Дыры - 37⁠⁠

Аннотация: Школьница Люся Игнатова страдает легкой формой вуайеризма. Часто она проводит время у окна, разглядывая в бинокль соседний дом. Напряженные отношения с родителями и подростковая ломка характера способствуют усугублению ее пристрастия. Когда она оказывается застигнутой за своим занятием, и реальный мир вторгается в ее жизнь, становится очевидным, что реальность бывает намного жестче и тревожнее, нежели фантазии и тайное наблюдение за соседями.

Часть 1. Класс 10: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19

Часть 2. Класс 11: 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36

16 марта, 2005г (позже).

Дома меня ждала полная анархия. А еще елка. Елка, которая чудом осталась стоять, привязанная к батарее, хотя хватило бы одного неосторожного движения какого-нибудь ублюдка, чтобы та рухнула. Сидела, наверное, час посреди бедлама, глядя на мою елку, как на символ чуда посреди хаоса и разрухи, как на последнюю свою надежду. Потом стала потихоньку прибираться. Дошла до кухни, увидела недопитую бутылку шампанского и еще какое-то время потратила на то, чтобы убедить себя, что — да, это не сон, только два часа назад мы мирно сидели за столом, готовились к встрече Нового года, а еще часом раньше Сергей признался, что хочет завязать с наркотиками. Потом я вспомнила, что в холодильнике оставалась еще одна бутылка шампанского. Глоток спиртного мог прийтись кстати.

Шампанского не было. Я понятия не имею, куда оно делось. Единственное объяснение: его забрали менты. Я ведь не могла разорваться за всеми, пока они тут рыскали. Я вообще вела себя как последняя дура: металась из комнаты в комнату, как клушка, а потом и вовсе застыла на одном месте и ждала, пока все закончится. Что ж, сегодня доблестным милиционерам есть чем отметить задержание опасного преступника, ну, и Новый год заодно. За неимением лучшего допила остатки из бутылки на столе. Потом вернулась к уборке.

После часу ночи стал разоряться телефон. Звонила уйма народу, все приятели Сергея. У них там, видать, своя беспроволочная связь с милицией, так что новости распространяются быстро. Отвечала односложно. Да, Сергея забрали. Понятия не имею, какую статью ему шьют, мне не докладывали. Нет, я вроде бы чистая. Честно говоря, я ментам просто на фиг не нужна, чтобы со мной межеваться. Да, показания снимали, но это поверхностно, будет еще один допрос. Может, и не один.

Сыпали советами. Как вести себя, что говорить на следствии. Я слушала вполуха. Имею подозрение, что звонили как раз те, кто Сергея и подставил за милую душу. Еще мне предлагали денег. Я благодарила и отвечала, что у меня есть. Не дура уже. Это сейчас они такие добренькие, а чуть только вынесут приговор, и мне придется расплачиваться за каждую копейку.

Единственный совет, который я хотела услышать, могла мне дать Надька Трофимова. Позвонила ей после того, как прибралась в квартире и немного успокоилась. Где-то наверху у соседей уже по десятому кругу запустили песню «Аварии» «С Новым годом». Еще там топали и приплясывали, чем здорово меня бесили. Стояло три ночи, и я молилась про себя, чтобы Трофимова откликнулась. Мне повезло. Подарок судьбы номер три. Надька, разумеется, дрыхла, но мобильник оставила включенным, так что бессонную ночь я ей обеспечила тоже.

— Тут и думать нечего, подстава — она и есть!— перебила меня Надька после того, как я, выложив ей свои горести и беды, перешла к предположениям. Сперва голос у нее был сиплым и злым спросонок, сейчас же он звенел от возбуждения.— Так что ему по любому — хана. Короче так, подруга. Ничего не делай, нигде не светись. Вызовут на допрос, много не болтай, но и его выгораживать не фиг. Смысла нет, раз уж за него взялись, только себе навредишь. А вообще, замри, пока идет следствие. Ты человек маленький, с тебя никто не спросит. Сиди дома, никому не открывай. Телефон тоже не бери, пошли все подальше. Я бы к тебе прямо сейчас приехала, но ты знаешь, я еще на больничном, мать мне башку оторвет.

Я слабо улыбнулась. Я подумала о том, что Надька из простой подруги превращается во фронтовую. Если учесть, сколько мы с ней пережили бок о бок, то не так уж это сравнение и метафорично.

— Думаешь, его посадят?— уныло спросила я.

— Люська, ты чего, дура? Ты сама-то как думаешь? Ясен перец, посадят. Ему же лучше! С иглы только два пути, ты знаешь? Могила или тюрьма. Так что в следующий раз подумай, когда возьмешься за шприц.

— Мне кажется, мне до конца жизни отбили охоту,— буркнула я.

— Не зарекайся!— отрезала Надька.

— Да мне и не на что…

— Воровать пойдешь. Или на панель. С твоими данными тебя возьмут.

— Слушай, Надь, ты поругаться хочешь?— сурово спросила я.

— Если нужно, то и поругаюсь. Или опять тебе морду набью. Боюсь только, на этот раз тебя пара пощечин не отрезвит. Шаповал, кстати, на иглу подсела. Ее сейчас трахают по городу все, кому не лень.

— Ее и раньше трахали,— проворчала я.

— Раньше она хоть кончала. А сейчас пацаны рассказывают, вообще как мутант. Без пяти минут дебилка. Только ноги раздвигает и лежит.

— Значит, есть Бог на небе,— сказала я.— Только сейчас это вроде как не к месту…

— Вроде как к месту. У нее «пять минут», а у тебя «полчаса».

— В смысле?— грозно спросила я.

— Слушаю вот тебя сейчас, как ты переживаешь за своего дорогого Сережу. Ты бы лучше о себе подумала.

— А чего мне о себе думать? Я — моль.

Надька помолчала, видимо, что-то прикидывая в уме. Потом холодно произнесла:

— Слушай, Люсь, я иногда от тебя в ауте. Ты такую школу прошла, и все равно где-то как малолетка. Ты же жила у него дома, долго жила. Все об этом знают, и в школе, и предки твои — если что, подтвердят. Работы у тебя нет, нигде не учишься.

— И что?— Я понятия не имела, о чем она толкует.

— А ты не подумала, что твой Сережа на допросе заявит: мол, знать не знаю, откуда наркота, это подруга моя сидит на игле, наверное, она героин притащила. Сунутся менты к Покемонше, а Покемонша, ты сама рассказывала, что-то пронюхала. Каюмов тебе не Хорек Тимоха, на фига ему тебя выгораживать?

У меня ухнуло сердце. Нет, о таком я не думала. Способен ли Сергей Каюмов на такой выкидон, как мне обрисовала Трофимова? Ответ односложен до ужаса: способен. Он не Хорек Тимоха, это уж точно.

— И что, оружие тоже я к нему притащила?— недоверчиво спросила я.

— Еще и оружие было?

— Ну, нашли его ствол…

— Люська, ты его трогала?

Мне нечем было крыть. Сердце покрылось инеем страха. Не только трогала, черт возьми, я палила из него по банкам за городом. На нем достаточно моих пальчиков, чтобы припаять мне какой-нибудь срок — за компанию, чтобы знала в другой раз.

— Эх, Люська, Люська,— вздохнула Надька.— Что ты за человек! Вечно вляпаешься в какую-нибудь хренотень, трясись за тебя потом.

Ответить мне было нечего, и я уныло шмыгнула носом.

Мы помолчали. Краем уха я услышала, как за окном прострекотал припозднившийся фейерверк. Соседи, слава Богу, закончили топать, и «Авария» замолкла, но несмотря на тишину, я знала, что до утра мне не заснуть. Молчание нарушила Трофимова.

— Короче, Люсь, у меня сейчас деньги кончатся. Делать нечего, остается ждать. Звони каждый день, ночью звони, если что. Я тоже буду звонить. Прорвемся как-нибудь.

Совет Трофимовой стал определяющим, притом что подспудно я сама чувствовала, что именно такая линия поведения будет наиболее верной. Домашний телефон я отключила. Заперлась на все замки, приняв решение не реагировать, если кто-то будет долбиться (никто не долбился, что меня не особо удивило). На следующий день после ареста Сергея провела ревизию на предмет наличности. У Сергея имелись в доме отдельные сбережения, но все дело в том, что после обысков, как правило, все сбережения тают. Не берусь утверждать, что деньги осели в карманах ментов, поскольку не знаю. Деньги были конфискованы до конца следствия, я даже подписала бумагу, но права на них у меня были такие же, как, скажем, на картину Мадонны, так что о том, чтобы попытаться их вернуть, не могло быть и речи. С утра я залезла в свою сумочку и выяснила, что на все про все у меня имеется без малого пять тысяч рублей. Не «копье» с одной стороны, вот только я понятия не имела, сколько мне придется их растягивать. Если бы не предновогодние растраты, если бы не елка, у меня осталось бы больше. Но я не жалела, а в особенности о елке. Я решила ограничиться самым необходимым. Перешла на более дешевые сигареты, а из еды покупала только крекеры и чипсы.

Новый год отмечала чипсами. Купила одну пачку, смаковала ее весь вечер. Сидела дома взаперти, тупо пялилась в телек. Первый мой Новый год в таком духе. Больше похоже на панихиду. Позвонила Надька, поздравила, спросила, как у меня дела. В трубке слышалась музыка. Надька сообщила, что предки никуда ее не отпустили, так что вынуждена она встречать Новый год с родственниками. Голос у нее был кислым, а я подумала, что была бы благодарна Богу, если бы сейчас рядом со мной были родные. Но их не было. Мама даже не позвонила поздравить.

Следствие по делу Сергея провели на скорую руку, кому-то было выгодно, чтобы дело дошло до суда как можно быстрее. На первый допрос я явилась дрожащая и бледная, помня о возможном варианте, что Сергей может всю вину спихнуть на меня. Однако допрос велся в довольно непринужденной обстановке, из чего я сделала два вывода: первое, Сергей меня не подставил, второе, ментов не интересовала моя персона как кандидата в подследственные.

До самого суда я продолжала жить у Сергея дома. И причина вовсе не в том, что, следуя рекомендациям Трофимовой, я затаилась, как мышь. Дело в том… Короче, мне нужно было, чтобы он мне сказал, что делать дальше. Я не могла ничего предпринять, не посоветовавшись с ним, не услышав его решения. Я уже настолько привыкла зависеть от него, что обстоятельства, которые другая посчитала бы самыми благоприятными, не имели для меня никакого значения, не несли в себе никакого знака судьбы. Я не пыталась воспользоваться арестом Сергея, чтобы вернуться к нормальной жизни. У меня и не было ее, нормальной жизни этой, чтобы к ней возвращаться. Как заметил сам Сергей при нашем первом знакомстве на той памятной блат-хате: ошибки исключены, то место, где ты есть — критерий тебя самой. Мой критерий заключался в том, чтобы дождаться свидания и услышать его мнение.

Впервые я увидела его на скамье подсудимых. Выглядел он осунувшимся. Я прекрасно понимала, каково ему сейчас. Лишение свободы — детский лепет по сравнению с ломкой, ведь как правильно сказала Трофимова, вариантов слезть с иглы не так уж много: либо могила, либо тюрьма. Я не была заядлой наркоманкой, любительницей только, но однажды ночью я проснулась от мысли, что мне больше никогда не доведется испытать этот кайф, и меня обуял настоящий ужас. Ломка меня обошла, и я верила, что легко восприму отсутствие наркотика в моей жизни, но странная вещь — чем больше мой организм очищался, тем сильнее я испытывала тоску. Мне хотелось дозы. Хотелось хоть немного забыться. Хотелось пресечь этот бесконечный поток мыслей, окрашенных в мрачную палитру.

В самом начале судебного заседания Сергей скользнул по мне взглядом. Больше он на меня не смотрел. Как я ни пыталась перехватить его взгляд еще раз — бесполезно. Даже когда я давала показания, он смотрел в сторону. Мне хотелось реветь от досады, я ничего не понимала. Я тут жду, надеюсь, что он мне поможет, даже из-за решетки, а он словно тяготится самим моим существованием.

А может, это и есть — ломка? Ведь теорию относительности способны понять только шесть человек в мире, а принять относительный мир мог лишь один. Тебя ломает, когда бескрайнее глянцево-синее небо вдруг заполняет черная туча авиации, сеющая смерть всем — правым и неправым. Тебя ломает, когда мирные семейные отношения между отцом и дочерью вдруг превращаются в домогательства и растление. Тебя ломает, когда твой принц, твой любимый вдруг появляется на твоем горизонте в обнимку с другой девушкой, он обнимает ее, смеется, и ты не в силах поверить, что лишь неделю назад он вот так обнимал тебя. Тебя ломает, когда юноша, что провожал тебя до дома, неумело пытался поцеловать в подъезде, вдруг оказывается в закрытом гробе, его больше нет, все восемнадцать лет его жизни кажутся бессмыслицей, и на этом фоне любая жизнь теряет смысл. Тебя ломает, когда ты, ненавидящая и презирающая убийство, умерщвление живого существа, однажды вынуждена сама убить, чтобы выжить. Тебя ломает, когда ты вдруг смотришь на свой собственный дом под незнакомым углом зрения и понимаешь, что кто-то может увидеть тебя такой, какой ты сама себя не знаешь, что миллионы человек, обладающие каждый своим личным мироощущением, составляют о тебе миллионы различных мнений, но это все — ты, ты одна, вмещающая в себе весь мир, всю гамму. И наркотик — всего лишь средство избавиться от раздвоения сознания, это как бинокль — вещь, на которую при случае можно кивнуть и возложить на него вину за все.

Большая часть судебного заседания прошла мимо моих ушей. Сергею было предъявлено обвинение в хранении наркотиков. Его признали виновным. Но даже сам приговор — семь лет общего режима,— всего лишь коснулся моего слуха, как будто кто-то нашептал мне ничего не значащую чепуху.

А может, это была не ломка и не равнодушие. Это был первый шаг домой.

Продолжение следует...