Их кости заменяют титаном суровые врачи-фаталисты — они работают без сна и танцуют в операционной

Этой зимой палаты переполнены сибиряками, сломавшими руки и ноги после спешных прогулок по ледяным тротуарам и мощных заездов по горным склонам Шерегеша и Таная. К новосибирским травматологам едут даже москвичи, жители Чукотки и иностранцы, — в год они оперируют, вооружившись дрелями и плоскогубцами, сотни людей со страшными переломами. Корреспонденты НГС.НОВОСТИ провели смену с врачами, которые буквально собирают кости и мышцы заново и скрепляют их гвоздями и шурупами, — и узнали, почему эти суровые мужчины боятся собственных детей.

Ординаторская травматологов клиники НИИТО на улице Фрунзе похожа на обычный офис утром — те же столы с перегородками, смешные кружки и открытки. Только работа здесь идёт и ночью — а в 7:50 уже начинается быстрая планёрка: отчёт заведующему отделением о пациентах с нечеловечески страшными переломами, которых оперировали накануне.

Главный травматолог в отделении Валентин Жиленко кажется строгим, когда слушает волнующихся молодых врачей. Образ классического босса кардинально меняет оранжевая шапочка — орнамент из серпа с молотом и из дрели с молотком.

Валентин Жиленко собирает планёрки каждое утро перед операциями

Корреспондентам НГС.НОВОСТИ с готовностью представляют команду врачей: «Знакомьтесь, это Валентин Юрьевич и его миньоны!», и просят не обращать внимания на оранжевый цвет костюмов «как в американской тюрьме».

Почти все травматологи — выходцы из городской больницы № 34, они привыкли работать в бессонном режиме, а за десять-двадцать лет стажа заработали себе проблемы со спиной («У нас у всех специальные корсеты есть») и гипертонию, с небольшой гордостью перечисляют они.

«В России по-другому никак. Есть такая поговорка — почему врач работает на полторы ставки. Если врач работает на одну ставку, ему кушать нечего, а если на две — кушать некогда!» — смеётся травматолог-ортопед богатырского телосложения Егор Буров.

«Здесь раньше одни мужики сидели — в ординаторской. Женщины обычно выбирают профессию подальше от хирургии — терапевты, неврологи… А мужское население выбирает, чтобы где-то оперировать можно было. Наверное, от рождения кровожадные такие!» — уточняют на всякий случай мужчины-травматологи, когда в ординаторскую заходят девушки.

Женщины-врачи работают гинекологами и урологами и помогают, например, при жутких травмах таза, когда с костями «рвутся» ещё и внутренние органы — как у вчерашней молодой пациентки, которую сбил КамАЗ. Операция заняла восемь часов — девушку буквально собирали по частям. 

В отделении лежат подростки с 15 лет и взрослые — за год травматологи делают больше тысячи сложных операций жителям со всей России, от Москвы до Чукотки, и иностранцам, в основном из ближнего зарубежья.

Раннее декабрьское утро, рассвет далеко. Большинство пациентов ещё спят, забыв об экстремальных заездах на склонах снежных гор.

Сейчас у травматологов активный зимний сезон: молодые горнолыжники и сноубордисты со сломанными бёдрами и коленями и жертвы скользких тротуаров, в основном пожилые люди.

«Шерегеш — основной “источник”, у каждого такие пациенты на приёме каждый день — у меня вчера были двое. Пару лет назад был инструктор с Шерегеша — такой экстравагантный, известный там очень. Он решил на сноуборде покататься… И на [скорости] километров 110 — врезался в ёлку. Бедро, челюсть сломал», — вспоминает травматолог-ортопед Егор Буров.

Значительная часть пациентов — профессиональные спортсмены и любители скоростных спусков со склонов Шерегеша и Таная

«Сейчас, может, в связи с кризисом, стало много москвичей — ездят на наши горнолыжные курорты, в Шерегеш. Два лыжника-москвича в одной палате лежали недавно», — поддержал заведующий.

Гололёд больше опасен для пожилых людей — особенно с их хрупкими костями. Но Жиленко тут же оговаривается, что никто не застрахован от опасного падения — он сам в этом году упал и порвал мениск.

В 9:00 начинается операция. Светло-зелёная комната напоминает ремонтную мастерскую — на столе разложены плоскогубцы, дрели, молотки, шурупы и титановые штыри, — только «чинят» здесь людей.

Импланты за десятки тысяч рублей — обычно самая дорогая часть лечения, и пациенту везёт, если ему досталась квота.

Врачи признают, что обычным городским больницам сильно не хватает финансирования, поскольку современная травматология — это очень дорогие инструменты и протезы.

Анестезиологи и другие врачи отделения носят шапочки с картинками

На столе спит под анестезией молодой профессиональный спортсмен — его нога сильно опухла из-за сломанной лодыжки и порванных связок. Он заверил врачей, что повредил ногу «в быту», — а врачи вынуждены писать причину травмы со слов пациентов. Если бы пациент признался, что лодыжка сломана из-за занятий спортом, то запустил бы большой бюрократический механизм и целое расследование, что стало истинной причиной и кто виноват. Но пока спортсмен говорит, что травма бытовая, значит, рискует только здоровьем — а не увольнением тренера.

Обнажённая кость действительно оказывается сломанной напополам — травматологи скрепляют осколки лодыжки пластиной, которая, по их словам, никак потом не ощущается.

В другой операционной широкоплечий Егор Буров, возвышающийся над всеми остальными врачами, «заковывает» на столе спящую бабушку, ещё 15 минут назад беспомощно плакавшую от боли.

Пенсионерке, сломавшей бедро, ставят штыри в ногу

Специальное устройство будто растягивает ноги хрупкой пациентки со сломанным бедром — а врачи с удивительным спокойствием, под негромкую музыку, засовывают в небольшие разрезы внушительные титановые штыри. На них кости женщины и будут опираться при ходьбе.

Через час Егор Владимирович уже готовится починить девушке, лежащей на операционном столе, порванное ахиллово сухожилие. Разрезав ногу, он будничным тоном перешучивается с коллегами и даже танцует под музыку — это выглядит завораживающе, учитывая, что в его руках фактически жизнь девушки.

Она при этом находится в сознании, но не чувствует ног — их обезболили, зато прекрасно слышит разговоры врачей. По словам травматологов, бодрствующие пациенты не обижаются на шутки во время операции, — гораздо сложнее лежать пару часов в полной тишине.

В день травматолог выполняет в среднем по 3–5 операций

Травматологи кажутся фаталистами — большинство переломов совершенно случайны и могут произойти в любой момент, обернувшись в итоге сложной операцией. Но всё-таки врачи признают — за родных бывает страшно.

«Я вообще детский врач, заканчивал педиатрию. Но потом первая операция, я был ассистентом, — и положил руку около ребёнка… И ребёнок "закончился"! И я переписался на травму. Но, знаете, у меня была ситуация:

мы с дочкой шли, я держал её за руку, она поскользнулась и вывихнула локоть, в год с копейками это было. Это характерная травма для детей, ничего страшного. Я понимаю, что надо вправить, а я не могу, боюсь. Звоню друзьям: "Спасайте, я не могу, руки ватные"!» — рассказывает травматолог.

По словам врачей, сибиряки могут ходить со сложными переломами годами и не обращаться за помощью к медикам

Кроме спортсменов травматологи пытаются вылечить особую категорию пациентов — тех, кто ходил весь год со сломанной ногой и решил её «починить» только к 1 января.

— Есть тенденция, что люди к концу года стараются свои проблемы решить: у него мениск разорван, он целый год ждал, к Новому году решил сделать.

— Но как он ходил? Это же больно!

— Вы просто недооцениваете потенциал наших пациентов — они могут ходить очень долго, годами ходить на сломанных ногах

Любителям жести  фото (Врачи установили пластину в сломанную лодыжку молодого спортсмена)

Источник