nu4eHbka

внимание между домами по центру) фоткал на honor 8 pro

Еще немного, и эта жара меня вконец доконает.

Размазав тыльной стороной рукава грязный пот по лбу, я бросил увесистый рюкзак на землю и, наплевав на предписания, уселся на него передохнуть. Рука сама собой потянулась за пачкой сигарет — непозволительная вольность. Едкие самокрутки, которыми обычно травилась наша братия, были вполне обычным явлением, благо на их изготовление годилось всё, что тлеет, но настоящие, марочные сигареты были самой настоящей редкостью. Выцветшая пачка "Винстона", в которой сейчас оставалось всего шесть сигарет, попала ко мне в руки месяц назад, когда мы с Вангогом удачно прогулялись по разбомбленной хрущевке. Мое счастье, что Вангог не курит, а то бы он наверняка прибрал её к рукам. И повод бы для этого нашел, да такой, что хрен поспоришь.

Курил я медленно, не жадничая, ведь идти предстояло еще несколько километров, а с таким грузом, как у меня, курить вообще было не самой лучшей идеей. Но я не слишком беспокоился по этому поводу, благо здоровье позволяло мне неторопливо выкурить сигарету без каких-либо негативных последствий для дыхательной системы. Главное — не увлекаться и не тянуть слишком много за раз, иначе одышка превратит следующие пять-десять минут пути в сущий ад.

Вокруг — ни единой тучки. Солнце жарит, как напалмовый огнемет, и лучи его кажутся жидкими, непрерывно льющимися на мою спину и плечи, оседающими там липким, горячим потом. Кожа привыкла, ей деваться некуда. А вот мозги, кажется, не привыкнут никогда, и в один прекрасный день вскипят, выплеснувшись из ушей розовой пеной.

На этой прекрасной метафоре я заметил, что почти докурил фильтр. Закашлявшись, я выплюнул едкую слюну и стрельнул жалкими остатками окурка куда-то в сторону. Сидеть под палящим солнцем, несомненно, приятнее, чем идти, волоча на себе тяжеленный рюкзак, но делать нечего, надо идти.

Ф-ссс-к.

Я слишком хорошо знал, как поет боевая игла, сталкиваясь с песком, поэтому, мысленно изрыгая тысячи проклятий, машинально упал за рюкзак, в падении доставая револьвер из кармана.

Кобуру, кажется, я проиграл в карты позавчера. Или, может, днем раньше.

Ф-шшшст.

В конце-то концов, не до кобуры ведь сейчас.

Стреляли откуда-то издалека, потому что привычных пшиков игломета я не услышал. Где можно было устроить неприметную засаду на песчаном пляже, медленно переходящим в давным-давно засохший водоем? Это же невозможно в принципе, тем более что на зрение я никогда не жаловался, а во время перекура, в силу привычки, тщательно осмотрел все вокруг.

Пфт-ц.

Ладно, так уж и быть, возможно.

Взвесив свои шансы, я рискнул высунуться из-за рюкзака. С противоположной от меня стороны из него торчала тонкая игла, вонзившись в термопластовый контейнер внутри рюкзака. Кем бы ни был таинственный стрелок, он, вне всякого сомнения, мастер маскировки.

Ф-фиу!

На мое счастье, игла просвистела мимо меня, глухо вонзившись в песок где-то далеко за спиной. Я рухнул обратно за рюкзак, мысленно зафиксировав время между выстрелами. Около семи секунд, к тому же оружие явно дальнего радиуса действия. Снайперские иглометы — редкое, но очень эффективное оружие, собирают их где-то за Уралом, цены заламывают баснословные, но оно того стоит. Никаких громких звуков, идеальная точность, убойная сила — все на высоте, только вот задержка…

Я хмыкнул, поудобнее устраиваясь за рюкзаком и ожидая нового выстрела.

Семь целых десять сотых секунды — время, за котрое снайперский игломет "Комар" вскрывает корпус боеприпаса, загоняя иглу в ствол и охлаждая магниты. Емкость магазина — пять игл, а дальше — перезарядка, на которую уйдет никак не меньше пятнадцати-двадцати секунд…

Фсст!

… которых мне как раз должно хватить, чтобы добежать до вагонетки, лежащей на боку неподалеку от меня.

Резко вскочив на ноги, я схватил рюкзак за лямки и рванул к спасительному укрытию. Траектория бега получилась довольно замысловатой, потому что моя ноша весила как взвод откормленных солдат, и бежать с ней было дико неудобно. Но бросить рюкзак — значит предать остальных, провалить задание, а это совсем не по мне. Да и потом, рюкзак спас мне жизнь, почему бы мне не отплатить ему тем же?

Решительный марш-бросок закончился так, как я и планировал. Мои познания меня не подвели, и неизвестный снайпер сейчас наверняка матерится, нервно перезаряжая игломет. А может и сообщает своему руководству, что все пошло прахом из-за гребаной вагонетки. Улыбнувшись, я погладил ржавую вагонетку, но тотчас же взвыл — на ней запросто можно было жарить яичницу. Усердно дуя на палец, я полез левой рукой в карман штанов, извлекая на свет божий портативный коммуникатор.

— Ну что у тебя там, горе? Замерз? — лениво отозвался Кум. Судя по звукам, он как раз обедал.

— Я тебе позубоскалю, — угрожающе рыкнул я. — На меня напали в паре километров от землянки, понятия не имею кто. Игломет дальнего радиуса действия.

Кум поперхнулся.

— Ты… кх-ха, короче с тобой все в порядке?

— Как бы не так, — грустно сказал я. — На мое счастье рядом валялась какая-то древняя вагонетка, которая согласилась меня прикрыть. Рюкзак у меня, но долго я тут не протяну. Кто бы ни был стрелявший, он не одиночка.

— Понятное дело, — ответил Кум. — Сиди и не высовывайся, наши будут через пару минут.

— Пару минут? — недоуменно переспросил я, но связной уже отключился.

Те несколько километров, которые отделяют меня от землянки, за пару минут никак не пройти, поэтому последние слова Кума я не совсем понял. Все дело в том, что Кум — человек педантичный до самого костного мозга, и всегда старается быть очень точным в прогнозах. Да и голос у него был какой-то странный…

Но самое странное было то, что через минуту на просматриваемом мной горизонте показался летящий на полной скорости винтокрыл. Со стороны снайпера прошелестела ракета, но цели своей не достигла. Винтокрыл играючи ушел от примитивного снаряда, выпустив в ответ целый рой миниатюрных ракет — твиксов. Для снайпера и ракетчика все было решено: будучи грамотно наведенными, твиксы никогда не подводили. Я всерьез задумался о том, что солнце могло вызвать у меня галлюцинации: сначала невидимый снайпер, теперь полумифический винтокрыл, который в нашей глуши встретить попросту невозможно.

Винтокрыл вальяжно сел на песок в сотне метров от меня, поднимая целые облака песка. Пассажирская дверь скользнула в сторону, и на песок выпрыгнуло трое мужчин, сразу же направившись ко мне. Все они были внушительно экипированы, а на правом плече у каждого, к моему великому облегчению, красовался темно-зеленый дракон. Высокотехнологичные бронекостюмы придавали им сходство с героями фантастических боевиков, коих мы с Вангогом в свое время пересмотрели великое множество. Я недоуменно хлопал глазами, предусмотрительно натянув на нос шейный платок, чтобы не дышать песком.

— Марк, — сказал самый высокий из прилетевших, подойдя к вагонетке. — Снова ты, и снова твой потрясающий талант влипать в самое разнокалиберное дерьмо.

Его голос был потрясающе знакомым, но лица из-за защитной маски я не видел.

Впрочем, вспомнить мне так ничего и не удалось, потому что в следующую секунду мне в плечо вонзился дротик со снотворным, и я, недоуменно приоткрыв рот, медленно вывалился из вагонетки на песок. Веки налились свинцом, и жара отступила, сменившись холодной темнотой.

"Марк!" — я слышу свое имя. Меня зовет мама. Люди, много людей. Они толкаются, падают, бегут. Кто-то едва не сбил меня с ног, но внезапно чья-то сильная рука подхватила меня и подняла наверх. Я вижу лицо матери, внутри меня зреет детский, протестующий плач. Ушибленное плечо сильно болит, и я начинаю реветь. Знакомая, теплая рука гладит меня по голове, и тихий мамин шепот успокаивающе проникает в мое сознание сквозь крики и шум толпы. Я утыкаюсь в мягкую, обтянутую шелковой кофтой, грудь и тихо всхлипываю.

"Полномасштабное нападение", — негромко говорит кто-то рядом. Беготни уже нет, вокруг царит полумрак и настороженный шепот. "Кто-нибудь, позвоните в службу спасения, мы должны знать, что происходит", — это уже мамин голос. Я лежу на небольшом диванчике, а она сидит рядом. Глаза постепенно привыкают к темноте, я вижу много людей. Полуподвальное помещение, битком набитое людьми. Лица скудно освещены экранами телефонов, нетбуков. "Интернет недоступен, связи нет". Кто-то стонет совсем рядом.

Бронированная машина. Сильно трясет, меня тошнит. Я всхлипываю, ищу мамину кофту на ощупь. Кажется, мне дали что-то успокаивающее.

Кушетка, жесткая и неудобная. Я лежу, накрытый стеганым одеялом, у меня жар. Предметы вокруг кажутся бесконечно далекими, падают куда-то вдаль, пространство искажается. Смутно вижу маму с папой, они сидят на стульях недалеко от кушетки, негромко разговаривают. "Все очень внезапно, мы даже не успели среагировать", — тихо говорит папа. "Судя по всему, водород, но, возможно, ядерный удар. Нам повезло, мы далеко от стратегически важных объектов". Мама вытирает слезы платком, ее мужественное, красивое лицо искажено маской отчаяния.

В глубине собственного сознания я понимаю, что это сон. Сон, который снится мне не в первый раз и не дает забыть те страшные дни. Дни, когда человечество вгрызлось себе в бок, и кровь хлынула во все стороны, затопив и без того сплошь покрытую засохшей кровью планету. Но во сне я вынужден играть свою сыгранную множество раз роль, не имея права отступить от уже прожитого сценария. Мне хочется кричать, но я лежу, слабо улавливая происходящее вокруг.

"Мне не удалось узнать ничего", — растерянно говорит отец, обнимая маму. "Нужно переждать здесь какое-то время, бункер хорошо защищен. С этим пропуском вы можете оставаться тут неограниченное время, за вами присмотрит брат."

"Слава богу, что есть Артем", — говорит мама. "Он так похож на тебя".

Отец целует маму в лоб и обнимает её. Ему надо идти.

Я вижу его в последний раз.