Сегодня Ахмеду (прораб) брали кровь из пальца. Выходим из кабинета. Он заплаканный. Успокаиваю, говорю,что да, это больно,но через это все проходят. А он мне: "Да я не от боли плачу,а от того что сегодня опять неславянская кровь пролилась!!!!"...и опять в слезы.
И откуда только такие фразы знает?
Если коротко вот: https://www.instagram.com/p/B03I-JPlk1g/?utm_source=ig_web_b...
Глава Агентства информации и массовых коммуникаций Комил Алламжонов в интервью блогеру Кириллу Альтману рассказал, кто блокировал Facebook и Youtube в Узбекистане.
Напомним, проблемы с доступом в Facebook, YouTube и другие мессенджеры наблюдались в Узбекистане в прошлом году около полугода. Тогда власти отмечали, что это вызвано «техническими неполадками».
По словам Алламжонова, руководимое им агентство внесло свой вклад в решение проблемы, а блокировщики Facebook и YouTube, по его словам, «уже в тюрьме сидят».
По поводу причин блокировки, глава Агентства информации и массовых коммуникаций сообщил, что таким образом силовики решили бороться с негативом в сети.
«Смысл был в том, что, по их мнению, вдруг много стало негатива. И они решили, что закрывая Facebook и YouTube, можно уменьшить негативную информацию. У меня был очень серьезный спор с ними на эту тему. Я сказал, что с негативом надо бороться контраргументами, контрфактами. Это долгий, но правильный путь. Другого нет. В наше время, сейчас, отключая интернет, ничего не добьешься. Хорошо, отключили Facebook, и что в итоге получилось-то? Все начали пользоваться VPN», - сказал Алламжонов.
В настоящее время из силовиков в тюрьмах сидят три бывших генпрокурора Узбекистана. Один из них также руководил Службой государственной безопасности.
Ранее Шавкат Мирзиёев заявил, что все три бывших генпрокурора являются фигурантами уголовных дел.
МАК. Часть 5.
Мак никогда не цвел один. Тогда же цвел и миндаль. Мак покрывал холмы красным ковром, и каждый холм за ночь превращался в израненного самца медведя, упашего навзничь после битвы за медведицу, вся спина, все тело в крови. Соколам, парящим в небе, открывался вид поля на котором лежали сотни медведей, все лицом вниз, словно медвежьи боги обитали глубоко под землей, и им, богам, они, самцы, шептали медвежьи имена, порой прекрасные, порой смешные. Эти боги наверняка затем передавали медведицам те имена, чтоб медведицы так назвали новорожденных медвежат. Но это касалось только павших, вскоре умерших медведей. Те же, которые выживали, сила которых не покидала, зализав раны радовались новому дню, и встав на ноги забывали о намеднем оплодотворенн, о криках недововольных медведиц, забывали имена… Что с них возмешь, живых самцов?! Они как бабочки забывали о вчерашнем и порхали в сегодня и летели в завтра. И это повторялось каждой весной. Каждая весна протекала так же. Словно издеваясь над породой, природа оставляла имена медвежатам только мертвых медведей. И словно стыдясь или проклиная проигравших самцов, самки никогда не произносили те имена… Миндаль же превращал равнину в розовое полотно. Всего лишь на несколько дней. Но этих дней хватало, чтоб поэты и дети сходили с ума. Мак и цветение миндаля превращали детей в весну, непонятную и необьяснимую. Поэты же точно знали, что раз миндаль расцвел, то через месяц другой созреют косточки миндаля. И это было обещанием, что тысячи поэтов тогда увидят тысячи миндальных глаз. Миндальным глазам они будут слагать стихи, эти глаза они будут воспевать, ими они будут наслаждаться. Но сводить их с ума будет само ожидание обещанной поры урожая миндаля. В ожидании той поры они будут уходить каждый в свой шелковый кокон, заливая свой кокон вином. Если прислушаться, то из каждого кокона доносится крик, в каждом коконе дрожащая рука выцарапывает строки. Самые красивые легкие строки смоет вино. Только тяжелые некрасивые стихи вывалятся из кокон на людей…
МАК. Часть 4.
Лола, не зная того, привнесла в жизнь аула странное. В тот час ее рассказов, сомнения прокрались в сердца женщин. Жизнь казалось началась по другому. Если до Лолы все было понятно: мак цвел весной, коровы мычали, дети не понимали что с ними, женщины провожали мужей молча на работу, и пожилые пытались оставить память о себе, чтоб их добрые имена не забывали, и даже их внукам давали… Теперь же она внесла неведомый элемент в аул… Только Лола знала, что она внесла любовь… Любовь шла за Лолой словно липкий низкостелящийся туман. Он обволакивал все и вся. Мальчикам стало вдруг стыдно произносить имена девочек. Девочкам стало неловко произносить имена мальчиков. Почему-то и некоторым мальчикам стало трудно произносить имена иных мальчиков, и то же самое случилось с некоторыми девочками…. Старик Алишер-бобо, ранее зычно читавший стихи Навои в чайхане с надеждой, что его запомнят таким же белобородым с мудрым прищуром, вдруг оставил свои книги на тахте, а сам нарвал хурму за пазуху и уселся под дувалом Наргизы, игриво закидывая плоды во двор Наргизы. Память наверное покинула его. Иначе трудно было бы обьяснить почему он лез на дерево за весенней незрелой хурмой… Он забыл, что хурма зреет только поздней осенью, с первыми заморозками, когда в первую же морозную ночь твердая вяжущая хурма превращалась в сочный сладкий плод…. Он по юности делился этой сладостью с Наргизой, и тогда много много лет назад Наргиза не понимала, почему дрожали от протянутой Алищером-бобо хурмы ее голос и коленки…. Но и теперь у Наргизы, увидевшей дюжину мелких зеленых плодов на недавно-политой земле во дворе, неожиданно подкосились ноги и она опустилась под виноградом у дувала, коленки ее опять не слушались… Слезы лились из ее мутных глаз, прямо ей в рот, на мгновенье напомнив, что хурма Алишера в какой то момент стала горькой и она увы зря выбрала хурму соседа Нажота… Так любовь посадила двух никому не нужных нынче людей рядом… Их разделял глиняный дувал, и они оба боялись встать и посмотреть через него, боясь не увидеть молодость, а всего лишь укор…. Две саранчи медлено, не вприпрыжку, проковыляли в разные стороны от дувала... Туман унес их последние безрадостные вздохи...
P.S Тонкое использование европейского и восточного символизма: утренний туман (иллюзии молодости), хурма (вожделение), саранча... Намерено или случайно - судить автору
МАК. Часть 3.
Лишь в интриганках аула, мак будил женщин…. В эту пору они чувствовали, что жить как они жили больше нельзя, что надо было менять жизнь, сделать то, для чего они рождены. Но никто не понимал для чего они рождены.. И никто им не подсказал... В одну ночь был звездопад, когда тринадцать звезд упали с неба, но упали они в дальние аулы. Ни одна звезда не падала в наш аул. Видимо звезды не знали о существовании нашего аула, или Мать Луна строго-настрого наказала им не падать в наш аул. Виной тому была Киммат. Киммат всегда при виде серпа молодой Луны достовала монеты из жирного фартука, поднимала руку ладошкой вверх и показывала монеты Луне. Поверье такое, вроде денег больше будет. Луне обычно не было дела до этих поверий. Но однажды она разглядела с неба вселенскую алчность в микроскопической фигурке девчонки с поднятой к небу ладошкой. Что Луна решила, мы так и не узнали. Где Луна, а где наш аул.. Но звезды точно пролетали мимо... В ту ночь звездопада Лола, дочь мельника, рассказала как живут женщины в других аулах. Лола не участвовала в посиделках интриганок. Иные сплетницы даже укоряли ее в том, что она зазналась. Но Лола совсем не зазналась. Она даже специально кашицу из пророщенной пшеницы готовила у себя во дворе с угощениями для женщин - ту кашицу, которую долго варят в большом котле всем аулом. Лола часто ездила в другие аулы и знала про жизнь там. Она рассказала, что женщины в других аулах делают все что хотят. Хотят - барана зарежут, хотят - стадо пасут, и даже если захотят - в чайхане за пловом и чаем разлягутся, и необязательно им для этого ходить в мужиных штанах. Женщины слушали ее с открытыми ртами. Наутро в нашем ауле никто не испек ни единой лепешки. Никто не поставил на стол каймак. Мужья проспали петухов. Дети не пошли ни в школу, ни стадо пасти....
МАК. Часть 2. Когда мак распускал свои бутоны, женщины бросали сплетничать, и начинали обсуждать свою тяжелую долю. Наверное это пыльца мака в воздухе щекотала их сознание, привносило новое чувство, хотение чего-то нового, возвышенного… Мак всегда приносил новое в ощущениях жителей аула. Дети вдруг хотели бежать по склонам и топтать его стебли, им хотелось выстраиваться в две цепочки друг против друга, называть имена друг друга и бежать навстречу противоположной цепи в попытке разорвать эту цепь, а заодно всеми частями своих детских, плохо слушающихся, тел влиться и разорвать сокрушительно противостоящую цепь, пробежать сквозь нее силой, как молодой росток верблюжьей колючки пробивающейся из под булыжников на дороге… получить от жизни чего-то большего… мак будил в них непонятное ощущение… и никто в ауле им никогда не расскажет, что это предтеча того, что далеко за тремя морями называется и воспевается как любовь…. для аксакалов и старушек аула мак приносил терпкие воспоминания о тех рывках сквозь цепь ровестников-детей их эпохи, что маленький уголькоглазый Шукур, кого имя чаще всего выкрикивали изза его силы и белой кожи, и который десятилетиями спустя превратился в толстого веселого ворчуна, уже умер… мак явился нереализованным обещанием большой любви, но железным признаком приближающейся смерти…. Лишь в интриганках аула, мак будил женщин…
МАК. Часть 1. В какую-то пору весны, просыпался мак. С маком просыпались женщины. Вернее в женщинах просыпались женщины. В обычное время женщины аула выполняли свои обычные обязанности, то есть проснуться, испечь лепешки, вынести из чулана каймак и масло, разбудить мужей и молча отправить их на работу, разбудить детей и пинками их отправить в школу, разбудить скот и отправить его плетками пастись, разбудить собак и отправить их палками сторожить скот…. Затем они собирались у дувала Зубайды и сплетничали. Кое-кто из них вышивал тюбетейки. Кто-то лузгал семечки подсолнуха, или тыквы …если глисты донимали… А Хилола любила брить ноги. Всем нравилось смотреть как Хилола медленно, равномерно вела бритвой по ноге. Что-то было в этом чарующее. В мгновение, ее нога правращалась из лютого медведя в смеющегося дельфина. Никто никода не видел дельфина, потому что не было моря поблизости. И у соседнего аула не было моря. Даже у соседнего аула соседнего аула не было моря. О О дельфинах им рассказывали названные братья, Одил и Олдиер. Одил и Олдиер с восторгом описывали как гладка кожа дельфинов, как эти рыбины гоготали, и какими смышленными они были. Они рассказывали и о гладких тунцах. Но почему то именно дельфины им казались смышленными, а тунцы просто гладкими и безмозглыми, хотя более вкусными. Вот почему ноги Хилолы напоминали дельфинов… Махпарат тоже однажды вынесла бритву мужа и попыталась побрить ногу. Но у нее получилось кровавое мессиво и она долго прятала под бинтами гнойные раны. И когда она сняла в конце концов тряпки, интриганкам открылась картина тонких шрамов, как на сюзане. Тут мнения разделились: часть сплетниц считала это отвратительным. Другая часть считала это притягательным. Они даже пытались разглядеть смысл в узорах из этих линий, как Одил и Олдиер видели картинки сотканные из звезд на ночном небе. Но никто не решился так себя украшать….
Одил и Олдиёр. Часть 2.
Однажды, когда братья уезжали в очередное путешествие, один из них уронил свой кошель. Туго им пришлось в ту поездку. Наверное даже обезьяны не хотели с ними целоваться… Но деньги подобрала Омонат и отнесла к раису, старейшине. Тот прошептал про себя «Чьи это деньги? Чьи это деньги? Чьи это деньги?» и затем громко воскликнул: «Монеты эти ничьи, а значит всех» и провел на них арык в аул, так чтоб вода в нем никогда не кончалась и не зависела от количества зарезанных коз. Как только первый поток воды побежал сам с собой наперегонки по новому арыку, невиданной красы радуга взмыла в небо. Она заиграла всеми цветами огорода, в котором редкостного рубинового окраса гранат соседствовал с желтой фигой, и фиолетовый базилик пританцовывал в такт бирюзе питкернии. Счастливо зажили в ауле, и хлеба было вдоволь, и детей наплодили неумеренно, а свадеб они наиграли даже наперед.. Даже хауз-пруд выкопали в том месте где Омонат нашла деньгу, в память о неизвестном неряшливом, но счастьеносном простофиле. Длилось счастье ровно столько, сколько арык тот бежал…. Вот только Одила и Олдиера не было на том празднике жизни…
Десятилетия спустя Одил и Олдиер, седые и кривые, сидели свесив ноги на противоположном крае земли, там где пахнет слонами, на которой стоит земля. Все слова, которые были им отпущены, закончились. Да и не нужны они были нынче. Они уже понимали друг друга без слов, с одного только взгляда и мысли. И одно у них было во взгляде: «Где же оно, счастье?», и единственной мыслью у них было: «Какая же ты сволочь, гадалка!»
