Сосед. Часть вторая
Часть первая: Сосед. Часть первая
____________
Лёша был самым младшим из трёх братьев, ему крепко от них доставалось. Подножки, пинки, порой надолго остававшиеся синяками. Но это — школа жизни, своеобразное воспитание. Родители, тоже выросшие в многодетной семье, не придавали этому особого значения. Скоро он научился давать отпор. А когда мальчики подросли, детская вражда изжила себя.
Братья души не чаяли в мелком, что ходил за ними хвостом, как привязанный. Вместе лазали по заброшкам, которыми изобиловал их маленький, постоянно редеющий посёлок: люди целыми семьями переезжали в областной центр, бросая муниципальные халупы в селе. Ребята ворошили старый хлам, играли в прятки в тёмных закоулках покинутых жилищ, сидели на полу, запалив огарок свечи, зловещим шёпотом рассказывали страшилки. Лёша всегда принимал их слишком близко к сердцу, и каждый раз дрожал, как осиновый лист, даже если байку уже слышал. Старших это забавляло. Меж ними родился новый прикол: пугать брата. Они стебались беззлобно, не осознавая, что кошмары забираются тому прямо в душу. Лёша искренне верил в Красную руку, Пиковую даму, Чёрную простыню и Гроб на колёсиках, из которого восстаёт Чёрный-чёрный человек.
В канун Нового года в магазине среди стандартных зайчиков-белочек затесалась чёрная, уродливо склёпанная маска гориллы, и братьям тут же пришёл на ум наикрутейший розыгрыш.
— Обосрëтся, стопудово, — констатировал старший, расплачиваясь монетками из общей копилки.
— Лишь бы мамке не нажаловался, — кивнул средний, пряча за пазуху покупку.
Братья дождались, пока все уснули и вышли в сени. Вытащили маску из рукава потрёпанного пуховика Ильи. Антон надел её и тихонько зарычал, согнув и выставив вперёд пальцы.
— Зашибись! И шубу мамкину напяль, — сказал Илья и протянул ему с вешалки старый каракуль.
— Давай, — Антон накинул громадную шубу. — Пошли! Ух, что сейчас будет!
Они на цыпочках прокрались тёмным коридором мимо кухни и родительской спальни, отворили дверь в комнату, которую делили с братом. Тусклый свет фонаря падал с улицы сквозь незанавешенное окно. Антон встал в освещённый кружок и принял отрепетированную позу, Илья спрятался за тумбочку возле своей кровати и замогильным голосом стал вещать:
— А в чёрном-чёрном доме жил чёрный-чёрный человек...
Младший брат сел на кровати, недоумённо моргая. Сон мгновенно слетел, как только он разглядел ужасное клыкастое нечто со сморщенным лицом, тянувшее к нему скрюченные когти. Он хотел закричать, но издал лишь приглушённый хрип. Чёрный человек шагнул, оказавшись совсем рядом, и, не шевеля губами, завыл: «Отдай моё сердце!»
Лёша вскочил, неуклюже лягнув монстра в бок, и опрометью бросился на кухню. Чудовище, хихикая, топало следом. Трясущимися руками мальчик опёрся о столешницу, пальцы нащупали разделочный нож. Чёрный человек уже шагал через порог, за ним шлейфом волочилась мёртвая шкура.
Плотный многослойный картон имел в районе глаз только две маленькие дырочки, практически закрывая обзор. Антон не увидел оружия в руках брата. Сейчас он схватит Лёшку, сожмёт в объятиях, закружит, сорвёт порядком надоевшую маску, в которой дышится с трудом, и они вместе посмеются над розыгрышем. Он прыгнул вперёд. Живот пронзила острая боль. Ахнув, осел, словно куль, на руки брата. Мир исчез.
— Что ты наделал?! — закричал в отчаянии Илья.
— Я убил чёрноловека... чернылвека, — бессвязно бормотал Лёша, трясясь крупной дрожью и всё ещё сжимая нож.
Вспыхнула лампа под потолком: на шум прибежали родители. Отец среагировал быстро, все вопросы — потом. Плотно перевязал рану, вместе со старшим сыном отнёс мальчика в гараж, осторожно погрузил на заднее сиденье старенькой «шестёрки». На предельно возможной скорости рванул в больницу. Если бы не снегопад, доехали б вовремя.
Лёша плохо помнил похороны, как потом приходил участковый, и его странные расспросы. Убил брата? В голове не укладывалось. Он убил монстра. Страшного потустороннего Чёрного человека, грозившегося забрать его сердце. Илья ходил черней тучи, терзаясь чувством вины. Иногда сгребал Лёшку в охапку и трясся в беззвучных рыданиях.
Родительское горе после потери сына заместило более насущное: как помочь живым. Подобно многим соседям они бросили дом в посёлке и переехали в город. Не в поисках лучшей жизни — в поисках спокойствия, подальше от гудящих об убийстве сельчан. Подняли на уши всю родню до восьмого колена, отыскивая специалиста, который бы помог их детям вновь обрести почву под ногами, а не запер в психушку. Нашли.
Илья быстро шёл на поправку, а вот с Лёшей пришлось долго и трудно работать. Ключевой установкой было категорическое отрицание существования чего бы то ни было потустороннего. Но когда мальчик осознал, что по нелепой случайности действительно убил брата, терапия чуть не закончилась полным провалом. Но время лечит. Время и таблетки.
***
Отец выкарабкался. Преодолел свои страхи, школу закончил с красным дипломом, поступил в университет, где познакомился с мамой. Флэшбэки порой накатывали, тогда он шёл к наблюдающему психотерапевту. Фармакология шагнула вперёд — небольшая коррекция дозы, кратковременная смена препарата. Они поженились сразу после выпуска, вскоре родился я. Конечно мама знала, что отец на таблетках, но он казался совершенно нормальным. Пока не вмешалась бытовуха, и родители не начали ссориться. Всё чаще у него случались резкие перепады настроения, приступы внезапной хандры. И, страшась за мирно спящего в детской кроватке отпрыска, мать выгнала отца вон. С концами.
На протяжении всего разговора я курил одну за одной, слушая, как дождь барабанит по ржавому подоконнику, уже не пытаясь выходить на балкон. Тушил бычки прямо о тумбочку, давя, пытаясь прогнать пробегающий между лопаток холодок. Теперь я понял, почему отец так ненавидел всё мистическое, так болезненно вспоминал о прошлом и чуть ли не всю жизнь сидел на таблетках. Такой судьбы врагу не пожелаешь. И всё, что мне от него осталось — это потрёпанный ежедневник. Я вновь открыл его, пропустив страницу, что читал самой первой, погрузился с головой в заметки.
***
4 октября
Вчера произошло то, что не поддаётся никакому объяснению. Помог с сумками соседке из семнадцатой. Живёт прямо напротив шумного старика. Кивнув на его дверь, заметил, что ей не повезло с соседями. Она не поняла, кого я имею в виду. Я описал глуховатого деда на ходунках. Тётка посмотрела на меня, как на психа, выхватила из рук сумки и обозвала алкашом. Следующие её слова настолько врезались мне в сознание, что я до сих пор помню её точную фразу: «Совсем что ли тронулся, молодой? Помер дед. Месяца три назад хоронили. Да и слава Богу, что помер. Никому тут житья не давал. Перед смертью обещал, что проклянет этот дом. Видно, совсем уже плох был».
Я долго торчал на лестнице, ничего не соображая, потом вернулся к себе. Чёрт. Я съезжаю с катушек. Это не пьяный бред, ведь я не пил несколько дней. Таблетки должны помогать, но… Эта квартира! Этот дед! Эти долбаные воспоминания! Монстров не существует. Не существует! Сверху снова раздался удар. Мой гроб принялись заколачивать. Стоило мне поднять глаза к потолку, как я подскочил на диване и несколько раз моргнул. По стенам медленно начала стекать мерзкая тёмно-красная жижа.
Постараюсь максимально подробно изложить, что было дальше. Хотя руки почти не слушаются, а перед глазами всё расплывается от наворачивающихся слёз. Плевать. Возможно, это моя последняя запись. Если кто-то её прочтёт, решит, что я слетел с катушек. Спился. Траванулся. Принял галлюцинацию за реальность. Но, сука, я видел это своими глазами!
Вчера, когда потекла кровь, я не выдержал и заорал. Закричал так громко, чтобы услышал даже глухой старик. Та густая, тяжёлая капля на моей рубашке стала последней в море моего отчаяния. Я решил бежать. Плевать куда, лишь бы подальше от этой чёртовой халупы. И не смог выйти.
Ключ свободно повернулся в замке, но дверь не открывалась. Я ломился в неё: стучал кулаками, пытался выбить с разбега — ничего не помогло. Я оказался заперт в четырёх стенах. Вернувшись в комнату, замер на месте. Сквозь стекло я разглядел на балконе тёмный силуэт. Сгорбленный, маленького роста, опирающийся на ходунки силуэт. Дед стоял там, как ни в чём не бывало. Словно у себя дома. Он медленно сделал шаг навстречу, ходунки глухо стукнули.
Ручка повернулась, и балконная дверь открылась нараспашку. Но порог переступил уже не немощный старик. А огромное, лохматое существо. С чёрной обезьяньей мордой. С чёрной кучерявой шкурой. Я задохнулся от ужаса и едва не потерял сознание. Бросился на кухню, как тогда, пятьдесят лет назад, и забился в угол. Нож сам оказался у меня в руке. Но в этот раз я просто не смог бы ударить. Я не в силах был даже подняться. Даже вытереть слёзы. Монстр вот-вот должен был выйти из-за угла.
Едва помещаясь в коридоре, обезьяна нелепо переставляла ноги, приближаясь. Я дрожал и кричал, чтобы она проваливала. В метре от меня чудовище остановилось. Подняло руки и стянуло с себя страшную маску. Под ней оказалось улыбающееся лицо брата. «Ты… ты не настоящий», — только и твердил я, — «не настоящий. Уходи». Но Илья лишь по-детски улыбался. Звал с собой. Сказал, что не винит меня в случившемся. Сказал, что пора уходить. Сказал, там мне будет лучше. И, наклонившись ко мне в этой нелепой шубе, протянул мой любимый галстук.
Это можно списать на алкоголь. Побочки. Одиночество. Но я не пил уже несколько дней. Ни виски, ни кветиапин. Теперь можно, теперь уже всё равно. Я впервые столкнулся с тем, что не могу объяснить. Наяву вижу покойника, который спускается ко мне на балкон и превращается в брата. Не знаю, фантом он или призрак, но сам факт его существования ставит под сомнение всю мою работу и все принципы. Полвека назад люди, мнению которых я всецело доверял, приняли меня за психа, потому что я поверил в страшилки. Полвека я доказывал, что не существует ничего, что нельзя объяснить. Пятьдесят лет специалисты пичкали меня таблетками.
Твою мать! Я убил брата, потому что мне было страшно. Сейчас мне тоже страшно. Но я больше никому не причиню вреда. Пусть это будет моей галлюцинацией. Или кошмаром. Но кошмаром, в котором я останусь навсегда.
***
После очередного глотка из бутылки записки отца уже не казались мне вымыслом. Я всецело проникся его страхом, ладони покалывало, по спине бежал липкий холодный пот. Но ведь всё это — полная чушь, верно? Как бы там ни было, я больше не собирался оставаться в этой квартире. Бросив ежедневник на кровать, я вышел в прихожую и накинул куртку. Ноги уже порядком не слушались от выпитого.
Я стоял перед дверью и нелепо таращился на неё, не решаясь открыть. Она не может быть заперта. Одно простое действие отделяет меня от свободы. Я медленно с опаской потянулся к дверной ручке. Когда пальцы коснулись холодного металла, галстук, так и болтавшийся на ней, пошевелился. Я замер не в силах поверить в происходящее, а узкий лоскут свободным концом мгновенно обернулся вокруг моего запястья. Руку обожгло. Я попытался вырваться: кожу сдавило сильнее, пальцы посинели на глазах. Я упёрся ногой в дверь и с силой потянул на себя, рискуя получить вывих. Галстук слетел с ручки, а я по инерции упал навзничь. Грёбаный кусок ткани ослабил хватку и, подобно змее, скользнул по плечу к шее, обвил горло. Я судорожно вцепился в галстук, но между шёлком и кожей не было зазора даже чтобы втиснуть ноготь. Дышать становилось всё труднее, перед глазами мельтешили чёрные точки. Шатаясь, я ринулся на балкон.
На свежем вечернем воздухе ожившая причина смерти отца отпустила меня, вновь превратившись в мёртвую тряпку. Я с трудом перевёл дыхание и закашлялся, едва не сблевав через перила. Отец писал, что эта квартира стала его гробом. Но точно не станет моим. Ни за что не вернусь внутрь! О том, чтобы спрыгнуть вниз, нечего было и думать: четвёртый этаж. В самом лучшем случае переломаю ноги. Балкон снизу, был, как назло, застеклён. И, подняв голову, я увидел единственный выход – пойти туда, где, по словам отца, была причина всех бед. Забравшись на ограждение, я вытянулся и достал до площадки надо мной. Подтянулся и из последних сил заполз на выщербленный бетон.
Выход на балкон был загорожен изнутри куском фанеры. Прежде, чем пытаться сдвинуть её, я заглянул в окно. И затаил дыхание. В комнате не было ни мебели, ни ковра, лишь большое зеркало в углу. Весь пол уставлен свечами. Язычки пламени, подрагивая, отражались в гладкой поверхности, наполняя помещение рваным колеблющимся светом. В центре на коленях вполоборота к окну стоял старик, склонившись над раскрытым фолиантом. Я чётко видел его профиль с крючковатым носом. Губы шевелились: он бормотал себе под нос и каждые несколько секунд ударял об пол чем-то похожим на короткую металлическую палку. Старик поднял голову и заметил в отражении моё лицо, прилипшее к окну. Медленно повернулся и, поднявшись на ноги, пошёл в мою сторону. Для передвижения ему не нужны были ходунки. Бежать было некуда. Я стоял на открытой площадке. Одно неверное движение, и я труп.
Дед молча отодвинул фанеру. Высунулся в образовавшийся проём и хриплым голосом произнёс:
— Заходи.
Словно загипнотизированный, на негнущихся ногах я вошёл в комнату. Страх зажал сердце в тиски, оно билось глухо и редко. Старик принял прежнюю позу. Поднял взгляд на меня.
— С отцом пришёл поговорить?
В тусклом свете отблесков пламени он выглядел зловеще.
— Он… он что, жив?
На морщинистом лице старика появилась ухмылка.
— Из живых здесь только ты. Но это ненадолго.
Рефлекторно я огляделся в поисках выхода. Либо прыгать с пятого этажа, либо ломиться в запертую дверь.
— То, что ты видишь, — продолжал он, — не зеркало. Портал. Каждую ночь из него выходят мёртвые. И забирают кого-нибудь из верхнего мира с собой. Позвать твоего родственничка?
Слова, что шелестели из уст этого полоумного, не укладывались в голове. И с каждой минутой, проведённой здесь, ужас всё сильнее окутывал меня.
— Вы тоже вернулись из… из зеркала?
Дед лишь кивнул и, снова склонившись над книгой, продолжил читать то ли молитву на неизвестном языке, то ли текст, способный призвать Дьявола.
На краю сознания теплилось что-то, что никак не удавалось ухватить. Я медленно подошёл к зеркалу и заглянул в него. Там не отражалось ничего, кроме меня, старика и пламени свечей.
— Один шаг, — сказал дед, — и ты встретишься с отцом.
Мысли бешено метались в голове. Если этот дед действительно умер несколько месяцев назад, а теперь сидит тут, значит всё, что он говорит — правда. С другой стороны, я прочитал об этом в дневнике отца — можно ли доверять словам спившегося одинокого журналиста? А раз старик реален, значит... Но как тогда объяснить напавший на меня галстук? Помутнением рассудка?
— Чего ты ждёшь? — прозвучал замогильный голос за спиной.
— И правда.
Я схватил с пола один из огарков в старом металлическом подсвечнике и с размаху бросил в зеркало. Прикрыл лицо рукой от разлетающихся брызг разбитого стекла. Громкий звон сопровождался истошным криком старика. Тот в панике схватился за голову, затем принялся собирать с пола осколки. Возможно, он действительно верил, что сможет собрать зеркало заново.
Действовать надо было быстро. Кто знает, что ещё выкинет слетевший с катушек старик? Я бросился к двери, подергал ручку — заперто. Побежал на балкон в надежде всё же как-нибудь аккуратно спуститься хотя бы назад, в квартиру отца. Но это представлялось почти невозможным. Даже повиснув на этой площадке и спрыгнув, не факт, что я не пролечу мимо своего этажа. Я оглянулся.
Дед, оставил тщетные попытки собрать зеркало, зарычал, словно зверь, ощерив щербатый рот, и пополз ко мне на четвереньках с неестественной скоростью. Я в ужасе отпрянул и слишком поздно осознал, что не могу удержать равновесие. Инстинктивно замахал руками, но сила тяжести была против меня. И не успел старик доползти до балконной двери, как я уже летел вниз.
***
Было ощущение, что я словно вынырнул из воды. Тяжело дыша, провёл руками по телу — вроде бы цел. С груди свалился ежедневник отца и приземлился на пыльный пол — рядом с почти допитой бутылкой. Чёрт. Это был кошмар? Напился, начитался страшилок и уснул? Голова раскалывалась. Я медленно встал и подошёл к входной двери. Синий галстук мирно свисал вниз и не предпринял попыток задержать, когда я потянул за ручку. Уже шагнув за порог, я на миг остановился. С потолка квартиры послышался громкий удар. После — ещё один. Решив, что больше ни за что сюда не вернусь, я захлопнул дверь и бросился вниз по лестнице. Ровно в тот момент, когда сверху раздался чей-то отчаянный крик.
__________
Написано в соавторстве с Ходченковой Региной.






