними должны явиться вурдалаки из Антоновки.

- Ну почти. – Усмехнулся дед, не глядя на Диму и не сводя глаз с берёзы. – Не совсем сказки, не совсем для детей.

Дима оглядел других пассажиров. Они все так молчали, наблюдая за диалогом. Дима также молча смотрел на них.

- Ну, смотри, дед, если обманул…. – Прервал он затянувшееся молчание.

- Да я бы и рад обмануть, но тропа требует новых путников. Как не крути, дерево именно здесь упало.

- Какие вы все легковерные. – Дима покачал головой и снова посмотрел на берёзу. И на секунду ему показалось, что теперь не два, а все три ствола уродливого дерева почернели от гнили. Он зажмурился на секунду и видение пропало. – Если прямо сейчас пойду, успею до темноты?

- Успеешь, если к тому времени для тебя это ещё будет иметь значение, сынок. – Дед посмотрел ему прямо в глаза. – Ты ещё можешь отказаться от задуманного. Но как только пройдёшь рядом с берёзой, ты больше не будешь принадлежать себе, только тропе, только Антоновке.

- Ничего страшного, отец, разберусь как-нибудь. Но за заботу спасибо. – В последнее предложение Дима постарался вложить как можно больше сарказма. – Я, пожалуй, пойду, пока ещё интересного чего не придумалось, если вы не против.

Дед ничего не ответил и отвернулся к окну, а Дима повернулся к водителю, который так и сидел, вцепившись в руль, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг.

- Ждать смысла нет. Можно разворачиваться и ехать назад. Мы с тобой не сдвинем дерево, если ты конечно понимаешь о чём я. Нет, конечно. Ты можешь так сидеть сколько угодно, но думаю, это небольшая толпа, суммарный возраст которой способен искривлять пространство и время, не даст тебе долго прохлаждаться.

Водитель категорически его игнорировал, и Дима направился к выходу. И чем ближе становилась жаркая улица, тем громче нарастал сзади гул голосов. Да и пофиг на них. Ведут себя как дети. Он обошёл несчастный пазик, который наверняка мечтал, чтобы дерево лежало сейчас не на пыльной дороге, но на его крыше, потому что куда лучше быть списанным в утиль, чем каждый день совершать закольцованное движение по раздолбанным дорогам под управлением человека, имя которого вряд ли получится выговорить с первого раза.

Он сошёл с дороги в густую высокую траву, и его ноги в туже секунду увязли в зелёных стеблях, маленьких голубых цветах, джинсы покрылись колючками, а лёгкие сандалии наполнились прохладной влагой, скопившейся возле земли, до куда не могла добраться даже такая сильная жара. Он поблагодарил мысленно самого себя, что решил не надевать носки, хотя кто вообще, кроме детей конечно, носит носки с сандалиями. Водитель автобуса, скорее всего. Дима усмехнулся, в последний раз оглянулся на стоящий посреди дороги пазик. С этого ракурса дороги не было видно, и казалось, что автобус застыл посреди леса, как сюрреалистичный артефакт вымершей много лет назад цивилизации. А ещё ему показалось, что все пассажиры перешли на ближнюю к нему сторону и смотрят ему вслед. Достаточно ещё одного человека и автобус перевернётся на бок от их желания проводить взглядом путника, который осмелился пройти по никогда не зарастающей тропе. И вот, что понял Дима за свою жизнь, если тропа не зарастает, то объяснение этому может быть только одно, и это не сказочный лес и не какое-то необъяснимое явление. Это означает лишь то, что по этой тропе регулярно ходят. И ходят не монстры.

Он добрался до берёзы и остановился. Скинув с плеч рюкзак, достал литровую бутылку воды. Придётся экономить, в такую жару – самое плохое остаться без жидкости. Вода сильно нагрелась на жаре, но сделать несколько больших глотков всё равно было приятно. Он плотно закрыл крышку и вернул полную на две трети бутылку обратно в рюкзак. Похоже, что берёза была изгоем в растительном мире, видимо в растительном мире тоже существовали представления о красоте и нормальности и другие растения не хотели расти рядом с некрасивым деревом. Вокруг необычного дерева ровным кругом зияла чёрная земля, смотрящаяся ещё более безысходно на фоне сочной зелёной травы и цветущих лесных цветов.

- И такое бывает. – Грустно сказал Дима, положив руку на ствол берёзы, изъеденный временем и насекомыми.

Само собой, дерево ничего не ответило.

Тропинку он действительно нашёл довольно быстро. Она начиналась прямо от дерева и петляя, пропадала в траве. И он был готов поклясться, что по ней ходят толпами по несколько раз в день. Земля была утрамбована настолько, что скорее всего не впитывала воду во время дождей. Этот дед либо сумасшедший, либо с точностью до наоборот, у него сохранилось, пусть и специфическое, но всё же чувство юмора. Или из вредности решил попугать молодёжь, хотя какая из Димы молодёжь. Молодёжь в возрасте.

Решив не терять время, Дима уверена ступил на тропу и сделал несколько больших шагов по направлению к Антоновке. Странности начались почти сразу. Только Дима не сразу заметил. Или не придал значения. Тропинка ловко петляла между деревьев, заводя его всё глубже в лес. Обманное лесное разнообразие вокруг сливалось в бесконечно одинаковый цветастый ковер, совершенно не позволяющий определить сколько прошло времени и какое за спиной после берёзы осталось расстояние. Но тропинка так и оставалась сильно утоптанной, словно по ней каждый день марширует рота солдат.

Дима шел уверенно, пологая, что осталось совсем немного и уже за следующим длинным изгибом покажутся деревянные дома, покосившиеся заборы, а тропинка сольётся с широкой проселочной дорогой, по которой он и должен был попасть в конечный пункт назначения.

Изгиб следовал за изгибом, холм за холмом, но ни Антоновки, никакого либо ещё признака существования людей Дима так и не увидел. Не потерять счёт времени помогал телефон, и он регулярно смотрел время, пытаясь вычислить сколько он оставил километров позади. Формула была проста. Если считать, что в среднем он проходит пять километров в час, то учитывая, что прошло полтора часа, значит за спиной как минимум семь километров. Дима пытался вспомнить сколько времени уйдёт на дорогу, по мнению старика. Вроде бы тот говорил, что до темноты успеет дойти. Дима вышел, когда на экране телефона светились две цифры тринадцать. Успеть дойти до темноты это растяжимое понятие. Это может быть и сейчас, и через час, и ближе к шести вечера. Наверняка дед ориентировался на скорость, с которой способен передвигаться сам, а потому Дима был искренне уверен, что ещё чуть-чуть и он будет на месте.

Но разве не странно, что дерево упало именно неподалёку от странной берёзы. И что так сильно могло напугать водителя, может он действительно видел что-то такое, что заставило его вцепиться в руль и не реагировать адекватно на окружающих. Это всё жара. Вот самый правильный ответ. Водитель из страны ближнего зарубежья, просто перегрелся на солнце, такое тоже бывает, вот и померещилось. Он явно запуганный миграционной службой, даже увидел в этом охоту на себя. Так что во всём виновата только жара и сейчас, когда у него почти не осталось воды (Дима надеялся найти в воду в деревне, в любой необязательно в Антоновке, поэтому и выпил практически всю бутылку), он немного начал волноваться, что, если действительно придётся топать ещё несколько часов. От палящего солнца немного спасают ветви деревьев, но жара всё равно пробирается до человека, застревая где-то между кожей и прилипшей к ней футболке, постепенно отвоёвывая себе миллиметр за миллиметром человеческого тела.

Лес казался бесконечным, и когда в очередной раз за деревьями забрезжил просвет, Дима уже ни на что не надеялся. Он уже начинал подумывать о возвращении на дорогу. И если ему придётся развернуться и вернуться к автобусу, пассажиры которого за несколько часов успели разбежаться, а водитель наконец, убедившись, что никто и ничего не угрожают его пребыванию в России, взял в руки себя, а не руль, развернулся и уехал обратно, он будет выглядеть глупо, пусть только в своих глазах, но глупо.

Тропинка заворачивала вправо и убегала на небольшой холм, когда Дима поднялся на него, у него резко отлегло. Сразу за холмом лес кончался, плавно переходя в большое заросшее всем чем угодно, кроме сельхоз культур поле. А тропинка утыкалась в проселочную дорогу, которая издалека выглядела гораздо лучше, чем та на которой застрял автобус с испуганным водителем. А сразу за полем виднелись маленькие очертания домов. Он добрался. Зря только возмущался на старика. Конечно, это вполне может быть и не Антоновка вовсе. Но это гораздо лучше, чем до вечера идти, запинаясь о корни деревьев, а в итоге развернуться и потерять к черту весь день, так и не добравшись до цели. И даже если это не Антоновка, пусть так, по крайней мере будет у кого спросить, как добраться до нужной ему деревни.

Он спустился с холма и подошёл к дороге. Слева на обочине покоился погнутый и проржавевший дорожный указатель. Несмотря на выцветшею много дет назад краску, на указателе легко угадывалось нужное ему название. Да неужели. Дима остановился возле металлического знака, уперся руками в колени и шумно выдохнул.

- Ну спасибо, отец. Свидимся, скажу спасибо. – Обращаясь к дороге, улыбнувшись, произнес Дима.

Он выпрямился и уверенной походкой зашагал в сторону домов. В первую очередь нужно найти воды. И хотя жара заметно спала, было ощущение, что вообще наступил вечер, пить всё равно хотелось сильно. Но Дима несколько минут назад смотрел на часы и был уверен, что они показывали три часа пополудни. Ему оставалось пройти не больше ста метров, когда он увидел нечто странное. Дорога разделяла большое поле, которое некогда скорее всего было ухоженным и использовалось для выращивания пшеницы, других субкультур Дима не знал. Не знал он правильно ли называть пшеницу субкультурой. Теперь это поле напоминало ковер, которыми лет тридцать назад были поголовно завешаны квартиры. И считалось, что иметь ковёр — это престижно. Несмотря на расцветку, режущую глаз, несмотря отвратительно качество большинства изделий. Множество разных цветов, травы, и других растений создавали причудливый узор, в котором на первый, а на самом деле и последующие взгляды не было никакой системы. Это просто раскинутые по воле природы семена, споры растений, с одной лишь целью – выжить и расплодиться.

Но ковёр внезапно кончался. Резко, без плавных переходов, пушистое разнообразие превращалось в пожухлое полугнилое зрелище, если бы художник запечатлел это состояние, ему стоило бы назвать картину резкие тлен. Это выглядело не как естественное осеннее увядание, проходящее постепенно и означающее скорое новое начало. Половина поля как будто подверглась атаке неизвестных сил целью которых было превращение всего красивого и живого в мёртвое и гнилое. Стебли травы были не жёлтыми, чёрными, цветы покрыты серой субстанцией издалека напоминавшие плесень. Дима остановился и забыл о подступающей всё ближе жажде, о своём желании найти как можно быстрее источник питьевой (даже можно и не совсем питьевой) воды. Он с удивлением смотрел на контрастно разделённое поле. И единственное объяснение которое тогда пришло ему в голову – в те времена, когда ещё на этом поле росла пшеница, землю обрабатывали специальными удобрениями, той самой химией, что так боятся приверженцы здорового питания. А химия есть химия, вот и последствия. Сочтя такое объяснение более чем логичным, он продолжил путь по направлению к домикам. По пути он так и не встретил ни одного человека, ни одного животного. Но Дима не обращал на это внимания, поскольку и здесь у него было разумное объяснение – животные вполне опасались человека, а люди… А людей здесь было настолько мало, что встретить кого-то это даже не удача, а скорее чудо. А в чудеса он не верил.

Дома приближались, а вместе с ними нарастало странное чувство – смесь тревоги и предчувствия чего-то безвозвратного. Гнилое поле по обе стороны сменилось вполне зеленеющими, пусть и неухоженными лужайками с зелёной высокой травой и редкими голубыми и жёлтыми цветами. Но поменялось не только это, воздух тоже поменялся. Стало как будто прохладнее. А потом Дима замер на одном месте. Он не мог поверить глазам. Его тень быстро увеличивалась, как будто сзади был источник света, который двигался очень быстро. Он оглянулся, даже не представляя, что в ясный день может дать такой эффект и замер, широко открыв глаза. Солнце двигалось по небу стремительно направляясь к горизонту, спрятанному за высокими деревьями, откуда он вышел не далее, как полчаса назад. Редкие облака на ярко голубом небе двигались с такой скоростью, словно там наверху бушевал шквальный ветер. Они меняли форму, исчезали, появлялись вновь.

Когда, слепящий жёлтый шар почти достиг верхушек деревьев, Дима сообразил достать телефон и посмотреть на экран. Он был уверен, что часы на телефоне тоже сошли сума и цифра на экране меняются также стремительно, словно кто-то включил перемотку, стараясь угнаться за неожиданно обезумевшим светилом. Но он ошибся телефон просто не работал. Экран изображал из себя мертвое черное зеркало. Дима вдавило большим пальцем кнопку включения, но телефон превратился в бесполезный кирпич. Дима попытался вспомнить сколько показывал индикатор зарядки, когда он последний смотрел время, старясь определить сколько на сколько километров он отошёл от несчастного пазика, застывшего перед сваленным деревом. Давалось с трудом, но он был готов поклясться, что индикатор горел зелёным, а циферки рядом уверенно показывали больше шестидесяти процентов.

Солнце тем временем наполовину скрылось за деревьями и вокруг наступили сумерки, принесшие прохладу и постепенно забиравшие свет. Дима стоял не в силах пошевелиться, его мозг немного не успевал за происходящими событиями. Он не мог понять нужно ему бояться или просто удивляться происходящему вокруг, а может он просто перегрелся и сейчас лежит где-нибудь возле тропинки, потеряв сознание от солнечного удара и это всё сон или видение. Ну, действительно, не может солнце двигаться с такой скоростью, а поле сгнить ровно наполовину. Однако, было стойкое понимание, что он вполне себе в сознании, а поле действительно ровно наполовину гнилое и солнце уже почти скрылось за деревьями, а небо окрасилось в грязно бордовый и начали появляться редкие звёзды. А ещё его начала бить мелкая дрожь, от резкого перепада температур, ему казалось, что его внутренности ещё были гораздо горячее, чем быстро остывающая поверхность тела.

Продолжение - Списанные в расход (Часть 3)

Авторский канал - t.me/writer_path