И понеслась. Часть 11. Наглядная агитация
***
- Хххэк!!! – березовая доска толщиной около полутора сантиметров раскололась на две равные части. - Хуооо-бздынннь!!! – Стеклянная поллитровая бутылка разбилась вдребезги о бритую голову матера Ши Линя. - Хаджимэ!!! – Ши Линь закончил упражнение, скрестил на груди руки и выполнил церемониальный поклон.
Он называл это «Показать свой цигун». Каждое утро, ровно в семь часов он выходил на широкий двор председательского дома и выполнял серию упражнений, описанных в трактате «Наставление по вовлечению лаоваев в Истинное Учение». Ши Линь надеялся таким образом за время своей командировки в колхоз «Ильитси тее» привлечь хотя бы пару новых послушников в родной монастырь.
Со зрителями, правда, было не густо – несколько чумазых крестьянских ребятишек разных возрастов, которые почему-то не спешили в школу, да десять-пятнадцать молодых женщин, которые к этому времени уже заканчивали утреннюю дойку и возвращались из молочного цеха к терминалам удаленного менеджмента поголовья, чтобы продолжить дневную работу.
Однако Ши Линь не расстраивался, он точно знал, что инструкции из древних трактатов, написанные древними мастерами, не могут не сработать, надо лишь следовать им в точности. К тому же, других занятий у мастера Ши Линя особо не было. Ученики интерната, которых Ши Линь вместе с Петром Брюгге сопровождали в этой поездке, как-то сами собой распределились по производственным участкам, и дальнейшая их судьба целиком и полностью принадлежала председателю колхоза Анти Ихалайнену. А вот «товарищ по несчастью», Пётр Семёнович Брюгге, после злосчастного банкета закрылся в своей комнате и третий день не выходил, глухо отвечая через дверь что все у него хорошо и не стоит беспокоиться. Кажется, он даже не притрагивался к еде, которую оставляла на столике возле двери младшая жена председателя сердобольная и пугливая Анна-Кайса.
Ши Линь дал команду умной колонке запустить следующий трек – тягучую храмовую музыку, состоявшую в основном из барабанов, колокольчиков и неопознанных струнно-смычковых инструментов, ловким движением ноги поднял в воздух лежавшую на земле заранее приготовленную оглоблю, не глядя поймал ее левой рукой, перехватил на манер копья Гуань-дао и принял боевую стойку.
Молниеносно проделав каты «Крадущийся тигр», «Затаившийся дракон» и «Стригущий лишай», Мастер перевел дух и обратил свое внимание на новое лицо, впервые появившееся в его поле зрения:
- Эй ты! Крестьянин! Подойди! – строгий подчиняющий голос, выработанный за многие годы тренировок в монастыре, не подвел и на этот раз. Прохожий остановился.
- Я? – младший лаборант участка выведения закваски, тридцатитрехлетний Илли Мурромен удивленно посмотрел на странного монаха.
- Ты! Подойди! Ударь меня! – Ши Линь протянул лаборанту импровизированное копье.
- Да где ж это видано, живых людей оглоблей бить? – Илли растерянно поглядел на девушек, потом на ребятню, потом снова на монаха.
- Ты! Трус! Мое кунг-фу сильнее твоего! Я твой дом труба шатал! Ломай меня полностью, трус! – Ши Линь вошел в боевой раж и уже не мог остановиться, он продолжал оскорблять Мурромена и жаждал показать этому круглоглазому лоча всю мощь своего Ци.
- Воля ваша, только я пойду. Дела у меня. Там, в лаборатории.
Основной обязанностью Илли на протяжении многих лет было каждый день размешивать деревянной лопатой в пятисотлитровых чанах закваску для белкового эквивалента -основной продукции колхоза. Закваска была густой и тягучей как карамель, поэтому молодой человек имел очень развитые широчайшие мышцы спины, бицепсы, размером с трехлитровую банку и большие лопатообразные ладони, крепкие как чугун. При росте в 195 сантиметров лаборант выглядел более, чем внушительно. Собственно, именно поэтому Илли и не хотел затевать драку с приезжим педагогом. Он повернулся и почти было ушел, но тут увидел Миину Ихалайнен – старшую дочь председателя, которая недавно закончила агропромышленный университет и вернулась в родной колхоз продолжать родительский бизнес, и в которую лаборант был вот уже полгода тайно влюблен. Девушка звонко заливисто хохотала, глядя прямо на Мурромена. В глазах юноши потемнело, руки сами собой нащупали конец оглобли, словно это была рукоять двуручного меча-эспадона, которым его тевтонские предки гоняли по степям восточных варваров, дерзнувших посягнуть и возжелать. Он сделал шаг вперед, одновременно занося обе руки над головой.
Оглобля тихонько свистнула, описав сверху вниз широкую светлую дугу, и с громким треском разлетелась на мелкие щепки, едва коснувшись макушки обидчика.
Ши Линь рухнул как подкошенный, словно мешок с сырым песком – тяжело, быстро и беззвучно.
Над поляной повисла мертвая тишина, казалось, даже мухи на секунду прекратили свою бесконечную песню.
- Уууууаааааааа!!!!!!!!!!! – одна из женщин, первой вышедшая из оцепенения, заголосила, словно пожарная сирена, уверенно выходя на си-бемоль второй октавы, - Убииииил!!!
Мир взорвался какофонией звуков – кричали женщины, ревели дети, мычали коровы, клекотали индюки, хрюкали свиньи, разливался по округе набат системы оповещения о чрезвычайных ситуациях. Всё одновременно пришло в движение, но в отличии от звукового хаоса, действия крестьянок были четкими, последовательными и словно заранее отрепетированными – кто-то уводил детей, кто-то бросился в дом, за медицинским кибером, а кто-то, чего греха таить, бросился прятать улики и проверять записи системы охраны на предмет наличия доказательств, что приезжий сам напросился.
И только Ши Линь, тян-шанский монах, просветлённый второго уровня, непревзойденный мастер боевых искусств, преподаватель философии Уичвудской школы-интерната для детей благородных семейств, оставался абсолютно неподвижен среди всей этой суматохи. Он лежал на спине раскинув руки, глаза его были закрыты, а лицо его было таким спокойным и безмятежным, словно он наконец-то постиг тот самый Дзен, который монахи его ордена искали столько столетий.
Над северо-западным холмом появился катер экстренной помощи…
