Про древнюю профессию
Гончар работал. Влажно пахло глиной,
Поскрипывая, шел гончарный круг.
Гончар работал. Песенки старинной
Мотив он напевал. Был голос тих и глух.
Он пел про войны, ратные походы,
Про терем светлый на крутой горе,
Он пел про то, как водяные своды
Над Китежем сомкнулись на заре.
Кружился круг. Звучала песня.Руки
Ласкали плотный влажный глины ком.
Преображался ком под эти звуки
И делался кувшином иль горшком.
И гулкий отзвук песни колокольной
Оставил мастер на его боках.
Как на пластинке строчкою игольной
Он нанесен - и будет жить века.
Осталось дело, в сущности, за малым:
Шершавую поверхность глины тронь -
И слушай голос гончара усталый,
К старинной песне приложив ладонь.
За окном — зима. Минус семнадцать. Воздух хрустит морозом, деревья стоят в инее, как в серебряных доспехах, а улицы пусты — только редкие следы пешеходов нарушают белоснежную гладь. В доме тихо, почти свято: печь мягко греет, на кухне пахнет корицей — жена заварила чай с имбирём. А я сижу в своём уголке, превращённом на время в импровизированную мастерскую.
У меня пока нет отдельной мастерской — мечта, но не реальность. Зато есть стол у окна, старый, но крепкий, и стул, на котором я провожу часы, отдаваясь любимому делу. Сегодня я леплю. Не просто что-то — а горшок для цветов. Для её герани. Та самая, что цветёт круглый год, будто знает: в этом доме ей рады.
Старый горшок треснул по краю и стал явно тесноват — корни герани начали выглядывать наружу, как будто просились на волю. Жена подошла утром, обняла меня сзади и тихо сказала: «Сделай ей новый. Из белой глины. Такой, чтобы светился изнутри».
Я кивнул. Не нужно было ни слов, ни просьб — я и так знал, что сделаю.
Глина передо мной — белая, как первый снег. Она мягкая, послушная, будто дышит в ладонях. Я вжимаю пальцы в её тело, чувствую, как она откликается — не сопротивляется, не рвётся, а течёт, подчиняясь замыслу. Стенки поднимаются медленно, плавно, как вдох. Дно — плотное, надёжное. Край — чуть расширенный, чтобы растению было просторно и светло.
В углу, где я ючусь, холодновато — батареи здесь нет, но мне не до того. Руки в глине, душа — в деле. Иногда заглядывает жена, смотрит молча, с тёплой улыбкой, и уходит, не нарушая тишины. А я работаю дальше — добавляю лёгкую фактуру, будто след пальца времени, оставляю чуть шероховатость, чтобы горшок не был бездушно гладким, а оставался живым.
Когда всё будет готово — сушка, обжиг, глазурь, но сейчас главное — этот момент: я создаю не просто сосуд для земли и корней. Я леплю заботу. Леплю любовь. Леплю дом, в котором даже в минус семнадцать — тепло.
А за окном мороз всё крепчает. Но мне не холодно. Ведь рядом — она. И в руках — белая глина, готовая стать частью нашей жизни.
