Жду новый пост

Серия «Дух из механизма»

Коля не выдержал и заплакал в голос.

— Я надел часы! Надел! Что еще надо?

Машинка в ванной заглохла, крышка кастрюли прекратила громыхать на кухне, силуэт за шторой замер.

— Надел, вижу-у, — послышался зловещий голос, — и что ты хочешь?

Коля оторопел от такого вопроса.

— Чтобы ты отстал от меня!

Раздался веселый и одновременно издевательский утробный хохот.

— Нет уж-ж, мальчик, так не выйдет. Теперь мы вместе-е-е, — протянул голос, а когтистая рука за занавеской взметнулась, разжав пальцы, — так что ты хочешь?

Коля задумался, и в его голове яркой вспышкой проснулась одна мысль, которую он тут же озвучил.

— Я хочу быть обычным! Нормальным! Как все остальные!

Тень за занавеской замерла, еще с минуту не двигалась.

— Как пожелаешь, — прошипела тень, и в это же мгновение Коля проснулся в своей кровати.

— Просыпайся! Больше толкать не буду, в школу пора! — привычно заговорила мать, толкая Колю.

Коля резко открыл глаза, вспомнил сон, посмотрел в глаза матери, и огорченно выдохнул.

Рука с часами была под подушкой, поэтому мать не увидела ее. Что-то недовольно проворчав, она вышла из комнаты, а Коля тут же подскочил с кровати, думая о том, как же скрыть часы. Не идти же с ними в школу? Точно отберут, а отец, если увидит, так вообще от него мокрого места не оставит. Но расставаться с часами он по какой-то непонятной причине не хотел.

Коля тут же подскочил к шкафчику с вещами, нашел и сразу надел свою старую, серую кофту с длинным рукавом. Старая, растянувшаяся кофта хорошо скрывала часы, и Коля решил идти в ней.

— На себя посмотри, позорище. Сними это, если не хочешь чтобы тебя в первый день изваляли там! — причитал отец Коли, уже собравшийся на работу.

— Пусть идет, как хочет, — отмахнулась мать, — неделя то всего осталась.

Отец спешил на работу, поэтому на воспитательную беседу о внешнем виде у него времени не оставалось. Махнув на сына рукой, он холодно поцеловал жену в щеку и ушел.

Первый день в школе прошел спокойно, и это было не особо удивительно, все-таки последняя неделя учебы. Большинство учеников были похожи на уставших медведей перед спячкой, лениво и в развалку ходили по коридорам на переменах. У некоторых наоборот, настроение было на высшем уровне, последняя неделя все-таки, а там уж такое желанное и долгожданное лето.

На последнем уроке истории ребята больше походили на спящих ленивцев, чем на учеников. Учительница средних лет, а по совместительству классный руководитель шестого «В» класса Мария Александровна, среднего роста строгая женщина, постоянно собирающая волосы в «гульку», зачитывала строчки о русско-японской войне 1904-1905 годов.

— Причиной войны стало соперничество между Россией и Японией за влияние в Манчжурии, — она продолжала говорить о причинах войны, и неожиданно для учеников задала вопрос всему классу, — а повод был какой? Мы проходили это в прошлом месяце, я все подробно объясняла.

В классе повисла тишина. Неожиданно для себя Коля вспомнил тот день, и что объясняла Мария Александровна. В голове этот момент всплыл сам собой, даже немного напугав мальчика. Убедившись, что это действительно воспоминание, а не плод его фантазии, Коля несмело поднял руку.

Мария Александровна, увидев вытянутую руку Коли ненадолго оцепенела. Моргнула несколько раз, нет, не показалось, действительно руку тянет.

— Что, никто не запомнил? — учительница оглядела весь класс.

Отходящие от полу анабиоза ученики тоже обратили внимание на Колю. Где-то послышались девичьи смешки и шепот, обсуждали явно его.

— Тихо всем! — Мария Александровна хлестнула указкой по столу, и класс затих, — ну, давай Степанов.

Коля неуверенно поднялся под насмешливые взгляды одноклассников.

— Поводом для войны был отказ России вывести войска из Манчжурии, и отказ признать исключительные права Японии на Корею, — Коля отчеканил слова учительницы, которые запомнились ему с прошлого месяца.

Мария Александровна, услышав ответ, едва не открыла рот. В классе стало еще тише.

— Да… правильно, это был основной толчок к войне, — уже в голосе Марии Александровны заиграла неуверенность, — что ж, садись Степанов, — она едва не проглотила последнее слово, — пять.

Домой Коля возвращался в прекрасном настроении. Он с восторгом и лучезарной улыбкой разглядывал свою первую пятерку в дневнике с подписью классного руководителя. Он был в бодрящем и будоражащем предвкушении, как удивится мать, увидев такую оценку и ни одного замечания за прошедший день.

Вот только дома его восторга мама не разделила. Увидев оценку, она ее внимательно разглядывала. Настолько внимательно, что чуть ли не зарывалась носом в дневник. Закрыв дневник, женщина шумно втянула воздух ноздрями и швырнула дневник в стену, едва не попав в сына. Она закатила неистовую истерику понося Колю, на чем свет стоит.

— Оценки он еще подделывать будет мне тут, ишь ты, чепуха! — распалялась мать, — ничего, отец придет, он тебе покажет!

Коля клятвенно уверял маму, что оценку он заработал сам, ответил на вопрос учительницы, но мать его не желала слушать. Когда уже Коля был на грани истерики, женщина пошла на кухню и вышла уже со шнуром от кипятильника. Этот аргумент в руках матери отбил все желание доказывать свою правоту, и до прихода отца мальчик пробыл в своей комнате.

Вечером, когда отец вернулся и поужинал, Коля услышал из зала причитания матери.

— Ты посмотри, он еще и оценки сам себе рисует, или помогает кто, я не знаю! Ну, ты посмотри-посмотри, — послышался шелест бумаги, наверняка передала дневник отцу.

Коля в страхе сжался на своей кровати, на всякий случай снял часы и спрятал их под матрац. В зале надолго повисла тишина, было слышно лишь шумное дыхание отца.

— В школу ходила? — спросил мужчина.

— Н-нет, — заикнулась мать, — что туда мотаться постоянно? И так ясно, что врет чепуха!

— Коля, подойди, — послышался спокойный голос отца.

Коля незамедлительно выполнил требование и уже через минуту стоял перед родителями, сидящими на диване.

— Что на уроке спрашивали? — обратился он к сыну.

Коля рассказал, что Мария Александровна спрашивала о поводе русско-японской войны, и он вызвался ответить, за что получил оценку.

— Откуда ты это знаешь? — сдержанно спросил отец.

— Мария Александровна рассказывала это в прошлом месяце, — тихо ответил Коля.

Жестом головы отец дал понять, чтобы мальчик шел в комнату, что он беспрекословно выполнил. Неужели отец ему поверил и не закатил истерику подобно матери?

Отец больше ничего не говорил. Судя по звонкому хлопку и писку матери, ей прилетела неслабая пощечина или даже затрещина. Мужчина ушел в спальню и больше разговоров на эту тему Коля не слышал, поэтому принялся за домашнее задание. Родители в последнее время не заставляли его делать то, что задали на дом. Сначала пытались, но успехи в понимании предметов оставляли желать лучшего. В конечном итоге они сдались, и не требовали с мальчика делать домашнюю работу.

Сейчас же он почувствовал необъяснимое желание выполнить то, что задали, поэтому оставшийся вечер он провел за уроками. Было тяжело, многого Коля не понимал, но уж всяко лучше, чем раньше, когда он смотрел в книгу и видел там фигу, грубо говоря.

Следующий день для Коли так же выдался продуктивным. На уроке истории он получил уже вторую пятерку за правильный ответ, а когда подошел к столу и протянул дневник, Мария Александровна заметила часы, блеснувшие из-под рукава кофты. На уроке русского языка Коля написал классную работу по домашнему заданию, но строгая учительница, увидев несколько незначительных ошибок, по привычке влепила мальчишке трояк.

Пятерка по истории радовала, а вот тройка не очень, но за тройки его родители не ругали, так как дело было привычным. Коля шел домой и испытывал смешанные чувства. Нет, на этот раз он дневник матери не покажет, и не будет хвастаться оценкой. Надо будет — сама посмотрит.

В одном из дворов Коля услышал плач, плакала девочка и постоянно причитала:

— Отдайте уже! Отстаньте от меня!

Интерес проснулся неожиданно. Обычно в таких случаях Коля проходит мимо, оно и понятно, сам же и получит по первое число, но сейчас этого страха не было. Он свернул с тротуара во двор и увидел, как трое сверстников с параллели играючи кидают розовый рюкзак плачущей Вики, которая мечется от одного к другому. Мальчишки ловко кидали друг другу рюкзак, их забавляла реакция Вики, которая плакала и просила вернуть рюкзак.

— Там мамины очки! Она меня убьет за них! — рыдала в голос Вика.

Сейчас он взглянул на трех пацанов иначе. Не было никакой любви и доброты. Было то, что заставило его подойти ближе.

— Отдайте ей рюкзак.

Трое пацанов замерли, глянув на Колю.

— О, да ты совсем смелый стал, смотрю? — тот, что был ближе всех, пошел к Коле, — ты че на?

Он толкнул Колю в грудь, что он чуть не свалился навзничь, но на этот раз устоял.

Задира толкнул Колю еще раз, и еще, а очередной толчок не удался, и нос задиры встретился с кулаком Коли. Мальчишка по-девичьи взвизгнул, сделав шаг назад, а двое его друзей двинулись в их сторону, оставив рюкзак на земле.

Коля наклонился, взял под ногами осколок кирпича и без предупреждения кинул прямо в обидчика. Попал в голову, от чего пацан снова пискнул и упал на землю, схватившись за голову. Когда двое увидели, как через пальцы задиры сочится красное, они тут же перепугались и разбежались кто куда. Убежала и Вика, предварительно схватив свой рюкзак.

Что-то изменилось в Коле, и теперь он это прекрасно чувствовал. Без всякого сожаления взглянув на воющего в голос задиру, Коля пошел своей дорогой.

Вечером отец заметил, что Коля занимается уроками. Он ничего не сказал сыну, а лишь думал одному ему известные думы. Относительно спокойную обстановку в квартире прервал остервенелый стук в дверь.

Отец пошел открывать дверь и чуть с порога не схлопотал в нос. Мать ринулась в коридор на громкие ругательства какого-то мужчины, а Коля вышел в зал. Лезть он не собирался, просто было интересно.

— Я тебя и твоего сопляка закопаю! — едва не кричал разгневанный мужчина, — кх… отпусти!

— Не трогайте моего мужа! — выпалил другой голос.

— Это он тут начал кулаками махать, — отрезал отец Коли, — объясни сначала, а потом уже кулаками маши.

Драка кончилась, не успев начаться, запыхающийся мужчина отпрянул.

— Где этот говнюк? Приведи сюда, пусть объясняется, почему мой сын пришел со школы, бл, в крови весь! Нос сломан, башка пробита!

Услышав это, отец Коли сначала помолчал, а затем рассмеялся в голос.

— Я понять не могу, че я смешного сказал?

— Кто тебе это сказал, сын? — спросил отец Коли.

— Ну, а кто еще!?

— А ты допроси его хорошенько, да с ремнем, — уже серьезно ответил отец Коли, — он и мухи за все шесть лет не тронул, а ты мне говоришь, что он твоему обалдую нос сломал, да башку пробил. Поди со своими не поделили чего, подрались, а свалить то, конечно, проще на нашего!

— Приведи его сюда, пусть сам скажет! — выпалил мужчина, явно пытаясь вломиться в квартиру, и вдруг все затихло.

Послышался короткий щелчок.

— Э-э, мужик… ты че? — сглотнул мужчина.

— Пойдем, Никита! Пойдем, извините, мы ошиблись! — запричитала женщина из подъезда.

— Наш сын никого не мог обидеть, а вот я могу, — строго отрезал отец Коли, — а если еще ломиться ко мне будешь, ну, ты сам понял. Пошли отсюда.

Незваные гости тут же начали рассыпаться в извинениях и через минуту от них след простыл.

— Идиоты, — отец Коли закрыл дверь, мальчик тут же вернулся в комнату за уроки.

Родители даже не думали обращаться к сыну по этому поводу и что-то спрашивать, а он ли это сделал или нет. Смысла от этого допроса не было, и так все понятно. Были уже подобные случаи, когда сверстники шпыняли Колю, и в разгаре веселья кто-то из них мог ударить своего друга или кого-нибудь еще. Логическая цепочка выстраивалась сама собой — собрались все из-за Коли, издевались над ним и кто-то кроме него пострадал — виноват Коля, очевидно же, без него и сборища не случилось бы, а тем более травмы. Однажды в класс, пока не было учителя, заскочили старшеклассники с рогатками, один прицелился в Колю, но промазал и выбил зуб одной девчонке неподалеку от основной мишени.

Виноват кто? Правильно, Коля. Ведь старшеклассники пришли позабавиться над ним, а из-за него пострадала девочка. Разъяренные родители девочки тем же вечером пришли разбираться к отцу Коли, мол, ваш изверг только девочек и может обижать! Против Коли в таких случаях находилось множество аргументов, но все они без шансов разбивались об отцовский Макарова.

Для отца Коли такие заскоки возмущенных родителей, чьи дети по их смелым заявлениям пострадали от рук его сына, были не в новинку, как и этот, про который Валера забыл сразу же, как только захлопнулась входная дверь.

На следующий день Колю после уроков ждали по-старому новые проблемы. Прознавшие про минувший инцидент старшеклассники, приходящиеся друзьями тем пацанам, на глазах которых Коля пробил голову одному из них, решили спросить с него на серьезный лад. За школой собралось много народа, которые окружили Колю и трех старшеклассников. Самым «крутым» из них считался Стасик. Худощавый, высокий, короткостриженый и с жиденькими усами.

— А ты чего, Коля, — вышел вперед Стасик, мельком оскалившись, — крутым себя почувствовал, кирпичами швыряться?

Он струйкой сплюнул через щербинку в зубах, но даже не отворачивался, от чего попал на Колину форму.

— Ну, говори, не то больнее будет, — Стас едва не нависал над Колей.

Из круга кто-то вытянул небольшую палку. Другой старшеклассник подошел и взял предложенное оружие, которое вручил Стасу.

— Я… — взгляд Коли отыскал в толпе Вику, но тут же вперился в Стаса, — защищался.

— Ах, защищался он? Ну, защищайся, — фыркнул Стас.

Трое старшеклассников навалились на Колю и принялись его избивать. Били недолго, но сильно и не особо разбираясь. По ногам, по голове и всему телу. Стас помимо ног использовал палку, которой в пылу попал по запястью Коли. Из-под кофты было не видно, но палка звонко стукнула по циферблату его часов, а в общей суматохе этого не было слышно.

Штаны Коли были местами порваны, волосы грязные и растрепанные, а по всему видимому телу были ссадины, царапины и шишки, набухающие на голове.

— И запомните, — Стас оглядел всю толпу, указав на Колю, — если вот такие недоумки будут сопротивляться, или даже нападать, сразу говорите мне. Все, расход.

Стас напоследок плюнул на извалянного в земле и пыли Колю, сунул руки в карманы брюк и пошел прочь с заднего двора школы. За ним увязались и его двое друзей, а вся остальная толпа, шепчась или шумно переговариваясь, начала расходиться. Обессиленный и избитый Коля поднял голову, увидел Вику, которая шла и бросала на него кроткие взгляды. Но, как и все, она просто пошла дальше.

— Ну, проходи, Дима.

В зале Николай занял свое любимое место в продавленном кресле напротив телевизора, а в другом конце зала стоял диван, куда присел Дима. Такая обстановка была понятна и логична, окна в зале выходили на солнечную сторону, и старик, сидя у окна получал хоть какую-то порцию витамина Д.

— Ну, и чего ты там своей газете сказать хочешь?

— Вы ведь недавно выложили в Телеграм пост о своих часах, — глаза Димы горели нездоровым азартом, когда он смотрел на это украшение, — что расскажете их историю и… даже отдадите?

— А, да, — Николай посмотрел на запястье, где красовались антикварные часы, — было дело. Так тебе, стало быть, часы интересны?

— Не только, Николай Валерьевич, они ведь еще довоенного времени. Я бы хотел знать, как они к вам попали. Можно… посмотреть?

— Ну, посмотри.

От дивана Дима прошел к креслу, наклонился, внимательно посмотрел на часы. Несмотря на хороший вид стрелки в них стояли неподвижно, застыв почти на половине двенадцатого.

Часы действительно были необычные. Несмотря на время, через которое они прошли, выглядели они куда лучше своего хозяина. Ни одной царапинки, скола или потертости. Материал напоминал белое золото, а циферблат часов с несколькими логотипами и весьма странным расположением дополнительных, маленьких циферблатов не внушал доверия лишь с фотографии. Эти самые маленькие циферблаты не были ни компасом, ни чем-либо еще, они не несли в себе никакой смысловой нагрузки. Просто два кружочка со стрелкой внутри, а на горизонтальной и вертикальной плоскости были небольшие деления. Как будто большой циферблат породил два маленьких, но они еще пока не сформировались, не приняли должный вид.

— Ну и ну, — протянул Дима и отпрянул от старика, — я думал вы фотографию часов из нейросети взяли. Похоже очень просто на ее шедевры.

Старик смешливо крякнул, а Дима присел обратно на диван. Он бы даже не приехал к этому старику, если бы не убедился в подлинности старых фотографий этих часов. Однако смущала одна деталь.

— Они ведь на старых фотографиях по-другому выглядели? Не было третьего лого, а вместо девятки на них была такая же зеркальная тройка. На более старой фотографии те же тройки, только вместо одиннадцати часов была цифра двенадцать, насколько я помню, ну чистый дублер следующего часа. Но почему они стоят? Сломаны?

— А ты внимательный малый, — заметил старик, глянув на часы. Неловко пожевал сухими губами, ненадолго отвел взгляд, — дело в том, что они сами менялись, да и не сломаны они, просто спят.

— С-спят? Как это? — удивленно усмехнулся Дима.

— А вот так вот, — выдохнул старик, — ну, ты там чего-нибудь тогда наври для красивого словца, а я, стало быть, как есть расскажу.

***

Маленький Коля возвращался из школы домой. День выдался трудный, а старшеклассники и даже одноклассники не упустили возможности показать свое превосходство над ним. Драться Коля не умел, и постоять за себя в таком случае не получалось. По этому случаю он был отрешен практически ото всех. В Союзе после войны все держались кучнее, даже школьники, но даже Коля в их число не вписался, не любили его.

Была уже весна, теплый май обещал смениться еще более теплым июнем, и скоро это все должно было кончиться. Шестой класс подходил к концу, а летом его ждала не менее «любимая» деревня. С каждым днем, проведенным в школе, он все больше не хотел видеть ни саму школу, ни тех, кто его окружает. Была бы хоть какая-то радость учиться, так и с этим у него не сложилось. На уроках Коля часто дремал, материал усваивал плохо, хороших оценок за исключением троек получать не доводилось.

Он возвращался домой и одна мысль о том, что приехала тетя с его двоюродной сестрой Светкой — чуть-чуть грела душу.

А до этого он в школе нахватался от старшеклассников щедрых тумаков, и прямо посреди урока, когда преподаватель вышел, одноклассники столкнули его со стула и щедро отлупили ногами, куда только попадали. Поэтому возвращался домой как обычно весь грязный, да с синяками и ссадинами. Повезет, если в целой форме, за нее еще и от родителей мог получить.

Уже в квартире, когда Коля в очередной раз выслушал от матери за внешний вид, та ушла на кухню к тетке и двоюродной сестре Коли. Отец в это время был на работе.

Коля хотел что-то сказать Светке, заглянул на кухню. Мать сначала пыталась ему спокойно объяснить, чтобы он вышел, но Коля этого не понимал. Слово за слово, повышенный тон матери, и она сорвалась. Тут же высекла Колю шнуром от кипятильника прямо на глазах у изумленной сестры и равнодушной тетки.

Сгорая от стыда, Коля весь оставшийся день провел в дальней комнате квартиры, и вышел только под вечер, когда отец пришел. От отца досталось еще пуще, чем за весь прошедший день.

Отец Коли не мог терпеть его безучастие в школьных разборках, да и мать наверняка что-то нашептала, от чего сыну досталось по первое число.

— Я тебя придушу, сука, — тихо говорил отец, сжимая горло маленькому Коле.

Он уже смирился, что сын не может за себя постоять, но не мог смириться, что его сын такой. Неправильный, не такие дети должны рождаться от такого, как он. Иногда ему действительно хотелось просто задушить маленького Колю, чтобы не мучился, а отец не сгорал от стыда каждый раз, когда ему говорят, что Колю опять побили и к тому же порвали дорогую форму.

Кулак щедро приласкал глаз Коли, и отец, смотря на это маленькое ничтожество, покинул комнату.

Так и пришлось Коле на следующий день идти в школу с ноющим телом и с синяком под глазом.

По весне пацаны совсем осмелели. Понимали, что отец Коли не заступается за сына, а наоборот — может еще и поддать. После уроков даже не отпустили, а увели Колю на заброшенную стройку, где пленные немцы не закончили свое дело. Куда их дели — кто его знает. Да и стройка в целом какая-то неправильная была, больше похоже на место археологических раскопок.

Собралась компания тогда большая, рогатки все приготовили и снаряды разные, от скомканных в слюнях бумажек до маленьких камней, а Колю выбрали мишенью. Потренироваться хотели.

Настрелялись пацаны и девчонки вдоволь, на мальчишке и места живого не осталось. В волосах даже камни остались и слюнявые бумажки.

И даже самые скромные и сердобольные девочки тогда к Коле не подходили, стороной обошли. Может, от той же неприязни, а может от того, что и самим бы досталось, нежели заступились бы за него. Даже Вика, худенькая пятиклассница с рыжими волосами до плеч, которая нравилась Коле, а может и сама чувствовала к нему что-то теплое, обошла его стороной. Ее и саму могли обижать, но пока все внимание было сосредоточено на Коле, она была бледной тенью, которую почти никто не замечал.

Когда все разошлись, трое самых авторитетных старшеклассников подошли к Коле, который лежал и до сих пор закрывал голову руками.

— Терпи, груша, — склонившись над Колей, прошептал один из них, а после щедро пнул его в бок.

Мальчик захрипел, схватившись за ударенное место, и перекатился на другой бок.

— Ладно, хватит ему пока, до лета еще долго, — хмыкнул один из старшеклассников.

Когда Колю оставили, он тихо заплакал. Хотелось сбежать, да вот только куда? Бежать некуда, это уже никогда не закончится. Оставалось ждать конца мая, где предстояла путевка в деревню к вечно пьяному деду и бабушке, которая и сама мучается, держа на себе все хозяйство.

И даже после такого Коля не понимал, за что с ним так поступают, не понимал этой жестокости. Он ведь никогда не желал никому зла, ни с кем не дрался. Наоборот, Коля всегда тянулся к сверстникам, считал себя таким же, как и они. Хотел быть рядом, в их сплоченном коллективе, быть на одной волне, так сказать. Коля разрыдался от невыносимой боли и осознания, что он любит их. Любит маму, любит отца, как бы он его не бил, любит своих одноклассников и вообще всех. Но он не понимал, почему не любят его? Почему за это его так жестоко наказывают? Коля не знал этого, но догадывался.

***

Коля слышал разговоры своих родителей и врачей, которые какое-то время приходили на дом.

— Так что с ним, Павел Юрьевич? Это пройдет? — спрашивал взволнованный отец.

— Это врожденный аутизм, Валерий Николаевич, это генетика, это не лечится.

— К-как? — задохнулся от возмущения отец Коли, а из своей комнаты Коля слышал, как он вскочил с дивана. Скрип пружин выдал, — не может быть такого, у меня и отец, и дед! Даже прадед моего деда! Все здоровые были, как быки!

Коля в этот момент аккуратно выглянул из комнаты, наблюдая развернувшуюся драму в зале. Мать сидела на диване, врач на табуретке чуть поодаль, а отец стоял между ними. Коля запомнил, каким пунцовым стало лицо мамы, но не понимал почему.

— Так может, дело не в вас, Валерий Константинович? — врач лишь бросил мимолетный взгляд на мать Коли.

Этим же вечером мать созналась, что у рано почившей бабушки были отклонения, и это могло привести к такому вот последствию.

Досталось тем вечером матери крепко, Валера орал на нее благим матом, проклинал, на чем свет стоит, таскал за волосы по всей квартире и не жалея сил избивал.

Это как же он, войну прошел, под танками немецкими валялся, контужен был не раз взрывами, пуль сколько схлопотал. Фашистов до самого Берлина гнал, а ему в награду еще и вот это? Лгунья жена и отсталый сын?

— Сука! Тварь! Это из-за тебя у меня не сын, а больная рохля! — сокрушался в ругательствах отец, не прекращая избивать плачущую от боли супругу.

От возможной участи ее спас плач маленького Коли, на которого переключился отец. Мальчику тоже досталось от разгневанного отца, который потом ушел из квартиры и вернулся через несколько часов пьяный в драбадан.

С тех самых пор мать охладела к сыну, и отец перестал холить и лелеять «наследника». Он его возненавидел, терпеть не мог, и постоянно обвинял его во всем, что происходило в его отцовской жизни. Но Коля этого не понимал, по-прежнему любил своих маму и папу, таких родных, таких теплых и близких.

***

Коля приподнялся на локтях, от ноющей боли фыркнул и раздул пыль перед носом. В глаза бросился предмет, который сразу блеснул ему солнечным зайчиком.

Он приподнялся, руками раскопал сухую пыль и достал наручные часы. Обычные наручные часы, стрелка которых застыла на девяти с лишним часах. Логотип на циферблате был незнакомый, иностранный похоже.

Взяв с собой часы, Коля с трудом добрался до дома — по ногам тоже часто попадали из рогаток, много синяков и ссадин оставили.

В квартире сразу же вбежал в ванную комнату, где отмылся и как смог отстирал всю одежду. Раньше бы мать высекла за такое, но сейчас было тепло, форма высохнет на балконе быстро.

Поскольку гостей дома не было, мать была к сыну снисходительнее, даже почти не ругала. А вот когда пришел отец, проверил дневник и увидел замечание учителя о том, что тот задремал на уроке, мальчику снова досталось по первое число.

На ночь Коля засыпал с саднящей задницей и ноющим фигналом под глазом, но зато с трофейными часами под подушкой.

И ночью он увидел необычный сон. Он был ярче и красочнее всех сновидений, которые помнил Коля. Как будто он и не спал вовсе.

Коля встал со своей же кровати, услышав странный шепот. Он раздавался то ли по всей квартире, то ли только у него в голове.

Коля прошел на кухню, хотя ему было не по себе от этого шепота.

— Кто здесь? — тихо спросил перепуганный мальчик.

Кастрюля с борщом, стоящая на плите, громыхнула крышкой.

Коля вздрогнул, повернувшись к плите. Кастрюля выглядела странной, неправильной. Вместо одного половника, как мать всегда оставляла в кастрюле, там их было три, а на крышке были точно такие же ручки, как и на самой кастрюли. Не посередине, а по краям и такие же большие.

Крышка кастрюли приподнялась, Коля постепенно склонялся к ней. Интересно было, что же там такое.

Пока из недр кастрюли не услышал тихий шепот.

— Привет Коленька, давай познакомимся, у меня давно не было друзей, мне так скучно, так одиноко!

— Кто ты? — тихо спросил Коля.

— Я тот, кто помогает своим друзьям. Ты хочешь со мной дружить, Коленька?

— Д-да, у меня тоже нет друзей, — расстроенно ответил Коля. Крышка кастрюли приподнималась в такт словам неведомого голоса.

— Тогда давай я стану твоим другом, Коленька! А чтобы со мной подружиться, надень часики, которые нашел! Надень часики, и все у тебя будет хорошо! Мы будем друзьями-и-и! Самыми лучшими друзьями. А не наденешь, хе-хехе-е, я сожру тебя живьем!

Крышка кастрюли поднялась и резко хлопнула, и Коля проснулся в своей комнате, едва ли не закричав. Коля слышал стук собственного сердца, а лоб был в мелких каплях холодного пота. Вставать с кровати не хотелось, слишком жутко было, да и все тело ныло. Ну и борщец!

Утром, когда мать разбудила Колю, то поняла одну простую вещь — в таком состоянии сын точно в школу не пойдет.

Для Коли это было настоящим благословлением. Он так долго ждал этого момента, и вот он настал. Мать сходила в школу и осведомила нужные лица о том, что Коля заболел и на учебу в ближайшую неделю не явится.

В первую же ночь на своем законном больничном Коля вновь увидел странный сон. На этот раз, когда он вышел из своей комнаты, тяжелые шторы трепыхались, точно с балкона дует сильный ветер.

Вот только сам Коля ветра не чувствовал и шел к шторам, намереваясь узнать, что же их так волнует. В глаза бросился диван, стоящий у стены. Коля прекрасно знал, что это диван, но сейчас это были три больших кресла стоящие вплотную друг к другу, и по размеру они почти точно копировали диван, если бы не боковушки. Да уж, такому дивану отец точно не обрадовался бы.

Взгляд случайно зацепил настенные часы аккурат над странным диваном, только шли они задом наперед. Секундная стрелка то шла плавно, то обрывисто дергалась. Коля понимал, что идут они неправильно, потому что сам часто смотрел на часы и знал, что стрелка не идет плавно, а со звонким тиканьем переходит от одного деления к другому.

Все было какое-то неправильное в этих снах, как будто что-то пыталось копировать обстановку для сна, но в силу незнания или плохой памяти получалось то, что получалось. Естественно, Коля этого не понимал, а просто удивлялся странным изменениям в привычной для него квартире.

Пересилив страх, Коля дернул штору и увидел за ней силуэт, от которого тут же отпрянул. За плотной занавеской он увидел тень с большим туловищем и маленькими ногами, которая распрямляла руки и расправляла когтистые пальцы. Когти были длиной с маленькую линейку, только загнутые на концах.

— А ты не боишься, Коля? Хе-хехе-е! Не боишься, Коленька? Не боишься меня увидеть? — тень сделала взмах правой рукой и, словно в мультике, из одного предмета вылетел другой.

В данном случае это была еще одна штора, которая вылетела из темной занавески. Точно такая же штора, только Коля прекрасно помнил, что комплект таких штор у них в квартире только один.

Тень за занавеской начала жутко хохотать и размахивать когтистыми руками, а вокруг то и дело разлетались и расправлялись скомканные шторы. Один взмах — одна штора. Эти кучки ткани стремительно заполняли зал под хохот тени за зловещей занавеской. Коля хотел пойти в спальню родителей, но проход туда быстро завалило шелковистой тканью. Шторы разбрасывались по комнате все быстрее и быстрее. Тень, махающая когтистыми руками за занавеской, была точно профессиональным жонглером.

Колю сбила с ног очередная штора. Она не успела расправиться и отскочила от кучи тканей, врезавшись прямо в мальчика.

Как в страшном бреду психопата, Коля уже вскоре мог утонуть в шторах, которые сыпались в зал непрерывным потоком под бешеные взмахи тени за плотной занавеской.

— Не бо… — Коля хотел крикнуть заветные слова, но ткань накрыла его с головой, забивалась в рот и не позволяла говорить.

Когда ткань очередной шторы затмила его зрение, Коля начал задыхаться. Он пытался вдохнуть, как будто был под водой и не мог выплыть. Но вдохнуть не получалось, как и выкарабкаться из тяжелой пелены толстых штор, которые накрыли его с головой и продолжали валиться сверху с тихим шелестом.

Внезапно все стихло…

С громким вдохом Коля подорвался в своей комнате. Глаза долго не могли привыкнуть к темноте, поэтому мальчик сначала даже свалился, пытаясь выплыть из целого озера штор. Постепенно пелена морфея отступила, и Коля обнаружил себя сидящим задницей на коврике в собственной комнате.

Страх с новой силой захлестнул его. А вдруг его ждет это снова? Может, ему лишь приснилось то, что должно произойти?

Коля тихо, насколько это возможно встал, и подошел к краю комнатушки. Зажмурился, сглотнул и тут же выглянул в зал.

Шторы немного раздвинуты, занавески ночью мать раздвигает, это Коля помнил. И чего он испугался? Какого-то странного сна?

Выдохнув, Коля вернулся в свою кровать с мыслями, что пугаться ему не впервой.

Все просьбы странного ночного гостя надеть часы, Коля почему-то игнорировал. Пока он был дома, от отца и матери побоев он не получал, потому что повода не было, да и отцу на глаза он не показывался особо.

Но ночами его одолевал другой недуг. Каждую ночь Коля видел сны. Первый раз это была говорящая кастрюля борща на плите, безобидная в целом. Второй раз это были шторы, в которых Коля едва не утонул. На третью ночь Коля услышал шепот из ванной и новенькая стиралка Ока его чуть не отстирала. В ней бурлила черная вода, пол дребезжал, а Колю так и тянуло в этот необъятный алюминиевый бак стиральной машинки.

После стиральной машинки подобные сны на удивление прекратились. Ровно до субботы, где Коля увидел совсем другой сон. Там ничто не пыталось его утопить или затянуть в бак стиральной машинки. Теперь это все выглядело не пугающе и отталкивающе, а наоборот.

Коле приснилось, как девочку, которая ему нравится, обижают его одноклассники. Они пристали к ней, что-то от нее требуют, она плачет и не может вырваться. Коле это не понравилось, он, кажется… почувствовал злость?

— Кажется, Вику хотят обидеть? — на плечо Коли легла тяжелая ладонь.

Коля попытался пойти, но не мог. Он двигал ногами, чувствовал напряжение мышц, но стоял на месте. Попытался повернуться, чтобы увидеть собеседника — не получилось.

Единственное, что мог Коля, это говорить.

— Как ей помочь?

— Легко, — прошептал голос за спиной, хозяина которого Коля так и не видел, — надень часы. Пообещай, что наденешь, и защитишь ее от кого угодно.

Коля не успел подумать, его мысль закончил голос сзади.

— А если не наденешь, худо ей будет. Худо-о, — уже игриво протянул голос.

— Хорошо! Надену! Надену! — едва не затрясся Коля.

Этот сон прервался так же мгновенно, как и начался — Коля и не понял ничего. Он чувствовал лишь непонятный страх после пробуждения, как и в прошлые разы.