Прадед умер в начале марта. Как раз когда у нас начал таять снег, и с холма, в канаве вдоль дороги стремительно несся мощный ручей грязной талой воды, вымывая весь мусор, что скопился там за зиму. Старые сигаретные окурки, шелуха от семечек, выцветшие фантики от конфет, мятые автобусные билеты причудливыми морскими обитателями выныривали из глубин, чтобы, проплыв несколько метров, зацепиться за какие-то торчащие ветки, придавая ручью на фоне серого мокрого снега и черной раскисшей земли неожиданно нарядный и праздничный вид. Бросив в бушующий поток спичку, при изрядной доли фантазии, можно было представить, что это большой парусный галеон, мчащийся по бурным волнам, бьющийся о скалы и кружащийся в коварных водоворотах. В пять лет фантазии с избытком. Поэтому я и Андрей бежим наперегонки у края канавы, наблюдая, чья спичка плывет первой. Андрей старше меня на год и он мой троюродный брат.
Троюродных родственников следует отнести к разряду родственников Шредингера. Когда они одновременно вроде бы и родные, но из-за слишком большой кровной отдаленности вроде бы уже и нет. Если в исходной задаче с котом хотя бы очевидно, что именно за животное скрывается внутри коробки. То в паутине генеалогического дерева все значительно сложнее и запутанней.
Андрей со своими родителями представляет собой дальнюю ветвь отцовской родословной, с которой мы, сколько я себя помнил, не поддерживали особо теплых отношений. Они приехали из соседнего совхоза на похороны прадеда, которого Андрей, как и я, за всю жизнь видел не более пары раз. Поэтому бегать у ручья нам значительно интересней, чем стоя во дворе наблюдать за гробом с лежащим в нем трупом, так похожим на восковую фигуру, слушая громкий плач бабушек, закутанных во все черное. Напоминающих прилетевших к весне грачей. Черный цвет в окружающей цветовой гамме уверенно занимает доминирующее место, будто в телевизоре кто-то убрал все яркие настройки. Вряд ли можно найти более неподходящее место для детского отдыха. Вдобавок ко всему, словно сочтя уровень трагизма недостаточно глубоким, рядом с гробом поместили трех специально нанятых плакальщиц, убивающихся и рыдающих громче всех.
Прекращается всё только когда нас на автобусе везут на кладбище. Заботливые взрослые приходят к общему мнению, что ритуал требует обязательного нашего присутствия. В эпоху до изобретения компьютеров заработать детские психологические травмы было не так легко. Но родители, к их чести, старались изо всех сил. Теперь они часто удивляются, почему я не люблю ходить на кладбища и старательно избегаю похорон. С чего мне, спрашивается, быть таким черствым и равнодушным?
Столпившись у вырытой могилы с холмом грязи вперемешку со снегом, родственники поочередно торжественно прощаются с умершим. Удивительно, но до этого момента я ни разу не слышал от них столько добрых и хороших слов об ушедшем. Наверное, они тщательно приберегали все эти восторженные фразы для его смерти, опасаясь случайно растратить их раньше времени и, когда будет необходимо, остаться с пустыми руками. Улучшив момент, мы с Андреем отбегаем в сторону, находя себе занятие поувлекательнее. Кидать снежками по надгробиям - что может быть более радостным для двух необремененных умом малолетних идиотов? Наш импровизированный тир даже не требует никакого дополнительного оборудования. Главная задача - попасть точно в центр овала с фотографией. Выясняется, что у меня получается попадать лучше чем у Андрея. Заодно я делаю для себя вывод, что приятней всего бросать снежки в фотографии стариков и детей. Скорее всего, потому что они выглядят максимально беззащитно. Сейчас это может показаться глумлением над местами захоронений, но тогда это казалось крайне забавным. С тех пор я ни разу не проводил настолько замечательно время на похоронах.
А на следующий год, летом, отец решает, что я с ним еду в гости к родителям Андрея. Как выяснилось, нам срочно нужно было на какое-то время сменить городскую обстановку и заняться рыбалкой в совхозных прудах. Наличие родственников в деревне в этом плане давало свои преимущества. К сожалению, на рыбалку нам так и не суждено было попасть. По официальной версии моего отца - рыбы из-за жары впали в спячку. Поэтому, поселившись у дальних родственников в грязной хате без всяких удобств, он вместе с родителями Андрея всю неделю беспробудно пьет приготовленную ими же самогонку, в то время как я с троюродным братом слоняюсь по пыльным улицам с такой же чумазой деревенской детворой. Основных развлечений у которой всего два. Первое - кидать камнями в пробегающих мимо собак. Собакам для этого даже придумывали специальные имена. Кидать камнем в Гитлера гораздо интереснее, чем просто в Шарика, и к тому же не так жалко. При отсутствие врагов внешних, ситуация решается элементарно - камнями начинают бросать друг в друга. Вечно жить никто не собирается, все прекрасно знают, что через миллион лет Солнце все равно погаснет, а значит, нет смысла и пытаться. Второе развлечение - ухватившись за сиденье неработающей ржавой карусели, разбежаться и оттолкнувшись ногами от настила, кружиться над землей. Не удивительно, что после такого увлекательного досуга, многие местные обитатели спиваются, едва успевая закончить школу. В отличие от детей, у взрослых с выбором хобби всё было изначально предопределено.
Из-за недостатка опыта у меня не получается кружиться на карусели так же долго, как у остальных. Однажды, не удержавшись, я падаю в высокую траву, плотно обступившую аттракцион, распоров куском валявшейся там черепицы всю ладонь и залив кровью свою одежду. Когда мы возвращаемся домой, это служит поводом для очередного скандала между родителями. Отцу вменяется в вину, что он излишне манкировал своими обязанностями за мной следить. Но он никогда и не отличался обязательностью. А я не любил, чтоб за мной следили. Так что до сих пор считаю поездку сложившейся весьма удачно. Подарившей мне на память шрам, напоминающий, что стоит более точно рассчитывать свои силы, и не доверять неработающим каруселям.
Спустя пару лет родители Андрея внезапно приезжают к нам в гости сами. Привезя с собой ведро желтой сладкой черешни и две трехлитровые банки самогонки. Со своей деревенской практичностью, они, как никто другой, понимают, что подарки должны быть в первую очередь полезными. И пока они с мои отцом старательно избавляются от привезенного алкоголя, мы с Андреем убиваем время тем, что намотав на палку полиэтиленовые пакеты, поджигаем их, и капаем оплавившимся пластиком на бегающих по земле муравьев. Очень позитивная забава, отлично развивающая внимательность и реакцию. Еще можно плавить найденный на свалке свинец, но с муравьями интереснее. В момент, когда горящий пластик с характерным свистом летит вниз, чтоб сжечь очередное незадачливое насекомое, я представляю себя верховным богом муравьев, которого они разгневали. И мой гнев беспощаден. Гринпис обязан был меня проклясть и предать анафеме. В минуты благодушного настроения мы просто клали кусок кирпича посередине большой лужи, перенося на него разные травинки и камушки, визуализируя деревья и горы, и заселяя муравьями и жуками. Это был наш собственный необитаемый остров с жертвами кораблекрушения. За ними можно наблюдать часами. Зачем читать о приключениях Робинзона, когда можно придумать свой остров полный Робинзонов. Самое забавное было подсунуть палочку, на которой муравей пытался переплыть лужу, а потом создать в воде шторм. Я уже тогда отличался развитым воображением. И когда вышел фильм «Титаник», мне показалось, что всё это я уже видел.
После этого на какое-то время общение с Андреем прерывается. Отец уходит из семьи, сделав выбор в пользу независимости и свободы. Ему даже не пришлось ради этих идеалов совершать революцию, как в некоторых колониальных странах третьего мира. Всё, что для этого потребовалось - просто однажды выйти из дома и появиться через месяц, чтоб забрать оставшиеся вещи. Контакты с родственниками по его линии с тех пор сводятся к минимуму. Вопросы крови всегда излишне сложные.
***
Встречаемся мы только на юбилее бабушки, когда я уже заканчиваю школу. Андрей оказывается лысым и вызывающе мускулистым. Не знаю почему, но мне показалось, что именно так должен выглядеть герой порнофильмов для геев. Не хватало только кожаной одежды и эсэсовской фуражки.
- Вши? – плоско сострил я, кивнув на его выбритую макушку, когда мы в огороде, спрятавшись под развесистой яблоней, распиваем украденную со стола бутылку вина.
- Я скинхед, - гордо признается он, для чего-то расправляя плечи, - за чистоту русской нации и всё такое…
Трудно понять, чем русская нация заслужила такого защитника. Былинный богатырь Илья Муромец не мог так сильно деградировать за все эти годы.
- А в вашем совхозе чистоте русской нации что-то угрожает? – на всякий случай уточнил я, вспомнив его пьющих родителей и чумазую деревенскую детвору со следами вырождения на лицах. Сложно представить, чтоб кто-то покушался на эти сермяжные ценности.
- Сейчас время такое… - пространно объясняет Андрей, отгоняя ладонью подлетевшую к нему пчелу, - … или мы их или они нас. Посмотри по сторонам, кругом одни хачики.
Я старательно оглядываюсь, осматривая окрестности засаженного фруктовыми деревьями огорода, утопающего в теплых лучах закатного солнца. Никого вокруг нас нет. Странный объект для борьбы он выбрал. Лично я всегда считал, что ненавидеть какую-то одну нацию очень несправедливо по отношению к остальным. И предпочитал ненавидеть всех одинаково. За исключением цыган. Но их всегда ненавидели особенно сильно.
***
В следующий раз Андрей заезжает ко мне в гости как-то в конце осени, после увольнения из армии. Наверное, чтоб похвастаться своей нарядной дембельской формой с кучей разнообразных значков и аксельбантов, и свежим лиловым синяком под глазом. Поздно вечером, когда за окном льёт нескончаемый сильный дождь, мы сидим у меня на кухне и общаемся.
- Дембель праздную, - отзывается он, поймав мой недоуменный взгляд на гематоме, - нормально всё. Надо было тут некоторых козлов на место поставить. Я в армии знаешь, как духов строил?
Не дожидаясь моего ответа, сжав кулак, он ударяет им по столу, отчего шатается стоящий рядом с ним стакан с водкой,
- Рооотаа подъем…упали – отжались! Фанеру к осмотру. Духи вешайтесь… Командует гвардии-сержант Долгопятов! – подскочив со стула, он, крутит головой по сторонам, наверное выискивая воображаемых духов.
Оказывается, дискредитировать срочную службу в моих глазах совсем не сложно. Достаточно узнать, что там командует кто-то похожий на гвардии-сержанта Долгопятова. Некоторым людям после службы категорически противопоказано о ней вспоминать, чтоб не будить своих заснувших демонов.
Когда его полыхающие безумием глаза немного тухнут, он садится обратно и поднимает стакан,
- Ну давай, брательник… Кто не был - тот будет, кто был - не забудет, семьсот тридцать дней, что провел в сапогах… За пограничные войска!
У основания его ладони, держащей стакан, виднеется татуировка «За ПВ», придающая весомости прозвучавшему тосту. А на кисти руки крупными синими буквами выбито «АНДРЕЙ». Странное стремление увековечить свое имя на собственном теле. Возможно, призванное не забыть его после длительного запоя, или облегчить работу патологоанатому.
- Чем теперь займешься? – интересуюсь я, поднимая стакан ему на встречу и прислушиваясь к шуму непрекращающегося дождя. В этом году осень выдалась особенно сырой и холодной. Учась в университете, я не очень представляю планы на жизнь своего троюродного брата, не имеющего никакого образования.
- Осмотрюсь сейчас немного, и крутиться начну, - Андрей, жадно выпив все содержимое стакана и, громко выдохнув, вытирает рукавом губы, - Сам понимаешь, сейчас не время штаны просиживать, надо серьезными делами заниматься. Батя вон завет на ферму к хозяину, но там нечего ловить. Есть у меня идейка одна, пацаны обещали помочь, в нужные темы ввести. Ты фильм «Клан Сопрано» смотрел?
***
- Привет, студент… - доносится голос из открытого окна остановившейся неподалеку от автобусной остановки девяносто-девятой модного цвета «мокрый асфальт», - садись, подвезу.
Заглянув внутрь, я вижу своего троюродного брата, и, распахнув дверь, с радостью сажусь внутрь, наслаждаясь окружившим меня комфортом. Автомобиль тогда все еще остается роскошью.
- Ну что, студент, нравится? – подбородком он указывает на приборную панель с мигающим подсветкой магнитофоном, - Учись. Красиво жить не запретишь. - Андрей с гордостью хлопает руль, - Это тебе не книжки всякие читать…
Из динамиков раздается какая-то жалостливая песня про сбежавшего с зоны зэка, ставшая недавно новым хитом. Сидевший за рулем Андрей лучится самодовольством. Короткая стрижка, кожаная крутка, висящая поверх футболки массивная золотая цепочка и печатка на толстом пальце – собирательный образ успешного человека в нашей провинции конца девяностых. Чтобы быть крутым, вполне достаточно оказаться сильным и наглым. На риск в виде возможного избытка свинца в организме никто не обращает внимания. Время стрелок, разборок и терок у нас еще не закончилось.
- Я теперь с Кареном работаю, - продолжает мой троюродный брат, сделав многозначительную паузу, видимо, чтоб я смог проникнуться его успехами в карьерной лестнице, - на серьезных темах сижу.
- Ты же вроде хачиков не любил? – для чего-то уточняю я.
- Карен нормальный, - тут же вступается за своего босса Андрей.
Похоже, чистота русской нации его уже не интересует. Да и кому она интересна, когда у тебя есть деньги? Карен был из числа тех, кого следует знать каждому уважающему себя человеку в нашем городке. Я вспомнил, как на выпускном в школе мы хвастались, кто из нас знает больше блатных. И Карен лидировал в этом негласном списке криминальной элиты. Смотрящий, отморозок и беспредельщик. Пару лет назад его хотели взорвать, подложив под его мерседес взрывчатку, но ему оторвало только ступни. Киллер сэкономил на тротиле. После этого Карен передвигался на протезах, что не помешало ему год назад убежать от другого киллера решившего расстрелять его из автомата. Очевидцы говорили, что, не смотря на инвалидность, смотрящий сумел обогнать своего охранника и развил скорость достаточную для получения спортивного разряда. Андрей нашел себе отличного работодателя.
Притормозив у моего дома, он достает из пачки забитый косяк и, прикурив, глубоко, с видимым удовольствием затягивается, медленно выдыхая дым через нос.
- Хорошая трава. Будешь? - Андрей вопросительно смотрит на меня, приподняв брови.
Я отрицательно качаю головой и вынимаю из кармана обычные сигареты.
- Я свои.
- А ты всё в универе своем фигней страдаешь? Если хочешь, давай к нам, - вдруг великодушно предлагает Андрей, - я с братвой поговорю. Нормально себя покажешь, в люди выбьешься.
Он снова вопросительно смотрит на меня. И я вновь в ответ отрицательно качаю головой,
- У меня через пару месяцев защита диплома, потом армия... Да и не мое это.
- Херня всё это. Но, как знаешь.
***
Андрея посадили в тюрьму через два года. Наверное, ему не стоило с двумя подельниками убивать семью состоящую из мужа, жены и двух несовершеннолетних детей. Для нашего небольшого города это было резонансное событие. Которое потом еще месяц обсуждали на всех кухнях. Говорили, что муж неосмотрительно задолжал Карену тысячу долларов. Потом, оправдываясь, убийцы поясняли, что они всего лишь хотели попугать, прижечь утюгом, поугрожать паяльником, ну может сломать руки. Но что-то пошло не так. Настолько не так, что на трупе мужа насчитали сорок восемь колотых ранений, не считая ожогов. Жена перед смертью была неоднократно изнасилована и познала прелести горячего паяльника вставленного в интимные отверстия. Детей просто зарезали. Андрею, как принимавшему во всем минимальное участие, дали всего двенадцать лет. Его мать, тетя Валя, умерла почти сразу после суда. Выпила самогонки, тихонько легла спать и больше не проснулась. Принято считать, что это была счастливая смерть. Отец, дядя Толя, спустя три года бросил свой совхоз и переехал в город к бабушке. Я его встретил через несколько лет на 9 мая. Он шел пьяный по улице, и, увидев меня, радостно обнял. Сказал, что Андрей на зоне в серьезном авторитете. И что когда Андрей выйдет, вот тогда они заживут. Андрей всех к ногтю прижмет. Я это обязательно увижу. И дядя Толя тогда тоже всем что-то покажет. Потом он зашатался и чуть не упал, а я, воспользовавшись ситуацией, торопливо попрощался и ушел. Дядя Толя умер через четыре года после нашей встречи. Цирроз печени не оставил ему никаких шансов. Умирал тоскливо, в одиночестве. А похороны организовывали родственники, скинувшись деньгами, так как после дяди Толи ничего не осталось.
***
В прошлом году я ездил навестить свой родной город, где когда-то родился и вырос. Недели мне оказалось достаточно, чтобы проведать близких и друзей, и посмотреть, во что спустя годы превратились мои детские воспоминания. На большее моего терпения не хватило. Ковыряние в похороненном прошлом отдает некрофилией, а передозировка ностальгией, вызывает такие же симптомы, как алкогольное отравление. Тошнота, головная боль и отвращение к окружающему миру. Купив билет, я с облегчением отправился на вокзал, чтоб быстрее покинуть этот населенный пункт, так напоминающий мне затхлый чулан доверху забитый старыми вещами, которые когда-то были дорогими, а сейчас просто ненужный хлам.
Здание вокзала в этом городе принято считать историческим памятником. При этом ничего интересного оно из себя не представляет. Но когда нет других достопримечательностей, их приходится придумывать. Обычное безыскусное строение с большими окнами и фонтаном на привокзальной площади, единственным во всем городе. Раньше в качестве фонтана были только ржавые трубы, из которых по праздникам лились струи воды. Теперь это целый водяной каскад с музыкой и подсветкой. Любимое место для фотографов во время свадеб.
Рядом с этим фонтаном мне встречается привокзальный бомж, не вызывающий ничего кроме омерзения. Почему-то я был уверен, что таких отвратительных персонажей уже не осталось, и они давно вымерли как динозавры, уйдя в прошлое вместе с эпохой лихих девяностых. Но видимо я ошибся, и где-то, в теплых краях, они еще умудрились сохраниться, словно занесенные в красную книгу редкие животные, завалившись за дно социальной пирамиды. Вонючее, лохматое существо неопределенного возраста, с серой нездоровой кожей, гнилыми зубами и косматой седой бородой перегородило мне путь.
- Помоги рублем, - обратился он ко мне, протянув покрытую въевшимися цыпками ладонь с желтыми, грубыми кривыми ногтями.
- Отвали, - у меня полностью отсутствовало желания тратить на него свое время, которого и без того до отправления поезда остается не слишком много.
Бомж расстроено махнул рукой, на кисти которой я заметил синие буквы «АНДРЕЙ».
Сидя в купе, я наблюдал за удаляющимся вокзалом. Где-то там оставался мой троюродный брат, которого я даже не угадал. Наверное, будет богатым.
