Весна 2015-го года навеки врезалась в мою память не тёплыми лучами солнца, а леденящим душу ужасом. Как-то вечером, возвращаясь с работы домой на шестой этаж, я, как всегда, вышел из лифта, не подозревая о том, что меня ждёт. Вдруг, будто из бездны, возник мой сосед, с которым мы лишь визуально были знакомы. В мгновение ока он превратился в разъярённого зверя, обрушив на меня шквал жестоких ударов. Попытки сопротивляться были отчаянными, но его грубая сила и вес быстро взяли верх. Сбитый с ног, я упал на холодный бетонный пол подъезда. Избиение продолжалось ногами, пока я лежал, прижимая колени к груди в тщетной попытке защититься.
В этот миг я впервые осознал, что такое полная беспомощность. Хотелось кричать так громко, чтобы услышал весь мир, чтобы кто-то пришёл мне на помощь. И я кричал, отчаянно и пронзительно, из последних сил. Наверное, именно этот крик и отвлёк его от зверского избиения. Злодей отступил, будто испугавшись собственного безумия. В его глазах мелькнуло что-то похожее на раскаяние, но мгновение спустя это выражение сменилось холодной угрозой.
"У меня есть пистолет", - процедил он сквозь зубы, демонстрируя недюжинную силу. И добавил с каким-то странным удовлетворением: "Я воевал в Чечне". Это признание лишь усилило мой страх. Я не знал этого человека, никогда не причинял ему зла, и вдруг такая жестокость. Обычный сосед, с которым я даже не здоровался, оказался опасным преступником. Мир вокруг меня рухнул в одно мгновение. Всё вокруг растворялось в багровом тумане. Железная дверь подъезда казалась порталом в ад, манящим своей кровавой бездной. Багровые пятна крови на сером бетоне напоминали распустившиеся цветы смерти, медленно увядающие под безжизненным светом лампочки.
Придя в себя, я осознал, что единственное, что мне удалось сделать нападавшему, – это порвать капюшон. Какая-то ирония: такой незначительный ответ на столь жестокое нападение. Казалось бы, мелочь, но в тот момент это было всё, на что я был способен. Он был сильнее, опаснее. Произнеся пугающую угрозу, он сфотографировал меня на свой телефон, как будто для отчёта перед кем-то, и спешно скрылся, спустившись по лестнице. Я остался один, дрожа от страха и унижения.
Физическая боль постепенно отступала, уступая место мучительным раздумьям. Хромая, я вернулся домой и рухнул на кровать. Запрокинув голову, я пытался остановить кровь, но мысли кружились в голове вихрем. Почему он напал на меня? Я никого не трогал, просто шёл с работы домой. Обычно ссоры начинаются с какого-то конфликта, но у нас с ним не было никаких разногласий. Даже его имени я не знал.
Никогда прежде я не испытывал такого отчаяния. Слёзы текли горячими потоками, будто я пытался смыть с себя весь ужас произошедшего. Казалось, я рыдал вечность, отчаянно и безнадёжно.
Отец, увидев моё состояние, вызвал такси. В больнице, среди стерильной белизны и запаха лекарств, мне поставили неутешительный диагноз — перелом носа, многочисленные синяки и ушибы. Полиция прибыла почти сразу, и уже вечером того же дня мы стояли на пороге квартиры моего обидчика. Следователь, восстанавливая картину происшедшего, предположил тщательно спланированное нападение: «Будем работать по статье — покушение на убийство». Но, взвесив все «за» и «против», я решил не накалять обстановку и ограничился обвинением в побоях.
Мучимый обидой и желанием понять, почему со мной так поступили, я решил тщательно изучить своего обидчика и вскоре обнаружил шокирующую информацию: Дмитрий Моргуль – не просто сосед, а влиятельная фигура в городе, возглавляющая местную федерацию армейского рукопашного боя и занимающаяся детской тренерской деятельностью. Это открытие повергло меня в шок. Как человек с подобным статусом мог опуститься до такой подлости? Невольно вспомнились слова следователя о возможном "заказе", но я не мог поверить, что кто-то захотел бы моей смерти.
В суде, в маленькой душной комнате, судья огласила приговор: условное наказание с запретом работать с детьми или же денежная компенсация. Выбор был за мной. Сумма, названная судом – пятнадцать тысяч рублей – показалась смехотворно малой по сравнению с моими страданиями. Работа была потеряна, а здоровье подорвано. Пятьдесят тысяч, по моим расчётам, были бы более справедливой компенсацией. Однако, услышав эту цифру, я растерялся, ведь деньги были нужны как воздух, и я согласился. Остыв, всю опрометчивость своего поступка я осознал уже позже.
Спускаясь по ступеням лестницы из здания суда, Моргуль снова вторгся в мой внутренний мир. Что-то он пробормотал о моих друзьях. «Они меня пугают, – сказал он, – наркоманы…» Это звучало нелепо, особенно из уст громадного боксёра с бультерьером. Увидеть этого исполина, президента федерации рукопашного боя, охваченного страхом перед группой простых ребят, было почти абсурдно. Его слова о «наркоманах» казались жалким оправданием для собственной агрессии. Но почему именно наркоманы? Может, он просто стремился выставить меня в дурном свете, скрывая свои настоящие мотивы? Ведь наши взгляды на политику кардинально различались. Он был сторонником «русского мира», империалистом, а я – убеждённым оппозиционером. Возможно, именно эти политические разногласия и стали источником нашего конфликта.