В ноябре 1596 года жители лондонского квартала Блэкфрайерс подали петицию в Тайный совет. Они были категорически против того, чтобы в их районе открылся театр. Документ сохранился в архивах — правда, не оригинал, а копия, сделанная около 1630 года. Но история, которую он рассказывает, напрямую касается самого Уильяма Шекспира, хотя его имя там не упомянуто.

Вот как было дело:

Джеймс Бёрбедж — тот самый человек, который построил первый постоянный театр в Лондоне еще в 1576 году — решил открыть крытый театр в помещениях бывшего монастыря в Блэкфрайерсе. Шекспир к тому времени уже играл в его труппе. Но соседи встали на дыбы.

В петиции они живописно описывали, какой кошмар их ждет: «великое стечение и скопление всяких бродяг и развратных людей», а еще — «шум барабанов и труб будет сильно мешать и священникам, и прихожанам во время богослужений и проповедей». Театр располагался так близко к церкви Святой Анны, что звуки представлений грозили заглушить молитвы.

Любопытны некоторые имена подписантов. На первом месте стояла Элизабет Рассел, вдовствующая аристократка, возомнившая себя графиней. Дальше — барон Джордж Кэри, лорд Хансдон, который, между прочим, был патроном труппы Бёрбеджа (унаследовал это после смерти отца в июле 1596 года), что на него нашло непонятно. Также среди подписавших был Ричард Филд — земляк и предполагаемый друг Шекспира, который напечатал «Венеру и Адониса» в 1593-м и «Лукрецию» в 1594-м.

Похоже, главным инициатором был пуританский священник церкви Святой Анны Стивен Эгертон, чье имя тоже в списке. Но с ним всё более менее ясно — он вообще презирал театр. В проповеди 1589 года он жаловался, что прихожане относятся к проповедям как к развлечению: «Им все равно — слушать такого проповедника или смотреть пьесу, одно затрагивает сердце не больше другого». Если Эгертон был против театра принципиально, то остальные соседи, включая патрона труппы и друга драматурга, скорее просто не хотели шума толпы под окнами. Но это только предположение.

Тайный совет встал на сторону петиционеров. Бёрбеджи оказались в отчаянном положении. Аренда земли под театром в Шордиче истекала в 1597 году, и они поставили все на Блэкфрайерс. Когда план провалился, они были практически разорены. Пришлось спешно искать другое место — и нашли его на другом берегу Темзы, в Саутуорке, районе, куда и раньше ссылали театры подальше от приличного общества.

Так появился «Глобус». Но финансовое положение Бёрбеджей было настолько плачевным, что 21 февраля 1599 года они были вынуждены разделить аренду земли с пятью старшими актерами труппы — среди них был и Уильям Шекспир. Если бы этот наспех построенный театр не стал успешным, карьера драматурга могла закончиться ещё в 1596-м.

Впрочем, Бёрбеджи пережили и не такие удары — и неуступчивых арендодателей, и эпидемии чумы. В конце концов, в 1609 году труппа все-таки переехала в крытый театр в Блэкфрайерсе, но «Глобус» не бросила. А когда тот сгорел дотла в 1613-м, отстроили заново — и за немалые деньги.

Крытый театр, вероятно, вдохновил Шекспира на усиленную театральность поздних пьес — прежде всего «Бури». Так что петиция соседей, чуть не похоронившая карьеру драматурга, в итоге подарила миру и «Глобус», и новые шекспировские шедевры.

Да-да, мы про того парня в черном, который любит разговаривать с призраками и черепами. Его мать королева, его отец умер, его дядя мечтает от него избавиться, в его груди горит жажда мщения. В общем, идеальный романтический герой, созданный гением Шекспира за несколько веков до того, как было придумано само понятие романтизм.

Облик Гамлета обычно рисуется нам все по тем же романтическим канонам – бледный возвышенный юноша, противостоящий этому ужасному миру. Посмотрите, как его изображают на книжных обложках:

Молодой, стройный, острое лицо. Традиция эта берет начало в XIX веке, когда именно так Гамлета отыгрывали ведущие актеры тогдашних театров. Включая, кстати, и женщин. Еще в начале XIX века его играла валлийская актриса Сара Сиддонс. А в самой известной исполнительницей роли Гамлета была великая Сара Бернар, звезда французского театра. Вот она в роли датского принца:

Впрочем, в кинематографе XX веке Гамлета стали отыгрывать куда ближе к его изначальному образу, прописанному в пьесе Шекспира. Классические картины Лоуренса Оливье 1948 года и Григория Козинцева 1964 года рисуют Гамлета довольно схоже. Он уже не так молод, он крепок и у него лицо человека, пережившего немало горя.

Вот Лоуренс Оливье:

А вот Иннокентий Смоктуновский:

Впрочем, на многочисленных современных артах и иллюстрациях художники все равно ориентируются не на эту классику, а на все того же бледного и стройного юношу из XIX века.

А как выглядел Гамлет у самого Шекспира? Есть ли в тексте его описания? На самом деле есть, правда, довольно куцые.

“He’s fat, and scant of breath”, – говорит про него королева Гертруда. В переводе Лозинского это звучит так: “Он тучен и одышлив”.

А вот еще один интересный фрагмент:

“Кто скажет мне: «подлец»? Пробьет башку?
Клок вырвав бороды, швырнет в лицо?”

Это Гамлет сам про себя. То есть, получается, у него есть борода, причем довольно приличная, раз из нее можно вырвать клок в пылу ссоры.

Ну и по возрасту – есть косвенные свидетельства (в разговоре с могильщиками), что ему около 30 лет.

Собираем все это вместе, и у нас получается тридцатилетний мужчина, весьма полноватый, с бородой. Скорее всего, блондин или даже рыжеватый, поскольку он у нас все-таки скандинав. Давайте скормим все это нейросетям и посмотрим, кого они нам нарисуют.

Ну здравствуй, Гамлет, принц датский! Примерно таким тебя видел Шекспир. Но как же ты сильно отличаешься от того Гамлета, которого мы привыкли встречать в наших фильмах и на обложках наших книг!

И традиционно давайте поставим две картинки рядом для сравнения.

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)

В театр Et Cetera на постановку шекспировской пьесы «Буря» я пошел не из-за «самого гениального из никогда не существовавших» (М.Твен), а из-за Калягина. Он – один из тех, к кому относится утёсовская шутка: «Смотри, пока он жив».

Накануне пролистал пьесу и почитал кое-какие опусы литературоведов на ее счет. В память запало, что «шекспироведы», и заграничные, и наши резюмируют, что мораль пьесы– христианская добродетель, всепрощение.

В пьесе волшебник Просперо, бывший герцог Миланский, так увлекся наукой, что его брату не составило труда свергнуть его и присвоить себе титул. Неудачник был выслан на необитаемый остров вместе с малолетней дочкой. Где они прожили много лет.

Однажды король Неаполитанский, брат короля, сын короля (наследный принц) и новый герцог Миланский (вассал короля, узурпатор, брат Просперо) вместе отправились на морскую прогулку. При этом брат короля и герцог-узурпатор составили против короля заговор.

Волшебник Просперо, поманипулировав морским климатом, заманил путешественников на свой остров.

Просперо устроил так, что его подросшая дочь и наследный неаполитанский принц полюбили друг друга с первого взгляда. И папаша Просперо их поспешил благословить.

Пока Просперо сводничал, брат короля и герцог-узурпатор пытались убить короля, но Просперо волшебно помешал им. Более того, он захватил в плен и заговорщиков, и короля. И некоторое время разглагольствовал о сладости мести. Ведь и король, как сюзерен, в свое время не остановил, признал узурпатора. Но, в конце концов, в финале пьесы Просперо всех простил. Не упустив при этом добиться и от короля благословения молодым.

Именно этот сюжет – прощение врагов и заговорщиков - признается шекспироведами как пример христианской добродетели. Всепрощение, которое прославил Шекспир.

Наверное правы те, кто утверждает, что пьесы лучше понимаются в театре, чем при чтении. И я задумался над происшедшим в пьесе, отбросив красивую, но иррациональную версию о добродетели.

Просперо руководствовался ясными реалиями жизни. Представьте, что он убил бы короля, убил бы брата короля. Тогда престол занял бы его зять - наследный принц. Казалось бы... Но в королевстве неаполитанском непременно были: люди, поддерживавшие короля (и их партия, пожалуй, самая сильная) и люди, поддерживавшие брата короля (надеявшиеся когда-нибудь сделать его королем). И тут, представьте, появится сынок короля, расправившийся с папашей и дядей руками своего тестя. Что было бы? Гражданская война! Причем, силы явно были бы не в пользу новенького короля - мужа просперовой дочери Миринды. Нужно ли такое папаше Просперо?

Оставив всех в живых, он, фактически, превратил свой род из герцогского в королевский в скорой перспективе. Старый король, узнавший о заговоре против себя, станет стеречь брата и не даст ему творить интриги. Принц благополучно и благонравно дождется права на престол.

Когда Миринда родит дитё, это будет наследник обоих престолов: и Неаполя, и Милана. А герцог Миланский, брат Просперо, в этой игре и вовсе битая карта. При старом короле, на которого он покушался, да при будущей королеве, которую он коварно лишил титула, ему долго не протянуть.

Вот вам и "христианская добродетель". Шекспир не реалистичен и не романтичен. Он рационален! Его зритель, зритель XVI века, не должен был испытывать "когнитивный диссонанс" от сюжетов и поступков, которые не соответствовали бы морали того времени.