Свобода воли
Если все предопределено, то свободны ли мы, и если да — то как, а если нет — то как с этим быть? Все центральные позиции в современной дискуссии о свободе воли располагаются вокруг вопроса о совместимости свободы с какой-либо метафизической доктриной. Наибольшее внимание традиционно привлекает вопрос о том, как совместить свободу с предопределением. Предопределяющими факторами могут быть качества Бога (всеведение и всемогущество), законы природы и прошлое мира, а также методические принципы, укорененные в мышлении, вроде принципа достаточного основания, или разного рода «бессознательного».
Наиболее популярная сегодня доктрина предопределения — каузальный детерминизм. Согласно этой доктрине всякое событие имеет достаточную причину, а у данного конкретного мира есть только одно возможное будущее и прошлое. Связь событий во времени описывается
законами природы, которые, собственно, и позволяют знаменитому «демону Лапласа» вычислять все будущее и прошлое мира исходя из любого конкретного момента времени.
Аргумент, демонстрирующий несовместимость свободы с предопределением звучит следующим образом: «Если детерминизм истинен, то наши действия являются последствиями законов природы и событий в отдаленном прошлом. Однако от нас не зависит, что происходило до нашего рождения, и также не зависит, каковы законы природы. Следовательно, их последствия (включая наши действия в настоящем) от нас не зависят». В ответ на этот аргумент у компатибилистов есть два основных пути: 1) либо предложить некое понимание зависимости действия от агента в мире каузального детерминизма, обосновать его «способность поступить иначе», 2) либо показать, что такая способность не требуется, а для свободы необходимо нечто иное.
1.1. Каждый может поступить иначе, надо только захотеть!
Первое решение еам предлагает Джордж Эдвард Мур, он подходит к вопросу чисто "аналитически" проясняя смысл концепта свобода. Если реальная свобода воли означает способность «поступить иначе», то первый вопрос «аналитика» можно сформулировать так: «Что значит „поступать иначе“?» Муровский гипотетический анализ предлагает следующее понимание: «Х мог поступить иначе» означает «Х мог поступить иначе, если бы захотел».
Мур, таким образом, пытается решить проблему, прояснив «нормальный» смысл ключевого концепта — способности поступить иначе. При этом его анализ делает свободу воли (как свободу «поступить иначе») совместимой с метафизическим тезисом каузального детерминизма. Ведь каузальный детерминизм никак не исключает того, что за иным желанием последовало бы
иное действие: с изменением причины логично ожидать изменения ее эффекта. Мур таким образом просто показывает что детерминизма совместим с нормальным пониманием свободы. И в этом, собственно, вся изюминка аналитического решения. Когда мы в обыденной жизни говорим о способности поступить иначе («Петр мог бы поступить иначе»), это означает не метафизическую возможность иного будущего, а то, что за иным желанием последовало бы иное действие: «мог бы поступить иначе, если бы захотел».
На первый взгляд, решение Мура нетрудно оспорить, указав на то, что агент не имеет в рамках детерминистической картины мира реального контроля над тем, что он пожелает.
Мур же, как я предполагаю, ставил задачи в отношении нормального смысла способности поступить иначе, который ясен тем, кто никогда не слышал про каузальный детерминизм: необходимо было обнаружить этот нормальный смысл, забытый в философских распрях, а затем показать его совместимость с представлением о всеобщем характере причинных связей. Люди часто утверждают, что некто мог бы поступить иначе, если бы захотел того, а вопрос о возможности иного желания в мире каузального детерминизма просто не возникает. Если мы скажем человеку: «Петр не мог захотеть иначе, друг, мы живем в мире каузального детерминизма», тот, скорее всего, просто не поймет, о чем речь. Особенно если начать объяснять, что поступить иначе в таком мире вообще невозможно. Для развития разговора необходимо будет объяснить и что такое каузальный детерминизм, и что значит философское «поступить иначе» — только тогда собеседник может заметить, что два этих философских конструкта могут оказаться несовместимы.
Другое возражение, которое можно было бы выдвинуть против этого анализа, таково: относительно нормального понимания «поступить иначе» проблема никогда и не ставилась. На что у Мура и ранних аналитических философов, как известно, нашелся бы простой ответ: она не ставилась ровно постольку, поскольку нормальный смысл сразу снимает проблему — ровно это мы, аналитические философы, и показываем. Если же взять метафизическое «поступить иначе», то есть укорененные в устройстве мира реально доступные агенту альтернативные возможности, разное возможное будущее для мира, то решение Мура, очевидно, оказывается никуда не годным: никто не может «захотеть иначе» в мире каузального детерминизма.
Если метафизический тезис каузального детерминизма и метафизическое понимание способности поступить иначе несовместимы, можно отбросить метафизическое понимание
способности поступить иначе, сохранив тезис детерминизма, что и сделал Мур. Другой вариант, напротив, — отбросить метафизический тезис каузального детерминизма. Действительно, есть
существенные основания полагать, что метафизическое понимание альтернативных возможностей подлежит нормальному пониманию альтернативных возможностей: мы действительно допускаем возможность иного будущего, когда говорим «Х мог поступить/пожелать иначе». Иными словами, Х мог бы поступить иначе, только если бы Х мог бы захотеть поступить иначе, а мог бы он это только в мире, где все это по определению не исключено.
1.2. Где в мозге свобода? Вопрос к психологии личности
какова должна быть психика свободного агента; только зная на него ответ, можно будет сказать, каков физиологический базис этих психических функций. К примеру, если мы скажем, что основой свободы является способность к самоконтролю, нас будут интересовать одни структуры, а если обратимся к способности гибко реагировать на рациональные доводы — несколько другие. Легко представить себе человека с отличным самоконтролем, но в высшей степени упрямого, не способного реагировать на самые разумные доводы. Таким образом,
прежде чем физиологи смогут «ткнуть пальцем» в мозг и показать свободу, требуется сказать им, коррелят какой именно психической функции нас интересует.
а почему мы вообще предпочитаем эту сугубо рационалистическую норму ровно противоположенной в качестве нормы свободы? Почему свобода — не полное отсутствие
самоконтроля, игнорирование всяких доводов против действия, примат аффективного над рациональным? Ответа здесь не будет, так как сама проблема находится в «слепом пятне» психологов от компатибилизма. Этой подслеповатости в отношении своих основ не избежала
и теория Джона Фишера. Почему способность реагировать на рациональные доводы вообще имеет какое-то отношение к свободе? Почему, напротив, бунтарь, охваченный иррациональными аффектами, не реагирующий на доводы «разумных людей», менее свободен, почему он менее ответственен? Совсем не трудно сконструировать мысленный эксперимент, в котором совершенно не отзывчивый к доводам механизм принятия решений интуитивно не снимет ответственности с его хозяина.
2. Либертарианство
Если читатель считает, что свобода воли несовместима с каузальным детерминизмом, он мог бы записаться в лагерь инкомпатибилистов. Однако здесь необходимо уточнение, поскольку существуют два принципиально различных варианта инкомпатибилизма: либертарианство и жесткий инкомпатибилизм.
Либертарианская позиция заключается в принятии трех тезисов:
1. Свобода воли несовместима с детерминизмом.
2. Свобода воли совместима с индетерминизмом.
3. У людей есть свобода воли.
Иногда третий тезис опускается, но это не совсем точно, так как по крайней мере один сторонник жесткого инкомпатибилизма, Дерк Перебум19, допускает, что свобода воли совместима с индетерминизмом, но утверждает, что мы, скорее всего, не обладаем такой свободой. Таким образом, либертарианцы полагают, что в мире имеет место индетерминизм, а люди обладают
свободой.
2.1. Агенты субстанции в мире стандартной модели
Задача натуралистических теорий субстанционального агента — вписать этого агента в современную естественно-научную картину мира. Обычно для этого приспосабливают квазидуалистическую метафизику с эмерджентными свойствами. Основная идея здесь в том, что сложные физические системы (вроде мозга) могут иметь высокоуровневые свойства (вроде агента), обладающие каузальной силой производить события, не будучи к этому детерминированными более элементарным уровнем организации, на основе которого они и возникают.
Если физика дает фундаментальное, подлежащее всем остальным схемам представление о действительности, никаких субстанций агентов, независимых от причинной связи событий, быть не может. Если же мы хотим использовать метафизику с субстанциями, не стоит записываться в лагерь натуралистов. Однако и у субстанциальных дуалистов со времен Декарта дело
обстоит не лучшим образом. Трудно связать субстанцию мышления и субстанцию протяжения. Если мы бестелесные агенты, как управлять протяженным телом из плоти и крови? Почему ум
соединен именно с этим, а не с каким-либо другим телом? «Где» происходит сопряжение? Однако здесь мы входим на территорию психофизической проблемы, что не очень желательно ввиду того, что здесь имеет место еще более обширная дискуссия.
2.2. Новое либертарианство — индетерминистическая каузальность в мире событий
Свежий глоток воздуха в либертарианство принес Роберт Кейн.
Теория «изначальной ответственности» (ultimate responsibility) использует метафизику индетерминистической каузальности в событийной онтологии, то есть описывает мир, состоящий из событий, причем некоторые из событий в таком мире не детерминированы предшествующими событиями, хотя связаны с ними причинными отношениями. Такая связь может быть интерпретирована в терминах теории вероятностей. Детерминистическая
связь между причиной и действием равна единице, индетерминистическая — меньше единицы. Событие-причина может произвести другое событие (действие), а может и не произвести — ничто не обусловливает этого с необходимостью. В рамках подобной метафизики мир не имеет единственно возможного будущего, напротив, возможны разные варианты развития событий, и ничто в прошлом или настоящем не может с необходимостью детерминировать ни один из них. Когда проблема свободы воли проходит сквозь эту призму, получается нечто весьма нетривиальное. При этом стоит отметить, что теория Кейна не сводится к популярной психологии, как это порой бывает свойственно современному компатибилизму. Психологическая часть, скорее, наращивает «мясо» на метафизическую часть каузального
индетерминизма.
В психологической части своей теории Кейн описывает, каким образом происходят свободные, не детерминированные прошлым поступки, которые формируют наш характер и влияют
на будущее поведение. Такие поступки имеют место в ситуации трудного выбора, когда агент хочет достичь двух несовместимых целей. Мотивы в пользу каждой из целей достаточно сильны, чтобы возник внутренний конфликт. В человеке как бы образуются две воли, каждая направлена в сторону желаемой этой волей цели. В борьбе этих воль есть реальный индетерминизм, поскольку прошлое не детерминирует победу одной из них. Однако какая бы из них ни победила, какая бы из альтернатив ни реализовалась, она будет связана с соответствующими мотивами агента, которые и составляли содержание «победившей» воли. Принимая такие трудные решения, человек формирует свой характер и поэтому может нести ответственность, в том числе за те действия, которые прямо проистекали из сформированного предыдущими решениями характера (в терминах Кейна «воли»), но сами не предварялись выбором. Когда угонщик ворует трехсотую машину, не терзаясь вопросами о моральном значении своего поступка, он все же несет за него ответственность, поскольку в прошлом в результате морального выбора предпочел угнать свою первую, или вторую, или третью машину. Кейн также полагает, что его теория может иметь вполне конкретный физиологический
базис в функционировании головного мозга. Каждая из двух воль будет соответствовать коалиции нейронов, а их «борьба», неопределенность в сознании агента, — физическому индетерминизму в мозге. Таким образом, свобода на уровне психологии связывается со вполне физическими процессами, доступными внешнему наблюдателю. Либертарианство оказывается совместимо с натуралистической картиной мира.
Однако и у теории Кейна есть существенные проблемы.
Во-первых, Кейну указывают на элемент случайности, который разрушает контроль агента над принятием решения. Действительно, за мгновение до выбора или действия ничто не предопределяет, каким оно будет с необходимостью. Кроме того, агент словно «исчезает» в потоке происходящего с ним в самый ответственный момент, его собственная действительность растворяется в цепи событий. В основе теории Кейна лежит представление об источнике
действия — воле агента, которая должна быть сформирована им в результате не детерминированных прошлым действий. Однако индетерминированность такой воли, существующей как событие в ряду других событий, оказывается явно недостаточной для обоснования либертарианской перспективы на свободу воли. В решающий момент у агента нет «одной-единственной» свободной воли, а есть две, причем контроль агента над тем, какая из них победит, вызывает разумные сомнения.
Фактически подход Кейна рельефно указывает на вторичность вопроса о каузальном детерминизме/индетерминизме для либертарианства. Замена детерминизма на индетерминизм не спасает свободу.
3. Жесткий инкомпатибилизм
Наконец, третьей из основных позиций по проблеме свободы воли является так называемый жесткий инкомпатибилизм. Сторонники этой позиции отстаивают тезис о том, что свободы воли
не существует.
У позиции жесткого инкомпатибилизма есть две основные задачи; первая — негативная, критическая. Здесь необходимо показать, что свобода воли не имеет места. В рамках решения этой задачи жесткие инкомпатибилисты атакуют и компатибилизм, и либертарианство27. В качестве основной проблемы компатибилизма указывается детерминация агента факторами, находящимися вне пределов его контроля. Эта интуиция заложена в аргументе последствий, о котором я упоминал выше, а также в аргументе от манипуляции Если некий поступок имеет своей первопричиной что-то во времена большого взрыва, если причинным источником убийства являются события, произошедшие 13,7 млрд лет назад, какие могут быть вопросы к его «исполнителю»?
В качестве главной проблемы либертарианства указывается случайность выбора в рамках индетерминистической картины мира, отсутствие у агента достаточного контроля над тем, какая из индетерминированных альтернатив будет выбрана. Здесь особенно популярны так называемые аргументы от удачи. Представим, что Раскольников, будучи либертарианским агентом, решает, убивать ли старуху-процентщицу или нет. За мгновение до принятия решения ничто не детерминирует, каким оно будет. Допустим, в одном из возможных миров он решит убить старушку, в другом решит не убивать. Как можно винить решившегося на убийство Раскольникова, если он точно такой же, как и тот, который решил не убивать, за исключением злой шутки индетерминизма, который, словно однорукий бандит, выбросил для него эту ни в коей мере не необходимую альтернативу?
