maximselivanov

А бывает и так. Не в метро, нет - в электричке пригородной, в этой жуткой и нелепой карикатуре на общественный транспорт, ты вдруг оказался. Страшное и жуткое место для тех, кто в курсе, что это такое. Утро, зима, народ в пуховиках утрамбовывается в вагоны. И вносят тебя вместе с рюкзаком твоим тощим, где в лотке макароны с сосиской на обед, прямо в середину вагона. Присесть? О, наивное дитя кольцевой линии метрополитена! Все лавки забиты, шансов нет.

Вдруг видишь одну, где посередине отчетливо видно место. Но вот беда - сидящие там пассажиры в отличии от тебя, глупого туриста из метро, знают правила игры и видя твоё желающее сесть на лавку выражение лица, не освобождают крайнее к проходу место, а раздвигаются к краям, оставляя посередине крохотное пространство, куда и писька попугая не пролезет. И торжествующе смотрят на тебя. Ну, давай, мразь! Хватит у тебя духу?! А?! То то же, говно залетное!

И видишь ты по напряженности этих вросших в лавку задами фигур, что ни пяди этой лавки они не уступят. Что не пройдёт враг, что лягут костьми, но не посрамят они памяти предков, уехавших в Вальгаллу на голутвинской электричке.

И как-то неловко и печально становится. За свою нерешительность. За неумение собственное постоять и отстоять. И хочется глаза свои поглубже в смартфон затолкать, а палец в плейлисте ищет и не может найти подходящую моменту песню.

А в голове - эх, был бы здесь Метромен!

И вдруг в воздухе чувствуешь неуловимо запоминающийся аромат одеколона Серж Лютен! Поднимаешь глаза, а он - в вагоне! Совсем рядом, руку только протяни!

Ароматнее жимолости при Луне и моднее Беллы Хадид на красной ковровой дорожке.

И видишь, как он не моргнув глазом и даже не пролепетав затравленно полушепотом извините, втискивается между этих мрачных личностей. И так у него это легко и непринужденно получается, что онемели все вокруг вообще решительно.

В воздухе запахло озоном. Отчетливо слышен в воздухе звук обрываемых в уме гроздьев гнева сидевших на лавке личностей.

В вагон вносится следующая порция трамбующихся пассажиров - Люберцы — Один, заклинает скандинавских богов скрежещущий динамик.

А Метромен вдруг срывается с места и элегантно хватает за ручку самую толстожопую женщину проходившую мимо.

Женщина, мадам, гражданка, у вас же сумки, а я от рождения исполнен уважения к труженицам тыла - позвольте уступить вам это место! Садитесь на здоровье со всем моим уважением! И натурально уступает своё место.

И гражданка с необъятной сракой, увешанная пакетами, заливаясь школьным румянцем, влезает на это место, не переставая благодарить этого вежливого милого молодого человека.

Прямо посередине. И сразу становится понятен иезуитский замысел Метромена. Крайнюю к окну злобную личность просто размазывает по стеклу, а сидевшая у прохода неприятная сущность, слетает со своего насеста. Циклопическая жопа с пакетами карающим стулом Кокорина восстанавливает статус кво. Она способна одна всю лавку занять.

И ты смотришь на него и глазами так шепчешь - спасибо тебе, Метромен, спасибо!

Нам всем нужен герой. Нам всем нужен Метромен.

Итогом этой грустной по сути и гнусной по мнению Вовы посиделки за отельным завтраком было волевое решение новой Костиной пассии немедленно идти за паспортом Кости. При этом все это говорилось таким тоном, что Вова почувствовал себя подсудимым на Нюрнбергском процессе.

Можно подумать, это он держал там Костю насильно и подвергал его всевозможным пыткам и опытам. Хотя, вспомнив прошлый вьетнамский новый год, он решил, что сравнение, в общем-то, корректное.

Вьетнамский новый год, помимо всего прочего, еще и означал приготовление особого, «лунного» пирога. Доподлинно не очень было понятно из чего его делали, но судя по вони, которая заволокла собой всю улицу и комнату друзей рецепт был незатейлив. Возьмите побольше любого говна, добавьте риса, рыбы и чуточку соли. А потом варите это на малом огне до тех пор пока окружающие не начнут убивать себя из-за вони. Часов 10-12. Полученные пироги разделывались пилой, потому что обычным ножом этот толстенный плотный блин это было не разрубить. Вся улица шумно радовалась этим жутким образцам высокого кулинарного искусства и наперебой угощала друг друга. Вова честно попробовал один кусочек и его немедленно вырвало. На Костю. Впрочем, Костя настолько одурел от вони, что вообще на это не отреагировал. Вьетнамцы хихикали потом неделю. Запах этого кушанья потом настолько пропитал всю их комнатку, что Вове даже как-то приснилось, что он – библейский Иона, но только его поместили не в чрево кита, а сразу в его задницу.

Троица неспешно телепалась по раскаленным улочкам Нячанга. Город после полудня вымирал почти что совсем. Жара и духота. Все старались найти местечко в тени. В какой-то момент Вова вдруг решил, что вся эта их небольшая процессия напоминает вариант похода на Голгофу, только в конце все вознесутся, а он останется распятым в зоне дискомфорта и нереализованных возможностей. Ему не хотелось оставаться одному в этом городке.

Кво вадис, домине? Послышалось Вове среди палящего зноя.

Чего, бля? – оторопело ответил Вова.

Я говорю, чего-как? Перед Вовой нарисовалась тощая нелепица в кроссовках размера на три больше, чем нужно и выгоревшей на солнце старой футболке.

Троица наткнулась на одну из достопримечательностей Нячанга, придурка, которого мама привезла из Камбоджи. Собственно, в Камбоджу его отвезла, вроде как, тоже мама. Сынок рос не таким, как остальные детки. То ли умственно отсталый, то ли просто пизданутый, но мальчик огребал от всех подряд и по любому поводу. Худой и несуразный, с дурацким голосом и еще более дурацким лицом, он вызывал у окружающих только одно желание. Желание, чтобы его рядом больше никогда не было. Он приехал в Нячанг вместе с мамой. Мама сразу решила стать тревел-блогером. Но несколько постов в ЖЖ о том, как весело они бомжуют и какой огромный хер без соли им приходится доедать, не сделали ее тысячником. Рекламодатели не потянулись насыпать звонкие сольдо в ее карманы и маман устроилась работать в туристическое агентство. Она заплела две легкомысленные школьные косички, натянула клетчатую мини юбку и стала работать в уличном агентстве. Любому видно было, что этой женщине в жизни досталось. Но она старалась держаться молодцом. Выходило у нее так себе, но в Далат группы она возила и ей что-то даже там перепадало. Костя тогда глубокомысленно вещал, что убогие угодны Создателю и необходимы для остальных людей. Ибо только через них они могут осознать насколько им повезло. Вова тогда оторопел от того, насколько это шло вразрез с его собственной концепцией дауншифтинга, но спорить не стал. Впрочем, на периферии сознания он сделал себе отметку, что если когда-либо в его жизни наступит момент, когда он в такой вот короткой юбке и с такими косичками будет впаривать флаеры на улице, то жизнь стоит сразу же прекратить.

Ну так вот, маман толклась на улице, позабыв про блог. А сынуля шарахался по улицам Нячанга, залезая своим носом во все помойки. В основном он раздавал какие-то флаеры, разносил сплетни и пытался заботиться об окружающих, собирая деньги пострадавшим в авариях соотечественникам. Ну, главным образом он делал вид, что всем помогает. Потому что никто и никогда денег ему не давал особо. Всем соотечественникам было вообще насрать на других соотечественников. Ну, так, иной раз собутыльники скинутся баксов по пять на костыли для очередной синявки, которая после ночного клуба улетала с мопеда пробовать головой на прочность какой-нибудь фонарный столб. А так, чтобы все, в едином порыве бросились выручать кого-то – такого, конечно не было. Но этот пиздюк-доходяга, как и его мамка, не унывал и увлеченно топтал улицы Нячанга в любую непогоду. До кучи, ему кто-то рассказал про вконтакте и он создал там свою страничку, где подробно описывал, где в городе можно все вымутить по самой маленькой цене. Поесть там, постираться или переночевать. Этакая страничка профессионального нищеброда. Он умудрялся таскаться по таким стремным местам, что заходить туда боялись даже сами вьетнамцы. И, кстати, он даже порой умудрялся монетизировать свою тягу к нищенству. Байка это или нет, доподлинно неизвестно, но поговаривали, что из-за этой его странички иной раз собирались небольшие группы туристов-экстремалов, которые отправлялись с ним в пешие туры по самым диким местам города, куда в обычной жизни никто бы никогда и не попал. Так сказать, вкусить экзотики по-полной программе. Вова, кстати, в эту историю верил. До него доходили слухи среди вьетнамцев, что этот блаженный полудурок натурально заговорен от смерти и ему никакая гадость не страшна. По-крайней мере, по их словам, любой вьетнамец сдох бы от отравы, которую он жрал или умер бы, заболев, от чудовищных условиях в которых эта отрава готовилась в тех кафешках. И это говорили вьеты, для которых понятие санитарии находилось по важности где-то между проблемами квантовой физики и болезнями белых медведей.

Такое вот чудо нарисовалось на пути нашего маленького отряда.

В целом он был безобиден. Его хотелось убить, но он разносил последние сплетни и его особо никто не трогал.

Он немедленно начал трещать. Из последних новостей стало понятно, что в городе ничего никогда не меняется и никогда не изменится. Кафешка Космос продается и никто ее покупать не хочет, потому что в нее никто не ходит и жрать там невозможно, сколько не наряжай официанток в синие лосины. В Парке Горького вчера пьяные туристы обоссали заношенную ресторанную певичку. На пляже опять ебались и кого-то ограбили. Полицейские поймали каких-то молдавских пидарасов, которые тырили деньги с чужих кредиток. Еще из новостей было интересным, что вьетнамцы планируют поднять цену на визу и это было по общему мнению ужасно. Слух резануло и то, что по дороге в Далат стали ставить полицейских, которые отлавливают гидов-нелегалов. Таких бедолаг штрафовали и уже несколько штук выслали к черту из страны. По вьетнамским законам, чтобы работать гидом нужно было иметь специальную лицензию и быть вьетнамцем. Но, как там на самом деле, никто доподлинно не знал, потому что языка не понимал вообще никто. Ну, по крайней мере из Вовиных знакомых никто точно его не знал. Вовины знакомые и по-английски то говорили с пятого на десятое. Но самое интересное – стали штрафовать за просроченные визы при улете. Если раньше можно было что-то сунуть полицейскому при вылете, то теперь в ответ полицейские могли и тебе присунуть. Штрафы стали просто фантастическими. И это было важно. И у Кости и у Вовы виза была уже просрочена месяца по два и со слов этого хрена выходило, что они могут влететь баксов на 500!

Собственно, влетает-то Костя со своей экскаваторной любовью. А Вова никуда не летит. Но, по сути, он лишь оттягивает свой конец. Все равно платить придется. А значит нужно будет где-то достать денег на этот самый виза ран. В Тай, конечно, выйдет вряд ли, там дорого. А вот мотануться на автобусе до Камбоджи придется. Многие так и делали – выходило недорого. Все плакали только от того, что приходилось кучу времени проводить в автобусе-душегубке. Но местные русские и не такое готовы были потерпеть экономии ради.

Вдруг в голове у Вовы щелкнуло. Он еще раз прокрутил запись в голове до того момента, где говорилось про вчера на пляже. Еблись и кого-то ограбили. Вчера. Вову прошиб холодный

пот. Он вдруг осознал, что проснулся-то он на пляже, куда вчера ходил с Ниной. Где вчера еблись и кого-то, по слухам, ограбили. А сегодня ему денег дали за айфон, которого у него отродясь не было. Вова вдруг понял, что он очень даже подходил на роль персоны, которая еблась, а потом грабила. И от этого ему стало как-то не по себе. Нет, но и не такое иной раз проворачивал. Но Нина была на первый взгляд довольно неплохой девушкой и уж тем более не заслуживала участи быть ограбленной после секса с Вовой. Давайте уж будем честными, даже Вова не хотел бы быть ограбленным после секса с кем-то вроде себя.

Наконец троица пришла к хибаре, где отважный дуэт снимал свою гарсоньерку. Их холостяцкие апартаменты. Перед домом ковырялась в мусоре владелица дома. Когда она увидела, с кем пришли ее квартиранты, она начала что-то верещать и показывать на Костину экскаваторную судьбу пальцем. До Вовы дошло, что бабка решила, что друзья притащили домой проститутку и это бабке совсем не по нраву. Вова начал на ломаном английском гладить воздух руками и пытаться объяснить что им нужен паспорт Кости. Оля избавила их от верещания, достав 200 баксов и сунув их со словами «паспорт давай, кошелка старая». Старая кошелка, увидев деньги, заткнулась и умчалась в темноту дома. Через мгновение она вернулась с паспортом. А потом показала на пакеты, сваленные в углу двора. И опять начала чего-то кудахтать. Вова вдруг с изумлением понял, что в мешках для мусора собраны их с Костей вещи. Теперь уже он был готов верещать, потому что старая карга натурально выставила их на улицу. Но Костю-то забирали. А вот Вова в полный рост встал перед перспективой ночевки на улице и последующей необходимостью искать новое жилье. Блядь, да как так-то??!!

Все сегодня было против Вовы. По итогам еще даже не закончившегося дня Вова оставался без лучшего друга. Без жилья. А еще с осознанием того, что он, Вова, возможно самый гнусный пидорас из всех кого он знал. Который переспал с девкой и ее же ограбил. Это явно давало понять ему то, что в этой жизни ему нужно что-то менять. Опять захотелось плакать от жалости к самому себе.

Оля деловито просмотрела странички заграна Кости. Поинтересовалась, а где его русский паспорт. Костя отправился рыться в мусорных пакетах. Через несколько минут вернулся с заветной книжицей. Оля погладила его по голове и, посмотрев на небогатый скарб, распиханный по мусорным пакетам, сказала, что с собой такое лучше бы домой  и не брать, ей только тараканов вьетнамских дома не хватало. После чего взяла Костю за руку и увела со двора.
Вова остался один. К нему подошла бабка, сплюнула ему под ноги и снова принялась скрести пыль веником. Вова подошел к мусорной куче, где была вся его тропическая жизнь и стал искать свои вещи. Старый ноутбук, который от времени уже работал только от зарядки, несколько затрепаных книжек, поношенные по самое не могу вещи, кроссовки, где под стельками лежали его паспорта. Совсем уж пришедшие в негодность шмотки он даже вынимать из пакета не стал. Чего уж там. Сгорел сарай – гори и хата. Да и куда ему тащиться со столькими-то мешками? На пляже его вьетнамские бомжи все равно бы ограбили, а так – хоть меньше внимания привлекать будет. А то ему еще до кучи еще проблем с полицией не хватало. Тем более теперь, когда Вова почти был уверен в том, что он мерзкий обманщик и грабитель.

Неожиданно вернулся запыхавшийся Костя.

Ты, это, приходи, короче, сегодня к отелю. Оля говорит, что отвальную гулять будем и все такое.

Только Нину найдем, а вечером уже погудим. И вдруг неожиданно обнял Вову. У Вовы предательски защипало в носу. Ладно, чего уж там. Часов в 7 подтянусь.

Сказать, что Вова охуел – это было бы явным преуменьшением. Вову словно гантелей по голове ударили. Он настолько привык к Косте и его месте в вовиной вселенной, что совершенно не представлял, что теперь будет делать. А с другой стороны, он отказывался принимать тот факт, что именно Костя вытащил свой счастливый билет и навсегда покинет их юдоль скорби и отчаянного дауншифтерства. Не хотелось думать, о том, что билет, который вытащил Костя, вообще может быть несчастливым. Может эта Оля натурально его по частям скормит своим барбосам в питомнике. Нос другой стороны – а вдруг все у них сложится хорошо и этот поц, сидя у камина будет потом рассказывать своим детишкам о том, как весело постигал науку капитализма на берегах далекого Вьетнама? При мысли, что Костя с Олей размножаться, Вова представил себе процесс любви карьерного самосвала и мопеда и глупо хихикнул. Это разрядило обстановку.

А у вас там в Перми есть камин? Оля согнула одну из бровей – какой, в жопу камин?

Не важно. Это я так, промычал Вова. Ладно, пошли выручать твой паспорт.

Про Нину Вова спрашивать не стал. Ему все еще не давал покоя вопрос с айфоном и чем дальше, тем больше в нем росла уверенность, что именно ее айфон в итоге сменил владельца и виной этому был Вова. Ему казалось, что если самому об этом не спрашивать, что вся эта ситуация и не всплывет, а может быть и вовсе рассосется.

Они шли по улице и Вова с тоской думал, что теперь топтать их придется одному. Костя сейчас уедет. Вот прям сейчас возьмет и уедет. А Вова навсегда останется на этих пыльных улицах, в этих старых шортах и разваливающихся шлепках. Он будет ходить по ним и окружающие будут смотреть на него с жалостью. Ведь забрали не его. Его – оставили. Совсем одного. Словно прокаженного. Стало грустно и появились сопли.

Старушенция-домовладелица привычно шаркала веником перед домишкой, где парни снимали комнату. Увидев Олю она без разговоров шмыгнула в дом и вынесла теперь уже Костин паспорт.

Вот тут Вова снова обалдел, потому что чтобы получить свой, ему пришлось кашлянуть бабуле в подол кровно заработанными деньгами, а Косте его отдали просто так. Старая колдунья точно чуяла, что если паспорт Косте не отдать немедленно и без вопросов, то Оля-экскаватор просто устроит им такое, по сравнению с чем резня в Май Лай покажется детским утренником. А там америкосы, веселясь, спалили под пол-тыщи человек вместе с кошками-собачками и аквариумными рыбками за ни за что вообще.

Вот ведь пошла волна удачи. Шел пацан к успеху и наконец фартануло. Обычно было наооборот. Но, не в этот раз.

Как-то один пройдоха из наших устроил свое туристическое агентство, подтянул под это дело вьетнамцев-партнеров и наоткрывал кучу офисов. Там сидели чуть ли не в форменной одежде мальчики и девочки, бойко продавали туры и автобусы почти всегда были полными. Бабло текло рекой и агентство расширялось не по дням, а по часам. Все ждали, когда же этого парня вьетнамцы подвинут в сторону и заберут весь бизнес себе. Обычно они, рано или поздно, всегда это проворачивали. Но парень оказался не пальцем сделанным и в итоге забрал всю кучу бабла из пока еще общего сейфа и отчалил к родным берегам. Над вьетнамскими партнерами смеялся весь город. Кидал кинули, да еще таким макаром! Но, на памяти Вовы это был единственный случай. Более показательной была ситуация, когда вьеты кидали русских и Вова вспомнил одного русского придурка-бандита, который купил небольшой отель, где как-то жили друзья. В один прекрасный день они пришли домой и обнаружили весь свой нехитрый скарб на улице перед отелем, а этот говнюк вышел и сказал, что отель им куплен и будет закрыт на переустройство и превращение его в пятизвездочный чего-то там. При этом то, что бабки были уплачены еще за месяц вперед его вообще не щекочет и это проблема старого хозяина, пусть ему мозги и ебут. Бандюган был жирным, с красной рожей и золотой цепью и связываться с ним не хотелось. Поэтому друзья пособирали свои труселя с футболочками и отправились искать новое пристанище. А новый владелец потом отжигал по городу. Купил себе макаку, попугая здорового, катал блядей в единственном на весь город лимузине и таскал с собой везде своего вьетнамского партнера. Бухал, скандалил и вообще чувствовал себя королем жизни. Так было до тех пор, пока не вернулся настоящий владелец отеля, который был на лечении в Камбодже. После этого на улицу отправился сам бандюган, а его вьетнамского партнера и след простыл. Он забрал все, включая паспорт и обезьяну с попугаем. Бандюган потом очень смешно попрошайничал в рыбацких трущобах и поджирал за вьетам остатки на тарелках в местных рыгаловках. Куда он потом делся, доподлинно не известно. Поговаривали, что от обиды он помер там же в трущобах. А может его там и прибили. В то, что он вернулся на родину никто не верил – уж больно сволочной человек был. Всем хотелось, чтобы его непременно удавили на трущобной помойке.

Вообщем, хеппиэндов было немного.

Народ приезжал, крутился как мог, но если ты встал на тернистый путь дауншифтинга, то сойти с него было очень и очень сложно. Кончались деньги и ты уезжал обратно. Тебя наебывали партнеры и ты уезжал обратно. Ты заболевал и уезжал обратно. Почти всегда ты уезжал обратно. Были и те, кто продолжал свое падение и перезжал в Камбоджу – там было еще дешевле, чем во Вьетнаме. Вова даже знал одного чувака, который оттуда смог уехать обратно во Вьетнам. Он был своего рода легендой. Как он обяснил, его идея бизнеса по продаже горячего попкорна камбоджийцам на улицах Сиануквиля пошла пиздой. Автоматы в итоге отняли, его выпиздили отовсюду откуда только можно и нашему герою пришлось три месяца хреначить поваром на какой-то жуткой рыбацкой посудине, чтобы наскрести хоть какие-то гроши на автобусный билет во Вьетнам. Этот товарищ с тех пор никогда не просыхал в принципе, по своему отмечая освобождение из камбоджийского ада, где не было ни медицины, ни власти, ни законов. Его жена, которая крутилась вместе с ним, по приезду сунула ему в руки ребенка и послала его на хер. По слухам, он нашла себе какого-то вьетнамца, который кормил ее более регулярно.

Вову частенько приводили в неистовство статейки в интернете, когда какое-то как-бы солидное издание брало интервью у успешных дауншифтеров, которые смогли организовать свой персональный рай, открыв спа-салон, студию йоги и прочую лабуду. Со страниц журнала это выглядело очень круто. За одним маленьким но – Вова знал этих ебанашек. И ничего успешно там не было в помине. Владелица успешной йога-студии пекла какие-то пирожки с дерьмом, для того, чтобы оплатить аренду своей халупы, а сама студия была ковриком на пляже, если уж на то пошло. Пиздюк из спа-салона не был его владельцем, а натурально там батрачил массажистом. А успешный ресторатор вместе с проклинающей его тещей вьебывал на кухне и официантом в крохотном кафе, которое они залудили, продав квартиру где-то на севере. Другими словами за каждой историей успеха в дауншифтинге стояло просто море гнусного и неприкрытого пиздежа. Вова и сам мог пиздеть, так что уши отвалятся. Но у него не брали интервью. Никогда.

А теперь вот и это.

Почему-то именно неверующий Костя в ответ на эту историю изрёк, что мандавошки - это доказательство существования бога и того, что ты ему не нравишься. Вова тогда вдоволь над ним посмеялся. Сейчас же, страдая физически и морально, он решил, что толика смысла в этом есть и Вове стоило бы прислушиваться к подобным знакам потусторонних сил. Возможно , тогда бы не было той истории с угостившим его руфинолом жопотрахом из Европы. Хорошо хоть об этом тогда много народу не узнало.

Что было совершенно невероятным для Вьетнама. Ведь сплетничать здесь любили больше, чем рис. Поэтому, если во Вьетнаме ты сдавал кровь на анализ, местные бабки узнавали результаты твоих анализов гораздо быстрее тебя. Хотя, Вовин опыт говорил, что с медициной тут лучше не связываться. Вова как-то заключил договор с одним местным стоматологом - он ему туристов с гнилыми зубами будет приводить, а Вове за это удивительно щедрые комиссионные. Ну, понятно, в зависимости от того, что там стоматолог им навкручивает. Вова обрадовался и привёл туда какого-то шахтера из Донецка, который мучался зубной болью на экскурсии. Клиника, кстати, была классной - все чистенько, какие-то белоснежные агрегаты и одноразовые бахилы на входе. Очередей нет, у всех белые халаты и все улыбаются. Шахтеру бы насторожиться ещё тогда, когда он отдуплил, что баба на ресепшне и ассистентка самого стоматолога это один и тот же человек, а сам главный стоматолог стриг ногти на ногах, сидя на ступеньках при входе в клинику.

Но - нет. Шахтера выслушали стетоскопом, ему измерили давление, взяли кровь на анализ и сделали рентген. Ему старательно почистили зубы перед осмотром и долго в этот рост смотрели для того, чтобы в итоге приговорить один из зубов. Зуб оказался сложным, по их словам и пришлось шахтера пару раз натурально отливать водой, чтобы он совсем там с ума не сошёл. Потом, ему вручили его вырванный зуб, счет за лечение, смотанный в рулон по типу туалетной бумаги из-за длины и сказали, что чуть-чуть ещё поболит, а потом все пройдёт. Шахтёр как водится анестезию после себе организовал сам и пару дней вообще ничего не чувствовал, но потом наступило прояснение и, внимательно разглядывая подаренный ему на память зуб, отметил, что на нем и кариеса-то нет. Более того, челюсть перестала закрываться до конца и стекающие по подбородку слюни стали напрягать домочадцев. Жившая в соседнем номере отдыхающая тетка, которая работала зубным техником на родине, с удивлением отметила, что у шахтера подвывих челюсти, а гнилой зуб вполне себе на месте, потому что ему выдернули довольно здоровый зуб. Когда жена шахтера узнала во сколько вышло лечение по передовым зарубежным технологиям у специалиста мирового уровня, она едва не оставила мужа без остальных зубов. Пришлось сворачивать отдых раньше срока и мчаться домой, чтобы у кормильца хлеборезка совсем в негодность не пришла. Уезжая, он рыдал от счастья от того, что не согласился в тот день на установку имплантов. Жена гладила его по голове, вытирала ему слюну, текущую по подбородку, и говорила, что любит его. Кстати, Вове тогда знатно прилетело. От жены этого дуралея. У неё оказались тяжелые кулаки и каменные ноги. В конце Вова тоже обрадовался, потому что у него не было с собой денег, а то она бы и их забрала в счёт уплаты морального вреда и от того, что догадалась вскрыть пачку с чаем, который Вова им насоветовал на экскурсии и нашла там какие-то опилки.

Вообщем, Вова не питал иллюзий на тему медицины во Вьетнаме. Хотя тема была местами денежная. Как только поперли туристы в Нячанг вьетнамцы моментально придумали многопрофильный медицинский центр и сразу стали лечить нашим спины. Выделили под это дело здание, пригласили какого-то хиропрактика или еще какого-то там хера, который моментально пристроил туда всех своих родных-сирот и знакомых и вся эта шайка-лейка стала вправлять нашим суставы в позвоночники и мочеточники в область малого таза. Звучит абсурдно, но все это шло под вывеской как-бы государственной клиники и туда потянулся поток хромых и убогих.  А по факту оказалось, что это тот же массаж слепых только дороже и опаснее. Дороже, потому что внюхивались какие-то неведомые лекарства из хоботов комаров и соплей утконосов, а опаснее, потому что эти чебурашки реально пытались чего-то там лечить, но делали это в силу своих возможностей и того, что видели в сериалах по телевизору.  Вова не раз представлял ошалевшие и ни хера не понимающие глаза туриста, вокруг которого в этом центре начинали суетиться вьетнамцы в белых халатах и с серьезными рожами верещать на вьетнамском - Коллега, срочную томограмму хера этому господину! Мы теряем пациента, давайте закажем риса и мяса! Вы же видите, что у мужчины схватки - назначаем ему галоперидол в суппозиториях и не забудьте измерить палкой ему базальную температуру! При этом тебя щупают, цыкают зубом, водят на рентген и к кассе. А когда деньги заканчиваются, ты оказываешься на улице и с удивлением отмечаешь появившееся желание получить квалифицированную медицинскую помощь, но где-нибудь в России.

Но время шло, лучше Вове не становилось, а Кости нигде не было видно.

Вова решил, что надо идти обратно к отелю, где они вчера бухали. Конечно, был шанс нарваться на Нину и попасть в неловкую ситуацию, но других вариантов и не было. Вообще, вот эти вот моменты, когда одна ошибка смотрит на другую и обоим стыдно, а у одной пахнет изо рта, а вторая помнит, как забила вчера на бритьё ног, у Вовы вошли уже в некий ритуал. Это в какой-то даже мере им приветствовалось, ведь после этого все заканчивалось, она улетала и не надо было больше врать, изворачиваться и притворяться. Все, кто жил и работал на море так же как и Вова всегда были уверены в том, что все всегда уезжают. А ты остаёшься. Поэтому, собственно, творить можно было что угодно, ведь ты знал, что источник беспокойства и неудобства потом, всегда уедет и не будет нужды каждый день смотреть в глаза тому, кого ты обидел, оскорбил или обманул. Так что Вова мысленно плюнул и поперся в отель.

По дороге Вову затащил в свой магазин один знакомый вьет. В магазинчике торговали всякой бэушной электроникой, с которой довольно часто так или иначе расставались на улицах и пляже города отдыхающие. Рассказывали как-то о мужике, который умудрился в этом магазине купить свой дк фотоаппарат, который у него сдернули воришки на мопеде. Этому дядьке в первую очередь русские и украинские дауншифтеры несли самое ценное на продажу, когда мечты о финансовой независимости совсем не спешили реализовываться. У него оседали мобильники, ноутбуки, всякие камеры, которые потом частенько продавались лохам под видом новых.

Владелец масляно улыбаясь дал Вове денег. Вова держал их и улыбался, совершенно не понимая ситуации. На невысказанный вопрос владелец на ломаном английском сказал, что айфон хороший и приноси ещё. Денег было баксов 150 и это было хорошо. Но откуда у Вовы появился айфон, он понятия не имел вообще. Вова решил, что он мог его найти, но в глубине души свербило ощущение, что это не так. Вова наморщился и попытался вспомнить был ли у Нины айфон, но не смог этого сделать.

Дойдя до отеля, Вова прошмыгнул мимо портье и по лестнице поднялся на второй этаж. Там была столовая. А во Вьетнаме в 9 утра русский турист мог быть только там. Завтраки были не хитрыми абсолютно во всех отелях и всегда бесплатными. Поэтому народ с удовольствием поправлял истерзанное здоровье жидким супчиком и яишенкой, а больше там толком ничего и не бывало. Ещё давали йогурты, но народ быстро раскусил, что адский понос у них не от акклиматизации, а от йогурта из соевого молока, которое отечественный организм практически не принимает, и брать их перестал.

Вова увидел массивный обелиск спины экскаваторной Оли и сразу же увидел глаза Кости, которые влюблённо смотрели на ковш этого экскаватора, вернее на лицо Оли. Костя увидел Вову и глаза его как-то суетливо забега-заметались-заполошились. Потом Костя вздохнул-выдохнул и отодвинул свободный стул, приглашая Вову сесть.

Вова отметил, что Костя кажется каким-то посвежевшим, чистым. Наверное, это от завтрака. Ишь ты, развёл ее, чтобы на завтрак с собой взяла. Молодец, падла. А я тут загибаюсь. А он жрет, свин.

Вова сел.

Что-то изменилось в окружающем мире. Вова чувствовал это. Вокруг все неуловимо намекало, что мир не будет прежним. Это было в белой скатерти на столе, это выглядывало из надкушенного Олей круассана, это было в размазанной по Костиной тарелке яичнице. Это было в отчего-то виноватой улыбке Кости и в том, как валькирия Оля время от времени касалась руки его верного оруженосца. Вова сидел и реально офигевал от того, что он каким-то образом оказался выброшенным из вселенной, где были этот джаггернаут в женском обличье и его верный Санчо Панса и товарищ по духовно-финансовому росту Константин.

Пауза затянулась. Наконец, Оля подняла глаза на Вову и сказала, что забирает Костю. И чтобы Вова прямо сейчас, немедленно отвёл ее к той вьетнамской бабке, у которой в заложниках костин паспорт. Потому что Косте надо покупать билет на чартер, которым они вместе летят в Пермь. Они - это Оля и Костя. Вова слушал и не понимал. Его мозг вообще отказывался обрабатывать эту информацию. Как забирают? Зачем улетают в Пермь? Почему билет надо? Где, блядь, вообще город-то такой? Что вообще тут происходит?!

Вова даже забыл, что ему плохо.

Оля откашлялась и солидно объявила, что с Костей у них все серьёзно. Мужик он хороший, умный, с образованием и его с руками оторвут у них в питомнике, где позарез нужен системный администратор. Вова ошарашено слушал Олю. Если честно, он не очень много знал о Косте, познакомились они уже тут и он никогда не говорил, что умеет в компьютеры или что-то там ещё. Он вообще мало говорил, если только это не касалось развода туристов. Один раз Вова умудрился выдать его за своего немого и умственно отсталого родственника, из-за которого ему пришлось переехать во Вьетнам, чтобы было проще ухаживать. Ему тогда обломился хороший перепихон с какой-то сердобольной девкой, которая восхитилась Вовиным бескорыстием и добрым сердцем.

А тут вот такое!

Из всех базовых инстинктов у Вовы был сильнее остальных развит страх нищеты. Нищета вырастила его в тесной, пропахшей запахами столовой и туалета, хрущевке на городской окраине. Нищета воспитывала его папкиными подзатыльниками и именно нищета протягивала ему высохшей маминой рукой деньги на обед в институте. Долгие годы они сосуществовали вместе и великолепно знали друг друга. Она трепетно прижимала Вову к пустой груди, а Вова жил и боялся того, что однажды эти призрачные сильные руки передадут его своей неизменной подруге по имени смерть. С одной стороны, это отравляло каждое мгновение жизни, но с другой стороны воспитывалао определенное бесстрашие. Тому, кто не жил, умирать не страшно. Но помирать в нищете – вот чего до усрачки боялся Вова.

Он столько уже сделал, для того, чтобы этого не произошло – он вырвался из бетонного ада под свинцовым небом родного города, он оказался на море, в тропическом раю и даже здесь нашел в себе силы выйти из зоны комфорта или как там эту все поеботу называл Костя, чтобы стать еще лучше. А вот теперь он сгорел на солнце, у него болит голова, ноет желудок и хочется супа.

Вова бы заплакал, но ранее выпитый алкоголь настолько иссушил его внутренности, что вместо слез скорее бы посыпался песок. Еще ему было страшно от того, что вонючие вьетнамцы, которые обязательно узнают, что у Вовы нет денег и просрочена виза, обязательно вышлют его обратно. Хорошо хоть паспорт успел выкупить. В этот момент Вову просто словно лошадь лягнула – он снова ощупал карманы и снова ничего в них не нашел! Сердце камнем рухнуло на бетонные плиты, холодный пот заструился по спине. И вдруг в голове у Вовы засиял свет фаворский – он вспомнил, что спрятал вчера паспорт в старый башмак и сунул под кровать. Коромысло отчаяния качнулось в другую сторону – Вова несколько воспрял духом. Паспорт есть, он цел и теоретически Вова в безопасности. Картина в голове, где Вова следующие несколько лет старательно занимается любовью с больными спидом штангистами во вьетнамской тюрьме, поблекла и потеряла четкость.

Однако, надо выяснить, чего случилось вчера и с какого фига Вову так накрыло? И вообще, где все?

По поводу накрыло у Вовы была одна идея. Нет, дело было не в том, что Вова натрескался дешевого бухла на голодный желудок. В Нячанге развлекались и поинтереснее, просто Вове не доводилось до этого на такие приключения нарываться по причине безденежья.

Но вчера-то у Вовы деньги были. Поэтому вариант с веселыми коктейлями в русском баре со счетов сбрасывать не стоило.

Дело было такое – в городе явно ощущался дефицит идиотских идей и один стильный перец из новоприбывших решил замутить в городе идеальное гнездо порока. Он договорился с каким-то заштатным отелем недалеко от моря и снял у того бар у бассейна на верхнем этаже. Один хрен туда никто не ходил, потому что есть там в здравом уме не решился бы даже сторонник самых диких гастрономических извращений. Даже вьетнамцы, которые иной раз такого говна могли навернуть, что плакать хотелось и наворачивали его с удовольствием, в этот ресторан отказывались ходить. Наш пафосный герой решил, что это позволит ему несколько упростить торговлю наркотой для туристов, ведь у нас все просто в стране – раз написано порок и разврат, то обязательно внутри тебя ждут порок и разврат. Система простая была – на входе платишь определенную сумму, а внутри уже на нее жрешь и пьешь и гундосишь в караоке у бассейна. А заодно еще можешь затариться всевозможными расширяющими сознание веществами. Глупо было ожидать, что во Вьетнам запустят чартеры с идейными торчками, которые строем из аэропорта побегут в это заведение удалбываться, размахивая котлетами денег. Но наш герой-антрепренер, видимо, особым умом и в прежней жизни не отличался. Вообщем, у бассейна повесили новые шторы, чтобы их красиво колыхал ветер, бухнули в воду побольше хлорки, помыли кальян и купили диск с караоке на русском и стали ждать потока клиентов и хвалебных отзывов. Народ тогда все больше приезжал с нашего Севера. Люди эти были простые, порой при деньгах. Но они не были идиотами и этого наш первооткрыватель не учел. Несколько семей таки зарулили в гнездо порока в надежде узреть там ангелов разрата или чего там писали в рекламных брошюрках, но быстро рассказали остальным, что в этом клубе все охуевшие и, заплатив на входе немаленькую сумму, вы получаете внутри сраное ничего и сухарик, поскольку ценник там был настолько охренительным, что дешевле оказывалось смотаться в Норильск и там уже тусануть, чем пытаться перекусить в этом месте. Да еще в придачу оказалось, что единственным, кто имеет отношение к пороку и разврату в этом клубе, был засушенный аппполон-владелец, который с улыбкой гуимплена пытался объяснить, что цены такие огромные потому что так гораздо круче! Так что поток желающих вкусить недоступных простым смертным наслаждений закончился даже не начавшись. Отдыхающие по сарафанному радио передали дальше информацию о таком отчаянном наебосе и владельцу ничего не оставалось как мотать по городу на мопеде в трусах, курить траву и пытаться продать каким-нибудьть идиотам свой успешный бизнес. А еще он натуральным пауком караулил неосторожных туристок, которые забредали в бар и угощал их там коктейлями с какой-то хитрой наркотой, после которой девок можно было жарить сколько угодно, а наутро они ничего толком вспомнить не могли. Идеальное преступление – вроде бы и выебали, но ничего не помню. А раз так, то чего жаловаться-то?

По слухам этот товарищ сейчас на федеральном тв зрителям мозги ебет на какие-то около криминальные темы. Да и насрать на него.

Однако Вову поразила догадка, что именно туда он мог затащить вчерашние зеленые лосины и там же жахнуть веселый коктейль, который пидоры-бармены обязательно ему намешали. Пидорами-барменами там, кстати работали какие-то несчастные девки, которых, по слухам, для проституции привезли из России. Но это дело вообще не пошло, потому что никто не хотел платить деньги за то, что тебя и так ждет дома. Девушки они были добрые, хорошие, но не блистали внешними данными и умом, платили им копейки и они при первой же возможности делали ноги и из бара и из самого Вьетанама.

Вову разобрал отчаянный гнев – его, старожила, лОкала, опоили в тот момент, когда он был ранен в сердце и мог спастись, обретя новую любовь в зеленых лосинах из спортзала!

Разъебу всю богадельню! Спалю к херам! Изничтожу, тварей! Совсем ничего не боятся, уроды! Да во Вьете человека избить до больницы стоит 200 баксов! А чтоб убили совсем – 500 хватит! В Вове зашевелились демоны разрушения. Теперь, в придачу к острому желанию куриного супа прибавилось и желание мести. Но это ощущение прошло стоило только Вове вспомнить, что у него и на суп-то денег нет, какая уж там месть….

Нина! Нина! Вова вспомнил как звали зеленые лосины. А где она-то? Впрочем, по ее поводу Вова не переживал. Он сто пудов облажался где-то как обычно и она его наверняка послала и утопала в отель. Они всегда так и делали.

Чего уж там, кавалер из Вовы по пьяни был посредственный. И это при то, что на фоне ушлепков из родного города Вова выделялся белой лебедью, поскольку не имел привычки колотить партершу по спине кулаком во время оргазма или стряхивать на нее сигаретный пепел между делом. Вова вспомнил синеглазую блядь Свету из отдела стиральных машин, которая как-то назвала его милым. Она же снабдила его первыми мандавошками.

Назвать это пробуждением мог бы только человек, у которого полностью отсутствовало бы сострадание. А так же болевые рецепторы. Вову корежило и трясло, даже сквозь плотно закрытые глаза, солнце немилосердно вонзало свои раскаленные лучи ему прямо в мозг. Все тело горело огнем, ныло и чесалось. Вове было очень, очень больно. Настолько, что бедный разум несчастного покорителя этого мира, повелителя женских сердец и просто успешного бизнесмена в тропическом раю, просто не мог решить отчего ему больнее.

Вова со стоном разодрал слипшиеся и опухшие глаза – на залитом солнцем пляже вокруг лежали люди и занимались своими делами. Попытка сменить позу вызвала очередной приступ боли, тело Вовы затекло и всеми доступными методами сигнализировало своему хозяину, что дело совсем плохо. Да и попить бы не мешало, дикий сушняк и песок попавшие в рот вместе с опухшим языком создавали чудовищное ощущение.

Не то чтобы Вова был новичком в похмелье. После стольких месяцев, которые он занимался дауншифтингом под пальмами Вьетнама, он смело мог называть себя этим словом, делая ударение на последнюю букву е. Это звучало вполне аристократично, служило источником шуток, но, только истинный поклонник Бахуса и Вакха, мог бы оценить титанический труд и море боли, которые обладатель этого титула вынес на пути к славе. Вова многое повидал. Он просыпался на затерянных среди рисовых полей бензоколонках по дороге из ниоткуда в никуда. Один раз какая-то компания забыла его на туманной горе, в домике Ерзина, среди тумана и обезьян, он как-то пришел в себя с мешком картошки на коленях, в машине, которая пыталась заехать на местный крытый рынок и на крыше которой танцевал какой-то полуголый прокурорский работник-турист. Он однажды проснулся в спящем вьетнамском автобусе, в полной темноте и шесть часов пытался выяснить куда мчится среди темноты это жуткое транспортное средство. А спящие вьетнамские автобусы это, несомненно, транспортное средство, которое вьетнамцам подарили демоны из самого главного транспортного отдела Ада.

Обычный турист приходил в дикий восторг, когда гиды начинали рассказывать ему о том, что во Вьетнаме за какие то 5-10 баксов можно спокойно чуть ли не пол страны проехать на автобусе, в котором в два яруса стоят кровати. Звучит это, согласен, достаточно привлекательно. Заплати себе копеечку, ложись в кроватку, закрывай глазки, делай бай-бай, а потом тебя разбудят где-нибудь в Коврово. Или Брянске. Да вот только во Вьетнаме все только звучало симпатично.

Начать нужно с того, что проектировалось все это под низкорослых вьетнамцев. Обычный человек туда просто тупо не влезал. Вернее, влезал, но колени приходилось подгибать. Во-вторых, ноги спящего сзади находились под спиной спящего спереди. То есть вы не лежали горизонтально, а находились под углом – место, куда упирались ноги, сходилось на угол и возможности держать ноги как-то кроме как под углом просто не было. Если вы находились на втором ярусе, то имели все шансы во время очередного поворота просто перепорхнуть к чертям куда-нибудь по салону и лично узнать расценки в местном аналоге травмпункта. Поэтому надо было пристегиваться, но в этом случае к концу поездки вас этим ремнем просто могло перетереть пополам. Еще в салоне работал промышленный кондиционер. Таких же кондиционеры устанавливают на рыболовецкие траулеры для мгновенной заморозки рыбы. Вова как-то посмеялся над глупыми вьетнамцами, которые первым делом в таком автобусе достали обычный скотч и залепили все воздуховоды вокруг себя. Спустя пару часов Вова в своих шортах и футболке сам себе напоминал белого ходока из Игры Престолов. В качестве защиты от леденящей стужи в салоне пассажиру предлагалось крохотное одеяло, сделанное по примеру тех одеял, которые американцы дарили индейцам.

Но самое главное заключалось в том, что эти здоровенные автобусы мчались с совершенно невообразимой скоростью, практически нигде не останавливаясь. Для того, чтобы движение не прерывалось ни на секунду водителей у них было два, а то и три. Иногда казалось, что это делается специально – когда один из вьетнамских водителей умирал от усталости, его тело на полном ходу выкидывалось в окно, а на его место немедленно садился новый камикадзе. Вся эта дичь летела в темноте, в салоне тоже было темно, автобус опасно кренился на поворотах, вылетал на встречку и уворачивался от огромных грузовиков и таких же автобусов.

Но главное было в том, что наши воодушевленные соотечественники не забывали на дорожку выпить пивка, а в агентствах им всегда говорили, что в автобусе есть туалет. Туалет был. Чаще всего он был закрыт, сломан или в нем спали левые пассажиры, которых где-то подхватывал водила на трассе. Добраться до него внутри мчащегося со скоростью 120 км в час автобуса было задаче совершенно нетривиальной и достойной гимнастов из цирка Дю Солей, ведь в проходах между прокрустовыми лежанками тоже спали вповалку люди. Чаще всего глупый турист с гудящим мочевым пузырем макакой добирался орангутаном с лежанки до лежанки до туалета только для того, чтобы подергать закрытую дверь. А потом так же, гимнастом скакал обратно. И так можно было скакать туда-сюда пока не обоссышься. Можно было умолять водилу, чтобы он остановился. Иногда они останавливались. И тогда ты стоял в темноте, черт знает где, на обочине, писал или еще чего и судорожно надеялся, что эта падла сейчас не возьмет и не уедет. Но даже если ты и попадал в туалет в автобусе, то воспользоваться им на полном ходу могли только очень одаренные физически люди – человека внутри мотало и телепало , как калошу на ноге у алкоголика. Реально там можно было, как в анекдоте, наделать себе на голову. В этих же автобусах процветало воровство – в темноте подсаживались вьетнамцы и обирали глупых туристов, которые умудрились задремать в этой адовой колеснице и так же незаметно ссаживались водилами посреди неведомого ничего. Но уже вместе с вашими вещами.

В одном таком автобусе Вова и очнулся как-то. В диком похмелье, с гудящим мочевым пузырем и расстроеным где-то желудком Вова в темноте салона просуществовал жуткие 5 часов. В итоге Вова оказался в Ти Хоа без копейки денег и без понятия, как он оказался на этом автобусе.

Другими словами, Вова знал толк в похмелье. Но это похмелье можно было назвать вишенкой на огромном торте Вовиных страданий.

Вова осознал себя на пляже Нячанга. Так же он осознал, что солнце уже высоко и он здорово обгорел – любое движение натягивало горелый пергамент кожи и доставляло боль. На Вове были шорты, рядом лежали шлепки. Более ничего рядом не было. Вова инстинктивно пошарил по карманам – там было пусто! Пусто! Пусто! А вчера эти самые карманы были полны денег!

А теперь там не было вообще ничего. Блядь! Блядь! Как так-то?!

Самое страшное было в том, что Вова совершенно не помнил ничего. Воспоминания закончились на зеленых лосинах и женщине с глазами, в которых плескался туман и какое-то безумие, которое, как Вова отчетливо помнил, пугало его до чертиков. Вова не помнил всю женщину целиком, но эти глаза и стоящую за ними страшную тишину он запомнил.

Видимо, что-то пошло не так. Он, наверное, пошел гулять с этой женщиной за водкой и в итоге уснул на пляже. Так уже как-то было. Вова пытался делать секс с туристкой и в итоге они оба уснули на песке. Но где тогда эти лосины с глазами? Где, в конце-концов, Костя? Вопросы истязали разум Вовы, а тело в унисон вопросам терзало болью. Но самое главное – на Вову накатился ледянящий ужас просранных денег. Нищета снова села у его изголовья и погладила его по голове.

Сраные вьетнамцы! Вова вдруг решил, что это именно они обобрали его на пляже. Такое случалось сплошь и рядом. Пьяненькие туристы дремали на пляже, а утром обнаруживали себя без личных вещей, достоинства и телефонов с деньгами. На вьетнамцев грешили все. Правда суровая правда была и в том, что местные понаехавшие в поисках лучшей жизни русские с хохлами не отставали от вьетов и так же с удовольствием обирали любителей прибухнуть на луну. Пару таких местных дауншифтеров как-то поймали сами вьетнамцы и дабы не создавать ненужную конкуренцию коренному населению, задали этим дуралеям нешуточную трепку.

Вова с кряхтением сел. Осмотрел свое измученное тело. Сгорел он капитально. Сидевшая рядом дебелая мамаша с ребенком осуждающе цыкала на Вову зубом. В другой раз он бы ей сказал чего-нибудь едкого. Но сейчас было так плохо, что Вове не хотелось совершенно ругаться.

Подобрав шлепки, Вова побрел с пляжа искать Костю. По дороге он остановился у какого-то отеля и с наслаждением присосался к крану из которого туристы смывали песок с ног после пляжа.

Сначала Вова двинулся домой. Кости там не было. Потом зашел в пару забегаловок и заглянул к знакомым в туристические офисы. Нигде Кости не было. Не было его и в излюбленных местах, вроде магазина с народными традиционными лекарствами или магазина с жемчугом. На часах было уже 2 часа дня. Даже, если Костя остался со своей огромной Олей в отеле, он всяко уже должен был выползти на поиски своего друга Вовы. Но Кости не было нигде.

Вова слонялся по улицам. Ему было плохо. Хотелось кушать. Желудок ныл. Бульону бы. Хотелось горячего фо. Этот замечательный супчик превосходно оттягивал похмелье. Всем туристам объясняли, что супчик варится на жиденьком бульоне из говядины или курицы. Добавленные травки и тонкие ошметки мяса,вместе с рисовой лапшичкой, безумно радовали по утру всех туристов. Многие на всю жизнь сохраняли восхитительно теплое отношение к этой традиционной пище. Не раз Вова слышал заявления от туристов, что хорошая экология и натуральные продукты позволяют считать этот суп одним из самых полезных для русского человека. Страшная правда была в том, что этот невероятно натуральный суп вьетнамцы тупо варили на бульонных кубиках. Просто кубики эти были не очень похожи на наши магги с кнорром, вот и считалось, что в основе настоящего вьетнамского супа лежит натуральный бульончик. Хрена там. Бульонные кубики и тонна глютамата, который местными считался самой главной после соли приправой.

Но оттягивал этот супец знатно и стоил копейки. Которых у Вовы не было.

Кинолог-экскаватор Ольга и Константин взяли в охапку Вову с его разбитым лесбийским предательством сердцем и потащили к выходу. Вова машинально переставлял ноги и был полностью погружен в собственную печаль. Поэтому он совершенно не заметил презрения на выходе, которым его окатили вьетнамские охранники. В этом растоптанном жизнью человеке с седыми глазами и заношенными шортами уже никто бы не увидел короля жизни, который ворвался в клуб часом ранее.

Маленький отряд был возглавлен Константином и он указывал дорогу к ближайшему круглосуточному магазину, где планировалась покупка добавки. Таких маленьких магазинов в туристическом центре Нячанга было несколько и они служили истинным спасением русских туристов. Там можно было купить нехитрую закусь и самое главное – они продавали абсолютно любой вид алкоголя по совершенно невообразимым по русским меркам ценам. Можно было купить Хеннеси XO вместе с Мадам Клико по цене настойки боярышника. Впрочем, и Костя и Вова не питали иллюзий на тему происхождения во Вьетнаме элитного алкоголя. Задачи удивить себя и дам у них не было, предстоящий светский раут планировалось посвятить несправедливости жизни и излечению изуродованного Амуром любящего сердца, поэтому выпендриваться не стали и купили две бутылки рисовой водки, мартини, сока и каких-то шоколадок.

Гостиница, в которой жила кинолог-джаггернаут оказалась довольно хорошей. Во всяком случае, она была новой, имела 4 звезды, чистого портье за стойкой и перед входом не было насрано.

Портье, кстати, пытался как-то воспрепятствовать Ольге провести друзей-дауншифтеров в номер. Он что-то лопотал на смеси вьетнамского и английского, но Ольга посмотрела на него сверху вниз, усмехнулась и со словами – Ишь ты, клоп какой, а все туда же! -, просто прошла сквозь него, обняв Костю и волоча за руку Вову. Ночной портье, обозрев эти килограммы тугой плоти, к которым были прикручены вызывающие опасения руки и ноги, шмыгнул за стойку и дематерилизовался.

Вообще, в Нячанге никто ничего не имел против того, что туристы водили к себе в номера друзей и проституток. Но случались эксцессы. Так, в одном пятизвездном отеле после такой вечеринки обладатель вышел в окно своего номера на пятом этаже, улетел вниз на полотняный солнцезащитный козырек и, не получив ни царапины, просто пошел через дорогу купаться, провожаемый взглядами обалдевших прохожих. В другой гостинице друзья выкинули владельца номера в окно вместе с кроватью, на которой он задремал. Внизу оказался бассейн и все закончилось только сломанной кроватью. По большому счету, это были мелочи жизни. Вьетнамских отельеров больше всего напрягало, то что русские мамаши умудрялись варить своим детишкам супы в чайниках прямо в номерах, а отцы семейств регулярно устраивали на пляже барбекю, используя вместо дров разломанные отельные шезлонги.

Собственно, дикая страсть Кости и Ольги началась уже в лифте, который не был рассчитан на то, что в нем , кроме Ольги мог бы поместиться еще кто-то. Вову основательно прижало к стене лифта и чувствительно по ней повозило, пока Костя и Вова внушительно и смачно целовались. Это было поразительно, отметил Вова, размазываемый крупом кинолога по стене, насколько возбуждающе на иных людей действуют замкнутые пространства. Вот только вроде шли и за руки не держали, а тут уже вовсю шуруют у друг друга в ротовых отверстиях языками и скребут руками по ягодицам.

Лифт бздынькнул, остановился, двери открылись и Ольга, словно Илья Муромец кольчужной рукавицей, утерла рот ладошкой и отстранила Костю. Погоди, малахольный, тут же люди! При этом имелось в виду, что люди – это соседка Ольги по номеру, а вовсе не размазанный по кабине и забытый в лифте Вова. Но Вову не забыли, вынули из лифта и потащили в номер.

Дверь открыла блондинка двухметрового роста. На ней был пуховый платок в области талии, лосины изумрудного цвета и лифчик. Увидев, что подруга не одна она ойкнула и сделала попытку куда-то спрятаться – выразилось это в том, что она попыталась прикрыть лицо руками. Ольга пророкотала, что это Костя и Вова, не хрен париться, как там твоя талия. Блондинка начала суетиться и искать что накинуть сверху, попутно не стесняясь в выражениях, костерила вьетнамцев за испорченный пуль от кондиционера – подругам приходилось палкой включать и выключать основной блок, висевший под потолком, потому как пульт не работал. А на самом блоке была только кнопка вкл и выкл и кондиционер, видимо когда-то установленный на 16 градусов по цельсию просто тупо постоянно морозил номер так, что в пору было носить валенки. Выходил, что номер охлаждался, подруги в нем тупо индевели, им это надоедало, они палкой его выключали и через какое-то время просыпались от того, что просто плавают в поту по своим кроватям и все повторялось по-новой. При этом вызывать к работникам отеля было абсолютно бесполезно – они улыбались, кивали и ни хрена не делали. Потому что просто не говорили по-английски, по-русски и вообще не видели в этом проблемы. Кондей работал, а то что его надо было включать и выключать палкой проблемой не считалось. Экскаваторная Ольга, поглядев на посиневшую в лосинах подругу, мрачно пообещала завтра разломать о голову «этого клопа снизу» не только пульт, но и сам кондиционер. Прозвучало это не просто угрозой, а вполне себе обещанием.

Решили для начала расположиться на балконе, где нашлись кресла и было тепло. Но при этом не стали закрывать двери – пусть из номера тянет приятной прохладой. Кстати, балконы в отелях, на которых можно было вчетвером сидеть в креслах, в Нячанге были крайней редкостью. Обычно их либо не было, либо они были размером, который подходил только для того, чтобы повесить там сушиться полотенце, но уж никак не сидеть, стоять или бухать.

Вечеринка, можно сказать, началась. Ольга о чем-то шушукалась с Костей, а ее товарка с любопытством взирала на Вову.

Вова сидел со стаканом в руке и приходил в себя. Нельзя сказать, что его сердце снова радостно билось и радовалось жизни, ведь ему была нанесена страшная и смертельная рана. Но водка действовала, рана затягивалась и он начал осматривать Ольгину соседку. Соседку звали Ниной и она работала инструктором в тренажерном зале. Что-то такое Вова с самого начала и предположил – соседка была очень основательна, но не лишена изящества, что не скрывалось даже этим чудовищным серым шерстяным платком. Нахера тащить во Вьетнам этот пуховый платок вообще?- подумал Вова. А потом вспомнил, что в России сейчас зима.

А лосины – ничего. Вообще, она была большой, но приятной с виду. Вова стал чувствовать, что ему стало лучше. И снова начал врать. Про то, какой он великий, про бизнес, мечты и светлое будущее. Он не забывал наливать, чтобы вранье воспринималось правильнее. Ему бы очень хотелось, чтобы все это не было враньем. Но по-другому было никак. Ну, так Вове казалось, что так правильнее в краткосрочной перспективе. Он внутри себя увещевал тем, что согласно буддистским канонам, жизнь есть страдание, и главное этого страдания избежать. Выдумывание небылиц на какое-то время выдергивало его из колеса сансары, которое катилось по скотному двору этой вселенной и позволяло на какое-то время забыть о том, кем он был. А главное – он забывал о том, кем он не стал. Он лепил привычную чушь о том и сем, выдавал привычные шутки.

Надо заметить, что Ольга с Костей в процессе не участвовали, они как-то умудрились уедениться на общем балконе и в эту вселенную из своего личного собственного мира в этот выныривали только чтобы налить себе еще водочки. Ольга уже сидела у Кости на коленях. Или наоборот, было просто как-то не очень понятно – они не стесняясь целовались и шарили по друг другу ладонями.

А вот Нина сидела и внимательно Вову слушала. И это мало-по малу стало Вову пугать, потому что Нина ничего не врала в ответ. Она вообще не очень много говорила, предоставив Вове возможность полностью заполнять собственные же паузы в разговоре. Она просто смотрела на Вову, пила, когда он предлагал выпить, курила, когда он предлагал закурить.

Вова, как положено человеку с вдребезги разбитым сердцем, захмелел.

Надо заметить, что это было довольно странное ощущение – он был пьян, был в компании женщины, врал напропалую и не мог остановиться, но при этом ему было страшно. Каждый раз, когда он встречался глазами с Ниной, он не выдерживал ее пристального взгляда, отводил глаза и начинал нелепо суетиться, наливая водку или закуривая очередную сигарету.

А Нина просто смотрела на Вову и ничего не говорила. Это было очень странно, ведь прямо от дверей Вова решил, что перед ним обыкновенная лохушка. Просто здоровая и высокая. Нормальная крестьянская баба в платке, до которой их сиятельство дауншифтер Вольдемар при удачном стечении обстоятельств мог бы снизойти и озарить своим ослепительным светом ее серые будни. А тут сидит и смотрит на него во всем глаза. Непонятно это все. Он ожидал глупого хихиканься, пьяных улыбок, идиотских рассказов о родне, работе и родном городе. Но всего этого не было.

И мало по малу Вове становилось все страшнее и страшнее.

Ждать помощи от Кости не приходилось. Тот в упор не видел вообще никаких опасностей, вовсю исследуя этот кинологический глобус по имени Оля. У Кости все было хорошо и его все устраивало.

В какой-то момент выяснилось, что водка закончилась. Вова было дернулся к мартини, но тут неожиданно заговорила Нина. Она сказала, что у нее есть потрясающая наливочка, которую делает в деревне ее дядя. Сплошная экология, чуть сладковата, но просто восхитительна на вкус и по градусу отлично подойдет. Нина из чемодана достала полутора литровую пластиковую бутыль, при этом Вова вовсю насладился созерцанием мощных зеленых ягодиц Нины. Как ему показалось, она специально так долго возилась направив зад в сторону Вовы.

Наливка и вправду оказалась ароматной и сладкой.

Под это дело Вова решил поразить Нину рассказом о местной крокодиловой ферме. Место называлось Янг Бей и было очень популярно у всех туристических агентств. Ну еще бы – за какие-то 20 баксов там тебя и гуляли и кормили и показывали тебе петушиные бои, возили на паровозике, давали купаться в водопаде и показывали выступление аборигенов. На самом деле правды из этого было только про 20 баксов. Все остальное по-большей части оказывалось натуральным фуфлом. Нет, крокодилы там были. Штук 15-20 валялись на площадках, над которыми были перекинуты мосты и за небольшую денежку можно было взять палку с веревкой, на которой болтался кусочек мяса и покормить этих тварей. Собственно, только кусок мяса у самой пасти заставлял этих ящериц эту самую пасть открыть. По другому они вообще не проявляли никаких признаков жизни. С таким же успехом можно было накидать вниз резиновых крокодилов. Понятно, что такое развлечение моментально надоедало нашим соотечественникам. Русским как-то представлялось, что крокодилы там устраивают зрелищные битвы, бегают, бросаются на стены и вообще ужасно их будут забавлять. А эти твари лежат неподвижно и чтобы заставить их хоть чуть-чуть пошевелиться, надо купить у этих мелких засранцев этого самого мяса. Короче, сплошные расходы. Периодически раздавались выкрики на экскурсиях, что неплохо было бы бросить крокодилам смотрителя за крокодилами. Но эти мечты так ни разу никто и не реализовал.

Кстати, по территории народ катался на тележках, которые были оформлены под вагончики. Таскал их паровоз, сделанный из трактора. Там вообще все было хитро устроено. Концерт аборигенов из местного аналога ПТУ и петушиные бои проводились в одно и тоже время, но если ты вел группу на них, то тебе вместо шезлонгов доставалась дырка от бублика, потому что их занимала, какая-нибудь другая группа. А вы представляете себе группу русских туристов, которым гид сообщает, что шезлонгов больше нет – пейте, дорогие россияне, свой ром стоя? Поэтому гидам там приходилось крутиться, договариваться, умолять и унижаться. Еще приходилось убеждать себя и группу, что на обеде подавали действительно крокодила и так далее.

Сам водопад был сделан из бетона и на как таковой водопад вообще похож не был. Но так его назвали вьетнамские партия и правительство. Спустя пару лет кто-то догадался придумать какую-то легенду о феях и волшебных деревьях в этой местности, но это не получило среди гидов широкого распространения. В конце-концов всех волновала только комиссия, которую платили в местном магазине кожаных изделий. Но чтобы эту комиссию получить должно было все в этом мире совпасть и это вот все не так уж и часто случалось. Цены там были конские. Все тоже самое спокойно находилось на местном рынке и стоило в разы дешевле. Но, иной раз в трепетные руки гида сваливались 50-100 долларов комиссии.

Вова, само собой, рассказывал не про комиссии. Он рассказывал про аборигенов, которые живут и обслуживают эту самую крокодиловую ферму. Были они из маленького племени с названием раклеи и упоминания заслуживали исключительно потому что у них там был матриархат. Ну или как там назывался общественный строй, когда все в твоей жизни решают те, то писает сидя. Вова начал рассказывать про их обычаи и гармоничные взаимоотношения с окружающим миром чтобы польстить Нине. Она была физически более развита, чем самец Вова, обладала солидной мускулатурой, но была женщиной. А все женщины мечтают быть главными. Еще Вова отметил про себя, что размер бицепса Нины намекает на то, что сама Нина в этой жизни способна взять все что ей нужно безо всякого матриархата. Силой. И Вове никуда не убежать, если Нине понадобится Вова.

Выпили еще. Нина пристально смотрела на Вову.

А потом Вова проснулся на пляже.