НАЧАЛО

Наверно, в каждой школе был «красный уголок»? Кроваво-алые стяги, обшарпанные пионерские горны, буденовские барабаны, значки с пятиконечной звездой, бюст Ленина, расшитые золотистой вязью вымпелы, колосящийся герб. Я, конечно, такое не застал, но в детстве нас водили в подобный музей. Пока одноклассники угорали над своими тупыми приколами, я глотал ком в горле, осознавая мощь ушедшей Империи Советов. Почему же все поменялось? Ведь мы были в шаге от мирового господства.

Просторный зал, куда я провалился, чем-то напомнил такое вот «красный уголок». Только обставлен не советской атрибутикой, а в шизофреническом стиле фанатов REN-TV. У них в студии, наверняка, был такой вот музей. С плакатов, гобеленов, самотканых ковров глядят зеленоватые рептилоиды с нимбами, ехидно взирает Будда, приоткрыв третий глаз, надменно косятся фараоны возле пирамид с вездесущим оком. На столиках возле стен воняют маслами оплывшие свечи в бронзовых подсвечниках. Забавная локация.

Ковер, на который свалился, ну точь-в-точь как у меня был когда-то. Хотя, наверно, у каждого раньше такой пылесборник лежал в комнате на полу. Или висел на стене. А здесь несколько ковров выложены в дорогу, ведущую к… я чуть не заржал, когда увидел. Ну, реально – железный трон из «Игры престолов». Только вместо мечей – хромированные детали европейской сантехники, перфорированные профиля от подвесного потолка и заточенные железные пики, видимо, выломанные из забора не отличающегося хорошим вкусом чиновника-казнокрада средней руки. Пики точеные – это хорошо. Вот бы выломать одну из них.

Из-за спин зеленых подаванов торжествующе прогремел голос Белого Брахмы:

– Вселенная снова услышала мои желания! Мышка сама бежит в мышеловку! Схватите этого шпиона, мать вашу, этого грязного прихвостня иностранных оккупантов! Схватите и разорвите, блять, на части!

А вот сейчас было обидно. Ухмыляясь, поднялся, расправил могучие плечи, выпятил мускулистый торс и отряхнул с рукавов мусор и грязь. Лысые послушники отступили на шаг и переглянулись. Еще бы, ведь перед ними – настоящий апокалипсический терминатор. Сейчас этих задрипышей одной левой раскатаю. Вот их главный, да – в более тяжелой весовой категории. Разберусь с подручными, а потом займусь Боссом этого уровня.

Веганы снова переглянулись. Один из них кивнул. В следующий момент полезли куда-то под свои балахоны. Я-то думал, вытащат огнестрел, и уже приготовился уворачиваться. Или, на худой конец, ножи с нунчаками. Но каждый сектант достал по горстке семечек. Надменно глядя на меня, они закинули по несколько штук и, когда сплюнули на ковер черно-белую шелуху, глаза их зажглись безумным яростным блеском. Не говоря ни слова, все четверо разом бросились на меня.

Удары посыпались, как плотный метеоритный дождь. Рожу я прикрыл, но тут один пробил серию в корпус. Спас мощный пресс. Лягнул ногой дерзкого нахала. Не попал. Тот с проворством кобры перекатился в сторону. Пропускаю слева. Ах ты, сука! Но мой увесистый, словно молот, кулак вспорол воздух. Снова удар. Успел поймать руку противника в захват. Гаденыш не растерялся, когда я треснул лбом в его фейс. Наоборот, ловко извернувшись, закинул мне на шею свои тощие ноги. Я начал задыхаться в крепкой хватке и напряг мускулы, чувствуя, как затрещали кости его руки.

Тут же сразу две подсечки с грохотом опрокинули на пол. Удушье ослабло, я отшвырнул тушку врага в сторону. Кувырком ушел от чьих-то ног, обутых в крепкие говнодавы. Какие проворные твари. Не вставая, дернул за край ковра, пустил волну. Гребаные джекичаны попадали, яростно зачихав от пыли. В эту секунду чуть не пропустил смертельный снаряд. Мимо башни пролетел гудящий огненный шар. Вспыхнула красивая вышивка с рептилоидом на стене. Белый Брахма уже поджигает от свечей какую-то пропитанную маслом дрянь.

Черт, голыми руками тяжело придется. С револьвером все было б куда проще. Но верный ствол сейчас сиротливо пылится на чердаке. Кляня себя за эту опрометчивость, прыжком леопарда бросился к ближайшему столику. Там, где только что стоял, полыхнул очередной фаерболл. Это уже начинает выбешивать. Взял со стола увесистый подсвечник.

Снова, как стервятники, налетели ускоренные ублюдки. Первого сшибаю прямо в полете ударом канделябра в лысую башню. Выпады второго парирую своим орудием. Тот с воем отскакивает, сжимая разбитые кулаки. Третьего ушатываю, перекидываю через плечо. Сзади с треском рассыпается столик. Телом четвертого засранца прикрываюсь от очередного пылающего шара. Вонь горящих тряпок и пережаренного мяса. Чижик забился в моих стальных руках. Милостиво свернул шейные позвонки, прервав ненужные мучения.

Из обломков мебели, как черти, выпрыгнули изрядно помятые противники. Я закрутил красивую мельницу канделябром и слегка кивнул. Давайте, мол, идите сюда, раз не хватило звиздюлей. Но сектанты тоже стали умней. Схватив по ножке от стола, начали выписывать немыслимые кренделя. Один даже забацал сальтуху.

Вновь закрутилась яростная пляска. Выгибаясь в хитроумных пируэтах, бью, уклоняюсь, парирую удары дубовых ножек и коварные вертухи. Во все стороны летят щепки, капли пота, осколки зубов (не моих), кровавые брызги. Но все равно, натиск просто чудовищный. Отступил, смещаясь к центру. Хорошо, фаерболы больше не прилетают. Толи Брахма ссыт попасть в своих, толи не знает, что еще поджечь. Когда меня оттеснили к трону, он вообще сбрызнул на другой конец зала.

Я оббежал сооружение. Спрятался от дубинки за спинкой железного трона, параллельно пнул в живот психа с другой стороны. Третий гад прыгнул на трон, хотел перескочить сверху, но я качнул всю эту хрень от себя. Говнюк потерял равновесие и насадился на острие. Поднатужившись, выдернул другую пику. Длинная, метра два. Воздух грозно загудел, когда я, словно боевой ударный вертолет, раскрутил над головой новое оружие.

Двое оставшихся сектантов не дрогнули и вновь кинулись в атаку, пытаясь запутать, двигались непредсказуемыми зигзагами. Ха, сосунки! Изделие чермета свернуло челюсть ближайшего мудака. От сильного удара, его тушка пролетела несколько метров, и врезалась в стену, срывая плакат с глазастой пирамидой и фараонами. Но второй каким-то макаром поднырнул под руку. Колено взорвалось от боли. Чувак повис на моей руке с прутком. Дал в ухо. Не отпускает. Еще раз, на! Но он провел подсечку. Мы покатились. Я старался дотянуться до горла, этот до моих глаз. Тут мне удалось закинуть свою мощную ногу на шею ублюдка. Как в вольной борьбе. Сейчас заломаю суку! Но проклятый веган вдруг вцепился зубами. Аж до крови! Тут я распсиховался и пнул что есть силы в его кусачий еблет.

Не успел опомниться, как меня будто шкафом придавило. Жирная туша Белого Брахмы навалилась, выбивая воздух из легких. Толстые пальцы-сардельки сомкнулись на шее. Как скинуть этого гиппопотама? Я уже терял сознание, когда хватка внезапно исчезла. Судорожно хватая ртом заветный кислород, услыхал:

– Твою мать, Санек, это ты что ли?! – воскликнул Брахма и откинул назад свой капюшон.

Продолжение следует...

Моя группа ВК

Бюст выполнен из полимерной глины. Высота по ушки 15 см.

Было

Стало

Он украшал мемориальный дом в Киеве по улице Саксаганского, 97 более 40 лет.

Здесь украинская писательница жила с 1899 по 1909 годы.

Сотрудники музея подчеркивают, что украденная скульптура не является типичным изделием из цветного металла, это произведение искусства и памятник истории и культуры.

Бюст поэтессы и памятная доска составляют единую композицию и выполнены из бронзы.

Авторы работы – скульптор Галина Кальченко и архитектор Анатолий Игнащенко.

Эта скульптурная композиция была установлена в 1971 году к 100-летию со дня рождения писательницы, которое отмечалось на уровне ЮНЕСКО.

https://ru.slovoidilo.ua/2018/03/05/novost/obshhestvo/kieve-...

Часть III. Политически неблагонадежный.

Вся жизнь в СССР была пропитана коммунистической пропагандой. В ВУЗах преподавали политэкономию, научный коммунизм, работы классиков марксизма-ленинизма конспектировались и заучивались. Мы были октябрёнками и носили красную звёздочку с изображением маленького кудрявого Ильича. Мы были пионерами – юными ленинцами. В комсомол, если ты не знаешь принципы демократического централизма, путь был заказан. КПСС – священная аббревиатура. Быть коммунистом, значит, родиться с портретом Ленина в одной руке и томом фундаментального труда Карла Маркса «Капитал» в другой. А в ножках держать…впрочем, к ногам особенно не цеплялись. Советский человек рождался со крюченными ножками в виде серпа и молота, а это символично.

А трое непьющих?! Это же уникальное явление. Вся страна соображала на троих и трое непьющих всегда были рядом с пьющими товарищами. Они взирали на трудовой народ с фасадов домов, заводских стен, домов пионеров и драматических театров. Молодёжь, знакомьтесь, честь имею представить - трое непьющих (см. картинку № 1).

Такая длинная преамбула нужна была для того, что бы понять - все мы от рождения жили под неусыпной заботой коммунистической партии, и наша жизнь с самого первого дня была пропитана идеологией коммунизма. А еще для того, что бы молодой читатель, который родился и рос в эпоху буржуизма, понял почему, зачем и для чего в моём детском садике, установили деревянную тумбу обтянутую красной материей, на которую водрузили бюст вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Да, мы жили с лозунгами: «Пролетарии всех стран объединяйтесь», «Партия ум, честь и совесть нашей эпохи», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», «Пионер - всем ребятам пример», «А ну-ка девушки» и т.д. Всем было до лампочки на эти лозунги, но они никому не мешали, и вреда от них не было, как и пользы.

Ко дню рождения товарища Ленина садик готовился основательно. Мы все знали, что родился добрый дедушка Ленин в 1870 году, 10 апреля по юлианскому календарю или 22 апреля по григорианскому. К заветной дате мы учили стих:

Когда был Ленин маленький,

С кудрявой головой,

Он тоже бегал в валенках

По горке ледяной.

А в коридоре, с красного постамента на нас, будущих строителей коммунизма, смотрело половина туловища человека – голова и плечи. Бюст Ленина. Какое любопытство он у всех нас вызвал, не передать словами. До зуда в одном месте и дрожи в коленках. Что там за красной тряпкой? Вдруг ноги прячутся. Голова есть, плечи есть, должны быть ноги. Правда, руки куда-то делись. Ну, на это нам нечего смотреть, главное ноги.

Деревянная тумбочка, вернее сколоченный из брусков периметр, был невысок. Как раз под наш рост. Нам разрешалось к нему подходить и гладить Ильича по голове. Своими плечами бюст упирался в широкую гипсовую площадку, которая как основание покоилась на верхней части прямоугольника. Эту штуку сколотил дядя Коля, наш детсадовский дворник, столяр, плотник, стекольщик, жестянщик, электрик, лудильщик и ещё кто-то там. Дядя Коля не подозревал, что в этот день ему придётся освоить профессию сотрудника МЧС.

Когда мы в очередной раз совершили вояж к бюсту (ах, какое слово) Ленина, я, подогретый подначками товарищей, сунул свой любопытный нос за красную тряпицу. Там было пусто, ног не было. А раз там пусто, значит, туда вполне может поместиться среднестатистическое тело ребёнка. Я и поместился. Между прочим, место было очень даже комфортным. Я в домике, я в домике. Красота. Вот чего не стоило делать, так это задирать голову. Но я задрал. Ничего себе, а в бюсте дырка целая, большая.

Скажите мне, какой пацан откажется от возможности исследовать дырку (это не то, о чём вы подумали, между прочим)? Таких пацанов в дикой природе не водится. И я, движимый чувствами первооткрывателя сунул в эту проклятую дырку свою голову (на свою задницу). На удивление голова Ленина мне пришлась в пору, как раз мой размерчик. Я угугнул в голове. В ответ тихое глухое эхо мне ответило, - угуг. За пределами бюста мои соплеменники возликовали, сопровождая свои ужимки криками одобрения. На Шум прибежала воспитательница.

Узнав, что происходит, воспитательница, ударив ладошкой по лысине товарища В.И.Ленина, велела мне выбираться. Делать нечего, спалился. Печально вздохнув, я начал вынимать свою голову из башки Ильича… Не понял, а «чёэто» она не пролезает? Движение вверх, за тем вниз. Опять не пролезает. Туда главное пролезла, а обратно не хочет.

- Екатерина Дмитриевна, - прогунндосил я, - а у меня голова не пролезает.

-Что-о-о? Взвизгнула воспитательница.

- Голова говорю, не пролезает, - уточнил я.

- Застрял, констатировала воспитательница могильным голосом.

Застрял? Кто застрял? Где застрял? Почему застрял? Через некоторое время до меня дошло … ёбушки - воробушки, это же я застрял. Я в отчаянии попытался вновь протащит голову. Неа, кислое дело. Я тут же представил себе, как за мной приходит мама, а ей на встречу выходит весёлый карлик с головой Ленина, покачивая ею влево, вправо, влево, вправо. Здра-а-авствуй мама, это я! А ещё я подумал, что спать будет не удобно, и есть в этом скафандре тоже будет неудобно. А как компот пить?

- Застрял, ещё раз повторила воспитательница.

- Ага, согласился я. Лучше бы молчал, моё «ага» стало спусковым механизмом. В тот день я узнал всё, что думают обо мне воспитатели, нянечки, поварихи и даже посудомойка. А про дядю Колю ничего не сказали, и я спросил, - дядя Коля тоже?

- Что дядя Коля? Переспросила воспитательница.

- Ну,…дядя Коля тоже…, сформулировать до конца вопрос мне не дали.

- Дядя Коля…НИКОЛАЙ ЕФИМОВИЧ! ПОЗОВИТЕ НИКОЛАЯ ЕФИМОВИЧА, СКОРЕЕ, SOS! SOS! SOS!

В моё время МЧС не было, а были дяди Коли, дяди Стёпы, дяди Васи, мастера на все руки. Пришёл дядя Коля, оценил обстановку, присел на корточки и поговорил со мной.

- Ты зачем туда залез?

- Не знаю.

- Зато я знаю, дурной потому - что.

- Ага, дядя Коля.

- Стой тут, я за инструментом, быстро обернусь, смотри не убеги, - пошутил дядя Коля. Хороший мужик был. Среди детсадовской ребзи был в авторитете. Воевал. У него даже небольшая мастерская была в одном из отдельных строений на территории садика (в каком уже не помню).

Дядя Коля вернулся. Сказал, что бы я ничего не боялся, закрыл глаза и открыл рот, что бы не контузило дурака такого. Я плотно зажмурился и разинул рот. Дядя Коля развалил бюст на раз. Приставил зубило ко лбу Ленина и бабахнул молотком. Кро-о-шек было! В голове у меня, конечно, зазвенело, но не очень. Что там этот бюст, он же не из бронзы был, из гипса, так себе, кустарщина.

Екатерина Дмитриевна уволокла меня в группу, очистила от крошек, заставила умыться. Затем поставила стул у дальнего окна, посадила на него и велела сидеть тихо и даже не дышать, под страхом немедленного распыления на атомы. Дети играли в игрушки, корчили мне рожицы, за окном осенний теплый ветер гонял опавшие листья, а мои мысли текли легко и непринужденно. Вот придёт мама, ей всё расскажут. Она надерёт мне задницу и мы пойдём домой. Мороженое мне сегодня не купят. Зато дома у меня есть ружбайка. Приду домой, и буду играть в войнушку.

И вдруг…а-а-а-а-а, в окно я увидел батю. Он забирал меня редко, работал допоздна. Я чуть в обморок не упал от такой радости. Это же батя, глыба, тыл и такой дружище, каких свет не видел. Он даже мне рулить давал, сажая на колени. Конечно, ему все рассказали. Причём рассказывала заведующая садиком, при мне. Я сгорал от стыда и прятал голову в плечи. Помню, батя предложил заплатить. Но тут был затык. Как он мне потом объяснил, этого Ленина не покупали, а выдали садику по разнарядке под инвентарным номером. Объяснял он, конечно, доступным для меня языком. Но я понял главное, «деньги за поломатого Ленина брать нельзя». Потом меня выставили за дверь, и батя о чём-то разговаривал с заведующей.

Мы шли домой, два мужика и по-мужски молчали. Впереди показался павильон мороженого. Будешь, спросил батя. Буду, ответил я. Взяв по вафельному стаканчику мороженого пломбир, по цене 21 копейка за 100 грамм, мы сели за столик и у нас состоялся разговор.

- Я завтра привезу в садик такого же Ленина, сказал батя.

- А где ты возьмёшь, удивился я.

- У меня на работе этих Ленинов, штук двадцать, по кабинетам стоят.

- Двадцать?! Восхитился я.

- Ну да, шлют и шлют, шлют и шлют. ПЧ у нас, видишь ли, в передовиках ходит, без Ленинов никак нельзя, - усмехнулся он.

- И все с дырками, спросил я.

- Не знаю, не заглядывал. Но если с дырками, придётся заделать. Мужики что-нибудь придумают.

Когда мы пришли домой, первый вопрос мамы был, - Ну что? Да нормально всё, ответил батя. Мама пристально всматривалась в моё лицо. А я старался побольше выпучить глаза. Почему-то в детстве я считал, что у честного человека, глаза всегда широко открыты, и он их не прячет. Мама посмотрела на отца, покачала головой и позвала нас ужинать.

Так закончился ещё один день детсадовской жизни. Продолжение следует.