Максим Игоревич Скворцов с детства был странным ребенком. Нет, изначально все было, можно сказать, как и у всех, уставшая мать с потухшим взглядом, закрашиваемой сединой и ранними морщинами, умерший от инсульта дедушка, разбитая артритом едва передвигающаяся бабушка, в меру сил помогающая дочери, и отец, ушедший за хлебом в ночь. Игры в песочнице под мрачными взглядами немых многоэтажек. Смутные воспоминания о детском садике. Невкусная манная каша с комочками, позорные акты энуреза и добрая воспитательница, ласковая, нежная и очень-очень уставшая. Макс не помнил ее лица или голоса, только расплывчатый образ чего-то прекрасного, чего-то, временно заменявшего маму, пока она вкалывала на работе и двух подработках, оплачивая коммуналку, еду и изредка балуя сына разными мелочами. Девять классов школы. Хотел стать историком, но пошел в ПТУ. Работа сварщиком. Двадцать лет пролетели, как по щелчку. Калейдоскоп серых и черных оттенков с редкими проблесками цветных пятен.
Скворцов точно не помнил с чего началось его почти маниакальное увлечение величием Древнего Рима.
Ему всегда нравилась история, а Рим есть основатель истории. Перелистывая страницы учебников, вчитываясь в ровные ряды букв ему казалось, что он где-то там, в Средневековье втаптывает копытами боевого коня черепа врагов в грязь, что по его воле возводятся Сфинкс и пирамиды, что перед ним склоняются тысячи и десятки тысяч людей. Что он некто больший, чем безликий и унылый винтик, о котором никто и никогда не вспомнит. Он воин, он рыцарь, он король, он бог, а не безымянный сварщик, похоронивший бабушку и маму, в тусклом одиночестве морально и нравственно разлагающийся в однушке на окраине занюханного городка. И ровные колонны Рима мерещились чаще всего.
Легионы гордых сынов Римской Империи, гладиаторы на песке Колизея, горящие леса варваров. Колыбель цивилизации, величайшая из когда-либо существовавших держав, к сожалению, не дотянувшая до наших дней, выродившись в позорное нечто, прогибающееся перед вшивыми мигрантами, пачкающими немытыми лапами великое наследие.
А потом началась война и стало совсем плохо.
Современная история Скворцова не интересовала, как и политика, она скучна и невыразительна, каким образом очередной коррупционер, нанюхавшийся кокса с груди проститутки может сравниться с походом Цезаря на Галлию? Как, что, когда, почему и где - он знал только в общих деталях. Госпереворот, погромы и бунты, люди в камуфляже, занимающие здания администрации, страх в глазах соседей и нездоровая суета коллег на заводе. Совершенно внезапно Максим оказался гражданином новорожденного государства и это крошечное непризнанное образование тут же втянулось в резню, не жалея своих и чужих.
Снаряд в дом, когда он на работе. Подъезд перетирает в бетонную крошку, щедро разбавленную мебельными щепками и кроваво-костной взвесью, недавно бывшей людьми. Спасатели два дня доставали из-под завалов мертвецов и калек.
Беженец. Фантазии о Риме помогали не свихнуться окончательно. Эскапизм, всегда актуальное бегство от реальности. Он не голодранец, он Император в изгнании.
Максиму нравилось спать. Ему никогда не снились сны, каждый раз - только тьма. Это походило на маленькую смерть, а он очень давно и сильно хотел умереть. Во сне не было горя и печали, не было выцветающих в памяти лиц родных, давно сгнивших в деревянных ящиках двумя метрами ниже уровня земли, не было жерновов мироздания, изувечивших его жизнь и душу. Был только он, плывущий в черноте бесконечности.
Проснулся в два ночи, под раздающееся откуда-то издалека эхо работы крупнокалиберного пулемета и раскатистый рокот прилетов. Сырой, неосвещенный полуподвал, низкий, опасно нависающий над головами потолок, покрытый паутиной мелких трещин, из которых сочились капли мутной воды. Два десятка, кутающихся в тряпье, забывшихся беспокойным сном человек, у которых больше нет ничего.
Бог пришел к нему во сне, ответив на безмолвные молитвы. Не Иисус Христос, не кармическая сущность, не Будда, не Кришна, не духи предков и не Аллах. Тот, о существовании которого Максим даже не подозревал. Мрачный темный бог, безумно смеющийся в пустоте, сотканной из извивающихся миазмов плоти.
Бог сделал ему подарок, преподнес искру от своего огня.
Самый лучший из всех, что можно себе представить, и не попросил ничего взамен. Ни жертвоприношений, ни храмов, ни молитв.
Максим раньше никогда не убивал.
Даже когда загибался от голода не имел в себе силы за банку консервов проткнуть кому-то брюхо припрятанной заточкой из неровного, зазубренно-острого осколка противотанковой мины. Ввинченные в черепную коробку шурупы сдержек воспитания и страха останавливали, парализовывали.
Но той ночью он не дрогнул. Единственный раз в жизни, когда Максим был по-настоящему счастлив. Бесцветная тоска окрасилась красным цветом триумфа.
Скворцов, нет, уже не Максим Скворцов, а Цезарь, Император, переходил от тела к телу, чертя на глотках кровавые улыбки. Конвульсии и булькающие хрипы. Делал быстро, безжалостно. С холодной профессиональностью.
Последние проснулись, заголосили. Это их не спасло. Смерть стелилась у ног утренним туманом, вязким, прохладным. И таким манящим.
Цезарь не помнил сколько обретался на тлеющих, переходящих из рук в руки, руинах Севербинска, недели, может быть месяцы, выстраивая фундамент Нового Рима, собирая первую когорту, Первый Легион, своих преторианцев. Бог таких, как он, таких, каким он стал, не ограничился одним Даром. Он бесконечно щедр к своим детям.
Максимилиан знал, как работает багровый дым, клубящийся у него в груди. Знал, что с его помощью можно сотворить. И это знание, это божественное откровение, намертво вцементированное в мозг, пьянило лучше любого самогона, в котором раньше глушилась тоска.
Война - время таких, как он. Пламя свечи, грозящее обернуться огненным ураганом.
В начале было тяжко. Знания появлялись дозировано, капля за каплей - Отец заботился о нем, не давал непосильную ношу. Очень много крови пролилось, до того, как Максим смог пополнять свои ряды полноценными марионетками, а не выродками, мяснецами и комками плоти, требовавшими постоянного скрупулезного контроля для хоть сколько-нибудь полезного выхлопа.
Легионеры выходили в ночь безликими тенями бойни, призраками отмщения, вестниками новой эпохи. И возвращались, волоча на себе бездыханные тела, отправляющиеся на переработку в Чаны.
Что ополченцы, мобики, срочники, мародеры и беженцы могут противопоставить модернизированным куклам? Ничего. На укрепрайоны Скворцов пока не лез, рано еще. Копить мощь и поголовно вырезать всех, не относящихся к новоримской нации, покуда новые знания не дадут очередной козырь в партии со всем миром. Но дальше от Дерябинска и Вышнегорска к Севербинску подошли соединения контрактников, танковые дивизии и мотострелковые батальоны. Командование собирало цельнометаллический кулак для окончательного захвата города и прорыва на этом направлении, предположительно планируя занять Метовск и Кузьминск.
Ночное зрение, улучшенные рефлексы, тонкий слух и нюх, укрепленный скелет, уплотненные мышечные волокна - все навороты химер разбились о численный и технический перевес. Хвала Отцу Монстров, вышел почти в ноль, благодаря тому, что вояки понятия не имели, с кем месились на самом деле, со скрипом проглотив версию об обдолбанных боевиках залетных ЧВК и слетевших с резьбы отрядах самообороны. Логово с Чанами накрыло минометным огнем, даже Императора зацепило. Основную часть взорвавшейся в метре болванки на себя принял Тиберий, шальной осколок умудрился кольнуть плечо, застряв в мягких тканях и чудом не зацепив кость. В фильмах, когда герои ловили этой частью себя бандитские пули это почти никоим образом не сказывалось на их боеспособности. Оказалось, кинематограф врет в слишком многих аспектах. Били несколько часов. Надежная база, запасы биомассы и цепочки производства химер уничтожены, все начинать сначала.
Пришлось отходить на северо-восток, потеряв в затяжных отвлекающих боях вторую, так до конца и не доукомплектованную центурию.
Если бы новый бог Цезаря открыл несколько своих тайн чуть раньше... Максим успел бы переделать всех кукол в еретиков, в таких, каким получился Тиберий, центурион и советник Императора. И тогда этот край захлебнулся в крови.
История не терпит сослагательного наклонения.
Максимилиан Великий пока еще жив и у него есть армия, сотня безоговорочно преданных кукол. Рубикон пройден.
Вишневка. Вишневка станет его Галлией.
-Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да прийдет Царствие Твое, да будет воля Твоя...
Петляющие издыхающей гадюкой проселочные дороги в принципе такое себе удовольствие, а во время растянувшейся на десяток лет войны и подавно. Перепаханная гусеницами танков и колесами бронетранспортеров колея шла горбами и выбоинами, время от времени щерясь полузасыпанными воронками. В затянутой бронестеклом бойнице до горизонта тянулась даль давно покинутого сельхозсообществом голого поля с редкими надгробиями перекрученных кусков металлолома, в которых с трудом можно было опознать подбитую технику. Если выглянуть в противоположное - редкая лесопосадка, с начинающей опадать листвой, лето заканчивается.
Нас нещадно трясло, неровным слоем размазывая по внутренностям бронеавтомобиля. Нас - это мое звено и пацанов Ахмеда. В салон «Тигра», не считая высунувшегося наружу по пояс пулеметчика и неизменного Петра Григорьевича за рулем, плотно набилось десять человек. Десять не самых маленьких мужиков в полной экипировке на кусок пространства, вроде как способный принять в себя не более четырех-шести пехотинцев.
Автомат между коленей, уперевшись прикладом в пол. Справа плечом подпирает квадратный Махмуд, слева бормочет Холод. Снял перчатки, вертит в узловатых, исписанных выцветшими, наколотыми еще на малолетке перстнями, иконку Архангела Михаила. Она так и была подписана чуть ниже чувака с мечом - «Архангел Михаил», а сзади трудноразличимый текст молитвы. Зэк шпарил по памяти.
На бывшего урку, хотя, как известно, бывших сидельцев не бывает, открыто косимся только мы с Фарухом. Он по религиозным соображениям, а я скорее с нездоровым любопытством. На моей памяти, Всемилостивый и Всепрощающий Боженька еще никому не помог, эта падаль станет исключением?
Я знаю, что его зовут Щеклин Егор Васильевич, я знаю, что у него четыре ходки, на всю спину набита Богородица с младенцем на руках и я знаю по каким статьям он чалился в местах не столь отдаленных. Статьи 131, 223, 105, 228, 111, 162, 318 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Изнасилование, изготовление огнестрельного оружия, умышленное лишение человека жизни, изготовление наркотиков, причинение тяжких телесных, разбой, нападение на сотрудника полиции при исполнении. Фулл-хаус.
А еще я знаю, что если он полезет ко мне со своим богом я всажу пулю ему в черепную коробку и мне за это ничего не будет, потому что я - лейтенант с россыпью орденов, а он рядовой смертник, еще не успевший понять в какой пиздорез его затянуло острое желание любой ценой свалить с пожизненного.
Бои оттянулись ближе к Севербинску, одни прорвали оборону и уже выдавливали вторых на окраины. Грохот прилетов. Остатки мрачных железобетонных колоссов ровняло с землей артиллерией.
А мы колонной едем по полю, лишь милостью Темных богов и ухищрениями яйцеголовых, не превратившись в мишень ни для тех, ни для других.
«Тайфуны», «Тигры» и пересобранные практически до неузнаваемости БТР-90. Печень готов поставить, что мы самые упакованные дядьки в радиусе ближайшей сотни километров.
Небо хмурится, затянув Солнце тучами, серыми и унылыми, как наши никчемные жизни, сливается со всполохами взрывов на горизонте. Кажется, что вот-вот пойдет дождь, мерзкий, моросящий, страшающий пневмонией и превращающий пыльное полотно дороги в раскисшее месиво. Но небеса все никак не разверзнутся.
Взамен Гири и Штопора, подохших на первом же выезде, мне дали зэка и очередной кусок биомассы, только что выблеванный урезанной кадровым голодом учебкой. В край охуели суки, дают общий расклад по химерам, базовую боевую подготовку и скидывают на мои обглоданные лямками бронежилета плечи. Благо, что не совсем долбоебы сидят и понимают - два трупа это ОЧЕНЬ хороший размен на кукловода-крысобоя. Мне даже внеочередную премию выписали, вторую в этом месяце. Люди умеющие убивать всегда в цене.
Дохуя религиозный уголовник и не отстреливающий местные реалии кочка, переплюнувший в габаритах даже Магомеда. Вообще, командира второго звена, временно вверенного под мое чуткое руководство, зовут Анхель, но как-то так повелось, что его называли всеми хоть сколько-нибудь околовосточными именами, кроме настоящего.
Никогда не думал, что признаю это даже мысленно - но нас можно назвать приятелями. Бывшего скина и москвича во втором поколении с греко-испано-армянскими корнями. Жизнь любит такую хуйню.
С ребятками Джамала знаком только по верхам. У него не такая дикая текучка кадров, как у старины Угла, вечно выступающего в каждой почке заточкой, и в составе редко появляются новые лица. Абвер, Фара, Бикс и Кефир. Сука, ни один в Новгороде не остался гнить. Я, можно сказать, праведно негодую.
-Знаешь почему жирных баб не берут в стриптиз? - донеслось со стороны Кефира и Абвера, сидевших ближе всего к Грихе, - потому что они ПЕРЕГИБАЮТ ПАЛКУ.
Растянул губы в улыбке. Затянулся. Выдохнул.
Старый анекдот. Старый, но смешной.
Расклад не из лучших. У нас никогда не бывает чего-то простого и легкого.
Химерологи, алхимики, колдуны или химы, как их не называй, стекаются на запах войны, как мухи на свежую мертвечину. Хер под кодовым обозначением «Римлянин» появился неизвестно откуда и доподлинно непонятно сколько времени накапливал биомассу, все следы теряются в потоках беженцев и телодвижениях группировок войск, выясняющих отношения за кусок земли, густо усеянный обломанными клыками многоэтажек. Всплыл в Севербинске, как раз после очередного перехвата контроля над населенным пунктом. Постоянно меняющий владельца стратегически важный объект, если верить говорящим головам в телике, открывающий доступ куда-то там, развить успех и возможность закрепиться где-нибудь. Мы, ну во всяком случае конкретно я, не лезем в политику, пока политика не касается химов. Точнее, покуда никто из алхимиков не тянет к ней грязные щупальца. Прошляпили одного, дорвавшегося до ресурсов целой страны - Третий Рейх, получите и распишитесь.
Итак, Римлянин. Стоит сделать довольно важное отступление, химерологи поголовно конченые отморозки. Особо мозговитые ребята из Центра так и не смогли прийти к однозначному ответу - это Дар, пресловутая Искра Отца Монстров, так влияет на психику, либо же возможность воздействовать на органику, ломая об колено хребет привычному миропорядку, достается исключительно обладателям определенного психопортрета. Но факт остается фактом, довольно часто алхимики оказываются на чем-то зациклены. На лавкрафтианских шогготах, как уебок из Новгорода, на Средневековье, как пара парней с Камчатки, или на Риме, как этот ноунейм.
Изначально он действовал тихо. Навыки маскировки, конечно, хромали, но многого и не надо, чтобы не отсвечивать в центре мясорубки всех со всеми - ноль зацепок, очкарики еще не научились взламывать камеры там, где нет электричества. Скорее всего, стандартный набор новичка из комков плоти, выродков и мяснецов, позволивший раскачать Чаны Плоти.
А дальнейшее по началу списывали на деятельность диверсантов и карателей. Пропадающие по ночам патрули, стремительные налеты, засады, комнаты, залитые кровью по потолок, только кровь, никаких трупов.
Подтянувшиеся на огонек профессиональные армейцы быстро выдавили обывателя знакомого со стратегией ведения уличных боев только по компьютерным игрушкам, заставив бежать на юго-восток. Прокололся на любви к Риму. Центр вряд ли бы обратил внимание на сотню вырвавшихся из Севербинского котла боевиков, но на вояк, облаченных в костяные доспехи... жаль, что вооружил их винтовками, а не гладиусами, ликвидаторам меньше работы.
Картинку с дронов быстро перехватили и отретушировали. Уже «птички» Центра оперативно отследили передвижения Римлянина, послав нас наперерез, не успели, химеры захватили Вишневку. Полувымершее село, занятое полевым госпиталем и отходящей к Метовску третьей ротой пятого мотострелкового батальона, доукомплектованной срочниками и мобилизованными.
Основной костяк марионеток попер тупо в лоб, покуда вспомогательные отряды заходили с двух сторон, зажимая населенный пункт в клещи. Бесшумно сняли часовых. Вошли в деревню. Продвинутые боевые куклы с наскока помножили сопротивление на ноль, подавляя редкие очаги сопротивления. Перепрыгивали ветхие заборы, вламывались в дома, расстреливали солдат, раненых, медперсонал и мирняк. Ломали шеи курицам и козам. Трупы, оставляя прерывистые кровавые полосы на засохшей грязи и растрескавшемся асфальте, стаскивали в одну кучу точно по центру поселка, вокруг которой нарезал круги химеролог, нескладный, костлявый, ссутуленный, замотанный в красную тряпку, символизирующую плащ, под тканью просматривались очертания костяной брони. Рядом с мясным холмом немым телохранителем высилась тощая фигура еретика, единичный экземпляр, Центр так и не смог найти среди бойцов Римлянина других продвинутых химер. Но это не значило, что их нет.
День-два и здесь была бы настоящая бойня. Трансмутировать кукол в еретиков стоит не так уж и много биомассы, а там, того и гляди, хим дорос бы до извергов, тяжелобронированной и крайне проблематично умерщвляемой пехоты.
Сотня еретиков... Рыково нервно курит в сторонке.
Колонна бронетехники разбивается на четыре отряда, заключающего поселок в котел. Держимся на почтительном расстоянии, стервятников не видно, но кучу «коробочек» можно рассмотреть и без мясных дронов.
«Тигр», взрыкнув мотором, остановился. Разговорчики замолкли.
-Примкнуть штыки, - натягиваю на морду балаклаву, противогаз. Примыкаю штык-нож.
Сулейман косится на меня, так и не выкупил фишки со штыками, но мне насрать, лучше иметь штык, чем не иметь. Холод замешкался, прячет иконку в разгрузке, одевает перчатки.
Подошвы берцев выбивают облачка пыли из ударившей в ноги земли.
Наша боевая задача - защищать «Тайфуны» и БТР-ы в случае контратаки со стороны Римлянина, а так же при попытке побега рвануть на перехват. Когда машины отстреляются мы пойдем на зачистку.
Вишневка отсюда кажется декорацией, горстка игрушечных домиков. В окнах не горит свет. Несколько сараев медленно охватываются больше дымящим, нежели обгладывающим древесину огнем.
Химер можно уничтожить только пламенем и то, далеко не всех. Я слышал от ветеранов о тварях, регенерирующих из кусочка плоти, забившегося в трещину или утащенного крысой в нору, избежав близкого знакомства с потоками огня. Ценой десятков жизней замочили разожравшуюся дикую химеру, а спустя месяц, если не неделю, она возвращается и продолжает убивать.
Бронебойные, разрывные, экспансивные - они замедляют, ранят, временно выводят из строя, отрывая конечности или повреждая критически важные узлы. Химеры не могут регенерировать только из пепла. Как Геракл и Лернейская гидра. Что? У меня племянник мечтает стать историком, волей-неволей понахватаешься всякого.
Химеры - единый организм, сцепленный волей алхимика, в этом их сила и их слабость. Коллективный разум, способный на немыслимую координацию действий, знающий все, что знает каждая его составляющая.
Начиненный взрывчаткой дрон срывается в крутое пике, оканчивающееся под ногами Римлянина. Еретик заметил размытое пятно или услышал шорох пропеллеров, рванул к хозяину. Не успел. Два силуэта исчезают в огненном пятне. С запозданием до нас доносится звук взрыва.
Первый выстрел из АГС-а лег аккурат рядом с наибольшим скоплением кукол - на Отдел работают профи. Начиненный пирогелем ВОГ разорвался перекрученным огненным бутоном, окатив улучшенной версией напалма пополам с осколками пародии на человека разумного. Вспыхнули, как спички. Упали на землю, размокшую от крови, с воем катаясь по грязи. Бессмысленное занятие, эта смесь будет гореть и под водой, разве что вакуум сможет спасти.
Тяжелые квадрокоптеры опустились на опасную высоту, исторгая из своих недр самовоспламеняющиеся брикеты, разворачивающиеся в воздухе белесыми фейерверками за авторством правоприемников Инквизиции. Стрельба гранатометов сливается с рокотом автоматических пушек на БТР-ах.
-Господи, спаси и сохрани нас...
-Не засорять эфир, - рыкнул на урку.
Господу, если он в принципе есть, давно насрать на своих детей. То ли дело Отец Монстров, регулярно поставляющий для нас работку. Вот в его существовании, как и наличии где-то там Четверых, я давно не сомневаюсь.
Лишившись координатора монолит улья распался на кучку диких химер, ведомых заложенными алгоритмами. Они метались между полыхающих домов, ища пути отхода, образовывая стаи, тут же разрушающиеся под рев первостихии.
Огонь. Мне всегда нравился огонь.
Он пробуждал ту часть меня, что дремала под тонким налетом цивилизации, мрачное наследие предков, обряжавшихся в шкуры и выгрызавших у мироздания каждый день под солнцем.
Точки взрывов. Вишневку ровняли с землей двадцать минут. Тотальное истребление.
А ведь там наверняка еще оставались люди, успевшие спрятаться.
Нас погнали вперед, растянутой линией под прикрытием техники.
Обугленные кости, спекшаяся земля. Оплавленные руины, горело железо и бетон. Дым и огонь. Почерневшие скелеты зданий. Мы ковырялись на обломках до ночи. Забираю свои слова обратно, это было проще, чем я думал. Никто не выжил. От алхимика и еретика даже ошметков не осталось.
