Всем привет, дорогие мои. Почитал я комментарии на первый дневник, подумал и решил накатать второй рассказ в этом стиле. Оценки у него, правда, противоречивые, но, на мой взгляд, выглядит прикольно. Приятного чтения.

Дневник
**************************************************

Боже, до чего же страшно. Как я попала сюда? Почему в голове какой-то туман? Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь, но всякий раз воспоминание ускользает куда-то на задворки сознания.
Кажется, моё имя - Аня. Но я, почему-то, в этом не уверена. Всё, что сейчас при мне есть, так это этот потрëпанный дневник с погрызанной ручкой. Я замурована в какой-то странной комнате. Здесь нет ни двери, ни маленького окошка, ни какого-либо выхода. Лишь железная кровать в углу и стол по середине. Ещё, судя по всему, я беременна... От этого ещё страшнее.

День 1.

Я не знаю, что писать, и зачем вообще я что-то пишу. Мне постоянно хочется спать. Так и проспала весь день, наверное. Лампочка на потолке горит постоянно и я понятия не имею, какое сейчас время суток. Так же, как и не понимаю, откуда берётся еда на столе. Кормят, на удивление, вкусно. Это хоть немного радует.
Здесь ни чего не происходит. Всё время сплю. Гнетущая тишина давит на меня вместе с этими холодными стенами. Действует на нервы...

День 2.

За завтраком случилось нечто странное. Хотя, учитывая то, где я нахожусь, наверное, это не так уж и странно. Скорее, стало только страшнее.
Кто-то, или что-то дышит мне в затылок, постоянно что-то нашëптывая. Неразборчиво, отрывисто. Чувствую, как волосы шевелятся от этого холодного дыхания. Я резко обернулась - никого. Попыталась схватить руками, но не ловила ничего, кроме воздуха. Прижилась спиной к стене - ни какого эффекта. Пробовала закрыть шею подушкой, тоже безрезультатно. Оно постоянно дышит... Шепчет...
Я кричала, билась в истерике. Не знаю, как долго. Но даже тогда я это чувствовала. Теперь сижу и плачу. Аппетита нет. Хочу снова звенящей тишины. Хочу выбраться отсюда, но не знаю как. Хочу домой. Хочу хотя бы вспомнить свой дом...
Может быть я сильно ударилась головой? У меня теперь амнезия и галлюцинации? Я в больнице? Но почему тогда я не могу найти выход, как бы не старалась?..

День 3.

Что-то барабанит пальцами по столу. Я не вижу, что, или кто это. Вычислить источник звука было не сложно, но... смотрю на него и ничего не вижу. Может быть там есть какой-нибудь встроенный динамик?
Осмотрела всё, что можно. Металлическая холодная гладь, кажется, не имеет изъянов. Но звук не прекращается. Как и это мерзкое влажное дыхание с шёпотом в затылке. Наверное, это всё в моей голове. Я точно тронулась умом.
Сегодня, хотя бы, есть аппетит. Восхитительный стейк с кровью и запечëным картофелем. Интересно, что за мясо? Смогу ли я встретиться с поваром?

День 4.

Снова билась в жуткой истерике. Вода капает. Прямо мне на лоб. Откуда? И как вообще? Почему она не прекращает капать даже тогда, когда я опускаю голову? Как она капает снизу вверх? Даже когда я утыкаюсь лицом в подушку... Бред. Этого не может быть. В этой клетке я схожу с ума сильнее с каждым днём. Или с каждым часом. Почему всё это не прекращается? Может быть кто-то нарочно пытается лишить меня разума? Скорее всего так и есть.
Всё лицо мокрое. То ли от слёз, то ли от этой воды. Странно, конечно, но вокруг сухо. Хотя та же подушка давно должна была промокнуть насквозь. Я же вижу эти капли, которые берутся откуда-то из воздуха...

День 5.

Мужчина в белом халате. Сидит у изножья кровати. Молчит. Сначала мне показалось, что врач. Но его жуткая улыбка мне совсем не нравится. Совершенно не ясно, куда смотрят его косые глаза. Я пыталась с ним поговорить. Без толку. Он даже не шевелится. Не моргает. Уже несколько часов. Не знаю, чего от него ожидать, или чего он ждёт. Подходить к нему боюсь, не то, чтобы прикасаться. Может быть это вообще манекен какой-то? Но уж слишком реалистичный. Сижу в изголовье кровати, глажу живот. Плачу. Страшно вставать. Ещё и схватки начались... Совсем не вовремя.

День 6.

На меня смотрит мальчик...
Я не спала совсем. Не знаю сколько. Моргнула, а он уже стоит в метре от меня. Глаза полностью чёрные, рот открыт, языка нет. Судя по крови на лице он сам же его и съел. Меня трясёт от ужаса... Отошли воды...
Мужчина принял роды. Так же молча. Отдал ребёнка и снова сел в ту же позу. Вряд ли манекен на такое способен. Жуткий мальчик так и смотрит на меня, пока я кормлю свою маленькую девочку. Отвернулась к стенке. Надеюсь, моего ребёнка не будут так пытать.
Немного подремала. Теперь этот мелкий выродок медленно ест пуповину. Чавкает, не отводя от меня глаз. Страх внутри меня растёт. На столе, наверное, ужин. Боюсь подходить.

День 7.

Эта тварь исчезла! С моей девочкой! Я проснулась от чавканья и увидела, как он вырывает зубами из неё кусок мяса! Как только я рванула на него, он просто растворился в воздухе. Вместе с ней. С моей маленькой дочкой. Весь день выла в истерике, орала на доктора, но тот лишь улыбался.
Что это за место? За что меня так наказывают? За что убили невинное дитя? Почему я до сих пор жива? Я не хочу больше жить!

День 8.

У меня не хватает левой груди. Как? Почему я не чувствую боли? Доктор сидит, улыбается... Кровь на нём свежая. Наверное, он здесь для того, чтобы разделать меня на кусочки и с кормить таким же тварям, как тот мальчик.
С разбега ударилась головой об стену, потеряла сознание. Голова болит, а рана на груди - нет... Безумие.

День 9.

Лежала, смотрела, как этот врач отрезает мне вторую грудь. Не могла пошевелиться. Даже пискнуть не смогла от этой адской боли.
После "операции" он исчез, вместе с болью.
С другой стороны, зачем мне грудь, если ребёнка всё равно отняли. И был ли у меня ребёнок? Может быть это тоже всё часть этой жестокой игры? Может быть они хотели заставить меня в это поверить? И кто эти... они? Почему они просто не убьют меня? Им нравится моё страдание? Безумие?
Билась головой об угол стола, пока не выбилась из сил. Он, почему-то, мягкий. Трогаю рукой - холодный и твёрдый, а убиться не получается. Почему я до сих пор не истекла кровью?

День 10.

Хотела повеситься. Разорвала простынь на лоскуты, связала петлю. Не смогла достать до лампы. Теперь смеюсь. Не могу остановиться. Громко... Послышался мужской смех. Такой же безумный. Стало ещё смешнее. Что если я не одна такая? Что если это не единственная такая комната и там сводят с ума кого-то ещё?
Эти мысли совсем на помогли мне успокоиться.
На столе появился обед. Мужская ступня, кажется. Немного надкусана. Холодная, посиневшая. Моя петля исчезла, на кровати новая простыня...
Разгрызла потную ногу. Острой сломанной костью разодрала себе вены. Снова смеюсь. Ведь это можно было сделать своими зубами...
Откусила себе язык, чтобы наверняка. Голова кружится, но проклятые звуки до сих пор не стихают. Как и капающая вода продолжает сводить с ума, как и больное дыхание. Ничего... Совсем скоро всё это закончится. Я надеюсь.

Женщина. Жуткая женщина. Она стояла прямо на лестничном пролёте, загородив собой проход. Её неестественно вывернутые суставы, частые странные подëргивания заставляли сердце сжиматься, а дыхание вовсе замереть. Было не ясно - представляет она какую-то угрозу, или нет, в любом случае проверять, а тем более подходить к ней, совсем не хотелось. Спутанные чёрные волосы полностью закрывали голову, свисая длинными сальными прядями, местами сбиваясь в лохматые комки. Было не понятно - видит она их, или нет. Они даже не понимали, с какой стороны у неё лицо. Предполагали, что там, где грудь, но уверены не были.
-----------------------------------------
- Ты уверен, что это место подойдёт нам для ночëвки? - настороженно спросил Ваня, недоверчиво глядя на полуразрушенное здание.
Старинная бетонная постройка возвышалась перед ними на три этажа, по среди глухого леса, как далёкий отголосок цивилизации, давно потерявшийся во времени. Левая часть её практически развалилась, а там, где должен был быть угол здания пророс могучий дуб, раскинув свои ветви на остатки крыши.
- Не, ну а что такого? - пожал плечами Митька, окидывая взглядом остальных. - Скоро гроза начнётся. Ковыляли мы весь день. Судя по карте, идти ещё около восьми часов. Палатку разбивать не хочется. А здесь и крыша над головой, и спать сухо будет, и, думаю, ни кто не запретит нам прямо там костёр разжечь. Что скажете, девчонки?
Лида посмотрела в тёмные провалы давно разбитых окон. Затем взглянула на стремительно чернеющее небо. Немного потрепала свои белые кудри и, пожав плечами, направилась к входу.
- А я с Ваней согласна. - Голос Вики прозвучал испуганно. Её большие карие глаза, почти чёрные, стали ещё больше, рассматривая массивную железную дверь. - Не хочется мне что-то туда входить. Тем более оставаться на ночь. Откуда здесь вообще это здание? Мы километров пятьдесят прошли от ближайшей дороги. На карте ни одного населённого пункта в радиусе не меньше. Вас это не смущает?
- Нет. - Скептически сказала Лида, задумчиво катая ногой осыпавшуюся со стены мозаику. - Видео же, что постройка советских времён. Их много так побросали, в своё время. У нас же в пригороде почти такая же стоит, но туда ты, почему-то, ходила спокойно. Мы даже ночевали там как-то раз. Что сейчас то не так?
- Не знаю. - Ответил Ваня за свою девушку, однако, голос его звучал как-то надломлено. - У меня почему-то холод по спине бежит от одного только взгляда на этот дом. Ощущение, что изнутри на нас кто-то...
Раскат грома заглушил последнее слово Ивана. Вика нервно поëжилась.
- Ну, давайте, решаем. - Нетерпеливо сказал Митька, перекатываясь с ноги на ногу. - Двое "за", двое "против". Я ни кого не хочу тащить туда силой, но и разделяться не хочу. Так что давайте, сладкая парочка. Решать вам. Разбиваем мы сегодня палатки, или просто будем кайфовать у костра в этих царских хоромах.
Ваня ещё немного помялся, глядя на Вику, которая, едва заметно, мотала головой, явно не желая приближаться к дому ближе хоть на шаг.
Резкий ливень обрушился на путников стеной резко, неожиданно. Сверкнула яркая вспышка молнии, совсем рядом, за ней тут же прогрохотал оглушительный гром вперемешку с хрустом ломающейся древесины.
Немного поморгав, приходя в себя от ослепительно яркого света, они едва успели увернуться от падающего на них того самого дуба.
Это помогло принять решение незамедлительно. Скрипнули многострадальные навесы двери, которая подалась, на удивление, легко, а спустя мгновение раздался металлический лязг. Створка закрылась, погрузив друзей в кромешный мрак. Частые вспышки молний на миг освещали помещение, выхватывая из темноты обшарпанные стены с облупившейся краской, сбитые ступени, из которых местами торчала ржавая арматура, перекошенные перила.
- Что ж, - заговорил Митька тихим дрожащим голосом, который тут же разлетелся эхом по пустым коридорам, многократно усилившись, - стало быть, ночуем здесь. Когда дождь немного стихнет, мы с Ванькой пойдём за дровами. Благо, сейчас их нам тут свалило более, чем достаточно.
- Нет! - твёрдо возразила Вика, испуганно осматриваясь, - нас одних вы не оставите. Без костра можно обойтись. У нас спиртовые горелки есть и фонарики. Поужинаем и спать ляжем. Быстрее время пройдёт.
- Ну, ладно. - Нехотя согласился Митя, не смотря на то, что и внутри него поселилось колючее чувство тревоги.
Яркие жёлтые лучи суетливо заметались по зданию. Аккуратно поднявшись на второй этаж они обнаружили просторный холл, где и решили обосноваться на ночлег. Тут же расстелили спальные мешки, разогрели тушëную кашу с мясом, поставили на огонь воду в большой кружке.
- Согласись, что ты малость перегнула. - Улыбаясь сказала Лида, косясь на съëжившуюся Вику.
- Нет! - твёрдо сказала она, озираясь по сторонам. - Разве ты сама ни чего странного не замечаешь?
- Например? - с интересом спросил Митя.
- Грома не слышно с тех пор, как мы сюда вошли. - меланхолично выдал своё наблюдение Ваня.
И правда странно. Ведь они находились, по сути, в самом центре стихии. Частые молнии постоянно напоминали о себе.
- И окна целые... - выдавила из себя побледневшая Лида, глядя на чистое стекло в оконной раме.
Каша застряла в горле, сдавленным спазмом. Митя выронил тарелку из рук, рассыпав по полу недоеденный ужин. В конце коридора, после очередной вспышки молнии, свет словно замер, освещая всё вокруг бледно-синим. Над деревянной дверью горела лампа. Снизу донëсся леденящий душу крик. Будто кто-то разрывал мужчину на части.
Ребята переглянулись, поняв, что нужно выбираться отсюда немедленно. И запоздалое осознание дало, точно об ухом по голове: "Нас отсюда уже не выпустят".
Но, попытаться, всё же стоит. Всяко лучше, чем сидеть на месте, ожидая неизвестного и точно ужасного конца.
Путь вниз по лестнице им преградила женщина. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу. Из под длинного платья, со звонким журчанием, текла струйка мочи, которая противно хлюпала под босыми ступнями.
Оцепенение от страха путники лишь молча наблюдали, как выворачиваются суставы этого существа. Они чувствовали исходящий от женщины могильный холод, смрад гниющей плоти и мочи.
Вика завизжала, что было мочи и кинулась наверх. Остальные, пройдя в себя от громкого звука бросились за ней. Однако женщина, неуловимо быстро, схватила Митьку за ногу и потащила вниз по ступенькам.
Парень даже не успел среагировать, чтобы смягчить удар. Он встретился лицом с холодным бетоном, угодив в свежую мерзкую лужу, тихо пискнул и выплюнул на пол жижу склизкой крови, слюны и несколько зубов.
Призрак притащил его в комнату, где стояла кушетка с ремнями.
- Что... Что вы делаете? - испуганно спрашивал Митя равнодушную женщину, лицо которой по-прежнему было закрыто густыми волосами, чувствуя, как стягиваются кожанные ремни на запястьях и лодыжках. Он надеялся, что последует хоть какой-нибудь ответ, но не было слышно даже её дыхания. - Отпустите, пожалуйста. Я... Я ни кому ни чего не скажу!
Призрак поднëс указательный палец к его окровавленным губам. Длинный жёлтый ноготь скользнул вверх, на секунду замер у наполненного ужасом глаза, а затем с мерзким влажным хрустом погрузился в глазное ябоко.
Митя взревел от боли и отчаяния. Оставшимся глазом он наблюдал, как женщина голыми руками разрывает ему живот и медленно достаëт внутренности, аккуратно складывая их на стол рядом.
Он орал до тех пор, пока сознание не покинуло его, погрузив в холодный вязкий мрак. Однако, даже в этой непроглядной тьме оставалось непреодолимые чувства тревоги, отчаяния и бесконечной боли.
- Вы к кому, молодые люди? Ещё и в таком виде. - спрашивала молодая медсестра в холле на третьем этаже. - У нас график посещений очень строгий. Как и форма одежды. Наденьте халаты, пожалуйста, и снимите обувь. Я подойду к вам через пару минут.
Девушка указала на вешалку с белоснежными халатами и спешно удалилась куда-то в глубь коридора, не дожидаясь ответа.
Просторный светлый этаж, скромное убранство. Это не было похоже на заброшенный дом, или больницу...
- Да это бред какой-то! - выкрикнул Ваня, не понимая, что происходит.
Лида уже перебирала какие-то бумаги на столе, за которым сидела медсестра, в надежде узнать хоть что-нибудь об этом месте.
- Комаров Иван Сергеевич. - Вслух прочитала она, с ужасом в глазах смотря на Ваню. - Тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, диагноз острый психоз, рекомендации по лечению и профилактике...
Вдруг, прямо над её ухом раздался, сначала тихий плач, а затем влажный хлюпающий хрип, словно кто-то захлëбывался за её спиной. Лида резко обернулась, но ни кого не было.
- Да это ж срань полная! - возмущëнно крикнул Ваня, смотря на подруг, явно пребывавший не в себе - эта больница до восемьдесят пятого и не дожила даже! Откуда вообще здесь моя карта? Я в психушке даже не был ни разу!
- Это какое-то наваждение... - пропищала Вика, тихо всхлипывая, выбирая рукавом слёзы на щеках. - откуда вообще врачи и пациенты в разрушенной больнице? Я говорила, что не стоит сюда входить!
- Так к кому вы пришли? - вновь раздался строгий голос медсестры за спиной девушки.
Вика даже вздрогнула от неожиданности.
- К Комарову... - выдавила из себя Лида, часто сглатывая, будто пытаясь проглотить ледяной ком, застрявший в горле.
- А почему вы до сих пор не в халатах и... в обуви? И кто вам давал право рыться в документах?!
Лицо девушки резко исказилось, став мертвенно-бледным, а последние слова прозвучали уже нечеловеческим голосом, а чем-то похожим на рык дикого зверя. Вика попятилась назад, но та резко схватила её за горло мощной хваткой.
Наваждение тут же отпустило путников. Теперь, в полумраке, была видна разруха и запустение. Тихий плач Вики разносился эхом по проклятой больнице. Затем послышался влажный хруст. Вика пошатнулась, тщетно пытаясь сделать хотя бы ещё один маленький вдох и упала замертво. Жуткий призрак медленно пережëвывал вырваную гортань, измазавшись в тёплой крови девушки.
Ваня схватил Лиду за локоть и потащил её вниз, где они разбили лагерь. И, не дойдя до него пяти метров, послышался истошный визг, от которого кровь застыла в жилах.
- Кажется, это по мою душу... - испуганно озвучила свою страшную догадку девушка, глядя круглыми глазами на Ваню.
- С чего ты это взяла? - спросил Иван, оглядываясь по сторонам.
Сейчас Лида понимала, что с Ваней что-то не так. Уж слишком спокойно он себя ведёт. Может быть смирился? Или страх закончился? Сменился адреналином? А, может быть, он и правда умом тронулся?
Взяв фонарик из рюкзака, девушка тут же направила яркий луч Ване в лицо. Безумное лицо. Он даже не поморщился, не моргнул. Его сальный взгляд то и дело бегал по широким бёдрам девушки, по длинной тонкой шее, по круглым ореолам, выпирающих из под футболки, сосков. Она не любила лифчики и он знал об этом. Вязкая слюна стекала по его подбородку и Лида быстро поняла, какой оборот принимают события. И он понял, что она догадалась. Напряжение в штанах росло, а сознание уплывало куда-то в небытие.
Ваня сделал широкий резкий шаг в сторону девушки, с лёгкостью повалил её на спальный мешок, схватил за волосы и с силой ударил затылком об бетонный пол, тут же принявшись стягивать с неё штаны с трусиками. Он не хотел портить её красивое молодое лицо, оно его возбуждало.
Девушка завизжала. Протяжно, отчаянно. Все попытки отбиться от крепкого молого парня были бесполезны. От запаха его тела начало тошнить. Пот и слюни капали на оголëнный плоский живот измученной, страхом и отчаянием, Лиды. Раздался глухой треск рвущейся ткани, звон бляшки... Она с ужасом наблюдала, как он снимает свои штаны, не в силах больше ни пошевелиться, ни говорить, ни кричать.
- Разве так можно обращаться с женщиной? - послышался отвратительно скрипучий мужской голос за широкой спиной Ивана.
- Отвали! - резко бросил он, доставая напряжённый член. - Не твоё дело, как я с ней обращаюсь.
Вдруг его грудь разорвалась и перед лицом Лиды возникла синюшная рука, сжимая в кулаке ещё бьющееся сердце. Её облило тёплой кровью практически полностью. Но она не замечала даже металлического привкуса во рту.
Рука внезапно исчезла. Сердце упало Лиде на грудь. Тело Вани бесшумно грохнулось на спину, скривившись в неестественной позе. Девушка, молча, вырубилась.
-------------------------------------------
- Что-то мне не хочется туда заходить. - недоверчиво говорил Сергей, глядя на пустые глазницы чёрных окон.
Высокий дуб застилал своими пышными ветвями темнеющее небо.
- Да брось! - насмешливо сказала Ленка толкая его в плечо. - Из всех шестерых ты один в трусы сикнул! Пошли давай. Тем более скоро дождь пойдёт, смотри, какое небо грозное!
- Ладно, - сдался Сергей, не став спорить со своей молодой женой.
Компания обосновалась на третьем этаже в просторном холле. Оттуда было лучше всего лицезреть силу стихии.
Пока компания готовила место для ночлега и нехитрый ужин, Лена с любопытством рассматривала папки из журнального столика, который обнаружила в углу.
- Что интересного там есть? - с явным ехидством спросил Сергей, разворавчивая спальник.
Вдруг Лена побелела, глаза её округлились, а взгляд то и дело метался то в папку, то на своих спутников.
- Левое крыло, - начала она читать дрожащим голосом, - Демидова Лидия Павловна, тысяча девятьсот двадцать седьмого года рождения. Диагноз - острый психоз, мания преследования, беспричинные вспышки агрессии. Особо опасна. Держать под замком и пристальным наблюдением. Умна, хладнокровна. Рекомендации к лечению, профилактике...
- Ну, и что? - пожал плечами Сергей. - Была и была. Нам то что? И чего ты такая бледная?
Лена передала ему папку и он тоже стал белым, словно мел. С фотографии в карте больного на них смотрела Лида. Та самая Лида, которая, по сути, и привела их сюда. Та самая, которая сейчас стояла где-то в тени, спрятавшись от десятка глаз, хищно улыбаясь.
Откуда-то снизу донёсся дикий крик и толпа в панике, побросав вещи, бросилась наутëк, в надежде покинуть это жуткое место, но они даже не подозревали, что ожидает их внизу...

XI.

Когда же я вновь открыл глаза и пришёл в сознание, я был в больнице Синих Пиджаков. Как оказалось, я пробыл без сознания практически восемь дней. В больницу меня доставили Синие Пиджаки после операции на мебельной фабрике.

Самих же итогов операции я не ведаю, так как опять же находился в отключке, и мне решили не разглашать эту информацию, но с полной уверенностью я могу сказать одно, что многих из оперативников и из других групп организации Синих Пиджаков я более никогда не видел в живых. Все у кого я спрашивал, все документы с которыми я мог ознакомиться, все они говорили одно - все, кого я более не вижу, они все числятся без вести пропавшими. Как бы я не пытался разговорить бывших друзей и знакомых, никто из них не мог мне дать ответа.

Впрочем, уже неважно. Этой части истории придется остаться под грифом секретно в архивах Синих Пиджаков.

Об этом следовало по хорошему написать ещё в тот момент, когда я рассказывал вам о течении ритуала, но, увы, я вошёл в кураж и на меня давили воспоминания, таким образом, я забыл, да и вы я уверен, что всё поняли в тот момент. Так же, как это понял и я, когда увидел. А именно, что то, с кого всё началось, что молодой человек - Александр, стал жертвой мухи. Он стал пристанищем для её мерзкого рождения в этот мир. И всё-таки да, я хоть и не знаю наверняка, но полностью уверен, это дело рук Вирсавии. Она всё-таки смогла ему скормить личинку.

Эта часть моего повествования будет слегка сумбурной. Она не будет представлять собой, что-то цельное, а скорее будет моими умозаключениями относительно того, что я увидел и пережил. И я хочу сказать одно, что я ухожу на пенсию со всем мистическим и паранормальным. Принимать обычные заказы обычного частного детектива с удовольствием, но более ничего подобного, о чём я вам рассказывал, и о чём ещё не успел рассказать, и оно остаётся лишь в моём сознании и моих воспоминаниях.

Почему, я думаю, объяснять не стоит. Мне более не хочется иметь никакой связи с Культом Уо, мне не хочется более переживать за свою жизнь. И если ранее меня это совсем уж не останавливало, то теперь останавливает очень сильно, после того, что я видел и чувствовал на мебельной фабрике. С меня хватит, я более не хочу рисковать своей жизнью и здоровьем, как бы мне не было интересно.

Да и здоровье моё, увы, пошло под откос после всей этой истории. И моя фибродисплазия начала по неведомой мне причине распространяться невероятно быстро и превращать мои мышцы в кости без ушибов. Даже, если я стану живой статуей, то ничего страшного, но я очень сильно переживаю и имею тревожное предчувствие, что теперь болезнь заденет и мышцы гладкой мускулатуры, что приравнивается к смерти.

Почему она обострилась, я не имею ни малейшего представления, но предполагаю, что вся причина в моих ощущениях, когда вызвали то неведомое нечто. Возможно, его призыв спровоцировал ускоренное течение болезни, а может в тот момент, когда он был призван, та энергия что есть в этом мире и что мы не ощущаем, распространилась по всему зданию и воздействовала на слабые места каждого человека внутри.

По крайней мере, мои соседи по койке в палате, говорили, что все их хронические болячки оголились и стали гораздо и гораздо хуже. И у всех всё началось одновременно, после операции на мебельной фабрике.

На этом всё. Мне более нечего вам поведать из этой истории. Хотя подождите. Я забыл сказать ещё кое-что. Культа Уо более не существует в городе Ставрополь. Я не знаю подробностей, но за одно, все его члены были уничтожены либо посажены в лагеря Синих Пиджаков. Главное одно, этих дьявольских отродий более не существует в этом столь чудесном городе.

В своей копилке памяти я имею ещё несколько историй из своего паронормального и потустороннего опыта, с которыми я поделюсь с вами с огромным удовольствием. Как только решу все проблемы со своим здоровьем.

А может единственным решением теперь будет принять предложение Вано. Я ещё подумаю об этом…

X.

Вот и закончился ритуал. А синих пиджаков всё так и не было. Мне было неведомо, почему они отсутствовали. Почему они не послушали наводку своего бывшего сотрудника, так ещё и по невероятно интересной для них теме Культа Уо.

Всё закончилось. Культисты начали включать свет по фабрике и тушить свечи. Они начали снимать свои балахоны и вновь представать перед моими глазами в своих обычных одеждах. Они начинали двигать мебель в центр, как раз где проходил ритуал. Им не пришлось ничего убирать, они просто смели все остатки плоти в углубление окружности и прикрыли всё большой деревянной крышкой. Теперь это вновь был лишь обычный пол.

Культисты только притронулись к камням для казни, как снаружи фабрики послышался грохот, послышался топот множество армейских ботинок. В тот момент я подумал, что Синие Пиджаки, наконец, прибыли и был совершенно прав, так как отправленный человек из культистов, чтобы проверить, что происходит на улице, пулей бежал назад к пастору с ошарашенным лицом.

Культисты встали в большую толпу. Часть из них попряталась за мебелью на фабрике, другая часть стояла недалеко от желоба и камней, что так и не успели убрать. Другие, что проверяли оставшиеся пути отхода из фабрики, возвращались обратно в основное здание и старались разбрестись по большому залу, попрятавшись, кто куда. Они понимали, что им не спастись, и только чудо может спасти их.

Синие Пиджаки постепенно начинали заполонять зал мебельной фабрики. Все в армейской форме, что конечно было удивительно бы для кого-нибудь другого, кто подумал бы, что это подразделение армии, но нет, я знал, что это группа захвата Синих Пиджаков. Они образовали чёткую линию, закрыв собой вход. Может показаться, что это глупо стоять открытыми, но они совсем уж не были глупы и прятались за щитами, таким образом, было нечто похожее на древнее римское построение со скутумами.

В воздухе повисла тишина. Слышались только редкие протяжные вздохи кого-нибудь из культистов. Пока не послышались тяжелые шаги, а после показался он - Голиаф.

Массивный, высокий, под два с половиной метра ростом, а то и больше. Он шёл, как гигант среди простых людишек, и чуть ли не сотрясал своими шагами землю под собой. Он был всё таким же, как и раньше, бронированный в непробиваемую любыми способами корку после несчастного случая в лаборатории. С одной простой рукой, не защищённой коркой, и по совместительству его слабостью. При этом и его слабость - простая рука, была защищена металлическим экзоскелетом и энергетическим щитом, так же похожим на армейский щит, как и у других оперативников из Синих Пиджаков.

Мне довелось однажды с ним вместе работать, когда я был ещё полноценно в рядах Синих Пиджаков, когда мы вместе с ещё парочкой ребят расследовали исчезновение молодого парня из их обсерватории на краю мира. Такого человека не забыть никогда в жизни. Можно было бы сказать, а является ли он ещё человеком, но да, он всё ещё человек, пускай внешне и не выглядит как человек из-за своей бронированной корки и защищенной экзоскелетом руки. Но он думает и чувствует как человек.

Голиаф перебросился парой слов с пастором на расстоянии и попросил его и всех его последователей сдаться, чтобы предотвратить кровопролитие. Пастор согласился, но, то лишь было притворство, так как в следующее мгновение из-за одного из собранных шкафов выбежал с криком культист. Он, конечно же, тут же получил пулю в лоб, но при этом прекрасно справился со своей задачей и отвлек взор шеренги щитов полностью на себя. Пока с обратной стороны тихой поступью вышел другой и прогремел взрыв.

Несколько тел оперативников разлетелись в разные стороны. Понятное дело, что они уже были мертвы. Некоторых просто откинуло, а иных даже и не зацепило, как впрочем, и Голиафа, хотя он и стоял в непосредственной близости к смертнику. Но, на, то он и Голиаф.

И началась вакханалия из крови, мертвых, выстрелов, взрывов и криков. Оперативники практически не имели потерь. Они так же стояли шеренгой из щитов, прикрывая стрелков за собой, пока те в свою очередь один за другим отнимали жизни у культистов. Последние же пытались отстреливаться и как раз таки применяли гранаты и зажигательные снаряды, чтобы хоть как то избавиться от бронированной шеренги. Да даже, если бы они и смогли избавиться от шеренги, у них ещё оставался Голиаф.

Голиаф, недолго думая направился в самое пекло и просто сокрушал, кого видел голыми руками и своим щитом. Ему более и не требовалось ничего, это и понятно с такой-то силой в руках и броней по всему телу.

Так бы всё и продолжалось и это совершенно явно выглядело, как полное поражение и истребление культистов, пока не случилось одно но. Совершенно неожиданное но. Я уверен для любого обычного не причастного к культу человека.

Пастор что-то бросил прямо на деревянную крышку, что прикрывала место проведения ритуала. Следом достал фолиант и произнёс несколько протяжных гласных слов своим резонирующим голосом.

А дальше... Дальше случилось то, что перевернуло мою жизнь. Из-под крышки начали выбираться потоки крови и плоти. Они образовывали неясный силуэт бордового цвета. Оперативники пытались что-то с этим сделать, но у них ничего не получалось, кровь продолжала образовывать силуэт своими потоками, а плоть продолжала крепиться к бесформенной массе. Одна из пуль, которой они пытались остановить неизвестный для них процесс, пролетела сквозь кровь силуэта, оставив дыру в нём буквально на пару секунд, вылетела навылет и попала прямиком в голову одному из культистов.

Когда же бесформенный силуэт полностью собрался... Тогда уж извините, но я не могу сказать, что произошло. И я не могу этого сказать, не по той причине, что я скрываю того, что я видел, или потому что я не помню. Вся причина в том, что у меня было ощущение в тот момент времени, когда последняя капелька крови закончила силуэт, что моя душа покидает тело. Было ощущение, что я хочу умереть. Я хотел просто скинуться с перекрытия крыши, чтобы закончить все эти страдания. Мне это напоминало ощущения, что я испытал в квартире Вирсавии, когда раздавил личинку.

Впервые в жизни меня накрыла истерия. Я никому и никогда не пожелаю испытать этого чувства в жизни.

Я начал рвать на себе одежду. Меня выкручивало во все стороны, все мои конечности и в том числе шею. А в конце прямо на перекрытии потолка я образовал из себя некое подобие дуги, опершись на пятки и на голову, и выгнувшись в спине, устремил живот вверх. А дальше я просто свалился на перекрытие и отключился.

Последнее, что я видел перед тем как потерять сознание, весь в слезах и соплях - я видел, как неведомый бордовый отросток, состоящий только из плоти и крови, ударил по оперативнику с такой силой, что тот разбился в лепёшку о стену. Более я не помнил ничего, абсолютно ничего.

Вот и начался ритуал. Что было прежде, я не вижу особо большого смысла, чтобы рассказывать. Прежде культисты прибывали один за другим, в самых обычных повседневных и привычных глазу любого человека одеждах. Но постепенно, они облачались в балахоны, зажигались свечи, что расставлялись в самом центре фабрики, в точно особенном месте. Место же представляло собой пустой жёлоб, в виде окружности, в бетонном полу фабрики, прямо в самом её центре. Для чего оно нужно я так и не понимал, пока не лицезрел своими глазами, о чём я поведаю вам позже.

В центре окружности стоял пастор, облачённый в балахон грязного глиняного цвета. Он держал в руках старый фолиант и, воздав руки к небесам, зачитывал содержимое фолианта. Мне навсегда запомнился его голос. Точнее даже не сам голос, а частота и его глубина, порой мне казалось, что его голос проникал в моё сознание и совсем не хотел из него уходить. В какой-то момент у меня даже заболела голова, и мне пришлось прибегнуть к помощи спасительного ибупрофена. А я между тем продолжал наблюдать, что же будет дальше.

Другие культисты стояли плотной толпой вокруг места силы с пастором в центре. В руках у каждого была свеча, и ещё на что я обратил внимание, что оттенок пламя свечей отличался от одной части толпы к другой. Те кто были ближе к пастору их пламя было ярким, будто ослепляющим, а те кто замыкали толпу, их пламя свечей в руках было слишком тусклым, чтобы хотя бы осветить их руки.

Конечно же, свечи стояли и по периметру всей церкви. Меня всегда удивляла эта любовь сектантов, культистов и религиозников к свечам и их пламени. Ведь свеча, по сути своей, самый простой источник света, если только она не является ароматической.

Когда пастор своим необычным голосом закончил говорить, громкой пронзительной фразой на неизвестном мне языке, из такое ощущение только лишь одних гласных, что складывались в протяжный не заканчивающийся звук, тогда мне, возможно, показалось, что на фабрике задребезжало стекло в ещё незаконченной мебели и занавешенных окнах стенах. Тогда я услышал плач. Плач молодой девушки.

Была бы фабрика в работе в данный момент, или же вся толпа нескончаемо говорила, мне бы ни за что не удалось бы услышать его, но учитывая тишину на фабрике и атмосферу, что в ней царила, женский плач казался пронзительным, казалось, что он сейчас вдребезги разорвёт мои ушные перепонки.

Плач становился всё громче и громче, толпа аккуратно расступалась и освещала светом свечей из своих рук проплывающую среди них женскую фигуру к жёлобу с пастором в его центре.

Ах да, я совершенно забыл вам рассказать об ещё одной детали, что было вместе с жёлобом. Культисты принесли восемь больших камней, желтоватых, с металлическими ручками, и поставили их по восьми направлениям сторон света вокруг желоба. Я не понимал тогда для чего они, и подумал сперва, что они лишь декорация, но всё оказалось гораздо прозаичнее. Это были камни для казни, и первой заключённой в камень оказалась плачущая девушка.

Она так же продолжала реветь и стонать. А когда все камни были заняты ещё семью такими же несчастными, как и она, людьми, у неё уже не оставалось сил, чтобы даже плакать, она просто периодически всхлипывала. Впрочем, так было со всеми, они, практически молча, стояли на коленях, будучи закреплёнными в камни, как в колодки, и ждали своей участи.

Хотя кто знает, быть может, это была и не человеческая усталость, а воздействие нечеловеческих сил на их разум, что уже были внутри них.

Следом пастор произнёс несколько слов, громко и с выражением на всю церковь, и вновь замолчал, как теперь и полностью замолчали несчастные.

Я понимал, что что-то происходит, что сейчас что-то будет в тот момент, но совершенно не понимал, что, и мог только лишь пристально смотреть на всё то, что происходило прямиком перед моими глазами и тщательно записывать всё происходящее на подкорку своего разума.

Всё началось внезапно. Как раз таки с некогда плачущей девушки. На всю фабрику послышался хруст костей, следом звук разрывающейся плоти, звуки потёкшей по камню крови, и звук катящейся практически в центр окружности желоба головы девушки. В тот момент пастор вышел из окружности, взглянув на голову несчастной. На лице девушки застыла гримаса из боли и ужаса. А другие несчастные, что по-хорошему должны были бы издавать хоть какие-нибудь звуки, продолжали, молча стоять в каменных колодках на коленях.

В абсолютной тишине ритуала послышалось чавканье. Всё сильнее и сильнее, а следом голову девушки разорвало на множество осколков из плоти, костей, сухожилий и остатков головного мозга и из глубин её головы появилась муха. Да-да, именно муха! Только не простая, в сантиметр размером, а размером с обычную человеческую голову. Вся в остатках крови и жидкостей человеческой головы, прямо как младенец после рождения.

В тот момент меня начало мутить и я думал, что меня вырвет на месте. Пара позывов была уж точно. И при воспоминаниях меня начинает мутить и сейчас. От всех этих звуков, от всех зрительных воспоминаний, да и от металлического запаха крови, это было отвратительно. А самое отвратительное, что я мог только лишь наблюдать и никак не мог им помочь. Самое большее, что я мог сделать, я уже сделал, позвал Синих Пиджаков, и чуть ли не проклинал уже их, что они так долго.

Пока я отворачивался и приходил в себя, на свет появилось ещё пять мух, и их стало в общем шесть. Они парили в метре от пола, пачкая под собой пол мерзкими жидкостями. Вот отпала голова уже седьмого несчастного для следующего рождения и в толпе были заметны шевеления. Толпа вновь начала расступаться. Они кого-то пропускали, но кого, ведь несчастных было ровно столько, сколько было камней.

Конечно же, это была Вирсавия. Кто же ещё мог быть. Я совершенно не был удивлен тому, что увидел именно её. Учитывая сколько времени, она занимает в моём пересказе и какую важную роль она сыграла в операции в загородном доме. Только вот, что меня по-настоящему удивило, что она была в белоснежном платье, будто свадебном. И порой мне казалось, что оно даже слишком уж какое-то белое. Его цвет въедался в глаза. И хотя белый, это цвет чистоты и невинности, я совершенно не мог этого сказать о Вирсавии.

Она встала рядом с желобом. Оставался ещё один несчастный. Присмотревшись в его лицо, я вспомнил этого человека. Это был тот парень из церкви с невероятно серьёзным лицом и со шрамами возле глаз, что мне многое поведал о Вирсавии. Значит, таким образом, его решили казнить, и чтобы он заодно, а точнее его тело, послужили целям их культа.

У меня вновь появилось невероятно сильное желание, прямо в тот же момент перестрелять всех кто находился в здании фабрики за то, что они сделали, и за то, что они казнили человека, которого мало того, что я знал, но который при этом всём был очень доброжелательным. Мне вновь пришлось сдержать свой позыв и продолжать надеяться, что Синие Пиджаки появятся с минуты на минуту.

Когда из последней головы родилась восьмая муха, все застыли и мухи в том числе. Они разом взглянули своими сетчатыми красными глазами на Вирсавию, как бы приглашая её. Вирсавия послушалась их и вошла в центр окружности желоба, где прежде стоял пастор. Она шла по останкам плоти несчастных, издавая на всю фабрику противный хлюпающий звук, похожий на звук хождения по снежной тающей массе.

Следом мухи окружили её со всех сторон и из их мерзких насекомых пастей вылезли гигантские языки, в несколько метров длинной. Они протянули свои языки к девушке, чтобы обхватить её ими. Обхватили каждую конечность, а остальные обхватили туловище. Их языки обхватывали нежную молодую девичью кожу, закручиваясь, как спираль, а заодно пачкая своей слюной и остатками крови не загорелую бледную кожу, и уже не кристально белое платье.

Их языки не были заменой верёвке или ещё чего-то подобного, нет, они именно захватили её и придерживали, чтобы они спокойно пережила то, что произошло дальше.

Мухи вспорхнули и поднялись вместе с Вирсавией выше к уже открытому культистами окну. И скрылись за близлежащей крышей, смешавшись с туманом и мириадами звёзд.