vladislavlansky

— Хорошо, — промолвил он, — возьму плащ, и мы посмотрим сперва на драконов.

Артем слабо улыбнулся, он бы и желал посильнее, но рот почти не открывался после травмы.

— Нужно обедать, — подытожил врач, — ступай.

Артем, переставляя костыли, двинулся к столовой.

— Левой, правой, левой, правой, — повторял он себе, чтобы не упасть.

Из столовой донесся запах капусты и металлический звук ложек.

Артем приоткрыл дверь и заглянул в небольшую щёлочку. Ребята мирно ели за одним большим столом.

- Артем! — заметил его мальчик, стуча по соседскому стулу. — Садись!

Артем уселся рядом, поставил костыли возле стены и стал наблюдать за своим худощавым другом.

Кирилл быстро зачерпывал ложкой и долго не вынимал ее изо рта. Он все время причмокивал, когда надкусывал кусок хлеба. По его маленьким глазкам, больше похожим на бусинки, заметно было, какой вкусный сегодня борщ.

— Вот, Артем, — послышалось слева.

Медсестра поставила на стол тарелку с супом и с ней два кусочка хлеба.

— Приятного аппетита, — сказал Кирилл с набитым ртом.

Пока Артем уплетал за две щеки наваристый борщ, Кирилл тараторил обо всем, что видел: будь то новый друг Леша без одной ноги, новости об очередном налете на город или украденная книжка «Будь здоров, школяр» со стола медсестры. Особенно заинтересовало взрослое искусство маленького мальчика, поэтому Кирилл без остановки рассказывал о доблести, храбрости, и при этом о страхе и сомнении в военную пору.

По окну постучали. На нем появились маленькие капли. Они кружили по стеклу, соединяясь друг с другом, и снова растекались поодиночке, чтобы, наконец, бесследно высохнуть.

— Драконы, — Артем всхлипнул.

Кирилл, не задумываясь, оттолкнул свою тарелку и защебетал вполголоса:

— У меня есть дракон, давай покажу.

Артем закивал сначала головой, а потом и всем телом, соглашаясь на предложение.

Кирилл юркнул за дверь и с забавой в голосе оставил послание позади себя:

— Быстрее в палату, пока он не убежал.

Артем, отодвинув недоеденный борщ и надкушенный кусок хлеба, схватил костыли и, снова повторяя свою мантру, побрел за другом.

Подходя к палате, Артем остановился. Его удерживала невиданная сила. Она тащила слабое тело вниз, подгибая колени и разжимая руки. Ей хотелось, чтобы человечек бросил костыли и принял поражение.

Сдерживая желание упасть, Артем вошел внутрь.

По бокам стояли койки. На них в беспорядке лежали простыни. Возле раскладушек красовались белые тумбочки, вытянувшиеся по приказу: «Смирно».

В углу сидел Кирилл, он кого-то упорно гладил и приговаривал:

— Тише, тише, не шуми.

Оставаясь в проходе, Артем попытался заглянуть в глаза своего друга, но тень закрыла их. За окном мигнула молния, а после и ударил гром, предупреждающий, как колокол, о целебном даре природы.

Почувствовав на себе чужой взгляд, Кирилл повернул голову, став похожим на сову.

— Вот он, — на его лице мелькнула радость.

На руках Кирилла лежало маленькое существо. Оно, съежившись, как клубок, обняло задние лапы и хвост.

Артем потянулся к животному, но отпрянул назад. Нечто говорило ему, что создание необычное и даже странное.

Кирилл с непониманием посмотрел на друга.

— Не бойся, — промолвил он. — Нашел, когда сидел на скамейке, он не такой, как другие, он безобидный.

Только сейчас Артем заметил, что Кирилл излучает от себя покой и одновременно тревогу. Две противоположные энергии смешались в ребенке, и это пугало Артема. До того пугало, что у него сильнее подогнулись колени. Он посмотрел на вход в палату, нет ли кого-то рядом.

— Возьми, — протянул клубок Кирилл, — погладь его.

Артем, сев на кровать, взял спящее глубоким сном существо. Оно, не шевелясь, скатилось с рук Кирилла. Артем почувствовал, что тельце слишком тяжелое для малыша. Шубка оказалась колючая, уши обрели застывший вид, а рот уехал куда-то вбок. Существо издавало трубный звук, похожий на боевой горн вдалеке, предупреждающий о нападении врага.

— Погоди, я ему кушать принесу, — сказал Кирилл и исчез в проеме.

Артем держал на руках холодное тело. Из пасти послышался горячий воздух, за ним небольшой пар, обжигающий кожу. У Артема задрожали зубы, руки не подчинялись отпустить опасного зверя. Он испытывал ужас и страх, ощущая чешуйчатое творение неизвестного мастера. Белая фигура с красными полосками давила весом, напоминая, что пришло разрушить этот мир в поисках своего личного счастья.

Кирилл вошел вприпрыжку, поставил блюдце с супом на пол и повернулся к Артему.

— Давай его мне, он кушать хочет.

Артем, не убирая руки, почувствовал, что они окоченели. В них до сих пор отзывался вес тяжелого клубка. Он, сидя в той же позе, что и держал каменное тело, наблюдал, как Кирилл кладет рядом с чашкой дракона.

— Кушай, кушай, станешь большим и умным, — улыбаясь сквозь бинты, твердил худощавый мальчик. — Давай с ним поиграем, — предложил он. — Я вожу, а вы прячетесь.

У Артема прилип язык к нёбу. Он старался сглотнуть слюну, но никак не мог этого сделать. Только нос слышал, как стало смердеть в палате от горячего дыхания.

— Прятаться на улице нельзя, только дома, — сказал Кирилл и развернулся лицом к стене, чтобы начать отсчет.

— 1, — полилось с его губ.

Артем подхватил костыли.

— 2, — продолжил Кирилл.

Артем встал.

— 3, — сказал он и запнулся.

Артем стоял, держа костыли под руками. Еще секунда, и он постарается бежать, что есть мочи.

— Забыл сказать, — протянул Кирилл, — считаю до 20.

Он оскалил зубы и снова повернул голову к стене.

— 1, — заново начал худощавый мальчик.

Артем вышел из палаты. Огляделся по сторонам в поисках помощи. Длинный коридор пустовал. Двери в палаты были закрыты, на посту медсестры никого не было. Только одинокий фикус спал на столе. Белая дымка окутала проход, отдавая эхом отсчет Кирилла.

Перебирая костылями, Артем дошел до конца коридора. Встретив дверь с табличкой «Заведующий диспансером А.В. Лебедев», забарабанил, но это не помогло. Он повернулся в сторону палаты, боясь, что Кирилл услышит, и опять заколотил по железной занавеси. Сердце бешено стучало. Прислонив ухо к двери, он прислушался. Ни звука. Лишь в висках ощущалась дикая пульсация. Артем вспыхнул и стал с остервенением бить по двери костылями. Но железо было непреклонно, оно прогоняло прочь, отмеряя секунды до 20.

За спиной послышалось:

— Ты чего стучишь, как оголтелый?

В сердце ёкнуло и булькнуло. Воздух наполнился спиртом. Сжавшись от страха, Артем развернулся. Напротив него стоял врач. Лебедев вертел ручкой вокруг пальцев. Артем прыгнул в его сторону, отпустив костыли, и громко закричал: «Дракон!»

— Спокойнее! — Лебедев посадил на кушетку Артема. — Что такое? Что случилось?

Яркий желто-зеленый фантик сменился на коричневую конфету. Развернув ее, врач протянул сладкое. Артем никак не успокаивался и всё повторял: «Дракон, дракон!»

— Подожди, — врач нырнул в кабинет, открыв дверь.

Артем уставился в коридор. В одной из палат показалась тень, она растеклась по полу и поманила рукой. Вдалеке засмеялись.

Лебедев вышел из кабинета. Посмотрев на задумавшегося Артема, он накинул на него длинный плащ и повел к выходу.

Артем всё время оборачивался назад в поисках тени, пока перед носом не закрылась дверь.

Дождь не останавливался. Смачивая сухую землю, он даровал жизнь всем изувеченным. Розы от покачивания к покачиванию теряли серый цвет и становились ярко-красными. По карнизу текла вода, падая на кустарник. Ветер, окутывая деревья, глухо завывал и разгонял по парку листья.

— Дракон, — Артем кинул взгляд на Лебедева.

— Драконы, — закачал головой врач и закурил сморщенную сигарету.

Затянувшись, он выпустил слабый дым, уходящий в небо.

— Порой, — начал Лебедев, — мне кажется, ничего уже не сделать.

Артем укутался в плащ посильнее. Холодный ветер доходил до кожи, приказывая мурашкам танцевать.

— Даже возьми тот факт, что в душе ты ребенок, — врач облокотился на стену, — но твое тело — тело старика.

Артем посмотрел на свои руки. Они были дряхлыми и сморщенными. С пальцев свисала кожа. Обгрызенные ногти отдавали желтым цветом. Костыли давили на кости, оставляя синяки на единственных здоровых местах.

— Когда-нибудь все закончится, и мы начнем все заново, — продолжил Лебедев, помогая Артему сесть на скамейку.

Входная дверь в стационар открылась. Из-за проема просунулась голова. В темноте она напоминала призрак — белый и ледяной до глубины души.

— Евгений Дмитрч, — произнесли оттуда, — нужно срочно подойти к 15-й палате.

Лебедев, потушив окурок об урну, открыл дверь. Оттуда раздался мягкий желтый свет, запах капусты и чувство дома и уюта.

— Оставайся пока тут, Тема, — сказал Лебедев, — сейчас за тобой подойдут. Врач, только закончив свой монолог, шепотом себе сказал: «Только не сейчас», и ринулся вперед по коридору.

Вдалеке ближе к горизонту озарился огонь. По тёмному небу сверху вниз били языки пламени, выжигая землю. Там около горизонта находился город, один из оплотов жизни, в котором, несмотря на обстоятельства войны, смеялись и находили повод отмечать незначительные праздники, как те, что позволяли проводить время с семьей и друзьями. У Артема больше не было семьи, его родители сгорели заживо под тысячным градусом упавшего огня. Дом обвалился, причинив мальчику такую же тысячу травм, навсегда оставив того без счастья снова обнять маму, прокатиться на плечах отца или хотя бы радости игры в мяч с друзьями на зеленом лугу. Город горел, как подожженная спичка. Зарево отразилось на лице Артема и на госпитале, в котором он провел часть своей покалеченной жизни.

Артем сидел на кушетке в конце коридора. Сильно шумела вытяжка. В одной из палат семенили, о чем-то спорили и громыхали. К Артему подошла женщина, ее вид казался тем призраком. В его морщинистую руку вложили игрушку.

— Я ее нашла у тебя под кроватью, — она замолкла, приглядываясь в искореженное лицо ребенка.

Пододвинув стул ближе к кушетке, медсестра склонила голову над Артемом и спросила:

— За что это вам? Почему вы, дети, страдаете в войне взрослых?

Артем перевел взгляд с женщины на окно. В голове отдавался отголосок непонимания, он хотел что-то сказать, может быть, даже ответить, но не знал что именно.

Медсестру окликнули. Подошедший человек промолвил:

— Нужна ваша помощь, тело перенести.

Артем, сжав губы, пытался отдалиться от слез. Он разжал руку, распечатывая маленькую черную игрушку — это был голубок, символ чистоты и мира, но от пепла скинувший белый цвет. Его подарила мама в канун Нового года, чтобы повесить, как елочную игрушку.

— Прости, что мы не уследили, Кирилла больше нет, — заключила перед уходом женщина, пахнущая хлоркой.

Послышался звонок. В отдалении раздались детские шумные голоса. Палаты стали наполняться жильцами. Кто-то зашаркал ногами, кто-то заплакал, а кто-то так и сидел на месте, как Артем, не ощущая пол под ногами, представляя, будто он на гребне волны несется сквозь водную пучину. Все дети в эту пору вспоминали обыденное: мороженое с шоколадом, свою детскую комнату, наполненную игрушками, прогулки с друзьями в темное время суток, и многое, что они любили прежде, но более не способные прикоснуться к этому из-за чужих амбиций. Артему оставалось лишь погрузиться в забвение, снова забыть себя и свои остатки чувств, похоронить их вместе с беззаботным будущим ребенка, оставив воспоминания о близких где-то в глубине души.

В октябре 1957 года компания Grünenthal получила разрешение на продажу без рецепта лекарства под коммерческим наименованием Contergan®. В качестве официального показания к применению было указано «при проблемах со сном». За год продажи достигли рекордных 100 тысяч упаковок ежемесячно в Германии и стали продаваться в более чем 60 странах мира.

Grünenthal становилась все богаче, ее лекарство стало третьим по объему продаж в Европе. Благодаря волшебному отсутствию побочных эффектов, его можно было применять беременным женщинам. Более того, оно уменьшало рвоту в первом триместре. Это было новое показание к применению, перед которым открывалось большое будущее, поскольку беременность затрагивает половину человечества, а тошнота - большую часть этой половины.

Но фармакологического чуда не случилось. Принимавшие стали жаловаться на острый неврит (характерны специфические боли в районе солнечного сплетения). Видимо, причина тому стал Contergan®, которое вызывало нейропатию. Компания Grunenthal моментально отреагировала, заявив, что их лекарство совершенно безопасно. Неврологи, убежденные в том, что невриты были вызваны именно приемом лекарства, получили некоторую финансовую поддержку за молчание.

В 1961 году количество врачей и пациентов, обвиняющих Contergan® в невритах, выросло. Grünenthal быстро отреагировала, наняв группу частных детективов, чтобы изучить нравы и политические взгляды всех докучливых недовольных. Жалобы вдруг стали более расплывчатыми и некомпетентными, а обвинения – менее обоснованными. Санкции властей оказались мягкими: отныне лекарство должно был отпускаться из аптек только по рецепту. Но это никак не сказалось на продажах, потому что пациенты продолжали верить в его безвредность. Что касается врачей, им напомнили, что любое лекарство может вызвать невриты. Если другие лекарства могут вызвать невриты, то почему это невозможно для Contergan®?

В течение двух лет у младенцев, родившихся в Германии, фиксировали растущее количество случаев фокомелии: редчайшие уродства у новорожденных, недоразвитые части тела которых создавали впечатление будто руки или ноги были напрямую прикреплены к позвоночнику, как у тюленей, либо какие-то части тела отсутствовали вовсе.

Стали проявляться и другие отклонения: синдактилия, паралич лица, сердечные аномалии, глухота или отсутствие ушей.

Однако все больше биологов и медиков начали приходить к выводу, что такие случаи являются не случайными, а имеют определенную причину. Сразу же стали рассматривать возможные источники излучения и химических загрязнений, которые могли быть последствием войны. Было известно, что краснуха может оказывать воздействие на эмбриональное развитие, но так как новых случаев не было обнаружено, была выдвинута гипотеза о возможном возникновении новых вирусов. Также подозревали ядерные испытания, но в соседних странах они были приостановлены. Упоминали и рентгеновские лучи, однако подавляющее большинство матерей с детьми с аномалиями развития не подвергались облучению во время беременности. Также думали об инсектицидах, средствах для мытья посуды и других токсичных разновидностях бытовой химии. Были выдвинуты и более необычные гипотезы, такие как ношение фосфоресцирующих часов или время, проведенное у экрана телевизора.

И никто больше не связывал происходящее с лекарством. Считалось, что плацентарный барьер герметичен, непроницаем для всех химических веществ. Впрочем, ни одна страна официально не заявляла о фактах врожденных аномалий развития.

После выдвижения всех возможных гипотез, некоторые врачи начали, в конце концов, подозревать лекарства. Но в этом случае никто не подумал о Contergan® или больше не стал озвучивать свое предположение из-за предыдущих лет давления компании. Тем временем препарат был в аптечке каждой семьи. Злоключения невропатии были уже преданы забвению, и многие беременные женщины продолжали принимать это лекарство от тошноты, при этом у них рождались здоровые дети. Тем не менее, статистические данные все больше сужались вокруг Contergan®. В 1961 году два врача опубликовали статьи, где подозрения падали на талидомид – это международное непатентованное наименование для фталимид-глутаримида, который содержится в Contergan® и в порядка 70 наименований лекарств во всем мире.

В конце 1961 года педиатр Видукинд Ленц выразил свою обеспокоенность перед медицинским сообществом. В качестве помощника выступил адвокат, чей сын и племянница родились без верхних конечностей. В распоряжении Ленца были истории болезни 130 детей с подобными аномалиями, ответственность за которые, бесспорно, лежала на лекарстве. Он потребовал немедленно изъять лекарство с рынка, чтобы положить конец калечению невинных детей. Однако в компании Grünenthal не сочли эту информацию достаточно важной и направили авторитетных ученых, чтобы опровергнуть заявления Ленца. Репутация тоже может сыграть свою роль, поэтому компания пригрозила педиатру судебными преследованиями за клеветнические высказывания. Чтобы пресечь слухи Ленца, фирма немедленно распространила тысячи брошюр, подтверждающих, что лекарство не имело побочных эффектов.

Двадцать четвертого ноября 1961 года в министерстве, наконец, было проведено совещание, на которое были приглашены Ленц, адвокат с братом (которые также являлись родителями пострадавших детей), а также представители компании Grünenthal. После долгих обсуждений, в аннотации к лекарству было решено добавить предупреждение об опасности приема препарата во время беременности, однако об отзыве препарата с рынка речи по-прежнему не шло.

Ленц получивший профессиональное оскорбление, решил написать статью и направить ее в крупнейшие издания. Узнав об этом, представители Grünenthal обратились к заведующему отделением педиатрии, где работал Ленц, с просьбой вразумить этого рядового сотрудника, по их словам недалекого и нежелательного. Но было слишком поздно: ничто не могло помешать публикации статьи, где содержались жесткие и неоспоримые обвинения в адрес талидомида. Grünenthal отреагировала, заявив, что крупные издания парализовали основы объективной медицинской дискуссии. Но поскольку объективность была переменчивой добродетелью, 2 декабря 1961 году в компании приняли решение изъять лекарство из рынка.

В течение нескольких месяцев все остальные страны также приняли решение отозвать талидомид с рынка.

Этот препарат попал в организм более 20 тысяч новорожденных, половина из которых умерла, не дожив до года, около 10 тысяч выжило, но умерло позже. Около двух тысяч бывших детей-талидомидов живы по сей день.

Вследствие разрушительного воздействия на ДНК возникли опасения, что его пагубное влияние скажется и на последующих поколениях. К великому счастью, этого не произошло, в чем можно удостовериться на примере тех немногих детей-талидомидов, которые, в свою очередь, обзавелись собственными детьми.

Близкие пострадавших от талидомида подали в суд на фирму Grünenthal. В обвинительном акте значилось:

«Увечья, нанесенные по неосторожности, убийство по неосторожности и нарушения законов о фармацевтических препаратах».

Процесс длился более двух лет, с 1968 по 1970 год - самый длительный на тот момент после Нюрнбергского процесса. Прежде всего, адвокаты компании отклонили кандидатуры всех назначенных экспертов, включая Ленца, обвиненного в пристрастности из-за его сочувственного отношения к жертвам. Они отвергли все обвинения и в своем бесстыдстве дошли до того, что заявили, будто талидомид помог выжить эмбрионам, уже обладавшим спонтанными врожденными уродствами. Еще более гнусным было то, что они задействовали юридический аргумент, согласно которому жертвы, законно не существовавшие на момент причинения ущерба, не могли выступать в качестве истцов. Grünenthal нанял целую команду экспертов, которые перечисляли все уродства новорожденных, никак не связанные с приемом талидомида. Можно предположить, что женщин, присутствовавших на заседаниях, тошнило от такой низости еще больше, чем во время беременности.

Следующая защитная мера Grünenthal – дать понять, что банкротство компании лишит жертв всякой возможности получить компенсацию. В декабре 1970 года было подписано соглашение, согласно которому компания обязывалась выплатить 100 миллионов марок фонду помощи жертвам. Никому из руководства компании не было предъявлено обвинения, а по первой фотографии вы прекрасно поняли - компания продолжает процветать.

Ситуация с лекарством все еще не решена, а компания не признает свою ошибку. В 2006 году Grünenthal помешала показу телефильма об этой истории. Основная причина заключалась в том, что, согласно фильму, компания якобы медлила с тем, чтобы убрать препарат с рынка из-за финансовых трудностей. В конце концов, после небольшой правки, фильм вышел на экраны.

История талидомида не окончена, его предлагают во многих странах с новыми показаниями к применению: проказа в Бразилии, множественная миелома во Франции и США, системная красная волчанка, фиброз легких, болезнь Крона и некоторые виды рака в других странах.

Это событие все еще является самым заметным в истории фармацевтики. Оно оказало существенное влияние на введение строгих требований на рынке новых лекарств и на создание глобального фармаконадзора.

После драматической эволюции в медицине, все поняли, что тошнота при беременности и выкидыши встроены в нас эволюцией для защиты млекопитающих. Новые лекарственные препараты, которые можно еще было бы предложить, неизбежно имели бы отрицательное соотношение прибыли и рисков. Увы, приходится опасаться, что на рынке появятся новые продукты с теми же показаниями к применению, чей маркетинговый потенциал останется нетронутым.

Не понимая вопроса, я переспросил:

– Таким это каким?

– Таким взрослым, – ответил мне ребенок.

Я выдохнул. Слава клубню, мой внешний вид его не привлек. Но при этом я задумался: «Каково это быть взрослым? Что ему сказать-то сейчас? Про ипотеку и грыжу в спине? Надо бы этакое с философским подтекстом, может, потом вспомнит, как незнакомец с одиноким седым волоском на бороде дал решение всех проблем». Только хотел выпалить пару глаголов, как сзади пискнул детский голосок. Мальчик понесся мимо меня по мокрой дорожке, словно не ждал ответа. В конце пути стоял его друг и качал пачкой чипсов.

«Вот так вредная еда лишает нас будущих парламентариев», – подумал я и пошлепал дальше. Все-таки жареная картошка с мясом сама себя не приготовит.

«И за что дрались эти бобры?» – спросила лягушка, жмуря глаза от падающего пепла: «Нужно было вкладываться в кувшинки, а не в спички эти».

Так, может, стоит начать считать не спички на пороховом заводе, а хотя бы что-то отдалённо напоминающее цветок?

Почти все вещи, находившиеся в родительском доме сгорели. Сейчас у бабушки осталась только одна пожелтевшая фотография, на которой девять человек из семьи Быковых: семь детей и двое родителей. К сожалению, только два человека дожили до наших дней.

Двое братьев-близнецов Олег и Владимир погибли во время сражения под Литвой, еще один брат Петр ослеп на оба глаза и скончался от заражения, последний из братьев Михаил умер от голода в блокаде Ростова - в то время он там учился, и сестра Мария, которая потеряла себя при переправе через реку: взрывы, огонь и смерть уничтожили в ней «Я», оставив только оболочку без эмоций и чувств. Мама и папа умерли позже, когда две сестры Катя и Зина стали совершеннолетними, и собирались разъезжаться по городам учиться и работать. Но через 60 лет умерла и бабушка Катя. Так осталась одна из Быковых – Зинаида Максимовна.

Звонок в дверь, цветы и подарки. Поздравления! Торт!

«С днем рождения!» – кричим мы всей семьей. – «Поздравляем!».

Бабушка не сдерживая слез обнимает нас, целует и благодарит, что мы пришли. На ней бордовый сарафан, она коротко стрижена и аккуратно причесана, и от нее по-прежнему пахнет сиренью. Этот запах напомнил мне детство, когда я заходил к ней на обед после школы, и каждый раз пил чай то с конфетами, то с вишневым вареньем, намазав его на печенье, а она каждый раз говорила: «Ну, нельзя же так, желудок к спине прилип».

Мы отправляемся к столу, конечно, заранее приготовив и купив все необходимое: горячее, салаты, закуски. Но и бабушка не расслаблялась, на столе и без нас гора еды. Несмотря на возраст и боли в суставах, бабушка не отходила от плиты несколько дней. И сейчас она, продолжает бегать от комнаты до кухни: каждому накладывает в тарелки, приносит столовые приборы, но мы ей напоминаем: «У тебя сегодня День рождения, дай поухаживать нам», охая и ахая она соглашается, наконец, сев во главе столе. Ее улыбка озаряет всю комнату. От этого она становится солнечной, теплой и уютной. У балкона я замечаю книжный шкаф, рядом кровать и стул с письменным столом - всё стоит так же, как во времена моей школьной жизни. Позади нас, как небольшой алтарь: телевизор и тумбочка, а на ней та самая фотография, где дружная семья Быковых из девяти человек улыбается в камеру, зная, что их потомки также дружны и в горе, и в радости, и по сей день рядом друг с другом.