Тут вновь открылась дверь. И снова, как сегодня утром, как и вчера утром, зашёл в палату мой главный мучитель, этот бородатый упырь, Ярослав Дмитриевич. Я упал ему в ноги, просил, умолял отпустить меня, клялся, что никому ничего не скажу, а он лишь молча смотрел на меня сверху вниз.
— Что происходит-то? Я схожу с ума?
— Нет, не сходишь, — ответил он мне с лёгкой улыбкой, — во всяком случае пока. За завтраком ты познакомился с нашими соседями. Писатель он ведь не просто писатель. Он видящий. Видящий то, что видишь ты. Скажи, пока меня не было, тебе ставили какие-нибудь препараты?
— Ага. Это они тебе усилитель вогнали. Из меня высосали и тебе вогнали. Так. — Тут Николай Владимирович привстал с кровати. — Скажи мне, что ты помнишь из книг Писателя.
— Ну, — почесал затылок, — миры там разные. Между ними можно путешествовать. Как-то так.
— Именно так. Миры, измерения... Можно путешествовать. А можно кого-то перемещать. В одном мире он сотрудник полиции, в другом он бомжующий наркоман...
— В одном измерении, — словно зачарованный повторил я, — он инспектор отдела опеки и попечительства, а в другом инвалид пенсионер...
— Молодец, схватываешь на лету, — похвалил меня старик. — А ещё есть некие сущности. Нехорошие. Они тех, в ком есть какие-то дары, используют. На своё усмотрение. Кого как донора, а кого как эксперимент.
— Это камень в мой огород?
— Да. Ты им приглянулся. Но они допустили ошибку, соединив тебя со мной.
Тут Николай Владимирович крепко схватил меня за воротник.
— Бежать тебе надо, Женька, и бежать как можно скорее. Ты не я. Я не из этой сетки измерений, я, как и они, из совсем другого мира. А вот ты нет. Тебя это или убьет, как Писателя, или превратит в послушного раба, как оборотней...
Значит так. Через полчаса они поведут нашего воюющего соседа в процедурную. В это время просись в туалет. Должны отпустить. Веди себя как утром, опусти голову и не смотри по сторонам, — поучал меня дед, — а по дороге в туалет будет дверь. Прямо перед ним. Это твой единственный шанс. Я их отвлеку, и ты должен будешь туда сквозануть. Там единственное окно, что не имеет решетки.
— Так просто? — Я сглотнул слюну.
— Не то чтобы, — усмехнулся дед, — есть нюансик. Я потому и не воспользовался сам. А у тебя нет выбора. Виталя, Писатель то есть, он с тобой из одного времени и измерения был. Был. Понимаешь?
— Ну давай, соберись. Моя кровь в тебе, ты теперь не тот, кто был позавчера. Многое тебе доступно, кроме ночного зрения. Помни, ничего не бойся.
Мы присели на дорожку. Я чувствовал, как кровь колотится в висках, руки начинают трястись. Вот, тяжело ступая, мимо нашей палаты прошли санитары. Пора.
Я встал, подошёл к двери и постучал.
— Эй, ребята! Можно до туалета?
В ответ была тишина. Я обернулся на Николая Владимировича, тот одобряюще поднял кулак.
Замок на двери скрипнул, и дверь отворилась.
Дверь резко распахнулась, и передо мной появился уже знакомый мне санитар. Тот самый, с длинным носом.
— Что стучите, Евгений Михайлович, что ломитесь?
— Да вот давно томлюсь, а в туалет всё выбраться не могу... Можно?
Пока мы говорили с ним, мимо провели Рашида. Он шел как сомнамбула, глаза закатились, шаг нетвёрдый. Его сопровождали двое санитаров. Мы же с моим провожатым вышли и побрели за ними. Он не стал закрывать за мной дверь, я заметил. «Видать, не считают старика способным сбежать», — подумалось мне. Шагали мы недалеко. Прошли с десяток дверей и, повернув за угол, упёрлись в тупик. Там было всего две двери. Прямо туалет и чуть налево была ещё одна дверь. Я понял, что Николай Владимирович говорил про неё.
Санитар открыл дверь передо мной. Обычный туалет. Я устроился на холодном, без пластикового стульчака, сиденье.
«Николай Владимирович сказал, что будет знак. А какой? Свистнет кто-то, постучит?» Начало снова трясти. Где-то в коридоре послышались шаги. Судя по всему, это вели обратно Рашида.
Я по-прежнему сидел на белом фаянсе, уставившись на трещину в старой керамической плитке.
«Где знак-то?» — мелькнуло в голове.
И тут... Словно перед глазами кто-то перелистал страницу. Всё как-то пробежало вбок. И я заметил! Трещина на плитке, на кафельной плитке, на которую я сейчас пялился, она исчезла!
Тут вдруг резко погас свет. Это явно и был знак.
Я осторожно, практически не дыша, выглянул из-за двери. Мой страж вышел просмотреть, что же там случилось. И я осторожно скользнул к спасительной двери, тихонько прикрыв за собой дверь туалета. Но тут я сделал большую ошибку. Я глянул в коридор. Несмотря на то, что электричество не горело, в свете, проникающем с улицы в окна, я увидал, ЧТО вели санитары... Громадная, выше человека тварь шла медленно на задних лапах. За передние её поддерживали двое в мед. костюмах. Над ними, на длинной меховой шее, торчала песья голова с острыми ушами.
Не жив ни мертв, я скользнул в нужную дверь. Сжимая рот двумя руками, я стоял так долгих три вздоха. Это просто чудо, что я не заорал от ужаса. Но тут в узкой щели двери появилась жёлтая полоса. Дали свет! Теперь надо было действовать быстро. Я огляделся. В комнате свет не горел, но из окна светил фонарь. В его свете было видно, что я в кладовке. Там стояли стеллажи с какой-то бытовой химией, в углу стояли швабры. Но главное, там было окно, окно без решётки! Но это окно было застеклено и находилось под самым потолком. Впору было отступиться, но выйти в коридор к тому чудовищу было выше моих сил.
Это мой конвоир теряет терпение. Надо действовать. Я аккуратно взял одну швабру и, засунув её за ручку, запер дверь. И вовремя. Потеряв терпение, санитар распахнул дверь туалета.
— Жека... — раздался его испуганный голос, — Жека, ты где?
Он дёрнул дверь кладовки.
— Заперто... — пробормотал он недоуменно, — он что, в темноте обратно мимо меня прошмыгнул?
Послышались удаляющиеся шаги. Я выиграл чутка времени.
Схватив другую швабру, я намотал на неё тряпку и как молотом ударил по стеклу.
— Тревога!!! — раздался истошный вопль, — Побег! Этот крик раздался одновременно со звоном стекла. По коридору побежало множество ног. Я спешно пододвинул один из стеллажей к окну и полез туда. Дверь начали яростно дёргать за ручку.
— Да заперто там, я пробовал.
— Как заперто, — злобно возразил ему другой, — это кладовая, там нет замка. Дёргай сильнее. Они тут же начали дёргать дверную ручку что было сил.
— Жека! — завопил санитар дрожащим от испуга голосом, — открывай давай, что ты там заперся? Мы всё равно туда войдём! Они дёрнули что было сил, и дверная ручка отлетела, распахнув дверь!
В отчаянии я рванул что было сил, прыгнул со стеллажа и полез в окно, зацепившись руками за косяк. Санитары рванули было за мной, но бам! бам!
Два сильных удара шваброй — и они лежат на полу. Николай Владимирович! Это был он!
— Несчастье моё, — запричитал он, пробираясь по завалам: стеллажи, упав полностью, загромоздили маленькую коморку... Той же шваброй он подтолкнул меня, и я бухнулся на землю с той стороны окна!
— Беги вдоль забора, — крикнул он мне, — там будет дыра. Поторопитесь, мил человек, пока они не спустили Рашида! Ему уже понесли сыворотку!
У меня перед глазами вновь появилось то жуткое чудовище. И я рванул вдоль каменной ограды. Обычно я не умею бегать, но страх придал мне сил. Я нёсся, как никогда в жизни не бегал. «Ага, вот она — дыра в заборе!»
Я нырнул туда и, выскочив на улицу, пошлёпал по ней куда глаза глядят. Позади раздался вой. Он подстегнул меня ещё сильней. Я припустил, что было сил. Вокруг был частный сектор. Где-то лаяли собаки, где-то играла музыка и слышались голоса людей. Я бежал по тёмной улице и понимал, что меня настигает жуткое чудовище.
Словно подтверждая, раздался вой, но звучал он совсем рядом. Сил моих уже больше не было. Кое-как двигаясь, тяжело дыша, я всё двигался вперёд. Вот дома закончились, впереди была насыпь железной дороги. В отдалении раздался гудок, сюда шёл поезд.
План родился словно сам собой. Обдирая пальцы об острый щебень, я полез на рельсы. Поезд всё приближался. Я встал во весь рост прямо на путях и оглянулся.
Вот он! На четвереньках, опираясь на неестественно длинные передние лапы, ко мне бежала уродливая пародия на гигантскую собаку. Глаза твари горели, пасть была открыта. От ужаса я замер, не в силах что-то предпринять.
Резкий и пронзительный гудок электровоза словно разбудил меня. Яркий свет его фонаря отбросил тьму назад. И я оттолкнул этот свет и прыгнул спиной вниз, полетев кубарем под откос. Земля ударила меня и раз, и другой, и третий. Поезд грохотал надо мной, где-то там вверху. А я лежал в канаве и радовался, что остался жив. Поднявшись, я осторожно ощупал себя. Вроде цел... Надо было идти. Я поковылял в сторону, как вдруг снова, как несколько дней назад, ощутил на себе пристальный взгляд. Я поднял глаза наверх и обомлел. С той стороны насыпи на меня смотрел не мигая оборотень. Он не прыгнул под колеса поезда, он спокойно выжидал. Вот пролетел последний вагон, и тварь прыгнула. До меня ему были считанные секунды, от ужаса я закрылся руками... Перед глазами замелькала чехарда картинок. Словно кто-то торопливо перелистывал книгу. Вдруг солнце словно ослепило меня. На миг я крепко зажмурился. А когда открыл, то на меня смотрел своими окнами типичный десятиэтажный дом. Я стоял во дворе у Ярослава Дмитриевича. Всё было в точности, как было тогда, в прошлой жизни. Я был одет в свою привычную одежду, на лице не было ни царапины, руки тоже были целы.
Мне захотелось петь, кричать и радоваться. Я посмотрел на красный китайский кроссовер, стоящий у подъезда, плюнул и пошёл на остановку.
Вечером, сидя за компьютером, я открыл бутылку дорогого виски, что мне когда-то презентовали.
Надо бы завязать, хмыкнул я.
Плеснул на два пальца в стакан, и тут зазвонил телефон. Неопределенный номер. Наверное, кто-то из нерадивых родителей...
— Кричевский у аппарата...
— Евгений! — раздался знакомый голос. — Это Лосев! Надо бы встретиться. Я научу тебя правильно «листать» реальности. Приходи завтра к речпорту.
— Вы живы! — Обрадовался я. — Я бегу. Я буду, обязательно буду!
