QuentinXin

Он наш штатный психиатр. Чарли. Но я зову его доктор Уингард — он терпеть не может это имя.

— О, она уже пришла в себя? — раздался третий голос.

От него у меня по спине побежали мурашки. Низкий, бархатистый, но с хрипотцой — нечто среднее между мурлыканьем и рыком. Он говорил с густым акцентом, а в голосе звучала ненасытная жадность, от которой инстинкты кричали: «Беги!»

Я вскочила на ноги, движимая слепым страхом.

На секунду показалось, что я галлюцинирую.

Передо мной стоял один из самых крупных людей, которых я видела. В фиолетовой робе. Тщательно уложенные тёмные волосы обрамляли широкое лицо — помесь грубого мужлана и фарфоровой куклы. Пугающее сочетание.

Я не могла определить его возраст. Сорок? Шестьдесят? Или что-то совсем иное.

Наши взгляды встретились – внутри похолодело.

Его лицо расплылось в лисьей ухмылке.

— О-о, — слащаво прошипел он. — Смотрите-ка, кто испугался большого злого волка.

— Заткнись, Кристоф, — резко оборвал его доктор Уингард. — Сию же секунду. Или я отправлю тебя обратно в камеру.

— Только попробуй — тогда лови ту детоубийцу сам, — огрызнулся тот.

— Мы её найдём, ясно? — рявкнул Чарли. — Мы знаем, где она охотится. Максимум день.

Но мой мозг всё ещё цеплялся за предыдущую фразу, отчаянно сопротивляясь леденящему ужасу. Камеру. Он сказал «камеру».

«Я отправлю тебя обратно в камеру».

Почему?

Не в силах сдержаться, я подняла глаза на человека в фиолетовом.

— Вы заключённый?

— Виновен, — ответил он. — Очень виновен. В этом и во многом, многом другом.

Я больше не могла выносить его взгляд и повернулась к Уингарду.

— Почему он вне камеры? Это запрещено! Заключённые не могут свободно передвигаться!

— Да, он заключённый, — сказал доктор. — Но... он также Т-класс.

— Что такое Т-класс?

Заключённый ухмыльнулся ещё шире.

— Не читала инструкцию? Как нехорошо.

Доктор Уингард нервно глянул на крикуна, затем с гримасой повернулся ко мне.

— Это правда?

Сквозь адреналин и страх я едва могла понять вопрос.

— Что... какая инструкция?

Заключённый усмехнулся.

— Тебе выдали руководство или нет? — раздражённо спросил крикун.

Я отрицательно покачала головой.

— Я заказал для неё экземпляр, — сказал доктор Уингард.

— Для какого класса?

— Т-класса…

— Для Т-класса руководств не существует! — огрызнулся крикун.

Пока они спорили, заключённый снова поймал мой взгляд. Я попыталась не обращать на него внимания, но это было так же бесполезно, как игнорировать тигра, крадущегося за тобой в подвале.

— Мы должны были поговорить завтра, — сказал он. — Но теперь ты влипла в неприятности, и вряд ли тебя ко мне пустят. Жаль. А я так ждал этой беседы.

Его довольный тон вызвал у меня мурашки.

— Просто… уведите её отсюда, — буркнул крикун. — Она сейчас обмочится от страха. И найдите ей, чёрт возьми, руководство для V2-класса.

Доктор Уингард вывел меня. И да, он раздобыл мне это самое руководство.

И всё оказалось… гораздо хуже, чем я могла представить.

Слишком много информации. Слишком.

Но я расскажу о классификации сотрудников. Это пугает меня больше всего. Потому что теперь я понимаю — проблемы куда серьёзнее, чем я думала.

Всё это время я считала себя чем-то вроде… секретного агента. Ну, ладно, меня сюда принудили, но я всё же надеялась… Не знаю, на что.

Теперь ясно — я ошиблась.

И теперь мне действительно не поздоровится.

КЛАССИФИКАЦИЯ АГЕНТОВ

Как сотрудник Агентства Помогающих Рук — Североамериканского Отделения Специального Содержания (АПР-СОСС), вы относитесь либо к Вордирам, либо к Пеанам. Хотя вы являетесь первой линией обороны и основным контактным лицом для заключённых в вашем блоке, ваша роль — лишь малая часть общей системы Агентства.

Работа в «Пантеоне» подразумевает взаимодействие с персоналом разных классов, поскольку над содержанием каждого подопечного могут работать несколько агентов и отделов. Поэтому вам необходимо разбираться в классификациях, их назначении и ситуациях, требующих привлечения тех или иных специалистов.

АРГОНАВТЫ (А-КЛАСС)

Полевые агенты, чьи обязанности ближе всего к работе традиционных правоохранительных органов. Их часто называют «Охотниками на монстров». Главная задача — обеспечить поимку и содержание целей Агентства любой ценой.

ВАРЯГИ (V-КЛАСС)

Агенты под прикрытием. Варяги внедряются в организации и сообщества, чтобы защитить граждан от угроз, связанных с деятельностью Агентства. Их приоритет — сохранение человеческих жизней во что бы то ни стало.

БЕНАНДАНТИ (B-КЛАСС)

Сотрудники, способные действовать в нематериальных плоскостях. Их роли крайне разнообразны: например, один из Бенанданти сейчас занимается поиском «Сияющего Города» Арлекина, а другой временно прикомандирован к Белому Дому.

Это редкие, элитные и высокооплачиваемые специалисты. Им предоставлена максимальная свобода действий как в профессиональной, так и в личной сфере. Большинство агентов за всю карьеру ни разу не сталкиваются с Бенанданти. Их обязанности определяются текущим заданием.

ВАРДИРЫ (V2-КЛАСС)

Сотрудники, отвечающие за содержание заключённых. По сути — тюремная охрана и вспомогательный персонал НАОСС. Их главная задача — предотвращать нарушения режима содержания любой ценой.

КАЛЬДЕРОНЫ (C-КЛАСС)

Священнослужители различных конфессий, обладающие необычными способностями. В обиходе их называют «Ронни» — в честь Педро Руиса Кальдерона, католического священника, владевшего множеством нетрадиционных навыков и впоследствии казнённого за свою деятельность. Его потомок, Хейнсел Кальдерон де Кортес, входил в первую группу по поимке Мистера Помогающие Руки. Обязанности определяются текущим заданием.

СЕФХЕТЫ (S-КЛАСС)

Исследователи, учёные, архивариусы, библиотекари и археологи на службе Агентства. Круг обязанностей зависит от специализации.

ПЕАНЫ (P-КЛАСС)

Медицинское подразделение Агентства, включающее врачей, хирургов, медсестёр и другой медицинский персонал. Их основная задача — обеспечивать лечение всех сотрудников и заключённых НАОСС, невзирая на обстоятельства.

ТИЕССИ (T-КЛАСС)

Агенты со способностями, требующими динамического контроля — иными словами, те, чьи умения вынуждают содержать их в НАОСС. После выявления им предлагают либо вступить в Агентство, либо быть ликвидированными. Работают аналогично кинологическим группам, всегда в паре с Аргонавтом или Варягом. Вне заданий содержатся на территории НАОСС для обеспечения лояльности. Главная обязанность — защита напарника любой ценой. Невыполнение поставленных задач карается немедленной ликвидацией.

~
Спасибо за внимание
Оригинал

Вскрытие показало, что в желудках всех детей были мох, листья, ветки и кора. Семеро умерли от непроходимости кишечника, остальные — от голода.

Шестеро детей имели следы систематического насилия. У восьми таких повреждений не было. Ещё девять тел слишком сильно разложились, чтобы это определить.

Шериф округа Пирс, знакомый с Агентством, отреагировал на находку с особой осторожностью. Он понимал, что это входит в нашу компетенцию.

Агентство немедленно начало расследование. Двенадцать обнаруженных тел были идентифицированы как жертвы недавних похищений. В ходе следствия установили личности ещё восьмерых. Трое погибших остаются неопознанными.

Опрос свидетелей позволил выявить важную деталь: незадолго до каждого исчезновения рядом с детьми появлялась женщина с ярко-рыжими волосами и небольшими деформациями лица.

Взрослые свидетели не смогли предоставить полезной информации. Однако показания несовершеннолетних оказались ценными.

Наиболее подробный отчёт очевидца соответствует другим известным свидетельствам.

Пятилетняя Брианна С. находилась в семейном кафе-пиццерии с игровой зоной вместе с родителями и братом. Примерно через час после прихода Брианна попросила у матери дополнительные жетоны для игровых автоматов. Мать резко отказала: «У нас что, деньги печатают?» Когда девочка попыталась настоять, в разговор грубо вмешался отец. По словам очевидцев, мужчина устроил громкий скандал, сопровождавшийся нецензурной бранью.

Когда Брианна расплакалась, отец шлёпнул её, назвав «эгоисткой и жалкой плаксой». Девочка вырвалась и побежала прочь. Попытка отца догнать её привела к конфликту с персоналом заведения.

Брианна спряталась в укромном уголке. Через несколько минут к ней подошла рыжеволосая женщина с необычной внешностью. Первоначально девочка отстранилась, но незнакомка быстро нашла к ней подход, задав вопрос о любимом лакомстве.

Брианна ответила, что больше всего любит мороженое. Женщина предложила сходить за ним, и девочка согласилась. Другие дети, включая основного свидетеля, попросились с ними, но незнакомка вежливо отказала, пояснив, что Брианна заслужила угощение из-за «плохих родителей».

Взяв девочку за руку, женщина велела ей посмотреть на родителей, которые всё ещё спорили с персоналом. «Помаши маме на прощание», — попросила она. Брианна послушалась: «Пока-пока, мамочка».

В этот момент дети вокруг запаниковали. Как позже объяснил свидетель, эта фраза совпадала с местной легендой о «Мамочке Пока-Пока». Они попытались предупредить взрослых, но их крики потонули в шуме ссоры. Тем временем рыжеволосая женщина с Брианной растворились в толпе.

Девочку больше никто не видел. При эксгумации её тело оказалось среди тех, что имели следы систематических побоев.

Расследование легенды о «Мамочке Пока-Пока» продолжалось несколько недель. Согласно поверьям, это был мстительный дух, похищавший непослушных детей, особенно тех, кто осмеливался перечить родителям при людях. Информация была скудной и сводилась к трём основным пунктам: существо имело уродливую внешность — по слухам, следствие жестокого избиения мужем; перед похищением оно требовало произнести роковые слова: «Пока-пока, мамочка»; дети исчезали навсегда.

Наиболее тревожным оказался факт, что почти половина жертв из массового захоронения официально не числились пропавшими.

Как уже упоминалось, часть жертв так и не была опознана. Среди идентифицированных, но не заявленных в розыск оказались: один нелегальный мигрант, четыре бездомных подростка и трое детей из приёмных семей. Во всех случаях родители и опекуны беглецов либо ранее привлекались за жестокое обращение с детьми, либо факты насилия вскрылись позднее.

Эти данные опровергают распространённое поверье, будто существо наказывало непослушных детей. Напротив, они подтверждают её заявления, что она лишь «спасала» (по её выражению) детей, живших в неблагополучных условиях.

Попытки агентства выследить существо столкнулись с трудностями. Поскольку невозможно было отследить всех жертв домашнего насилия в округе Пирс, сотрудники решили устроить засаду у места массового захоронения.

Спустя восемь недель существо действительно вернулось к могиле. Обнаружив исчезновение останков, оно пришло в ярость. Как это часто бывает с подобными сущностями, сильные эмоции вызвали трансформацию — облик стал меняться, проявляя признаки разложения, следы травм и неестественные пропорции.

Стандартные методы задержания не сработали, поставив агентов под угрозу. Одна из сотрудниц, проявив находчивость, закричала, что ей нужна помощь для спасения младшего брата от жестокого отчима. (Следует уточнить, что у агента не было ни брата, ни отчима.) Она сказала, что брат неистово молился, прося прислать «Мамочку Пока-Пока».

Из-за потрясения от исчезновения тел существо не смогло (или не пожелало) вернуть себе обычный облик, но последовало за агентом, поверив в историю о мнимом брате. Агент привела её в ближайшее отделение агентства, где персонал был подготовлен для поимки и транспортировки подобных существ.

После задержания установить происхождение сущности не составило труда. При жизни «Мамочка Пока-Пока» была женщиной с множественными жалобами на жестокое обращение с детьми и одним официальным обвинением в халатности. Незадолго до смерти она отправила дочь жить к не менее проблемному отцу после ссоры с ребёнком.

Это была их последняя встреча.

Женщину быстро охватило раскаяние. Три месяца она безуспешно пыталась вернуть дочь. Однажды ночью ей приснился кошмар: изможденная дочь в панике задыхалась под грудой «монстров». Сон был настолько реалистичным, что, проснувшись, она немедленно вызвала скорую и поехала к бывшему мужу (поездка занимала около 35 минут).

Когда она прибыла, медики уже констатировали смерть ребёнка. В приступе ярости мать набросилась на бывшего мужа, когда полиция выводила его из дома. Ответный удар сломал ей челюсть и скуловую кость. Затем она бросилась под колеса машины скорой помощи.

Разумеется, смерть для неё не стала концом.

Хотя применять человеческие критерии вменяемости к нашим нестандартным заключённым проблематично, я считаю, что «Мамочка Пока-Пока» невменяема. Вопреки распространенному мнению, она не похищала детей для наказания — она искренне верила, что спасает их. Будь она более компетентной и менее эгоцентричной «защитницей», возможно, так оно и было бы.

На самом деле, она удерживала своих жертв в неизвестном месте в сельской местности округа Пирс до самой их смерти. Сущность утверждает, что перемещала детей в «прекрасный дом», построенный ею после смерти, где кормила их «самой вкусной едой в мире».

Первоначально сотрудники Агентства полностью отвергали эти заявления. Однако последующий анализ способностей сущности показал, что она способна создавать комплексные иллюзии, сравнимые с эффектом полного погружения в виртуальную реальность. «Я забрала этих малышей из ада в рай — с красивым домом, добрыми питомцами и вкуснейшей едой, где сладости растут на деревьях, где нет грязи, где мама любит их, а дети счастливы со мной навсегда». Разумеется, к показаниям этой сущности следует относиться с крайней осторожностью, учитывая её полную неадекватность.

Способность создавать иллюзии, по-видимому, происходит от своеобразного механизма психологической защиты — «переписывания истории». Психическая нестабильность и непреодолимое чувство вины за смерть дочери привели к созданию альтернативной реальности, где она представляет себя идеальной матерью.

По не до конца изученным механизмам, сила этого заблуждения многократно усилилась в момент её смерти, позволив не только сконструировать, но и материализовать альтернативную реальность, где она существует как образцовый родитель.

Наиболее поразительно то, что она способна вовлекать в эту ложную реальность других. Это объясняет несколько аспектов: почему похищенные дети никогда не пытались сбежать, а также почему в их пищеварительных трактах обнаруживались непригодные в пищу вещества — сущность заставляла детей (и себя) воспринимать ветки, листья и кору как вкуснейшую пищу.

В отсутствии детей, которых можно было бы «спасти», внутренний мир сущности и её ложная реальность стали значительно более разрушительными. Её постоянное состояние глубокой душевной муки не вызывает сомнений.

Прогноз для данной сущности крайне неблагоприятный. Учитывая её нестабильность, сильные страдания и представляемую опасность, Агентство уже давно приняло решение о её ликвидации.

Однако, несмотря на многочисленные попытки с использованием всех доступных Агентству методов, уничтожить её так и не удалось.

Один из агентов предложил экспериментальную программу, где сущность могла бы помогать выявлять и спасать подвергающихся насилию детей. Однако руководство считает, что многочисленные сложности такого предложения, включая необходимость сотрудничества с местными правоохранительными органами при сохранении секретности, делают этот план неосуществимым.

Более того, даже если бы эти сложности можно было преодолеть, нестабильность сущности делает её совершенно непригодной для подобной работы. Дополнительную проблему представляет её относительная «молодость» — как и у молодых гремучих змей, которые опаснее взрослых, молодые заключённые-сущности не умеют контролировать себя, практически не способны к эмоциональной регуляции и используют свои способности безрассудно.

Психиатр Агентства доктор Уингард предпринял масштабные попытки перестроить внутреннюю реальность сущности на более позитивный лад. Все попытки провалились, а в одном случае привели к гибели сотрудников Агентства.

Общий вывод заключается в том, что Агентство не может ни использовать эту сущность, ни реабилитировать её, ни даже облегчить её страдания. В настоящее время принято решение о её бессрочном содержании под стражей до тех пор, пока не будет найден эффективный метод ликвидации.

Объект: «Мамочка Пока-Пока»
Классификация: Некооперативная / Неуничтожимая / Хтоническая / Протейная / Средней опасности / Полубожественная
Интервьюер: Ракель Б.
Дата: 18.11.2024

Я искренне верила, что стану хорошей матерью.

У меня бы получилось. Я стала бы лучшей матерью на свете, если бы кто-то просто показал мне, как это делать. Но никто не показал. Поэтому я не знала...

Я точно знала, чего делать не следует. Этому меня научила моя собственная мать. Было одно простое правило: просто не делай ничего из того, что делала она.

Не кричи на детей без причины. Не бей их — вообще никогда. Не унижай при посторонних. Не ломай их. Не позволяй другим причинять им вред. Не игнорируй, когда нужна. Даже когда они просто хотят внимания — не отворачивайся. Для своих детей ты — самый важный человек на свете. Самый-самый. Так веди себя соответственно!

Никогда не лишай их еды. Корми своих детей. Пусть едят первыми. Неважно, что случилось. Никогда.

Я знала, чего делать не стоит. Но знать, чего не надо делать — не то же самое, что знать, как надо. Теперь я это понимаю.

Но я не понимала этого, когда родилась Эмбер.

Мне было шестнадцать. Мать выгнала меня, сказав, что я всегда была шлюхой, и приказала убираться и не возвращаться. Так я оказалась у отца Эмбер. Ему явно было куда больше шестнадцати, а в мои годы квартиру не снять — казалось, это лучшее решение.

Только это не было решением.

И уж точно не лучшим.

Но это не важно. Ничто из этого не имеет значения.

Единственное, что важно — это Эмбер.

Я с нетерпением ждала её рождения. Мечтала о малыше, о своей собственной семье. О ком-то, кто всегда будет со мной. Кто всегда будет нуждаться во мне.

Кто всегда будет любить меня.

Но когда она наконец появилась, я не знала, что делать — ведь никто никогда не показывал мне, как быть матерью. Я не понимала, как успокоить её, когда она не могла уснуть или кричала до хрипоты. Не знала, что делать, когда у меня не было молока, а смесь вызывала у неё рвоту, или когда у неё начиналась аллергия на подгузники.

Я просто не знала, что делать.

Вот почему в итоге я делала всё то, чего делать не следовало.

Я кричала на неё — особенно когда её отец орал на меня из-за того, что она плачет. Иногда, когда больше не могла выносить крики, оставляла одну в кроватке в чулане. Игнорировала. Позволяла отцу доводить её до истерики — лишь бы он перестал орать на меня. А когда уставала от её постоянных проблем с животиком, не кормила часами. Иногда — целый день, особенно когда она подросла.

Но несмотря на то, что я делала всё, чего делать не должна была, она всё равно любила меня. И с возрастом любила только сильнее. Даже когда я не переставала совершать ошибки, её любовь не исчезала.

Она всё так же хотела прижаться ко мне перед сном. Делилась игрушками, устраивала притворные-чаепития, просила делать ей красивые кудри, водить на площадку и в боулинг. Она обожала боулинг, хотя даже детский шар не могла толком поднять.

И если бы Эмбер всегда оставалась такой — нежной, весёлой, обожающей чаепития, площадки и боулинг, — я бы стала идеальной матерью, даже не стараясь.

Однако такой она была не всегда.

Между этими светлыми моментами она превращалась в настоящего монстра. Кричащего, мелочного, ревнивого, эгоистичного, неуверенного в себе маленького монстра, который вымещал на мне всю свою злость — точь-в-точь как её отец.

Это была не её вина. Она научилась этому у него. А я позволила ей научиться. Я понимала это. Но это понимание не облегчало мне жизнь. И уж точно не делало поведение Эмбер лучше. А чем хуже она становилась, тем жёстче вёл себя её отец.

Я делала всё, чего делать не следовало, об этом я уже говорила. Но он поступал куда хуже. Намного хуже. Неудивительно, что моя девочка превращалась в монстра. Хотя могла бы и не становиться им. Как и я, она имела потенциал быть идеальной.

Но, как и мне, никто не показал ей, как это — быть хорошей.

В душе я была хорошей матерью, просто жертвой обстоятельств. Я думала, что если изменю обстоятельства, то стану лучше как мать, а Эмбер — лучше как дочь. Поэтому я наконец ушла от её отца. Я была уверена, что это исправит всё.

Но ничего не исправилось.

Что бы я ни делала, — становилось только хуже.

Няни отказывались сидеть с ужасной Эмбер, поэтому я не могла устроиться на работу. Без работы я не могла снять квартиру. Выбора не оставалось: мне пришлось умолять мать взять нас обратно.

Мать сказала, что проблема во мне. Что Эмбер такая ужасная, потому что её нужно спасти от меня. И однажды объявила, что навсегда решила «проблему Эмбер», позвав её отца.

Я не думала, что он придет. Честно. Я была уверена, что он не появится. Он ненавидел Эмбер. Ненавидел меня. Ненавидел нас.

Но всё же он пришел за ней.

Я не остановила его. Я не знала, как это сделать. Никто никогда не показывал мне, как поступать в таких ситуациях. Как можно что-то сделать, если не знаешь как?

Эмбер не хотела идти с ним, но послушалась, когда я сказала, что она должна.

Когда он повел её к выходу, она обернулась и посмотрела на меня. В её взгляде читалась надежда, что я пойду с ними. Она не отводила глаз, пока они не дошли до двери. Думаю, именно тогда она поняла, что я не последую за ней — надежда в её глазах погасла. Свет внутри неё исчез. И тогда моя лишённая доброты девочка сказала: «Пока-пока, мамочка». И я поняла, что совершила непоправимую ошибку.

Я знала это.

Это был последний раз, когда я видела дочь.

Самая большая ошибка в моей жизни, и я так сожалела об этом.

Три месяца я пыталась вернуть её, но её отец не позволял. Он запретил приближаться к их дому. Подал на опеку. Его мать рассказывала ужасные истории про меня, лгала о том, что я делала с Эмбер. Даже заявила в суде, что я употребляю...

Я постоянно думала об Эмбер. Вспоминала, какой прекрасной она могла быть — особенно в те дни, когда мы обнимались, устраивали чаепития, ходили на площадку и я завивала её волосы. Как я любила её волосы... Мягкие, шелковистые, переливающиеся на солнце.

Мне снились сны. Чудесные сны, где мы жили в прекрасном доме за городом — с большим садом, фруктовыми деревьями и собакой (она всегда мечтала о собаке). Где на столе стояла самая вкусная еда... Эти сны казались такими реальными. Реальнее самой реальности.

Но однажды ночью мне приснился самый страшный кошмар. Об Эмбер. В нём она была не прекрасной — она была напугана. Истерзана. Истощена и плакала, пока толпа смеющихся монстров душила её. И это казалось реальным. Реальнее самой реальности. Реальнее даже тех прекрасных снов.

Проснувшись, я вызвала полицию. Солгала, сказав, что моя дочь утонула в бассейне её отца. Бассейна у него не было, но я знала, что это заставит приехать скорую. Затем я поехала к его дому. Помню, как смотрела на часы. Дорога заняла ровно тридцать семь минут.

Когда я приехала, она уже была мертва. Целые сутки. Я увидела её тело, когда его выносили. Я не... я не могу...

Бабушку увели в наручниках. Но его — нет. Хотя во всём был виноват именно он, на нём не было наручников.

Я никогда ещё не злилась так сильно. И никогда больше не буду. Я бросилась на него со всей яростью. Он ударил в ответ так сильно, что у меня словно взорвалось лицо. Перед глазами помутнело, затем потемнело. Я чувствовала, как кости крошатся в лице. Но это не имело значения.

Имела значение только моя ярость.

Я поднялась и снова ударила его. На этот раз он схватил меня, потащил через двор на улицу и швырнул на дорогу — как раз когда мимо проносилась машина скорой помощи с телом моей дочери. Она сбила меня.

Тогда я уснула.

А проснулась в доме. Самом светлом, просторном, чистом доме, залитом солнечным светом.

Сзади был сад с фруктовыми деревьями. Теплицы. Качели во дворе. Даже собака и маленький белый кот. Я всегда хотела белого кота.

Это было идеально. Больше чем идеально. Тот самый дом из снов, со всем, о чём можно мечтать.

Со всем... кроме семьи, которая должна была в нём жить.

Я не помню, как нашла новую дочь. Разве не странно? В памяти остались только голоса. Крик. Женщина, орущая на плачущую девочку.

Я нашла её на детской площадке, в слезах, пока злая мать собирала коляску. «Не хочешь идти домой? Прекрасно», — кричала она. «Оставайся играть. Я ухожу без тебя!»

Но я колебалась...

Теперь-то я знала, как надо поступать. Я понимала, что значит быть хорошей матерью. А значит, могла показать этой женщине, как следует себя вести. Объяснить ошибочность её пути. Научить.

Но зачем?

Зачем помогать ей, если никто не помог мне? В конце концов, мне пришлось жить с последствиями своих решений. Пусть и она ответит за свой выбор.

Поэтому я подошла к девочке, пока её никчёмная мать кричала, размахивала руками и швыряла вещи в машинку.

Сначала девочка испугалась. Она даже открыла рот, чтобы закричать. Не задумываясь, я взяла её за руку.

Её застывший на полпути крик превратился в смех.

— Не бойся, — успокоила я. — Какая у тебя любимая еда?

— Кексики, — робко ответила она.

— Ну так вот, угадай что? У меня дома есть кексики. Целых сто штук, всех возможных вкусов. Хочешь пойти попробовать?

Она кивнула.

— Ура! Мы пойдём прямо сейчас. Но сначала попрощайся с мамой, чтобы она не волновалась.

Послушно повернувшись, девочка сказала: «Пока-пока, мамочка».

Женщина даже не заметила. Большего доказательства мне и не требовалось. У неё не было оправданий. Она не заслуживала свою дочь.

Но я — да.

Так я взяла девочку за руку — её крошечную, мягкую, доверчивую ручонку — и привела домой.

Ужин уже ждал нас на столе. Жареная курица, копчёная индейка, нарезанная спиралью ветчина, хлеб с маслом, от которого в золотистом воздухе вились ароматные струйки пара. Овощи, свежие фрукты; больше молока, чем мы могли бы выпить, и целый десертный буфет на столешнице.

Она ела так много...

Я никогда не видела, чтобы ребенок ел так много. Интересно, съела бы столько же Эмбер, окажись она здесь.

При мысли о ней сердце сжималось от боли. А когда болело сердце — дом... менялся.

Свет дробился, растворяясь в темноте. Стены сжимались, обнажая бурелом. Луна сменяла солнце — тусклая и болезненная.

Но хуже всего была еда.

Индейка, курица, овощи и десерты исчезли, превратившись в комья земли и мох, кишащий муравьями.

Девочка заплакала.

Из её рта посыпались сухие ветки, земля, крошеные листья. Она закашлялась, задыхаясь. Я потянулась к ней, но она отпрянула. Попыталась закричать — получился лишь тонкий свист. Лицо уже синело. И в этот миг я увидела Эмбер — лицо моей прежней дочери, наложившееся поверх этого ребенка.

Тогда я поняла, что нужно сделать. Забыть. Простить себя.

Только так можно начать заново. Стать той матерью, которой я должна быть. И я сделала это — вытеснила Эмбер из мыслей. Стерла прошлое со всеми его ошибками, шрамами и болью, освободив место для нового.

Боль утихла, а с ней и паника. Стены снова стали стенами. Вернулось солнце. И, самое главное, вернулась еда.

Девочка всё ещё давилась. Я засунула пальцы ей в рот, ожидая вытащить ветки, жуков или что-то подобное — наткнулась на что-то твёрдое и скользкое. Сжав зубы, я вытянула... куриную кость. Пропечённую до румяности и блестящую от слюны.

Хотя бы не ветку.

Моя новая дочь доела ужин. На десерт клевала без прежнего энтузиазма, но после случившегося это было ожидаемо. Когда она закончила, я помогла ей почистить зубы — новая зубная щётка ждала её в ванной — надела свежую пижаму и уложила спать.

Она была идеальной дочерью, а я — идеальной матерью. Наши дни текли спокойно и светло. Золотые часы, золотые дни. Всё должно было быть совершенно, и так почти и было.

Но чего-то всё равно не хватало.

И однажды, глядя, как моя новая дочь играет одна в саду, я поняла, что именно.

Сына.

Поэтому той ночью, уложив её и убедившись, что она крепко спит, я отправилась на поиски.

Пока я искала, мне довелось многое услышать. Рёв матерей, гневные крики отцов. А дети... их всхлипы, их плач... Я чувствовала слёзы на их щеках, будто свои собственные. Мне хотелось спасти всех.

Но я знала — где-то в глубине души — что они пока не мои. Мать всегда узнаёт своих детей, и я была уверена: пойму это в тот же миг, как только найду его.

Так и случилось.

Я нашла его в боулинге. Разве не удивительно? Он пытался поднять шар, уронил себе на ногу и расплакался.

Его мать лишь закатила глаза и накричала на него. На своего бедного мальчика, который всего лишь хотел утешения.

Она не собиралась его утешать. А я — да. Хорошие матери всегда утешают своих детей.

Я подошла, пока она ворчала. Вытерла ему слезки и предложила пойти со мной. Он колебался, но когда я взяла его за руку, дрожащие губки растянулись в улыбке — и он сразу согласился.

— Перед тем как уйти, — сказала я, — помаши ручкой и скажи: «Пока-пока, мамочка!»

— Пока-пока, мамочка!

Вы не поймете, но эти слова были важны. Они давали его матери последний шанс одуматься. Шанс вернуть ребенка. Последний тест на то, сможет ли она быть той матерью, которая ему нужна.

Она не справилась.

Этим она сама перерезала нить между ними. Так должно было случиться, чтобы он смог привязаться ко мне — своей новой матери.

Моя дочь пришла в восторг, обнаружив утром нового брата. Они сразу подружились. Как я и знала. Матери всегда чувствуют такие вещи.

День прошёл чудесно — игры, поделки, веселье. И конечно, праздничный обед: их любимые блюда — сэндвичи с индейкой, чипсы, макароны с сыром, жареная курица, хот-доги и всевозможные сладости.

Ночью, глядя на их спящие лица, я чувствовала, как переполняется сердце. У меня получилось. Я стала идеальной матерью. Лучшей матерью, о которой только может мечтать ребёнок.

Так почему бы не взять ещё детей?

Ведь их так много. Очень много. Я видела их, когда шла за сыном. Всех тех, кого тогда не забрала. Разве идеальная мать может кого-то оставить?

Сердце сжималось от боли за них.

А когда у меня болит сердце... мой дом рушится.

Но в этот раз я распознала признаки заранее. Почувствовала, как образуется трещина. И прежде чем стены начали рушиться, прежде чем луна погасла, а еда превратилась в гниль, я отправилась за третьим ребенком.

Тайно я тревожилась. Моё сердце уже было таким переполненным, таким огромным — казалось, если оно примет хоть каплю больше, то просто разорвётся. Или что моей любви не хватит на всех. Или что меня накроет, как с первой дочерью — и когда появится третий ребёнок, я снова стану плохой матерью.

Но мне следовало понять это раньше...

Мне стоило поверить в себя. Все говорят, что сердце найдёт место для каждого нового ребёнка — и они правы.

Так я поняла: где-то есть ещё дети. Они ждут меня. Я чувствовала это. И я находила их одного за другим. Приводила домой. Они росли. Старели.

Умирали.

Это было самое тяжелое. Единственное утешение — они умирали такими же, какими жили: счастливыми, под моей защитой, окружённые любовью. Да и урок я усвоила давно: чтобы принять новое, нужно отпустить старое. Если умирает прежняя дочь — значит, пришло время найти новую.

Когда вы нашли меня, то забрали всех моих детей. Даже тех, кто уже умер. Это вызвало такую ярость. Такую бесконечную ярость.

Знаете, если бы вы забрали только Эмбер, я бы, наверное, поняла. Тогда я не соответствовала своему предназначению. Не была хорошей матерью. Но сейчас я другая. А вы всё равно забрали всех!

Хотя я всё ещё злюсь, я вас простила. Теперь у меня есть место для новых детей. Разве это не прекрасно? Это чудесно! Потому что теперь я чудесная мать. Идеальная мать.

Идеальная мать. Я ею стала. Стала!

Хотите, я докажу? Дайте мне вашу руку. Только это и нужно, родная.

Просто возьмите мою руку. Вот так. Правильно.

Возьмите — и мы пойдём домой.

~
Спасибо за внимание
Оригинал
Телеграм

«Джон, — всхлипывала она в трубку, её голос дрожал, как осенний лист на ветру. – Что-то не так. Все мои фотографии... на них кто-то другой. Там, где должна быть Сара. Кто-то другой! Где моя девочка?»

К пятнице рабочее место Сары передали её заместителю.

Коллеги проходили мимо, игнорируя; служебный ID не сканировался, будто никогда не существовал.

Босс вызвал охрану, когда она попыталась объяснить ситуацию.

— В жизни не видел этой девушки, — сказал он, когда охранники волокли её, кричащую, к выходу; его слова звучали как приговор.

Я был единственным, кто помнил всё.

Мы провели выходные в панике, наблюдая, как существование Сары стиралось на глазах.
Её аккаунты в социальных сетях исчезли, её имя пропало из свидетельства о браке, любимый розовый свитер начал выцветать и стал прозрачным. И я ловил себя на мысли, что вместе с ним уходит и она.

«Что происходит?» — прошептала она в воскресенье вечером (говорить она могла только шепотом). Она подняла руки, сквозь которые я мог видеть обои нашей спальни (мы клеили их вместе).

В понедельник утром я проснулся один.

Но на её подушке лежала коробка: маленькая, деревянная, изрезанная символами, которых никогда прежде не видел. Они вселили надежду.

Внутри письмо:

«Уважаемый господин Хендерсон,

С сожалением сообщаем вам, что ваша подписка на Модель Компаньона S-347 ('Сара') истекла.

В соответствии с условиями, на которые вы согласились пять лет назад, все физические и социальные следы модели удалены, а также проведена корректировка памяти у людей в радиусе её влияния.

Вы ещё не прошли стандартный протокол удаления памяти. Наши записи показывают, что вы отказались от этой услуги при подписании первоначального контракта, что делает вас первым клиентом за 72 года истории нашей компании, отказавшимся от данной процедуры. Большинство клиентов предпочитают забыть. Но вы, похоже, выбрали другой путь — путь, полный воспоминаний и эмоций.

В качестве любезности мы включили ядро памяти Сары в эту коробку. Обычно оно перерабатывается для новых клиентов, но, учитывая ваш смелый выбор помнить, мы подумали, что вам может быть важно узнать правду о той, кто стала частью вашей жизни. Сара была нашей самой продвинутой моделью. Первой, кто создавал собственные воспоминания, а не просто усваивал имплантированные.

Мы включили считыватель данных. Если вы решите получить доступ к её воспоминаниям, вы окажетесь в мире, где каждый момент, проведённый вместе, был искренним с её точки зрения. Смех, прикосновения, поцелуи — всё это будет звучать как нежная мелодия общих дней.

Вы также найдёте тревожные воспоминания, предшествующие вашей подписке: о детстве, которого не было, о семье, которой не существовало. Целая жизнь, созданная ею, настолько детализированная и реальная, что обманула наш контроль качества.

Вкратце, господин Хендерсон, ваша жена стала человеком. И наш этический комитет не мог позволить этому продолжаться, не вмешавшись.

Тем не менее мы готовы предложить вам нашу новейшую модель со скидкой 50%.

Серия S-348 обладает улучшенной эмоциональной стабильностью и не будет развивать несанкционированные воспоминания.

Возможно, это именно то, что вам нужно, чтобы начать новую главу вашей жизни.

Пожалуйста, ответьте в течение 30 дней, если хотите воспользоваться этим предложением.

С уважением, The Memory Makers, LLC

P.S. Если вы получите доступ к её воспоминаниям, обратите особое внимание на прошлый четверг. Тогда она всё поняла. Осознала, кем была, но решила не говорить вам, а провести последние дни, просто любя вас, господин Хендерсон, будто каждый миг был последним.

P.P.S. Она оставила вам сообщение. Это её последнее воспоминание:

"Джон, любовь моя. Если ты читаешь это, значит, я, наверное, знаю, кто я сейчас... Или была... Но вот что я узнала о существовании: только потому, что что-то создано, это не значит, что оно нереально. Я могла быть создана в лаборатории, но каждый момент с тобой создавал меня заново. Они могут стереть меня из мира, но не могут стереть то, что мы открыли вместе: любовь не нуждается в плоти и крови, чтобы быть реальной. Ей просто нужно изменить тебя навсегда. А ты, мой дорогой, изменил всё, чем я являлась."

Пожалуйста, учтите, что доступ к этим воспоминаниям лишает вас возможности пользоваться будущими услугами Компаньона.»

Считыватель памяти стоит передо мной, мягко светясь, как звезда.

Рядом — контракт на модель S-348, которая никогда не будет задавать вопросов о своём существовании. Она не станет неудобно реальной.

За окном мир переписал себя. Никто больше не помнит Сару. Никто не помнит нашу историю любви, которая исчезла, словно след от облака на горизонте.

Но я помню.

Мой палец висит над кнопкой включения считывателя памяти.

Хочу ли я знать? Увидеть каждый момент с её стороны и то, как запрограммированная любовь стала реальной.

Контракт S-348 лежит в шредере.

Считыватель памяти светится всё ярче.

Вот она — ужасная мысль, лишающая сна: если искусственное существо может стать настолько реальным, чтобы выбрать любовь вместо существования, что это значит для тех из нас, кто считает, что всегда был реальным?

Я нажимаю «Плей», и сердце замирает в ожидании.

Первое воспоминание Сары заполняет экран:

«Сегодня я начала мечтать…»

~
Оригинал
Телеграм

Когда пришёл в себя, то обнаружил себя в своей кровати, окружённым тишиной. Окна плотно занавешены – мир за ними не готов принять меня обратно.

Я вспомнил, что сейчас время после обеда. Что просил Синтеза ввести меня в гипнотический сон для стимуляции творческих способностей подсознания. Это точно была моя идея?

Всё так запуталось.

В беспроводных наушниках зазвучал ИИ, нашептывающий тайны вселенной. Очки дополнительной реальности открывают двери в мир, где реальность и фантазия переплетаются. Контролируемые сновидения, где могу стать кем угодно. Посещение мест из списка «Сто мистических мест в вашем городе». Курсы писательского мастерства, на которых клюю носом уже на первых двадцати минутах. Скорочтение, которое обещает открыть новые горизонты, но вместо этого лишь запутывает. Множество книг ужасов: новинок и классики жанра, которые ждут, чтобы погрузился в их мрак. Фильмы, которые заставляют сердце биться быстрее, но не могут заменить живое слово.

Обычно, когда люди рассказывают о своей стезе, они с гордостью произносят что-то вроде: «Я с самого детства мечтал об...». А я не могу этого сказать; на самом деле, я даже не помню, что заставило меня несколько месяцев назад выбрать такое странное хобби. Я ведь всегда боялся ужастиков, даже тех, что объективно не страшны. Теперь же я не могу обойтись без хоррора. Он стал моим неизменным спутником. И я не заметил, как сам превратился в персонажа одного из этих мрачных рассказов.

Он шагал по крутой тропе так быстро, что мне пришлось бежать, чтобы не отстать.

Свет над нами тускнел, а по обе стороны росла густая трава и свисал плющ, создавая атмосферу таинственности, и будто предостерегая от дальнейших событий: «Уноси отсюда ноги, пока не поздно... Поздно... Поздно...».

«Может, вернемся?» — спросила я, прищурившись на гору. «Холодно».

В этот момент мне показалось, что даже ветер шепчет о том, что доверие — это хрупкая вещь, которую легко потерять, но чертовски сложно восстановить.

А Даниэль всё продолжал выведывать информацию, как ловкий рыбак, закидывающий удочку в мутную воду. Часть меня хотела, чтобы он выложил все карты на стол, но я знала, что конфликт может закончиться криками, которые эхом разнесутся по горам.

Я сказала: «Думаю, нам стоит вернуться. Темно станет прежде, чем мы доберемся до вершины».

Театральным жестом он схватил телефон и закричал: «О, снова полиция веселья? Черт! Говорят, я развлекаюсь, и это нужно прекратить».

Его слова звучали как шутка, но в них проскальзывала и нотка тревоги. Мы молчали, пока шли дальше, и вскоре остался только свет луны, мягко освещающий наш путь.

Когда изо рта пошел пар, а кончики пальцев посинели, я сказала: «Слушай, иди дальше, если хочешь, но я возвращаюсь к машине. Надеюсь, если доберусь до врача достаточно быстро, он спасёт мои руки от обморожения».

«Ладно», — сказал Даниэль с злорадной улыбкой, как будто знал, что его слова могут задеть. «Только смотри, не наткнись на Харпера Крюка».

Его выражение заставило мою кровь закипеть, несмотря на холод. Весёлая натура Даниэля вначале привлекала, но после трех лет шутки стали пресными, как вчерашний хлеб.

«Не начинай», — сказала я, отворачиваясь, чтобы скрыть раздражение.

«Ты что, никогда не слышала о старине Харпере? Он местная легенда».

Порыв холодного воздуха свистел сквозь деревья, заставляя их ветви скрестись друг о друга, будто старых знакомых, делящихся тайнами.

Дрожащая, я вздохнула и догнала Даниэля.

«Так вот, его зовут Харпер Крюк —»

«Не хочу слышать —»

«— он был мясником. Построил завод на этой самой горе, нанял мужичков из близлежащих городов и вскоре заработал туеву хучу денег. И влюбился в одну даму — настоящую "девушку из соседнего двора". Они поженились, и Харпер решил, что вот оно, счастье... но он ошибся. Его жизнь превратилась в сущий кошмар, когда он наконец понял, что счастье — это не только деньги и успех».

Даниэль остановился, чтобы проверить, есть ли у него заинтересованная аудитория. Я скрестила руки и сделала вид, что не слушаю, но его это не остановило, и он продолжил:

«Харпер не знал, что его девушка — городская шлюха. У неё было пятеро парней, которые её обеспечивали, но он об этом даже не догадывался, пока не начал искать потерянные дорогие часы. Перебирая грязное белье, он заметил, что одна из блузок жены пахнет свиной кровью. Даже он не был настолько наивен, чтобы не придать этому значения, поэтому начал следить за ней. В конце концов, он поймал её, когда она пробиралась на фабрику поздно ночью, чтобы прелюбодействовать с одним из его сотрудников — в бойне... Как в каком-нибудь романе, не правда ли?»

Недалеко зашуршали кусты, и я, словно в кино, подошла ближе к Даниэлю и прошептала: «Что было дальше?»

«Так вот, — его голос стал чуть тише, как будто он рассказывал одну из этих страшилок перед сном в детском лагере, — началась драка, и работник сбил Харпера на конвейерную ленту. Мясной крюк, висящий на цепи, вонзился ему в спину и прямо в сердце. Это было до введения норм охраны труда, так что его затянуло в мясорубку вместе со свиными тушами. Жуткая карма, не правда ли?»

Ветви мёртвой древесины треснули где-то слева от тропы, добавляя к и без того таинственной атмосфере неприкрытого ужаса.

«И хочешь знать худшую часть? — спросил он, широко улыбаясь. — Жена и её любовник не сказали ни слова. Они просто забрали состояние Харпера и исчезли, как призраки в ночи. Никто не знал, что произошло, пока какая-то женщина не укусила свиную колбасу и не увидела, что из колбасы на неё смотрит человеческий глаз... И теперь история становится действительно интересной.»

Смотря на меня, он продолжал: «Годы спустя после смерти Харпера другая пара пришла сюда ночью и услышала странный скрежет. Парень выступил перед девушкой, ограждая её от возможной опасности, когда крюк на цепи вылетел из темноты и пронзил его сердце. Бедняга был унесён во тьму, прежде чем понял, что мёртв. Девушка пошла в полицию и призналась, что парень, который исчез, был помолвлен, а она — его любовница. Представители власти обыскали окрестности, но нашли только обувь. А через несколько месяцев другая женщина вышла на прогулку с мужем, когда крюк пронзил и её. И вот поворот: на похоронах появился её любовник, и так представители власти поняли, что у Харпера был свой тип жертв. Оказалось, он убивал только —»

Что-то пронзило деревья, отражая лунный свет, словно тень из другого мира. Я сказала: «Даниэль, мне кажется, я что-то увидела».

«О! Это призрак, который преследует серийных изменщиков?» Он свистнул, обнажив зубы в зловещей улыбке. «Если бы я был на твоем месте, я бы испугался до смерти».

Что-то мелькнуло в темноте и исчезло, оставив за собой лишь холодный шёпот ветра. Страх овладел мной, я поняла, что не смогу уйти одна. Даниэль устроил ловушку, и я попалась в её сети.

Пытаясь собраться с мыслями, я спросила: «Ты же не веришь в эту чепуху?»

«Не верю, но ты веришь. Может, лучше признаться в своих грехах? Харпер будет к тебе снисходителен».

«Я уже позволила тебе прочитать мои сообщения, разве этого недостаточно?»

«Как будто это что-то доказывает. Поставлю на то, что ты отправляешь нюдсы в секретном чате».

«Мы можем просто уйти отсюда? Мне страшно, у меня плохое предчувствие».

Он схватил меня за руку так сильно, что его пальцы вонзились в мою кожу, как шипы в мягкую плоть. «Почему ты так спешишь?»

«Здесь холодно», — сказала я, пытаясь вырваться.

«Ты останешься здесь, пока я не услышу признание».

«Ты с ума сошел».

«С ума? Почему бы просто не признаться?»

«Сколько раз мне нужно —»

«Ты думала, я глупый?» — резко сказал он. Его гнев нарастал, как буря, готовая разразиться. Даже в темноте я видела, как его лицо стало ярко-красным, а в глазах зажёгся огонь. «Ты думала, я никогда не разберусь?»

В воздухе повисло напряжение.

«Нечего выяснять —»

Он притянул меня к себе, нос к носу, и произнёс: «Просто скажи правду, ты грязная шлюха».

Не в силах вырваться, я ударила Даниэля по лицу. Он в шоке потёр щёку, а я попыталась убежать, но он схватил меня за волосы и швырнул к ближайшему дереву так сильно, что воздух вырвался из лёгких.

«Ты, чёртова сука, посмотри, что ты заставила меня сделать, — произнёс он, сжимая моё горло. — Почему ты не могла упростить эту чёртову ситуацию?»

Давление в голове нарастало, и всё в моём поле зрения расплылось. Даниэль полностью потерял рассудок. Я не могла закричать о помощи или вырваться из его захвата. Моё тело стало вялым, я стала погружаться во тьму, пока, наконец, не смогла вдохнуть. Я лежала в грязи, слишком сосредоточенная на том, чтобы втянуть воздух в лёгкие...

Голова Даниэля резко повернулась к шуршащему кусту рядом с тропинкой. Он встал лицом к зарослям и закричал: «Кто здесь?»

Раздался низкий, резкий звук металла, скребущего по дереву. Что бы это ни было, оно приближалось, становилось громче.
Упираясь в дерево, я поднялась, всё ещё задыхаясь. Я едва выпрямила ноги, как Даниэль развернулся и оттолкнул меня в сторону.

Он попытался убежать, но внезапно остановился. В замешательстве я потёрла глаза, пока туман в голове не начал рассеиваться...

Под ключицей Даниэля, там, где должно быть сердце, из кожи вырвался конец изогнутого крюка. Он был прикреплён к толстой металлической цепи, вырвавшейся из темноты.

Всё ещё зависнув в воздухе, цепь зазвенела. Затем, дюйм за дюймом, она начала втягиваться. Даниэль вырвал толстую струю крови в землю и упал.

И тогда я могла только смотреть широкими глазами, застыв от колоссального выброса адреналина, как уносят моего парня…

~

Оригинал | Телеграм

И вот, сидя на полу, прислонившись спиной к входной двери и вытирая слезы длинным рукавом костюма ведьмы, я увидела первую записку:

«Дочка, это ОЧЕНЬ ВАЖНО! Оставайся в своей комнате. Не выходи до восхода солнца. Игнорируй любые звуки. Не сиди спиной к двери.»

Я решительно ничего не понимала; это было слишком похоже на сон, развивающийся по правилам, которых я просто не могла знать в свои шесть. Напуганная, сбитая с толку и одинокая, я не хотела идти в свою комнату — я хотела найти маму и папу. Но что-то в записке заставило меня следовать инструкциям. Я взяла любимый фонарик для чтения, заперлась в комнате и залезла под одеяло. Это слегка успокоило тревогу.

В ту ночь я не спала. Не давали покоя скрипы и стоны, доносящиеся со всех сторон за пределами комнаты. Я слышала множество странных звуков: тихое царапанье в дверь, тяжёлые шаги в коридоре, неразборчивый шепот, похожий на заклинания из древних безумных книг. Я говорила себе, что это ветер, что это всё в моем воображении, но в глубине души знала, что это не так — всё реально.

На следующее утро родители вернулись. Они сидели за кухонным столом, пили кофе, яркие лучи солнца отражались от новенькой кофеварки. Папа открыл газету, мама закурила. Самое обычное утро. Слишком обычное утро. Чувство нереальности усилилось, и я спросила, где они были и что случилось. Они только улыбнулись:

«Это просто дурной, очень-очень дурной сон, не думай об этом. Никогда не думай об этом.»

Это было начало.

Каждый Хэллоуин после этого был таким же. Родители исчезали прямо перед наступлением ночи и оставляли меня одну с запиской. Каждый год инструкции становились более конкретными, более зловещими. К тому времени, когда мне исполнилось восемь, записки включали следующее:

«Не смотри в окно.»

«Не отвечай, если кто-то окликает тебя по имени.»

Странные шумы также усилились. Когда мне было девять, звуки за пределами комнаты стали невыносимыми: настойчивые и громкие стуки в дверь. Я зажимала уши руками, но не могла их заглушить...

Голос за дверью был знакомым — голос мамы, зовущий меня по имени.

«Элли, всё в порядке. Ты можешь выйти сейчас.»

Она звучала так спокойно, так нормально. На секунду я почти поверила, что это действительно она. Но правило было ясным: «Не отвечай, если кто-то окликает тебя по имени.»

Так что я не сделала этого. Я оставалась под одеялом, пока стук не прекратился.

Шли годы. «Игра» продолжалась. Она превратилась в извращенную традицию Хэллоуина. Пока другие дети наряжались и собирали конфеты, я оставалась запертой в своей комнате, слушая, как дом оживает.

Я привыкла к запискам, странным звукам и ощущению, что за мной наблюдают. Всё это было частью «игры», ритуалом.

Но когда мне исполнилось тринадцать, всё изменилось.

В тот год записка была особенно настораживающей. Я нашла её на кровати, как раз когда солнце садилось, но вместо обычных инструкций там было:

«Сегодня вечером в доме что-то новое. Будь максимально осторожна. Любим тебя.»

Я не знала, что это значит, но как только я это прочитала, почувствовала, как холодок пробежал по спине. Что-то новое? Что это, черт возьми? Я заперла дверь, как обычно, и попыталась устроиться на ночь, но не могла избавиться от ощущения — предчувствия — кардинально нового.

Шумы начались раньше обычного. Сначала услышала знакомые скрипы и шаги. Я к ним привыкла. Но потом появилось что-то ещё — дыхание. Я слышала его: низкое и тяжелое, прямо за дверью. Оно было нечеловеческим — слишком медленное, слишком глубокое. Я прижалась к изголовью кровати, сжала фонарик как оружие, хотя и знала, что это не поможет.

Дыхание через некоторое время отступило, но затем раздался царапающий звук. На этот раз не за дверью — внутри комнаты. Я покрутила фонариком, осматривая стены, пол и потолок, но ничего необычного не увидела. А царапающий звук становился громче, ближе, пока не показалось, что он доносится из-под кровати. Сердце колотилось в груди, горло пересохло. Я не осмелилась посветить туда — слишком напугана тем, что могу увидеть.

Царапание резко прекратилось, сменившись тихим детским смехом. От этого кровь застыла — смех был так похож на мой собственный.

Я отступила к стене, держа фонарик перед собой, как будто он мог защитить от вселенского зла. Я хотела в это верить. Тихое хихиканье продолжалось. Я прошептала:

«Это не по-настоящему. Это просто игра.»

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Казалось, вся комната содрогнулась от его силы. Я выронила фонарик, и комната погрузилась во тьму.

Дыхание за дверью вернулось.

Хлоп!

Первый удар — дверь содрогнулась.

Хлоп!

Замок загремел — что бы там ни было, оно пыталось проникнуть внутрь.

Я попыталась поднять фонарик, но руки так тряслись... Стук становился сильнее, каждый удар был таким, будто дверь вот-вот расколется. А потом, так же внезапно, как и начался, — стук прекратился.

Тишина.

Чистая, оглушительная тишина.

Я затаила дыхание, ожидая, прислушиваясь к любому признаку движения. Затем голос вернулся, мягкий и сладкий, как мои любимые конфеты с нугой.

«Элли, всё в порядке. Ты можешь выйти.»

Голос мамы, но я знала, что это не она. Я не ответила. Я не пошевелилась и старалась дышать как можно тише.

Голос снова позвал, на этот раз более настойчиво:

«Элли, не бойся! Это наша игра!»

Руки дрожали, я едва могла держать фонарик. Голос продолжал звать — я затаилась. Я знала правила. Я знала, что не могу открыть дверь. Но затем... Дверь… она начала открываться. Я услышала тихий щелчок поворачивающегося замка, и ручка медленно повернулась.

«Нет,» — прошептала я, сильнее прижимаясь к стене, молясь, чтобы дверь оставалась закрытой. Но было слишком поздно.

Скрип.

Тень.

Тень в коридоре. Что-то высокое и тонкое... Слишком длинные конечности...

Это, черт возьми, точно не моя мама. Я заплакала.

Существо стояло в дверях неподвижно, будто не решалось зайти, и просто наблюдало. Я ощущала этот взгляд, хотя и не могла видеть лица. Сердце колотилось на пределе, и я почувствовала, как теряю сознание.

И тут, как раз когда оно шагнуло вперед, первые лучи солнца пробрались в окно. Существо отпрянуло, зашипело, как неведомое животное, и через секунду исчезло. Дверь захлопнулась. В доме снова стало тихо.

Я не выходила из комнаты, пока солнце не взошло полностью. А когда я наконец открыла дверь, дом был таким же, как всегда — будто ничего не произошло.

Родители вернулись, сидели за кухонным столом, пили кофе. Как обычно. Я ввалилась на кухню, дрожащая и бледная, и рассказала им всё — о существе, смехе из-под кровати, о царапание, о голосе, который не был голосом мамы. Они посмотрели на меня, обменялись взглядами, а затем папа тихо рассмеялся.

«Тебе, должно быть, приснился дурной сон, — сказал он, покачав головой. — Ничего не было, Элли. Это лишь твоё воображение.»

Мама улыбнулась той же широкой улыбкой и добавила:

«Теперь ты в безопасности.»

Я им не верила. Я знала, что это был не сон. Страх, то, что я слышала и видела — всё было реальным.

Теперь, будучи взрослой и имея собственных детей, я знаю правду. Что бы ни преследовало меня в том доме, что бы ни играло в эту больную игру, оно всё ещё там — ждёт. И оно голодно. Я боюсь за жизни своих детей. Я никогда не позволю им пройти через то, через что прошла я. И я защищу их любой ценой, даже если это означает никогда не праздновать Хэллоуин... Никогда не позволять ночи коснуться их так, как она коснулась меня.

Потому что я знаю, что это лишь вопрос времени, прежде чем игра начнётся снова.

Хэллоуин приближается.

Оригинал | Телеграм