AleftinaSokolova

AleftinaSokolova

Легитимный Легат, пишу здесь https://vk.com/legit_legate Романы, рассказы и повести: https://litmarket.ru/legat-legitimnyy-p27068/books
На Пикабу
183 рейтинг 9 подписчиков 1 подписка 20 постов 0 в горячем
5

Блистательный Фигляр

Хасли привык спать в соломе. Что сказать — на обочине или мокрой траве спалось еще хуже. Но с тех пор, как он гордо ушел из дома, не желая выслушивать отцовские упреки, выбор стал скуднее. По правде сказать, дело было не только в чести. Не любил он чистить овощи и таскать воду, как деревенская баба — хоть сил на мужскую работу у него не будет и к восемнадцати.

Только соратникам о таком не рассказывают. Особенно в Салеме, где за косой взгляд возможно лишиться и глаза, и жизни.
Чистокровный маг рожден для великого! А горох с огурцами пусть попадает в надежные руки. Хорошо, что Фигляр его подобрал. Хорошо, что не знал он историю Хасли, и не обиделся на то, как обнимались с его сапогами, выпрашивая лучшей жизни.

Незнание — благо. Иногда и приврать не грех. Особенно за сытный обед, выпивку и новую обувь. И крепкий сон на хорошем матрасе у самого входа. Всяко лучше соломы, и Вышняя с ним, сквозняком!
Даже на третий день пути от Салемской столицы Хасли и думать не желал, куда бредет его команда. Сам напросился на большую дорогу. Чего тут спрашивать, наглеть?
Еще пять деньков назад он мечтал не проснуться в овраге с разбитым за долги лицом. А сегодня шел в компании мудрейшего мага, что резал булыжники взглядом и обманывал взгляд других.
Конечно, в довесок шли еще три рыла, в крайней степени отвратительных не только Хасли, но и самой Вышней. Вор Пендель — средоточие пороков, вечно недовольная эльфийка Рыльце, и безмозглый Дуба-орк.

— Заночуем в Гаусбице, — ныла Рыльце. От похмелья ее уши синели, каким-то чудом забирая весь отек с милого личика. Ядовитый цветок — ни один прохожий за фасадом и не угадает, насколько черна ее душа.
Пендель крутился с ней рядом, так и напрашиваясь на драку:
— Из-за пойла?
— Из-за отличных борделей и дохлой крысы в твоих штанах, — огрызнулась Рыльце.
На удивление, Пендель поник и даже запрятал руки за пояс. Хасли не понимал их отношений.

— А я предлагаю двинуться в Кронхол, — осторожно заметил Фигляр, остановившись. Он тяжело дышал и опирался на старый посох.
— Старикан, это полдня пути и два часа досмотра! Остынь.
Хасли невольно улыбнулся: уж здесь его превосходство очевидно. Пендель и не догадывался, кто на самом деле таится под личиной дряхлого старца. Такое мог видеть лишь чистокровный маг.
— Наш путь лежит через Малагхарские болота, — прокряхтел Фигляр, которому от силы было сорок лет.
— И чё? — сплюнула Рыльце.
Фигляр осторожно подцепил рубаху и потянул ее вверх — оголяя живот.
— Фу! — взвизгнула Рыльце и отвернулась. — Какая мерзость! Как ты с этим живешь?!

На животе Фигляра ничего не было. Обычная загорелая кожа, поросль рыжих волос, две родинки, какой-то крохотный шрам. А Пендель морщился и даже прижал ладонь ко рту. Дуба даже не присмотрелся: стоял, как конь на привязи. Чего-то ждал. Наверное, ума.
«Иллюзия», — понял Хасли.
— Малагхарские болота, — Фигляр состроил скорбное лицо. Хасли все лучше различал рыжую бородку и нелепые усы под ложной сединой и старостью. — А вернее — местные кустарники. Если не купим снадобья в Кронхоле, все такими вернемся. Жалит сквозь бычью кожу и ткань...

Впервые Фигляра слушали с таким вниманием. Кажется, Рыльце начало тошнить.
— Кашлак всмятку! — расстроился Пендель и убрал косо подстриженные волосы с лица. — А обойти их никак?
Хасли моргнул и вдруг увидел то, что показывал Фигляр. Иллюзия. Жженые пятна, глубокие борозды ороговевшей кожи, и будто иссохшие вены. Мир потемнел.

— ...нам вообще стоило срезать по Ангфальским землям.
Крепкая пощечина привела Хасли в чувство.
— О-ох.
— ... чтобы меня утащили под венец к брату папаши, едва мы шагнем за границу?!
— А нехер было рождаться в знатной семье!
Пендель и Рыльце снова сцепились. Фигляр протянул руку Хасли, помогая подняться, а сам смотрел на Дубу:
— Я предлагал свернуть у Большого Осколка.
— Без меня, — прогрохотал Дуба, и все замолчали.

Хасли отряхнул землю с задницы и затылка. Волшебное зрение работало абы как. Ни на что нельзя положиться — ни на дар, ни на собственные ноги. Потому-то и зовут его Соплей даже всякие отбросы. Он спросил:
— До болот же есть хорошая дорога через Землицы, ближний край...
Рыльце фыркнула:
— Пф! А там Пенделя вздернут, как увидят.
— За что? — обмер Хасли и покосился на связку воровских ножей.
Пендель цыкнул зубом:
— Короче, идем этой дорогой. По Салемским низинам. И точка!
— Потому что здесь безопаснее всего? — с надеждой посмотрел Хасли.
Вдали, за холмом, что-то пронзительно зарычало и взвизгнуло. Фигляр положил руку на плечо юного мага:
— Сюда не сунутся родственники Рыльца, законники Землиц и матушка Дубы. Потому что здесь одинаково опасно для всех, малой.

***
Шли неторопливо. Хасли строил из себя храбреца, а сам украдкой вертел головой по сторонам. Великий маг вроде Фигляра не станет понапрасну говорить об опасности.
Похоже, кроме Салема, городов в низинах не возводили. Удастся ли им заночевать? После третьего пронзительного вопля над холмами Хасли выпалил:
— Да зачем нам вообще эти болота?!
И уставился на носки сапогов. Сдали нервы, оплошал. Божился же самой Вышней, что...
Пендель подошел вплотную за четыре быстрых шага, схватил его за грудки и зашипел:
— Эй, старик, ты где этого чирья откопал? Он что, вообще не сечет?
Фигляр тяжко вздохнул.
— Внук это мой. Дальних кровей, с даром. Спокойнее будь.
— Не похожи вы.
— Как знать? Все старичье на одно лицо, — Рыльце сплюнула на землю.
Ее уши все еще синели. И хватка вора никак не разжималась.

— Не гневайся, Пендель. Учу я его. Он со мной и на край света пойдет, так? — Фигляр недобро сверкнул глазами, посмотрев на «внука».
— Так-то оно так, — залепетал Хасли, брыкаясь в хватке Пенделя. — Обещался в дела ваши не лезть, д-дедушка. Только любопытен я, каюсь. Очень...
«Особенно, когда дело касается собственной шкуры».
— Пусть знает, — подал голос Дуба.
— Он не платил, — огрызнулся Пендель и ткнул пальцем себе в кошель. Оказалось, держать магов над землей можно и одной рукой. Только за одно это и стоит вешать в Землице.
Фигляр деликатно кашлянул.
— Вы тоже еще не заплатили.
Пендель вспыхнул и выматерился. Хасли упал на дорогу и был готов целовать сухую глину от облегчения.
— По уговору... — начала Рыльце.
Вор сблизился с магом и сжал кулаки. Казалось, сейчас прирежет старика, и все разойдутся по Салемским низинам. Да только Хасли знал, что Фигляра никому не прирезать. Быть может, даже во сне.
— Как Блистательный венец сработает, так и отвалим сполна! — прошипел Пендель в лицо Фигляру, и тот примирительно улыбнулся.

Хасли часто заморгал:
— Блистательный кто?
— Кто-кто, кашлак с бантом! — начал Пендель, но Рыльце его перебила.
— Последний дар Вышней. Исполняет любое желание, да только один-единственный разок в жизни, — блаженно сказала эльфийка. Хасли и не знал, что это чудовище умеет мечтать.
— Ох! — Хасли снова завертел головой по сторонам. Все сложилось. Вот для чего они топчут эти гиблые земли. Вот для чего терпят друг друга! Да только...
Хасли покосился на Фигляра:
— Не пойму, вам-то туда зачем, коли уже знаете, где дар лежит?
— Тупой ты, Сопля, — заметил Пендель. Уже беззлобно, как оскорбляют дворнягу. — Фигляр нас туда поведет.
— За очень большую деньгу, — вдруг сказал Дуба.


***
К вечеру добрались они до постоялого двора. Тот почти пустовал, и хозяин из большого страха перед Дубой разрешил взять три комнаты по цене одной. Хасли ни на что не жаловался и держался от Пенделя в стороне. Положили его, как настоящего внука, в комнату с Фигляром.

Хасли и в коридоре бы спал на коврике, так его грело предвкушение. Лучшего учителя во всех низинах не сыскать! Отведет взгляд даже у него, чистокровного мага с даром. Хасли и этому непременно научится. Целый мир ляжет к его ногам: будет забираться он в женскую баню нагишом, пить из кубков дворян, срезать кошельки одним взглядом. И задирать монахиням юбки, будто ветром. И поднимать всяких Пенделей силой взгляда, и ничегошеньки ему за это не будет...
Главное — держаться Фигляра.

Хлебнув дармовой варёнки, Хасли и сам не заметил, как принялся мешать великому магу. Подсел к нему в комнате, без спросу разделил поздний ужин:
— Я уж вас не подведу, будьте спокойны!
— Мг-м, — промычал Фигляр, с удивительной резвостью поглощая горошек.
— ... вернее меня никого не сыщете, даже у самой Вышней! — бахвалился Хасли и даже забыл про еду. — Хоть мы с вами и не в родстве...
Фигляр прикончил индюшиный окорочок и утер губы рукавом. Потом выковырял мясо из щелей в зубах и отложил нож. Хасли загривком почуял, что сейчас его будут ругать.

— Сегодня ты хорошо видел, а потом ослеп. Там, на дороге. Это не дело.
Залившись пунцом, Хасли закивал так усердно, что, казалось, и щеки затряслись.
— Оплошал, ваша правда. Глаза разомкну. Всему научусь, честное слово, только расскажите...
Великие маги и блистательные Венцы. Чудо за чудом, и все — совсем рядом, только протяни руку.
Каков он на вид, этот Венец? Золотой, из серебра? Сколько в нем бриллиантов, рубинов, изумрудов? Есть ли они там вообще, и зачем Вышней, у которой все блага мира, изумруды туда заделывать?
Всю жизнь не бывало у Хасли чудес, а теперь — как с неба посыпались.

— Любопытен я. Вашему могуществу нет предела, — сказал Хасли. — Так для чего вам эти негодяи?
«И я», — промолчал он, боясь показаться совсем негодным.
— Всякому могуществу есть предел, — поспорил Фигляр и разрезал новую индюшатину в деревянной тарелке. — И у Вышней свои заботы.
— Нет же, я не о том, — Хасли скромно отломил хлебную горбушку. И едва слышно зашептал. — Столько золота, сколько вы можете собрать вашими чудесами, не раздобудет и десяток таких, как Дуба. Или Рыльце. Думаю, вам оно ни к чему...

— А ты смышленый. Временами, — поправился Фигляр. — Если скажу, сколько возьмешь за молчание? — Фигляр поднял на него смешливый взгляд. Хасли все лучше видел лицо мага за завесой. Загорелое, улыбчивое, располагающее лицо.
Все суммы, которым Хасли учился у гувернера, завертелись в голове. Он находил самые крупные и старался их складывать, помножить. А потом боялся, что выходило слишком дорого. И порежут его, как камень, да только хуже. Камни всегда молчат, как и мертвецы.
— Сотню золотых, — выпалил Хасли, спрятав пальцы под стол — руки задрожали.
Фигляр хохотнул:
— Даю двести.
— Ах!
Вот таков у него учитель. Не только мудрый, но и с большим сердцем. Если Хасли родился бы драконом — точно завилял бы хвостом.

— С тех денег, которые мне обещали, разумеется. — Фигляр отпил варёнки и пожевал губами. — А теперь слушай. Знаю, где лежит дар Вышней, но без команды к нему не пройду. Пытался, когда нашел, да без толку: не добрался. — Тут он перешел на совсем тихий шепот, как позабыл о могуществе. — И у меня желание есть. Всем своя выгода, соображаешь?
Хасли поник:
— Как это — не бывали? Выходит, все — ложь? А что, ежели то и не Венец был? А какая-нибудь безделушка...
— Это не обман, малой. Венец существует, и я его вот этими глазами видал, — Фигляр вытянул указательный палец и направил его к лицу. — Я не гоняюсь за призраками. И не подбираю дерьмо с дорог, — напомнил маг о том, где и как они повстречались.

Хасли расплылся в блаженной улыбке.
— Чего же вы хотите? Опасный путь впереди, неблизкий...
Фигляр допил варёнку и бережно поставил кружку на стол.
— Вышняя создала мир-тюрьму, где каждый несчастлив по-своему.
И больше ничего не ответил, как бы Хасли его не просил.

К ночи засыпалось совсем плохо: Хасли вертелся на кровати, как на соломе. Жизнь наконец-то признала в нем чистокровного мага, раскрыла свои объятия. И начала баловать, хоть и руками пропойцы, вора, и безмозглого орка — весь путь и ночлежки шли за их счет.

Хасли мечтал обо всем и сразу, но больше всего о Венце. Как он будет загадывать свое — единственное и заветное! — желание. Почему-то, ничего кроме могущества в волшебстве, и бездонной сумы с золотом в голову Хасли не лезло. Все это казалось низким, мелочным, пустым в сравнении с неизвестным желанием Фигляра. И сердце щемило от жалости к магу: достичь такого могущества, а все равно чего-то так страстно желать, чтобы тащиться в гиблые земли с полными идиотами, вроде Дубы, вороватого Пенделя и бессердечного Рыльца.

Показать полностью
7

Лик предателя

В забегаловке, как всегда, кружили полчища мух. Впрочем, Хасли был им рад куда больше, чем своей компании. Соратники, о которых он мечтал, оказались последним дерьмом. Изящная эльфийка с гнилым нутром, зеленомордый увалень в два роста и дерганный вор. Рыльце, Дуба и Пендель. Все — отборнейшее смердящее дерьмище из низин Салема. Все, кроме старичка-Фигляра. Какое же дерьмо может резать камень взглядом?

Только потому Хасли и молчал. Хоть и назвали его Соплей, и носить ему это имечко, быть может, до самой смерти. Ему, чистокровному магу!

А может, Фигляр им хорошенько все рассказал. Что сидит Хасли без дара уже семнадцать лет. Что подобрали его пьяным на обочине, без медяка в кармане. Что Хасли все сапоги соплями украсил, пока просился на большую дорогу.
Может, именно такую команду он и заслужил. Последний среди последних. Хасли-Сопля.

Сегодня отбросы вновь болтали о том, в чем смыслили не больше ушибленной крестьянки:
— И сказала Вышняя: будешь ты, подонок вшивый, до конца дней торчать в этом мирке, покуда его не отстроишь. Предатель, изменщик! Разберу я тебя на шматки, и...
— Бредишь, Пендель, — гаркнула Рыльце. Острые уши ее зарделись от хмеля. — Не было вшей на заре времен!
— А Вышняя, значит, была?!

Они разом вскочили со скамей — по обе стороны от жратвы. Слева — дерганный Пендель, справа — красотка Рыльце с черной душой.
— Тиха! — развел их руками Дуба. От него все еще несло конюшней. А к цвету кожи — как плесневелая тина! — Хасли никак не мог привыкнуть.
— Дуба, а ты чего скажешь? — зашипел Пендель. — Порой молчишь, словно сдох.
— ... и запах такой же, — хрюкнула Рыльце.
Они примирились.
— Наш мир — шутка Вышней, — лаконично отозвался Дуба. Как выполнил скучное поручение.
— Скорее, ошибка, — выплюнул Пендель, усевшись и забыв про драку. — Бабы иначе не могут, будь хоть трижды богинями...
— Нет, это тюрьма, — вздохнул Фигляр в седеющую бородку. Кажется, его вообще не слушал никто. Никто, кроме Хасли.

Они препирались еще половину часа, перевернув стол всего один раз. Речь зашла о благородстве, чистоте крови и матушке Дубы.
— Сотворили нас, эльфов, из длинных ног Предателя, — размечталась Рыльце.
— ... а орков сделали из задницы, точное дело, — щерился Пендель.
— Лучшая часть любовничка Вышней, думаю я, — зачем-то заступился Хасли за Дубу.
И не сразу понял, как оплошал. Вся троица окрысилась на него:
— Кто заблеял, гляньте...
— Да все эти шашни небесных — мелочевка, пушок на губе юнца, — Пендель сверкнул дырой в зубах и указал столовым ножом на Хасли. — Хуже всех досталось-то свистунам. Магам.

Вся компания хищно оскалилась, Хасли втянул голову в плечи. Оправдания посыпались, как труха из гнилого пня:
— А я чего, я же еще не...
— Пф-ф, малёк, — сплюнула в чашку Рыльце, — Фигляр у нас пустых, без дара, не берет. Верно я говорю, Пендель?
— Гм, — кивнул Дуба вместо него.
— ... токмо последнего боровы сожрали.
— Да не знаем мы, кто его сожрал, — выпалила Рыльце. — Авось воронье какое. Или змеи.
Хасли нервно сглотнул.
— Черви, как пить дать, черви, — закивал Фигляр, и его усы топорщились в разные стороны, как перемычка весов.
— А…

Хасли не помнил, чтобы у Фигляра этим утром водились усы. И чтобы тот позволял им так смешно промокнуть в выпивке. Не стоило перебирать с варёнкой.
— Короче, маги — дерьмо. Ошибка, нелепая шуточка Вышней. Рождены из большого Ее терпенья. Усёк? — Рыльце пьяно навалилась вперед, на локти.

Фигляр не проронил ни слова. Он выпивал и безмятежно слушал, будто яд чужих слов отравлял кого угодно, но только не сгорбленного старика, над которым смеялись.
Не такой славы искал Хасли. И уж точно не мечтал быть Соплей. Он резко поднялся со скамьи и ударил по столу.
«Если толку от магов нет, дак за каким чирьем вы нас с Фигляром держите?!» — рвалось наружу.

Так он и стоял, а холодная хватка страха вцепилась в горло.
— Чё такое? — дернула подбородком Рыльце.
— Еще варёнки хочу, — пискнул Хасли, и все заржали.

Вот так он получил добавочную пинту, подлизавшись к такому дерьму как Рыльце. Оттого и на вкус варёнка казалась не лучше.
Хасли с тоской посмотрел на Фигляра. Тот не выглядел оскорбленным. Напротив, его довольное лицо было островком спокойствия посреди хаоса. Раздери их всех кашлак, Хасли мог поклясться, что счастливее человека нет во всей забегаловке!

Уже потом, когда стемнело, Хасли из жалости подошел к магу. Тот провожал закатное солнце и справлял малую нужду. Прямо посреди дороги, на площади. Без стыда.
Хасли спросил:
— Весь день над нами смеялись. Над всеми магами! Они что же, не видели, как ты режешь взглядом?
Журчание прекратилось. Фигляр фыркнул и заправил рубаху в штаны.
— Есть судьбы и похуже.
— Что же ты, — вспыхнул Хасли, — не знаешь чести?
— Я хочу быть Фигляром, малой.

Хасли почти заплакал: неужто и ему теперь так — все терпеть да утирать чужие плевки. Прятать глаза в пол. Выпрашивать варёнку. Девок бояться...
— Из чего сделали магов? — Хасли сжал кулаки и встал поперек дороги. — Из соплей, что ли?!

Старик подошел ближе. Поднял на Хасли тяжелый и черный взгляд. Так, словно вот-вот порежет его на лоскуты. И заговорил совсем другим голосом:
— Из того, что для Нее всего ненавистней, — под светом уходящего дня седина Фигляра вдруг порыжела. И снова появились те нелепые, плохо подстриженные усы. Исчезали и морщины. — Того, что предали забвению: лик порочной любви. Из головы предателя.
— Я... я-а вас вижу, — обмер Хасли, почувствовав себя Соплей.
— Еще бы, — усмехнулся уже не Фигляр, а какой-то незнакомец с рыжими кудрями и загорелым лицом, от роду не старше четырех десятков лет. — Я ведь не подбираю всякое дерьмо с дорог.
Щеки Хасли зарделись, он расправил плечи. Дар. У него тоже есть дар!
— Я вижу вас, — обомлел Хасли. — Вижу! А другие, эти отбросы, они ни чирья не ви...

Фигляр стукнул его по подбородку, чуть не защемив язык:
— Такова сила мага, Сопля. Не орать на каждом углу о своем даре. Не лепетать, не целовать чужие ноги.
Хасли шмыгнул носом от обиды. Моргнул и тут же потерял мага из вида.
— ...а искажать действительность, — шепотом добавил Фигляр уже из-за спины.

Когда Хасли обернулся, Фигляр еле плелся к домам, вновь состарившийся и горбатый. Немощнее, чем пятилетняя девчонка во сне. Хасли бросился следом, благостно зашептал:
— Или отливать в центре города, зная, что никто не осмелится напасть?..
— Или отливать у всех на виду, — согласился Фигляр. — Но это по настроению.

Показать полностью
2

Ангелы, часть 3

Начало
Вторая часть

Джефф не находил себе места. Весь город будто журил его за лень и бездарность. Ему не выдали пистолета, отправили отдыхать, как назойливое дитя, что мешается под ногами взрослых мужчин.

«Дождитесь утра, детектив! Вы заслужили отдых. Не стоит беспокоиться, мг-м?» — заверяла его миссис Генсби, перед которой он выложил все опасения.

Опасения, что крылатые чудовища множатся прямо сейчас; что увальни Снорта спугнут их, и беда разойдется по всему побережью; что двадцать шесть — уже огромная цифра, и ни одна кампания не стоит и половинки чьей-то жизни. Все без толку.

Встречу с мэром ему обещали через неделю, а значит — никогда.

«Да что ты можешь, Джеффи?» — спрашивал как-то отец, приколачивая картину в гостиной.

Ничего.

«Кто у меня номер один?» — мягко спрашивала мама, и Джеффри врал: «Я».

Только в одном месте Джеффа принимали со всей душой. На пересечении Щелочной и Горянки, под вывеской «И это пройдет».

В полутьме бара все выглядело, как интим. Пошлый шепот грузных мужчин, склонившихся друг к другу. Развратная испарина на лицах, руках, оголенных поясницах. И, будто признания в постельном бреду, звучат истины пьющих людей.

Тед — старший брат Мори! — наглаживал пальцами стакан с джином. Содержимое его не подвело еще с первого заказа — Джефф мог поклясться, что уже не помнил, какой он по счету.

Приходишь в бар — нечего разоряться на стаканы. Настоящий мужчина сразу знает, чего он хочет. Литр в стекле.

— Д-да какие, к дьяволу, ангелы! — спорил Джефф целый час и уже перешел с Тедом на «ты».

Спорил все громче из-за того, что казалось — еще немного, и начнет соглашаться.

— Если пастора сцапали, думаешь, это все от лукавого, или просто хищные птички? Не-е-е... А что, если он сам из грешных? А что, если и не в этом дело...

Джефф добавил в себя еще пару глотков. Тед складно беседовал, хоть и выпил больше:

— Ангелы. Странные создания, верно? Одни утверждают, что видели их еще много тысячелетий назад, да? Я не проверял, понимаешь, — Тед наклонился ближе, и Джефф не чувствовал перегара по одной причине — сам был пьян. — Но ведь одно сходится! Люди загадывают желания, да? Мно-ого желаний, и очень страшных. Богу там молятся, каждый день! А ведь каково оно — их исполнять, да такую кучу? Думаю, кто-то очень сильно нажелал чего-то в Воньшеке, да? Где желания — там и ангелы, — он икнул и утер влажные усы, — вот я чего говорю.

Много лет жаждать чуда, а как сбылось оно — ни черта не понять.

— О-о-о, — протянул Джефф и резко поднялся.

— Ты это куда? Детекти-ив. Ну же.

Ноги сами вынесли Джеффа на свежий воздух. Удивительно, но его не волновало раскрытое пальто и холодок в груди. Джефф осмелел. Он рассекал улицу, как нос корабля разрезает толщу воды. Под ботинки то и дело попадался сор, оставленные бутылки, булыжники и выбоины в дороге. Детектив играючи преодолевал все, даже если и приходилось иногда отталкиваться руками от земли.

— Та-а-акси-и-и! — заорал Джефф, и мир снова исполнил его желание.

Только двое знали, как сильно он оплошал. Сам Господь и виноватый амбициозный и очень наглый мальчишка Джеффри, который столь многого хотел. Потому-то и должно все исправить, пока Ильва не отправилась смотреть на ночной город через объектив. Пока ей не вздумалось взять интервью у исполнителей неба или чего-нибудь загадать.

Мир темнел за стеклом автомобиля.

С грехом пополам Джефф оказался у старого склада. Он вручил кошелек таксисту, насильно обнял его и преодолел холм. Отсалютовал ребятам Снорта, которые сидели в засаде, и даже объяснился:

— М-минуточку! — пошатнулся он, выставив палец к небу. — Подождит-те, пока я вернусь...

— Детектив, вы что, пьяны? — побелел один из мундиров.

— Вздор! — прикрикнул на него Джефф и спрятал начатый джин во внутренний карман. А затем направился к забору. По пути он споткнулся трижды — в темноте да по рытвинам попробуй-ка пройтись.

Решимость только росла, пока он штурмовал лестницу, поднимаясь все выше. Забравшись под самую крышу здания, Джефф нашел поднебесный ресторан. Пол стал барной стойкой. Темная бесформенная куча угощений, а вокруг — гости. Или хозяева пира. Сизые перья, яркие полосы на стенах, отметины от когтей. Джефф не оценил убранства, но препираться не стал. Он пришел за другим:

— Доб-брого вечера.

Что-то хрустело, как фисташковая скорлупа при чистке. Ангелы тоже бывают голодны.

— Я от-тказываюсь, слы... лышите? — неуверенно начал Джефф. — Мне не н-нужно такое желание!

Чавканье стихло.

«Господь всемогущий, их уже шестеро», — посчитал детектив и с трудом подавил желание броситься прочь.

— Ш-п-с-ш, — ответил один из ангелов. Пятый, если считать справа.

А может, все просто двоится в глазах. Джефф осмелел.

— Да-да. От-тменяйте это все. Я справлюсь и без сен...с-саций. К дьяволу Воньшек, во... от что! Отец был пр-рав. Я уеду в путешествие. На-айду, как иначе разно-об... сменить жизнь. Переберусь в Са-аутленд, чем ч-черт не шутит, а? — Джефф прочистил горло, встретившись взглядом с черными бусинами хищных глаз. — Д-довольно, вы, там. Спасибо, что э-э-э, услыш...шали мою просьбу, но...

— Ша-а-а-а! — заверещали в ответ, неестественно широко распахнув пасти.

Все-таки их было семь. Детектив включил все обаяние и доброту, какие вспоминают в неравной драке:

— Пон-нимаю ваши чувства и про-ошу извинить, но...

Джефф собирался объяснить высшим силам, что другие жители Воньшека не обязаны расплачиваться жизнью за его оплошность. Что урок свой он усвоил и готов покаяться, сколько угодно...

Самый крупный из ангелов прижался к полу и прыгнул навстречу, будто соскучился. Джефф еле успел развернуться и броситься прочь.

— С-ши-и!

Бутылка упала с глухим стуком, расплескался джин.

— Я ид... диот, — ругался Джефф, судорожно спускаясь по ступеням. И держал непослушную шляпу, перебирал непослушными ногами, а чертовки-стены шатались кругом, вольные бунтарки. — Я же даже ее не снял...

— Ша-а-а! — ругались на него с высоты.

Джефф не помнил, как вывалился наружу. Помнил только сухой треск выстрелов, чьи-то вопли и всполохи во тьме. А еще — горький запах разложения. Детектива тошнило, и он размазывал джин со сгустками слюны и желудочного сока по стене, пока искал в ней же опору.

Потом уже, словно настоящий ангел при свете фонаря, ему протянет руку Мори. Поможет подняться, по-сыновьи нежно отряхнет грязь со спины и выслушает жалкие оправдания:

— Это все я, я, Мори, слышишь? Я им нагрубил, пришел, не разувшись... в шляпе...

Мори не пожурит и прошепчет со странным энтузиазмом:

— О, не беспокойтесь! У вас еще будет возможность потолковать. За ночь их стало больше, сэр.

***

— Джеффри, я вам говорил, что вы идиот?

Детектив прикладывал лед к щеке и силился понять, от кого ему вчера досталось.

— И был прав! — вздохнул Снорт. Отчитывание, кажется, не доставляло ему никакого удовольствия.

«Драки в баре не было, это точно, — вспоминал Джефф. — Выходит, я упал. Несколько раз...»

— Но это же, черт дери, не значит, что вы обязаны мне это раз за разом доказывать!

— Что насчет гнезда?

Снорт ударил ладонями по столу и вспылил:

— Знаете, скольких мы прикончили на складе? Только четверых! — инспектор говорил об этом уже в третий раз. — Остальные улетели. Бросились врассыпную — как там понять?! Все из-за вашей выходки. Вот скажите мне, скажите. Какого дьявола вы туда полезли?

Обычно Джефф неплохо выдумывал. Сейчас его голова раскалывалась, и он даже не помнил, зачем сунулся на склад. Желания, ангелы, Тед, объектив Ильвы, шляпа — все смешалось.

— У меня украли кошелек, — попытался он перевести тему.

— Господь с ним, с кошельком! Вас чуть не убили! — Снорт еще раз ударил по столу. — Не подумайте, что я желаю вам зла, Джеффри. Но ваша смерть стала бы меньшей проблемой. Вы выжили — каким-то чудом! — а миссис Генсби не может уснуть: как ей положить конец этой напасти, когда все против нее?

Джефф переложил кулек со льдом на другую щеку.

— Мори сказал, что их стало больше.

— Ах, сказал! Надежнейший источник. Теперь мы и вовсе не знаем, сколько их! Сначала вы говорили про одного, в следующую ночь мы увидели троицу, а чуть позже — семерых на складе, пять над городом, и...

У Джеффа снова затрещала голова. Похоже, просить сейчас о пистолете — еще более безнадежная затея, чем вчера.

— Проспитесь, ради всего святого. И больше не мешайте. Я вас впервые о чем-то прошу, — нагло врал Снорт. — Просто отдохните, а мы все сделаем, как надо.

Джефф не стал уточнять, что выспался он весьма недурно возле складов, а потом — в служебном автомобиле полиции. Хуже претензий Снорта была только его снисходительная жалость.

— Я попробую, — уклончиво ответил Джефф. В голове бил колокол.

— Вы уж хорошенько постарайтесь!

«Матушка, гордитесь — сам инспектор заискивает передо мной, чтобы я чего-нибудь не испортил. Какая власть!»

Из главного управления, куда его из сочувствия подвезли люди Снорта, Джефф вышел мрачнее, чем проклятый город.

«Если что-то не складывается, попробуйте иной подход», — сыпал общими фразами Динкси, старый зануда из академии. Иногда и старые зануды оказываются правы.

Переодевшись дома и наскоро умывшись, детектив посмотрел на часы.

— Ну-ка, Джефф, к кому ты еще не заглядывал? Кто у нас компетентен в вопросах чудес? — в старом доме только скрипели половицы, не подсказывая. Джефф вздохнул. — Небесная канцелярия.

Все можно стерпеть: и плохую погоду, и слетевшую шляпу, и поганца-инспектора, и даже одиночество. Все, кроме бессилия. Возможно, именно от бессилия люди и идут к пасторам.

***

Дом Господа переживал вечную модернизацию. То расширяли парадный вход, то перекладывали плитку. Видимо, на более богоугодный орнамент. Прежний Господу чем-то не угодил.

Джефф вытер ноги на порожке и постучал в дверной косяк — массивная створка ворот оставалась открытой. Возможно, даже в ночь. Здесь точно не боялись ангелов.

Под сводами раздались шаги человека, у которого есть все время мира — именно так, медленно и небрежно, к порогу подошел пастор Уоллес.

— Доброго дня, — зевнул он.

Казалось, прилети сюда одна из хищных тварей, Уоллес в той же манере предложит ей причаститься.

— Доброго. Я к вам за...

«Зачем?» — эта мысль только сейчас пришла Джеффу в голову. В последнее время ничего дельного в нее и не приходило.

— А, понимаю, — не дождавшись ответа, кивнул пастор и вытер губы рукавом. Похоже, Джефф пришел в обед. — Проходите.

Вышагивая вдоль скамей для прихожан, Джефф не удивлялся. Те же своды, тот же скудный свет и тревожное пламя свечей. Ничего нового.

— А можно без, — Джефф сумбурно покрутил пальцем, указав на исповедальню.

Уоллес безразлично пожал плечами:

— Везде его дом. Вотчина. И за порогом каются, и молитвы читают в пути...

«И заворачивают рыбу в святые писания», — промолчал Джефф.

Они присели на скамью. Пастор не спрашивал, он утверждал:

— Вас беспокоят ангелы.

— Пожалуй, они беспокоят весь город, — сдержанно сказал Джефф. — Скажите честно, вы верите в наказание с небес?

Пастор Уоллес сочувственно улыбнулся, подложив руки под пухлый живот.

— Это испытание. Для вас, для меня. Для города, — закивал Уоллес сам себе. — Вы видите собственными глазами. Какие уж тут вопросы веры? Кары небесные так просто не...

— За что же покарали вашего коллегу?

Пастор не растерялся, только скорбно опустил лицо:

— Стяжательство, распущенность, греховные деяния...

«Удобная байка, быстро переобулись. Во всем Воньшеке не найти человека без греха», — промолчал Джефф.

— Теперь Господь запер его в преисподней и учит добру?

Уоллес помолчал. Потом поднял глаза и всматривался в Джеффа, будто подбирал слова.

— Говорят, Господь не отправляет людей в преисподнюю. Они приходят туда сами в посмертии, поскольку в их сердце нет места для хорошего. Из всех врат им милее те, за которыми вечные муки: свои ли, чужие...

— Это официальная позиция церкви, пастор? — усмехнулся Джефф.

— Нет, что вы, — испуганно отмахнулся Уоллес. — Просто я читал писания, и...

— В этих писаниях встречались летучие хищные твари?

Уоллес не переставал улыбаться:

— Сотни их!

— Похоже, у священников много свободного времени.

— ...и все оно посвящено службе во имя Его, — не оскорбился Уоллес. — Вот и сейчас, когда в городе знамения, наша задача — их растолковать...

Дом Господа обещал спокойствие и простые ответы. Похоже, Уоллес и сам это все искал, да так и не смог найти. Джефф покосился на иконы:

— Интересно, есть ли своя преисподняя для тех, кто плохо выполняет свою работу.

Уоллес мягко промолчал. Пухлое блаженное лицо всегда вызывало больше сострадания, чем злости. Может, потому все священники Воньшека таковы.

— Так что же, пастор. Если это кара небесная — нам, горожанам, остается только выйти и лечь к Скарбику в ночь, принять свою долю? Только так они исчезнут?

Уоллес замотал головой:

— Что вы! Ангелы забирают лишь тех, кто нагрешил. А каждому грешнику еще не поздно покаяться и встать на путь праведный.

Из уст святого лица теперь что угодно могло звучать угрозой. Джефф повел плечами.

— Покаяться, значит. И оплатить общегородской молебен? Возвести новый дом Господу...

— Это не обязательно, но... вы сами увидите. Скоро Воньшеку не хватит трех пасторов и одной церкви, — скорбно покивал Уоллес.

— Очень выгодная беда, выходит.

Они снова помолчали. Джефф вздохнул:

— Говорят, бог сотворил нас такими. Порочными, страждущими. Чтобы мы тянулись к удовольствиям, а без них оставались несчастны. И не могли бы узнать счастье без греха, — усмехнулся Джефф. — Звучит жестоко, не находите?

«Но все это так, детские игры. По сравнению с тем садистом, который построил Воньшек».

Пастор не выглядел оскорбленным. Наверняка слышал что-то подобное по семь раз на дню.

— Бог милостив. При жизни или в посмертии, врата искупления открыты для каждого, — кажется, пастор хотел сказать «сын мой», но осекся. Возможно, детективы не приходятся никому сыновьями даже в доме Господа. — Всевышний прощает всех.

Выглянувшее солнце заиграло в крохотном витраже у потолка.

— Это дело понятное, — уклончиво сказал Джефф. — Одно не ясно. Может ли человек простить самого себя.

***

Этой ночью по улицам курсировали полицейские автомобили с надписью «Генсби на страже города!». Джефф лично видел, как стреляли в пустое небо. Он провел ночь без сна, наблюдая за Воньшеком из бинокля, с самой высокой точки в городе. Ангелов не объявилось.

— Зализывают раны, плодятся или отправились к новой кормушке, — вздохнул детектив. — Похоже, лучше всего дела обстоят, когда я ничего не делаю, верно?

Наутро у киоска не было очередей. Джефф остановился перед ним по пути домой. Почесал затылок и буркнул:

— Дайте свежую газету.

— Какую?..

— Свежую! — огрызнулся Джефф.

Со второй страницы «Дэй Экспресс» улыбалась миссис Генсби.

— ...спасшая город от летучей нечисти?! — воскликнул Джефф. Продавец в киоске старательно его не замечал. — За особые заслуги, далее-далее, благодарственная табличка в саду при церкви Воньшека. Так-так. А новая встреча с избирателями пройдет, — Джефф нахмурился, — в вечер пятницы!

Детектив поднял глаза к небу и почти взвыл.

— Сегодня же пятница, верно?

— Да как хотите, — огрызнулся продавец.

— Господи, там же соберется целая толпа, — Джефф его не слушал, приложив ладонь ко рту, — мне срочно нужен пистолет...

По ужасу в глазах продавца детектив понял, что сболтнул лишнего.

— Вы не подумайте, я не об этом. Ангелы, понимаете?..

— Иди-ка ты отсюда, пока я не...

Джефф и так собирался уходить. Спорить со Снортом, во второй раз оказавшись в управлении — и врагу не пожелаешь.

«Как спасти людей от алчных политиканов и хищных летучих тварей? Обратиться к монстрам куда страшнее, — вздохнул Джефф. — К бывшим военным, у которых даже суд Воньшека побоялся отнять оружие».

До пересечения Бешковой и Удильной Джефф добрался, перебирая все удачные способы поздороваться с человеком, который мог вспылить из-за любой мелочи и сломать головой ворота. Может, даже не своей.

— Если что, Господи, не так уж и много я грешил, — попрощался Джеффри с улицей. — Всего лишь был ужасным детективом, верно?

Старый кирпичный дом пропах сыростью и грязью. Джефф не сразу вспомнил нужный номер и этаж. Шестая по коридору справа, без звонка. Кажется, ни один военный не любил непрошеных гостей. А еще — когда они стучались.

— Фред? — очень осторожно произнес Джефф, услышав шаги из квартиры. — Это я...

— Святый боже! — крупная ручища в татуировках открыла дверь. — Джеффри! Ты еще живой? Заходи, заходи...

— Я, э-э, ненадолго, — надеялся Джефф, неловко потоптавшись на пороге. — Ты слышал про ангелов?..

***

За один день ничего не делалось лучше — это Джеффри знал со школы. Откуда прилетела крылатая напасть, зачем, и куда исчезла? Ответов не знал никто в Воньшеке. Быть может, и сам Господь. Прилетят ли хищники вновь? Казалось бы, дело ясное. Да не для всех.

На перевале Победы разлилось море из людей. Джефф покачал головой: полиции явно не хватало. Если сюда прилетят хотя бы четыре «ангела», будут жертвы. Снорт заметил детектива в толпе и прищурился. Возможно, узнал Фреда с его друзьями.

— Нет большего счастья для человека, чем видеть, как его усилия приносят пользу обществу, — громко сказала кандидат Восточного побережья. Толпа неубедительно захлопала.

В темноте неба зависли облака. Джефф всматривался в них, прогоняя страх.

— Пусть прилетают, — погрозился он перед командой Фреда. — Не на тех напали.

Речь миссис Генсби оказалась скудной. Будто зачитанной по бумажке. В Саутленде бы за нее проголосовал только глухой. Но в Воньшеке и люди вроде Снорта — хорошие инспектора.

В Воньшеке и Джеффри стал детективом...

— Где они? — скалился Фред и постукивал большим пальцем по кобуре.

— Посмотрите, даже главный детектив города пришел поддержать миссис Генсби! — выкрикнул Снорт и помахал рукой. Дружелюбнее, чем было когда-либо в их истории.

Джефф надвинул шляпу ниже, спрятав лицо. Щелк! Фотовспышка.

— Ну где? — не находил себе места Фред.

Толпа закричала. Не от страха или волнения — в поддержку кандидата. Перевал усеивали листовками, повторяли лозунги, а дерьмо на Скарбике отчистили так, что бронза пахла химией.

— Фарс какой-то, — пробормотал Джефф.

Через час, когда даже скучающие старушки разошлись по домам, миссис Генсби послала недвусмысленный взгляд их странной компании.

— Ну, я пойду, — пожал плечами Фред. — Спасибо, э-э, что позвал. Защитить горожан, все дела...

Джефф молчал, как отдраенный Скарбик. Разве что мылом не пах.

Город решал свои проблемы самостоятельно. Даже бронзовый гигант был кому-то нужен, в отличие от детектива.

***

Ангелы не объявились и на следующую ночь. Джефф до утра ходил с фонариком. Возле подъездов и в переулках молились люди. Выпрашивали наказания для соседей, банкиров, бывших жен и мужей.

Небеса оставались по-прохладному пусты и черны. На стенах города висели яркие плакаты с безупречной улыбкой миссис Генсби. Джефф искал перья.

— Почему именно третьего числа?

Водонапорная башня пустовала. На ней не вили большие гнезда.

— Зачем вы прилетели в Воньшек?

На Бешковой все так же копошились бродяжки и расчесывали струпья под грязной одеждой.

— Неужели больше никого не волнует то, что случилось?

Два или три раза Джефф бросался к сизым предметам на асфальте между домами. Тряпки, цветная бумага, праздничная мишура...

— Что, струхнули?! Слишком хорош для вас детектив Джефф Корн?! — прикрикнул он от бессилия, когда синяя полоса рассвета накрыла город.

«Если они улетели на запад или к югу, к городам покрупнее — завтра же об этом узнают в «Дэй Экспресс». Так узнаю и я», — успокаивал себя самый бесполезный на свете детектив.

Наутро передовицы газет показывали чудесный мост от миссис Генсби и талантливого предпринимателя из семьи Хоторн, который заработал на первую фабрику в свои восемнадцать. Возможно, после кровожадных ангелов любая небылица казалась правдой.

Свою правду Джефф искал в баре на пересечении Щелочной и Горянки. Именно там он пил дешевый коньяк и вяло жевал арахис. Ни то, ни другое не могло убрать тяжесть на сердце.

— В одиночестве пьют либо всеми забытые, либо очень виноватые люди. Ты из первых или вторых?

Знакомый голос, хоть и низкий, но точно женский. Джефф вяло улыбнулся. Даже Ильва не сделала бы этот день краше.

— Слышали про «ангелов» в последние дни? Вот и я нет. Они просто исчезли. Так же, как и появились: из ниоткуда. Паф! И — в никуда. Поймите меня, Ильва, — Джефф будто извинялся, — ведь это все не имеет никакого смысла!

Несколько бессонных ночей, три десятка жертв, скандалы, комендантский час. И вот он — город. Будто ничего и не стряслось, будто бы Джефф ничего и не сделал. Ильва похлопала его по плечу.

— Хороший детектив всегда пытается разгадать тайну, так?

— Хороший детектив ее обязательно раскрывает!

Ильва подсела ближе. Сегодня она пришла без фотоаппарата. Джефф так и не попал в ее объектив.

— Хм-м. Кажется, я понимаю, в чем дело. — Она взяла несколько орехов и медленно их прожевала. — Что страшнее смерти? Отсутствие смысла. А представь-ка себе бессмысленную смерть...

— Например, быть сожранным крылатой тварью, которая исчезает с первым лучом солнца?

— ...или умереть от старости в захолустном городке, так и не осмелившись на большее. — Она пожала плечами.

— Ни черта не меняется в Воньшеке, — детектив ударил дном стакана по стойке. И заказал еще. — Проклятый город.

Ильва заказала себе морс.

— Будешь ждать, пока ангелы вернутся?

Он не знал, и потому пожал плечами. Чуда дождался весь Воньшек — да не того.

— Джефф, завтра я уезжаю. В Саутленд. — В улыбке Ильвы мерещилась горечь.

А может, ему все время казалось, что по детективам возможно скучать.

— Гх-м, — прокашлялся Джефф. — Удачной, э-э, дороги.

— Я больше не вернусь, — тише сказала Ильва.

Или это горчил коньяк. Корреспонденты постоянно уезжают и возвращаются обратно, если что-нибудь происходит. И частенько врут.

— Еще бы. Кто же в здравом уме захочет остаться в Воньшеке? — усмехнулся Джефф и допил заказ.

— Вот и я думаю, — Ильва наклонилась ближе. — Не хочешь уехать со мной?

Джефф чуть не подавился. Повернулся к ней, украдкой посмотрев на шею. Сегодня там не было шарфа.

— Ты ведь уже раскрыл это дело. Посуди сам: как их ловить, если преступники исчезают поутру? Всегда найдется кто-то похитрее, сильнее. Куда они подевались, откуда пришли? Черт его знает, Джефф. Мертвых не вернуть. Иногда мы не можем ничего изменить. — Она поправила седую прядь, завела ее за ухо. — Что держит тебя здесь?

Господь и все его святые, Ильва жалела его!

— Я должен подумать, — детектив пожал плечами. — Переезд — дело серьезное...

Она была старше почти на двадцать лет. В Саутленде ему бы пришлось таскать ящики, спать в общежитии и унижаться еще больше. Да и как Мори справится без него? Кто надерет задницу Снорту, вернет городу былую славу, напечатается в «Дэй Экспресс»...

— М-м, — мягко отозвалась Ильва и повела плечом. — Ведь ты не можешь проиграть отцу, верно?

— А?..

Джефф поперхнулся, уставился на свои колени. Он не помнил, чтобы так опозорился перед Ильвой. Неужто рассказал про семью, пока был пьян? Хотя, помня славу корреспондентов, тем более лучших в своем деле — нужно ли им что-нибудь рассказывать, чтобы о тебе что-то знали?

— Понимаю, не сердись. Я давно тебя простила. Удачи, Джефф, — кивнула Ильва.

Ему хотелось вскочить, уронить барный стул. Ударить кулаком по столу, поймать такси и в два счета собрать чемодан. Усадить смеющуюся Ильву на колени, пока они будут ехать к вокзалу и показывать непристойные знаки в окно. Быть может, показать и самому Снорту или миссис Генсби. И видеть осуждение — бессильное и такое желанное — на их мерзких лицах!

Когда Джефф поднял глаза, Ильвы уже не было. Есть люди, которые имеют свойство появляться где угодно, в любой миг. А есть неудачливые детективы, которым всю жизнь плесневеть на одном месте.

— Налейте еще одну, — буркнул Джефф.


***

Утро не задалось. Впрочем, Джефф не помнил, когда было иначе. Он потягивал остывший кофе. Все мечты оставались вдали — поближе к цивилизации, как и говорил его отец. Хорошо, что он был прав только в одном.

Дверь в кабинет распахнулась с громким скрипом. Видит сам Господь, они никогда ее не починят.

— Сэр, сэр! — Мори прибежал из коридора, размахивая газетой. Как всегда — в полном восторге.

Очередная «сенсация». Билет в настоящую, взрослую жизнь с достижениями и медалями. Украли обручальное кольцо какой-то зажиточной дамы, или три пьяных юнца подкатили к банку, постреляли в стекла и от ужаса скрылись в предместьях. Уж отец будет горд, когда услышит о том, как Джефф найдет малолетних грабителей. Событие века! А в Саутленде пожилой профессор Динкси впервые встанет со стула и напишет трогательное письмо в Воньшек: «Я был не прав».

Нет, нет и еще раз нет. Как бы на то ни хотелось надеяться.

— Только гляньте, сэр! — продолжал лепетать Мори. — Третьего числа, то бишь сегодня, стали известны скандальные подробности! Надругательство над кабриолетом миссис Генсби, прибывшей для проведения избирательной кампании...

Кофе горчил, даже будучи остывшим. Через заляпанное окно серел город в низине. Клетка Джеффа, могила надежд его юности. Все такой же: обычный, наполовину укрытый туманом и дымом печей. Темный и мрачный, как сама преисподняя.

Показать полностью
2

Ангелы, часть 2

Начало истории

Огромное перо куда лучше смотрелось бы на стене, чем на старом столе.

— Красивое? — задумчиво спросил Олин, разглядывая находку.

— Так и есть, — закивал Мори. Глаза у него все еще были выпучены с тех пор, как помощник вернулся на землю с крыш. — Ангельской красоты!

Прожилки заиграли на свету лампы. Уже не сизые, а переливчатые: от ночной синевы до морской лазури.

— Одного не пойму, — пожал плечами Джефф. — Такие перья за два дня уж точно бы в городе приметили. Я ведь не схожу с ума, Олин?

— Я тоже его вижу, если вы об этом.

Джефф был готов прощать эксперту что угодно. Олин проснулся в пять утра, нацепил очки с толстыми стеклами и слова поперек не сказал. Даже зубы почистил — святой человек! А Мори сделался лучше за одну ночь — почти все время молчал.

Пощипав опушку пера длинным пинцетом, Олин забормотал себе под нос. Повертел находку под тремя линзами. И заключил:

— Однако.

— Думаете, Снорт нам поверит? — хмыкнул детектив. — Там были и другие очевидцы...

— В любом случае, оно настоящее. Поверит в него инспектор или нет.

Олин двинулся к окну и распахнул створки. В маленькой комнате и правда было душно.

— Полагаю, нужно найти их гнездо.

— Но, сэр, разве же ангелы откладывают яйца? — робко спросил Мори.

— Не знаю насчет яиц, но аппетит у них точно есть.

Олин сонно потер глаза:

— Инспектор освободится под вечер — у него какое-то дело с миссис Генсби. А вам следует отдохнуть. Я подготовлю бумаги, и...

В Воньшеке распогодилось. Джефф встал поближе к стеклу, как на инстинкте, с которым мотылек тянется к свету.

— Сэр, сэр! — вдруг закричал Мори, будто потерял ногу.

— Да что стря...

Перо тлело. Загибались пушистые края, опадая пеплом, а тот тут же испарялся, не оставляя следа.

— Свет! — крикнул Олин. — Спрячьте его от...

Мори прихватил шляпу и накрыл ею то, что осталось от пера. Когда задернули шторы и закрыли находку от любого луча — трое мужчин окружили стол.

— Поднимай.

Под головным убором не осталось даже пепла.

— Мистика какая-то, — Олин сделал второе утверждение за день.

— Зато многое становится ясно. — Джефф встретил два взгляда: скептичный и восторженный. — Вот почему их никто не находил.

***

Вместо шести часов на сон Джефф провалялся все десять. Возраст брал свое.

«Но все еще недостаточно, чтобы поравняться с Ильвой, так?»

— Единственный детектив Воньшека проспал расследование, — зевнул Джефф, посмотревшись в зеркало. — Напиши как-нибудь и эту правду, «Дэй Экспресс».

Мори замолотил в дверь еще до того, как детектив успел побриться:

— Сэр, сэр! Автомобиль миссис Генсби припарковался у главного управления! Весь чистенький, сэр! Ни пятнышка!

— Значит, пора унижаться, — подмигнул Джефф своему помощнику.

К Мори возвращалась болтливость, дороги так же пустовали, а Воньшек не радовал глаз. И не подумаешь, что ночью здесь произошло страшное чудо.

К инспектору положено идти во всеоружии. Возможно, будь у Джеффа пистолет или покровительство миссис Генсби, убедить Снорта объявить чрезвычайное положение заняло бы три минуты. Но пистолетов не выдавали даже единственному детективу города. А миссис Генсби и пальцем не шевельнет для чужого блага.

Олин не обманул: он ждал их на пороге управления. В городе начинало темнеть.

«Надеюсь, мы успеем до того, как кого-нибудь еще сожрут», — подумал Джефф.

Снорта не пришлось долго искать. Его сдала миссис Генсби:

— ...ты глянь, как поют, — кричал женский голос из-за приоткрытой двери, — час расплаты за грехи! Какие, к дьяволу, грехи, Энди?! У меня-то?! Эту вшивую суку я депортирую из города, если...

Джефф набрался смелости и поправил пиджак.

— ...через неделю плановое открытие моста через Павенку! Это три часа по вашим гребаным...

Олин поморщился и остановился в двух метрах от кабинета. Он пропускал Джеффа вперед, в клетку к зверю.

— ...«Дэй Экспресс» уже выпустил опровержение. Но ты не думай, что на этом все кончится, и...

Вежливо постучавшись, Джефф подождал. Генсби вошла в раж и явно не слышала ничего, кроме своего голоса.

— Я захожу, — Джефф повысил голос и толкнул дверь.

Миссис Генсби скривилась.

— Занято! Чего вылупились? — прикрикнула она на детектива. — Что у вас, нет работы?!

— Кхм, — неловко заметил Снорт, — это Джеффри, и он...

— Да мне по боку, как зовут твоих болва...

— ...детектив Воньшека, — закончил Снорт чуть тише.

Ее преображение можно было назвать одним из чудес света: брезгливо сморщенные губы вдруг изогнулись, явив миру белоснежный оскал.

— О, прошу извинить. Эти времена! Кругом одни ненадежные болваны. И как я могла подумать, что вы один из них?

Джефф мог поклясться, что с ним флиртуют. Ведь если дело не в этом, отчего Снорт так побагровел? Кандидат по Восточному побережью все превращала в выгоду:

— Вы наверняка слышали про новую беду в городе.

— Это моя работа, — Джефф кивнул.

— Хоть кто-то знает о своих обязательствах! — вздохнула эта грузная женщина. — Прошу вас, детектив. Найдите мне этих летающих клоунов. Вы же не верите в байки про небесную кару? — Генсби кокетливо заморгала.

Смешок вырвался как-то сам по себе.

— Разумеется. Я детектив, а не пастор.

Хоть первому жилось в Воньшеке куда лучше.

— Тогда я полагаюсь на вас, Джеффри? — она протянула руку.

— Да-да, — засуетился Снорт, встав между детективом и миссис Генсби. — Мы с детективом сделаем все, что в наших силах...

Когда главный кандидат по Восточному побережью покинула комнату, все выдохнули.

— Ну, чего вам еще надо? — спросил Снорт. Несмотря на усталость, он всегда оставался собой — отвратительным, несносным подлецом.

Олин разумно молчал, а Мори бы и не стоило открывать рта. Джефф взял ответственность на себя и рассказал все как есть. Снорт выслушал доклад с каменным лицом. А потом достал графин с темной жидкостью и опрокинул в себя одну рюмку.

— Что за брехню вы мне продаете? Какие-то орлы-переростки. Пернатые, мать его, вампиры?! Гуляют... то есть, летают по городу в ночь!

— Именно так, — пожал плечами Джефф. — Объявляйте комендантский час, инспектор.

Снорт сипло засмеялся и покачал головой:

— А как же выборы?.. О людях-то вы подумали, детектив, а?! О их будущем...

Инспектор поднял палец вверх и навернул круг возле стеллажа.

— Знаю-знаю. Вы сговорились с Бенингом, этой западной крысой! Думаете, если за него голосовать, городу лучше станет?

Джефф вздохнул.

— Перья у них, мать, исчезающие! — завелся Снорт. — А дерьмо всамделишное!

— ...экскременты данных созданий, — уточнил Олин, — предположительно, не истлевают, поскольку получены путем переваривания местных форм жи...

На улице зашумела толпа.

— Что за черт?! — инспектор резко подскочил к занавескам и дернул их на себя.

Джефф присмотрелся к Ельной улице. У всякой толпы есть сердце. У толпы на Ельной сердце было большим и очень черного цвета. Джефф ответил:

— Пастор Салли.

— Я вижу! — взвизгнул Снорт. — Я спрашиваю, какого дьявола они здесь забыли!

— Может, желают проголосовать...

Снорт уже надевал пальто и ругался себе под нос.

— Так что насчет комендантского часа? — увязался за ним Джефф. — Скажем, с пяти вечера...

— Большинство рабочих возвращается домой затемно, — отрезал Снорт, торопливо сбегая по ступеням вниз. — Встречи с избирателями, дарственные обеды, да и как быть со сменами? Не останавливать же всю промышленность из-за ваших прихотей...

Джефф при слове «промышленность» вспоминал титанов Саутленда — дымных великанов за бетонным забором, станочные линии и пилораму. В Воньшеке оставался малый свечной завод да пекарня.

Возможно, все смены этих предприятий и собрались на Ельной в этот час.

— Попрошу разойтись, — гаркнул Снорт, но его не замечали.

Говорил пастор, шептались люди. Джефф вежливо приподнимал шляпу, пытаясь пробраться ближе к центру толпы.

— ...да еще и в эти трудные времена. Посмотрите на дом Господа! — вдруг разгневался Салли и ткнул пальцем в купола за спальным кварталом.

Честно сказать, купола смотрелись приличнее, чем весь Воньшек с этого ракурса.

— Мы забыли о Господе нашем! — закричала женщина.

Толпа зашевелилась — десятки рук принялись крестить тела, соседей, саму улицу.

— Это кара! Кара с небес! — брызнул слюной Салли. — Долг каждого гражданина внести пожертвование за молебен и строительство но...

— Мама, мама! Глянь!

— Ша-а-а-а! — вдруг заголосило само небо.

Джеффа чуть не сбили с ног.

— Ангелы! Они здесь! Вон же...

— Мама!

По разбитому асфальту ползали тени.

Большинство не прошло испытание верой. Джефф и сам бросился прочь, в узкий проем между почтой и главным управлением.

— Склоняюсь перед волею твоей, ибо... ибо! — забормотал Салли, подняв руки ввысь. Его подбородок дрожал. Может, он не сбежал лишь оттого, что ноги заледенели от страха.

— Пастор, бегите! — крикнул Джефф, а сам в ужасе смотрел на крылатых существ. Те и правда походили на ангелов. Две конечности снизу, две — на торсе сверху. И длинные когти, как у орлов.

Несколько верующих упали на колени и присоединились к священнику в молитве.

— Да упаси...

— Не остави нас...

Бах! Один из полицейских выстрелил. Не попал. Может, и не хотел попасть. Троица ангелов спикировала вниз, как по команде. Джефф отвернулся, вжавшись в стену. Его трясло.

На Ельной раздался хруст, загремела стрельба, кричали взрослые, плакали дети. Что-то ударилось об асфальт. Сильный ветер — явно от взмаха огромного крыла! — сдул шляпу детектива.

— Не стреляйте, не стреля-а-айте! — визжало святое лицо.

Джефф схватился за угол и высунулся в сторону Ельной. Последние верующие разбегались в стороны, а какая-то старушка ползла, обдирая колени. Два ангела уже схватили добычу, и только один, из самых мелких, с трудом поднимал пастора в небо, не осилив высоту в два этажа.

— Вали его! — орал Снорт, но сам почему-то не стрелял.

— Не стреля...

Одним взмахом ангел поднялся выше. Джефф уставился на голову ангела. Ничего святого: уродливая пасть, низкие надбровные дуги, вымаранная шея, грязный цвет...

Хрясь! Пуля прошла сквозь сизую челюсть, застряв где-то в затылке. Крылья вздрогнули, и пастора с ангелом потащило к земле.

— А-а!

Крик святого лица оборвался хрустом.

— За ними, в погоню! — тыкала пальцем старушка, так и не поднявшись с колен. — Ловите убивцу!

Из управления и соседних домов высунулись любопытные головы.

— Чего такое?

— Совсем сдурели, я вам...

— Господи, что это?!

Джефф еще раз взглянул на небо и перебежал улицу. Помог старушке подняться.

— Во дела, — высморкался Снорт.

— Что теперь скажете про мои прихоти, инспектор? — Джефф храбрился, хотя его все еще трясло.

Силуэты хищных то ли чудовищ, то ли ангелов отдалялись в сторону восточных холмов, за город.

Из укрытий показались люди, начался ропот:

— Они улетели? Все? Все?..

— Да что стряслось, мне кто-нибудь ответит?!

— Это не ангелы, они бы не...

Кто-то вытащил на встречу ребенка, и тот выл белугой. Посреди широкой улицы, подергивая задними лапами, лежала хищная тварь. Безжизненная рука пастора торчала из-под ее сизого бока.

— Ш-ша! — пыхтел ангел и смотрел черными глазами-бусинами. Те блестели на пернатом, почти человеческом лице, — если бы у людей водились такие широкие пасти и острые клыки.

Никто не рискнул сунуться ближе, пока тварь не издохла. А потом никого и не пускали. Полиция перекрыла улицу. Олин уже крутился рядом:

— Тело нужно отправить в лабораторию Саутленда. Сегодня же...

— Пастора?.. — спросил один из полиции.

— Чудовища, — подсказал Джефф.

— Принесите носилки и плотную ткань!

Джефф успел позавидовать профессорам большого города. Вечно им доставалось самое лучшее — зарплаты, регалии, всеобщая любовь. Экспонаты, сенсации...

Вот только перья ангела снова начали загибаться и тлеть.

— Этого не может быть, — Олин поправил очки и начал ощупывать сизую тушу. — Солнце только зашло! Как же...

От ангела за половину минуты остался один скелет. За вторую — истлел и он.

— Оповестите людей, — Снорт совладал с собой и вытер лоб платком. — Скажите, что...

— Что миссис Генсби защитит город от этой нечисти, — послышался уверенный женский голос.

Джефф повернулся ко входу в управление. Кандидат Восточного побережья гордо стояла, облокотившись на дверь. На ее лице сияла хищная улыбка.

***

К утру они уже парковались перед старыми складами на востоке.

— Странно. — Что-то не давало Джеффу покоя. — В ветхих зданиях много щелей. А здесь и окон полно. Так не укрыться от света...

— Все следы вели сюда, — оправдался Олин.

Со стороны складов доносилась блаженная тишина.

— Спят, засранцы.

— Быстро выследили, верно? — надулся Мори, будто в сострадании к хищникам. Кажется, версия с ангелами все еще не отстала от него.

— Недостаточно быстро, — маялся Снорт, торопливо подзывая своих людей.

— С другой стороны, — язвил один из полиции, — где бы им еще быть?

Джефф выдохнул:

— У старого причала на юго-востоке, в тоннелях Эшвин-дейл, на вышке у Щелочной...

— Так или иначе, — перебил его Снорт, явно переживая больше из-за настроения миссис Генсби, чем из-за погибших, — нам нужно прекратить это безобразие.

Джефф ухмыльнулся. Соглашались они с инспектором раз в год, и то случайно:

— Верно. Не то электорат Воньшека закончится до самих выборов...

Снорт его уже не слушал.

В заброшенное здание зашли без приключений: старые ворота давно сдали на металлолом. Семеро вломились с торца, остальные забежали с парадного входа. Джефф и Мори волочились в хвосте.

Послышалась ругань, но без выстрелов. А потом все почуяли смрад. Высокие балки подпирали железные перегородки под потолком. Кружили мухи, точно в храме смерти.

— Никого, сэр.

— Кроме костей? — поправил Олин, гнусавя через нос.

— А наверху? Второй этаж? На крыше! — спросил инспектор.

— Не смотрели, сэр.

— Так посмотрите же, мать вашу!

— Боюсь, на крыше их бы давно испепелил солнечный свет, — заметил Джефф.

— Не умничайте, Джеффри. Как по мне — эти твари рассыпаются сами по себе и появляются абы как!

— Интересная теория. В таком случае нам стоило поискать их в вашем кабинете.

«И ближе, и запах чуть лучше», — про себя заметил Джефф.

— Да уж, в вашем, Джеффри, и кошку не спрячешь, — огрызнулся Снорт.

Мори и след простыл. Кажется, его подвел желудок. Только Олин спокойно кружил возле костей и подсчитывал:

— Шестнадцать. Семнадцать...

Вылазка на крышу не увенчалась успехом:

— Н-никого, — отдышался полицейский после беготни. — Только кости. И перьев нет.

Неразборчивые проклятья Снорта ласкали слух Джеффа.

— И все-таки, это не гнездо, — вздохнул Джефф, после того как завершили обход.

Олин редко соглашался вообще с чем-либо. И в этот раз не спешил с выводами:

— Похоже, здесь только обедали?

— Вот ведь сукины дети, — возмутился инспектор. — Что им тут, столовая? Отдельно от спальни?!

Он топнул ногой, и гнилые полы заскрипели. Пистолет в его руках казался угрозой не только окружающим, но и самому Снорту. Пошатнувшись на неровном настиле, инспектор разъярился еще больше:

— Все гнездуются, как положено, а эти!

Олин осторожно заметил:

— Некоторые виды птиц именно так и...

— Ах, Олин, да брось! Ты что же, птицевед?

— Я не орнитолог, если вы об этом, но гомогенность не...

— Господь с тобой, Олин! Оставь эти подробности при себе! — повысил голос Снорт. — Твоя личная жизнь меня никоим образом не касается!

Джефф вздохнул и осмотрел перекладины под потолком. Через щели в досках гулял ветер, пронзительно завывая: «Ву-у-у-у». Джефф бы тоже издал схожий звук, но его бы не поняли.

— Послушайте, нам категорически нельзя их спугнуть, — детектив повернулся к спорщикам. — Надеюсь, мы не наследили... то есть, не оставили слишком много следов.

Снорт перестал пререкаться с бедолагой Олином и брезгливо помахал перчаткой у носа.

— Да-да, это и так все ясно. Я оставлю своих людей. При оружии, — он осмотрел кости под ногами. — Будем ждать темноты.

— Было бы неплохо, если бы полиция разглядела, откуда прилетят наши птички.

— Это для чегой-та? — вклинился один из полицейских, почти синий от зрелища.

— Чтобы знать, где их ночлежка. И выводок.

Олин задумчиво покрутил в руках обглоданную кисть с дешевым кольцом на фаланге.

— Думаете, они размножаются?..

Джефф вздохнул и отогнал наваждение — в одной из куч пожеванной одежды лежал шарф знакомой расцветки. Ильва еще утром брала интервью, и вещица точно не могла ей принадлежать. Облегчение сменилось чувством вины.

— Кхм. Все, что жрет и гадит на этой планете, Олин, еще и плодится. Тем или иным способом...

— Если это не ангелы, — снова перекрестился Мори.

Снорт схватился за голову, чуть ли не взвизгнув:

— Размножаются?! Наше время и так истекло! — это, похоже, про кампанию Генсби. — Вы хоть понимаете, что это значит?!

— Да, инспектор, — выдохнул Джефф, указав на обглоданные кости в углу. — Что этой ночью снова кто-то погибнет.

— ...двадцать шесть, — заключил Олин.

***
Продолжение следует
Показать полностью
4

Ангелы, часть 1

«В захолустном городе Воньшек ничего не происходит», — как обычно думал Джефф Корн, потягивая остывший кофе. Если его отец и бывал прав хоть в чем-нибудь, так это в том, что мечтать о великих свершениях нужно поближе к цивилизации.

Дверь распахнулась с громким скрипом.

— Сэр, сэр! — Мори прибежал из коридора, размахивая газетой. Его глаза светились азартом.

Джефф Корн — единственный детектив города — очень редко ошибался. Обычно не было таких сложных задач, к которым бы его не подготовили в академии Саутленда. Ничего сложнее, чем кража обручального кольца или пьяное ограбление банка, в Воньшеке не происходило.

Как бы на то ни хотелось надеяться.

— Только гляньте, сэр! — продолжал лепетать Мори, хоть и приходился ему помощником, а не прислугой. — Третьего числа, то бишь сегодня, стали известны скандальные подробности! Надругательство над кабриолетом миссис Генсби, прибывшей для проведения избирательной кампании...

Кофе горчил, даже будучи остывшим. Через заляпанное окно серел город в низине. Клетка Джеффа, могила надежд его юности. Все такой же: обычный, наполовину укрытый туманом и дымом печей.

Мори, казалось, дымился от восторга:

— ...немыслимое мародерство! Пострадали оранжереи мистера Смита. Также, были оскорблены чувства католиков во время мессы...

Джефф вздохнул и отставил кружку. В пяти квадратах его несчастного кабинета Мори мог бы шептать, а не кричать — и все равно детектив не упустил бы ни слова.

— Все в один день, хм? — Джефф приподнял брови и потер пальцем стекло. Город от того не стал уютнее.

— Нет, — с гордостью произнес Мори и облизал губы. — Еще надругались над памятником первооснователя, графа Скарбика!

Детектив поднялся со старого кресла и отряхнул крошки печенья с брюк.

— Вот теперь — все, — помощник бережно положил газету на столик. — Заметьте, все стряслось за одну ночь! Я только что был у площади, ну... заскочил за завтраком, сами понимаете. И подслушал разговор не абы кого — да самого мэра, мистера Хамфли. «Кто-то за это точно заплатит!» — кричал он и тряс кулаком от всего сердца, уверяю вас. Вот так...

— Мародерство, оскорбление чувств, — Джефф с неохотой потянулся к вешалке — за галстуком. Если мэр разгневан, то с минуты на минуту на порог явится старший инспектор Снорт и устроит скандал. — Ты же знаешь, как любят преувеличить эти бездельники.

И тут взгляд Джеффа зацепили черно-белые снимки на передовице: месса, бронзовый граф, кабриолет. Все покрыты какой-то темной жижей, похожей на...

— Вот дерьмо, — выругался детектив.

***

Перевал Победы на самом деле представлял собой площадь. И о какой победе шла речь, подсказывал только памятник первооснователя. Когда-то граф одолел местные рельефы и возвел постоялый двор. Скорее на беду, чем на радость отпрыскам.

Джефф всегда считал отлив статуи победой над здравым смыслом. Видит Бог, Воньшеку не хватало трамвайных путей, а не высокомерного гиганта из бронзы. К тому же, основали город более трех веков назад, и как-то без памятника обходились. А вот без общественного транспорта к зиме становилось совсем худо. Да и плитка совсем растрескалась. Перебегая дорогу, детектив придерживал шляпу, и чуть не споткнулся.

— Вот он. Вот он, мерзавец! — издалека завопил старший инспектор, с обманчивой приветливостью подняв руку. — Наконец-то, Джеффри, вы начнете отрабатывать ваши деньги!

Детектив вздохнул и с кряхтеньем перемахнул через ограждение. От первооснователя основательно смердело. Снорт же себе не изменил — клетчатый сюртук, носки сапогов торчат в разные стороны, как на смотре, а за стеклами очков — вороватые глазки.

Джефф не спешил: сначала кивнул Олину — главному по экспертизам Воньшека. Затем шутливо приподнял козырек шляпы, подмигнув Скарбику.

Снорт весь извелся:

— Или нет?!

— Только после того, инспектор, как вы объясните мне, что именно произошло.

Снорт выпучил глаза и топнул ногой:

— А на что это еще, мать вашу, похоже?!

«На две большие кучи дерьма, Снорт. Одна на бронзовом графе и вокруг, а вторая — ты».

Тут же детектив и инспектор пожали друг другу руки. Объявился и Мори, каким-то чудом успев заварить себе кофе и незначительно опоздать.

— Богоматерь пресвятая и ее непорочный младенец, — все перепутал и богохульствовал он. — Взаправду навалили...

Пальцы инспектора болезненно сжались на ладони детектива. Скрипнула кожа перчаток.

— Это ваша работа, Джеффри, мне все хорошенько объяснить. Ведь если я могу разобраться и без вас, то на кой черт, простите, Воньшеку нужен детектив?

— Ну и вонища! — прихлебывая из походной кружки, булькнул Мори, — А кто это так, а?

— Полагаю, — шипел Снорт, — двух дней вам хватит.

Джефф позволил себе улыбнуться:

— Именно столько вам оставила миссис Генсби до того, как вы лишитесь премии?

— Посмотрите, сэр, оно везде!

— Спешу напомнить вам, Джеффри, что данная леди не имеет никакого отношения к делам Воньшека до оглашения результатов...

— Было бы прискорбно оставлять ваш гараж с таким старьем. Что же, в городе плохой электорат?

Мори не унимался:

— Срань господня! Еще никогда эта фраза не звучала так смачно, а?..

Лицо Снорта поморщилось: то ли от смрада, то ли из-за реплик Мори.

— Два дня, Джеффри, — прогнусавил инспектор и поспешил к своему автомобилю. — Олин, докладывай каждые полтора часа.

Главный по экспертизам задумчиво дернул плечами. Казалось, он вообще избегает каких-либо утверждений, пока не рассмотрит их тщательно под микроскопом и не окунет в какой-нибудь реагент.

— Хорошей дороги, инспектор, — слукавил детектив и повысил голос: — Не побрезгуйте выпить со мной вечерком. За наши с вами мечты.

«А вернее — за их упокой», — промолчал Джефф, брезгливо отступив от нечистот.

Инспектор махнул рукой, ничего не ответив. Он лучше всех знал, как трясет и укачивает в этой рухляди на дорогах Воньшека, вопреки добрым пожеланиям.

За спиной детектива бурлила жизнь. Олин упрашивал не топтать улики и не мешать. Упрашивал без пыла — в случае с Мори все не имело смысла.

— Всю канализацию за ночь выкачали, — с восторгом говорил тот. — Стибрили, вот так! Или пригнали. Как думаете, из хлева или из стоков?

Джефф приложил носовой платок к лицу. Лучше бы сейчас у него случился насморк. Он повернулся к месту преступления: первооснователь грустно поднимал лик к небу. Нечистоты пристали к его бровям, облепили усы и делали подбородок шире. Обгажен от ушей до пят, еще и вокруг облили.

Сенсация? Пожалуй, не только для Воньшека, но для всего восточного побережья.

— Смело, засранцы, — Джефф похвалил незнакомцев. — Смотри, Мори.

Он подобрался к помощнику, ухватил его за локоть, ткнул пальцем в небо.

— Похоже, что скинули с высоты. Пара десятков метров, не больше.

Мори шагнул вперед, как завороженный, и вляпался в дерьмо.

— ...или они хотят, чтобы мы так считали. — Сухонький и низкий, но несомненно женский голос послышался за спиной детектива.

Джефф развел плечи, быстро осмотрел брюки — нет ли пятнышка или помятости? И только после этого повернулся. Перед ним стояла самая достойная женщина на весь Воньшек. Отличная дикция, острый ум. Если бы только Ильва была помоложе годков на двадцать...

— Привет, Джефф, — сегодня она нарядилась, как газетчик: широкие брюки, удобная обувь, мужская куртка. Кепи, из-под которого выбивается благородная седина. И не скажешь, что пожаловала главный корреспондент Истсайд. — Уже выяснил мотив?

— Самоубийство, — вдруг буркнул Мори. — Госпожа Генсби из них всю душу вытрясет, будьте уверены...

Джефф прочистил горло и виновато отвел взгляд от шарфа Ильвы:

— Сначала бы свидетелей найти. Не думаю, что можно перемазать дерьмом все самое ценное в Воньшеке и скрыться незамеченным. А свидетели...

— К счастью — никого. — Ильва приобняла свой фотоаппарат и подмигнула. — Разве что Снорт вынюхает кого из местных.

— К счастью?.. — с удивлением спросил Джефф, а потом осекся.

Сенсации в Воньшеке случаются единожды в век. Ничто не оплачивается так хорошо, как сенсация.

— Точно, — он почесал кончик носа, почувствовав себя еще хуже, чем обгаженный граф. Ильва уже везде побывала до него. — Это ведь ваш материал скопировали в «Дэй Экспресс»?

Ильва кивнула, сделала два осторожных шажка вперед и положила что-то шуршащее в карман детектива. Записка. Их старая традиция. Джефф вздохнул, подавив желание увидеть на этом клочке бумаги ее номер или адрес. Хоть давно знал и то, и другое.

— Я была там утром. Грязное дело. Постарайся попасть в мой объектив, Джефф, — похлопала она его по плечу. — Ты давно этого заслуживаешь.

«Будь я постарше лет на пятнадцать, заслужил бы попасть к вам в постель», — подумал детектив и дернул плечами. Мечтать полагалось в Саутленде.

— Волше-ебная женщина, — просипел помощник, провожая ее взглядом.

— Заткнись, Мори.

— Что, сэр?

Записка с очередной наводкой или контактом от Ильвы перекочевала в пухлую ладошку помощника. Детектив не развернул ее. И произнес, вновь прочистив горло:

— У нас есть работа.

***

От оскорбленных католиков у Джеффа закрутило живот, и они с Мори остановились перекусить в дайнере. В картофель недолили масла при жарке, а зелень не входила в прейскурант. Еще и Мори расстарался, окончательно испортив аппетит:

— ...а он мне и говорит, сэр, что надобно определить состав дерьма. Эксперты! — Мори потрясал кулаком и расплескал кофе. — Мать! Простите...

Посетитель по правую руку горько вздохнул и отсел в дальний угол.

— ...пять часов ждать ответа. Беспорядок, смута! Чего там исследовать, будьте любезны?.. Судя по запаху, уж точно не травоядное навалило — это и без экспертиз очевидно.

Джеффа еще в студенчестве пугали люди, которым все было сразу ясно.

— А я, знаете, чего думаю? — не умолкал Мори. — Все это один и тот же преступник или банда. Фекалинаторы! — он сам же и посмеялся над своим остроумием. — Богатые сынки, у которых завалялся самолет, а там...

Утерев губы салфеткой, Джефф прервал его:

— Мори, если бы над городом пролетел самолет — весь Воньшек бы стоял на ушах. Ты слышал их когда-нибудь, этих стальных птичек? То-то и оно. А я — слышал. К тому же... консистенция снаряда, — Мори снова прыснул, — не позволила бы так прицельно попадать по мишеням. С такой-то скоростью и высотой.

Мори сдаваться не собирался:

— Тогда... воздушный шар? Стая дрессированных птиц? Гигантская механическая...

Он продолжал загибать и разгибать пальцы, выдумывая небылицы. Слишком сложные для исполнения, слишком нелепые или вовсе неосуществимые. В голове детектива заиграла старенькая песня с назойливыми словами. Что-то про небо, свободу и ступени...

Джефф шлепнул столешницу:

— Пожарный автомобиль! Стремянка! Точно!

Кажется, Мори воодушевился. Он энергично вскочил, принялся стряхивать крошки на стол:

— А это очень даже может быть, скажу я вам! В пожарной части Воньшека по последним сводкам как раз числится два таких корыта, — надулся он от важности. — Один списали три годка назад, а второй по сей день колесит, и...

Мори хлопнул себя по лбу так резко, что Джефф испугался: не выбил ли тот себе последние мозги. Помощник продолжил:

— Но сначала — к свидетелю. Вернее, к свидетельнице, — поднял он палец и ткнул им в сторону привокзальной площади.

Джефф распахнул пиджак, отгоняя жару. В дайнере не умели проветривать.

— Свидетелю?..

— Миссис Монтегью. Дом шестьдесят четыре по Хромовой. От Ильвы, помните?

Скупо кивнув, Джефф заметно скис: «Значит, снова не ее адрес. Никто не относится к тебе всерьез, Джеффри. Забудь».

***

— Вы одни? — прошептали из-за трухлявой дверцы. Как бы ни вглядывался детектив — он не мог разглядеть лица.

— Мы, э-э, пришли с визитом к миссис Монтегью. По делу о...

— Тс-с-с!

Джеффу показалось, что в дверную щель брызнула слюна — так громко зашипели за ней.

И тут дверь отворилась. На пороге, ссутулившись, стояла пожилая женщина в шерстяном платье и с покрытой головой. Старая одежда — заплатка на заплатке, выцветшие пятна...

— Это я. Заходите же, скорее.

Гостям не предложили чай. Не потребовали и разуться. Хозяйка спешно осмотрела улицу, и захлопнула за собой дверь.

— Миссис Монтегью, не могли бы вы...

Сухие руки старушки с силой толкнули засов в паз. Затем она развернулась с неясным торжеством:

— Я все видела, господа. В ту ночь, около памятника. Шла от почты — страшные очереди, вот и состарилась в них...

Джефф прочистил горло и шевельнул рукой, мол, продолжайте. И миссис Монтегью перешла к делу:

— Это были ангелы.

Мори приложил ладонь ко рту — еле спрятав свой смешок. Он сделал вид, что поперхнулся, и повернул лицо к стене. Джефф снова работал за них двоих.

— Не могли бы вы рассказать об этом чуть больше?

Иногда безумные на вид старушки и правда становятся свидетелями. Просто не могут внятно изложить, что именно стряслось.

Монтегью запрятала жиденькую прядь волос обратно под сеточку.

— Вы, наверное, подумаете, что старая миссис рехнулась. По первости я подумала — демоны. — Старушка положила одну ладонь на другую и погрузилась в себя. Потом спохватилась и жестом пригласила гостей присесть на скамью. Только детектив воспользовался приглашением. — Как увидела тени в ночи от крыльев, так и обомлела. Какие же ангелы ночью являются?

— Что же, преступников было несколько? Вы уверены, что это были именно крылья, а не, скажем, — Джефф с укором посмотрел на Мори, — металлическая конструкция?

— Так-то, может, и металлическая, — пожала плечами старушка, — сейчас и железо в воздухе летает, на все воля божья. В темноте-то не разглядишь, из чего у них крылья.

Джефф упер ладони в колени и выдохнул:

— Сколько их было?

— Четверо, четверо, — закивала миссис самой себе. — Размах такой, что луну закрыли! А силищ — немерено, так и схватили грешницу, так и потащили...

Она перекрестилась, а Джефф потер лоб:

— Вы хотите сказать, что эти, э-э, ангелы, забрали кого-то?..

— Вчера же и унесли, прямо с земли подняли, с брусчатки. Бездельницу и пропойцу! Попрошайку с угла на Бешковой, там, за гидрантом...

Джефф осторожно переглянулся с помощником — тот жадно вобрал воздух.

— Грядет час расплаты, — вдруг забормотала миссис Монтегью, широко расставив ноги. — Вся грязь Воньшека, всякий грешник, стяжатель, душегуб и лжец... Все они поплатятся, все-все. Лживая коза Генсби, вороватый Снорт и его сынок.... Все-е-ех унесут!

До того безобидное лицо вдруг растянулось в хищном оскале.

— Небесный суд, — Монтегью перекрестилась, заглядевшись в потолок, как на икону.

А иногда безумные старушки — это просто безумные старушки. Джефф выслушал тираду со стоическим выражением лица.

— Что ж, тогда мы не можем терять ни минуты, миссис Монтегью, — он встретился взглядом с Мори. Тот почти побагровел от сдерживаемого веселья: того гляди — совсем лопнет.

— Благодарим, э-э, за ваши показания, — Мори жалобно выдохнул и приподнял шляпку. Он так спешно выдернул засов, будто торопился в уборную.

Хозяйка дома сложила руки на груди:

— Постойте! Я хотела вам показать... куда же вы, детектив Корн?

— Подготовиться к страшному суду, — кисло улыбнулся он и переступил через порог.

***

Пожарную станцию Джефф Корн покидал с таким лицом, будто она сама погорела. Мори почти пританцовывал, опережая начальника:

— Значит, это был воздушный шар! Или секретная разработка военных, — Мори потрясал пальцем в небо. — Бесшумный самолет! А, как вам? Миссис Генсби нажила себе страшных врагов...

Джефф с тоской посмотрел на темнеющее небо. День прощался с ними. День, проведенный впустую.

— Снорт будет в восторге.

— А может, сэр, — будто из жалости запричитал Мори, — они привезли огромную стремянку на автомобиле?

«Да, прилетели на невидимом самолете, не издав ни звука, и не потратив ни пенни. И все для того, чтобы порадовать тебя».

— Мори, тебе когда-нибудь хотелось большего? — Джефф оглянулся в сторону Саутленда, на юго-восток.

Среди вороха недостатков Мори, как целебные корешки в зловонном болоте, таились и достоинства. Одно из них — умение поддержать разговор на любую тему:

— Пастор Фили как-то говорил, что толечко дурак жаждет того, чего не может себе позволить. — Он надвинул шляпу на лоб, почесав затылок. — Я же не дурак, сэр, чтобы чего-то там желать!

— Кхм. Н-да. Наверное.

Умный и статный житель Саутленда отправился бы домой — его рабочий день закончился еще два часа назад. Джеффу хотелось быть на него похожим. Вот только умный человек никогда бы не поехал в Воньшек искать славы и справедливости. Потому Джефф поменял маршрут. В чудных обстоятельствах ищи чудные зацепки.

Мори слабо возмущался:

— Э-э, куда это вы, сэр? Разве же...

Они свернули на Бешковую. Окна в домах чернели от копоти, а пыль виднелась и с первых этажей. Удивительно, но и в такой час здесь оставались прохожие: Джефф учуял знакомый запах.

— Безлюдные дома, бездомные люди, — еле заметно сказал он сам себе.

Ильва бы точно не побрезговала опросить нищих. Чем его работа лучше?

По левую руку бубнили женщины, обе пьяны. В переулке группа из трех сорванцов пыталась что-то раскурить. В открытом контейнере для отходов копошились молодые женщины — они вяло толкались и выбрасывали лишнее на дорогу. Похоже, всю еду и одежду давно разобрали, но бродяжки с упорством заныривали под крышку, и казалось, что одна из них вот-вот упадет внутрь...

Самым безобидным и тихим в этой компании казался старик. Может, потому, что он уже был мертв — Джефф плохо видел в полумраке.

— Сэр, у вас есть пистолет? — зашептал Мори, всем видом изображая храбрость.

Детектив вздохнул. Пистолет, как же. И автомобиль с бордовой кожей в салоне.

Забытый богом городишко и ожидание небесного суда. Грешно смеяться над безумной старухой, когда сам ждешь чуда пятый год.

— Нет, и никогда не было. Ты же знаешь.

Вблизи все видится лучше. Плечо старика шевельнулось — жив. Джефф шмыгнул носом и шагнул ему навстречу. Беднягу явно доканывала чесотка — он сидел на стопке из торгового картона и водил черными ногтями по красной шее.

— Прошу прощения, — прогнусавил Джефф, стараясь не вдыхать чужой запах. — Говорят, здесь вчера произошло похищение?

Старик выпучил глаза и зачесался усерднее. Его губы зашевелились, но с них не сошло ни звука.

В кармане звякнули монеты — Джефф осторожно положил сдачу из дайнера на одну из картонок. Так, чтобы не прикоснуться к чему-либо.

— Вот, возьмите. Времена тяжелые, мы должны помогать друг другу, верно? Может, вы слышали что-нибудь?

Старик дрожащими руками собрал деньги и закашлялся. Джефф с трудом устоял на месте — захотелось вернуться к дороге и вытереть ладони с лицом.

— Или видели? — Джефф без особых надежд всмотрелся в пожелтевшие глаза.

— А... а...

Старик раскрыл рот, показав последние три зуба на нижней десне. И сипло закричал.

Мори схватил детектива за локоть и с силой оттащил назад. Встал перед стариком, точно рыцарь с полотен позапрошлого века, и повысил голос:

— Давай тут без шуточек, не то...

Странная тень лизнула землю, и старик побежал прочь, спотыкаясь. Удивительно резво для своих лет.

— Шух-х, — разнеслось над домами.

— Мори! Ты это слышал? — вдруг зашептал Джефф, и, не дожидаясь ответа, вернулся к дороге.

Странный шелест и хлопки отдалялись в сторону рынка. Мори еле поспевал.

— Ни с места! У меня пистолет! — кричали улицы его голосом.

Бешковая оборвалась. Через пару минут закончилась и улица Шалей. Джефф искал источник звука: поверх домов, по следам на дороге, в углах за домами. И ни черта не находил. Он дышал, как дряхлый паровоз, а пиджак, кажется, разошелся у подмышек.

— Посто... стойте же! — упрашивал Мори, но хода не сбавлял.

Шорохи затихали, и последние два хлопка утонули над водонапорной башней. Либо детектив упустил источник звука, либо тот решил погостить на задворках спального района.

Они свернули к старой котельной — Джефф резко выдохнул, подтянул ремень повыше и подпрыгнул, вцепившись в перекладину на остановке у забора.

— Сэр, сэр...

Перемахнув через препятствие, Джефф мечтал, чтобы сейчас его увидела Ильва.

— Выше! — приказал он, подтянувшись к пожарной лестнице. Под верхней одеждой скрипнуло — это точно порвался единственный пиджак Джеффа.

За забором, по ту сторону здания, тоже шумели.

— Эй-хо-у! — пели хриплым голосом. Язык балагура заплетался. — Пей, доле-ей, не робе-ей! Удалее будь, сме-еле-ей!

Ему подпевали, и скрипело дерево — не то скамьи, не то столы. А может, и ящики.

Поднимаясь на макушку здания, Джефф уже ненавидел певца: похоже, именно из-за него и его дружков здесь что-то хлопало, шуршало и отвлекло внимание. Вот так и заканчиваются сенсации.

Раз-два. Мелькали перекладины из железа. Мокрые и ржавые, как положено при вечной сырости и дожде. Покорив высоту, Джефф растерялся. Он сделал несколько шагов по крыше, навстречу городским огням. Под ботинками хрустели осколки — здесь часто пили. Возможно, даже приятели того балагура снизу.

— Уф-фух, — отдышался детектив.

Город будто смеялся над ним. Что Джефф рассчитывал увидеть? Воздушный шар, бандитов со стремянкой, корабль с парусами, парящий под небом?

Над крышами и между домами Воньшека ничего не было. А стоило бы повесить огромный баннер над мэрией: «Городу не нужен детектив-идиот». Даже если тот всего лишь пытается быть полезным.

— Ш-шу-у! — завыл ветер.

И больше ничего не происходило, как извечно и обстояли дела в городе Воньшек.

— Неужели показалось? — Джефф в разочаровании почесал затылок и заметил, что шляпа упала. Он наклонился, чтобы поднять ее — холодок уже морозил кожу головы.

Шляпа покоилась позади, прямо под ногами, где ей и полагалось. Вокруг — осколки и сор. А еще на краю, возле водостока, лежали крупные сизые перья. Каждое — размером с половину человеческой руки.

— Сэр? — запыхтел Мори.

Снизу донесся крик и тут же смолк. А затем погас свет фонарей.

Заметив движение, Джефф отпрыгнул назад, и порыв ветра сбил его с ног. Сама тьма проскочила у него перед носом. Джефф вскрикнул и упал на задницу. Свет города вернулся, на миг ослепив.

Детектив выпучил глаза. Именно так, не мигая, он и провожал взглядом огромный силуэт крылатой твари. Та стремительно мельчала на фоне города, двигаясь в сторону складов. Кажется, в ее лапах что-то болталось. Джефф почувствовал теплую влагу под пальцами. Медленно поднял ладонь к лицу: бордовые пятна, вязкие капли. Чужая кровь.

Джефф хотел повернуться к помощнику, задать хоть какой-нибудь вопрос, но будто примерз к крыше.

— Ангелы, — тень Мори перекрестилась.

(Продолжение следует)
Показать полностью
0

Подарок

За плечом кто-то стоит. Я аккуратно поворачиваюсь, поднимаюсь с кресла. Делаю вид, что вовсе не сутулилась последние шесть часов.
— Привет, жизнь!
Она не очень приветлива, если уж так подумать. Но если ей не улыбаться, будет совсем грустно, правда? Главное — начать и поддержать разговор. А там уж разберемся.

— Не поверишь, я тут такую историю пишу! Закачаешься...
Не похоже, чтобы эта чертовка умела качаться. Ног нет, рук тоже. Она не ходит, не залезает, а так — приключается со всеми. Странная особа.
Еще и молчит с наглым видом. Я продолжаю:
— Главный герой — душенька! Первый мечник, мастер своего дела. Даже не психопат в этот раз, представляешь? А теперь попробуй-ка угадай, о чем книга? — чертовка молчит. — Ладно, я так скажу. Становление героя в суровом средневековье, дарк фэнтези...
— Я в курсе.
— ... там его судьба поколачивает, а он, вопреки всему...
Осекаюсь. Вспоминаю финал.
— Все депрессуешь? — спрашивает эта чертовка.
Ничего-то от нее не скроешь.
— Ну так. Есть немного.

Жизнь деловито оглядывает пыльно-шерстяную комнату. Достает сверток.
— А я тебе кой-чего принесла.
Я опасливо изучаю новый подарок. Бесплатная лотерея каждый день... Только отказаться от нее невозможно.
Что, будет как в 2017, когда мы еле ноги унесли? Или, может, новый 2009, когда всем досталось? Или гребаные девяностые?
"Матерь йогова, похоже я и правда в депрессии".

Жизнь молчит. Шуршит чертов сверток неизвестности.
Ну, должно же хоть в этот раз свезти? Может, немножечко признания? Или повышение дохода? Честно говоря, я согласна и на возврат к прежней зарплате! Это уже хоть что-то, обзывайте меня меркантильной сколько вам угодно...

— Бери-бери. Все равно придется.
Вздыхаю. Распаковываю сверток, пытаясь прощупать, что же там, под грубой тканью. Первый слой, второй...
В руках пустота.
— Но тут же ничего нет?..
— Приглядись.
Мир расплывается, в груди все сдавливает, нечем дышать. Жар такой, будто попал на пляж, но при этом знобит. Ноги подкашиваются и я падаю обратно в кресло. Со лба ручьями льется пот.
— Что это, родная? — в ужасе спрашиваю я, стараясь не хамить.
Жизнь смотрит на меня с осуждением.
— Что-что. Ковид.

Показать полностью
6

Дхымыр

— Прошу вас, сэр. Осторожно, ступеньки… — Жан подставил руку для казначея, но ей не воспользовались. Хиль замолчал, уступив эстафету своему другу:
— Вот он, гарант безопасности любой казны! Мы обеспечим вам и безмятежный сон, и полную сохранность вложений. Нет ни одного дурака в Палеонике, который бы рискнул сунуться в логово нашего Дхымыра, более того…

Жан продолжал заливаться эпитетами, выгибая спину и сгибая пальцы. Преимущества, перечисленные им, могли бы впечатлить и саму королеву. Но казначей господина Гаули не был королевой, и потому не спешил соглашаться.
Более того, он позволил себе грубо перебить Жана:
— Мне кажется или он немного… э-э… мертв?

Жан осекся и торопливо оглянулся. Дхымыр прислонился к утесу, растекшись на нем, как мешок со свиными ушами. Стоило задать ему жару – ведь договаривались же, что сегодня приедут гости…

Жан неловко поерзал ногой по грязи и стал искать спасения в лице Хиля. Оно всегда было монолитным, стойким: получше иного утеса. Хиль всегда знал, что говорить: тем более кому и как.
— Нет, сэр. Он просто спит.

Только Жан успокоился, как казначей протянул с еще большим сомнением:
— Э-э. Это бывает, с каждым… вне сомнения. Но, все-таки, почему тут так… э-э…смердит?
Жан почти взвыл от отчаяния, возведя глаза к небу.
— Низинные великаны, сэр, существа в крайней степени нечистоплотные-с, — Хиль не повел и бровью, разведя плечи еще шире.

Все притихли. Казначей шмыгнул носом, в попытке отличить трупный запах от гигиенической запущенности. Жан взмолился богам, потому что знал: в случае с великанами разницы не было абсолютно никакой.

— Ах, как прискорбно! А зачем же тогда у него… э-э… лицо накрыто мешком?
— От влаги и лишнего света, сэр, — выправил ситуацию Хиль.
— Н-да.
С каждым вопросом казначей мельчал и все чаще поглядывал на тропинку, по которой его привели к Дхымыру.
«И что же теперь?» — одними губами Жан спрашивал совета у Хиля. Утесы молчали, как молчал и его друг.

Плохое предчувствие пронзило его, и Жан еще раз посмотрел на Дхымыра. Что, если он действительно?.. Нет, как же можно так много пить?!
Провал. Это бесповоротный и полный провал.

— Знаете, здесь… э-э, конечно, очень мило. И я благодарен…э-э… за такое предложение, в высшей степени благодушное…
— Нет! Погодите, мы его сейчас разбудим! — почти заплакал Жан, искренне не представляя, как можно разбудить Дхымыра. Особенно, если тот и правда…

Казначея и след простыл. Хиль не менялся в лице. Так они и стояли, то ли на будущей могиле великана, то ли на могиле собственных амбиций.
— А-ых…Ырх, — донеслось из-за спины. И эхо затормошило округу.
Дхымыр перевернулся на другой бок и почесал брюхо, всхрапнув.
— Чтоб ты сдох! — возопил Жан. То ли от возмущения, то ли от счастья.

Показать полностью
2

Провидение

Аника шла по чужим землям, где о Господе вспоминали нечасто. Может, вспомнит косарь, как не взойдет урожай; может, припомнит роженица в горячке. Только Аника помнила всегда: и при небе ясном, и в стужу, и под гром. В родном селе или на чужбине. При этом лик господа она так и не узрела. А Митч — видел. Именно потому она сейчас в этом крае греха портит и без того стоптанную обувь, добираясь до постоялого двора. Спешит на встречу с Видящим.
— Такова воля Твоя, и не смею...

Аника запнулась, растеряв слова молитвы. Нечестивый коснулся ее руки, подобравшись сзади. Так, будто в любви они с лета. Так, как не касалась ее родная мать до самой смерти.
— Чаго с города забыли? Девок нам тут не хватает, это да, не откажемся.
Нечестивый был не один. Двое присоединились, встав по левое плечо.
— Приютим, приютим.
— Не побрезгуем, поди.
— Даже девкой с колодец в плечах, — низенько захихикал первый.
Аника простила его:
— Господь помилует вас. Ступайте с миром.
В темном предместье божьей милостью подтирались: алчные пальцы потянули ее за плащ. Пришлось напомнить о смирении: первому она согнула руку, как веточку хвороста. Второму подправила нос. Все трое дышали, когда Аника отправилась дальше, зализывая содранную кожу на кулаке.

На подступах к Шлитсе пейзажи не изменились. Не менялся и люд.
Косились снизу вверх, сутулили плечи, вжимали головы, ускоряли шаг. Грубили, подшучивали. Аника не осуждала их — всякому свое мерило, а уж какое — то Господу решать. Она поправляла лютню на плече, и кожа под накидкой совершенно не зудела от похода и грязи. Грубая, добротная кожа — не молочный бархат недотрог, градских красавиц. Кожа, несущая пользу, от матери лучшее наследство. Вторая броня. Первая, как положено — руководство Всевышнего.

В большом и малом городе, в селе, на тракте — всегда найдутся незнакомые с Господом лица. Вот и здесь, в семи милях от развилки, в них со Всевышним стали сомневаться:
— Дикая баба, бродяжка ли? Воровка? Как звать?
— Гля, лютенка при себе. Да ладная! Не своя, утаранила, взяла с околицы...
— А энто по голосу видно станет. Баба, спой!
— Я не пою, — честно отвечала Аника, не сбавляя ход.
— И не играешь?! — кивнули на лютню за спиной, то ли с разочарованием, то ли с интересом.
Аника молчала, и спокойный шаг служил ответом.
— Зачем же тогда ты ее носишь, женщина?! Сознайся, у кого крадена? — покричали ей вослед. Как кричали везде: на разный лад, с местечковым говором, да все об одном.
Аника тоже грешила любопытством, но вопросы держала при себе. Зачем они носят голову, если там от Господа ничего не осталось? Зачем без толку шатаются вдоль дорог, не принося пользы?
Любопытство погубит. И не даст избавления: если Он не дает ответов, значит, таков замысел.

На длинной дороге, что привела Анику к вывеске «Кормчие Шлитсы», немало соблазнов. И все же, она пришла вовремя. Митч ждал ее на постоялом дворе. Ждал с доброй вестью, ибо от Господа всякий знак — счастье.
Есть в мире тайны, которые нужно хранить от нечестивых. Вот и Митч подобен росе в предрассветный час — явится затемно, к утру пропадает. На то он и Видящий! Коли с Богом беседу водишь, указы небесные разобрав — тебе ли бояться земного мрака?
Приглядевшись к просторному залу, опустевшему под вечер, Аника еле различила Митча в углу. Тайны лучше всего хранятся под чехлом: так и десница Господа весь облачен в ткани. Остается лишь тонкая прорезь на лице, повыше носа, под глаза.
Она не поет, а Митч не носит лица. Их свел сам Господь.
— Благословлен твой путь, сестра.
Человек без лица говорил не о кровном родстве, сестрой называя. Они ближе, чем семья.
— Видящему весь свет благ, — с почтением склонила голову Аника, сутулясь под низким потолком.
Митч раскрыл ладонь и указал на скамью напротив, как радушный хозяин зовет в гости. Хоть и знал, что неразлучны они и за сотню верст. Близость, как у людей, одну утробу деливших. Но никогда — постель. Аника села, и скрипнула мебель. В краю безбожников и петли кричат.
— Нашла ли ты прощение? — пытливо смотрели глаза из прорези на ткани. Руки — под столом, плечи сведены. Хоть и нечего бояться посланнику Господа даже в этом краю.
— Еще нет. Но скоро, — заверила его Аника, слукавив.

Скоро или нет — Видящему оно ясней. Митч не стал упрекать за ее оплошность, переходя к службе:
— Как и было сказано, в твоей милости нуждается...
— Милости Всевышнего? — уточнила Аника, подавшись вперед. От Митча пахло хлебом и мыльным корнем. Чистый в помыслах — чист и телом.
— Длань Господа есть часть его, — Митч, как всегда, все расставил по местам. Утешил словом, заполнил надеждой.
— Скажи мне, кто предстал в видении твоем.
— Сын божий, Вит: на попечении шестую неделю, не сходит жар. Третий дом его, по левую сторону от колодца. Найдется тот в сотне шагов, как минешь остов погорелый...
— Кого забрал огонь? — Аника приложила ладонь к груди — там, где давно кости срослись от удара.
— Часовню.
Сказал легко, без ложной горести, плохой игры, уверток. Митч ведал о смирении больше, чем Аника. Что должно случиться — то случилось. Ей бы ту же решимость...
— До чего горестный край, — Аника вытерла слезы, ползущие по щекам.
— Потому мы здесь, сестра.

Улыбалась Аника от всей души, все печали позабыв — такую силу ей дарил человек без лица. Митч на две головы ниже, почти как все мужчины на ее веку. Да только в малом теле сердце больше, чем у Аники. Мимо остова часовни она прошла легким шагом, будто наполнившись верой, заняв ту у десницы Господа.

***
Чужой дом притих, как сгустились сумерки, перезрели. Семья отправилась ко сну, хоть и работали те небрежно: по полу грязь постелена, на окне не висит святого образа, во двор лицом обращенного. Не удивительно, что нашла их болезнь. Аника прикрыла за собой дверь так же тихо, как отворила. Нашла мужчину за вторым порогом, как и предсказано: Вит жмурился в полусне. Беспорядочно что-то наговаривал, шевеля губами. В отдельной спальне не гасили свечи, словно бы нравилось домочадцам смотреть на муки родного круглый день.
— Я спасу тебя, не бойся, — подсела Аника на краешек кровати. Мужчина, кажется, ее и не слышал: весь взмокший, как щенок из лужи. Бледнее савана, никак не надышится. Чужой страх осел на стенах, влип в паутину, колол Аникины пальцы.
Несчастный, несчастный Вит. Господь не любит, когда люди страдают зазря. По крайней мере, не дело, что страдает этот человек — ведь привели Анику к его постели.
К остальным она заглянет позже.

— Милость Господа нашего не знает границ. Будь кроток, и дарует он...
— Мариам, это... ты? — зашептал мужчина в бреду, перебивая. — Воды, прошу...
— Реки полны, и небо светит. Больше не будет жажды, горя, греха, — Аника вытащила подушку из-под дряблой шеи, потного затылка мужчины. — Нет хвалы достойной Его величию...
Подушка обняла лицо Вита, как тина липнет к ногам. Тот заворочался. Подобрал колени к животу, ощупал запястья Аники. Забился. Взвились перья, пыль, глушенный крик. Она вздохнула, покачав головой: все противятся, хватаются за страдание, будто оно им в дар. Благие умом, слабые телом. Аника прижала ладони Вита к подушке с бережной силой.
— Краток земной час, — шептала она, улыбаясь. Чужая боль уходила, затихала. Исчезнет вот-вот. — Вечно благо на небесах. Жди меня там, не жди, а все равно встретимся.
Аккуратно опустив его руки вдоль тела, Аника вернула подушку под чужую шею. Закрыла чужие глаза, стирая печать тревоги. Безмятежное лицо мужчины смотрело в потолок. Теперь он видит без страха, смятения, из-под закрытых век. Господь принял его, простив.
— Я покажу тебе путь, — шепнула она, исполняя волю небес.

Оставив свечи догорать, Аника распрощалась с домом: склонила голову в благодарности. И вернулась в гущу леса, поодаль от людей, их грехов и суеты. Там ее ждали вечные спутники: ночь, одиночество, костер и лютня.

Наладив струны, Аника потянула за ту, что лежит посередь прочих. Пробежала пальцами вниз, будто к истокам, нашла погребенную ноту — грубее преисподней, хуже первого греха. Плясала пыль во всполохах огня: карающего, очистительного. Пальцы увели мелодию ввысь, каскадом, наплывом: как ручеек бежит по порогам скал. Из груди поднялся звук: радостный, ликующий. Он вторил струнам, отворяя врата небес. Мучители и безбожники не знают, что она не поет, а провожает.

***
Через два дня Митч ждал ее в тени угла за кривым столом. Да только сменилось место встречи: постоялый двор «Венец» в сутках пути от Шлитсы, где провожала она Вита, где простилась с часовней. Аника села напротив Видящего, и так же скрипнула скамья безбожного города.
— Обрел ли страждущий свой покой, сестра? — спросил человек без порока и лица.
— «Покорной Господу будь», я покорна. «Смиренной и кроткой, в помощь другим»...
— Хвала его милости, — нетерпеливо ответил Митч, и осторожный взгляд мелькнул в прорези для глаз.
Аника не спросила, для чего Видящему узнавать о том, что свершилось. Возможно, Господь указывает лишь на грядущее. А о прошлом скорбеть и говорить — удел детей Его.

Пальцы Митча нырнули в кожаный кисет, где по обычаю хранится табак, и вновь совершили чудо. Вместо скрученных листьев и пыли, на ладони тускло блеснуло золото. Сотню раз прав пастор из родного села: подчинись воле божией — и карман твой будет полон, а путь — легок, в стоптанной ли обуви или вовсе без нее. Вот и Митч, хоть и не молится столь усердно, получил за верную службу. Анике золото — не желание, лишь средство в помощь телу. И потому принимала она его без споров, с благодарностью.

— Сестра, нашла ли ты прощение? — Митч приподнял ткань с лица лишь для того, чтобы отпить горечь забродившего хлеба. Пена осела на короткой щетине. Он беспокойно — как показалось Анике — утер губы рукавом. Вторая рука его спряталась за пазухой. Там, где носят походный нож.
Любопытство который год призывало ее спросить: для чего Видящему, деснице Господа, носить с собой лезвие? Но она не сдавалась греху. У всех свой путь, и каждый наделен недостатками. Господь не обязывался сотворить их безупречными. А, может, совершенство Его замысла и состоит в несовершенстве людей: ее, Митча, тех пройдох на тракте...

Несовершенна и семья. Если бы только мать была чуточку умнее! Если бы только она прозрела. До смерти, или теперь, на небесах. Аника всегда была сильной девочкой: с тех пор, как явилась на свет. Образец послушания, доброй воли — она примирилась со многим. Не так крепко, как Митч, конечно. Если бы только ей хватило еще самой малости: жаждать прощения не от смертной женщины, а от Всевышнего. И только от Него.

Но люди несовершенны. Одним на роду написано процветать и дарить свет. Другим — муки искупления. Ее младший брат не сразу получил божью милость, а горе настигло его на первом году жизни. Он кричал, елозил ногами, брыкался. Мешал матери спать. Мешал Анике. Его боль не уходила много-много месяцев. И только у родной сестры нашлось столь большое сердце, чтобы помочь. Одна надежда, что Господь, там, на небе, расскажет матери, скольких она спасла помимо брата.

— Нет. Пока нет, — созналась она Митчу в грехе. Ведь Всевышний простил ее давным-давно, и того должно быть достаточно.
Митч выдохнул и положил вторую руку на стол. Пальцы кулака разжались, как расходятся лепестки перед лучами солнца. И голос прозвучал нежнее рассвета:
— Тогда увидимся в Здравице через половинку луны.
Аника кивнула.
— Если такова будет воля Его.
— Истинно так. И, Аника... — Митч почесал нос под тканью, поднявшись со скамьи. — Господь не желает, чтобы ты захворала. Замени сапоги к осени. Если, конечно, ты снова не запоешь...
— День, когда прощена буду, спразднуем вместе.
— Таков уговор, — согласился он. И пропал за широкой дверью. Только и оставил от себя запах мыльного корня да хлеба.

Аника скромно поужинала сухарями с водой. На все воля Господа, но... кажется, Митч от чего-то страдает: плечи его сильно поникшие, почти сутулит спину с прошлого покоса. Возможно, скоро придется помогать и ему, как бы ей от того не становилось тяжко в груди. Как бы не веяло холодом у спины. В ее большом сердце места хватит на всех.
— И я сыграю для тебя, мама. Ты обязательно прозреешь, — сказала Аника небу и оплатила ночлег. Завтра ее ждут новые сапоги и новая работа.

***
За полдня до встречи в «Венце»

Они собрались в прилеске через день от смерти Вита. Свояки не любили ждать, и потому Митч пришел вторым, чуть разминувшись с Огарком. Костер развели быстро, отобедали уже все вместе. А после — к делу.
Рябой с Глыбой точили ножи, а Бодун пересчитывал монеты. Все сходилось, хвала богам.
— Митч у нас — умище, — в пятый раз похвалил его Глыба.

При дележке снова выяснилось, что на всех делить плату — каждому по малой горстке останется. Свояки завели старую песню:
— Ума палата, да живем небогато.
— Господь мне в свидетели, под святым не заработаешь, — дерзнул Рябой, отступив на полшажка в сторону, явно струхнув перед дракой.
— Папаша мой пастором был, не путай, — глянул исподлобья Митч.
— Каков сын, таков и отец, — отшучивался Рябой, как хвост поджал.
Митч отвечал сурово, оскалив зубы. Здесь ему не надо прятать лицо — пусть видят, щенки, на кого брешут:
— Кто Виту спелец подсыпал, я? Отец мой? Может, сам господь, едрить его, бог?
Тупые морды свояков застыли. Митч продолжил:
— Он бы до зимы помирал, олухи. Травить научитесь, а не скулить, чтоб дела в гору пошли. За вами промашку исправит и баба... с дырой в голове.
При образе Аники, возникшем в памяти, у Митча закрутило живот. И давно так? Как бы узнать...
— Грешно смеяться над убогими, ваше препа-адобие! — загоготал Бодун, по привычке облизывая пропуск между зубами. Замял тему, заразил свояков смехом. Ну, хоть в этот раз драки не случилось. Тело и без того ломило от вечера в седле, а ведь еще завтра в дорогу.
Ехать совершенно не хотелось. Хоть и помнил Митч, что Анике доля причитается — спасла их от гнева заказчика. Спасала который раз.
— Кто еще тут убогий, — буркнул он едва слышно и сам подивился своей мысли.

Митч знал, чем отличалась Аника от наемных убийц или обезумевших попрошаек при каждом храме. Знание пустило в душе грубые ветвистые корни: жалость, что не проживет та без его ремесла и неделю; благодарность, что не подводила еще, вопросов не задавала; сомнения — по болезни ли слушает, по своей воле? А еще в Митче прочно зрел страх. Слово — что тонкая уздечка на диком тигре. И когда-нибудь она порвется.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!