yvv98r

Возможно, за все мытарства — его личные и его народа в целом, — за трудолюбие и смекалку возблагодарил его еврейский Бог. А намытарился Лев Давыдович немало. Десятки разных бизнесов начинал.

На заре цифрового бума торговал компьютерами, не зная элементарных основ компьютерной грамотности. Зато имел фрак, бабочку, до синевы выбритые щёки и набриолиненные чёрные как смоль волосы, зачёсанные назад. В общем, вид имел голливудский и если была на выставке-продаже одинокая женщина, желавшая купить компьютер, — она покупала у Рубинчика. Лёва, тогда ещё молодой и красивый, брал её нежно за локоток и доверительно на ушко произносил загадочную для него самого фразу — «интернет — связь из космоса». Дама под воздействием гипнотических чар Лёвы Рубинчика покупала мечту. Мечта обретала реальную форму, вес, упаковывалась, грузилась и уезжала в багажнике.

Лёва из кожи вон лез, взрослел, стал Львом Давыдовичем, а больших денег всё не было и не было. Не шла масть. Даже в тюрьму угодил, уж больно рвение разбогатеть было велико — там бумажку подделал, тут укрыл, тут украл — одно за другим… А потом как попёрло! Разве остановишься, когда козыря сами в руки лезут?

«Вор я, — говорил он про себя, — вор!» Но когда уж поплыли миллиончики в карманчики — перестал Рубинчик в гостиницах лампочки выкручивать. Купил белый костюм, белую шляпу, белые тенниски и белоснежный Porsche Cayenne — вылитый Паратов из «Бесприданницы». Знакомые теперь за глаза звали его Алмаз. Всего добился Лев Давыдович. Плевать он хотел, что английского нет, что русский хромает. Кто-то из знакомых заметил:

— Лёва, «фторник» пишется через «в».

— Неужели? Как слышу, так и пишу, — ответил он.

Но с того дня писал «вторник». Если бы Лев Давыдович не умел слушать людей, не добился бы он ничего, не залез бы на вершину. А сегодня ему чужого не надо — своего достаточно.

Ведь если разобраться, отчего человек ворует? Не от хорошей жизни он ворует и, лишь иногда, в удовольствие.

Людям колбаса нравится. Налоги в казну идут. Лев Давыдович богатеет. Если надо — в долг даст. Яша зарплату получает, Юрий зарплату получает и ещё десять человек зарплаты получают — кормят себя и свои семьи. Назвать Льва Давыдовича плохим человеком язык не поворачивается. Хороший! Всех родственников обеспечил. Не зажал — поделился. А когда с алкоголем завязал, так прямо святой стал. Не меньше, не больше — Иисус Христос! Скольким пропащим работу дал? Каждое утро ровно в девять в Зуме открывает группу анонимных алкоголиков — заслушаться можно! Про шаги там всё… Сколько их? Десять. Эти шаги — точь-в-точь, как в библии заповеди. Нашёл себя человек! Несёт людям доброе и светлое.

Если вас заинтересовал отрывок, читать полностью на Textura — международный литературный портал

— У вас бриллиант на 10 карат… сразу видно — кто-то вас очень любит, заботится о вас, — обращался Яша к покупательнице.

— Как же, как же он вас любит! Как он много работал, чтобы купить вам это кольцо, — продолжал Яша, переводя взгляд на стоящего рядом с дамой мужчину.

— Да обнимитесь же!

Пара засмущалась.

— Ну, смелее! Обнимитесь! Чем больше любви, тем дольше жизнь. Не хочешь обниматься, тогда давай меняться. Я тебе колбасу, а ты мне кольцо.

Женщина рассмеялась.

— Ну, ладно. Не хочешь меняться — купи колбаску. Да обнимите же вы друг друга… Вот, молодцы! Моей маме девяносто, а её бойфренду девяносто пять — любят друг друга до бесконечности. Любовь это всё! Это главное! Обнимите друг друга ещё раз! Вот так! Дети у вас есть?!

— Два сына, дочь, две внучки и два внука.

— Так у вас семья большая, её кормить надо. Без колбаски никак нельзя. Колбаска у нас — пальчики оближешь. Вот я вам положу польскую, а еврейская бесплатно. Где вы видели, чтобы еврейская и бесплатно? Только у такого еврея, как я.

Яша положил две упаковки колбасы, имея твёрдое намерение не останавливаться на достигнутом.

— Чикен салями — украинский рецепт. Лучше, чем индейка, диетический продукт… А это — традиционная говяжья украинская, Бобруйская.

— Бобруйск — это Беларусь, — поправлял его Юрий.

— Какая разница! У нас что, урок географии?

Растроганная пара, сочувственно поглядев на Яшу, спросила:

— Ты с Украины?

— Нет, из России, из Москвы, — гордо пояснил он.

Несмотря на географический и национальный конфуз, пара выложила за колбаску две бумажки с портретом Бенджамина Франклина.

Но так удачно выходило не всегда.

Частенько Яша в моменты задушевной беседы с покупателями забывал о главной цели своего пребывания на базаре — общение переходило в самоцель.

— Вы принимаете кредитки? — спрашивала покупательница.

— Конечно. А также мы принимаем биткоины, бриллианты, Ролексы, яхты, самолёты, дома, — отдаём предпочтение домам с видом на океан. У вас есть дом? Вижу, есть. Усыновите меня. Не пожалеете.

Дама настороженно смотрела на Яшу. Перечень способов приобретения колбасы вкупе с предложением об усыновлении её озадачил.

— Ну, хорошо, я вам не подхожу. Тогда купите Гуду, тут уж точно не пожалеете. Утром сыр с кофе, и меня вспомните. Вот наша бизнес карточка, вот телефон, звоните, спросите Яшу. Это я.

Дама молчала, поджав губы-ниточки. Возможно, она была лишена чувства юмора, или он у неё имелся, но совершенно иной — американский. Понимая, что покупательница ничего не купит, Яша пускал в ход самый веский аргумент:

— За наличные дешевле.

Этой простой и понятной фразой он поколебал намерение дамы уйти и, уловив в ней эту перемену, добавил.

— И колбаску к сыру — пятидесятипроцентная скидка, только для вас! И ловким движением закинул Гуду и колбасу в мешок. Привычный мир денежно-товарных отношений был даме понятен. Она приняла товар и инстинктивно отсчитала купюры.

—  Спасибо, — уже без умильности и заискивания поблагодарил Яша, тотчас забыв о даме. А ведь ещё минуту назад он готов был связать с ней свою жизнь!

— Пипл в очках имеют сегодня 50% скидку! Ну смелее, смелее, — он протягивал замороженную колбасу проходящим мимо покупателям, чуть ли не тыкал их ею, простирал к ним свои ладони в резиновых перчатках, на которых лежали кусочки нарезанной колбаски. Юрию казалось, что Яша на грани помешательства и скоро начнёт забрасывать их в рот потенциальным покупателям, проплывающим мимо прилавка.

Если Вас заинтересовал отрывок, для того чтобы читать полностью перейдите на Textura — международный литературный портал

Спасибо.

Со второй — никакого навоза: цветные прибрежные камешки, высохшие коряги замысловатых форм и, если повезёт, – красивая ракушка.

Первая выращивала замечательные цветы и сочные овощи.

Вторая создавала скульптурные композиции, аппликации, картины. Чуть подкрасив, подрисовав, и приклеив кусочек коры к камню – превращала мусор в произведение искусства.

Была и третья – аристократка. Вы не поверите – она тоже любила камни, часто называемые камушками, не тяжёлые, очень маленькие, но дорогие. Их стоимость превышала финансовые возможности Ивана, поэтому с ней он быстро расстался.

Четвертая – похоронила трёх мужей, из чего Иван сделал вывод, что у неё страсть к камням могильным. Вдова была активна и настойчива. Иван и не заметил, как оказался в её койке. Не то, чтобы секс Ивану не понравился, скорее понравился, но внутренний голос нашёптывал: «Ну вот, ты и попался». Доносившийся из душевой шум воды в голове вдовы уже звучал, как марш Мендельсона. Вода лилась и лилась, а ноги уносили Ивана всё дальше и дальше.

Иван пришёл к выводу: женщины всегда любят что-то собирать. Особенно камни. Правда, у всех они разные.

У Ивана камни стали вызывать агрессию и протест. Назовём это камнефобией, причём это касалось всех видов, и пород, без разбору, даже включая те, из которых выдолблены истуканы острова Пасхи (когда-то он мечтал увидеть их «живьём»).

Теперь, знакомясь с женщинами, он интересовался:

— Вы любите камни?

Ответы были самые разные:

— Только-только сбросила с плеч один, за новым, горбатиться – не тороплюсь.

— Настой шиповника – эффективное средство. Вывел из почек сразу несколько.

— Я – филолог, а не геолог. Какой «камень» вы имеете ввиду? Сборник Мандельштама «Камень» или стих Гумилёва «Камень»?

— Если вы про бриллианты, ха-ха-ха, кто же их не любит?

— Смотря какие, надгробные? Разве что у недругов. Не переживай, я сторонница кремации. Развею твой прах во вселенной.

Перспективки, скажу я вам, одна лучше другой.

«А не забить ли мне камень на всё это», — сказал Иван. И таки забил.

Возвращаясь поздно вечером со смены, он споткнулся. Правильно, это был камень. Небольшой, средний такой, о который и споткнуться-то трудно. Матюгнулся Иван. Поднял гада и швырнул из-за всех сил в темноту.

Раздался женский вскрик, а следом стук падения тела.

Иван побежал на помощь.

На асфальтовой дорожке, закрывая ладонью рану, лежала женщина. Её перепачканные кровью волосы и стоны напугали Ивана. Он вызвал скорую. Время шло, скорой не было, женщина не умирала, вселяя в Ивана надежду, что всё может обойтись двумя годами исправительной колонии, а если повезёт, то и условно.

— Вы живы? — задал Иван идиотский вопрос.

— Это вы кинули в меня камень? — полюбопытствовала жертва.

— Камень кинул я, но не в вас.

— А попали в меня.

— Попал, — согласился Иван, — случайно.

— Меня зовут Елена Прекрасная? А вас?

— Иван.

— Сказку про царевну-лягушку помните?

— Помню.

— Так вот, придётся теперь тебе Иванушка жениться на мне.

— Как в сказке?

— Да!

Повезло, — подумал Иван и женился.

Этот судьбоносный камень, валунишка с чёрными вкраплениями на зеленоватой поверхности, теперь красуется на самом видном месте в гостиной Ивановых.

А камнефобия у Ивана прошла как-то сама собой, рассосалась.

— Всю жизнь мама у нас вроде курицы, несущей золотые яйца… В кого превращаемся? Зачем едем? За хорошей жизнью? А будет ли она хорошей? — Елена задавала вопросы скорее себе, чем мужу. Оставляемые без ответа — они как мухи — отмахнёшься от них, а они снова тут как тут.

— В институте мхом всё поросло. Денег нет. Тему закрыли. Что ты хочешь? Чтобы я на базаре семечками торговал? Довольно! Всё говорено-переговорено, обратного пути нет.

— Фира унитазы моет, — продолжала Лена.

— Как шутил Жванецкий, это ей не мешало ездить на мерседесе. Его Фире не мешало, нашей Фире не мешает, никому не мешает. Мы не глупее ни Левиных, ни Гуревичей. Никто обратно не попросился. Не трави душу себе и мне. Программистом пойду.

В Америке Полина Абрамовна прижилась. Вышло всё, как и говорили знакомые. Пока дочь Лена с зятем встраивались в новую жизнь, заботы о внучке легли на её плечи. Двадцать лет пролетели быстрее, чем ожидание зубного протеза. А уж его она ждала — вся извелась, потому как без него ни пожевать, ни на людях показаться.

За эти годы внучка выросла, дети на приличных работах — дочь в банке кредиты выдаёт, зять — программистом в крупной компании.

Всё! Отдала долг. Выполнила-перевыполнила. Самое время для себя пожить, восьмой десяток разменяла, когда как не сейчас? Полина Абрамовна опёрлась на ходунки, подумала и, отставив их в сторону, осторожными шажками засеменила на урок рисования.

В прошлом биолог, кандидат наук, она всегда имела тягу к творчеству. Музыкальная школа, посещение студии «Юного художника» приобщили её к прекрасному ещё в детстве. Поэтому, несмотря на научную работу и житейскую рутину, она всегда находила время, чтобы помузицировать или набросать акварельку — лес, река, закат.

И как не сейчас вернуться к любимым занятиям — сначала «цветочки-лебесточки» рисовала, затем картинки позамысловатей — птички-кошечки. Первое место на конкурсе. Среди жильцов работы Полины Абрамовны нарасхват, а самая большая и яркая холл украшает.  Администрация жилищного комплекса ей грамоту вручила.

Жизнь у Полины Абрамовны, как в песне «Ой, полным-полна моя коробушка». Холодильник ломится, в серванте стекло чешское, ковёр, как в старой квартире на Фурцевой, четыре русских канала по телевизору, подруги любимые, занятия по интересам, и главное — кавалер, брюнет белозубый итальянских кровей — рояль фирмы Фациоли. Блестит, ни пылинки на его полированной поверхности — результат её заботы о нём.

К сожалению, союз с итальянцем длился недолго… Разлучили злые люди. А как старалась!? Если и сбивалась, то переигрывала заново и погромче, как бы извиняясь. Люди дверью в зал туда-сюда хлопают, заглядывают, руками машут, улыбаются. «Нравится! Громче просят!» —  радовалась Полина Абрамовна и давай по клавишам пуще прежнего. Головой трясёт, аппарат слуховой падает, сняла — без него даже лучше.

Ван Людвиг глухой был, а какую музыку сочинил, и я справлюсь — у меня репэртуар попроще.

Как же я хорошо отыграла сегодня!

Взволнованная она долго не могла уснуть. Под утро Полину Абрамовну сморило.

К ней подошёл Фабрицио — маэстро, загорелый высокий брюнет с тонким лицом, обрамлённым тронутыми сединой баками. Элегантный, как рояль! Он взял её за руку и под аплодисменты проводил к инструменту. В зале был аншлаг. Полина Абрамовна заиграла арию Тореадора. О, как божественно он пел! Если есть счастье — это оно! Как ни любила Володю, а к Фабрицио ушла бы без сомнений.

Последний аккорд, овации, цветы летят на сцену. Восторг переполняет Полину и в этот момент из-за занавеса вылез палец и погрозил ей.

«Вовка!»

Полина проснулась. Она изменила ему с Фабрицио. Точно знала, что изменила. И ей, о Господи, не стыдно! Как же так?! И откуда этот Фабрицио взялся? И имя-то странное, сроду ни о каких Фабрицио она не слышала. Полина Абрамовна ещё какое-то время лежала в кровати, обдумывая случившееся.

Позавтракав, «побежала», стуча ходунками — не терпелось прикоснуться к клавишам, ощутить полноту жизни. Дёрнула за ручку, а вход закрыт.

Оказалось, вчера просили её играть не громче, а тише. Администрация скорбно уведомила: «Вынуждены ограничить ваше время игры на фортепиано субботой и воскресеньем с часу до двух, и то — если нет других мероприятий».

«Они мне сделали О’рэвуар!», — подытожила Полина Абрамовна, продемонстрировав знание школьного французского.

Полина Абрамовна втащила ходунки в квартиру.

— Лапа, Лапа, я тебе гостинчик принесла, кыс-кыс-кыс... Из комнаты лениво вышла миниатюрная киса. Её можно было принять за котёнка — скромный размер, пожалуй, единственное, что было примечательного в питомице.

— Лапочка моя, девочка моя… дай тебя поцелую, — но наклониться к кошке, а тем более взять её на руки Полине Абрамовне было не под силу.

Она тяжело опустилась на диван. Вот уж точно в ногах правды нет!

После того как ей ограничили доступ к роялю, настроение часто портилось. То голова болела, то ногу тянуло, то руку… То понос, то золотуха, прости Господи.

Готовсь к юбилею Полина Абрамовна — восемьдесят пять скоро! А мало. Ещё хочется, чуть-чуть, хоть самую малость: на солнышко глянуть, цветочками полюбоваться, у правнучки на свадьбе побывать. Даст Бог — ещё не один годок поживу. А если возьмёт, так чтобы без мучений, тихо и незаметно. Чтоб уплыла я, как спящая красавица. Полина Абрамовна глянула на себя в зеркало и усмехнулась: «Красавица», — достала из косметички губную помаду.

Вечером перелистывала фотоальбом, вспоминала юность: посещение Большого театра, компании, походы, песни под гитару, мужа — какой же красавец Вовка её! Образ итальянца стёрся и поблек за день. Полина Абрамовна устыдилась. Неужели я могла променять своего Володеньку на баритон?! Что на меня нашло? Ума не приложу!

Вовка, Вовчик, Вовочка… От воспоминаний наворачивались слёзы, Полина брала платочек, промакивала глаза. Лапа забиралась на руки. Мурлыкание и мягкая шёрстка любимицы успокаивали хозяйку.

К мужу Милы, тёзке популярного персонажа Лёни Голубкова, привязалось прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ».

«Лёньчик, а деньги где?» — ехидничали знакомые. На что Лёньчику хотелось завернуть матерно, но, как человек интеллигентный, он отвечал: «В Караганде».

Лёня и Мила жили на пособие, поэтому утверждение Лёньчика было недалеко от истины. Лёня не унывал, записался на курсы английского, купил подержанный шевролет, надел кипу, что способствовало его трудоустройству в автомастерскую Славы Когана, где платили мало, но наличными. Пособие, плюс заработок в автомастерской подняли Лёню с Милой до уровня среднего класса. Неофициально, конечно. Афишировать дополнительный доход, что яму себе рыть.

Счастье длилось недолго. Леня пошёл вынести мусор, а заодно и перекурить, между первым и вторым этажом упал с сердечным приступом. Кипа слетела с головы Лёньчика, а с ней отлетела и православная душа Леонида Ивановича Голубкова. Потеря любимого мужа обернулась для Милы ужасным открытием, что в Америке люди тоже умирают.

После смерти мужа прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ» перешло к Миле, прослеживалась в этом некая кармическая закономерность трёх «М» — Мила Михайловна Маневич.

В общем, на прозвище Мила не обижалась: «Рассудить здраво — в Америке кругом одни сокращения, и на вопрос — как тебя зовут? — часто можно услышать: Ди, Ти, Кей, Джей. Чем «ЭМ-ЭМ-МЭЙ» хуже? Почти что Эминей». «Эминем» — поправлял Дениска: «Баба, это рэпер классный, послушай!».  Послушала — уши чуть не отвалились, одно «F». «Ну как? Понравилось?» «Очень!» — и пошла песочить сына, что за музыку непотребную внук слушает. «Мам, ты не понимаешь! Все дети сейчас это слушают. Здесь их «F» — это не то, что наши «хэ» или «пэ». Это так, ненастоящее. В этом «фэ» ни силы, ни гармонии. Пустой звук. Не переживай. Вон, Дэнис на отлично полугодие закончил». «Денис! Какой Дэнис?! — Де-нис!», — не выдержала Мила. Всё в ней клокотало и протестовало против англоязычной версии имени.

Так что «ЭМ-ЭМ-ЭМ» не проблема. Дэнис — проблема.

За двадцать лет иммиграции Мила так и не слетала посмотреть на «шаланды полные кефали», на дворик, в котором выросла. Может и правильно — многое в Одессе по-другому, и страна другая, и дворика того уж нет, и «сарая», в котором жили — нет. Комната в коммуналке: бежишь по коридору на кухню — тьфу! соль позабыла, бежишь обратно за солью; только прибежишь — тьфу! теперь поварёшку позабыла; и бегаешь туда-сюда — очень неудобно. Жили-то бедно, продукты в комнате держали, у кого холодильник на кухне, те замки вешали.

Писала подруга, что снесли их сараюху, перестроили, магазинов понатыкали. Зачем ехать к тому, чего уж нет. «Да и без нас, евреев, Одесса — не Одесса», — подводила черту Мила.

Полюбила новую страну.

Землю эту готова целовать. Живу, как королева, дети мои здоровы — большой дом у них, на двух машинах ездят, внуки колледжи позаканчивали.

«God Bless America!» — закатывала Мила глаза при каждом удобном и неудобном случае.

Дети, внуки, родственники — седьмая вода на киселе, все здесь, кроме старшей дочери Ривочки, та в Израиле за ортодоксом — семеро детей. Бедная. Говорят, в Израиле всё дорого. Мила со своего пособия Ривочке деньги каждый месяц переводит. Зачем старухе деньги? Не спится, не жуётся, не серется — одни сплошные «не».  Проснулась — уже хорошо.

Не прочь была продемонстрировать знание английского, как зацепится языком с «аборигеном», не отцепить:

— Как у вас дела?

— Прекрасно, а у вас?

— Прекрасно. Погода сегодня хорошая.

— Да, хорошая погода. А вчера был дождь.

— Да, дождь, а сегодня солнце.

— Да, сегодня очень хорошо — солнце.

— Вы уже гуляли?

— Ещё нет, а вы?

— Собираюсь.

— Я тоже.

— Прекрасный день.

— Да, замечательный.

— Хорошего вам дня.

— И вам.

Порой разговор мог принять драматический аспект:

— Вчера свет отключили, не знаете, что случилось?

— Повреждение на линии. Весь вечер без телевизора. В планшете батарейка села.

— А я свечку зажгла.

— Какая прелесть, я люблю свечи, это так романтично! — восклицала англоязычная знакомая.

Собеседницы расходились, продолжая улыбаться какое-то время.

С русскоязычными разговор протекал проще.

— Здрасьте, а вам печень трески положили? А блинчики с творогом?

— Положили, и ещё кефир, и булку белую …

— А это что у вас, Мила?

— Где?

— А вон там? Никак икра красная.

— Ханука скоро, к празднику гостинец. А вам не дали?

— Не дали… Бородинского просила, и того нет. Позвоню, пожалуюсь.

— А мне каждый раз по мешку яблок достаётся — девать некуда. Молоко Люсе отдаю — на здоровьице.

— Да, здоровьице... вчерашнего дня ногу тянуло, и голова весь день болела. А вы как?

— И не говорите. Поясница извела — ни сесть, ни встать. Свет отключили, только под утро дали, со свечкой всю ночь просидела, мышей стерегла, холодильник потёк.

— Куда катимся?..

— Да, с каждым годом всё хуже и хуже.

— Главное, чтобы не было войны.

— И не говорите, что творится, воюют и воюют. До свиданьица.

— И вам не хворать.

Собеседницы расходились, сохраняя на лицах скорбную озабоченность международным обострением в мире.

На завтра сын заказал русский ресторан, а сегодня — радость, от внука открытку получила на день рождение.

Баба, здраствуй!

Внук Дэнис паздравлят тибя с Happy Birthday. Чтобы ты нибалела и была здарова и веселая и приежала чаще кагда я дома. В этот weekend я срал у Саши, а Саша next day срал у меня. Потому хорошо, что ни при ехала, а так я дома.

I love you. Дэнис.

Мила несколько раз перечитала: «…срал у Паши, а Паша next day срал у меня».

Не смешно…

И тут Милу осенило, пригодился английский, от инфаркта спас. Ребёнок перепутал, вместо русской «п», написал английскую пи — «p» и вышло не «спал», а срал…

На Милу напал истерический смех. Открытка обрела вес и значимость, став важной семейной реликвией.

Вот девочек вечером насмешу…

Мила вытащила телефон и набрала сына.

Характер у Милы лёгкий, живой, но и её бывает посещает грусть и раздумья. В «Русском Круге» сядет на диванчик, глаз с рыбок в аквариуме не сводит, будто медитирует. Рыбки яркие, всех цветов радуги, вот с тёмными пятнышками, а эти без, другие — полосатые, будто в тельняшках, третьи с плавниками-веерами; двигаются боком, одни — юркие остроносые, другие — как сфера надутые вальяжные.

Вот ведь какие разные, а мирно сосуществуют, не едят друг друга, как люди.

Особенно приглянувшаяся Миле голубая рыбка выплыла из-за коралла, подплыла к стеклу и уставилась на неё. Виляя хвостом, она поддерживала равновесие и, кажется, не собиралась уплывать.

И чем я отличаюсь от неё? Нам обеим уютно, нас кормят, о нас заботятся. Я — такая же аквариумная рыбка. Ну и хорошо, я — не против!

[1] Лёня Голубков — популярный рекламный персонаж финансовой пирамиды МММ в 90-х.