Серия «Ребуха»

16 лет назад, я начал употреблять алкоголь. Что для подростков моего времени было достаточно поздно. Пить пиво обычно начинали лет в 13-14, я же начал в 16. До того момента я даже не представлял, как можно выпивать эту гадость. Меня часто просили покупать алкоголь мои друзья, которые были младше меня на год или два, я стоял с ними, но мне настолько было безынтересно, что я даже не задумывался о том, чтобы попробовать пить пиво с ними тоже. Собственно говоря, с сигаретами была такая же история. Но сейчас не об этом. В какой-то день, я все же решил попробовать. Как сейчас помню, это была бутылка «жигулевского» и стоила она в местном ларьке ровно 11 рублей. Деньги не великие, но все же на нее пришлось складываться. Мы сложились втроем и выпили. Я и раньше знал какое пиво на вкус, не знаю, откуда у меня это знание, но вкус меня не удивил, я к нему был готов. Меня мучил вопрос насчет похмелья. Я выпил, наверное, граммов 100, может даже меньше, и обратился к товарищу, который уже пил пиво несколько раз. Он ответил, что с моей дозы, похмелья у меня не будет, а вот с его – больше полбутылки – скорей всего будет. Мне не понравился тогда алкоголь, но в тот момент произошло важное событие в корне, изменившее мою жизнь. Алкоголь меня не оттолкнул, а я переступил черту.
Буквально через пару месяцев я уже пил пиво в полторашках с бывшим одноклассником (мы выпустились из школы в тот год). И мне настолько нравились ощущения, я был просто от них без ума. Мне казалось, что до этого, я был несвободен, а сейчас для меня не существует границ. Алкоголь раскрепощал, и даже в незнакомых компания (а они потом будут) я чувствовал себя уверенно и непринуждённо. Поистине я имел два лица. Одно – зажатый и до одури стеснительный парень, не решающийся даже заговорить с продавцом дисков. Другое – душа компании, веселый чувак с большим количеством улетных идей. Мне настолько нравилось, что ко мне тянутся люди, ко мне прислушиваются, меня уважают. Что я считал, что это мое подлинное лицо, которое просто раскрывает алкоголь. Мне нравилось мое преображение, ведь с алкоголем я становлюсь настоящим.
Эпоха беззаботного студенчества закончилась, и теперь мне предстояло оправдывать свое употребление. Потому, что из-за него начинали появляться первые проблемы в жизни. Проблемы с работой, с родителями. Я не знаю в какой момент у меня появилась зависимость, но чувствую, что в этот период много чего выходило из-под контроля.
Я искал оправдания своему алкоголизму, и сам верил в них. Я сегодня выпил, потому что устал на работе. Я сегодня не пойду на работу и выпью, а завтра обязательно выйду, мне простят. Да прощали, прощали много раз. Но никогда не знаешь, какой из них будет последний. Я женился, развелся, сменил несколько работ. И меньше всего повезло моей второй супруге. Мы с ней расписались семь лет назад, и это были семь лет её личного вулкана. Спустя время мои «Лица» изменились. И, разумеется, изменились в плохую сторону. Когда я не пью, я полноценный член общества, хожу на работу, на работе делаю успехи, меня ценит начальство. В семье тоже полный порядок, есть гармония и взаимопонимание. Но я ведь алкоголик, меня не устраивает это спокойствие, меня не устраивает моя трезвость. И я срываюсь. Сорвавшись, я превращаюсь в совершенно безответственное, крайне скотинистое лицо. Становлюсь редкостной мразотой, которой наплевать на окружающих и их мнение. Для меня по-прежнему не существует границ, только если я раньше их использовал для того, чтобы самореализовываться и поднимать свою самооценку, то сейчас у меня самооценка и самореализация уже подняты до небес, я хочу большего, я хочу ВЛАСТИ! и все вокруг – жалкие, пустые люди, которые ничего не добились в этой жизни, и поэтому меня не понимают.
И моя жена, разумеется, никогда не знала с каким лицом встретится вечером.
Прощала.
Я разрушал всё, терял работы, дом, семью. Выходя из своего запоя, я все восстанавливал, меня прощали на работе, прощали дома, прощали окружающие. Но я знаю, что с каждым разом мой кредитный рейтинг падает. И когда-нибудь настанет день, когда я потеряю все.

Это был мой ответ на вопрос «Как я оказался здесь?» - Первое задание, которое мне дали в реабилитационном центре.

Разумеется, это день настал. Я потерял все кроме семьи, но и она висела на волоске.
Разумеется, я знал о своей проблеме, и, как мне казалось, я боролся с ней. Несколько кодировок, препараты и прочее совсем мне не помогали. За этим всегда следовал срыв. Рано или поздно, но он происходил. Мой максимальный срок трезвости за эти 16 лет – 2 месяца и 14 дней. Я понимал, что страдаю алкоголизмом и что моя проблема в голове. Я уже не мог не пить, и пить я не мог тоже. Трясущимися руками я наливал рюмку, у меня обжигало пищевод и была боль в животе, но я не мог без этого. О, какими тяжелыми были мои выходы из запоя. Это два – три дня без сна, в аду. Меня постоянно мучали панические атаки, было ощущение, что сейчас произойдет, что-то настолько плохое, что я умру, или хуже того, умрет кто-то близкий. И причем у нормальных людей, такие панические атаки могли начаться, только после длительного употребление, у меня же чаще всего на второй день. Разумеется, меня не интересовала никакая работа, ничего. Моей целью становилось избавиться от этих ощущений, и я избавлялся. С помощью водки. Со второй рюмки мне становилось легче, но сил и энергии это уже не придавало, была какая-то вынужденность. Я пил и поддерживал свое состояние, потом спал, потом опять пил. Дни смешивались с ночью. Так меня встретило моё «Дно». И как бы это странно не звучало, но моя борьба началась с моей капитуляции. Я оказался реабилитационном центре.

А меня там точно прокапают, я же могу сегодня пить – доставал я жену вопросами. Удовольствие нахождения в реабилитационном центре было недешевое. Мы собрали родителей супруги и моих, они сказали, что помогут. Потому, что у нас своих денег уже не было.
Мне не терпелось оказаться в центре, ведь там мне должно стать лучше, там я наконец освобожусь от алкогольных оков, размышлял я, наливая себе рюмку.
Скорее бы уже.
Меня отвезли в центр в субботу. Путь был нестерпимо долгим. Я не мог уже дождаться, когда мы туда приедем. Меня прокапают, и психологи займутся мои лечением. А я буду просто лежать и отвечать на вопросы. А потом буду ходить на тренинги и занятия, и все будет хорошо. Там есть сауна и большой сад, четырехразовое питание и вообще все выглядит как санаторий. Там мне точно помогут.

Приехали. Я отлично помню, как старался выглядеть максимально плохо. Почему-то в голову приходила мысль, что на меня посмотрят – скажут, так он у вас нормальный и отправят домой. А домой я не хотел.
Центр представляет из себя достаточно большой дом из красного кирпича. Он находился в небольшой поселке, и выглядел в целом как обычный коттедж. Ни надписей, ни табличек.
Нас встретил лысый мужик лет 40. Он спросил у моей жены, вы же экскурсию хотите? И как мне показалось, тон у него был достаточно грубый, что совершенно не вязалось с тем приятным голосом психолога в трубке, когда я звонил, выбирая центр. Жена ответила да, и он кивнул – нужно немного подождать, сейчас все выйдут из помещения, у нас анонимное сообщество, люди разные – есть и депутаты. Через пару минут из центра вышел парень и сказал, что все внизу – можно заходить.
Пока жена ходила по дому, я сидел внизу за столом. Хотелось бы побыстрее это все закончить и пойти прокапываться. Потому, что уже было предчувствие панических атак, они были уже близко.
После экскурсии мы сели в комнате под название «Консультантская» и там психолог, задав пару вопросов, рассказала, что теперь увидимся мы только после окончания лечения, а первый звонок можно будет сделать только через месяц. Меня тогда интересовали только два вопроса – можно ли электронную книгу – сказали да, и как обстоят дела с перекурами. Мне показали на график на стене там было 9 перекуров по времени. Сказали, что если мне нужно будет больше перекуров пока я отхожу, то будет больше. И пока меня поднимут наверх, где я буду отходить от употребления и отдыхать, как только я буду готов – меня спустят в группу.
В голове у меня мелькали картинки с одинарными кроватями, которые были на сайте. Мы быстро попрощались с женой, к этому моменту затрясло и её тоже. Видимо ей все-таки не наплевать на меня подумал я прощаясь. Я совсем не думал, о том, какие чувства она испытывает в этот момент. И меня повели наверх. Парень, который меня вел, заглянул на кухню и сказал – два сладких чая. Я в голове возмутился, мне капельницу нужно, а не чай. С этого началось моей пребывание в центре.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)

На втором этаже я сразу же уперся в большого мужика с голым торсом. Он расставил руки в позе «добро пожаловать» и я инстинктивно протянул ему руку, он её пожал. Депутат подумал я. Уж больно внешность депутатская. Он показал мне куда-то влево, и я повернул туда. Там было небольшое помещение без двери под одним из скатов мансардной крыши. Стояло несколько кроватей, мансардное окно было завешано какими-то тряпками и было ужасно душно. Это какой-то бомжатник подумал я. Сказать, что мне от увиденного было не по себе – нечего сказать. Первым желанием было спуститься вниз и уехать от сюда. Но я понимал, что жена уже уехала и смысла в этом нет. Да и капельница мне сейчас очень нужна.
«Кровать тебе заправить?» —спросил один парень. Я молча кивнул. Вокруг было слишком много народа, а помещение было очень маленьким. Мне показали на пустую кровать и сказали – сядь пока. Я сидел и рассматривал. Кровати в помещении стояли буквой П. На одной из них сидел парень, вторую мне заправляли (она была двухярусная), а на третей сидел я. Как раз напротив своей кровати. Ты теперь мой заместитель, сказал мне парень, сидящий на кровати. Это был небольшой, но одутловатый башкир. Вроде бы он представился, я не заметил этого, было такое чувство, что я оказался в крайне неприятной истории. За всю свою алкогольную карьеру, я пару раз оказывался в таких клоповниках. Не выносил их всей душой, и старался избегать таких мест. А тут, без алкоголя, да еще за немаленькие деньги.
Башкир спросил меня, есть ли у меня сотовый телефон. Телефон действительно у меня был, но на нем не было денег. Старый разбитый смартфон, перешедший мне в наследство от дочери, а ей от бабушки. Я отдал ему телефон, и он его спрятал. В глубине души я понимал, что телефоны здесь запрещены. Но мой почему-то остался со мной. Я сказал ему, что у меня нет денег на телефоне, он сказал – разберемся.
К этому моменту мою кровать заправили. И мне сказали раздеваться и ложится. Стало тихо. Можно было немного поговорить Ильнуром (он представился повторно). Оказалось, что его сюда силой привез брат, пару дней назад. Рассказал, что тут все очень жестко, что перекуры очень редко, почти никогда, что пока мы сидим тут, нам нельзя никуда ходить и тут ходят люди – проверяющие, которые за нами следят. Сказал он так же, что я теперь «золотой». Золотые это вновь прибывшие. Их не заставляют ничего делать и исполняют почти любую их просьбу. Единственная проблема, запрещено перемещаться по дому. Поэтому, чтобы покурить, нужно было дождаться разрешения и тебе выведут на улицу. Курить к этому моменту захотелось просто невероятно. Я вообще любил курить на абстиненте (это отходняки). Мне от никотина становилось значительно легче.
В это время на втором этаже происходила какая-то движуха. Что-то вроде генеральной уборки. Я спросил у депутата, он как раз мыл пол в нашей коморке – как бы сходить покурить? Он усмехнулся и сказал – жди пока.
Как жди то? – Мысленно возмутился я. Как жди? Я хочу курить.
На кой черт я вообще сюда приехал? Это же какая-то тюрьма. Ждать я не хотел совершенно. Но и спорить с кем-то и выяснять отношения тоже. Нужно же себя показывать с хорошей стороны. В тот момент, я уже начал догадываться в какое место я попал, и что все будет не так радужно, как мне хотелось.
Ильнур в это время все пытался что-то сделать с телефоном. Вокруг постоянно ходили люди, и он то убирал его, то доставал.
Мне сказали, что к трем приедет врач. Я посмотрел на часы время было только половина первого. Я был в центре только десять минут, а по ощущениям – пара часов. С этого момента время, стало моим главным врагом. Оно шло нестерпимо долго. Было ужасно душно и начинались панические атаки.
Как теперь я смогу узнать, как дела дома? Нормально ли они доехали? Мне скажут, если, что-то случится? Я тут пробуду несколько месяцев, за это время может произойти, что угодно. Воображение рисовало ужасные картины – аварий, сбитых людей, истерзанных человеческих тел. Меня кидало, то в жар, то в холод. А минуты шли крайне медленно. Со мной никто не разговаривал, а на мои вопросы почти не отвечали. С Ильнуром разговаривать мне не хотелось самому. Так как он был такой же новичок, как и я. И к тому же весьма неприятным. Не могу точно сказать, что меня в нем отталкивало. Он рассказал, что этой ночью тут лежал наркоман, которого сегодня утром забрали.
И вот как бы мне в тот момент не было страшно и больно, я понимал, что я должен через это пройти. Это же лечебница. Тут мне должны помочь. Сейчас приедет врач и мне станет легче.

Одевайте футболки, врач идет – кто-то закричал снизу с лестницы. Уборка все еще продолжалась, и все молча оделись. А к нам в помещение зашла женщина лет 45. Этакая дородная мадам. Первым делом, она начала заниматься Ильнуром. Сделала ему ужасно большой шприц с лекарствами и пыталась попасть им в вену. Ильнур нес всякую чепуху. Вся рука у него была в крови, а женщина не могла нормально попасть. В какой-то момент его переложили на другую сторону и под подушкой увидели телефон – отобрали. А меня обыскали. Потом кое как врач поставила ему укол, и она переключилась на меня. Мне предназначалась капельница.
Это какой-то бред, но мне впервые поставили капельницу поперек руки. Он перпендикулярно вошла в вену и держала иголку рукой, чтобы она не выскочила. Кровать моя к этому моменту уже тоже была в крови. В какой-то момент я не выдержал и сказал, хватит с меня капельницы. Потому что ощущения были не из приятных. Она согласилась со мной и поставила мне два укола внутримышечно. Как я понял, её смутило моё давление. К своему удивлению, на капельнице я не уснул как обычно в наркологии. И я понял, что снотворного то там и нет.

Я не заметил, как мне стало значительно легче. Но время шло максимально медленно – принесли еду, от неё я отказался. Потом с нами сидели резиденты этого центра по очереди. Меня наконец вывели покурить. Ильнур тоже хотел курить, но оказалось, что вчера во время перекура у него случился эпилептический припадок и курить ему было запрещено. Мне было его жаль. Вообще ситуация с перекурами меня дико возмущала. Я вспоминал слова этого лысого человека в консультантской. Он обещал мне перекуры, а их фактически нет. Меня брала то злость, то обида, но я не показывал и не подавал вида. Не хотелось показаться истеричкой.

Я узнавал подробности. Меня спустят в группу, как только я буду готов. Обычно это занимает три дня. Но поскольку я чувствую себя хорошо, может даже и завтра. Сказали, что мне очень повезло с центром. Что существуют еще и мотивационные дома. Там и бьют, и закапывают в землю, в общем делают ужасные вещи – здесь этого не будет. Я несколько воодушевился и рвался уже в бой со своей зависимостью.
Ильнур продолжал нести всякую чушь. Ну у него и юмор думал я. И тут он такой поворачивается ко мне и говорит – а где пульт от телика? Я посмеялся и дал ему пачку сигарет. Я думал он посмеется над этим. А он посмотрел на меня серьезно и сказал – пульт же только, что был тут, где он? Так я впервые увидел, как приходит «белочка». Через час Ильнур уже крутил ручку двери туалета напротив нашей комнатки и настраивал проектор. Мы смеялись. Это было действительно смешно. Хотя я и понимал, что это все страшно и серьезно, но не плакать же. А так можно получить хоть, какую-то пользу от этого. От смеха мне становилось еще легче.
Потом Ильнур стал порываться сбежать. Его держали, а потом и вовсе привязали к кровати. Он не мог найти себе покоя. У него было несколько стадий – сначала он мирно просил, чтобы к нему привели капитана подводной лодки, потом переключался на нас и называл всех предателями и фашистами, потом говорил на своем языке, а потом просто смотрел в одну точку. И так по кругу.
Все это время он пытался снять повязки на руках и выбраться. Он грыз их и из-за этого белые повязки стали местами красные – зубы он свои не жалел.
Иногда ему удавалось вырваться и ребята его связывали обратно. Ильнур продолжал все заново.

Уже был час ночи, а он весь обессилив демонстрировал нам свою выносливость. Мозг не работает как надо думал я. Он не чувствует усталости и сейчас изнашивает организм. Это было ужасное зрелище. Было уже совсем не смешно. И Ильнура спустили вниз, чтобы он никому не мешал спать, и меня оставили в этой коморке одного.
Моя фантазия продолжала буйствовать, но вроде как я смог заснуть. Не помню, как часто я просыпался ночью, и просыпался ли вообще. Но ночь прошла относительно спокойно. Утром Ильнура притащили обратно и привязали. Он не спал всю ночь. Он был полностью изнеможден, но продолжал вырываться из своих тряпочных оков.

С нами сидели по очереди несколько парней. Депутат Игорь – который оказался не депутатом вовсе, а военным. Он работал машинистом на тепловозе, который перевозил ракетное вооружение. Страдал алкоголизмом. Был немногословен и как мне тогда показалось, достаточно резким и агрессивным. Слава – высокий парень лет 35, который был водителем автобуса. Тоже из моей банды алкоголиков. Витя – с ним мы сразу нашли общую точку пересечения – станки с чпу. Он работал токарем на чпушном станке. На год меня младше. Но он занимал какой-то важный пост в центре. Смешанная зависимость (алкоголь, наркотики). Петя – вообще не понял, кем он работал в социуме и чем занимался. Оказался тут из-за зависимости к наркотикам, но вроде, как и с алкоголем тоже у него были проблемы. И Серега. Серега был единственным игроманом в центре. Именно Серега меня чаще всего выводил покурить, причем от него исходило такое чувство понимания и сострадания, хотя он сам был не курящим.
Серега и привел Ильнура с утра. Именно он сидел с ним всю ночь и сейчас после бессонной ночи продолжил сидеть с нами. Начался второй день.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)

На второй день пребывая в центре, я окончательно протрезвел, и мне ужасно захотелось домой. Так получилось, что все решения, связанные с центром, я принимал, мягко говоря, не в себе. Тут можно сделать небольшое отступление и выделить один важный факт моего характера. Я до одури домашний. Всю мою жизнь так складывалось, что близкие всегда находились со мной рядом. В детстве я не был ни в детском лагере, ни хоть где-то – где предстояла долгая разлука с семьей. Даже дважды попадав в больницу, я находился на дневном стационаре. И всегда это было как испытание для меня. И в период моего употребления, спустя пару дней вне дома, мне становилось наплевать на алкоголь, я хотел домой. И теперь после того, как я отошел от алкоголя, я тем более хотел домой.
Масла в огонь подливал и Игорь. Он рассказал мне, что теперь ты не сможешь обсудить с женой сроки твоего пребывания здесь. Звонки родным (читай заказчикам) проходят каждую субботу. Время строго ограничено – 10 минут. Разговор проходит в присутствии персонала центра и по громкой связи. Тебе, говорит, будет запрещено манипулировать родственниками и обсуждать сроки.
Я сказал Игорю, что мы с женой обсудили уже срок это четыре месяца, но как я понял из разговора жены с психологом, денег вообще только на три месяца, а четвертый в случае острой необходимости.
На эту мою тираду Игорь усмехнулся и ответил – это не тут с нами работают психологи, а там с твоими родственниками. Я, говорит, тоже заезжал сюда только на месяц, а сейчас второй заканчивается.
Я был удручен, внезапно я осознал, что мы с женой даже не разработали какой-либо шифр, чтобы сообщить, в случае если у меня начнутся проблемы. Внезапно я осознал, что теперь я полностью бессилен над своим положением. Но в голове все еще теплилась надежда.
Но ведь это же незаконно удерживать человека без его желания – возмутился я. На что Игорь рассказал, что он не знает на каких механизмах это работает, но будучи военным, пытался отсюда выйти отстаивая свою правоту на конституционном поле, но его быстро привели в чувство. Как его привели в чувство он не уточнил. Я сделал для себя вывод – плохо пытался.

Но мысли об этом мне не давали покоя. И я решил, что в удобном случае, а он обязательно у меня будет, я доберусь до телефона и сообщу жене, о своем бедственном положении. Эти мысли меня успокоили.

Шел второй день и меня мучило два вопроса – когда меня спустят в группу и когда выведут покурить. Это было просто невыносимо. Духота, время, идущее как будто в другую сторону, замкнутость пространства, отдаленность от близких – все это превращало моё нахождение в какой-то ад. Я пытался читать. Электронную книгу кстати в конце концов не разрешили, что было еще одним обманом от этого лысого гражданина. Но у меня были и бумажные книги на этот случай. Трилогия Пулмана – «Темные начала». Я читал первую книгу из этой трилогии в детстве, а остальные две еще нет. Но уже благополучно все забыл и нужно было перечитать вновь первую книгу. Читать было бесполезно. Я читал и понимал, что я не слышу, что происходит в книге, я слышу только свои мысли. А они, разумеется, о другом.

От еды я продолжал отказываться, мне не лез кусок в горло, это было обычным моим состоянием, когда я выходил из запоя. Ильнур не утихал, он то орал, то смотрел на стену и говорил, о том какой лес хороший сейчас срубят. «Белочка» его не отпускала. Серега сидевший с нами в это время говорил, что его должно скоро отпустить – в среднем длится это 18 часов. Наблюдать это все, было ужасно, и я сделал для себя вывод, что это будет хороший урок для меня. Вот до чего мог довести меня алкоголь. Разумеется, это еще и здорово выматывало. Маялся Ильнур пытаясь выбраться из кровати, маялись и мы, ожидая, когда же он уснет. А он все не засыпал. Он был уже весь в синяках, но не из-за того, что его кто-то бил, а из-за того, что он сам себя травмировал повязками и неудачными попытками выбраться.
Шансов на то, что сегодня меня спустят в группу, было очень мало. Снизу раздавались голоса, но разобрать на отдельные слова было невозможно, все как-то сливалось. Иногда там, что-то говорили хором и это тоже было непонятно. В те редкие разы, когда меня выводили покурить, я мелком смотрел на ребят внизу. Мельком, потому что думал, что мне нельзя на них смотреть. Они сидели там на диванах и что-то писали или смотрели на меня тоже.
Мне рассказывали, как и что будет происходить внизу, но я если честно плохо понимал, о чем мне говорят. Ребята которые сидели со мной постоянно что-то писали в тетради. Тетради у них были закреплены на черных планшетках и валялись где попало. Я узнал, что это так называемые «Дневники чувств». Я тоже буду такой вести, когда спущусь в группу. Я попросил посмотреть. Внутри была табличка, разлинованная на четыре столбика. И там были какие-то неразборчивые записи.
И это нужно писать каждый день – спросил я. Да, ответили мне. Всего 30 мыслей каждый день. Тебе потом все объяснят. Я успел заменить, что исписано за сегодня было уже 4 листа. Это достаточно много. Тем более для меня, человека, который последний раз писал ручкой в школе.

Ты главное не впадай в отрицание – сказал мне Слава. К этому моменту я уже знал, что он тоже нес достаточно важную функцию в доме. Он был ХД. ХД — это сокращение от Хозяин Дома. Вообще каждый резидент, когда спускается вниз, через какое-то время получает свою функцию которую будет нести. Витя вот, был НСО – Начальник службы охраны, Слава – ХД, Игорь – физорг, Петя – ШРР (Шеф ремонтных работ). Есть еще куча различных функций. Так как я с детства обожал готовить, и занимался этим всю свою сознательную жизнь, я решил уточнить насчет кухни. И мне ответили там есть функция ШК (Шеф кухни) и сейчас ШК это девушка Вика. Я спросил, а смогу ли я двигаться в этом направлении в доме, ответили, что да. Но не первый месяц. Новичков на кухню не пускают. Строго после месяца пребывания. Потому, что там ножи.

Так вот, не впадай в отрицание – сказал мне Слава. И я его заверил, что как можно то? Ведь я признаю свою зависимость. Я понимаю, что я болен, и что мне нужна помощь.
К этому моменту, я понемногу расположился в своей обители. Подумал, что не такой это уж и клоповник. Да, да кровати вроде не старые, двух-ярусная так вообще выглядела новой, просто очень уж дешевой. Постельное белье, чистое, но уже старое. Подушка вся сбитая от стирок. В самом доме вроде все чистенько и аккуратно. В туалете стояла большая современная душевая кабина, но в первый день мне объяснили, что ей пользоваться нельзя. В общем ремонт везде был, но как бы это помягче сказать – весьма экзотический. И на мой взгляд – отвратительно безвкусный. Какая-то нелепая лепнина. Туалеты, кстати, не закрывались в целях безопасности. Перед тем как туда зайти, нужно было на двери перевернуть специальное устройство – «Вертушок». Тогда всем было видно, что там кто-то есть.

К нам иногда заходили сотрудники центра. Их тут называют консультантами или сокращенно консулы. Точнее, конечно, заходили они не к нам, а к Ильнуру. Так как я своим поведением не представлял для них интереса, в отличии от Ильнура. На самом деле к этому моменту уже стало страшно за него. Складывалось стойкое ощущение, что он окончательно тронулся умом и теперь никогда не станет нормальным. Мол, все – точка невозврата. Мне вообще было сложно представить, что с этим человеком, когда-то можно будет нормально поговорить. Консулы приходили задавали пару вопросов и уходили. А я терпеливо ждал. Вот, может быть, меня спустят в группу или хотя бы покурить. Почему я не задавал этих вопросов консультанту? Меня неверно проинструктировали. Сказали, что консультанту задавать вопросы нельзя, это считается нарушением субординации. А по факту было, что, когда ты «золотой» на тебя не действует это правило.

Сегодня было воскресенье. А значит «банный день». Мне не терпелось уже смыть с себя все токсины, которые выходили вместе с потом. Вроде как в баню мне уже было можно.

Наконец настало время бани. Меня повел туда Слава. И кроме нас там никого не было. Мне запретили сидеть в парилке из-за давления, но Слава сказал – да, плевать иди. Баня была на цокольном этаже и обычная электрическая. Меня это несколько разочаровало. Так как я ожидал, что это будет отдельная деревянная баня на дровах. Но, это было не последнее разочарование, которое я испытал от бани. Мыться предполагалось из ведер, так как душ не работал. Уезжая в центр, я уже неделю как мылся из тазика в связи с летним отключение горячей воды. И тут я приехал в такую же историю.
После бани и мытья, мне стало значительно легче. Появились даже более-менее позитивные мысли, что я со всем справлюсь и все будет хорошо. Скоро меня спустят в группу и мне будет значительно проще.
Поэтому, когда принесли ужин, я первый раз за это время поел. На ужин по воскресениям всегда было «рагу» из казана. Само по себе рагу было неплохое, но вот вместо мяса мне попались одни кости.
День уже заканчивался, а Ильнур так и не уснул. Его состояние ни на минуту не становилось лучше. Разумеется, это здорово удручало и выматывало. Он уже был весь синий. А на руках у него были кровавые следы от повязок. Мне ничего не оставалось кроме как ждать и надеяться, что завтра я спущусь вниз.

Ночью Ильнура снова уводили и я оставался один. Разумеется в голову лезли всякие нехорошие мысли. Я не знал, как дела дома, не знал, что вообще меня ждет. Меня очень огорчало, что теперь я не смогу поговорить с женой о сроках своего пребывания. И было очень тревожно от того, что возможно эти самые сроки теперь намного дольше, чем было оговорено изначально. С этими мыслями, я кое-как уснул.

Я спустился в группу, прямо перед обедом. Буквально через двадцать минут нас позвали на обед. Приемы пищи тут проходили на полностью закрытой веранде, пристроенной к дому. По какому-то недоразумению эта веранда тут называлась – лоджия. Это было так глупо и нелепо, что меня прямо передергивало. Перед входом на веранду был плакат – «прием пищи независимо от обстоятельств только на лоджии». Так, что это было не невежество человека, звавшего на обед, а официальное название этого места.
Лоджия имела размеры примерно пятнадцать метров на пять метров. По всей длине стояли столы, вытянутые в один общий стол. Она вся была в окнах, а вместо кровли тут был полупрозрачный поликарбонат. Поэтому было очень светло.
После, тогда как мы все расселись, Витя скомандовал – Тишина, у нас начало пересчета с Ивана Павловича. И мы каждый назвали по очереди свой номер. Потом Витя объявил – шестнадцать на лоджии, не расходимся. И ушел.
Я решил подвинуть тарелку к себе ближе, но меня сразу же отдернули. Шёпотом мне сказали, что до команды трогать тарелки и приборы нельзя. Разговаривать во время пересчета тоже.
Тут вернулся Витя и сказал загадочную фразу – «ШК».
Девушка, стоящая рядом с Витей, спросила – у всех все есть? Да – ответили хором.
Приятного аппетита.
И вот только теперь можно было трогать еду и разговаривать.
На обед был суп и салат. Салата было очень мало, буквально столовая ложка. Супа вроде бы нормально. Я толком ничего еще не ел, поэтому мне было достаточно и этого.

После обеда неимоверно захотелось курить. Ситуация с курением удручала. Она просто не выходила из головы. Я не мог думать, ни о чем кроме как о перекуре. Меня удивляло, что никто не возмущается и вроде бы все спокойно относятся к этому. Может быть, курильщиков почти нет – думал я, сидя в групповой после обеда.
Внимание семья, у нас начало мероприятия релакс-час. Берем с собой дневники, ручки, поднимаемся наверх – объявил Витя.

«Что прямо наверх можно подняться?» —спросил я у кого-то. Да, можно, ответили мне. Бери дневник, планшет, ручку и пошли.
Наверху, я подумал, ну только же отсюда выбрался и опять вернулся.
Я обрадовался, когда увидел, что Алексей тоже живет в этой комнате. Но и печально подметил, что двое настороживших меня «типа» тоже тут. Один спал втором ярусе моей кровати, второй прямо напротив, тоже на втором ярусе. Я чувствовал, что они подавляют мою волю и поэтому молча сидел лег на кровать. Мои опасения были не напрасны. Один из них – полноватый с хитрыми глазами спросил у меня – Ты знаешь «Имя»? С твоего города пацан. Имя это я слышал в первый раз в жизни и помотал головой – нет. Ну как не знаешь то? - Продолжил он, это же известный и уважаемый человек. Он назвал еще пару имен, и смотрел на меня так пронзительно. Я качал головой – нет, я их не знаю. Его одернул второй, со второго яруса моей кровати. Ты не видишь, что ли, он не из таких. Вроде бы простая фраза, но в ней звучала нотка скрытой агрессии.
Не из каких, таких? – спросил я приподнявшись. В воздухе повисла тяжесть. «Ты сидел?» —спросил полноватый? Нет, ответил я. Второй на это отреагировал – «вот, я и говорю, не из таких». Второй был худой, с короткими светлыми волосами. И я понимал, что меня отталкивает в этих людях. Они оба сидели. На интуитивном уровне, я чувствовал повышенное внимание к моей персоне, как человека не их мира. И я никогда не знал, что делать с этим. Поэтому и напрягался. Разумеется, это чувствовалось. Чувствовались так же мои неуверенные попытки выглядеть «своим в доску», чувствовалось мое напряжение и беспокойство. Я раздражался на них. Раздражался просто за факт их существования. Мне хотелось обрести покой, а они мне мешали. Я видел в их глазах усмешки и отвечал на их вопросы с некоторой долей агрессии.
Наконец они от меня отстали, и я у Алексея уточнил пару вопросов по дневнику, а также узнал, что на релакс-часе спать нельзя. Это строго запрещено. Как ни странно, но мне захотелось спать. Кровать была такая удобная, что я чуть не уснул. Релакс кончился и мы спустились вниз.
Внизу я первым делом подошел к Вите и начал высказывать все, что я думаю о перекурах. Я спокойно объяснил ему, что в самом начале в консультантской мне показали на график перекуров, обещали их, и получается обманули. Как я могу доверить людям свое лечение, с изначально подорванным доверием? Я говорю, что, если бы я знал, что тут так жестко с перекурами, я бы не поехал бы в этот центр, выбрал бы другой. Я говорю, и мы же оба понимаем, что никто не имеет права, мне ничего запрещать, если на то нет постановления суда. Витя понимающе кивал и позвал за стол. Там уже сидела девушка. Витя сказал – расскажи ей, и ушел. Я коротко пересказал своё возмущение, дополнив рассказ тем, что я очень люблю курить, что мне нравится эта моя зависимость и я не собираюсь от нее избавляться. Что в консультантской лежит набор для самокруток, который, разумеется, по понятным причинам в центре запрещен. Какие могут быть самокрутки в центре реабилитации наркоманов и алкоголиков? Я просто об этом не подумал. Так вот в наборе отменный табак, потому что мне важен табак – возмущался я.
К нам за стол подсел Алексей. Он сказал, что курил двадцать пять лет, и так получилось, что тут он бросил на второй день. Говорит, что не смог терпеть, чтобы кто-то управлял его перекурами. И через неделю будет три месяца, как он не курит. Чего, собственно, и мне желает. Меня раздирала досада. Я ужасно хотел курить.
Вдруг ко мне сзади подошел волонтер, тоже Андрей и позвал меня за собой. Волонтеры — это почти персонал. Это резиденты, которые уже выпустились из центра, но вернулись, чтобы помогать другим выздоравливать.
Я пошел за Андреем, как вдруг он спросил – сигареты у тебя с собой? Я говорю да. Но я курить не пойду. Я прямо возмутился. Как так, я уже часть семьи и меня одного выведут покурить, а они будут сидеть без перекура. Я просто развернулся и ушел. Андрей меня догнал и сказал, что я молодец. Что он не ожидал от меня такого и уважает мой поступок. Этого я и хотел. Я уже заранее в голове проиграл подобный сценарий. И представлял, как это меня возвысит в глазах у семьи. Я вернулся за стол к Алексею и Вике. Они спросили, почему я не пошел? Я ответил так же, как и Андрею. Мне молча пожали руку. Я ждал, что Андрей сейчас расскажет про мой поступок персоналу. И дождался.
Один из консультантов вышел из консультантской и громко сказал – все в групповую. Мы молча проследовали на диваны. В душе я ликовал. Наконец-то. Лед тронулся. Мне удалось прогнуть эту систему. Я знал, я знал, я знал, что, отказавшись от перекура, я все равно его получу.
Когда мы все собрались в групповой, консультант заговорил. И говорил он о совершенно других вещах. Я был настолько обескуражен и разочарован, что даже не слушал его. Сказать, что я был подавлен, нечего сказать. И в этот момент я начинаю догадываться, что система не так проста, как мне кажется. Но я отогнал эти мысли, мне было неприятно, что моего поступка никто не заметил.

На ужин, в тот день у нас была какая-то серая каша, сверху на ней лежала столовая ложка обжаренного фарша. Я не стал есть, поэтому даже и не понял, что это за каша такая.
Отказавшись от порции ужина, на неё сразу же напало несколько человек. Они поделили её между собой. Как я понял, тут вообще нельзя просто выкидывать еду. Даже если ты не доел, нужно было обязательно предложить окружающим. Возможно, они захотят доесть. Меня это несколько удивляло, так как лично я никогда бы не стал доедать за кем-то еду. Тем более кем-то малознакомым. Такая же ситуация была с водой. Перед групповой стоял кулер с водой. И в нем был один стакан. После того, как попил первый раз, я спросил куда теперь стакан? Оказалось никуда – обратно на кулер. Стакан не моется после воды.

День подходил к концу. Я посмотрел по расписанию, в 21.30 – итоги. Поэтому остаток времени до этого мероприятия я посветил дневнику. У меня уже было в нем двадцать четыре записи. А нужно было тридцать. Почему-то в центре во мне проснулся дух соревнований. Я понимал, что за мое лечение платятся большие деньги и поэтому хотел как мне тогда казалось взять максимум. То, есть не тратить время напрасно. Я спешил спуститься в группу и сейчас спешил быстрее написать свои первые тридцать мыслей. Нужно было три дня подряд писать по тридцать мыслей и тогда дадут первое задание. Не сказать, что это было тяжело. Просто как мне казалось, это была пустая трата времени. Суть дневника чувств заключалась в том, что ты пишешь ситуацию, например: сижу в гостиной. Потом идет мысль: как же я хочу курить. Далее на эту мысль пишутся чувства. Мне выдали листок, на котором было четыре столбика с чувствами. Куда столько много чувств то? – удивлялся я. И вот на каждую мысль, нужно было написать пять чувств – например тут: озадаченность, озабоченность, неприязнь, раздражение, смятение. Потом следовала реакция тела: взгляд в одну точку и выравнивающая мысль. Выравнивающая мысль, была самой главной. Это то, что должно все мои негативные чувства обернуть в позитивные. Ну а по ситуации, какая может быть выравнивающая мысль, когда я не могу думать ни о чем, кроме как о сигаретах? – Попозже покурю – написал я. Я знал, что дневники проверяют каждый день и пусть думают, что я нормально так выравниваюсь. Что я уже иду на поправку. И в таком ключе нужно было написать тридцать таких мыслей с ситуацией, с чувствами, с реакцией тела и выравнивающей мыслью. Напрягало ли меня это? Безусловно. Что за бред? – думал я, продолжая писать.

По середине групповой лежал матрас и на нем лежал мужик лет пятидесяти. Как удобно думал я. Потом оказалось, что это у него наказание такое. Он должен весь день лежать на матрасе. Только наказание, было неправильным словом, правильно было – последствия. Последствия за то, что он заснул на каком-то мероприятии до моего спуска в группу. Это мне показалось забавным.
Начались итоги. Пришел консультант Дмитрий и сел в кресло.
Добрый вечер. Добрый вечер вторили ему мы.
У нас итоги.
Благодарю - хором ответила группа.
Я плохо понимал, что происходит. Консультант спрашивал насчет заданий, насчет последствий. Спрашивал какие-то коррекционные работы. Это был тот самый лысый гражданин, который обманул меня с перекурами. Теперь я знал его имя.
Человек он был достаточно нервный. Он разозлился на ребят на кухне, которые в этот момент убирались. Разозлился за то, что они слишком громко это делали. Хотя по мне – так они всего лишь пару раз брякнули.
Потом он разозлился на мужика с матрасом. Тот зачитывал свое сочинение. В сочинение он написал, как он благодарен матери, за то, что он тут.
Лысому это не понравилось. Он резко отреагировал с матом. Ты ненавидишь свою мать. Зачем ты пишешь это? Ты пишешь то, что как тебе кажется мы хотим услышать. Но ты не угадал. Нам плевать. Ты делаешь это для себя. Но ты пишешь нечестно. Ты врешь. Обманываешь сам себя. Ты ненавидишь свою мать, за то, что она упекла тебя в центр.
Время уже подходило к двенадцати. Дмитрий остановил поток своего недовольства. Он показал пальцами на нескольких людей включая меня и сказал – идите спать. Остальные остаются, а ты – он показал на человека на матрасе, Валентиныч переписывай свою работу.
Мне было жаль Валентиныча. Он выглядел добродушным, худощавым мужичком. Которому действительно этот центр был поперек горла. Поэтому я остался. Я же теперь часть семьи. Я остался демонстративно.
В этот момент обстановка слегка разрядилась. Валентиныч лег переписывать сочинение, а меня позвал другой консультант Михаил.
Он то мне и сказал, что у меня три дня коррекции. И на меня эти три дня не действуют семейные последствия. То есть мы пошли курить. Я был просто счастлив. На крыльце стоял волонтер Андрей. Он посмотрел на меня и сказал, что все-таки наплевал на семью? Мне было очень неловко, и я что-то промямлил про три дня коррекции. Он усмехнулся и сказал – семье на самом деле плевать на твои подвиги, так что не парься.
День закончился, нас отправили на отбой.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)

До чего же тонкие тут матрасы! Спать было совершенно невыносимо. Я и так тяжело засыпал, а тут ворочался туда-сюда, не мог найти подходящей позы. Под одним тонким матрасом были доски. Причем доски не сплошным настилом, а с интервалами. Ортопедическая решетка – бюджетная версия. Одно радовало, мысли о неудобной кровати замещали все остальные. Усугубляло ситуацию еще и то, что ворочался я не один. Скрип стоял жуткий. Я назвал это флешмоб. Выглядело это так: тишина, тут один на втором ярусе начинает переворачиваться, за ним второй и в результате вся комната переворачивается с боку на бок. И причем, никто не пытался сделать это спокойно – кровати буквально ходили ходуном, а от скрипа закладывало уши. Потом снова тишина. За час таких флешмобов было штук пять.

Утро началось, с того, что заглянул Петя в комнату и сказал – доброе утро.
Все начали вставать. Я встал тоже. Была мысль, не заправлять кровать, но я её отбросил – все вокруг заправляли. Наспех заправив кровать, я взял зубную щетку с пастой и пошел в сторону санузла.
У санузла меня остановил Витя. Он дал мне новую одноразовую бритву. Поблагодарив его, я пошел умываться. Ситуация с бритвой тоже на самом деле была непростая. Я ношу бороду. Это часть моего стиля. И расставаться с ней мне не хотелось. В планах вообще было не бриться все нахождение в центре и выйти таким лохматым мужиком. Но в правилах дома есть пункт, что все резиденты должны быть чисто выбритыми. Когда, сидя на золотых мне об этом сказали, я возмутился. А как же говорю, если я ношу бороду из религиозных соображений? «А у тебя есть религиозные соображения?» —спросили меня. Да, я Дзен-Буддист – ответил я. Я действительно относил себя к этой конфессии, но разуметься никаких ограничений по растительности на лице там не было. Просто об этом мало кто знал. Религия — это святое. Бороду мне разрешили оставить. Но нужно было брить щеки. В социуме я так их брил, там борода почти не росла – редкие волосы. Но поскольку я, когда мы собирали вещи, проигнорировал эту особенность – бритвы у меня с собой не было. Бритву мне подарил Витя.
В санузле меня ждал сюрприз. Он был набит битком. Человек пятнадцать мужиков, одновременно чистили зубы, брились и ходили в туалет.
Я вышел обратно. Подожду - подумал я.
Потихоньку начали выходить люди. Я подождал пока останется человека три и зашел. Было ужасно неудобно – раковина была одна, но все же удалось даже не опоздать.
Первым делом мы спускаемся в спортзал, там у нас два мероприятия – медитация и зарядка.
Спортзал был небольшим помещением в подвале – размерами буквально как класс в обычной среднестатистической школе. Если я до этого испытывал недоумения от декоративных элементов в доме. То тут был просто буквально «отвал башки». По всему периметру зала на стенах была как будто каменная пена, свисающая с потолка. В эту пену были выстроены светильники, а на натяжном потолке были изображены древнеримские фрески. В полумраке зала мне стало не по себе. В центре этой комнаты стоял теннисный стол, а в одном углу сиротливо стояли тренажер и брусья. На полу лежал палас.
Медитация меня заинтересовала, но оказалось, что я единственный из всех, кто пытался медитировать. Все остальные просто сидели в вольных позах на матах в полумраке под музыку. Почему пытался? Потому что, музыка была совершенно никакая. Это «энигма» мне потом сказали. И я подумал о том, что нужно изменить это мероприятие. Нужно будет подойти к НСО и сказать ему, что я могу это исправить. Что это и не медитация вовсе и все страдают ерундой.
После медитации была зарядка. Поскольку мое тело за период употребление приобрело шаровидную форму, а мышцы не знали физических нагрузок уже лет десять – давалась она мне непросто. Но привести себя в форму было одно из моих целей пребывания в центре. Мне жутко хотелось убрать живот и подкачать мышцы. Я даже представлял себе, что, когда выйду – жена меня не узнает. Это немного заставляло меня добросовестно выполнять все упражнения на зарядке. Отжаться я смог всего один раз, а присесть пять.
Внимание семья у нас окончание УФЗ – заорал физорг Игорь.
И мы пошли наверх. Ну как пошли. Я один пошел, и Игорь меня окликнул – молодой человек! Я обернулся. Все стояли внизу около бани. За ведрами пожалуйте – сказал Игорь. Причем сказал это в такой манере, мол я бездельник ничего не хочу делать. Я возмутился – я не знал, что нужно было оставаться и поднимать ведра с подвала наверх.
Поднимать ведра с подвала наверх! Потому, что сейчас мероприятие «утренняя уборка». Каждый день? – В голове бурлило возмущение. Каждый день уборка? – не мог я прийти в себя. Я был уверен, что она только по субботам. А тут каждый день. Меня это прямо расстроило. Мыть полы, я умел, но ненавидел всей душой.
Ничего я не умел.
На уборку отводилось 40 минут времени. Каждый день, каждому резиденту выдавался объект, на котором нужно было протереть поверхности, стекла, зеркала (если они были) и вымыть полы. ХД (хозяин дома) тщательно проверял работу каждого. Он опускал руку в ведро, мочил её и проводил ей по полу – и, если к руке приставали волосы и пыль, говорил – перемывай, и убегал.
Ты чего такой придирчивый? – мысленно возмущался я. Первым моим объектом был спортзал. Нам его дали на двоих с Петей. И вот только из-за того, что Петя со Славой были в дружеских отношениях, мы вовремя сдали объект.
Тряпки, ведра на пит-стоп – заорал Слава наверху.
На пит-стопе (это небольшой пяточек возле групповой) уже стояла вся семья.
-У нас окончание утренней уборки! - Орет Слава.
- Благодарю – Орем мы.
- Дом не принят – Опять голосит ХД.
- Благодарю – вяло скандирует семья.
- Коррекции, ванна, бойлер, сауна. «Продолжение после завтрака», —уже спокойным голосом сказал Слава.
Я бы рад, что спортзал не назвали. Иначе бы мне было очень стыдно.
Видно было, что семья расстроилась.
А расстроилась не просто так. После завтрака в расписании стоял перекур. И оказалось, что, если мы не сдаем дом с первого раза – мы его лишаемся. Вместо перекура семья исправляет коррекции. Это действительно было очень грустно.

К этому моменту, во мне кое-что изменилось. Я вдруг внезапно осознал, что отношусь к сигаретам, точно так же, как и к водке. Я точно так же хитрю, манипулирую и в целом веду себя с перекурами так же, как вел себя с алкоголем в социуме. Это такая же зависимость – думал я, и я могу от неё избавится.
У меня было всего две пачки сигарет. Так мало, потому что была надежда на самокрутки. И я планировал написать заявку на сигареты жене. А тут, я просто не напишу сигареты в этой заявке. Не напишу и все. Напишу про триммер для бороды и дезодорант. А про сигареты ничего писать не буду. Я такой человек, мне легче не курить, чем стрелять. Поэтому справлюсь. Я брошу курить. И начну прямо сейчас.
Как раз в этот момент Витя повел курить нового золотого. Он поманил меня, а я помотал головой – мол, нет. Витя улыбнулся.
Совсем несложно же. Вот жена обрадуется, я еще и курить брошу в придачу. Не нужна мне эта зависимость.
Эти мысли меня очень радовали. Так, что я даже написал об этом в своем дневнике чувств. Я гордился собой.
Мы благополучно позавтракали. Хотя я всегда с отвращением смотрел на еду по утрам, тем более на каши – пришлось поесть. Это была новая привычка, которую я хотел в себе развить. Есть каши с утра очень полезно. Это будет хорошая привычка.
Я чувствовал, что начинаю меняться, и это меня так радовало. Все то, что я мог в себе изменить – менять было проще, чем мне казалось. Самое главное – честно в себе найти проблему. Честность к себе – основа всего.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)

День добрый, добро пожаловать. С этих слов началось мероприятие под банальным название «Честность». Мне пытались объяснить суть этого мероприятия, но я так ничего и не понял. Потому, что как обычно толком и не слушал. Это была не та вещь, которая меня интересовала. Придет время – увижу сам. И вот время пришло.
Мы сидели в групповой и представлялись по кругу. Обстановка была очень напряженная. Это чувствовалось даже мне, человеку, который вообще, по сути, еще расслаблен, человеку которому пока тут боятся совершенно нечего, а также тому, кто еще ничего не знает.
То, что началось дальше, выходило за грань моего понимания.
«Семья, у меня есть информация о нашем негативном поведении. По ситуации: вчера были выявлены коррекции в дневниках», —спокойным голосом говорил Витя НСО.
Тут началось перечисление резидентов и их ошибки в дневниках. Причем ошибки на мой взгляд совершенно банальные и не стоят никакого внимания. Кто-то написал два одинаковых чувства к одной мысли, кто-то забыл написать дату, кто-то неправильно пронумеровал мысли.
Консультант Дмитрий в это время находился где-то в районе кухни. Его голос прозвучал как гром среди ясного неба.
- Задолбали вы со своими коррекциями в дневниках. По триста мыслей сегодня. Всем.
Кто не напишет, будет писать шестьсот завтра.
Я в этот момент сидел в глубоком шоке. В смысле триста мыслей? За вчера я кое как смог написать двадцать четыре. Сегодня планировал написать максимум тридцать. И то размышляя – успею ли я. На каждую мысль у меня уходило минут по пятнадцать.
Но я себя мигом успокоил – напишу, сколько напишу. Не буду я рвать на себе одежду. Может даже вообще только тридцать напишу и забью.
Мне показалось это слишком серьезным наказанием, за незначительные замечания в дневниках. Еще большее недоумение у меня вызвало то, что ошибки допустило всего пять человек, а наказали всех. На плакат «наше общее выздоровление – зависит от единства группы» я обратил с самого начала, но не до такой же степени – размышлял я.
Эта ситуация была не единственным моим потрясением за это мероприятие.
Благодарю – хором ответила группа на эти санкции.
Дальше Витя называл по кругу резидента. Тот, сидя, отвечал на вопросы, которые были написаны на стене: Эмоциональное состояние – среднее, физического состояние – хорошее, информация о моем плохом поведение – отследил за собой эгоизм, возьму пять эгоизмов по дню. Задание выполняю пятое, трудностей нет.
Я ничего не понял. Да и не до понимания было мне. Следом шло:
У кого-нибудь есть информация о негативном поведении этого резидента? – спрашивал Витя. И некоторые тянули руку.
Витя вызывал по очереди.
- У меня есть негативная информация о (далее следовало имя отчество резидента). По ситуации: он вчера, раздражался на кухонный наряд. Что по чувствам у меня вызвало: недоумение, огорчение, неприязнь. В этом я вижу его раздражительность.
«Что возьмешь на себя за раздражительность?» —спрашивал Витя у обвиняемого.
Это какой-то бред – думал я. Это что? Стукачество? Зачем этот цирк вообще нужен? Что, вообще происходит?
Этот театр абсурда продолжался достаточно долго. Резиденты брали на себя последствия. Я не понимал еще, в чем заключаются эти последствия. Звучали слова вроде «коррекционка», «своеволие», «гербы» и прочее. Что все это значило пока для меня было тайной.
Меня пропустили. И я был этому рад. Не хватало еще, чтобы на меня сейчас стучали. В голове я, конечно, прокручивал, что мог кому сделать. Мало ли.
Одна девушка вообще не успокаивалась. Она постоянно поднимала руку. У неё была информация на каждого, да еще иногда и не одна.
Она как мантру зачитывала это: у меня есть информация о негативном поведении…

Закончилось и это шоу. У меня просто не было слов, как можно еще назвать этот бред.
Мы так же взялись за плечи, прочитали молитву, и Витя объявил об окончании мероприятия «Честность».

Я сразу же сел обратно. Мне внезапно стало как-то не по себе. Я не мог понять, что я только что видел. Но долго мыслить на эту тему я уже не смог.
В групповой все собираемся – громко заявил Витя.
Тишина, у нас начало пересчета с Ивана Павловича.
Что-то новенькое подумал я.
После пересчета, Витя опять куда-то ушел. Он появился через минуту.
Внимания семья, собираемся на воду и перекур.
Благодарю – раздался радостный хор.

В этот момент, у меня в голове радостно защебетало. Курить. Но как? Я же решил отказаться от этой привычки. Ничего страшного, сигареты то у меня еще есть. Я же просто теперь спокойней к этому отношусь. А кончатся сигареты – обязательно перестану выходить на перекур. Пока то можно – в голове проносился вихрь мыслей и эмоций.
После пересчета, мы собрались все на лоджии. Кого-то назначили на воду. Они взяли ведра и куда-то ушли. Когда они вернулись, на улицу вышли мы все.
Я все ждал, когда мне вернут зажигалку. Так неудобно было подкуривать у кого-то. Но тут я заметил, что зажигалок ни у кого нет. И все подкуривают у Вити. Для меня тогда этот факт был незначительный, я был рад, что мы вышли на перекур.
- тридцать секунд до окончания перекура – громко объявил Витя. Однако, через пять секунд прозвучала фраза – докуриваем, заходим.
Я быстро добил сигарету и поспешил заходить.
Заходили мы по очереди в одну шеренгу. Сзади раздался голос Вити – моем руки, рассаживаемся на пересчет.
Мы так же по очереди вымыли руки. И нас снова пересчитали.
По распорядку – возвестил Витя и все расслабились.

Я до сих пор, не мог прийти в себя после «Честности». Пугало то, что скоро будет информация и на меня. Возможно она уже есть. Просто из-за того, что меня пропустили, её не озвучили. А завтра обязательно озвучат. Нужно быть предельно внимательным и осторожным.
Ну, как тебе «Честность»? - спросил меня Алексей. Я с ухмылкой посмотрел на него. А как ты сам думаешь?
Да, говорит Алексей, я тоже был в шоке.
«Зачем это все нужно?» —спросил я.
Видишь, они говорят, что мы сами в себе не отслеживаем плохое поведение. Мы сами не замечаем, как иногда задеваем чьи-то чувства. А также не всегда понимаем какие у нас недостатки. Вот такой вот, взгляд со стороны. Нам честно и открыто говорят, что мы делаем не так.

Видно было, что Алексей сам слабо верил в эту концепцию. А я начал задумываться, а нужно ли все это мне?

В это утро мне было особенно тревожно. Я ужасно хотел домой. Находясь уже пятый день в информационном вакууме, я не знал как дела дома. В голове были мрачные мысли, а в груди неприятно ныло.
Как это все может мне помочь? – думал я. Мне казалось тогда, что я уже прочитал самую важную мысль «одна доза — это слишком много, а тысячи всегда будет недостаточно». Меня это убедило. Мысль была хорошая. И этого мне будет достаточно. А вот это вот все, что я увидел мне никак не поможет. Это не для таких как я.
Утро проходило своим ходом. Ребята не спавшие всю ночь, точно так же участвовали в утренней уборке, зарядке, честности.

Дом мы, разумеется, вновь не сдали с первого раза. Но меня в тот момент снова волновал только мой объект. Коррекций по нему не было. Это вновь был спортзал с Петей.
Честность сегодня проходила без каких-либо громких последствий. Консультанты вообще на ней отсутствовали. Меня, слава богу опять пропустили. Я хоть и смирился с существованием такого мероприятия, но все еще испытывал некую озадаченность за ту информацию, которую подавали. Например, за то, что кто-то сегодня засыпал на медитации. Это было для меня удивительно. Ведь можно же понять человека? Он не спал всю ночь. Но нет. Ему навалили последствий – теперь он после отбоя, час будет стоять у кровати. Это было несколько дико. Но самое главное, что меня пока это не касалось.

Я вспоминал, как все было хорошо в социуме. Как было хорошо дома. Мне нужно всего лишь не пить. Вот вернусь домой, просто не буду пить и это мне поможет. Я уже готов к этому. Остальное лишнее. Результат моих запоев всегда был плачевный, но сейчас я переплюнул сам себя.

Я много общался с Алексеем. Он мне показал книгу «Анонимные алкоголики» и сказал, что вот эта книга помогает. Что вернувшись домой он будет ходить на группы. А то, что происходит тут это для наркоманов. Я пообещал себе, что обязательно прочитаю эту книгу и после возвращения в социум буду ходить на группы.
Основная проблема была в том, что я теперь не знаю когда вернусь в социум. Даже три месяца для меня казались чем-то невероятным. Я корил себя за то, что вообще озвучивал такие конские сроки жене. Достаточно то было недели. Почему я не мог этого понять?

От воспоминаний становилось только хуже. Я отчетливо чувствовал себя в своих воспоминаниях счастливым. Я искренне не понимал, как я мог это не осознавать раньше.
В дневник чувств, разумеется, шли совсем другие мысли. Я не писал ничего о своих метаниях. Но чувства я использовал настоящие. Так, например на мысль: «что будет на обед?» у меня были чувства: «отрешенность, подавленность, смятение, грусть, печаль». Я не мог написать другие чувства, у меня их просто не было. Любая мысль приводила именно к этим чувствам. Потому что тянула за собой воспоминания из жизни дома. Ни одна выравнивающая мысль не смогла бы выровнять меня настолько, насколько это делали перекуры. Я совершенно не замечал такого эффекта от сигарет в социуме. После перекура, я отчетливо ощущал, как уходят негативные чувства и как легче от этого мне становится. Я четко понимал, что меня толкают чувства на мысли, а не наоборот. Не мысль порождала чувства. А чувства – мысль.

После перекура все было совсем по-другому. А к обеду я разгуливался настолько, что уже мог видеть некоторые плюсы моего пребывания в центре.
На одной стене висел плакат с недостатками. Да этого я всегда шутя говорил всем, что весь плакат — это мои недостатки. Но это было не так. Я вообще не признавал в себе ни одного недостатка и когда моему наставнику понадобилась эта информация – я не смог честно назвать ни одного. Он записал сам – «закрытость, самоуверенность, непринятие». И если с закрытостью и непринятием и был частично согласен. То с каких это пор – самоуверенность стала недостатком? Я считаю, что это вообще одно из важнейших моих достоинств. С его помощью, я не раз прорубал себе дороги, и не раз вытаскивал себя из неприятных ситуаций после запоев. А тут это недостаток. Это какая-то ошибка. Досадная ошибка.

После обеда, на котором был опять почти пустой суп и столовая ложка салата, нас отправили на релакс час. Только в этот раз на релаксе было разрешено спать. Видно, было как ребята отчаянно боролись со сном. Это было хорошей новостью и для меня. Так как я тоже очень хотел спать.
Костя так и лежал на своей кровати, вид у него был болезненный. Как ты себя чувствуешь? - спросил я у него чисто для установления какого-либо контакта. Он сказал, что плохо.
И хоть он и отрицает отравление, я подумал, что он именно отравился.
В социуме у меня был мощный бзик. Я был ужасно брезглив. Мне невыносима была мысль, что кто-то может, не помыв руки зайти на кухню. Мне было невыносимо, если еда стояла несколько часов не в холодильнике и, если вообще готовит кто-то кроме меня. Чужую еду, я не ел. Я не знал из каких продуктов она приготовлена и мыли ли руки во время приготовления. Исключением были системы общепита. И хотя я, насмотревшись всяких «ревизорро» понимал, что там условия могут быть не лучше – спокойно ел общепитовские пиццы, роллы и прочее. Такая вот раздвоенность.
А тут у меня просто не было выбора. И я видел, как недоеденные порции стоят в жару на окне. Как над ними кружат мухи и как их потом на следующий день выдают как добавку. Видел, как на кухне пробуют на соль одной и той же ложкой, не споласкивая её при этом.
Отравиться было реально. А брезгливость — это не недостаток, а средство самосохранения.
Костя тоже отравился, просто отрицает это – подумал я, и лег спать.

В этот раз релакс длился долго, до шести вечера. Больше трех часов. Я успел и поспать, и почитать и даже дописать дневник. Поэтому вечер для меня был полностью свободный. Это меня радовало. Настроение к вечеру было уже приподнятое и боевое. Тем более после релакса мы вышли на перекур.
Я вооружился книгой «Анонимные алкоголики» и принялся её читать.
О, боги. Это все было про меня. Её словно писали про меня. Это меня настолько впечатляло и воодушевляло. Все мы абсолютно одинаковые.
Единственно, что немного смущало, это стиль написания книги. В духе треннингов для будущих миллионеров. Я обычно не читал подобного рода литературу. Не доверял ей от слова «совсем». Но истории из жизни алкоголиков настолько зеркалили мою собственную жизнь, что я не мог сомневаться в этой книге. Она оправдывала все мое пьянство.
Пожалуй, теперь я точно взял все, чтобы не пить при возвращении из центра. Раз у других получилось, благодаря этой книге, у меня тем более получится.
Теперь я был вдохновлен. А в дневнике, в конце, я написал, что был бы счастлив оказаться дома.

Теперь я уже не гнался за пустой идей излечится от своей зависимости. Я понял, что тут мне делать нечего, я уже здоров.
Когда я рассказал об этом Алексею, он меня поддержал. Сказал, что я начал правильно рассуждать. Теперь занимайся спортом и не жди, когда тебя заберут. Просто иди к своим целям. А на эту программу и двенадцать шагов вообще не обращай внимания. Иначе кроме злости, ничему новому не научишься.
Наконец-то выздоровел – сказал Игорь, подсаживаясь к нам. Я уже думал, что ты из этих… сумасшедших.
Я не стал уточнять, что он имеет ввиду под «сумасшедшими» потому, что понял, что он имеет ввиду людей, которые поклоняются этой методике и считают её избавлением от всех проблем в их жизни.
Все проблемы у нас в голове. И только мы сможем их решить. Глупо полагаться на некую силу, которая избавит нас от них.
Теперь я был уверен, что программа не для меня. А я уже здоров. Мне пора домой.

(Эта история - личная история выздоровления, с неким художественным оттенком. Все имена и события происходящие здесь художественный вымысел, все совпадения с реальным - случайны)