Хорошая история для крепкого сна. Часть 3
Артем закричал. Это был не крик ужаса, а короткий, хриплый спазм, вырвавшийся из легких вместе с остатками воздуха. Он судорожно схватил себя за плечи, грудь, бедра. Пальцы нащупали ткань футболки и джинсов, под ними – теплую, влажную от пота плоть.
Кожа была на месте.
Он моргнул, и наваждение рассеялось. На кухонном столе не было никакой кожи, только грязная клеенка и пустая тарелка. Женщина в халате матери тоже исчезла. Табуретка была пуста, но она все еще слегка покачивалась, будто кто-то только что встал с нее.
Однако черная вода на полу была реальной. Она уже не била фонтаном, но стояла плотной, маслянистой лужей, медленно подбираясь к его кроссовкам. От жидкости исходил сладковатый запах гнилых цветов и формалина.
Артем попятился обратно в коридор, тяжело дыша. Его трясло. Сердце колотилось так сильно, что отдавалось болью в ребрах. Но страшнее всего было другое ощущение.
Зуд.
Все тело под одеждой нестерпимо чесалось. Казалось, тысячи невидимых муравьев бегают прямо под эпидермисом. Артем с силой потер предплечье, пытаясь унять это чувство, но зуд был не на поверхности. Он шел из глубины, от мышц.
"Кожа мне жмет", -- вспомнил он слова своего двойника.
Артем вывалился в коридор. Проем на кухню за его спиной начал медленно затягиваться. Края дверной коробки размягчились, потекли, словно плавящийся воск, сужаясь в неровный, пульсирующий сфинктер.
Ему нужно было спрятаться. Найти место с одной дверью, которую можно забаррикадировать. Ванная.
Он рванул к двери санузла, расположенной напротив кухни. Ручка была скользкой, но дверь поддалась. Артем влетел внутрь, захлопнул створку и дрожащими пальцами защелкнул шпингалет.
В ванной было темно и душно. Здесь пахло сыростью и старым мылом. Артем нащупал выключатель, щелкнул им, но свет не зажегся. Вместо этого в темноте вспыхнул тусклый, зеленоватый огонек.
Светилась вода в ванной.
Чугунная чаша была до краев наполнена той же черной вязкой жижей, что и на кухне. Только здесь она слабо фосфоресцировала. Поверхность жидкости была идеально гладкой, как черное зеркало.
"Не смотри в зеркало", -- всплыло в памяти сообщение.
Артем отвернулся, прижимаясь спиной к двери. Он сполз вниз, на холодный кафельный пол, обхватив голову руками. Ему нужно было просто переждать. До утра. До рассвета. Солнце должно все исправить.
Внезапно зуд в левой руке сменился резкой, жгучей болью. Словно кто-то провел изнутри раскаленной иглой от локтя до запястья.
Артем зашипел и закатал рукав толстовки. В зеленоватом отсвете от ванной он увидел свою руку.
Под кожей что-то двигалось.
Это был бугорок размером с грецкий орех. Он медленно полз вдоль лучевой кости, раздвигая волокна мышц. Кожа над ним натянулась и побелела, став почти прозрачной. Артем с ужасом наблюдал, как бугорок пульсирует, живет своей жизнью.
-- Выпусти меня, -- раздался тонкий, писклявый голосок.
Артем дернулся. Голос шел не из-за двери. И не из вентиляции.
Он шел от его левой руки.
Бугорок остановился у запястья. Кожа в этом месте начала истончаться, проступая синевой вен.
-- Здесь тесно, Артем, -- снова пропищало существо внутри его руки. Теперь Артем узнал этот голос. Это был голос его младшей сестры, которая не родилась -- у матери случился выкидыш, когда Артему было шесть. Он никогда не слышал ее голоса, но почему-то точно знал: это она.
-- Этого не может быть, -- прошептал он, впиваясь ногтями правой руки в бугорок, пытаясь раздавить его, остановить, сделать хоть что-то.
Под пальцами прощупывалось что-то твердое, похожее на маленький скрюченный эмбрион.
-- Больно! -- взвизгнула рука.
И тут вода в ванной плеснула.
Артем вскинул голову. Из черной жижи медленно поднималось что-то массивное. Сначала показалась макушка с редкими, слипшимися волосами. Потом бледный, раздутый лоб.
Это был его отец. Или то, что когда-то им было. Тело выглядело так, словно пролежало в воде не пять лет, а вечность. Кожа была серой, местами отслаивалась лохмотьями, открывая под собой не мясо, а гладкую, блестящую поверхность зеркала.
Мертвец открыл глаза. У него не было зрачков -- только сплошная бельма.
-- Мы собрались, сынок, -- прохрипел отец. Его рот не открывался, звук шел прямо из горла, булькая и клокоча. -- Пора решать, что с тобой делать. Ты стал бракованным.
Артем вжался в дверь. Шпингалет за спиной жалобно звякнул.
-- Я не бракованный! -- выкрикнул Артем, чувствуя, как слезы текут по щекам. -- Я живой! Оставьте меня!
-- Живой... -- протянула "сестра" из его руки. Бугорок начал яростно биться, пытаясь прорвать кожу. -- Живые не живут в мертвых домах. Ты забыл, Артем? Ты забыл, когда мы переехали?
Отец в ванной поднялся в полный рост. С него стекала черная жижа, но капли не падали вниз, а взлетали вверх, к потолку, собираясь там в грозовую тучу.
-- Ты занял чужое место, -- прогудел отец, делая шаг через бортик ванной. -- Твоя оболочка износилась. Ты впустил сквозняк.
В дверь за спиной Артема постучали.
Тук-тук-тук.
Вежливый, интеллигентный стук.
-- Артем, открой, это мама, -- раздался мягкий голос из коридора. -- Я нашла твою кожу. Я ее погладила. Выходи, нужно переодеться. А то в этой ты выглядишь... помятым.
Артем оказался в ловушке. Спереди -- раздутый утопленник с зеркальными внутренностями. В руке -- паразит, рвущийся наружу. Сзади -- мать с его выглаженной кожей.
Он посмотрел на зеркало над раковиной. Оно было единственным предметом в комнате, который казался нормальным. Обычное прямоугольное зеркало. Но в нем не было отражения Артема, отца или ванной.
В зеркале отражался длинный больничный коридор, залитый ярким, стерильным светом. И в конце этого коридора стояла открытая дверь, за которой виднелась зеленая трава и солнце.
-- Не смотри в зеркало, -- прошептал Артем самому себе, сжимая пульсирующую руку.
-- Ложь, -- булькнул отец, протягивая к нему мокрые, разбухшие руки. -- Там выход. Иди к свету, сынок.
Артем понял, что выбора нет. Отец был уже в полуметре. Запах гнили стал невыносимым. Артем вскочил, наступил ногой на край раковины и, зажмурившись, с размаху ударил головой в зеркальную гладь.
Он ожидал звона стекла, боли, порезов.
Но поверхность зеркала подалась мягко, как пленка поверхностного натяжения воды, и с чавкающим звуком втянула его внутрь.