nyac

Повадились в грядущем паровые котлы, да станки ткацкие, да станки сверлильные, да пароходы на дровяном ходу великим множеством калечить да изводить честной православный люд немилосердно. До того дошло, что и дня пройти не может без какой скверной оказии. Там кого прищемит зубчатым колесом, тут кого жерновами удавит. Не стало на святой Руси житья простому крещёному человеку!

Издал царь Иван тогда особый указ, и собралось великое войско из детей боярских, да людей служилых, да посадских людей, да крестьян с каждого уезда не менее трёх десятков за раз, и пошли они войной на те станки с котлами, дабы живота их в ратной сече лишить и бесчинства их лихие прекратить бы повсеместно немедля.

А механическай царь-антихрист, меж котлов да станков наиглавнейший, хитрость дiавольскую придумал: в былое аспида хищного заслать, дабы тот царя Ивана мальчонкой ещё в колыбельки бы заколол! Сказано – сделано. Изготовили те лиходеи Оловянного Егорку, да до того мягкую олову на него пустили, что в кого хошь тот Егорка обернуться мог. Хошь в дворника Антипа, а хошь – в лошадь старшего пристава. Очень даже запросто, да так натурально – мать родная не распознает, где есть еёйный отпрыск единоутробный, а где – приставов мерин. Бывало полдня стоит, глаза таращит, ан всё угадать не в силах, до того схожесть поразительную давал чертяка.

Зашвырнули они, значит, Оловянного Егорку в былое время, былинное и сидят на лавочках, пар с шипением выпускают. Мол де вона мы вас как, сиволапых перехитрили. Сейчас ваш царь очень даже запросто упадёт наземь да и помрёт! Ибо сам закон бытия езмь на нашей стороне и никаких у вас методов супротив того закона – нету. Ибо наука!

Да токмо и царь Иван не лыком шит и смекалист зело был смолоду. Мальцом ещё воеводам да дьякам советы раздавал, да такие, что бывало покачают лишь только головами старцы седые от удивления – такой де ум в столь юной главе. Преудивительно вельми и зело чудесно! Ей же ей!

Сыскали тотчас верные царёвы люди для него металлического гомункулуса, ловко обтянутого доброй рогожей, та так, что и не поймёшь сразу, кто пред тобой – божья тварь али железяка бездушная. Осмотрели, окрестили в купели в нашу веру крепкую, нарекли Терентием, да снабдив грамотой тайной, в коей всё что следует содеять ему прописано было, нагим из грядущего в былое отправили – царевича выручать. Ужо такая прихоть на стыках бытия имелась в те годы – никак в платье человек пройти не мог и лишь обнажив срам обретал доступ к неведомому.

Дошёл Терентий до былого с божьей помощью, огляделся – видит трактир придорожный, а в ём – ямщики пируют да в зернь игру ведут неспешно. Зашёл Терентий в тот трактир, перекрестился на образа да и молвил слово – мол добрые люди, православные, не оставьте в беде горемычную голь перекатную, нижайше прошу какого ни на есть платья, сапог да гнедую кобылку, ибо в пути поиздержался страшно и нательный крест вчера пропил. Вняли люди русские речам сим, всяк дал, сколь мог, кто рубаху, кто онучи, кто исподнее свежее. Выпили штоф зелёного вина затем с ним союзно, закусили краюхой хлеба, расцеловались троекратно да и поскакал Терентий царевича Ивана выручать.

А Оловянный Егорка меж тем обернулся добрым молодцем, да не простым, а лихим гусаром кавалерийского полка. Стал ходить он меж двор, да по казённым домам, да по балам, усы подкручивать, шпорами позвякивать да на дам поглядывать. А дамы так и млеют, мол де ах каков красавец, сразу видно – мужчина положительного характера и определённо вдовец. А Егорка их всё больше распаляет, ус закручивает, а сам, шельмец, всё вызнаёт, вроде как в шутейном разговоре, где мол тут царевич Иван с мамашей проживает и как ему б пред его светлы очи предстать.

А царевич Иван в ту пору у родовитых бояр столовался, ибо царица то старая слегла с чахоткой и отправил её доктор-немец в Кисловодск на лечение.

И пошёл как-то царевич в лавку, масла лампадного да соли купить, и глядь – бежит к нему офицер в мундире с ясными пуговицами и кричит так вроде ласково – ваше высочество, надёжа царь, не вели казнить вели слов молвить, а сам при этом – саблю из ножен тянет да улыбается аки волк голодный в лесной чащобе заплутавшему путнику зубы скалит.

Побежал царевич Иван, не будь дурак, во всю прыть, а тут и Терентий на гнедой кобылке – тут как тут. Отвесил земной поклон соразмерно чину, да и говорит степенно – ваше царское величество, не извольте беспокойство являть прилюдно, ибо я из грядущего вам в услужение вами же послан и на то у меня грамота с печатью имеется и крест целовал я трижды, верьте мне.

Делать нечего, сел Ванюша на кобылу к Терентию – да и поминай как звали. Кинулся за ними было Егорка Мягкий на дилижансе в погоню – да куда там. Уж и след простыл!

Поскакал Егорка к боярам, у коих Иванушка приют снискал на время отлучки захворавшей матушки. И там нет мальца! Умыкнул его Терентий-гомункулус. Увёл! Ох же лютовал тогда Егорка, ох уж выл да железо грыз алчно от лютости внутриутробной!

И приезжают Иван-царевич с Терентием в город Кисловодск да кланяются в ноги царице Серафиме троекратно. Так мол и так, дорогая мамаша, сие езьмь гомункулус из чистейшаго металла, и сей гомункулус нам в услужение дан на веки. Не время минеральные воды то вкушать, государственной важности дела вершить надобно.

Царица речам их дерзновенным поначалу не вняла, но потом материнское сердце подсказало и сменила она гнев на милость.

Сели они в карету, да и покатили к одному учёному арапу, ибо тот арап зело много сил на создание паровых машин положил и чрез то своё усердие обрёл немалую ловкость в их создании. Замыслили они того арапа удавить, чтоб более чародейства своего он делать не смел, да тем самым грядущее изменить.

А арап как завидел царевича, да царицу, да гомункулуса – так и пал ниц, да креститься стал двуперстно на казанскую богоматерь. Да детишек им своих малых показывать. Не губи, кричит, матушка, всё что хошь для тебя сделаю, на Афон босой в веригах пойду, век за тебя бога молить стану, только не губи. Я все те котлы да станки паровые как есть разломаю, токмо дай знать какие, ибо и сам уж не рад затее сей.

Смилостивились над ним, да поехали на мануфактуру, где тот арап бесовские пароходы собирал, и учинили там бесчестие великое и много казённой мебели, а равно как и иной утвари – поломали и огнём пожгли. В суматохе и арапа сожгли, хотя и не было про меж них такого умысла, а лишь по Божьей воле тот арап утратился.

А тут и Егорка Оловянный вновь к ним бежит. И прямо в Иванушку из пищали целит ирод. Кинулись наши горемыки от него на перекладных, а он за ними. Мчит злодей, коням кричит зычно. Того и гляди – нагонит. Бросился царевич с матерью да Терентием в кузню, схоронится у кузнецов. А Егорка за ними следом. Уж и десницу разящую над головкой царевича занёс грозно, вот-вот быть беде превеликой. Да на счастье – ехал тогда один мужичёк, из жидов, с бочкой дёгтя на ярмарку. Налетел Егорка на своей лихой тройке на того мужичка, да в дёгте и увяз. А наши то удальцы в кузне схоронились и сидят помалкивают. Но токмо потом вырвался Егорка из дёгтя, начал по кузне рыскать, беглецов искать, но прилипать стал к полу, до того дёготь у жидка хорош был. Как прилип он к половице – так его в горнило ухватом и сбросили. Да мехами ещё подогрели, что бы уж наверняка. Возрадовались превелико, мол наша взяла, будет теперь пир на весь мир, да токмо и Терентий им молвит угрюмо – пора и мне в горнило влезть, ибо сам я езмь гомункулус, сиреч человек на паровом ходу, и хоть и крещёный, а всё ж анафема на мне. Прощайте люди русские, бох даст – свидимся ещё. И влез следом за Егоркой. Влез да и расплавился. Но на последок всё ж перекрестил царевича с царицей из гиены огненной и Иисусову молитву успел прочесть им скорую.

На том и окончилось всё, та токмо не совсем, ибо коль единожды из грядущего в былое мырнул, знать сие ещё не раз повторено будет и бох весть чем такое озорство закончится.

Живу я в самой обычной однокомнатной квартирке самого обычного провинциального городка. Не самое захолустье, но и сходить особо некуда. Девушки нет, друзей немного, и те скорее приятели, да знакомые. Единственным моим лучшим другом, пожалуй, стал мой кот. Кто-нибудь, возможно, посчитает, что это прискорбно, но это так и менять мне ничего не хотелось.
Кот был старый, на днях ему исполнилось аж восемнадцать полных лет. Эту дату мы скромно отпраздновали, он деликатесным вискасом, я бутылкой дешевого пива. Как-то повелось, что я величал своего питомца просто - Кот. Давным давно я пытался дать ему кличку, но морда котенка принимала такое известное всем кошатникам довольное выражение только когда его величали Котом и никак по другому. Так или иначе, но прошли мы с Котом через многие неприятности и понимал он меня казалось с полуслова, чтобы не сказать с полувзгляда. В основном о нем и пойдет речь дальше.
Одним непогожим вечером я возвращался с работы домой. Работал я тогда, к слову, сторожем при автостоянке, работа не сложная, но приходилось просиживать штаны в сторожке сутки через сутки, так как сторожей было всего двое.В кармане у меня лежал пакетик кошачьего корма, дождь лил даже не как из ведра, а скорее как из множества пожарных брандспойтов, поэтому по дороге я вымок как собака и продрог насквозь. Зайдя в подъезд дрожащими от холода руками я открыл замок и вошел в дом.
Как сейчас помню - первое что меня поразило - тишина. Обычно мой приход после суток отсутствия знаменуется радостным мявканьем и прыжком пушистого комка со шкафа мне на плечи.Сейчас - ничего. Только милицейская сирена завывает на улице. Безуспешно попытавшись отогнать дурные мысли я прошел в единственную комнату. Подумаешь, спит может животное. Никого. С тяжелым сердцем я прошел на кухню и увидел кота, неестественно распластавшегося, в углу, под столом. Разбрасывая немногочисленную мебель я бросился к нему, в надежде, что это новая игра, и кот сейчас подпрыгнет, одарив меня хитрым торжествующим взглядом - "Ага, напугал!". Но нет. Когда я поднял пушистое тельце, его голова безвольно откинулась. Мёртв. Я упал на колени и зарыдал. Нет, я никогда не был особенно слезливым.Когда ушел отец - я не плакал. Когда меня уволили с работы - я не плакал. Но сейчас я сидел на коленях, и рыдал навзрыд, как маленький ребенок, баюкая мёртвого кота, как младенца. Не помню сколько я так просидел. Через некоторое время меня будто выключило, я взял лопату, старую коробку из-под обуви и пошел хоронить своего лучшего и единственного друга.
Жил я на самой окраине, поэтому долго до лесополосы идти не пришлось. Вырыв небольшую могилку, я положил туда кота. Соорудив нечто вроде небольшого креста из прутиков, и обложив могилку камнями я поплелся домой. Там я не раздеваясь упал в постель и уснул беспокойным сном. Помню несколько раз за ночь просыпался и чувствовал, будто рядом со мной, как раньше, спал свернувшись кот. Но раз за разом, когда сон уходил, я ощущал пустоту рядом, и сердце моё сжималось от нестерпимой боли утраты.
Проснувшись уже под утро, я услышал легкое цоканье в коридоре. Так звучали шаги моего кота, когда он шел по голому полу. Цок-цок-цок, маленькие коготки по дереву. Цок-цок-цок. Я привычно шикнул на кота, перевернулся на другой бок, и вдруг меня прошиб озноб. Я же вчера похоронил его! Вскочив с постели, со смешанным чувством радости и ужаса я бросился в коридор. Никого. Можно удивиться, как сильно на меня повлияла утрата домашнего животного. Но Кот не был простым питомцем. Он был моим другом.
Следующий день я провел бездумно уставясь в телевизор. Под вечер спустился в магазин, купил там бутылку дешевой водки и выпил её в одиночестве, будто поминая ушедшего друга. Когда передачи сменились белым шумом, я выключил телевизор и двинулся в сторону кровати. Раздевшись до трусов, я уже был готов нырнуть под теплое одеяло, как вдруг услышал тихое мяуканье. Вдоль позвоночника пробежала струйка холодного пота. Дверь закрыта, окна и форточки тоже, ввиду мерзкой погоды. Значит уличный кошак проникнуть ко мне не мог. На негнущихся ногах я прошел к выключателю. Щелк. Электрическая лампочка осветила комнату, оставив в углах длинные тени. Снова никого. Посетовав на паленую водку, я протянул руку чтобы выключить свет, как вдруг увидел в углу характерный блеск кошачьих глаз, отразивших луч света. Тут-то меня и парализовало. Забыв дышать я смотрел в горящие кошачьи глаза в углу. Когда легкие начали гореть от нехватки воздуха раздалось довольное кошачье урчание и блеск исчез, будто невидимый мне кот повернул голову от света, или просто закрыл глаза. Дрожащей рукой я потянулся за фонариком, который держу недалеко от выключателя, на случай перебоев со светом, которые в нашем районе не редкость. Нащупав гладкую пластиковую ручку, я щелкнул кнопкой и луч света ударил в угол, прогоняя тени. Развеивая мои робкие надежды увидеть в углу уличную кошку, луч выхватил старые обшарпанные обои, край дивана... и больше ничего. Тихо выматерившись я выключил фонарик.
Эту ночь я спал со светом. Не раз и не два из коридора да темных углов доносилось кошачье урчание и легкий стук лап. Через несколько часов, я, окончательно вымотавшись от страха уснул. Проснулся под трели будильника, со странным чувством умиротворения. Отчего? Наверное от мурлыканья, и от того, что я машинально поглаживал теплый кошачий бок.
Сказать что я резко открыл глаза значит ничего не сказать. Я их вытаращил. И увидел что поглаживаю пустоту. Я готов был поклясться, что пару секунд назад чувствовал под пальцами мягкую шелковистую кошачью шерсть. Чувствовал как вздымается и опадает с дыханием бок. А теперь - пустота. Дотронувшись до покрывала я отдернул руку. Покрывало было холодным. Нет, не холодным. Ледяным. Будто на него поставили пакет со льдом.
Со странным спокойствием я встал, позвонил начальнику и взял больничный. Как только трубка коснулась рычага, я пулей вылетел из квартиры едва ли заперев за собой дверь. И это пожалуй было моей фатальной ошибкой.
Прошатавшись несколько часов по городу, я начал пытаться мыслить логически. Даже толкнул долгую прочувственную речь о вреде алкоголя и нервных срывов, чем словил настороженный взгляд какой-то пожилой женщины, поспешившей ускорить шаг, чтобы поскорее миновать странного типа. И вот свершилось - я спокоен. Твердая решимость войти в квартиру и прочесать в ней каждый угол таяла на глазах, чем ближе я подходил к дому. Подойдя к двери, я заметил что она приоткрыта - и верно, я же не запер её, когда позорно убегал. Сделав глубокий вдох, я распахнул дверь и сделал шаг внутрь.
Дело было уже к ночи, да-да, именно столько времени я пытался убедить себя войти в свою-же квартиру, наматывая круги по городу. В коридоре было темно, но из под двери в комнату выбивался тоненький лучик света. Раздались шаги и явно человеческий шепот. Воры! Я попятился, уповая, чтобы подо мной не заскрипели старые половицы. Выберусь, позвоню в милицию от соседей.
Но, как говорится, помянешь черта... Проклятая половица издала громкий мерзопакостный скрип. Тут-же дверь распахнулась и сильная мужская рука втащила меня в комнату.
Красть у меня особенно нечего, но для наркоманов любая монетка на счету. А именно как наркоманов я и определил двоих мужчин, переворачивающих мою уютную некогда комнату вверх дном. Дерганые движения, изможденные лица, но при этом отчаянная сила крысы, загнанной в угол. Один из них зажимал мне рот, приставив к сонной артерии мой-же кухонный нож, а второй искал ценные вещи.
- Где деньги держишь, сука? - нож впился в кожу, оставляя неглубокую пока царапину.
- Кончай его блять, и помоги. - рявкнул второй, не прекращаяя выбрасывать содержимое шкафа на пол.
Признаюсь, испугаться я не успел. Да и трусливым никогда не был, умирать, так уж по мужски, без слез и мольбы.
В этот момент я заметил странное шевеление во тьме на шкафу. Будто тени сгустились и сформировали из себя маленькое пушистое тельце. Блеснули два кошачьих глаза. Раздалось... Не урчание, а будто тихий рык, которые издают обычно готовые к драке уличные коты. Бросок. Кот коршуном упал на голову наркоману и ударом лапы распорол тому горло. Прыжок с обмякшего тела мне в лицо. Я машинально зажмурился, почувствовал лицом прикосновение шерсти, и накроман держащий нож беззвучно оседает на землю. Боясь пошевелиться я стоял посреди комнаты зажмурившись, а вокруг меня истекали кровью два тела и раздавались мягкие шаги существа, что когда-то было моим котом.
Послышалось довольное урчание и кот потерся о мою ногу. Собравшись с духом, я открыл глаза. Воры были на месте - вот один пытается зажать рваную рану в шее слабеющими руками, вот туловище второго... А голова... Голова человека, угрожавшего мне ножом лежала примерно в метре от его тела. Но существа сделавшего такое с двумя взрослыми мужчинами нигде не было, и только краем глаза я успел заметить блеск. Будто кто-то подмигнул мне из тени за шкафом.
Не буду вдаваться в подробности как я избавился от двух мертвецов в квартире. Скажу лишь, что соседи у меня - приличные люди, придерживающиеся принципа "моя хата с краю". Через два дня, наведя в квартире порядок, я сидел на диване, смотря какое-то тупое шоу по ящику. В одной руке у меня была бутылка пива, а другой я поглаживал холодный бок довольно урчащего кота. Кота, который появлялся из теней по вечерам, и в тени же уходил с рассветом.
Источник: www.barelybreathing.ru