Jlogblpb

Пикабушник
Дата рождения: 29 ноября 1980
поставил 5032 плюса и 280 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
5 лет на Пикабу
1306 рейтинг 50 подписчиков 36 подписок 77 постов 5 в горячем

Просто фото с телефона

Была тут какая то волна, нет не с сиськами и не с работой даже, потупее... фото с телефона.. ну наверное сплошняком фото это слишком тупо..

Я небо люблю фоткать...

Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост
Просто фото с телефона Волна, Фото на тапок, Небо, Облака, Длиннопост

это только часть, если понравится кому еще выложу..

Показать полностью 17

Вера, война началась -  Конец

- 66 -

За повседневностью будней годы мелькают незаметно. В этом году Раиса летом закончит школу, а Игорь по осени пойдёт в первый класс.

Вся страна праздновала двадцатую годовщину Победы.

Вера и Алексей накрывали в саду стол для приёма гостей. Обещали приехать Проскуряковы, Аня с Витей, Клава с мужем.

Посаженные Алексеем яблони и вишни цвели буйным цветом, распространяя одуряющий аромат. Кругом летали пчёлы, нагружаясь нектаром. На улице было тепло, тихо и солнечно.

Вера постелила скатерть, а Алексей принёс тарелки.

- Вера, я тут капусты принесла, огурцы соленые, - Сима расставляла закуски на столе. - Вот ещё, - она вытащила из под фартука бутылку водки.

- Нагреется, - поморщился Алексей.

- А дома — испарится, - вздохнула Сима.

- Хозяева, гостей встречайте! - послышалось от калитки.

Вера бросилась к толпе гостей.

- Хорошо тут у вас! - оглядывался Евгений. - Цветёт, пахнет!

- Не говори, - разомлевшим голосом поддержала его жена. - Пока в гору влезли, похудели. А так — хорошо!

- Проходите! - подошёл к гостям Алексей. - У нас всё готово.

- Вот гостинцы, - передала Аня полную авоську. - К столу и детям.

На столе, уже заставленном закусками, не хватало места для новых тарелок. Наконец, угомонились и уселись.

- Ох, хорошо! - отмахнулся от шмеля Евгений.

- Давайте первую - за Победу! - поднял Алексей рюмку.

- За Победу! - поддержали его гости.

Потом они пили за то, чтобы не было больше войны, чтобы дети не испытали те ужасы, которые пришлось испытать им.

- Ты бы спела, Вера, - попросила Анна.

Вера захмелела от вина, лицо её раскраснелось, и она казалась моложе. Алексей принес гитару.

- Пой, Вера! Пой! - закричали гости.

- Спою песню, которую с войны не пела, - Вера перебирала струны тонкими пальцами, настраиваясь на мотив. - Автора слов не помню, в учебнике «Родная речь» прочитала, а музыку сама подобрала!

Гости заинтересованно посмотрели на Веру. Никто не подозревал в ней таких талантов.

Вера сделала паузу и запела:

Где Амур спокойно катит волны,

от Хабаровска невдалеке,

где леса стеной, зелёной, тёмной,

круто опускаются к реке.

Где ночами стелятся туманы,

где валежник затаил беду.

В дебрях тех скрывались партизаны

в грозном восемнадцатом году.

Шли бои в кольце лесных пожаров,

люди отступали на восток.

Был в отряде Коля Тиховаров,

маленький смышлёный паренек…

Алексей прислушался. Мотив был знакомым. Вспомнить, где слышал, сразу не удалось. Мало ли песен он слышал.

Вера продолжала песню.

А в голове Алексея всплыли следующие строки:

...Знает Коля тайные лазейки,

всё прошёл, но вот на полпути,

прямо на разъезд белогвардейский

он наткнулся. Некуда идти.

Через минуту Вера пела новый куплет, повторяя слова, возникшие в памяти Алексея.

Память закрутилась киноплёнкой, чёткие кадры следовали один за другим. Начало войны…

...Алексей бездумно смотрит в окно теплушки. Мимо проплывают спешащие на восток поезда. Он - выпускник военного училища едет на фронт… Колёса поездов тревожно стучат: война, война...

Алексей выпрыгивает из вагона теплушки, чтобы набрать на вокзале кипятка…

Вера с удивлением смотрела на мужа. Глаза Алексея остановились на её лице, он замер, некоторое время разглядывая Веру. Будто искал знакомые черты.

Опять закрутилась память:

...он вбегает в старый станционный вокзал с чайником и останавливается. На лавочке, в окружении детей, сидит щуплая девчушка и самозабвенно играет на гитаре. Рядом, с кружкой в руке, сидит старик и не спускает с девушки глаз, слушая, как она поет:

…прямо на разъезд белогвардейский,

он наткнулся. Некуда идти…

Кипятка Алексей так и не набрал.

Песня ли заворожила его, или девушка пела так душевно,что он забыл, зачем пришёл. Припомнилось, что в войну часто в тяжёлых случаях на ум приходили патриотические слова песни:

«…ты напрасно пули тратишь даром.

Ты утонешь, я умру от ран».

Вот как умер Коля Тиховаров,

Маленький смышлёный партизан…»

Сима и Аня вытирали слёзы, набежавшие на глаза.

- Патриотическая песня, - вздохнул Евгений.

- Всегда говорила: певицей тебе быть надо, - с сожалением произнесла Ирина.

- Поздно уже, - вздохнула Вера.

Весь оставшийся вечер Алексей не находил себе места. Хотелось рассказать жене, что у них была встреча. Случайная, мимолётная…

Вера видела его возбуждение. Но подумала, что Шура своими замечаниями опять достала мужа, и он едва терпит её присутствие.

Гости расходились в темноте.

- Ты смотри, - удивился Виктор. - От яблонь-то прямо светло.

- Хорошо у вас тут, - вздыхала Клава.

Алексей взял Веру за руку и усадил на стул.

- Вера, а где твои косы? - взволнованно спросил он.

- Косы? - удивилась Вера. - Отрезала я их давно. Дети пошли, не до кос стало. Ты почему про косы вспомнил? - она замолчала, не понимая, откуда знает Алексей, что она в молодости носила косы.

- Ирина сказала? - спросила она.

- Нет! - покачал головой Алексей. - Вспомни начало войны… Где ты была?

- Я рассказывала тебе, - недовольно передёрнула плечами Вера. - В эвакуацию ехала.

- Ну, и…, - пытался направить её мысль в нужном направлении Алексей. - Станцию помнишь?

- Мало ли станций было, - возразила Вера. - Путь-то не близкий.

- Нет. Вспомни. Маленькая станция, вокзал…

- Вокзал? - задумалась Вера. - Да, наш поезд остановили на маленькой станции. Вроде, сломалась колёсная пара, - сказала она. - Надо же - помню. Мне там незнакомый старик подарил эту гитару. Я пела песню про Колю Тихо… Так это был ты?!!!

Память отчётливо воспроизвела вокзал, старика, детей… На неё восхищённо смотрел голубоглазый юноша, держащий пустой чайник. Кипятка он так и не набрал. Тревожно загудел паровоз.

- Ты? - повторила она.

Казалось бы, им вряд ли суждено было встретится.

Те поезда уносили их в разные концы необъятной страны.

За прошедшие годы с ними могло произойти всё, что угодно. Алексей мог не вернуться с фронта, Вера поехала бы в деревню, где прожила бы иную жизнь...

Получилось так, как получилось…

Эпилог.

Вера стояла у окна и глядела на пустынную, такую знакомую до каждой кочки улицу.

Напротив стояли старые дома.

Там, когда-то, жили подруги.

Нет теперь ни суетливой Симы, ни крикливой Шуры.

Не было с ней и Алексея.

Они прожили вместе много лет. Жизнь не была лёгкой...

Но Вера была благодарна мужу за то, что он «повозил» её по стране.

Лёгкий на подъем, Алексей брал отпуск летом, и они ездили: к старшей дочери на теплоходе вверх по Волге, где Раиса преподавала в школе; к младшей дочери в Баку, куда Галина уехала в след за мужем-офицером; не один раз в Казахстан; летали самолётом в гости к двоюродному брату Алексея — шахтёру - на Донбас; в Калининград.

Съездили в Ленинград.

Город преобразился, и Алексей с трудом узнавал места, где были окопы русских, а где находился враг. Были они на Пулковских высотах, на Вороньей горе. Где находилась Фигурная роща, Алексей определить не смог.

Они ходили по широким проспектам, катались по каналам…

Теперь, состарившись, она переезжала к старшей дочери.

Вера пригорюнилась: жизнь прошла…

Тут же лицо её просветлело. Жить всё-таки стоило.

Останутся дети, внуки, правнуки!

Жизнь продолжается!

Старый дом оставался наедине с тенями-воспоминаниями.



Алексей

Вера, война началась -  Конец Великая Отечественная война, Длиннопост, Текст, Самиздат
Вера, война началась -  Конец Великая Отечественная война, Длиннопост, Текст, Самиздат

Вера и Алексей 90-е

Вера, война началась -  Конец Великая Отечественная война, Длиннопост, Текст, Самиздат

Алексей с внуком (со мной)

Вера, война началась -  Конец Великая Отечественная война, Длиннопост, Текст, Самиздат

Вера, 2006 год

Вера, война началась -  Конец Великая Отечественная война, Длиннопост, Текст, Самиздат

Хочу немного написать от себя.

Вторая часть книги мне не нравится. Я на это указывал матушке и просил переписать, что то она поменяла, но большую часть оставила. Может не успела, может вдохновения не было. Книга написана по сути по моей просьбе и из обозначенной мною истории и моих и отцовых воспоминаний, до этого все книги она писала от вдохновения.

Не нравится мне вторая часть потому что, на мой взгляд, не передает самую суть, что пройдя все это (я уже буду писать вместо Веры просто бабушка) бабушка осталась очень спокойным, рассудительным и добрым человеком.

Я у бабушки практически вырос, и как и все дети не был идеальным и послушным, но я просто не помню чтобы бабушка на меня кричала, ругала да, но никогда не повышала голос.

Ни про кого она не говорила плохо. Даже о тех кто украл деньги на дом во время поминок и оставил ее без средств к существованию с двумя детьми и о них плохо не говорила. Говорила только "и ведь кто то свои, чужих то тут не было, а где деньги лежали знали только три человека.... ну бог им судья..." Хотя в Бога не верила.

Уехала бабушка жить к дочери после того как умерла последняя подружка, Шура..

Я спрашивал "бабуль, за чем ты с ней общаешься? она же постоянно говорит гадости и что она лучше чем мы" (история не придуманная, шура пришла сутра пообщаться, а я проснулся и пью кофе, а бубушка ворчит как это я кипяток пью, Шура выдает, "Да это разве кипяток? Вот у нас кипяток так кипяток! У нас газ греет лучше и вода корячее! Кипяток у нас сильнее обжигает, а у вас это так" бабушка только молча улыбалась. Услышать подобную чушь от взрослого человека было дикостью, потому и запомнил это) на что бабушка мне отвечала "Толечка, она может про кого то нехорошо сказать, но в лицо, она может глупости говорить, но не со зла. Но когда нужна будет помощь она придет помогать первой" И это правда, когда умер дед, Шура не отходила от бабушки, она готовила на поминки, она помогала по уборке дома и в огороде.

Закончу пожалуй на этом. Писать что то более подробное очень тяжело..

Вспоминаю бабулю почти каждый день. Ее цитаты, "Как говорила бабуля.." у нас в семье слышно постоянно.

Показать полностью 5

Вера, война началась - 32

- 65 -

Из Казахстана приходили письма от отца. Он писал, что хочет увидеть городского внука. Обижался, что сын совсем забыл его и Марфочку. Съездить на родину очень хотелось. Алексей понимал, что отец стареет и не вечен. Мысленно, он всё чаще принимал решение съездить в Бурас.

- Вера, у меня отпуск в июне..., - едва переступив порог, начал разговор Алексей. - Давай, в Казахстан махнём.

- Если меня отпустят, обязательно поедем, - пообещала жена.

Отпуск Вере предоставили, вошли в её положение.

Едет первый раз к родственникам мужа, в такую даль.

Вера переживала.

Как там примут?

Муж рассказывал о непростом характере своего отца. Марфочка, по его словам, добрейшая женщина, но примет ли она её, ведь у Веры двое детей от первого брака.

Дочери ехать отказались.

Вера настаивать не стала: взрослые уже, самостоятельные.

Она бегала по магазинам, покупала подарки для всей родни.

- Марфочка платки любит, - говорил Алексей, - такие, знаешь, расписные…

- А Иван Семёнович? - переживала Вера.

- Отец, - усмехнулся Алексей, - за стол без «беленькой» не садится. Вера, - неуверенно произнес он, - Марфочка писала, что Лида до сих пор ходит к ним… Купи ей в подарок чего…

Вера бегала по магазинам, покупая отрезы пёстрого ситца жёнам братьев, шоколадные конфеты и пряники - племянникам. Марфочке она купила красивый платок с бахромой.

Наконец, настал день отъезда.

Отдав последние наставления дочерям, втроём отправились на станцию.

Шестилетний Игорь, с нетерпением ожидавший поездки к деду, был доволен больше всех. Он занял место около окна и с интересом оглядывал окрестности родного города, расспрашивая отца, какую станцию они проезжают.

Вера постелила на полки постель и занялась чтением книги.

Поезд мерно стучал колёсами на стыках, успокаивающе действуя на пассажиров.

Проводница разносила чай с маленькими, на два кусочка сахара, пакетиками.

Настало время дорожного знакомства: ехать в одном вагоне предстояло не одни сутки. Люди шелестели газетами, доставая пирожки, варёные яйца и жареных кур, предлагая снедь сидевшим рядом соседям.

Вера развернула пакет, где был упакован дорожный набор продуктов и, пригласив соседа с верхней полки, они принялись обедать.

После обеда Алексей курил с соседом в тамбуре.

Поезд, то спешил, догоняя упущенное время, то крался, как степная лисица на охоте за зайцем, иногда стоял на разъездах, ожидая встречного состава. За окошками мелькали названия станций. Пассажиры дремали или с азартом резались в карты от скуки. Летний день долгий, темнеет поздно. К вечеру пассажиры изрядно притомились от безделья. Что уж говорить о ребёнке. Игорь, прикорнув после обеда, к вечеру поскучнел. Прилипнув к окну, он читал названия станций.

- Сколько же тебе лет? - заинтересовался сосед по купе, Николай.

- Шесть, - ответил мальчишка.

- Смотрю, читать умеешь? Кто научил?

- Сёстры научили, - Игорь не отрывался от окна.

Поезд остановился.

- Поворино, - объявил очередную станцию Игорь.

Алексей оторвался от газеты и выглянул в окно.

- Я здесь не один раз проезжал, - сообщил он сыну. - В первые дни войны ехал эшелоном на фронт.

- А я в начале войны, по этой дороге уезжала в Сибирь, в эвакуацию, - отозвалась Вера.

Поезд тронулся, станция медленно проплыла мимо. Мимо проносились белёные домишки, запахло кизячным дымом из печек во дворах. На лугу около дороги пасся на привязи телёнок. Серая коза, тоже привязанная, подняв голову, тупым взглядом провожала поезд.

- Ужин готовят, - потянул в себя воздух Николай.

- Скоро свет выключу, - предупредила проводница, - останутся только ночники.

Проснувшись утром, Игорь опять уселся у окна обозревать встречающиеся достопримечательности да бесконечно расспрашивать отца, кто тот или иной дядя, запечатленный в камне или в бронзе на какой-нибудь площади или на каком-нибудь кургане.

Алексей с удовольствием отвечал на вопросы сына.

Сосед по купе оказался разговорчивым эрудитом, разбавлял рассказы Алексея подробностями местной истории. Несколько суток пути пролетели незаметно.

Марфочка встретила гостей с распростёртыми объятиями. Обняла Веру, расцеловала опешившего от ласкового внимания Игоря, всплакнула, обнимая Алексея.

- Лёшенька, - вздыхала она, - мы гостей не ожидали. Отец с братьями на покосе. Пошлю за ними Павлушку, пусть деда домой зовёт.

- Не суетись, Марфочка, - успокоил её Алексей, - мы пока отдохнем. Успеем с отцом навидаться. На неделю приехали.

- Так мало! - охнула Марфочка. - Погостите подольше, добирались вон сколько.

Пока гости отдыхали, пришли жёны братьев, принялись помогать хозяйке готовить угощения.

Вера, услышав суету, поднялась и сразу окунулась в общие заботы: стала чистить картошку.

- Ты не отдохнула совсем, - попыталась остановить её Марфочка.

Но было видно, что женщине приятно участие снохи в общих хлопотах. Не строит из себя городскую, не пытается советовать.

Столы накрывали на улице.

Пока ждали хозяина да братьев с поля, Вера раздала подарки, а Игорь перезнакомился со своими двоюродными братьями и сестрой.

Марфочка закуталась в платок и снимать его не хотела, так он понравился ей.

После полудня пришли с покоса братья и отец.

Иван Семёнович в калитку заходил с серьёзным выражением на лице. Степенно поздоровался с сыном за руку, кивнул снохе, окинул взглядом внука и пошёл к стоящей в огороде кадушке: умываться.

Марфочка, схватив полотенце, кинулась за ним.

Вера, поражённая таким приёмом, посмотрела на Алексея: «мол, чем провинились, что отец так немилостиво встречает?»

Тот пожал плечам: «погостим - увидим».

«Верно обиделся, что не предупредили о приезде», - решила Вера. - «Ничего. Отойдёт».

Иван Семёнович, с полотенцем через плечо, подошёл к столу, где его уже ожидали. Обозрев тарелки с яствами, густо наставленные на столе, он отвернулся и пошел в дом…

Вера растеряно смотрела на Алексея, на Марфочку, на братьев.

- Главное-то я забыла, - спохватилась Марфочка.

Вера сразу вспомнила слова мужа: «отец за стол без беленькой не садится».

Она кинулась в дом, достала из чемодана бутылку «Московской» и бегом вернулась к столу.

Алексей поставил водку на видное место.

- Всё нормально, - успокоил он жену.

Через несколько минут из дома вышел Иван Семёнович. Он окинул стол взглядом озирающего окрестности орла и, быстро просеменив через двор, победоносно сел во главе застолья.

- Вот это — по-нашему! - сдёрнул он алюминиевую крышечку с бутылки. - Хорошая сноха, догадливая, - удовлетворенно произнес глава семейства. - Поди сюда, а то не поздоровкались с тобой.

Вера подошла к Ивану Семёновичу, и тот троекратно расцеловал её.

- Давайте за встречу! - Хозяин поднял полный стакан.

Водку в деревне пили только стаканами, не признавая мелкой посуды в виде стопок или рюмок.

Выпив и закусив, Иван Семёнович обратил внимание на внука.

- Подь и ты, - подозвал он Игоря.

Тот с недоверием посмотрел на странного деда, но подошёл.

- Тебе лет сколько? - уточнил дед.

- Шесть, - смело ответил внук.

- А мне - семьдесят с гаком, - сказал дед. - Не знаю, увидимся ли ещё? Не часто вы приезжаете. Так вот моя воля: три нижних бревна от бани…, ...потом…, - он многозначительно поднял палец, - тебе оставляю. Все слыхали?

- Исполним твою волю, отец, - смиренно заверил его Аркадий.

- То-то! - Иван Семёнович, удовлетворённый, потянулся за бутылкой.

- Дед, - едва Иван Семёнович поставил стакан на стол, дёрнул его внук за руку. - Не надо мне брёвен. С ними в поезд не пустят.

Дед вытаращил на внука глаза, пытаясь понять о чём тот говорит. А поняв, расхохотался.

- Весь в меня! - смеялся он, похлопывая Игоря по спине. - Умный!

Вечером, лёжа в кровати, Алексей говорил Вере:

- Понравилась ты всем.

- Иван Семёнович - большой оригинал, - отозвалась жена.

- Старый стал, - вздохнул Алексей. - Чудит.

Утром завтракали всей большой семьей. Долго не вставали из-за стола, не в силах наговориться. Братья рассказывали о своей жизни в деревне, вспоминали общих знакомых. Марфочка поставила на стол трёх-литровую банку молока.

- Пейте, - приговаривала она. - Разве в городе есть такое!

- Ты их ещё водой из колодца напои, - пробурчал Иван Семёнович. - В городе тоже такой нету.

Он сидел недовольный: Марфочка не поднесла с утра, стесняясь гостей. Может, он повздорил бы, но у калитки, улыбаясь, стояла женщина.

- Лида! - позвала её Марфочка. - Проходи.

- Я услышала, что Алексей приехал, - говорила пришедшая женщина, усаживаясь на табуретку. - Думаю: пойду, поздороваюсь.

- Хорошо, что пришла, - произнёс Алексей. - Вот - семья моя.

Он представил Веру и сына.

Вера, пока длилась суматоха знакомства, успела разглядеть гостью: симпатичная женщина, одета просто. А в глазах затаённая печаль. Вспомнив про подарок, Вера кинулась в дом.

- Вот, - протянула она Лиде шарфик. - Это — вам.

Лида, растерявшись, смотрела на нежный шёлковый шарф и поглаживала его рукой.

- Мягкий какой, - прошептала она. - Спасибо.

Марфочка поставила перед ней кружку и налила чая.

- Вот - конфетки городские, - потчевала она гостью.

Лида взяла конфету и бросила на Алексея вопросительный взгляд.

- Ничего, - покачал тот головой. - Ничего.

Шум за столом умолк.

О том, что Алексей пишет во все инстанции, разыскивая брата, знали все.

Но за послевоенные годы он так и не продвинулся в поисках сведений о младшем брате.

Лида повертела конфету в руках и положила ее на стол.

- Пойду я, - распрощалась она. - На ферму надо.

Вера смотрела ей в след.

Как надо любить, чтобы столько лет надеяться и ждать.

Алексей тоже провожал взглядом Лиду, сожалея, что не может ничем помочь ей, не может найти никакой зацепки, никакой - хоть крохотной - надежды.

Несколько лет он писал в военкоматы, в архивы, писал на радио, разыскивая брата. Но ответ был один: «Сведения отсутствуют...»

Однажды он прочёл в журнале «Работница» рассказ «Голубая ель». Небольшой рассказ, на две страницы, который до глубины души взволновал его.

Автор писал о человеке, вернувшемся с войны.

«...Был он немного странным. Каждый год в февральскую стужу уходил в лес с бутылкой водки. Сын спрашивал, зачем отец, несмотря на мороз, на метель, в одно и тоже число надевает лыжи и уходит в глубь леса. Ладно бы на охоту, но тот не брал с собой ружья. Однажды, отец удовлетворил любопытство сына. Вместе они пришли на небольшую полянку, окружённую молодыми ёлками.

В центре поляны росла, редкая для здешних мест, голубая ель. А рядом с ней виднелся деревянный памятник, с покрашенной красной краской звездой. Отец руками разгрёб снег.

Внизу, на памятнике была прибита дощечка.

«Златоцветов Леонид Иванович», - прочёл сын.

- Товарищ мой, - глухо произнес отец. - Меня прикрыл, а сам погиб здесь. В этот день. Теперь хожу, поминаю его...»

Алексей в тот же день написал письмо в журнал, не особо надеясь, что автор может ответить. Он объяснил, что разыскивает младшего брата, безвестно пропавшего на войне.

Автор прислал сочувствующее письмо.

«...Но это - вымышленный персонаж, - писал он. - Я никогда не встречался с таким человеком...»

Обрывалась ещё одна ниточка.

Рассказывать об этой истории Алексей родным не стал, зачем бередить незаживающие раны.

Отец, до сих пор, напившись, горевал, что «не он, а младший сын остался в неведомой сторонке».

Все последующие годы Алексей продолжал поиски брата.

---

Гораздо позже, когда уже не было отца, из архива города С, пришел ответ:

«...воинская часть, имеющая адрес полевой почты №…., была окружена фашистско- румынскими войсками в начале июля под городом Старобельском...»

Для многих и многих война не кончалась в ….45 году.

---

Отпуск продолжался.

Братья организовали рыбалку. Взяв бредень, они отправились на речку.

Алексей, закатав брюки выше колен, шёл по краю от берега, утопая в вязкой тине. Сын бегал по берегу в ожидании улова. Наконец, вытащили бредень. Улов был богатым.

- На весь вечер бабам нашим рыбы чистить хватит, - приговаривал Аркадий, укладывая улов в мешок.

- Эх, - вздохнул Борис. - Моя рыбу не любит. Говорит: «На рыбалку ходи, а рыбы не носи домой».

- Ничего, - успокоил его Алексей. - Вера умеет чистить рыбу. Всё-таки на великой реке живем.

- Куда девать будем? - завязывал очередной мешок Аркадий.

- Сушить будем, - успокоил его брат.

Рыбу чистили до поздней ночи, потом засаливали, укладывали в тазики.

Марфочка нажарила лещей, но есть уже никто не захотел. Два следующих дня питались жареной рыбой и ухой.

- Бабушка, - не выдержал первым Игорь. - Молока хочу.

- И то, и то, - спохватилась Марфочка. - Дитё не виновато, что рыбы наловили.

После рыбалки надо было постирать одежду мужа, да и просто накопилась стирка. Вера несмело подошла к Марфочке:

- Как бы постирать?

- Не переживай, сноха, - успокоил её Иван Семёнович, куривший на пороге.

Он наносил из колодца воды, растопил печку в баньке. Марфочка принесла детское корыто.

- Я в нём стираю, - сказала она.

Вера поставила корыто на табуретку около бани и принялась стирать.

- Эх, тетеря, - упрекнул жену Иван Семенович и, уже обращаясь к снохе, закричал: Васильевна, стиральную доску забыла.

Затем, старческой трусцой, понёс доску Вере.

- Понравилась ты ему, - тихо сообщила Марфочка. - Для меня воды не носит.

А свёкор, разохотившись, натаскал воды ещё и для полоскания.

Марфочка, улыбаясь, смотрела на него и покачивала головой.

Вечером мылись в бане. Сначала мужчины, потом женщины.

- Мам, давай останемся здесь жить, - попросил Игорь к концу отпуска.

У Веры от поездки остались самые добрые впечатления.

Показать полностью

Вера, война началась - 31

- 63 -

Первого сентября сестёр в школу провожали Вера и Алексей. Они спускались по широкой дороге взявшись за руки. Девчата гордо поглядывали на встречных подружек, ведь не всех провожали мама и папа.

В конце мая ..58-го года Вера родила сына.

Алексей, гордый и довольный, пока Вера была в роддоме, отмечал его появление целую неделю.

Ещё бы! В октябре ему исполнится сорок лет. В такие годы люди уже внуков нянчат.

Вера заметила его помятое лицо, когда Алексей приехал забирать их с сыном. Но, видя, как он бережно взял на руки завернутого в одеяло сына и прижал к себе, женщина поняла его и простила.

Дома Алексей долго не отходил от кроватки сына, словно не верил, что стал наконец отцом.

Вера поглядывала на него и качала головой. «Не налюбуется! То-то ещё будет, когда станет орать по ночам, не давая выспаться».

- Вера, я понимаю, что у тебя есть имя для ребенка, но разреши мне назвать его Игорем.

- Почему? - удивилась Вера.

Она придумала для сына более простое имя.

- Как князя из «Слова о полку Игореве», - сказал Алексей.

Вера молча кивнула, соглашаясь.

Пусть будет как князь.

Она привыкала к Алексею и даже, по-своему полюбила его, спокойной, заботливой, неперечливой любовью.

Посмотреть ребенка пришли соседки.

Сима принесла в подарок три пеленки, а Шура пришла с наставлениями.

- Вера, - начала она, - расписаться вам надо. Одно дело - без детей жили, не расписаные. Не известно, что у него на уме. Уйдёт, будешь троих тянуть, - поучала она. - А дитя на чью фамилию запишешь? То-то!

До сих пор Вера не задумывалась о своём статусе. А тут, выходит, без свидетельства о браке - она не жена. Но предложить Алексею расписаться Вера не захотела. Пусть Шура говорит, что хочет, а вести мужика за руку в ЗАГС стыдно.

Разрешилось всё само собой.

- Вера, сына регистрировать надо, - сказал Алексей, сидя за столом.

- В субботу сходим, - согласилась она, не показывая вида, насколько обидели его слова.

«О сыне вспомнил, а то, что сами не регистрированные, забыл».

Вера поставила миску на стол и отвернулась, чтобы Алексей не прочел на её лице разочарования.

- Вот я и говорю, - продолжал тот. - Расписаться нам надо.

Вера посмотрела на Алексея и покачала головой.

Оказывается всё просто, а она переживала.

Они сходили в ЗАГС, в один день решив все проблемы.

Игоря записали на фамилию отца, а в свидетельстве о браке Вера оставила фамилию первого мужа.

Алексей не возражал.

С девочками у Алексея складывались неровные отношения.

Галинка, более спокойная, воспринимала его, как неизбежность, понимая, что матери трудно одной.

Бунтарка Раиса неприязни своей не скрывала.

Отчим, бывший учитель русского языка, считал, что грамотность надо прививать с детства, потому постоянно поправлял её произношение или употребляемые слова. Настраивая, тем самым, ребёнка против себя.

Вера, как могла, защищала дочь, говоря, что мала ещё, научится.

Алексей, видя сопротивление, пошёл по короткому пути:

«Не хочешь жить мирно, становись в угол», - говорил он.

Раиса безропотно стояла в углу.

В остальном жили, как все другие семьи.

Алексей отдавал жене получку до последней копейки, никогда не спрашивая, на что она тратит деньги.

Постепенно обзаводились мебелью: купили шифоньер, диван, обтянутый дерматином. Праздники отмечали с соседями, собираясь то у себя, то у Шуры, то у Симы.

Прежние друзья навещали всё реже.

Проскуряковы, получив квартиру, переехали в центр города, а Витя и Аня, хоть и жили в соседнем поселке, приезжали редко, занятые работой и бытом.

Алексею не нравилась Шура.

- Как Фёдор живет с ней? - удивлялся он. - Такая завистливая, сварливая!

Первое время Веру коробило, когда соседка, прибежав вечером с работы, «забегала на минутку». С порога придирчиво окидывала взглядом комнату и, заметив купленный диван, говорила: «У нас такой же, только спинка удобнее. Не можете вы мебель выбирать».

Веру коробило от её замечаний, постепенно женщина стала чувствовать неприязнь к Шуре.

Сима своей неприязни не скрывала.

- Считает себя умнее всех, - говорила она. - Допоучает!

И словно в воду глядела.

Шура прибежала поздним вечером, забарабанив в дверь.

- Пусти, Вера! - кричала она.

Перепуганная Вера открыла дверь и впустила соседку. На лице Шуры расплылся огромный синяк.

- Кто это тебя так? - ошарашенно спросила Вера, усаживая соседку на табурет в коридоре.

- Федька! Кто ещё? - удивилась та, как будто это было общеизвестным фактом. - Уходить собрался. Бабу нашёл. Говорит: лучше меня! Ничего, я ему тоже волосёнки проредила! - победоносно заключила соседка.

Вера не знала: плакать ей или смеяться.

Шура, переждав некоторое время, отправилась домой.

А Вера, задумавшись, долго сидела в коридоре. Думала она о том, что до сих пор Алексей даже голоса не повышал на неё. А если пить станет? А бить? Может, зря расписались? Впервые нехорошие мысли зашевелились в голове. Ведь он убил двоих человек!

- Ты чего не спишь? - спросил Алексей, выглянув из дверей.

- Шура приходила, - ответила женщина.

- Чего ей посреди ночи приспичило?

- За спичками приходила, - нарочито зевнула Вера.

Она легла на кровать и прижалась к тёплому боку мужа. На душе стало легче, и женщина спокойно заснула.

Сима, слышавшая ночной шум, не заставила себя ждать, придя ранним утром.

- Прибегала? - спросила она. - Жаловалась?

- Прибегала, - не стала скрывать Вера. - Не жаловалась. Говорит, причёску поправила Фёдору.

- Она может, - усмехнулась Сима. - За тебя переживала, что Алексей уйти может, а своего не удержала.

- Всего не предусмотришь, - вздохнула Вера.

- Дура она, - не унималась Сима. - У них ведь две девчонки. Одеть, обуть, накормить надо.

- 64 -

На «Лесобазу» Вера не вернулась.

После декрета она пошла работать в «Госстрах».

Настоял на том Алексей, убедив жену, что работа с бумагами пусть и ответственней, но чище, да и время не нормировано.

Работа Вере нравилась.

Оказалось, что она, со своим спокойным характером, может убеждать людей. План по страхованию Вера выполняла каждый месяц без особых усилий. Управившись с работой, она проходила по магазинам, покупала продукты и вечером встречала мужа готовым ужином.

Алексей, вместо маленького тёмного коридора, построил на всю длину дома застеклённую веранду с высокой лестницей, посадил фруктовые деревья.

Иногда они ходили в театр или в музкомедию.

Подрастал Игорь, в детсад его не отдавали, считая, что сами справятся с воспитанием. Да и далеко находился ближайший детский сад.

Алексей и сестры заучивали с Игорем стихи, учили его читать, считать. Отец считал, что ребенок должен развиваться разносторонне и с двух лет возил сына к себе на работу, где в большом зале конторы устраивали новогодние ёлки. Чем больше лет исполнялось Игорю, тем смелее становились планы отца по расширению кругозора ребёнка.

Алексей читал газету, сидя за столом. Он перевернул последнюю страницу и стал внимательно разглядывать объявления.

- Вера, - окликнул он жену, - не пора ли нам Игоря свозить в цирк? Тут пишут: в наш город цирк приезжает с новой программой.

- Давай, в будний день поедем, - отозвалась Вера. - Народу меньше. Можно места поближе взять.

Четырехлетний Игорь, воодушевленный поездкой в центр, всю дорогу стоял у окна вагона пригородного поезда, разглядывая пристанционные вокзалы и без конца спрашивая: «Приехали?»

А когда, наконец, приехали, мальчик объявил, что устал и идти не может. Отец посадил его на плечи и так нёс до самого цирка. Сын с высоты отцовских плеч разглядывал новые высокие дома, магазины, людей.

Места им достались во втором ряду, прямо напротив парадного выхода артистов.

Первое отделение началось Парадом-алле.

Красиво одетые артисты торжественно проходили по арене с поднятыми в приветствии руками.

Игорь тоже, на всякий случай, помахал им приобретённым в фойе флажком.

Потом на арену выбежали кудрявые пудельки с бантиками на шеях. Красивая дрессировщица, в сверкающем блёстками костюме, подавала им команды. Собачки перепрыгивали друг через друга, девушка кланялась и улыбалась.

- Ма! - громко спросил Игорь. - А где тигры? Наша Дамка так тоже умеет.

Мать дёрнула сына за рукав и прошептала: «Подожди».

Игорь разочарованно смотрел на арену. Он ожидал большего: по крайней мере, тигров или слона. И чтобы злые львы огрызались на дрессировщика. А так - скучно.

Он проглядел, когда покинули арену собачки, и выбежал маленький клоун.

- Сегодня на манеже всемирно известный клоун «Яблочко»!!! - объявил шпрехшталмейстер.

Клоун был одет в матросский костюм, на голове необъятная бескозырка, а «клеша» брюк настолько широкие, что затрудняли передвижение по арене, и он всё время спотыкался.

- Уважаемая публика!!!… - громко закричал клоун.

Вера при звуке его голоса вздрогнула и подалась вперед.

- Ты чего? - спросил Алексей.

- Показалось, - отмахнулась Вера, вновь уставясь на арену.

Клоун, путаясь в «клешах», догонял юркую собачонку. При этом, без конца падал и, наконец, остался без штанов, в длинных, до колен, трусах в яркий горох.

Собачка, не долго думая, утащила «клеша» за занавес.

Публика громко аплодировала вслед незадачливому клоуну.

А «Яблочко» выскочил на арену с букетом красных роз и, пробежав через весь манеж, встав на одно колено перед Верой, протянул ей цветы.

- Вовчик! - только и смогла вымолвить Вера.

Все зрители с интересом рассматривали, как «Яблочко» обнимает женщину во втором ряду.

А клоун, оторвавшись от женщины, выбежал на арену и громко закричал:

- Это - учительница моя! Давно не виделись.

- Представление продолжается!!! - прервал его шпрехшталмейстер.

Игорь, наконец, дождался выхода зверей и забыл спросить, почему клоун подарил матери цветы.

После представления они отправились за кулисы, где неприятно пахло зверями, потом. А клоун оказался обычным, улыбчивым парнем.

- Вера Васильевна, - улыбался он, глядя на Веру, - я вас сразу узнал.

- Вовчик! - не могла прийти в себя Вера. - Столько лет не виделись.

- Сын ваш? - кивнул Вовчик на Игоря.

- Сын, - погладила Вера по плечу Игоря. - Алексей, - представила она мужа.

- Так вот получилось, - ответил Вовчик на вопрос, читаемый в Вериных глазах, - поступал я в институт кинематографии. Сказали: «Талант есть, а внешность обычная, не героическая. Много, мол, таких». А в цирковое приняли.

- Здорово у тебя собака штаны утащила, - перебил его Игорь.

Вовчик засмеялся: она такая.

- Женат? - Спросила Вера.

- На самой красивой артистке цирка, - засмеялся Вовчик, которого назвать Владимиром у Веры язык не поворачивался. Он, по-прежнему, был для неё Вовчиком Чижовым.

- Стася, - выглянул Вовчик в дверь гримёрки, - зайди, пожалуйста.

В гримёрку вошла дрессировщица собачек.

- Станислава, - представил её Вовчик, при этом вопросительно глянув на Веру. - Моя жена.

Вера улыбнулась.

Женщина действительно была красива: с фиалковыми глазами, с матовой кожей лица, обрамлённой копной каштановых кудрей.

По взгляду Веры Вовчик понял, что та по достоинству оценила его выбор.

- Почему не сказал, что у тебя гости? - упрекнула Вовчика Стася. - Извините, я сварю кофе, - она вышла из гримёрки.

Через несколько минут Станислава накрыла журнальный столик, поставив чашки с ароматным кофе, коробку конфет, зефир, бутерброды.

- А это - тебе, - протянула она бутылку лимонада Игорю.

- Алексей, вы не против? - Вовчик достал бутылку армянского коньяка.

Алексей не отказался.

Вера и Вовчик, наперебой, вспоминали знакомых, жизнь в детдоме. Уехав из Канска, Вовчик не сохранил адреса однокашников, о чём очень сожалел.

Вера призналась, что ни о ком ничего не знает. Они обменялись адресами, пообещав писать.

- Ты научишь меня кувыркаться? - спрашивал Игорь.

- Обязательно, - обещал Клоун «Яблочко», напоследок подарив мальчишке бескозырку.

Показать полностью

Вера, война началась - 30

- 62 -

Перед майскими праздниками на «Лесобазе», как, впрочем, во всем городе, устроили субботник. Тёплым апрельским днём около здания конторы работники сгребали мусор, вскапывали клумбы, женщины высаживали рассаду цветов.

Вера, повязав платок, сгребала прошлогодние листья. Она нагребла кучу листьев и оглянулась в поисках мужчин с брезентом, на который те собирали мусор, относя его в выкопаную яму.

- Давай, Верок, накидывай, - расстелил брезент Васька Шабанов.

- Давай, я, - протянул руку за вилами напарник Васьки, которого Вера видела первый раз.

Она отдала вилы и взгляд её задержался на мужчине.

На голове его красовалась широкая кепка, остро торчали скулы, придавая лицу дерзкое выражение. Был он такой худой, что Вера невольно пожалела его.

Мужчины унесли мусор, а Вера продолжала сгребать дальше. Устав, она облокотилась на грабли.

Подошла Мария, напарница по работе.

- Тоже устала, - вздохнула она.

- Зато чистота какая, - улыбнулась Вера, оглядывая убранный участок.

- Здесь - чистота, а дома участок убрать руки не доходят, - пожаловалась Мария. - Ты у себя убралась?

- У меня не подсохло ещё, грязь, - сказала Вера. - Успею, уберу.

- Одной — тяжело, - посочувствовала Мария. - Вер, а ты землю копать наняла бы кого. Вон, Алексей, что с Васькой мусор носит, мужик одинокий, в общежитии живёт. Попроси его, поможет. Пирогами накормишь, он и рад будет.

- Не умею я пироги стряпать, - Вера опять взялась за грабли.

Мария не уловила недовольства в её голосе.

- Научу, - предложила она. - Ума большого не надо.

Вера ещё раз посмотрела на мужчину, который проходил мимо, но душа не встрепенулась.

Алексей отдыхал на лавочке, когда мимо прошла женщина, подруга Марии. Он проводил её взглядом. Маленького роста, худенькая, симпатичная, одета просто.

- На Верку заглядываешься? - ухмыльнулся подошедший Василий, протягивая папиросу.

Алексей не стал возражать. Прикурил, затянулся.

- Вдова, - сказал Васька, - с двумя детями. У тебя детей нет?

- Нет, - вздохнул Алексей.

- Вроде не молодой уже, - переждав его молчание продолжил Васька. - Разведённый или не женился?

- Разведённый, - неохотно подтвердил Алексей.

- Вера - женщина непростая, к ней подход нужен. Сколько лет одна.

- А муж где? - поинтересовался Алексей.

- Утонул, - Васька затоптал папиросу.

В выходной Вера решила убрать на участке, вскопать несколько грядок.

Раиса крутилась рядом, расспрашивая, что где будет расти. Потом они жгли мусор.

Вера стояла около костра и смотрела, как сосед, Яков Михайлович копает землю. Получалось у него легко. Жена его, Олимпиада Андреевна, потихоньку боронила вскопаное граблями.

- Липа, я потом сам выровняю, брось, - оттеснял её муж.

- Помочь хочу, - не сдавалась жена.

Вера смотрела на них, улыбаясь.

Не молодые уже, а жалеют друг друга. Участок соседей был ровно разбит на грядки, клумбы, где виднелась первая зелень.

Вера вздохнула: никогда не добиться ей такого порядка.

К полудню она, наконец, зашла в дом. Спина разламывалась. Женщина легла на диван и заснула.

Вечером пришла вездесущая Шура.

- Верка, - крикнула она на ходу, направляясь мимо дома в огород, - много накопала?

Вера вышла на крыльцо. К выходкам Шуры она привыкла. Та не любила, если кому-то жилось лучше, чем ей. И теперь, оглядев двор, она осталась довольна.

- До нового года копать будешь, - махнула она рукой. - Федька мой деревья сажал сегодня. Ты тоже посади, всё копать меньше будет. Ой, подруга, мужик нужен.

- Ты уже говорила, - напомнила Вера.

- А ты советов не принимаешь, - отрезала Шура.

- Нельзя же просто пригласить мужика жить вместе, - возмутилась Вера. - Хоть понравиться должен.

- Копаться не в ком, - напомнила Шура. - Да и годы не те.

Она ушла, а Вера сидела на крылечке и думала, что соседке можно рассуждать за спиной надёжного мужа. Федька сам и полы моет, и готовит. Сима, та от советов воздерживается, да и некогда ей давать их: то пашет, не разгибая спины, то от пьяного Витьки прячется.

Алексей заметил Веру, когда та выходила из проходной. Он догнал её на выходе.

- Смотрю, лицо знакомое, - поздоровался он.

Вера молча кивнула. Она настолько устала, что говорить не хотелось.

- Устали? - понял её состояние Алексей.

- Устала, - тяжело отозвалась женщина. - Вчера огород копала.

- А-а-а, - протянул Алексей. - Работёнка не для женщин. А вы — Вера? - спросил он.

- Да, - искоса поглядела она на мужчину.

- А я — Алексей, - быстро проговорил он. - Я вот подумал: может помочь вам с огородом?

Вера критически оглядела его: уж очень худой.

- Думаешь, меня ветром качает? - перехватил её взгляд Алексей, заодно переходя на «ты».

Вера пожала плечами: в мыслях не было.

Его замечание растопило холодок Вериного нерасположения.

- Так помощь нужна? - уточнил Алексей.

- Нужна, - кивнула Вера и назвала свой адрес.

Неделя пролетела незаметно, и за будничными заботами Вера совсем забыла, что пригласила работника.

Потому, когда утром постучали в окно, она удивленно смотрела на стоящего на улице Алексея.

- Проходи, - пригласила она, выйдя на крыльцо.

Алексей сразу прошёл на участок и огляделся.

- Давай шанцевый инструмент, хозяйка, - потёр он руки.

- Какой? - удивилась Вера.

- Лопату, говорю, давай!

Вера вынесла лопату.

Алексей поплевал на ладони и рьяно принялся срубать высокую траву. Очистив участок, он принялся копать.

Вера смотрела, как ходят лопатки под его рубашкой и подумала: где так научился?

Работал Алексей быстро. Часа за три он вскопал большую часть огорода.

Вера подошла и залюбовалась его работой.

Земля была рыхлая, пушистая.

- Быстро ты, - только и смогла произнести женщина. - Пойдём, покормлю.

- Пойду я - остановил её Алексей. - В следующий раз докопаю.

- Нехорошо так, - засуетилась Вера.

Она быстро вошла в дом и, вернувшись, протянула бутылку водки.

- Возьми за работу. А там, - махнула она в сторону огорода, - сама докопаю.

Отказываться Алексей не стал. Он засунул бутылку в карман широких штанов и, попрощавшись, открыл калитку.

Вера смотрела, как он размашистым шагом идет по дороге.

Тут же из дома напротив выскользнула Шура. Видно, с утра заметив пришедшего к Вере мужчину, нетерпеливо ждала, чтобы расспросить подругу.

- Смотрю, весь огород перепахал? - заглянула она через Верино плечо.

- Не весь, - равнодушно сказала Вера. - Обещался ещё прийти.

- Примак, что ли? - не утерпела соседка.

- Посмотрим, - повела Вера плечом, заинтриговав и без того возбуждённую подругу.

- Ой, смотри! - завелась Шура. - Нарвёшься на пьяницу!

Вера усмехнулась: то ли сочувствует, то ли завидует?

- А вдруг мужик путёвый? - посмотрела она на Шуру.

Та чуть не подавилась: разве могут путёвые мужики быть одинокими?

Алексей пришел в общежитие, поставил бутылку на стол. Пить одному не хотелось. Он постучал в дверь соседа.

- Жена дома?

- В магазин пошла, - взгляд соседа был вопросительным.

- Возьми закусить, - предложил Алексей, - у меня ничего нет.

Сосед принес зелёного лука, яиц и хлеба. Увидев на столе бутылку, заулыбался.

- Давай, быстренько, - предложил он. - Моя вернётся - орать будет.

Алексей разлил водку по стаканам и махом выпил.

- Красиво ты, - удивился сосед. - Не поморщился.

- Привычка, - Алексей завернул стрелку лука и обмакнул в соль.

Они выпили ещё по одной.

По коридору раздались шаги.

- Моя! - всполошился сосед.

Он опрокинул на ходу стакан и выскочил в дверь.

Оставшись один, Алексей вылил в стакан оставшуюся водку и медленно выпил её.

Привычка пить у Алексея появилась еще на войне.

Фронтовые сто грамм приучили многих солдат на долгие последующие годы к бутылке.

Надо ли осуждать их за это?

Можно ли было в трезвую пережить обстрелы, бомбежки, постоянные отступления, наступления? Утрату товарищей? Ожидания весточки из дома? За четыре года войны перетерлись бы даже самые толстые канаты, а человеческие нервы не всегда такие крепкие. Вот и пили солдаты на фронте, а вернувшись домой, не все смогли отказаться от пагубной привычки, тем более, что ждала их разруха и неустроенность.

Вера зашла в магазин и оглядела полки, заставленные рыбными консервами. Она прошла в молочный отдел, взяла бутылку кефира, в хлебном купила батон. Решив, что им с дочерью есть, чем поужинать, женщина расплатилась и направилась к автобусной остановке.

«Вера», - услышала она голос за спиной и невольно обернулась.

- Давай помогу, - протянул Алексей руку за авоськой.

- Не тяжело, - Вера отдёрнула руку.

Она поняла, что Алексей не совсем трезвый.

Настаивать Алексей не стал, просто пошёл рядом.

- Может, докопаю? - спросил он.

- Спасибо, - сухо отозвалась Вера.

Она ускорила шаг, и Алексей отстал.

В выходной он докопал огород.

Вера вынесла очередную бутылку, но тот отказался.

- Смотрю, у тебя даже сараюшки нет? - спросил он.

- А ты и строить умеешь? - заинтересовалась Вера.

- Выпиши на работе брёвен да досок, - посоветовал Алексей.

Летом он построил сарай.

Вера кормила его незатейливыми ужинами. Печь пироги она так и не научилась.

Раиса строго наблюдала за чужим дядькой, пытавшимся, как говорила тётя Шура, «подкатить» к её матери.

Но дядя Лёша вечерами уходил восвояси.

Однажды, Алексей провозился до позднего вечера. Собрав инструменты, он мыл руки под ручным умывальником.

Вера долго смотрела на него и, наконец, решилась.

- Оставайся, Алексей! - решительно сказала она.

Раиса быстро сообразила, что дядя Лёша теперь будет жить с ними.

- Не нужен нам чужой дядька! - кричала она. - Лучше Галинку из деревни привези! Пусть он уходит!.

Но мать бросила на неё такой взгляд, что спорить было бесполезно.

На работу они пришли вместе, предупреждая расспросы и вызывая пересуды.

Мария отозвала Веру в сторонку.

- Сошлись? - спросила она.

- Поживем, увидим, - однозначно ответила Вера.

- О нём сплетни ходят, - предупредила Мария. - Говорят, в тюрьме сидел!

Вера отмахнулась и пошла работать.

Мария качала ей в след головой: безрассудная. Ведь сватался к ней Николай, мужик спокойный, работящий. Не пошла. А этот не понятно откуда взялся, да и прошлое у него тёмное. Чужак, одним словом.

Вера шла по цеху и думала: «ведь и правду, не знаю о нём ничего. Рассказывал, вроде, отец с мачехой в Казахстане живут, братья там. А почему не женатый? Детей нет? Лет ему, поди, под сорок?»

«Не будем пока расписываться», - подумала она. - «Живут многие и без этого». Вера решила, что расспрашивать Алексея ни о чём не будет. Придёт время - сам расскажет. «А если нет?» - ужаснулась она. - «Как жить, думая, что рядом человек, отсидевший в тюрьме, да ещё и неизвестно за что».

После работы они вместе зашли в магазин.

Алексей сам выбирал продукты. Купил конфет для Раисы и бутылку водки.

Вера вопросительно посмотрела на него.

- Обмоем начало совместной жизни, - предложил Алексей.

Конфеты не растопили сердце Раисы. Весь вечер она ни с кем не разговаривала.

- Пусть привыкнет, - перехватил недовольный взгляд Веры Алексей.

Женщина согласилась, что тот прав: дочь должна привыкнуть, не стоит заставлять её.

Ужин затянулся.

Они выпили по одной рюмке и Алексей запечатал бутылку.

Вера поняла, что у него есть сила воли и выбора «пить или не пить» для него не стоит.

Потом Вера уложила дочь, вымыла посуду.

Алексей ушёл курить на улицу.

Вера вышла на крыльцо.

Алексей сидел на ступеньке и курил.

Она опустилась рядом.

- Вера, я должен рассказать тебе…

- Может, потом?

- Нет. Если жить вместе, надо, чтобы ты знала. Может, отвернёшься, когда узнаешь.

- О чём?

- Я убил двоих человек!

Вера молчала, ожидая дальнейших слов.

Признание Алексея придавило её к деревянной ступеньке.

Хотелось услышать, что произошла ошибка, или обвинили его по оговору. Не был он похож на бандита, которые, в её представлении, убивают людей.

Алексей ожидал, что Вера возмущенно вскочит со ступеньки, накричит, прогонит. «Хорошо, что не успел перенести вещи», - подумалось ему. - «Уйду среди ночи и опять буду одиночкой. Это последняя попытка устроить жизнь».

Вера вздохнула, и Алексей понял, что она ждёт продолжения его исповеди. Он глубоко вдохнул и начал рассказывать.

Когда наступили сумерки, и опустился небольшой холодок, Вера поёжилась.

- Замерзла? - опомнился Алексей.

- Пошли в дом, - устало сказала она.

Всю оставшуюся ночь Вера ворочалась с боку на бок.

Петра она не забыла.

Память о муже жила глубоко внутри неё, в виде запелёнутого кокона, чтобы ни один неосторожный взгляд чужого или не чужого человека не мог сразу разглядеть её боль.

Вера понимала, что Алексей не совсем тот человек, которого хотелось бы видеть рядом. Пётр был добрее, спокойнее, рассудительней. С ним было просто и надёжно. Мысли прочно засели в голове и не отпускали до утра.

- Ты не раздумала, Вер? - спросил Алексей утром, увидев её хмурое лицо.

- Просто, голова болит, - погладила она его по плечу.

На работе некоторое время посудачили о них, и вскоре разговоры утихли.

Соседки тоже угомонились со своими советами, заняв наблюдательные позиции.

Но беспокойство не покидало Веру. Она давно не видела подруг по бараку. Надо было познакомить их с Алексеем. Как они примут его?

- Лёш, ты не будешь против, если я подруг позову? - спросила она.

- Шуру с Симой? - усмехнулся тот.

- Мои подруги на станции живут, - сказала Вера. - У них мужья, дети…

- Раз решила, приглашай, - пожал плечами Алексей. - Я пельменей налеплю. Сибирских.

- А ты умеешь? - удивилась Вера.

Сама она готовить не любила.

Вера позвонила на работу подругам и пригласила их в гости. Об Алексее она не рассказала, не то чтобы хотела сделать сюрприз, просто переживала, как воспримут его.

С утра Алексей отправился на рынок. Он купил свинины и говядины, сам крутил фарш, приправляя его чёрным перцем, строго соразмеряя пропорции лука, чеснока и соли.

- Чтобы фарш был мягким и сочным, - объяснял он Вере, - надо подлить воды. Обязательно сырой.

- Ты где так научился? - заинтересовалась Вера.

- В Сибири, - уклонился от ответа Алексей. - Надо тузлук к пельменям сделать.

И он мелко накрошил чеснок, раздавил его толкушкой, сдобрил перцем, уксусом, подлил бульона.

Вера с сомнением смотрела на его действия.

- Подожди! - обещал он, - Ещё как понравится!

Гости шумной толпой подошли к калитке, явно не ожидая появления на ступеньках незнакомого мужчины. Рядом стояла Вера и улыбалась.

- Верка! - закричала Ирина. - Замуж вышла?!

- А мы почему не знаем? - поддержал её Евгений.

- Заходите! - пригласила Вера. - Познакомитесь.

Анна и Ирина без стеснения разглядывали Алексея.

- Худоват, - оценила Ирина.

- Откуда будешь? - заинтересовался Виктор.

- Где работаешь? - спрашивал Евгений.

- Главное - сколько получает? - перебила его жена.

- Давайте, за стол, - остановила расспросы Вера. - Всё готово.

Виктор поставил на стол бутылку: от нас.

Алексей внёс огромную миску, полную сваренных пельменей. От неё шел соблазнительный аромат.

- Налетай! - поставил он миску среди тарелок с винегретом, сыром, колбасой.

- Явно, не ты лепила? - подозрительно посмотрела Ирина на подругу.

- Не я, - призналась Вера.

- Вкусные какие! - удивилась Аня.

- Сибирские! - гордо посмотрела на Алексея Вера.

Гостям так понравились пельмени, что пришлось варить ещё.

- Ох, отдохнуть пора, - встал из-за стола Евгений.

Мужчины перекурили, но есть уже не могли.

- Вер, сыграла бы, - попросила Анна.

Вера принесла из спальни гитару, настроила струны и запела:

«На Муромской дороге стояли три сосны,

прощался со мной миленький до будущей весны», - подтянули подруги.

Алексей смотрел на Веру и не узнавал её. Женщина пела так вдохновенно, так проникновенно, что зрители невольно сочувствовали ей.

Алексею представилось: «Это она стоит на снежной муромской дороге, а резвая тройка уносит в санях удалого молодца».

- Молодец, Верунь! - на глаза Ирины навернулись слезы.

- Пошли, огород посмотрим, - позвала Вера подруг.

Они остановились среди грядок, и Аня первой начала разговор.

- Не понятный он какой-то, - сказала она.

Вера вполне поняла недосказанность подруги, но подтверждать догадку не стала. «Подруги, рано или поздно, узнают об Алексее всё, но не от неё», - решила женщина.

- В годах, а не женатый, - опять сомневалась Аня.

- Детей нет. Алименты не платит. Что ещё надо? - оборвала подругу Ирина. - Лишь бы не пил!

- Смотри сама, - заключила Аня.

- Не пугай, - Ирина была настроена оптимистично. - Выгнать всегда успеет.

Они вернулись к мужчинам.

- Курить хочется! - заявила Ирина, вытаскивая из кармана мужа пачку папирос.

Чем очень удивила Алексея.

После фронта ему не встречались курящие женщины.

Ирина продолжала удивлять. Она вытащила кусочек ватки из пачки и аккуратно запихала в мундштук папиросы.

- Чтоб табак на язык не попал, - ответила женщина на немой вопрос Алексея.

- Я раньше не догадался, - усмехнулся он. - Интересное изобретение.

Вечером проводили гостей и вместе убирали со стола.

- Интересные у тебя подруги, - сказал Алексей, - особенно Ирина. Смолит, как паровоз.

- Ты ей тоже понравился, - засмеялась Вера.

- Ты, оказывается, на гитаре играешь? - спросил он.

- Ну, раз она на стене висит, значит, кто-нибудь играет, - улыбнулась Вера.

- Я думал, что это память о муже, - пожал плечами Алексей.

- Старенькая она, - Вера нежно погладила гитару. - Путешествует со мной: в Канске была, в Нежине…

- Слушай, давай в «музкомедию» съездим, - предложил Алексей, воодушевлённый Вериным пением. Я в войну в Ленинграде слушал «Сильву», - мечтательно вспоминал он.

Вера в театры не ходила, но сразу поддержала его идею.

Они вошли в фойе театра, и Вера буквально оробела.

Огромные люстры на потолке давили своим великолепием. Настенные бра светились приглушенным матовым светом, придавая залу загадочности.

Вера чувствовала себя неловко. Женщине казалось, что платье её слишком скромно для театра.

- На меня все смотрят, - взволнованно сказала она Алексею. - Надо было платье новое купить.

Женщины вокруг, и правда, были одеты в красивые платья, в ушах некоторых из них блестели золотые серёжки, а на шеях - ожерелья.

- Расслабься, - велел Алексей. - Больше уверенности!

Вера гордо подняла голову и взяла его под руку, сразу почувствовав себя влиятельной дамой.

- Ты у меня — красивая! - Алексей смотрел на Веру с восхищением.

В тот день давали «Свадьбу в Малиновке».

Алексей, не отрываясь, смотрел на сцену, а Вера смотрела на него.

Постановка захватила Алексея, и Вере казалось, что тот забыл о жене, увлечённый действием на сцене. Забываясь, Алексей притопывал ногой в такт музыке, опускал голову на музыкальной паузе. Он чувствовал музыку, он участвовал в постановке.

Вера поняла, что совсем не знает Алексея.

Он, не таясь, рассказывал ей о прежней жизни, о семье, о войне. Но никакие рассказы не могли раскрыть его сущность.

Вера поняла, что, по сути, они очень разные люди и понимать друг друга им будет трудно.

Спектакль закончился.

Алексей выходил из театра в приподнятом настроении, а Вере было грустно. Он, не замечая её настроения, спросил:

- Понравилось?

- Понравилось, - отозвалась Вера.

- Надо чаще ходить в театр, - говорил Алексейю - Труппа отличная! Да и репертуар у них обширный.

- Значит, будем ходить, - согласилась Вера.

Приближалась осень, и надо было ехать в деревню, за Галинкой. Ей предстояло пойти в первый класс. Решили ехать вместе.

- Может, не стоит мне ехать? - сомневался Алексей. - Будут спрашивать, кто я. Тебе неудобно будет - мы не расписаны.

- Поедем вместе! - твёрдо сказала Вера.

Деревня встретила тихими пустынными улицами, пыльной дорогой и редкими прохожими, оглядывавшимися на сошедших с автобуса.

Елизавета Павловна была на работе в поле.

Николай и Галинка, оставшиеся на хозяйстве, с интересом разглядывали Алексея.

- Вер, это твой муж? - спросил брат.

- Муж, - ответила Вера. - Алексей.

Колька был не любопытным: раз сестра сказала, значит так и есть.

В глазах Галинки светились огоньки, очень уж хотелось узнать, что за человек новый мамин муж? Почему она не писала, что вышла замуж? Почему Раиса не написала бабушке о нём? В голове девочки роилось великое множество «почему?», но она решила, что ответы найдет сама, как тот индеец из книжки, читаемой по вечерам Колькой.

В обед пришла Елизавета Павловна.

По дороге она наслушалась от баб, что Вера приехала не одна. Бабы успели оценить зятя, сообщив ей, что «на вид мужик симпатичный».

Елизавета Павловна молча переступила порог, настороженно глядя на Алексея.

Вера кинулась к ней: «Мама!»

Елизавета Павловна обняла дочь и строго посмотрела на зятя.

- Здравствуйте, Елизавета Павловна! - выдержал тот строгий её взгляд.

- Здравствуй! - глаза хозяйки подобрели.

Вера спохватилась, достала привезённые подарки для брата и матери.

Галинка тоже ждала подарка от матери, но та словно забыла о дочке.

Алексей протянул девочке пластмассовую куклу, одетую в красивое белое платье.

- Её зовут — Марина, - сказал он.

Галинка разглядывала куклу несколько разочарованно. У Марины была пластмассовая, безволосая голова.

- Спасибо! - разочарованно поблагодарила она, подумав, что дядя Лёша явно подлизывается. Ведь, как говорит бабушка, кукла денег стоит, а их ещё заработать надо. За трудодни-то палочки ставят, а платят по осени.

Бабушка накрыла на стол и сели обедать.

Галинку тоже посадили вместе со взрослыми, хотя раньше, когда взрослые выпивали, дети за столом не сидели.

Девочка прислушивалась к разговорам, и в голове её складывались противоположные мнения о дяде Лёше.

Мать разлила чай по кружкам, а бабушка поставила на стол сахарницу, до краёв наполненную сахарным песком.

Дядя Лёша зачерпнул полную ложку сахара, даже не стряхнув излишек. Потом ещё одну и тоже полную.

Галинка растерянно глянула на бабушку.

Сахар в семье экономили: набирая в ложку, обязательно стряхивали, чтобы было без горки. Сахар в колхозный магазин завозили два раза в год, а на семью давали по два кило. Правда, когда проходили выборы, в клубе ставили прилавок и продавали по килограмму в руки. Но купить лишку было невозможно, продавщица знала всех в лицо.

Бабушка строго посмотрела на внучку, «мол, молчи».

Галинка поняла: сегодня можно класть сахар без экономии, и насыпала себе ещё ложку. Чай оказался гораздо вкуснее. И, всё-таки, она не выдержала, когда дядя Лёша, явно сладкоежка, опрокинул в кружку ещё полную ложку сахара.

- Сахар сами привезли, сами и съедите, - ехидно заметила она.

Мать и бабушка покраснели до корней волос.

Дядя Лёша сделал вид, что не расслышал её и продолжал чаёвничать.

После обеда он предложил Галинке почитать ей Фенимора Купера. Читал дядя Лёша гораздо интереснее, чем Колька.

А Галинка подумала: «Интересно, а с Раей он подружился?»

Вечером Елизавета Павловна пряла шерсть, а Вера слушала деревенские новости.

- Мам, а подруги твои почему не пришли? - спросила она.

- Ходить некому, - вздохнула мать. - Марию паралич разбил. А Лялячку схоронили недавно.

- А Евдокия?

- Евдокия по Прохору до сих пор убивается. Правду хочет доказать. Забылось всё давно, а она, как встретимся, только о том и говорит.

- Да-а, - вздохнула Вера. - Бедная женщина.

Показать полностью

Вера, война началась - 29

- 61 -

Прошедшие больше, чем десять лет, мало изменили деревенскую жизнь. Всё так же бабы целыми днями пропадали на полях. Мужики работали в колхозе.

Появились в деревне новые трактора, комбайны, что, несомненно, облегчило крестьянский труд. Не смотря на это, лошади оставались незаменимой рабочей силой. Машин было мало, да и ломались они часто; бензин для заправки выдавался по талонам, а коня заправлять не надо. Опять же запчастей не требует, голодным не останется: травки пощиплет.

По-прежнему, незаменимой возницей оставалась тётка Марья, отвозя молоко в Орловку, на переработку.

По-прежнему, забирала она опоздавших на автобус пассажиров.

Прошедшие годы не пощадили Марью. Она растолстела, движения её стали медленными.

- Чисто кадушка стала, - говорила она сама о себе.

Фигура её, и правда, напоминала колоду - ни талии, ни шеи.

Не смотря на годы, работу Марья не бросала, всё так же покрикивая на семенившую в упряжке смирную кобылу по кличке «Марлена».

Назвали кобылу в честь актрисы Марлен Дитрих.

Конюху, смотревшему трофейный фильм, так понравилась актриса, что он решил, увековечить её имя.

Но!

Произнеся вслух «Марлен», конюх озаботился. Так только мужика можно звать. Приставив ещё одну букву, конюх был удовлетворен.

Марья, выбирая на конюшне лошадь, польстилась на её имя. Напоминало оно усопшего Мармелада.

В тот день Марья, как всегда, задержалась на молокозаводе и, по привычке, заехала на вокзал. Оглядев площадь, увидела двоих мужчин, сидящих на лавочке у вокзала и лениво потягивающих папиросы.

Не приглядываясь, Марья сразу узнала их и, натянув вожжи, повернула в сторону от вокзала.

- Надо же, - заговорила она вслух. - Принесла их нелёгкая…

Марлена, понурив голову, шла медленно, зная, что возница не любит быстрой езды.

- Кляча! - дёрнула вожжи Марья, стремясь быстрее покинуть вокзал.

Марлена, вздрогнув, перешла на рысь.

- Тётка! Тётка! - услышала вслед Марья.

Смачно плюнув в сторону, она натянула вожжи и повернулась.

Лошадь остановилась и недовольно покосилась на хозяйку.

Мужчины подбежали к телеге.

- Тётка, не довезешь до Островянки? - спросил запыхавшийся мужчина.

- Садитесь, - недовольно буркнула Мария.

Мужики побросали вещмешки в телегу и уселись сами.

- Тётка Марья? - пригляделся к ней второй мужик.

- Хоть бы поздоровались, - упрекнула Марья пассажиров.

- Добрый день, - не смутились они.

Марлена, забыв обиду, брела по дороге.

- А где же Мармелад? - спросил пассажир.

- Лошади тоже не вечные, - вздохнула Мария.

- Понятно, - в тон ей произнес мужчина. - Ну, а Юлька Селезнёва как здравствует? -поинтересовался он.

- Здравствует, - сказала Мария, - детей ростит. И твоего, Серёга, тоже.

- Узнала, значит, нас, - усмехнулся Серёга.

Помолчали, думая каждый о своём.

- Муж Юлькин живой? - спросил второй пассажир, Мишка Подольский.

- Нету его. Андрей тож помер, - сказала Мария. — От ран померли. С войны здоровые не приходят.

- Да-а-а, - неопределённо протянул Мишка.

Серёга Перегудов и Мишка Подольский возвращались после отбытия срока в лагерях.

Так получилось, что срок они отбывали в одном месте и теперь вместе возвращались на родину. Они долго обсуждали, ехать ли в Островянку или затеряться на просторах необъятной страны. Решив, что камнями не закидают, они поехали домой. Теперь, встретив Марью, они чувствовали себя изгоями, поняв, что в деревне их не простят. Но и повернуть назад они не могли. В деревне жили дорогие им люди.

За предыдущие годы многое изменилось в душах бывших полицаев.

Кто знает, может они нашли себе оправдание?

Но женщины, которым они причинили столько страданий, смогут ли простить, принять, оправдать?

Всю оставшуюся дорогу молчали.

Не прощаясь, Серёга и Мишка, взяв вещмешки, пошли по деревенской тропинке.

Встречающиеся люди с интересом смотрели им в след, гадая, к кому повернут приезжие.

Марья, тем временем, не молчала, сообщив окружившим её бабам очередную новость, которая, как клубок, разматываясь, покатилась от двора к двору.

Деревня замерла в ожидании, как примут Наташка с Юлькой нежданно-негадано свалившихся на их головы мужиков? У баб не нашлось определения статуса прибывших. В самом деле: не мужья, не хахали. Не по своей воле девки с ними сожительствовали, по принуждению. Детей прижили, так куда их девать? Кто они теперь?

- Вот потеха, - с усмешкой говорила соседке Феня Лозовая. - Поди объясни Галинке да Федьке, что, мол, отцы ваши возвернулись.

- Да откуда вернулись! - поддакивала ей Ленка Филонова.

- А там и от мужей дети народились, - вздохнула Феня.

- Прям, табор цыганский, - сказала Ленка. - У цыган ить не разберёшь, где чьи дети.

Тем временем, в двери Юльки Селезнёвой постучали.

Дверь открыла она сама. Подол её платья был подоткнут, волосы растрепались, лицо раскраснелось.

- Кого принесла нечистая? - весело спросила она, выступая на порог.

И сразу узнала пришедшего. Тряпка выпала из её мокрых рук.

- Ты? - побледнела женщина.

- Я, Юлька, - Серёга не отрывал от неё глаз. - Ты не говори пока ничего. ...Мне идти некуда, - спешил он сказать, что хотел, лишь бы Юлька не закрыла дверь.

- Голодный я,может хоть молоком напоишь?

Растеряная Юлька глядела на Серёгу, душу её медленно заполняло негодование.

Ей было уже сорок лет. На руках трое детей да двое учатся в городе. Мужа нет уже три года.

А этот явился!

Не ждала она его. Думать забыла о войне. Иван никогда не попрекал чужим ребенком.

- Зачем ты пришёл? - голос женщины дрожал. - Зачем?!

- Покорми хоть, - потерял надежду Серёга. - Вечером в Орловку подамся.

- Проходи, - посторонилась Юлька.

Серёга уселся за стол и огляделся:

- Дети где?

- На пруду, где им быть? Каникулы у них.

Юлька поставила на стол миску со щами, отрезала ломоть хлеба, положила ложку.

Серёга и впрямь был голодный.

Он жадно откусил кусок хлеба и зачерпнул полную ложку крутых щей.

Юлька смотрела, как ходуном ходит его кадык, как натягивается кожа на впалых щеках. Бабье сердце не выдержало. Слёзы покатились по щекам. Не вытирая их, Юлька смотрела на Серёгу, и жалость захлестнула её. Она вспомнила, что когда увозили Серёгу после суда, тот не побоялся - крикнул, что любит её. Тогда Юльке стало стыдно перед людьми. Она считала Серёгу человеком с чёрной душой, предателем. Разве может такой любить?

Серёга, словно услышав её мысли, оторвался от миски.

- Знатные щи, - улыбнулся он, словно оправдываясь за аппетит.

Заметив слёзы, текущие по лицу женщины, он быстро заговорил:

- Щас поем и уйду, не переживай.

Он быстро доел, собрал крошки со стола и отправил их в рот. Бросил жадный взгляд на оставшийся хлеб и поднялся из-за стола.

- Ты,Юлька, не злобися на меня, любил я тебя. Да и теперь люблю. В лагере не выжил бы, если бы не знал, что ты в деревне живёшь. Там ведь как, на севере - чтобы выжить, цель в жизни иметь надо. Ну, и идти к ней. Моей целью было тебя увидеть хоть ещё разок. Потому и приехать не побоялся.

Юлька всхлипнула и обхватила Серёгу за шею.

- Оставайся! Не знаю, как там дальше будет, - рыдала она. - Оставайся!

- Юлька, - погладил её по плечу Серёга. - Осуждать тебя будут, скажут «связалась с предателем». Я, понимаешь, тогда… Струсил я! - голос Серёги задрожал. - Боялся, что расстреляют. Молодой был!. Жить хотелось. Они даже дедов не пожалели.

Серега опустил руки и сел на лавку. Плечи его вздрагивали. Позднее раскаяние овладело им.

Юлька смотрела на него, и перед ней вставали картины войны. Мысленно она простила его.

Наташка Беликеева полола огород, когда её окликнули от калитки. Женщина прислонила ладонь ко лбу, разглядывая незнакомца, а когда узнала в нём Мишку, сердце ухнуло в пятки.

- Освободился, значит, - пробормотала она, идя на встречу гостю.

- Здравствуй, Наташ, - снял кепку Мишка.

- Здравствуй, - она смело взглянула на него. - Проходи в хату, коли пришёл. Нечего глаза соседям мозолить.

Соседи, любопытствуя, выглядывали из-за заборов, не опасаясь быть замеченными. Не каждый день наблюдаются такие картины.

Впихнув Мишку в двери, Наташка обернулась и показала соседям высунутый язык. Пусть знают, что не боится она сплетен.

- Садись, - накрыв на стол, пригласила она гостя.

Пока Мишка ел, женщина разглядывала его.

- Делать чего будешь? Как жить собираешься? - допытывалась она.

- Делать всё умею, - усмехнулся Мишка, опрокидывая рюмку. - Научился там всему. А жить? Может, пустишь? Сын у нас…

- Может, и пущу, - опустила глаза Наташка.

Ей надоело быть одной, хотелось внимания, помощи в хозяйстве. В деревне все мужики со своими бабами живут, лишних нет. Она сразу решила, что сойдется с Мишкой, а там - будь, что будет.

- Мамань, - послышалось из коридора, - пожрать дай!

- Сынок пришёл, - сказала Наташка.

Мишка понял, что пришел его сын. Он напрягся в ожидании.

- Вот - сынок Федька, - представила Наташка вошедшего подростка.

- Здрасьте, - оробел мальчишка, не ожидавший увидеть за столом постороннего. Он вопросительно смотрел на мать, ожидая объяснений.

- Говорила я вам, что отчима приму, - грубо сказала Наташка. - Вот, приняла, а то растете вы неслухами. Да и трудно мне одной.

Федька сглотнул набежавшую слюну, не в силах переварить сказанное. Плечи его опустились. Мать, и вправду, без конца твердила, что приведёт в дом мужика. И вот - случилось.

- А ты сильно пьёшь? - спросил подросток.

- Не сильнее других, - отозвался Мишка.

- А бить будешь?

- Кого? - не понял Мишка.

- Братьев, мамку? В деревне мужики по воскресеньям пьют, потом баб бьют.

Мишка почесал в затылке:

- Посмотрим.

Показать полностью

Вера, война началась. - 28

- 57 -

Едва сошёл снег, и стала подсыхать земля, пожарные опять принялись достраивать дом. Работы там было ещё достаточно: установить коробки, навесить двери, вставить окна. Оказалось, что нечем стелить полы. Пётр не успел заготовить половые доски. Вера опять пошла к начальнику пожарной части.

- Да-а, - задумался тот, - со стройматериалами в стране напряжёнка. Приходи денька через два.

В следующий раз он встретил Веру озабоченным взглядом.

- Понимаешь, досок я не достал, но можно разобрать палубу на старой барже, на полы пойдёт.

Вера была рада: сама она не смогла бы добыть и этого.

- Ничего, Верка, - успокаивал её Евгений Проскуряков, - раз на кораблях не сгнили, ещё сто лет простоят.

Так и постелили полы из корабельной палубы.

Вера вскопала несколько грядок около дома, посадила зелень и немного овощей. В огороде выкопали колодец. Вода оказалась не очень солёной, и Вера каждый день поливала грядки.

В мае совсем потеплело, и женщины договорились обмазать дом. Мужики целый день месили глину, мешая её с соломой. На следующий день весь барак трудился на обмазке дома.

- Верка, магарыч готовь! - кричала Клава, припечатывая очередной ком глины на стену.

В первый день обмазали все четыре комнаты внутри.

- Комнаты маленькие, быстро закончим, - успокаивал Веру Евгений.

Ей хотелось быстрее переселиться в дом, оставить комнату, где столько было пережито.

Наконец, обмазали дом снаружи.

В обед Вера накрыла стол и, конечно, не обошлось без выпивки. Мужики пили водку, а женщины сладкое вино.

Впервые Вера позволила себе расслабиться. Она выпила несколько рюмок вина и взяла в руки гитару. Женщины стали подпевать.

Потом пошли разговоры.

- Давайте Петра помянем, - предложила Анна. - Хороший был человек. Голос её звучал ласково и проникновенно.

В душе Веры вдруг поднялись старые подозрения, подогретые вином. Она вскочила и дернула платье на Ане. Ситцевое платье распалось на две половины и женщина подтягивала его края, чтобы не было видно её наготу. Опомнившись, Вера принесла подруге старенькое платье.

- Прости, Аня, - каялась она. - Не понимаю, что со мной.

- Пить тебе нельзя, - упрекнула её Аня.

- Видал, в тихом-то омуте…, - тихо высказалась Клава.

После полудня, когда все разошлись, пошёл дождь. Он хлестал прямо в недавно обмазанную стену.

Вера стояла под дождём, смотрела на сползающую со стены глину и думала, что это наказание за то, что она обидела Анну.

Из дома напротив вышла Сима, потом Шура, соседка Симы. Со стен их домов тоже сползала помазка. Они смотрели друг на друга, и отчаяние овладевало ими.

Вдруг, не сговариваясь, они кинулись к ползущей глине и с остервенением начали кидать её назад на стены.

Сжалившись над ними, выглянуло солнце. Дождь под его натиском прекратился. Женщины работали пока на земле не осталось не одного клочка глины.

- Молодцы, бабы! - подойдя к Вере, произнесла Шура.

- Молодцы! - подтвердила Сима. - Свекровь моя из окошка вон наблюдает, как мы тут корячимся. Нет бы выйти помочь.

- Похоже, не мне одной трудно, - усмехнулась Вера.

- Давайте, девки, обмоем помазку, - воскликнула Шура.

- Пойдём ко мне, - предложила Вера, - у меня осталось немного от гостей.

- Чтоб не отвалилось! - подняла рюмку Шура.

Вера отпила немного и поставила рюмку.

- Ты чего? - не поняла Сима.

- Для поднятия настроения, - поддержала её Шура.

- Вы пейте, - Вера отодвинула рюмку.

- Девки, - обвела соседок повеселевшим взглядом Шура, - может подружимся, всё-таки рядом жить будем.

- У меня мама в деревне живет, - подхватила Вера её мысль, - вместе с подругами войну пережили, и, до сих пор, если надо, все, как одна, на помощь приходят.

Они ещё долго сидели за столом, делясь мыслями и планами на будущее.

Шуре хотелось обставить дом, чтобы было лучше, чем у всех.

Сима была женщиной более скромной.

- Мне - лишь бы Витька не пил, - пригорюнилась она. - Он ведь пьяный лупит меня по чём зря. Заступиться некому. Дети - малые, а свекровь только рада, как сынок бабу учит.

- Серафима, в следующий раз зови нас на помощь, - подвыпившая Шура потрясла кулаком в воздухе.

В середине лета Вера переехала в дом, не смотря на то, что там было много недоделок: не был построен коридор, надо было обить досками снаружи дом, да мало ли что ещё надо было сделать. Она покрасила полы блестящей коричневой краской, и теперь нельзя было догадаться об их происхождении. На окна Вера повесила ситцевые занавески, и дом стал выглядеть вполне жилым.

- 58 -

Опять стучали колёса, отмахивая расстояние. Состав медленно подъезжал к станции. Алексей в тамбуре курил папиросу. Проводница открыла вагонную дверь и опустила подножку.

Алексей вышел из вагона.

«Поворино», - прочитал он на фасаде станционного вокзала, покрашенного старым суриком.

«…но вот на полпути,

прямо на разъезд белогвардейский

он наткнулся. Некуда идти…»,

- пришла на память строка из забытой песни.

Алексей давно не вспоминал тех слов, с самой войны. С самого 44-го года, когда потерял сознание в том последнем бою. В тяжёлые моменты войны в голове иногда звучали те патриотические строки, но где их слышал, Алексей не мог вспомнить. Вот опять выплыли из ниоткуда, не понятно почему? Он подумал, что не раз проезжал мимо этой станции. В вокзал заходить не стал. Купил папиросы в киоске и вернулся в вагон.

Поезд, издав протяжный, предупреждающий гудок, набирал скорость, унося пассажиров всё дальше и дальше.

Прокопьевск, куда приехал Алексей, на работу, оказался маленьким шахтёрским городком.

Кругом частные одноэтажные дома, затянутые угольным дымом. В городе, куда ни пойди, пахло дымом, печки повсеместно топили углем. Вокруг городка развороченная разрезами земля, где ничего не росло: ни деревья, ни кусты, ни огороды.

Алексей понял, что здесь он не задержится.

На работу поступил в Красногорский ДОК. Взяли бетонщиком. Вернее, он сам попросился бетонщиком, не решившись опускаться в шахту или заранее решив для себя при случае уехать.

Город угнетал Алексея своей безликостью и беспросветностью.

Отдых у работяг состоял в том, чтобы напиться да погонять свою бабу, кто по дури, кто для устрашения. Люди привыкли так жить.

Он снял жилье у одинокой молодой вдовы. В маленьком сереньком домике было тепло и уютно. Валентина, так звали хозяйку, готовила вкусные пельмени. По вечерам они пили чай и ...разговаривали. И хоть Валентина была простая женщина, Алексей привык к ней. Починил покосившийся забор, поставил лавочку у стены дома, помогал носить воду из колодца. По весне он вскопал огород, она посадила грядки.

- Не знаю, пойдёт чего или нет, - говорила Валентина, сажая семена. - Тут и земля вся угольной пылью пропиталась.

Алексей принес берёзку из леса и посадил её у порога.

- Уедешь ты, Алексей, - грустно смотрела на берёзку Валентина. - Не по тебе наша жизнь. Мы привыкли, а тебя в город тянет.

Алексея действительно тянуло уехать отсюда, куда-нибудь к цивилизации, в шумный город.

Так устроен человек: обживётся на одном месте, привыкнет, а в голове думки живут, что есть места, где живётся лучше, легче, богаче. Видно, осталось в людях чувство познания мира ещё с времен древнего человека, когда нельзя было сидеть на одном месте. Невозможно было прокормиться или защититься от нападения других племен. Вот и шли наши предки в неведомые дали. И по сию пору странствуют люди по городам да весям в поисках лучшей доли.

В конце лета Алексей не выдержал, уволился. Он пришел домой непривычно рано.

Валентина, давно ожидавшая перемен, подала на обед любимые пельмени.

Она ни о чём не спрашивала, ни упрекала.

Ели молча.

Каждый понимал, что надо поговорить, но ни он, ни она не могли найти слов.

Алексею не хотелось обижать женщину, сказав, что уезжает. Он отлично понимал: Валентина никуда не поедет. Не для неё колготная, шумная, городская жизнь.

Хозяйка понимала, что мужчина, сидевший напротив, просто привык к ней, слишком разные они люди - вместе всю жизнь не прожить им. Маета будет, а не жизнь. Понимала, что надо отпустить его.

- Поезжай, Алексей, - твёрдо сказала Валентина.

- А ты? - спросил он. - Ты - со мной?

На миг Алексею захотелось, чтобы женщина согласилась.

- Нет, - Валентина не глядела ему в глаза. - Езжай один.

- Ну и сиди в своем «Прозябаевске»! - обозлился Алексей и вышел из дома.

Сидя на скамеечке, он курил, глядя на принявшуюся берёзку. Её листики были покрыты сизым налетом.

Вечером Валентина собирала его вещмешок.

- Возьми чемодан, - предложила она. - Рюкзак - старый, потрёпанный.

- Нет! - отрезал Алексей.

Утром Валентина провожала его на станции.

- Пиши, - тихо попросила она. - Буду знать, что ты живой.

Алексей неловко обнял её и запрыгнул на подножку поезда.

Усаживаясь на полке, Алексей почувствовал облегчение. Не зря при царе ссылали в Сибирь. Все шесть месяцев, проведенных в Прокопьевске, он чувствовал себя одиноким, несмотря на заботу и ласку Валентины.

Он не написал и больше никогда о ней не слышал.

Не долго думая, решил вернуться в Сталинград. Поезд опять провез его через полстраны.

- 59 -

- На работу тебе надо поступить, Вера, - убеждала соседку Шура. - Хватит полы мыть у людей. Стаж нужен.

Вера действительно подрабатывала мытьём полов в «богатых домах». В те годы богатыми считались директора магазинов, заводов. Они приглашали в дом для уборки женщин. Три раза в неделю Вера мыла полы в таких домах. Зарабатываемых денег и пенсии хватало на прожитьё. Тем более, работа была не тяжелой.

Но достроить дом не удавалось. Прежние знакомые мужа, сами строили себе дома, и Вера не обращалась к ним за помощью, справедливо считая, что у людей своих дел полно. Иногда приходили Аня с Виктором. Он копал грядки, а подруги сажали овощи.

- Мужик тебе нужен, Вер, - убеждал её Виктор. - Сама понимаешь, дом мужских рук требует. Постоянно!

- Как будто мужики на дороге валяются, а она мимо проходит и выбрать не может, - вскидывалась Анна.

- Нам мужик не нужен, - навострила уши Раиса. - Мы с Галинкой вырастем, заработаем денег и дом достроим.

Она даже слышать не хотела об отчиме. Галинка мнения своего не высказывала. Раиса - почти взрослая, в школу осенью пойдёт, потому её мнение для сестры было не пререкаемо.

Вера до сих пор не могла думать о том, чтобы снова выйти замуж. Как бы не было тяжело одной, но представить рядом кого-то другого она не могла.

Раиса пошла в первый класс. Всю зиму Вера водила её в школу.

А весной они поехали в деревню.

Елизавета Павловна к тому времени осталась с младшим сыном. Виктор служил в армии, Надя жила с мужем отдельно. Василия Гавриловича не стало два года назад.

Бабушка несказанно обрадовалась внучкам.

- Хочу на работу устроиться, - делилась планами Вера. - Рая сама будет в школу ходить, с соседскими ребятишками.

- А Галинка? Ей ещё год до школы.

- Дома будет, - пожала плечами Вера.

- Вера, оставь Галюню у нас, - предложила мать.

- Но ты же работаешь? Когда тебе с ней возиться?

- Колька будет приглядывать, - успокоила её Елизавета Павловна.

На том и порешили.

Галину оставили в деревне.

Приехав домой, Вера, по предложению подруги, пошла устраиваться на работу на Сталинградскую лесоперевалочную базу.

Приняли её учётчицей.


- 60 -

Сталинград встретил Алексея песчаной бурей. По улицам ветер нёс мусор вперемежку с коричневым песком. Песком забивало глаза, рот, он набивался в волосы, делая их ощутимо тяжелыми.

Алексей вышел из вокзала и остановился в раздумье. Возвращаться на работу бетонщиком он не собирался. Алексей огляделся в поисках призывающих на работу плакатов. Но рядом таковых не оказалось.

Он сел в автобус, идущий в южном направлении, и уставился в окно. За окном мелькали многоэтажные новостройки, частные домишки ютились у подножия холмов, окружающих дорогу.

Показалось, что автобус едет уже довольно долго без остановок.

Алексей бросил взгляд влево.

У перекрёстка стоял указатель с надписью чёрным по белому: «Сталинградская лесоперевалочная база».

- Притормози! - закричал Алексей, видя, что шофёр не остановился на остановке.

- Раньше не мог сказать? - лениво произнёс водитель, тем не менее, на тормоза нажал.

- Спасибо! - Алексей выпрыгнул из автобуса.

Перед ним расстилалось широкое поле высоченных камышей. Посреди поля змеилась насыпная дорожка, по краям которой различалась вязкая трясина.

Алексей дошёл до ворот, где ему выписали временный пропуск на территорию базы.

Часа через два он числился рабочим перевалочной базы.

- Обустраивайтесь, - пожал ему руку инспектор отдела кадров.

Весь последующий день Алексей обустраивался в общежитии. А утром вышел на новую работу.

Показать полностью

Вера, война началась - 27

- 56 -

Согласно предложения Л. П. Берии, Президиум Верховного Совета СССР 27 марта 1953 года утвердил указ «Об амнистии».

Алексей попадал под статью этого указа и был освобождён из мест заключения летом ...53 года.

Выйдя за ворота ленинградского ИТЛ Алексей огляделся…

Он решил раз и навсегда забыть о том, что произошло. Пусть будет в жизни пустота из девяти лет, о которых он никогда не вспомнит сам, не расскажет ни одному человеку. Как чёрная дыра в космосе, молчаливая и непознанная никем. Родные люди далеко, а здесь он одинок. Прошлое можно придумать. Оно не будет безоблачным. Но и трагичным оно тоже не будет. Прошлое, как у многих.

Несколько дней Алексей прожил у знакомого в Ленинграде. Он бродил по знакомым и незнакомым улицам. В городе всё изменилось. Строились новые здания, исчезли надписи на стенах домов. Люди не боялись больше бомбёжек, не жались к стенам. Город обновлялся, становился неузнаваемым. Алексей ходил в театры, в музеи. Ему необходимо было хлебнуть впечатлений новой жизни. Жизни, которая должна была быть, но не случилась. Он никого не винил в том, что произошло. Каждый человек строит свою жизнь сам, поднимаясь по лестнице вверх или стоя перед той лестницей в раздумье: наступить или не стоит на ступеньку. А если наступил, то удержаться, не слететь, не упасть.

Не смог Алексей удержать свою дерзкую удачу.

Что случилось, то не вернуть. Жизнь продолжается.

Алексею вдруг захотелось домой. Захотелось до колик внутри, до закипания слёз на глазах. Раньше он не ощущал в себе таких желаний или просто не давал себе расслабляться.

Распрощался со знакомым, купил билет до Новосибирска, где потом должен был пересесть на другой поезд до Семипалатинска и, войдя в вагон, закинул на верхнюю полку армейский вещмешок.

Дальняя дорога всегда настраивает на размышления.

Трясясь на полке не первый день, Алексей смотрел в окно, отмечая знакомые станции. На границе Европы и Азии поезд остановился у пограничного столба, давая пассажирам время осмотреть достопримечательность. Люди выходили из вагонов, некоторые доставали фотоаппараты, чтобы запечатлеть себя около столба.

Алексей вспоминал, как переезжал эту границу, отправляясь на первое место службы. Тогда молодой лейтенант не знал, что ожидает его впереди. Теперь Алексей думал о том, как встретят его на родине. Ведь он не был там около пятнадцати лет.

Наконец, уставший и пропылённый поезд дотащился до вокзала в Семипалатинске.

На перроне толпились встречающие с цветами, с улыбками на возбуждённых лицах. Алексей выходил из вагона одним из последних. На перроне было пусто, его никто не встречал. Накинув вещмешок на плечи, он медленно двигался по проходу.

- Давно, видать, не был в этих местах? - спросила стоящая в тамбуре проводница.

- Давненько, - неохотно отозвался Алексей.

Проводница не стала больше ни о чем спрашивать, определив по его виду все перипетии, произошедшие с человеком. Вздохнув, она закрыла за ним дверь вагона.

До автобусной остановки Алексей дошёл пешком. Утренний автобус уже ушёл. Целый день он провел в Семипалатинске. А вечером сел в автобус, уходящий в село Бурас. Он заплатил за билет и сел на заднее сиденье. Хотя был уверен, что никто его не узнает. Никто и не узнал. Две пожилые женщины украдкой разглядывали его, но спросить к кому едет, как обычно расспрашивают незнакомцев в деревне, не решились. Сам он ни с кем заговаривать не стал. Весь путь до деревни, он разглядывал поля вокруг дороги.

Около автобусной остановки толпился народ: встречающий и отъезжающий.

Алексей вышел из автобуса под внимательно-любопытные взгляды.

Вот она дорога к родному дому, заросшая по бокам высокой травой, пахнущей пылью.

Идущий на встречу дедок, опираясь на клюку, вскинул голову, приглядываясь к приезжему. Не определив в нем знакомца, дедок спросил с интересом:

- Свой или в гости к кому?

- Свой, вроде, - усмехнулся Алексей. - В гости к Златоцветовым приехал.

- К Иван Семёнычу? - усомнился дедок. - Так у него полон дом. Все сыновья на месте.

- Видать, не все, - Алексей ускорил шаг, чтобы не объяснять, кем он приходится Ивану Семёновичу.

Подойдя к калитке, приостановился. Во дворе было тихо. Из трубы печурки, которую он помнил с детства, шёл дымок, лениво поднимаясь вверх. Возле старого бревенчатого дома шла стройка. На траве лежали свеже-оструганные брёвна, испуская смолистый аромат.

«Кто-то из братьев решил отделиться», - подумал Алексей.

Он открыл калитку, которая даже не скрипнула.

Вспомнилось, что отец всегда до войны смачно смазывал петли, чтобы не скрипели, когда он пьяненьким возвращался домой. Впрочем, Марфочка, видя его благостное выражение лица после выпивки, лишь улыбалась да покачивала головой.

Алексей не успел подумать, какими теперь стали отец и Марфочка.

Дверь отворилась, на порог вышла сухонькая, невысокая женщина. Она приложила ладонь ко лбу, стараясь разглядеть неожиданно откуда взявшегося незнакомца.

- Заблудился, сердешный? - так и не признав Алексея, спросила она.

- Марфочка! - кинулся тот к ней по дорожке. - Не признала меня?

Он крепко обнял ее.

По темным щекам женщины потекли слёзы:

- Лёшка! - воскликнула она. - Лёшка! Заждались мы тебя!

Алексей опустил её на землю.

Марфочка не отрывала от сына глаз.

- Худой какой! - погладила она его по плечу. - Скулы вон торчат! Ой! Ой! Проходи в дом. Наши на речке рыбу удят. Поди, скоро придут. С утра ушли.

Они вошли в старый дом, где всё напоминало детство.

- Накормить тебя надо, - суетилась Марфочка.

- Не надо, - остановил её Алексей. - Подожду, когда отец с братьями придут. А это — тебе, - вынул он из мешка красивый платок и накинул матери на плечи.

- Не забыл меня, - заплакала Марфочка, разглаживая платок.

Наконец, пришли с рыбалки братья и отец.

Братья выглядели теперь солидными мужчинами, с начинающими лысеть головами - характерной чертой Златоцветовых.

Сестра Тамара училась в Семипалатинске.

Обедать уселись в тени старого тополя, в доме было мало места, для такой большой компании.

Суетящейся Марфочке помогали жена Николая, Нюра, и молодая женщина по имени Лида, которую Алексей не помнил. Жёны остальных братьев работали в поле.

- Ничего, - говорил Валентин. - Вечером познакомим тебя со своими супружницами. Местные они. Понятно, не помнишь ты их, малые были, когда ты уехал.

Марфочка выставила на стол сразу несколько бутылок «беленькой». Настроение у братьев поднялось, за столом немного спало напряжение.

- Давайте первую за Леонида, - поднял рюмку Иван Семёнович. - Не чокаясь!

Леонид, один из всех братьев, не вернулся с войны.

Алексей заметил, как смахнула слёзы женщина по имени Лида.

Выпили.

Марфочка и Лида снова и снова подносили закуски: свежепожаренных карасей, варёное мясо, яйца сваренные вкрутую, зелёный лук, жареную картошку, свежие с грядки огурцы, фруктовые и молочные кисели. Свежеиспечённые шанежки. Поесть в семье Златоцветовых любили.

- Лёнька! - совсем как в детстве, крикнул подвыпивший отец, - прикури!

Алексей сначала опешил, а потом вспомнил далёкое: «отец сидит за машинкой и, чтобы не отвлекаться, кричит ему: «Лёнька, прикури!» Лёшке - лет десять-двенадцать. Он скручивает тугую козью ножку, приоткрывает дверцу печки и прикуривает самокрутку. Потом несёт её отцу. Тот с удовольствием затягивается, распрямляя спину».

Алексей поднялся, достал из кармана ещё военный сохранившийся кисет и, насыпав на кусок газеты табаку, свернул самокрутку. Подойдя к печурке, прикурил от огонька и подал отцу.

- Помнишь, значит! - протянул довольный отец. - Теперь никто мне не прикуривает, да и шью я мало.

Взгляд его погрустнел.

- Семёныч! - укорила его Марфочка. - Ты закусывай, закусывай.

Она пододвинула к нему тарелку с киселём.

- Хватит тебе! - оборвал её муж. - Перекур!

Братья вышли из-за стола.

- Женщина эта, Лида..., - спросил Алексей у брата Николая, - соседка?

- Невеста Леонида была, - ответил тот. - Ждёт до сих пор.

- Так и неизвестно о Леониде ничего? - спросил Алексей.

- Неизвестно, - вздохнул брат.

- Давайте выпьем ещё, - предложил Иван Семёнович, садясь за стол.

Они выпили еще. Взгляд отца посуровел.

Алексей понял, что сейчас начнется… Он был готов к разговору.

Отец не стал ходить вокруг да около.

- У меня - Орден Красной Звезды, Колька на войне отличился, получил Орден Красного Знамени!...

- Отец, - вступился Николай. - Давай не сегодня.

- Нет уж! - не уступил отец. - Сейчас! - упрямо произнёс он. - Давай, Лёнька, расскажи про свои подвиги! Где ордена, медали твои!? Как ты воевал, что вернулся через столько лет после войны!? А?!

Лицо его порозовело от напряжения, а лысина покрылась каплями пота.

Алексей встал во весь рост и оглядел братьев.

Они старательно отводили глаза, боясь встретиться с ним взглядом.

Марфочка попыталась защитить его:

- Правда, отец, поговорим завтра, с утра.

- Сей-час!!! - стукнул кулаком по столу Иван Семёнович.

- Воевал я честно, - сказал Алексей. - Был награждён медалью «За оборону Ленинграда» и двумя орденами.

- Где твои награды!!!? - подпрыгнул на месте отец. - Или проел по суровому времени!?

- Ты же знаешь, отец, что я никогда бы не продал наград, - скрипнул зубами Алексей. -Наград меня лишили.

- В-о-о-т, - Иван Семёнович многозначительно поднял палец. - За хорошие дела не лишили бы!

- Твоя правда, отец, - повинно произнёс Алексей. - Убил я двух человек.

- За что!? - коротко вскрикнул старик.

– Они не выполнили приказа, - жёстко сказал Алексей. - Теперь так не поступил бы. А тогда немцы прорывались, некому было держать оборону. У меня приказ не отступать…

Продолжать он не стал. Разве можно объяснить, почему поступил именно так, а не иначе.

- Приказ, - устало повторил отец. - Эх, Лёнька! Думал, ты выслужишься. Вон дядька твой, а мой братец, в Москве в Генеральном Штабе служит. Ты бы мог, получилось бы у тебя.

- Хватит сожалений, - поднялся Валентин. - Отдохнуть надо.

- Правда, Лёшенька, - подошла к нему Марфочка, - поди, отдохни с дороги.

Алексей лежал на пышной перине, непривычно мягкой после стольких лет казённых постелей. Потом они наговорятся с отцом, с братьями, вспомнят прошедшее, а теперь — отдыхать.

Проснулся от шума на улице и, не понимая спросонья, что происходит, подскочил к окну. По дороге мимо домов медленно, величаво, как и подобает кормилицам, проходили коровы. Они трубно ревели, оповещая деревню о своем возвращении. Хозяйки выходили за калитки, встречая своих любимиц.

«Зорюня! Голубушка моя!» - услышал Алексей голос Марфочки и понял, что она, как и прежде, спешит угостить Зорьку куском отломленной краюхи хлеба. Мать и раньше так делала. Алексей понял, что жизнь продолжается, и он начинает возвращаться в неё. Плохое осталось позади, среди родных ему будет легче освоиться, влиться в деревенскую среду.

«Хорошо, что уехал из города», - думал Алексей, - «ведь там, увидев справку об освобождении вместо паспорта, начинали отводить глаза, извиняться, предлагать прийти через некоторое время».

Вошла Марфочка, принеся с собой запах парного молока.

- Проснулся уже? А я думаю, пойду разбужу. Поди, молока попей, - звала она.

Алексей почувствовал себя опять подростком.

Во дворе накрывали на стол, теперь уже к ужину.

Алексей познакомился с пришедшими с работы жёнами братьев.

Отец бросил строгий взгляд на Марфочку.

Та поспешила в кухню принесла «беленькую».

Взгляд хозяина прояснился. После выпитой стопки он подобрел.

- Ты, Лёнька, не боись! - воинственно начал он. - Поддержим для начала! В обиду не дадим! Если чего, братья заступятся. Колька в город, правда, ускачет, не хочет дышать деревенским воздухом. Ну, его это дело, - рассуждал Иван Семёнович.

- У нас люди спокойные, - отозвалась с другого конца Марфочка. - Не пужай, отец.

- Работу найдёшь, - уверенно произнес Аркадий. - Руки везде требуются.

- Не пропадёшь! - поднял стопку Иван Семёнович.

Алексей, до сих пор мысленно находящийся на перепутье: «уехать ли сразу в город или остаться», решил остаться, отогреться среди родных.

На следующий день, не откладывая, он пошел в школу. Там его помнили старые учителя.

- Алексей Иванович! - директор, молодой, уверенный в себе человек, с интересом разглядывал пришедшего. (Видно вся деревня активно обсуждала приезд сына Ивана Семеновича.) - ...могу предложить вам место завхоза, с исполнением обязанностей кассира.

- Не боитесь? - спросил Алексей.

- Нет! - ответил директор. - Место преподавателя русского языка занято надолго, сами знаете: Марью Кирилловну на пенсию не спихнуть.

- Я согласен, - сказал Алексей.

- Завтра и приступайте, Алексей Иванович! - пожал ему руку директор. - Хозяйство у нас запущено, трудовиком работает молодая учительница. Сами понимаете: гвоздь забить не умеет. Вы своим мужским взглядом определите, где нужно приложить руки.

На следующий день директор собрал учеников старших классов и познакомил с новым завхозом.

Две недели они ремонтировали парты, красили их, красили полы во всей школе. К сентябрю классы выглядели как новенькие, с белыми окнами, голубыми партами, сияющими коричневыми полами.

По вечерам и выходным братья собирались вместе и помогали строить дом самому младшему - Борису. Тот развернулся, строил пятистенок, добротный, просторный, с отдельной кухней, чтобы, как в городе. Стены с каждым днём поднимались всё выше.

Борис и молоденькая жена его радовались, определяли, где что поставят.

Иногда вечером приходила Лида, каждый раз бросая вопросительный взгляд на Марфочку. Та вздыхала, отводила глаза. Лидочка, посидев немного, уходила домой.

После ужина Алексей курил папиросу, а Марфочка убирала со стола.

- Все ждёт, сердешная, Леонида, надеется, вдруг объявится откуда, - начала она разговор. - Наслушалась сплетен, будто контуженые забывают имя своё и где жили до войны. Потом, вдруг, память возвращается, вот они и объявляются. Замуж её звали, не идёт. Других не берет никто, а она останется в старых девках. О-ёй-ёй! Слушай, Лёшка, ты ведь не женатый?

- Развёлся я, ты же знаешь, Марфочка, - недовольно отозвался Алексей, не понимая куда старушка клонит.

- Вот и женился бы на Лидочке, - заговорщически взглянула на него Марфочка. - Она работящая, успевает и дома и на ферме. Всегда чистенькая. Накормит, обиходит, чего ещё мужику надо?

Алексей усмехнулся: «добрая душа, любила она Ивана Семеновича или всю жизнь обихаживала? Готовила, стирала на такую ораву, управлялась с хозяйством? Казалось, что она всегда была такой суетящейся, худенькой, повязанной платочком». Алексей не помнил, чтобы Марфочка садилась за стол со всеми. А когда отец предлагал ей присесть, удивлённо отвечала: «Не голодная я. Вы наработались, я то около чугунков, запахом сытая». И опять находила дела.

И теперь жалела его, хотела устроить, чтобы жил как все.

- Рано мне жениться, - усмехнулся Алексей. - Погуляю ещё, хомут всегда успею надеть.

- Ой, - махнула Марфочка рукой, - не молодой ведь ты. Пока нагуляешься, время упустишь. Кто потом на тебя позарится?

- На мой век невест хватит, - беззаботно отозвался Алексей.

- Дуську забыть не можешь, - вздохнула Марфочка. - Уехала она. В город подалась. И то сказать, баба она видная. Такой в городе место.

Марфочка виновато посмотрела на него: наболтала лишнее. Вон, поскучнел сразу, видно, и правда, не забыл.

- Уехать хочу, - Алексей бросил папиросу. - Душа простору просит. Тесно мне в деревне.

Марфочка поджала губы:

- Мы всю жизнь здесь живём, простору вон сколько: хошь на речку иди, хошь в район поезжай. Поля вон какие, края не видать. Тесно! - бурчала она.

- Ты отцу пока не говори, - попросил Алексей.

- Ладно, - согласилась она.

Не слишком жаркое лето, с часто моросящими дождями, перешло в прохладную осень. Директор школы не мог нарадоваться на нового завхоза.

- Алексей Иванович, - осматривал он фасад школы, - ловко вы всё сделали, школа, как новенькая.

- Ничего особенного, - пожал плечами Алексей. - Несколько досок заменили, покрасили крышу. А школу бы новую надо: классы тёмные, коридоры узкие, печки дымят.

Директор с интересом поглядел на завхоза:

- Да вы хозяйственный человек. Надо бы нам обсудить планы по постройке новой школы. Продумайте, просчитайте, какое нужно помещение.

- Помещение нужно строить побольше, повыше, со спортивным залом. Нужно учесть прирост населения.

- Вы мыслите, как Наполеон, - засмеялся директор. - Думаю, сработаемся.

У Алексея были другие мысли.

В газете он прочитал о наборе рабочих на шахты Кузбасса. Потянуло Алексея свет посмотреть. Достав вещмешок, он складывал свои нехитрые вещички, которые справил за лето. Оказалось их немного, чему Алексей был рад. Путешествовать лучше налегке. Пересчитав деньги, поморщился, но решил, что просить у отца не будет, на первое время хватит, а там, заработает.

Отец, узнав об отъезде сына от Марфочки (не утерпела, рассказала), впав во гнев, расшумелся.

- Один уехал в Павлодар, лучшей доли искать, другой длинного рубля захотел! Богатыми быть хотите! Зря я тебя шить учил? Машинка без дела стоит: мне нитку в иголку не вдеть. Кто дело моё продолжит? Эх, сыновья!

Алексей отцу не перечил.

Иван Семёнович, не слыша со стороны сына слов оправдания или возражений, тоже замолчал. Гнев его остывал.

- Ладно, Лёнька, - миролюбиво сказал он, усаживаясь за стол. - Давай отвальную, купил, поди?

Алексей поставил на стол бутылку водки.

Марфочка, утирая слезы, ставила закуску, звала за стол сыновей.

- Вот, братовья, - поднял рюмку Иван Семёнович. - Решил Лёнька в город податься. Давайте дорожку обмоем.

Они выпили.

- Ну и молодец, - поддержал брата Аркадий.

- А я говорю: деревня пустеет! - стукнул отец по столу кулаком.

- Лёшка у нас — грамотный, - заметил Валентин. - Глядишь, в люди выйдет. Пусть едет.

- В люди! - протянул захмелевший отец. - Что ж до сих пор не вышел?

Марфочка бросила на Алексея тревожный взгляд, но перечить мужу не стала.

Алексей уезжал утренним автобусом. До остановки его никто не провожал, попрощались у калитки. Марфочка, утирая глаза кончиком платка, крестила его вслед.

- Замолчь! - велел Иван Семёнович, - Чай, не на войну провожаешь.

Алексей доехал до Новосибирска, где должен был пересесть на другой поезд. Оставалось ещё время. От нечего делать, он прошёлся по вокзалу, купил в киоске газеты и сел на лавку, почитать. На последней странице, как всегда, печатались объявления. Крупными буквами было написано:

«Приглашаем рабочих на стройки города Сталинграда».

Дальше описывались условия работы и проживания.

Алексей читал, и в голове его зрело дерзкое решение. Захотелось посмотреть матушку-Волгу, восстанавливающийся город...

Он быстро последовал к билетной кассе.

- До Сталинграда? - переспросила миловидная кассирша. - Поезд через пятнадцать минут. Будете брать билет?

- Давайте!

Через пятнадцать минут он трясся на верхней полке поезда «Новокузнецк — Кисловодск».

Сталинград встретил приезжих тёплым, солнечным утром. По перрону спешили пассажиры, нагруженные тяжёлыми чемоданами, сумками, авоськами.

Алексей подкинул вещмешок на спине и направился к выходу из вокзала.

На площади толпились люди, подъезжали, отъезжали машины. Обычная городская сутолока.

Трест «Сталинградтяжстрой» находился на южной окраине города. В отделе кадров расспрашивали недолго. Дали направление на работу в «СУ Тэцстрой», оформили общежитие и объяснили куда следовать.

Так Алексей стал бетонщиком.

Работа тяжёлая, трудная. Но за девять лет Алексей привык к физическому труду, потому теперь к концу рабочего дня чувствовал умеренную усталость. После работы шёл в кино или пить пиво с такими же работягами.

Комнату в общежитии он делил с молодым парнем Андреем. По вечерам тот уходил на свидания.

Алексей читал книги. Чтением он увлекался с детства и теперь, записавшись в библиотеку, запоем читал всё, что попадётся под руку. Постепенно монотонность будней стала тяготить его. Отработав по договору чуть больше года, он уволился, решив, что стоит вернуться ближе к дому, чтобы не ездить в гости к отцу через всю страну.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!