Wall9775

Это был скоростной поезд. Такой, в котором сводит все мышцы, и все время приходится потягиваться, выгибать спину до хруста и протягивать ноги под сидения впереди, чтобы хоть немного расслабиться.

Шел третий час из восьми. За окном проносились бесконечные поля, окаймлённые лесополосой; кое где, вдалеке, мелькали крыши домишек.

Я чувствовал, как к вискам подступает головная боль.

Мне не повезло с соседом: с начала поездки паренек вставил себе в уши наушники и включил музыку погромче.

Я выпил таблетку и откинулся на спинку кресла, чтобы немного снять напряжение в теле. Прикрыл глаза, а музыка все жужжала и жужжала, как паршивый рой насекомых.

Я поглубже вдохнул.

В желудке заурчало. Идти в соседний вагон за обедом не хотелось, поэтому я достал из кармана пиджака мятную конфету, медленно, как можно тише, развернул ее, и отправил себе в рот.

На спинке сидения передо мной была небольшая ниша, годящаяся для рекламных буклетов, скатав из целлофана тугой шарик я потянулся к ней, чтобы бросить его вовнутрь. Но как только я запустил туда руку, мои пальцы наткнулись на что-то.

Я воровато огляделся.

Что это?

Аккуратно взяв предмет, я достал его – книжка. Обычная книжка в мягком переплете.

Название было звучное, а на обложке красовалась картина неизвестного мне художника.

Я повертел книгу в руках: слегка потрепаны края, слегка пожелтевшие листы.

Местами уголки страниц быль загнуты – кто-то оставлял закладки.

О головной боли я забыл.

Предметом моего внимания теперь была незнакомая книга.

Листая ее, мне на глаза попадались какие-то записи на полях, оставленные прежними владельцами.

В основном это были имена, номера телефонов или названия городов, написанные через дефис. Почерки были разные. И записей было много.

Иногда попадались пожелания, или рисунки.

Эта книга явно путешествовала больше, чем я в своей жизни.

Я открыл первую страницу и начал читать.

Страницу за страницей.

Порой какие-то фразы были подчеркнуты. Кому-то они запали в душу.

Очнулся я на сороковой странице. Заложив листы указательным пальцем, я закрыл книгу и помассировал глаза.

Мерное раскачивание и стук колес действовали убаюкивающие и гипнотизирующе.

Спустя какое-то время я открыл глаза и продолжил читать.

Страницу за страницей.

Но вот, скользя глазами по строкам, пробираясь сквозь буквы и слова, во мне нарастало странное чувство.

Чувство камушка, залетевшего в обувь, или мошки, попавшей в глаз. И от этого ощущения вырастала непонятная мне тревога. Что-то мешало чтению. Что-то, что я никак не мог уловить.

И вот, доходя до конца очередной страницы, я опустил взгляд на номер и мурашки пробежали по спине.

Сорок.

Но ведь я читал…

Сорок.

Страницу за страницей.

Сорок.

Прошло минут двадцать прежде, чем я остановился.

Я перевернул страницу.

Сорок один.

Обратно.

Сорок.

Двадцать минут я читал одну страницу!? – удивился я.

Да ну. Скорее всего, перед тем, как оторваться, я запомнил не тот номер.

Двадцать может быть?

Тридцать?

Сорок.

Возможно. Текст ведь не повторялся? Правда же?

Поезд вдруг сильно качнуло.

Я оторвался от книжки, взглянув в окно, и оцепенел.

Каждый мускул в моем теле напрягся, и я вжался в кресло.

Где-то на горизонте, среди полей и лесополос, виднелся огромный смерч, столбом уходящий в небо.

Я посмотрел на сидящих в вагоне людей. Они его не замечали, кто-то спал, кто-то говорил.

Я толкнул локтем паренька, сидящего рядом.

- Эй, - говорю, - посмотри, - и показываю пальцем в окно.

Но тот не обратил никакого внимания. Он словно и не почувствовал моего касания.

- Эй, - снова дотронулся локтем.

Но нет.

Я повернул голову к окну, смерч был на месте. Он состоял из черных туч, вперемешку с магмой. Вдруг он резко вспыхнул, на мгновение ослепив меня. Я зажмурился и прикрыл ладонями глаза.

Открыв их, я увидел, как это горящее нечто медленно ползет к нашему поезду. Словно оно поняло, что я его заметил.

- Эй! - вскрикнул я на этот раз, но никто и ухом не повел.

Всему вагону было наплевать и на меня, и на этот горящий столб исполинских размеров.

А он приближался и приближался, и его свет ослеплял все сильнее и сильнее.

Я в панике поднялся с места и закричал какую-то несуразицу:

- Вы что совсем отупели и ослепли, козлы гребные. Ау!

Смерч несся на меня. Я это чувствовал. Сквозь окно ощущался жар, исходящий от него.

Осталось совсем чуть-чуть. Я увидел, как плавится пластиковое обрамление окна, как моя кожа понемногу берется волдырями, почувствовал запах жжёных волос и человеческого мяса. Люди в вагоне сидели спокойно и сгорали заживо.

Столб подошёл к вагону так, что кроме него нельзя было ничего увидеть и тут я почувствовал боль. Я горел. И я кричал. Кричал, что есть духу от боли и безысходности.

- Проснитесь. - кто-то коснулся меня, и я вздрогнул.

- Что? Что такое? - открыв глаза спросил я.

- Вам ужастик приснился? - спросил паренёк с тупым выражением лица.

Я зарылся пальцами в своих волосах:

- На месте, - выдохнул я.

На горизонте было чисто.

Раскрытая книга лежала у меня на коленях.

Ну и сон. Чертов сон.

Я сверился с часами. Прошло еще два часа. До конца поездки оставалось три.

Еще раз посмотрев в окно, и убедившись, что там все в порядке, я вернулся к чтению.

Подчеркнутых фраз становилось все меньше. Перелистывая страницы, я обязательно сверялся с номером и частенько натыкался на номера телефонов, с написанными рядом именами.

Интересно, думал я, а что будет, если позвонить?

Оранжевый мягкий свет заката сменил яркое солнце. Еще немного и должно было стемнеть.

Поезд набирал ход. Колеса били по рельсам все сильнее и сильнее. Вдруг в окне замелькали фермы моста. Вода в реке блестела в вечернем свете. И тут мы въехали в тоннель.

Я опустил взгляд на раскрытую книгу и продолжил читать.

Номеров на полях становилось все больше. Мелькали новые имена, а желание позвонить по какому-то из них подмывало все сильнее.

Мы выехали из тоннеля и за окнами снова потянулись бескрайние поля.

Я знал, что сейчас участок дороги будет состоять лишь из этих, изредка прерывающихся тоннелей. И вот действительно, пейзаж за окном сменился тьмой.

- Простите, - сказал я своему соседу, он лениво, будто делает одолжение вытащил один наушник. – Дайте выйти.

Он тяжко вздохнул, словно его просят о чем-то невыполнимом. Но встал.

Я поднялся и окинув взглядом, порядком уставших пассажиров направился в конец вагона, в туалет, прихватив с собой книгу.

Поезд выехал из тоннеля. А я вошел в уборную.

Открыв первую попавшуюся страницу, я выбрал криво написанный номер телефона и сверяясь с цифрами набрал его.

Прислонил к уху трубку. Пошли гудки. Никто не подходил.

Я напрягся.

После шестого гудка собирался было положить трубку, но тут я услышал с другого конца женский голос:

- Алло.

- Алло, - радостно сказал я, - Здравствуйте, - я сверился с именем накарябанным, возле номера. – А Никиту можно?

На той стороне послышался громкий всхлип и молчание.

- Алло. – напомнил я о себе.

- Да… - голос дрожал.

- Ники…

- Он умер несколько недель назад.

И трубку бросили.

Я замер.

Какой же мразью я себя почувствовал в тот момент. Сев на унитаз я открыл книгу снова. Где-то в средине нашел еще один номер, записанный на полях.

Опять набрал. Опять гудки. В этот раз подняли трубку почти сразу.

- Женю можно? – кротко спросил я.

На той стороне ответил мужской голос:

- Позавчера Женя попал в аварию…

- И… - ком встал в горле. – Извините.

Там тоже положили раньше, чем я.

Какая-то чертовщина.

Два номера, два человека и оба скончались.

Звоня третьему, я обнаружил, что мои руки трясутся. Совсем чуть-чуть, но все же – дрожат.

Это что, страх?

Меня вернул на место голос из телефона:

- Алло, если вы звоните Пете, он пропал без вести.

Я и слова не сказал. Поезд вдруг опять въехал в очередной тоннель и связь оборвалась.

Теперь я отчетливо почувствовал, что дрожу всем телом. Волоски на шее вздыбились, пробил холодный пот.

Я почувствовал пульсацию у висков.

В этот момент ручка кабинки дернулась.

- Эй, - крикнул кто-то снаружи, - Тут люди как бы тоже хотят. Ты что там, канат проглотил?

Вздрогнув, я вскочил на ноги и вышел, пытаясь не глядеть на того, кто стучал.

Дойдя до своего места, я обнаружил, что мой попутчик исчез.

- Ну и хорошо. – вздохнул я с облегчением.

Мы все еще неслись по тоннелю. Я сел, положив книгу себе на колено.

Надо же. Три из трех. Хрень какая-то.

Мы выехали из тоннеля, и я тут же зажмурился. В глаза ударило ярко-красное свечение из окна. Привыкнув к нему, я попытался всмотреться в источник этого света и тут же застыл в изумлении: поля, деревья, редкие крыши домов, горизонт и небо с облаками пылало. Горело, как в аду.

И тут: новый тоннель. Влетели в него на скорости по меньшей мере сто пятьдесят километров, а я по-прежнему таращился в окно не понимая, что происходит.

Что это было!?

Я сидел, практически вжимаясь лбом в стекло, в ожидании, когда же мы проскочим тоннель и моему взору снова предстанет этот ужасный пейзаж прямиком из ада.

Я на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл – мы уже мчались по улице.

Солнце сменили облака. За окном шел дождь. Стемнело. Книга с номерами мертвых людей на полях, лежала у меня на коленях.

Сверившись с часами, оказалось, что до прибытия поезда на вокзал оставалось чуть больше часа.

Мой сосед так и не появился.

Тут из динамиков раздался голос:

- Спешим сообщить, что наш поезд совершит остановку. Время стоянки две минуты.

Всем было плевать. Дождь струился по окну.

Открыв книгу, я снова вернулся к чтению в этот раз, пытаясь не замечать записи на страницах.

Это же просто совпадение, что трое из трех мертвы?

Поезд начал сбавлять ход.

Среди предложений мелькали отдельно подчеркнутые слова, на которые я не обращал внимания.

Поезд остановился посреди поля. Голос из динамиков что-то пробурчал.

Двери открылись, но никто не встал с места, чтобы выйти. Вместо этого кто-то вошел. Шаркающие тяжелый шаги, запах сырости с улицы.

С улицы ли?

За окном тьма. Остановка где-то в поле.

Новый пассажир медленно шел к свободному месту возле меня. Я читал, не поднимая головы. Запах сырости усиливался.

Пассажир сел рядом, но я не повернул головы.

За окном сверкнула молния, а за тем ударил гром.

Подчеркнутые слова были на каждой странице. Казалось, что кто-то хотел поговорить.

«Каждый» - выловил я одно слово в начале.

«Кто» - где-то в средине.

«Читал»

«Эту»

«Книгу»

«Мертв» - последнее слово было подчеркнуто в конце страницы.

Мои глаза округлились, дыхание сбилось и тело пробил легкий озноб. Опять вспотел.

Перевернув лист, я начал читать первое предложение:

«Каждый, кто читал эту книгу мертв»

Второе предложение:

«Каждый, кто читал эту книгу мертв»

Да что за ерунда?! – думал я, бегая глазами по словам. На соседней странице было то же самое, и на следующей, и на следующей.

Мне стало страшно. О чем вообще была книжка? Я дошел до сотой страницы и не помнил ничего.

Это шутка такая, или что?

- Нет, дружище, это не шутка. – вдруг произнес мой новый сосед, словно читая мои мысли.

От него веяло сыростью и землей.

Я повернулся к попутчику: рядом сидел мужчина средних лет, костюм на нем был растрепан, испачкан грязью, местами порван. Кожа была бледной. Взглянув на руки, которыми он обхватил подлокотники, я заметил его грязные ногти.

- Что, простите? – переспросил я, закрыв книгу.

Мужчина смотрел прямо, не поворачиваясь:

- Говорю, не шутка это. – голос у него был холодный, неживой. – Все, что здесь написано – чистая правда. Каждый, кто читал эту книгу умер.

И тут он обернулся ко мне. И я увидел, что у мужчины нет половины лица. На месте глаза копошились черви и местами белели кости черепа.

Я подпрыгнул на сидении и вскрикнул.

- Тшшш, - прошипел он, прижимая к своим ошметкам губ грязный палец.

Он слегка улыбнулся и встал. Никто не обратил на него внимания. Он пришел до конца вагона, провожаемый моим взглядом, нажал на кнопку аварийного открытия дверей, и взглянув на меня напоследок, подмигнул оставшимся глазом.

- Ты не исключение! – выкрикнул он.

И сделал шаг из несущегося на скорости вагона.

Снова сверкнуло и снова громыхнуло.

Кто-то дотронулся до моего плеча, и я вздрогнул, отпрянув от окна. Оказывается, я уснул. Опять.

Опять?

- Проснитесь, — это был проводник, в белой рубашке, заправленной в синие штаны.

- Да-да. – отмахнулся я, потирая глаза руками.

- Не забывайте вещи.

-Хорошо.

Я оглянулся, чтобы убедится, что ничего не оставил. Мой чемодан одиноко лежал на верху. Пассажиры толкались у выходов.

Пощупав карман, я почувствовал телефон и кошелек.

Отлично. – подумал я, поднимаясь с места.

Достав чемодан и поправив слегка помятый пиджак, я вдруг вспомнил.

Книга!

Вернувшись на свое место, я не обнаружил ничего.

Хм.

Мой взгляд упал на нишу, где я тогда нашел книгу. Но запустив в нее руку, нащупал лишь туго смотанный целлофановый шарик.

Выйдя из вагона и пройдя через вокзал к площади, меня осенила мысль: я ведь не посмотрел под сидением.

Глава десятая
Ну и дела

- Топор? Зачем тебе топор? – вскрикнула Куратова.

- А ты, как думаешь? – злобно ответил Крюков.

- Нельзя топор.

- Это почему? Как ты предлагаешь избавиться от тела?

- Я попыталась подстроить суицид.

- Ты что!?

- Я написала сообщение знакомым от имени Одинокой…

Крюков схватился за голову:

- За-а-а-ачем. Я… какая же ты…

- Кто? Ну же, кто я?

Крюков заглянул в обезумившие глаза Куратовой, и процедил сквозь зубы:

- Тупая.

- Не называй меня так! – завопила она. – Я думала ты не такой, как они! Еще раз назовешь меня тупой, и я…

- Что ты? Тоже бросишь в меня чашку? Или попытаешься сбить на машине?

Куратова умолкла. Опустив глаза, она уставилась на пол и завыла:

- Вовочка… любимый. Прошу помоги мне.

Крюков закатил глаза:

- Не бухти. Есть у меня одна мыслишка.

Куратова вытерла слезы со щек:

-Какая?

Ковер в гостиной был старым и пыльным. Крюков поглядывал из коридора то на него, то на лежавшую в кухне Одинокую.

- Пойдет, – кивнул он.

- Для чего?

- Скоро узнаешь.

Крюков подошел к Одинокой. Та лежала в нелепой позе и со стороны напоминала тряпичную куклу, неосторожно брошенную на пол.

Он взял ее за руки и приподнял. Прилипшие к щекам осколки, упали на кафельный пол. Половина ее лица была измазана кровью, на левой щеке виднелись глубокие порезы.
Увидев лицо девочки, Куратова прикрыла ладонью рот, чтобы сдержать крик, который просился наружу. Место, куда Историчка попала чашкой тоже было в крови, и желтые волосы слиплись между собой.

- Я ее унесу, а ты подотри здесь, и собери осколки, – сказал Крюков, обхватывая тело девочки за талию, и взваливая его себе на плечо.

- Да хорошо, – Куратова не хотела смотреть на последствия своего броска, но глаза сами просились разглядеть в деталях раны на щеке и голове.

Вот оно, это чувство, которое она бы ощутила если бы сбила меня с Лизой на машине. Ничего хорошего. Но зрелище притягательное.

Кровь стерлась с кафеля легко, но та, что просочилась между швами, никак не хотела оттираться. Ее было видно, она очерчивала, каждый квадратик кафеля, подчеркивая место, где лежало тело.

Сказав об этом Володе, она услышала из гостиной его запыханный голос:

- Потом отмоешь. Убери осколки… И под холодильником глянь, – добавил после паузы он.

Закончив с этим, Куратова вошла в гостиную.

Крюков завернул Одинокую в ковер и теперь сидел на ней.

На прежнем месте ковра остался серый прямоугольник пыли.

Взглянув на Куратову, Крюков произнес:

- Я сейчас пойду освобожу место в багажнике.

***

Войдя во двор дома, где жила Куратова я замер разведя руки в стороны, чтобы остановить остальных. В дальнем конце, по пояс погрузившись в багажник своей шестерки, стоял Крюков. Он возился внутри, перекидывая с места на место всякий мусор.

- За угол, – скомандовал я.

И мы быстро скрылись из виду.

- Аля, - взглянув на девочку сказал я, - где квартира Куратовой?

- На втором этаже.

- Отлично. Парни, вы задержите Крюкова, а мы с девчонками поднимемся к Историчке.

- Ладно, - согласились Дэн с Ромой.

***

Было жарко. Тело словно сковал паралич. И спертый воздух вперемешку с пылью щекотал в носу. Голова болела. И лицо. Она попыталась пошевелится. Но нет, что-то не давало. Темнота вокруг.

Она что-то сказала, но это было больше похоже на мычание.

«Как же болит голова»

«Где я?»

***

В подъезде было прохладно и воняло.

Я, Лиза и Сара прислонились к стене так, чтобы за открытой дверью нас не было видно. Я кивнул Але, и та нажала на звонок. Внутри квартиры раздалась птичья трель.

Аля, преступая с ноги на ногу, взглянула на меня, но я мотнул головой в сторону звонка.

Она нажала еще раз.

- Держи, – шепотом произнес я.

Птичья трель внутри затянулась, давя на уши даже нам. Замок вдруг щелкнул и дверь слегка приоткрылась.

- Аля? – послышалось из квартиры.

- Нам надо поговорить… Аня у тебя?

- Нет, – коротко ответила Куратова из-за двери.

- Она ведь оставалась у тебя ночевать.

Дверь открылась шире.

Мы с девчонками затаили дыхание.

***

- Володька! – вскрикнул Дэн, подходя к Крюкову.

Тот от неожиданности подпрыгнул и ударился затылком о крышку багажника.

- Чего надо? – потирая место ушиба, обернулся он.

- Да так, - Дэн переглянулся с Ромой, - хотелось узнать болят ли ребра?

Дэн скалился, прожигая Крюкова взглядом, а тот твердо стоял, хмуря брови.

- Че? Слышишь, Дэн, у меня тут в багажнике монтировка лежит. Если зубы нужны – завали хавальник.

Рома немного испугался, но виду пытался не подавать. Дэн вдруг хлопнул его по плечу, от чего сердце у него на мгновение остановилось.

- Ой – послушайте его, – смеясь сказал Дэн. – А чего же это ты вчера таким не был?

Крюков, поигрывая скулами смотрел то на Дэна, то на Рому:

- Вы меня врасплох застали.

- Оправдывайся, оправдывайся, – отмахнулся Дэн.

- Так, свалили на хрен…

***

Куратова высунула голову в подъезд и посмотрела на Алю.

- Что с тобой? – спросила девочка. – Ты…

Покрасневшие крылья носа Куратовой подпрыгнули, после чего послышался громкий шмыг, и воздух, вперемешку с соплями устремился по носоглотке прямиком в горло.

Историчка отмахнулась:

- Не бери в голову…. Меня уволили сегодня. Рыдаю целый день.

Аля сочувствующе кивнула головой и повторила:

- Аня у тебя? Она мне вчера ночью писала, что останется с тобой ночевать, а в школе не появилась.

Куратова замялась.

Я тихо достал телефон из кармана и набрал номер Одинокой.

- Аня ушла утром, – неуверенно произнесла Историчка.

Пошли гудки.

В недрах квартиры зазвонил телефон.

Глаза Куратовой округлились, и в эту же секунду я прыгнул и схватился за дверь, открывая ее настежь.

Девушка не успела ничего понять.

В одно мгновение я оказался перед ней, и она в ужасе завопила:

- Володя!

***

- … свалили на хрен, – прорычал Крюков.

И тут из глубины подъезда послышался крик Куратовой:

-Володя….

Парень в недоумении посмотрел на улыбающегося Дэна и испуганного Рому. Но когда до него дошло, было поздно.

- Ах вы, – его лицо приобрело звериные черты, он попытался было наброситься на ребят.
Но Рома среагировал быстрее: выудив из заднего кармана джинсов перцовый баллончик, он брызнул им в глаза Крюкову, а Дэн со всего размаху зарядил ему в челюсть.

Крюков повалился назад, усевшись на край открытого багажника. Не теряя драгоценного времени, Дэн толкнул Крюкова и тот упал вовнутрь.

- Сладких снов, – съязвил Дэн и захлопнул крышку.

Крюков заорал изнутри, и начал бить кулаками по металлу.

- Слушай, - обратился Дэн к Роме, глядя на торчащий в замке ключ. – Как ты думаешь, стоит ли закрывать багажник?

- Спрашиваешь? – ухмыляясь ответил ему Рома.

***

Сил было мало, но кажется то, что не давало ей пошевелиться, немного поддалось. Потом еще немного и еще. И вот она почти выбралась.

***

- Володя… - завопила Куратова.

И в это же мгновение, я дал ей пощечину.

- Закрой рот. Где Одинокая!?

Куратова сползла по стенке, закрыв лицо руками.

- Ладно, - выпалил я и вошел вовнутрь квартиры.

- А ну стоять! – схватила меня за штанину Историчка.

Я повалился на пол, а она вдруг вскочила на ноги и закрыла дверь. Девочки успели только вскрикнуть. Замок щелкнул, и я остался с Куратовой один на один. Она прыгнула на меня, прижав своим весом к полу.

- Тихо, тихо, – спокойным голосом произнесла она.

Я попытался высвободиться, но Историчка была тяжелее чем я минимум на сорок килограмм. В темном коридоре я будто заметил, как блестели безумием ее глаза.

Вдруг я почувствовал, как ее пальцы обхватили мою тощую шею.

В дверь стучались.

Горло сдавили пухлые руки.

- Вот так…

Я попытался высвободиться, но тщетно. Это лишь раззадорило девушку. Ее хватка крепчала.
Из подъезда доносились приглушенные крики Лизы и Сары.

Воздуха становилось все меньше. Я почувствовал, как кровь давит на виски и как на лбу проступают вены.

Еще чуть-чуть и глаза вылезут из орбит.

- Отключайся, - цедила она сквозь зубы, брызжа слюной. – Ну же.

Коридорная темнота начала становиться все глубже и глубже, заползая в мои глаза. Чуточку и все это закончится.

Ну и дела…

БАМ.

Ее руки разжались, а я жадно глотнул воздуха. Все сто килограммов человечины упали на меня, прижав к полу еще сильнее. Теперь я почувствовал себя под прессом.

Подняв глаза, я увидел в темноте еле различимый силуэт.

Он склонился надо мной и взял за руки, помогая выбраться из-под Куратовой.

- Успела, – выдохнула Одинокая, прислонившись к стене.

Я сел на колени, потирая горло.

- Вот же сволочь, – произнес я глядя на Куратову.

- Не то слово.

Я перевел взгляд на Одинокую и на ее окровавленное лицо:

- Прикинь, – сказала она, – эта сучка в меня чашкой запульнула.

Крики из подъезда стали громче. К девчонкам присоединились Дэн и Рома. Вдалеке послышались звуки сирен.

Я поднялся с колен и побрел ко входу.

- Спасибо, что пришли, – тихо сказала Одинокая.

Я не ответил – молча открыл дверь, впуская компанию вовнутрь. Увидев распластавшуюся на полу Куратову Рома присвистнул:

- Ты ее так?

Я мотнул головой и указал в сторону Одинокой, к которой уже подбежала Аля.

- Историчка меня чуть не задушила. А Одинокая ее вырубила, – объяснил я.

- А мы полицию и скорую вызвали, – произнесла Лиза.

- Молодцы, – улыбнулся я и приобнял ее.

Сирены приближались. Одинокая, с Алей, пошла в ванную смыть кровь с лица, а мы с ребятами уселись в подъезде на ступеньки.

- Надо не забыть Крюкова открыть, – потряс в воздухе ключами Дэн.

Сара рассмеялась:

- Пускай там посидит.

Сирены звучали совсем близко.

- Да уж, вот это пятница, – протянул я.

- Ага, – согласилась Лиза, которая сидела рядом, положив мне голову на плечо.

- Чтоб еще раз, я когда-то в своей жизни пошел танцевать… Да никогда.

Мы все захохотали.

- Но скоро выпускной. – напомнила Лиза, и прижалась ко мне.


Конец

Глава девятая
Что же делать?

Мне позвонила Аля.

- Тебе Аня писала? – по взволнованному голосу было понятно, что что-то произошло.

- Откуда у тебя мой номер? – но мне было наплевать.

- Это не важно, Аня в беде. Она сегодня не появилась в школе, а сейчас… – она замолчала, и это молчание могло бы сказать мне о многом, если бы я не знал Одинокую.

- Это ее очередной план?

- Ты о чем вообще? Какой план?

- Она хочет со мной встретиться… Послушай, передай Одинокой, что я не хочу с ней видеться. Она заварила кашу, пускай расхлебывает ее сама.

- Какой же ты… - выпалила девочка на той стороне. – Все вы парни эгоисты хреновы, думаете, что весь мир вокруг вас и крутится. Я позвонила тебе, потому что Аня действительно попала в беду. Мне кажется, что Куратова…

- Что? – а это меня заинтересовало.

- Скажу глупость… мне кажется, что Куратова может убить Аню.

Мое дыхание замерло.

- Алло,– напомнила о себе Аля.

- Да, я здесь. С чего такие мысли?

- Давай я расскажу все при встрече.

- Через десять минут во дворе школы.

- Приходи не один, – перед тем, как положить трубку добавила девочка.

***

Куратова в трясущихся руках держала телефон Одинокой и перечитывала сообщение, отправленное многим ее друзьям:

- Прости меня за все. Я предала Кариночку. Это я рассказала обо всем директрисе. И с этим мне не хочется жить. Пока. – одними губами проговорила Куратова.

В этот момент кто-то позвонил в звонок, и Историчка содрогнулась всем телом.

Она бросила взгляд на Одинокую, та по-прежнему лежала лицом в осколках и не двигалась. Из-под щеки показалась кровь, и заметив это Куратова поморщилась.

Снова раздался звонок, и девушка, вскочив, побежала к двери. Прислонившись к металлическому полотну щекой, она посмотрела в глазок. Там, искаженный выпуклой линзой, на лестничной площадке, переступая с ноги на ногу, мялся Крюков. Куратова успела забыть, что после того, как запустила в Одинокую чашку, попросила его приехать.

Он поднял руку, чтобы позвонить еще раз, но Куратова открыла и тут же бросилась ему на шею.
- Вова, Вовочка, хорошо, что ты приехал, - она целовала его щеки, глаза и нос, и каждый поцелуй сопровождался нелепым причмокиванием.

- Как же хорошо… – причитала Куратова. – Входи, входи. Представляешь, меня уволили! Из-за Одинокой этой! – Крюков сразу заметил, что поведение Куратовой изменилось: слишком дерганная, тараторит; да и внешний вид у нее был не лучший. – Да… это она стучала на меня. Она хотела помешать мне жить так, как хочется. Зря мы гоняли того пацана… – Куратова на секунду отвлеклась, посмотрев в сторону кухни, куда она успела прикрыть дверь. – А Одинокая, с Одинокой у меня была ссора, – Куратова взяла Володю за руку и медленно повела в сторону кухни. – Громкая и гадкая ссора. – Куратова обхватила ладонью потертую ручку и потянула дверь на себя, – И вот, что получилось.

Лужа крови под лицом Одинокой стала больше, подхватывая мелкие керамические осколки, она разносила их дальше по кухне.

Не сказавший ни слова за все время Крюков, остановился на месте. Медленно переведя взгляд с распластавшейся Одинокой на Куратову, он вскрикнул:

- Ты че наделала!

- Я…я…я… – Куратова не ожидала такой реакции.

- Йа, йа, йа, - передразнил Крюков. – Головка… О-х-х-х, – он присел на корточки и схватился за голову.

- Что делать будем? – сдерживая слезы спросила Куратова.

- А я откуда знаю? – в ладони промычал Крюков.

Куратова прислонилась к стене и медленно сползла по ней.

- Сколько сейчас времени? – спросил парень, собравшись с мыслями.

Куратова дернулась и посмотрела на экран телефона Одинокой:

- Пол седьмого.

Крюков почесал затылок:

- Нужно… - сглатывая слюну произнес он. – Топор есть?

***

- Когда я сказала возьми кого-то я думала ты позовешь одного-двух.

- Тебе что-то не нравится? – спросила Сара, прожигая Алю взглядом.

Та рассматривала нашу компанию.

- Да не… Все хорошо. Мне бы ваши имена узнать.

- Ну, - пожал я плечами, - меня ты знаешь и Рому тоже, остальные это Лиза, Сара и Дэн, – указывая на каждого пальцем представил я. – А теперь к делу. Что произошло?

- Аня написала, – Аля показала сообщение.

Дочитав его, Дэн присвистнул:

- Какая же она тупая.

- Возможно, – ответила Аля. – Но есть одно «Но» – не она рассказывала директрисе о Куратовой.
- А кто? – спросил Рома.

- Я.

- Чего!? – вскрикнули мы в один голос.

- Но зачем? – изумленно выпалил я. – Ты понимаешь, что из-за тебя меня с Лизой чуть не убили.
- Я об этом не знала, честное слово. Просто Куратова – кость поперек горла. Как только она появилась на районе, все изменилось. Аня перестала со мной общаться так, как раньше, а Крюков… мне он нравился…

Сара фыркнула, а Лиза закатила глаза.

- Извините, я правда не думала, чем это обернется для вас, – продолжала оправдываться Аля.
- Ладно, – отмахнулся я. – Где может быть Одинокая, насколько я понял по сообщению, она думает попробовать самовыпил?

- В том то и дело, что это не Аня написала. Насколько я знаю, Аня вчера убежала из дома и осталась у Куратовой…

Я почесал затылок:

- Твою… Я сегодня пришел к Куратовой и сказал ей, что это Одинокая крысит.

- То есть… - начала было Лиза.

- Куратова решила разобраться с Одинокой. – я взглянул на часы. – Пол седьмого. Ты знаешь, где живет Куратова? – обратился я к Але, девочка кивнула. – Веди.

Глава восьмая
Осколки

Домой Куратова пришла на автопилоте. Понимаешь, о чем я? Когда вся дорога превращается в единую полосу из мыслей и фраз, произнесенных тобой, или тебе? Ты не помнишь, как твоя нога давила на землю, немного прогибаясь в колене, как вращалась на суставе стопа и как пальцы ноги делали толчок. Ты просто оказываешься в своих четырех стенах. А в воспоминаниях лишь отдельные моменты, по типу остановки на светофоре, либо ожидания маршрутки.

И вот замок лязгнул, и в памяти всплыло громадными неоновыми буквами вывесок:

- Вы уволены...

Знаешь это чувство, когда какой-то твой знакомый, вовсе тобой не уважаемый, добивается большего чем ты? Он раньше находит прибыльную работу. Раньше женится. Раньше покупает квартиру. И внутри все сжимается от зависти, а признаться самому не можешь, что завидно тебе.
Или вот ещё одно: чувство, когда ты отдаешься любимому делу, корпишь над чем-то несколько недель, а потом оказывается, что это яйца выеденного не стоит. Что все твои идеи идут к черту, потому что ты бездарность?

О, и в том, и в ином случае, тебя накрывает отчаянье. Оно как теплое одеяло обволакивает душу. И так приятно. И жалость просыпается к себе. А после жалости – ненависть. А ещё погодя, когда ты пережеванный этой жалостью и выплюнутый ненавистью, стоишь на холоде, обнимая свои трясущиеся то ли от холода, то ли от плача плечи, ты начинаешь презирать все: того человека, который лучше тебя, свои идеи, людей вокруг, себя самого.

И так по кругу.

Тебя жуют, выплёвывают, и ты презираешь.

А представь, когда такое происходит с психически больным человеком?

Это ведь бомба, заложенная в урну возле трамвайной остановки. Рогачи ходят туда-сюда, сотрясая близлежащие здания своим грохотом, а таймер тикает. И хрен знает в какой момент эта урна, начиненная самопальным пластидом, рванет.

Вдруг в этом трамвае будешь ты?

Куратова уволена. Внутри разбита. Шарики за ролики заезжают очень быстро.

ШУ-У-У-УХ

И чего хочется больше всего? Чего же? Ну?

Что помогает выпустить пар, когда вокруг тебя у всех дела идут хорошо? М?

Верно – разрушить что-то. Уничтожить причину твоих проблем…

Она громко хлопнула дверью, и в коридоре, как долго ждавшая собачонка, появилась Одинокая с широкой улыбкой:

- Привет.

Но Куратова не ответила.

«А может прав тот паренёк? Может действительно Одинокая рассказывала все директору?»
- Ты рассказала директрисе... – процедила сквозь зубы Историчка.

Улыбка сползла с лица Одинокой медленно, как капельки краски сползают по стене.

- Что!?

- Не нужно так наигранно удивляться, - поставив сумочку на табуретку в коридоре, она, не разуваясь, зашагала к Одинокой.

Та, держа Куратову в поле зрения, попятились назад.

- Ты специально осталась у меня. Чтобы твоя мать забила тревогу и меня уволили, - обильное слюноотделение, Куратовой это знакомо, вязкая слюна плещется в ротовой полости, вылетая со рта при каждом слове.

- Но ведь ты же сама мне предложила... - Одинокая от ужаса смогла лишь пропищать.
Куратова наступала. Громадой своего тела она перекрыла путь к выходу. И понемногу пятясь назад, Одинокая вошла на кухню.

- Карина, - слезы потекли по ее щекам, - что ты такое говоришь.

- Я? - улыбка как оскал, глаза полны безумия. - Я говорю правду.

Оказавшись на маленькой кухне Одинокая, пятясь, упёрлась в подоконник.

- Это ты на меня настучала! Твой парень мне все рассказал! - заверещала Куратова. – Иначе откуда у директрисы появились фотографии с наших гулянок? А? И переписки!?

- Нет! - заливаясь слезами и дрожа от страха ответила Одинокая.

Все произошло в ту же секунду, Куратова схватила со стола чашку и бросила ее в Одинокую. Свирепость, умноженная на безумие, придали снаряду немыслимое ускорение.

Глухой удар и звон разбитой керамики о кафельный пол кухни.

Одинокая обмякла, потеряв сознание. Она начала падать назад, но ударившись спиной о подоконник изменила траекторию полета и упала лицом прямиком в осколки.

Произошедшее не сразу повергло Куратову в шок. Прошло несколько секунд, размером с вечность. Такое обычно бывает с пьяными – начудотворят по синеве, а потом алкогольный дурман снимает, как рукой, когда видят труп и окровавленные ладони.

Шок. Страх.

«Что делать?»

Куратова заметалась по кухне.

И тут она заметила в руках Одинокой телефон.

- Несчастный случай. - надтреснутым голосом сказала себе Куратова. - Нужно все оформить как несчастный случай. Суи...

Глава седьмая
Козел отпущения

Куратова стояла на кухне, глядя в окно. Раннее утро. На плите потрескивал чайник. А на улице стоял туман, густой-густой, такой, что ни дороги, ни прохожих не было видно.

Девушка заботливо подняла крышку на носике, чтобы чайник не начал громко свистеть и не разбудил спящую в гостиной Одинокую.
Историчка решила не будить девочку сама.

«Пускай отоспится» – думала она.
Заварив кофе, она по-быстрому его выпила. После оделась и выбежала на улицу, спеша на работу.

***

Однажды Одинокая убегала из дома, но тогда она вернулась домой к полуночи. А в этот раз, ни к двенадцати, ни после, девочка так и не пришла.
С утра ее мать, не спавшая всю ночь, пробила тревогу. Сидя на диване, и сдерживая слезы, она позвонила в полицию и заявила о пропаже ребенка.
Чуть позже эту же информацию она передала директору школы, в которой училась ее дочь.

***

По дороге на работу Куратова думала только о вчерашнем. Каждый раз, закрывая глаза, она видела картину погони в мельчайших деталях: когда уже казалось мне некуда было бежать; когда мысли о том, что я получу то, чего заслуживаю приятно щекотали затылок; когда я все-таки умудрился выкрутиться, тем самым отнял шанс унять бушующее внутри Куратовой безумие.

Она вспомнила как выбежала из машины вслед за Крюковым и его друзьями; как смотрела на то, как меня повалили; как замерло ее сердце, когда кулак Крюкова повис в воздухе над моим лицом. В тот момент показалось, что тяжесть начала пропадать, болезнь начала уходить, как непогода, взявшаяся из ниоткуда и развеявшаяся в никуда. Но тут… БАМ! Кто-то со всей силы налетел на Володю, ударив его ногой по спине. Двое его дружков не успели опомниться, как их залил второй парень из баллончика. Куратова тогда вскрикнула, и в этот момент подбежала Одинокая. И они обе смотрели, как я убегаю, спасенный своими друзьями.
«Тогда надо было не церемониться, – думала Историчка. – Надо было наехать на него!»

И в голове снова загудело, снова помутнение.

***

Мы собрались на крыльце школы: Я, Лиза, Сара, Дэн и Рома.

- Ну и? Какой план? – опершись о колонну спиной и скрестив руки на груди спросила Сара.

- План до безобразия прост, – сказал я. – Мы придем и поговорим с Историчкой.

Сара цокнула языком:
- Прекрасный план. Тебе чуть не разбили морду, а ты пойдешь разговаривать…

- Я не хочу проблем.

- Проблем не хотят только трусы.

- Я не трус, но тоже не хочу проблем, – встрял Рома.

Сара заправила прядь волос за ухо:

- Рома, если меня спросят «кто самый большой трус из всех, кого ты знала?», я смело ткну пальцем в тебя. А когда ты умрешь, я испишу твое надгробие маркером. И вместо складненькой, и сопливенькой эпитафии, там будет красоваться слово «Трус», или «Трусище». Я еще не решила какое именно, но работаю над этим.

- Какая же ты колючка.

Сара закивала головой.

- В любом случая, – сказал я, – я пойду с ней говорить. Тем более мне известно, кто стучит на нее.

- И кто же?

- Это…

***

Одинокая спала, когда Куратова пришла в школу. Историчка это знала потому, что позвонила девочке, но та не взяла трубку.

До своего кабинета она так и не дошла, на полпути ее остановил завуч.
- Карина Андреевна, пойдемте, кое-что случилось.

- Что? – попыталась было узнать она, но завуч, взяв ее за руку повела к кабинету директора.

«Не хорошо это» – подумала она.

И действительно, войдя к директору, она словила на себе ее строгий взгляд.

- Карина Андреевна, – произнесла она, размазывая звуки по губам, – здравствуйте.

- Доброе утро. – кротко произнесла Куратова вся съежившись.
- Не такое уж оно и доброе. – отрезала директриса, садясь в свое кресло. – Я не буду долго разглагольствовать. Аня Одинокая сбежала из дому. Что вам об этом известно?

***

Одинокая проснулась из-за звонка. Она долго приходила в себя, пытаясь понять снится ли ей противное жужжание мобильника.

Ей несколько раз мерещилось одно и то же: она подняла телефон, отключила его и положила обратно на пол у дивана.

Но нет. Назойливый звук, выводящий из глубины приятных и теплых сновидений, продолжался.

Она лениво потянулась к телефону. Приоткрыв один глаз, она прочла на экране "Маман".

- Перезвонит, – еле ворочая языком произнесла девчонка и уткнулись лицом в подушку.

Почувствовав щекой влажное пятно, она поморщилась и отстранилась.
- Карина! – позвала она Куратову, но в ответ получила молчание.
Взглянув на экран телефона снова, она подскочила на диване:

- Пол одиннадцатого!?

Сон сняло как рукой.

От мамы было порядка двадцати пропущенных звонков и куча сообщений. Только сейчас до Одинокой дошло насколько глупо было оставаться на ночь у Куратовой.

Телефон зазвонил снова. На этот раз это была Историчка. Девочка взяла трубку.

- Алло.

- Алло, Аня… – голос Куратовой был взволнован.

- Что случилось? – спросила девочка, прикусив ноготь большого пальца.

- Тебя ищут, – кротко сказала Куратова.

Она говорила тихо, словно не хотела, чтобы кто-то услышал с кем она говорит.

- Господи, – Аню затрясло. – Что делать будем?

Куратова помолчала, а потом так же, еле слышно, произнесла:

- Не переживай. Я приду со школы и разберемся.

Девочка не ответила. Перед ее глазами стояло разъяренное лицо матери.
Одинокая с остервенением вгрызалась в ноготь, потом опомнившись отдернула руку и отерла палец об одеяло.

- Мама… - попыталась было сказать она.

- За нее не беспокойся. Я поговорю с ней.

Это не успокоило Одинокую, но немного воодушевило.

- Хорошо.

- Ладно, - прижимая телефон к губам сказала Куратова, - я побежала. Скоро увидимся.

***

Аля, подруга Одинокой, сидела в кабинете директора, она нервничала.

- Ты знаешь, что твоя подруга ушла из дома? – директор подождала пока девочка кивнет. – Это как-то связано с тем, что ты мне рассказывала про Карину Андреевну?

- Думаю да. – неуверенно произнесла девочка.

Она вся раскраснелась.

- Не переживай, о том, что это ты мне рассказала никто не узнает.

- Я… я не переживаю.

Директриса пропустила это мимо ушей. Глядя куда-то в сторону, она продолжила:

- Ты все правильно сделала, когда пришла впервые. Нельзя допускать ТАКОЕ в школе.

- Я понимаю, – согласилась девочка. – Я просто хочу помочь Ане. Она связалась не с теми людьми.

- Как хорошо, что ты это понимаешь. Ну, у тебя есть, что мне показать?
Аля кивнула и поднявшись с кресла протянула директору свой телефон, где было все: фото Куратовой с компанией школьников, отправленные Одинокой, пересланные переписки и тому подобный компромат.

Просматривая все это, глаза Оксаны Николаевны становились шире, грудная клетка вздымалась все чаще, а челюсть сомкнулась до такой степени, что зубы заболели.

***

После уроков Куратова собиралась было заполнить какой-то журнал, как в дверь постучали.

- Входите, – сказала девушка.

Первым в кабинет вошел я, за мной остальные.

- Десятый класс, - с натянутой улыбкой, сказал Куратова. – Это хорошо, что вы пришли. Я проверила контрольную, которую вы писали на прошлой неделе.

- Интересно откуда у тебя время? – съязвила Сара, прислонившаяся к стене у входа.

Куратова сделала вид, что не услышала этого и взглянула на меня. Она решила прикинуться, что ничего не понимает. Она ведь просто учитель. Профессионал в конце концов.

- Я пришел поговорить, – сказал я, глядя в блестевшие глаза Куратовой. – Я знаю, что это вы с Крюковым на днях чуть не сбили меня и Лизу на машине.

- Не понимаю, о чем ты, – Историчка пробарабанила пальцами по столу.

Я продолжал:

- Я видел вчера вас у Крюкова в машине. Так что не прикидывайтесь, – у Куратовой не дрогнул ни один мускул на лице. – И я знаю, что вы обо мне думаете. Но это не я рассказал директрисе о ваших гулянках со школотой.
Куратова водила глазами туда-сюда, изучая мое выражение лица.

- Это была Одинокая, – продолжал я. – Это она сливала инфу про вас. Сами подумайте, она ведь была унижена мной. Ей хотелось мне отомстить. А как это сделать? С помощью вас и Крюкова.

- Я не понимаю, о чем ты, – ответила Куратова, откинувшись на спинку стула.

- Она натравила вас на меня, – глядя на нее сказал я. – Хватит меня преследовать, – я посмотрел на Лизу. – Хватит нас преследовать. Отцепись.

- Слушай. Не имею ни малейшего представления…

- Разберись с Одинокой! Не я стучу! Она не такая бедная овечка, как тебе кажется, – вырвалось у меня.

- Если ты хочешь поговорить о контрольной… - продолжала гнуть свою линию Историчка.

- Да твою же мать, – я развернулся, чтобы уйти. – Конченая, – напоследок бросил я.

- Следи за языком. Не зачем было сюда со своими дружками переться, – взглянув из-подо лба выпалила Куратова изменившимся голосом. – Меня не напугаешь.

Но семя в ее воспаленных мозгах было посеяно.

Вдруг в кабинет вошла завуч:

- Карина Андреевна, вас директор вызывает. Опять, – было в ее «опять» что-то угрожающее.

- Да-да. Иду.

***

Куратова барабанила пальцами по ляжке. Она не хотела, получалось само собой. Как получается само собой дышать, или глотать слюну.

Тык-тык-тык-тык-тык.

Большой-Указательный-Средний-Безымянный-Мизинец.

И темп все нарастал и нарастал. Пока она не сбивалась и не начинала все заново.

Большой...Указательный...

Директриса долго молчала, прожигая взглядом Куратову.

«Ну же» – думала девушка, начиная нервничать.

Она почувствовала, как от подмышек по бокам потянулись капельки пота.
«Говори»

И тут Оксана Николаевна действительно заговорила. В голосе чувствовалось напряжение. Глаза сузились, брови практически сомкнулись. На ее лице читалась ярость.

- Я видела ваши фотографии, Карина. С нашими учениками.
Кишки внутри связались в узел.

- Я видела переписки! Что это значит?! Вы понимаете, чем это для вас закончится?

Куратова не вымолвила ни слова. Ее застали с поличным. Краска залила лицо. На глаза навернулись слезы.

- Нечего сказать, да? – подначивала директор, ликуя, что вывела Историчку на чистую воду. – Карина Андреевна, вы уволены.

Куратова подняла взгляд на директора. Что случилось с каменным лицом, встретившим десятиклассников? Вспомнилась моя дерзость. И грубые руки Крюкова. И скрипы рессор. И запах сигарет на обивке. И оранжевый капот шестерки. И спины впереди. И свет галогеновых ламп. И лицо Одинокой.

Из глаз брызнули слезы.

От автора:
Привет, хочу показать свой новый рассказ. Задумка, как по мне, неплохая. Хотелось бы узнать у вас мнение на счет исполнения.

Для тех, кто хочет видеть продолжение "Подросткового возраста":  не забыл, помню все) просто со временем эта история показалась мне слабой. И поскольку нет актива, нет и стимула. Вот. А книга полностью вышла на Ридеро и за чисто символическую сумму ее можно купить и прочесть первым, а главное полностью. Это не попытка выклянчить деньги, здесь обязательно будет вся история, как только я пойму, что это интересно людям. Поэтому для тех, кто впервые слышит о ПВ, прочтите пару глав, может зайдет.

Поддержите автора своими комментариями и конструктивной критикой

Зодчий

Утро началось в купе несущегося поезда. Короткий, как будто выстрел, удар по двери и голос проводника:

- Подъем, граждане, подъем!

Но два пассажира на верхних полках не спали. Они проснулись час назад и тихо лежали, слушая стук колес о рельсы, вперемешку с раскатистым храпом попутчика внизу.

После стука в дверь храп на мгновение умолк, зашуршало постельное белье – мужчина заворочался, а потом, словно показывая свое недовольство, что его так беспардонно разбудили, захрапел с новой силой.

Мужчина сверху посмотрел на часы и сел, свесив ноги с полки.

- Спишь? – коротко спросил он у парня напротив, хмуря брови.

Тот в ответ покачал головой.

- Вот и хорошо.

Мужчина спрыгнул вниз и приоткрыл дверцу, та, шурша отъехала в сторону.

- Николай Иванович, вы куда? – спросил парень, приподнявшись на локте.

- Чай закажу. Лежи, Олег, – напоследок бросил он, выходя в коридор.

«Всегда он такой, - подумал парень, - хмурый… а еще инженер…»

Пока Николай Иванович ходил за чаем, Олег переоделся и сел на свободное место напротив спящего мужичка.

Он смотрел, как вздымается его живот под простыней и как он опускается, сопровождаемый храпом.

Дверь снова отъехала в сторону, появился Николай Иванович:

- Чай отменяется. Подъезжаем.

- Ладно.

Парень посмотрел в окно и увидел просыпающиеся поля, затянутые белой пеленой тумана, вязкого и холодного.

А впереди их ждал город. Очередной бетонно-асфальтный исполин.

До конца пути, пока поезд не остановился у перрона, мужчина напротив проспал. А двое сидели напротив него, молчали, смотрели и тяжело дышали.

А дальше все по накатанной: толчея в вагоне, вокзал, тяжелый рюкзак с приборами, короткий перерыв на кофе, чтобы согнать сладковатую тяжесть с глаз и дальше, вглубь города.
Они спустились в метро.

Николай Иванович шел быстро. У него были широкие шаги и Олегу пришлось поднапрячься, чтобы не отставать. Он семенил за старшим инженером, на бегу подтягивая лямки тяжелого рюкзака.

Это была шестая командировка Олега и к тому, что Николай Иванович угрюм и неразговорчив парень успел привыкнуть. Но к скорости с какой тот двигался, казалось, привыкнуть невозможно.

Николай Иванович на ходу вынул из кармана какой-то прибор с кучей лампочек и датчиков.
«Сканирует» - пронеслось в голове у Олега.

И действительно Николай Иванович сканировал. Лавируя, среди спешащих на работу людей он был погружен в показания прибора, ясные только ему.

Они шли ведомые показаниями. Прибор вел их вглубь станции, и когда Николай Иванович резко остановился, Олег, не успев среагировать врезался в него.

- Извините, – пробормотал парень.

Но старший инженер не обратил на это внимания. Все так же хмуря брови, он угрюмо произнес:

- Вон она, – и слегка указал прибором на сидящую девушку.

Та ждала поезда.

- Точно? – Олег спросил не потому, что хотел услышать ответ, он спросил из вежливости, показать, что не пропустил мимо ушей слова, но Николай Иванович наградил его холодным и слегка презрительным взглядом, мол: «Ты во мне сомневаешься, или что?»

В этот момент послышалось приближение поезда, девушка вскочила на ноги и подбежала к краю платформы, слегка наступая носками ботинок на желтую линию.

Прибор в руках Николая Ивановича чуть запищал и на нем замигали красные лампочки. Лицо старшего инженера вытянулось, морщинки разгладились, а глаза округлились. Олег заметил, как все тело Николая Ивановича напряглось, он понял, что показал прибор. Девушка хотела прыгнуть под поезд. Но когда тот показался в глубине тоннеля, прибор тут же умолк – она передумала.

Поезд медленно подошел к платформе, двери разъехались, и девушка шагнула в вагон.

- Пошли, – скомандовал Николай Иванович.

Перемешавшись с толпой, они тоже вошли в тесноту вагона метро.
Вокруг от людей веяло злобой и недосыпом, это Олег чувствовал и без приборов.
«Но эта девушка… она хотела покончить с жизнью…»

Олег думал спросить у Николая Ивановича впервые ли у него такой случай, но побоялся новой волны презрительного взгляда.

- Дай мне мометр, – коротко сказал Николай Иванович, держась одной рукой за поручень и исследуя показания прибора в другой. – Это то, что надо.

Олег кивнул и кое как снял рюкзак.

Открыв его, он не сразу нашел мометр. Он смотрел в бездонную сумку, где лежало множество устройств, несколько секунд прежде чем запустить руку, но тут Николай Иванович грозно произнес:

- Да чему вас в Академии учат вообще?

И сам засунул руку в открытый рюкзак, не глядя нащупал мометр и извлек его.
Олег, виновато опустив взгляд, застегнул молнию и набросил рюкзак на спину.

«Сейчас будет самое интересное» - подумал он.

Николай Иванович направил мометр на девушку. Она сидела, зажатая между старушкой и толстяком, и разглядывала свои ботинки. Ее выражение лица было убитым. Она явно переживала не самые лучшие времена в своей жизни.

Но вдруг на ее лице проступила тень улыбки.

Она достала из кармана пиджака телефон и, видимо, увидев что-то, заулыбалась взаправду.

Олег заметил, как на ее щеках показались слезинки.

«Получилось»

Ближе к обеду Олег и Николай Иванович сидели в каком-то кафе. Они молча ели, слушая лязг посуды и вдруг старший инженер заговорил:

- Зачем ты вообще пошел к нам, если не готов? Это твоя шестая командировка, а в метро повел себя, будто первая.

Странно было слышать это от молчаливого Николая Ивановича. Олегу стало обидно, но он стерпел.

- Ты не опытный. – продолжал тот.

Олег оторвал взгляд от тарелки, посмотрел в глаза Николаю Ивановичу и вдумчиво произнес:

- На самом деле, я долго думал идти или нет. Я боялся, – он говорил медленно, взвешивая слова. - И когда я уже хотел было отказаться от предложения устроиться стажером к инженерам счастья, я понял, что не важно, как тебе страшно, не важно, знаешь ли ты как что-то делается, – он смотрел на старшего инженера и видел, как меняется его лицо. - Если ты найдешь в себе смелость начать, то ты уже почти справился с задачей.

Николай Иванович откинулся на спинку стула, и огляделся. Потом повернулся к Олегу, и парень заметил улыбку на его лице и тут же замолчал, сбитый с толку.

А Николай Иванович воспользовался этой секундой молчания и произнес:

- Не этого я ожидал… - он увидел, как Олег опустил голову и поспешил добавить, - в хорошем смысле. Ты правильно сказал – найди смелость и все получится, – он немного выгнулся, и парень услышал, как щелкнули позвонки. - Я знаешь, что тебе скажу. Это очень правильная мысль. Ведь именно она лучше всего описывает нашу специальность. Не каждый инженер к старости это понимает… а ты вдруг взял и понял. Раз уж на то пошло, позволь тебе сказать одну вещь, которую я понял, работая здесь. Человек несчастен тогда, когда чувствует себя слабым. Когда не знает, что делать. Наша задача достучаться до ответа в его голове, который поможет пережить трудное время. Дать ему силы. Дать надежду. Мы не несём счастье. Ведь мы не можем его сделать. Мы можем лишь помочь открыть глаза. И наша профессия, «Инженеры Счастья»... Какой дурак это название придумал..? не имеет с названием ничего общего, хотя звучит красиво.