heimdall88

Заодно Алексей показал полное непонимание русской стилистики, причислив к ней разбор неудачных метафор! Указания на несуществующие ошибки — как и снисходительные рекомендации — всё это имеется. Одной рецензией он явил миру свою некомпетентность как редактора. И, на минуточку, он такую любительскую халтуру продаёт за деньги. Человек, который не умеет критиковать (судя по неточностям в рецензии, он критикуемый текст читал одним глазом), не справляется со структурой статьи — и хочет зарабатывать на этом деньги!

Может, он хорош как автор? Попробуем это узнать.

Крохотное произведение «Наследие некроманта» поражает, причем в негативном смысле: и ошибки с первого предложения, и сюжет не структурированный, и ворох логических косяков. Стыдно величать себя редактором, выдавая ТАКОЕ! Но давайте уже к делу.

Выделяется «Наследие» полным отсутствием конфликта. По сюжету пацаны находят магическую книгу и решают оживить собаку — отличный материал для умелого автора и широкий простор для фантазии. Навскидку можно сочинить историю про то, как пацаны провели неправильно ритуал, и им пришлось, проходя через склоки и драки, вернуть все на круги своя. Но сейчас речь идет не про умелых авторов, а про Алексея Нагацкого…

В его интерпретации даже собаку воскресили за кадром! Не шучу. Пацан не хотел убивать кошку — его за это вырубили, он очнулся и увидел воскресшую собаку. И скажете вы: дальше что? А ничего. Это, блин, финал истории. Пацан даже не удивился, когда к нему вышла зомби-собака! Ну, подумаешь, я каждый день некромантией занимаюсь. Ах да, думает он, еще книжку надо уничтожить — и эту сцену опять нам не покажут. Самое смешное: намеченный драматургический конфликт, в виде противостояния вроде как бывших друзей, «редактор» уничтожил в зародыше. Мы не узнаем, каким образом Пашка отобрал книгу у приятелей — произошло это с боем или нет? С чего вдруг пацаны так легко убили кошку (за кадром!)?

В следующем рассказе этот эпизод будет упомянут автором и опять без подробностей. Не любит автор детализацию в принципе: на каком чердаке пацаны нашли книгу, при каких условиях? Вопрос. С чего решили, что она магическая, если они увидели ее впервые? Очередной вопрос без ответа.

Так как явно выраженного конфликта нет, движению истории трудно дать направление. Поэтому автор использовал частый графоманский трюк: насытил текст болтовней, трындежом, трепом, словесной эквилибристикой. Персонажи базарят без умолку, обвиняют друг друга, подкалывают, обсуждают. Текст на девяносто процентов состоит из плохих диалогов. Вроде бы они не совсем пустые, более-менее предметные, — и так автор создаёт иллюзию движения сюжета вперёд к финалу, который слитый и не обоснованный ни логикой, ни художественной задачей. Все три центральных персонажа обильно болтают, и их речь никак не различается. Я перечитывал рассказ около трёх раз: каждый раз не мог отличить Пашку от Егора — в моём сознании они сливались воедино в Мегазорда. В некоторых случаях автор не сумел выстроить диалог так, чтобы стало понятно, кто говорит: персонажи появлялись ниоткуда; имена приходилось узнавать не от автора, а из диалогов. Часто автор пытается избежать повтора имён, заменяя их описанием персонажа: дескать, говорит не Пашка, а конопатый мальчишка. Фишка в том, что нам до этого не рассказали, как выглядит он, — поэтому возникает путаница: кто конопатый-то?

Алексей обожает атрибуцию и вставляет её в любой диалог без системы и логики. Если Пашка орёт, то надо прямо указать это в тексте — иначе дебил-читатель не поймёт это из контекста. Самому себе такой подход нельзя назвать неправильным или ошибочным, но с этим текстом автор переборщил: почти каждый диалог — каждый! — он атрибутировал. Самое главное, что атрибуция остаётся белым шумом в тексте: она не помогает разобрать, кто есть кто. По-прежнему у меня складывается впечатление, что орали, говорили, пререкались три головы Змея Горыныча. Умельцы в подобных случаях пользуются раздачей речевых характеристик. Например, в их исполнении один из персонажей с трудом бы связывал слова между собой, тянул каждую фразу, а другой — матерился напропалую. Но самопровозглашённым редакторам известен такой трюк?

Для крошечного рассказа в шесть тысяч знаков косяков в тексте слишком много. Речь идёт, напомню, про человека, исправляющего ошибки за деньги.

"— Ребята, гляньте, что я нашел, — тонкая ладонь смахнула пыль со старой книги." - Ладонь самостоятельная какая. Отдельно от хозяина смахивает пыль. Еще и говорит сама.

"Три лица придвинулись ближе." - тоже отдельно от хозяев лица ходют.

“Фонарик метнулся обратно в могилку” – Лучше бы он метнулся за пивом. Я, кстати, не уверен что фонарику вообще дадут пиво...

"прошептал мальчишка, как весеннее поле, осыпанный веснушками" - его всего осыпало? Если да, то зачем уточнять такое? Обычно подразумевается, что веснушки на лице. Кстати, хочу увидеть поля с веснушками! Вот НКРЯ тоже такие не знает.

“…и письменами вроде “здесь был Вася” или “Настя+Таня=дружба навсегда”. - письмена, "редактор", это древние надписи по типу рун, правильно "надписи на стенах" или "народное граффити". Здесь тоже глаз замылился? Или это такое средство художественной выразительности?

Логические ошибки и сбитый фокал:

"Словно Пашка обнаружил самую обыкновенную книгу.

— Наследие некроманта, — прошептал мальчишка, как весеннее поле, осыпанный веснушками. — Открывай скорее!

Пашка неуверенно подцепил толстую обложку."

Пашка сам себе говорит открывать книгу быстрее или это другой персонаж? Они вообще появляются ниоткуда:

"— Моя мама говорит, что черная магия противна Господу. Нужно предать эту книгу огню.

Витька, я уже говорил, что твоя мама — безмозглая монашка, — отрезал конопатый мальчик. — Всем известно, что Бога не существует. В наше время только полные дураки верят в эту сказку.

— Никакая мама не монашка, — Витька надул губы. — Она просто работает в церковной лавке. И сам ты безмозглый!"

Конопатый мальчик - это Пашка? Почему не обозначено кто говорит первую фразу? Это нарушение фокала.

Лексические повторы:

"Черви свернулись обратно в буквы, СЛОВНО не было наваждения. СЛОВНО Пашка обнаружил самую обыкновенную книгу."

“Лопату решили УКРАСТЬ из храма. (…) Служители храма в это время отправлялись спать, так что УКРАСТЬ лопату было нетрудно.”

Логические ошибки:

"Вскоре чердак остался обрастать новыми слоями пыли, а мальчишки направились к руинам. От некогда богатого дома остались огрызки стен, испещренные граффити и письменами вроде “здесь был Вася” или “Настя+Таня=дружба навсегда”.

Именно там можно было узнать последние сплетни о том, что дружба не так уж долговечна, а Светка из третьего подъезда не совсем верна. Пашка не любил руины."

Пашка не любил руины из-за граффити? Или надписей? Почему мысль разбита на разные абзацы? Третье предложение про сплетни логически должно находиться в первом абзаце. А что Пашка не любил руины надо бы обосновать.

“Витька часто заходил к маме на работу и знал, где хранится ключ от каморки садовника.” – Каморка – это тесная комнатушка или чулан. Они обе должны находиться внутри храма. Пацаны пробрались в храм? Может они вскрыли сарай на улице?

Просто ошибки согласования:

“ Витька задерживал дыхание и делал редкий глубокий вдох.” – Надо прояснить контекст: персонажи тянут воняющий собачий труп, и потому Витька делал РЕДКИЕ И ГЛУБОКИЕ ВДОХИ.

“Старинный шрифт на обложке извивался в свете фонаря горстью дождевых червей.” – горсть извивалась, а не черви. И почему именно горсть червей, а не стакан?

На перечисленных ошибках все не заканчивается, в противном случае рецензия распухнет до неприличных размеров. Она и без этого вышла больше объёмом чем разбираемый текст.

По всем законам жанра здесь я обязан подытожить вышесказанное, но не буду, поскольку, как и вы, и сами поняли, рецензия эта не совсем стандартная. И, вопреки всем правилам, мне пришлось затрагивать личность автора. Я пошел на это с одной задачей: предупредить вас, возможных клиентов Алексея, чтобы вы не связывались с ним и тем более не давали ему денег. Безграмотность авторов позволяет вот таким субчикам мимикрировать годами, десятками лет строить из себя авторитетов и крутых специалистов. Люди обращаются к редакторам за помощью в устранении пробелов: их незнание и доверчивость открывают огромное поле для обмана, пускай и не сознательного, возможно, из лучших побуждений. Такие “специалисты” вредят больше, чем приносят пользы.

Алексей Нагацкий беспомощен как автор и как редактор и не способен исправить собственные промахи. А как можно править чужие ошибки, не видя своих косяков? Как можно рекомендовать художественные решения, если сам не умеешь выстраивать сюжеты? Благодаря, извините, своим soft skills — показным оптимизму, разговорчивости и пафосу — он успешно заговаривает зубы клиентам. В отзывах к его работе говорят, что он подмечает мелкие детали и ошибки. Увы, такого я не заметил: и в его “рецензии”, и в его текстах сквозит полная некомпетентность во всех областях.

К несчастью, это очевидно мне, человеку, потратившему годы на практику и обучение (и продолжающему учиться), остальные же, благодаря лакунам в знаниях, рискуют попасться в лично выстроенную ловушку самообмана.

Но все это — риторические вопросы.

Теперь я позволю закончить себе этот текст в манере Алексея и кое-что ему порекомендовать.

1. Вы не редактор. Вы занимаетесь профанацией, обманывая людей и прожирая их деньги взамен за халтуру.

2. Вы не автор. Прочитайте хоть одну книгу внимательно и попробуйте проанализировать прочитанное. Умение складывать из слов предложение — это маленькая часть литературы.

3. Не критикуйте. Вы, понятное дело, не критик. Чтобы критиковать других, надо знать хотя бы азы. Вы не можете выстроить сюжет как следует и не справились с фокальными персонажами, выдав на гора рассказ уровня совсем начинающего автора.

Преследователь загоняет свою жертву в тупик, поближе к горящей печке и нападает! Девчонка кричит… и просыпается. По всем канонам она должна была умереть и запоминать ее имя не было необходимости, но хитрожопый режиссер не только сэкономил на актерах, еще и обманул ожидания зрителя. Короче, в фильме героиня носит позывной “Тина”.  Далее мы узнаем, что ее родаки – редкостные обмудки: батю интересует только производство новых людей. Маманя быстро срывает маску заботы, вспомнив что скоро даст дочурке пинка под жопу, ибо взрослая давно. Тина рассматривает исполосованную ночнушку под комментарий матери тысячелетия: “Или ногти постриги или спи нормально!”.

Нас знакомят с кодлой Тины: Нэнси и юным Джонни Дэппом, косящим под ее парня. Тина делится с друзяшками деталями своего сна, рассказывает, что тот был до невероятности реалистичным. Мимо пробегает стильный хулюган (его погоняло здесь - “Род”), искрометно шутит про свой большой и толстый. Тина парирует: “зато скукоживается в мгновение!”, и Род делает вид, что не обиделся, бежит поплакаться в подушку. Тина предлагает остальным переночевать вместе, благо матушка свалила куда подальше.

На пижамной вечеринке выясняется, что всем троим снится один и тот же кошмар с бомжом в грязном свитере и такой же шляпе. Джонни Дэпп слышит звуки за окном. Выпятив впалую грудь вперед и раздавая угрозы во все стороны, он выходит во двор.  Попытка убедить кого-нибудь спариться с ним не удалась - из темноты вылетает Род. Джонни Дэпп тявкает на него для проформы, но на рожон не лезет: хулюган достает удлинитель члена в форме раскладного ножика. Род тащит Тину в мамину спальню, доказать - секс бывает больше минуты!  Позже хулюган косвенно подтвердит, что ему снились кошмары.

Тина слышит, как ее зовут по имени с улицы. Вместо того, чтобы растолкать хахаля, она прется вниз одна – уроки ОБЖ девка прогуливала. Из угла выпрыгивает знакомый бомж, - наречем его Хрустящим Пирожком, чтобы не путаться.  Повадками он напоминает продавца чебуреков в далекой таджикской провинции; дядька заманивает клиентку своеобразными фокусами: растягивает конечности на несколько метров, отхреначивает себе пальцы. В общем, делает все, чтобы клиент больше никогда не мешал спать на рабочем месте.

Камера переключается на Рода. Парень наблюдает как невидимый противник протаскивает подружку по стене на потолок и потрошит ее.  Род делает страшное лицо, орет и поступает как настоящий хулюган: сматывается через окно. Само собой, его стремятся набутылить. На следующий день дятел находит Нэнси и говорит, что невиновен, якобы в спальне был еще кто-то: он видел вторую фигуру под одеялом. Этот дебильный поступок выходит на руку бате-полицейскому Нэнси, втихаря присматривающему за дочуркой. Пацанчику одевают красивые браслетики на руки.

На уроке к доске вызывают школьника лет двадцати пяти. Уровень обучения невероятен: за два десятка годков, что этот придурок провел в школе, его так и не научили читать выразительно - он лепечет стишок, испуганно поглядывая на училку. От его блеяния Нэнси засыпает. Открыв зенки, она видит Тину, завернутую в прозрачный этиленовый пакет. Нэнси не смущает что подружка слегка напоминает труп, и ведется на провокацию Сами-Знаете-Кого. Она игнорирует машущую ей когтистой перчаткой дежурную по коридорам и мчится в бойлерную.

Подвальные помещения оказываются длинными и страшными. А Пирожок рад новому клиенту! После краткого преследования, Нэнси забегает в тупик, и обрадованный фанат солярия собирается насадить ее на свои шампуры. Вдруг он вспоминает про вежливость и представляется: Фредди! Нэнси сотрясает воздух криками и жмется к стене, неаккуратным движением обжигает руку об раскалённую трубу и просыпается. Девчонка со скрипом шевелит извилинами: ожог, мать вашу, реален.

В тюрячке, растерявший весь хулюганский лоск, Род докладывает, что никого не видел в момент убийства и выдает: ему снятся кошмары с бомжом-педофилом, тем самым, которого видела утром Нэнси.

Перед сном Нэнси принимает банные процедуры. После бессонных суток, ее размаривает в теплой водице. Из воды моментально выплывает перчатка с четырьмя острыми чебуреками. Доставить их по назначению - в желудок клиенту, - Пирожок не успевает, поскольку Нэнси просыпается. Впрочем, через секунду засыпает вновь – и он не оставляет попыток пополнить клиентскую базу, утопив девку в ванне.

Джонни Дэпп пролезает через окно в спальню Нэнси – убедиться, что с той все норм. Че он ей не позвонил, почему очнулся ночью, или не запросил официальный допуск по материнской инстанции? В целом, приперся он вовремя: Нэнси просит его об важной услуге. В следующем кадре она тащится по улице в пижаме, а в кустах сзади обретается Джонни Дэпп. Через тайные тропы волшебных полян она выходит к полицейскому участку и смотрит как Пирожок шевелит подгорелыми окороками в сторону камеры Рода. Нэнси с криками стучит по стеклу, привлекая его внимание. Пирожку торопиться некуда – Род никуда не денется – и он соглашается на пробежку.

Нэнси зовет Джонни Дэппа на помощь, но тот отошел пиписить. Со всей дури Нэнси несется к своему дому и тут мы видим, что Дэпп – сюрприз! –  развалился на стуле и пускает слюнки. Сон эротический, потому на призывы очнуться, он не реагирует. Нэнси везет: оглушительно трезвонит будильник, вырвав обоих из сна. Нэнси костерит дружка за глупость, между тем, зритель пытается понять, как работает показанное выше. Почему Дэпп не проснулся, когда подружка орала во сне? Каким образом проник в ее сон? Короче: неуклюжая обманка со стороны режиссера. Выражаем дружное: фи! – и следуем дальше.

Пирожок довершает начатое: Род присоединяется к его списку клиентов и жрет чебуреки на небесах. На похоронах Нэнси говорит родителям о кошмарах с Пирожком - новость сильно напрягает предков. Маман отправляет Нэнси полечиться на всякий пожарный. Врачи в клинике подключают героиню к оборудованию. Доктор строит из себя профессионала, показывает на непонятные циферки, роняет ничего не значащие термины. Профессионализм его испаряется, когда Нэнси начинает брыкаться в койке. Удивленные маман с доктором охают и ахают, найдя у нее седые локоны и свежие порезы на конечностях. Нэнси добивает присутствующих, вытащив из-под одеяла, невесть как оказавшуюся там широкополую шляпу. Деваха утверждает, что сорвала ее с головы нападавшего.

По пути домой Джонни Дэпп рассказывает, что надо встать спиной к монстру – этот прием лишит злое существо сил.  Вернувшись со школы, Нэнси видит, что окна дома зарешечены, а мамаша выдула первую бутылку вина и останавливаться на достигнутом не собирается. Разгорается скандал, и желая успокоить дочурку, маман рассказывает правду: бомжа звали Фредди Крюгером, много лет назад он расправился с двумя десятками малолеток. Менты его набутылили, но самый демократичный чуд в мире отпустил монстра в результате юридических коллизий. А родители занялись любимым американским занятием – устроили суд Линча, и сожгли маньяка в его хибаре. “Тебе нечего бояться. Я убила его!” – резюмирует мамаша и показывает спрятанную перчатку в подвале дома, но Нэнси это не успокаивает. Девка берет метафорические яйца в кулак и действует. Героиня берет за пуговицу Джонни Дэппу и предлагает следующий план: во сне она хватает Пирожка, и парень должен ее разбудить в этот момент, чтобы она вытащила маньяка в реальный мир.

Джонни Дэпп куксится, но идет на поводу у подружки – может полагая, что ему достанется ее “вареник” таким образом. Нэнси переодевается и бежит к нему, но – облом! Бухая мамаша закрыла все щели и выпускать из дому не собирается. Предки Джонни Дэппа навстречу ей тоже не идут, и Нэнси вырывает телефон вместе с проводом – что не мешает ему затрезвонить через секунду. Пирожок любезно предупреждает, что заглянул в гости к ее парню. Сам Джонни не изменил репутации похериста и пустил слюнку на кровати. Наш продавец чебуреков отточил мастерство за последнее время и не возится с клиентами долго: он утаскивает Джонни Дэппа в образовавшуюся в кровати дыру, из которой хлещет фонтан, нет, фонтанище крови! Реально, создается впечатление что Джонни не человек, а огромный кровавый мозоль, лопнувший от одного прикосновения.

Нэнси видит через окно прибывшего на место преступления охреневшего папашу, предлагает ему вместе поймать особо опасного чебуречника. Батя повторяет мантру всех взрослых: “Крюгер мертв!”, и рекомендует поспать. Героиня, насмотревшись “Одного дома” (и похер, что он вышел несколькими годами позже), выстраивает цепь ловушек, не заботясь что попасть в них может находящаяся рядом мамаша. Героиня читает молитву и закрывает зенки.

Нэнси спускается в подвал за перчаткой маньяка, но печь пустует. В углу появляется дверь в бойлерную. Героиня идет на жуткий смех и крики о помощи,  минует бесчисленное количество вентилей и лестниц, прежде чем найти окровавленные наушники бойфренда. Она посматривает на наручные часы и нервничает: время на исходе! Пирожок неподалеку готовит план отправки клиента в небесный ларек азиатской пищи. Начинаются очередные догонялки. Нэнси какого-то хрена прыгает с верхотуры и… фильм не заканчивается - героиня грохается прямо в кусты у своего дома.  Время уходит, да и бомжара не сокращает дистанцию и залетает вслед за ней в спальню. Пирожок хватает ее, валит на кровать… и орет будильник. Проснувшись, Нэнси подскакивает на кровати – она одна в комнате! Не получилось? Неужели она действительно сумасшедшая…?

Не успевает девушка как следует отрефлексировать, как выпрыгивает Пирожок. В реальном мире он потерял львиную долю крутости, перед нами всерьез встает вопрос: как он мог кого-то убить при жизни? Он же полностью беспомощен – топает как слон, не ориентируется в пространстве, попадает во все расставленные ловушки. Серьезно, встречи с Кевином Маккалистером Фредди не пережил бы.

В подвале, пока Пирожок соображал, где он вообще находится и как пройти в библиотеку, Нэнси обливает его горючим и возвращает бомжу его первоначальный хруст. Горящий Пирожок мчится наверх и запрыгивает в кровать к спящей матери – оба исчезают в голубом сиянии. Нэнси с прибежавшим на помощь отцом, делают вид что им не плевать на исчезновение мамки и супруги.

Зло, как известно, не исчезает само по себе. Едва героиня осталась одна, как Пирожок прорывает ткань матраца, в котором только что исчез, и обещает изничтожить неуступчивого клиента. Но Нэнси отрастила такие яйца что и слон позавидует: поняв, что монстр питается страхом, она встает к нему спиной и обещает вернуть мать. Пирожок в знак своего бессилия против феминизма, растворяется в воздухе.

Нэнси выходит в новый мир. Вслед за ней появляется исчезнувшая двумя минутами назад мамаша. Впрочем, подаются жирные намеки что на самом деле это сон и все обстоит не так радужно. А когда на кабриолете подгребают умершие друзья, то картинка становится совсем мрачной.

Со счастливой улыбкой мать машет, садящейся в машину к друзьям Нэнси. Кто сказал, что все закончится плохо?  Вы чертовски правы: под скандирование считалочки, машина самостоятельно гонит вперед, а Пирожок затаскивает мамашу обратно в дом.

КОНЕЦ, ЕПТА!

- Валить надо!

- Коля… Ты серьезно? – Алина захлопала от растерянности глазами. Она подошла к нему и положила ладонь на лоб. – У тебя нет температуры?

- Будет, если мы не выйдем с базы! – вспылил Кузнецов. Он достал мобильник - на экране высветилась фотография с перевернутыми столами и раскуроченными трупами. – Смотри!

Он с удовольствием наблюдал, как побелела жена.

-  Он сбежал! Охранники, суки, молчат, сказали делать то же самое и мне, иначе, типа последствия будут адские. Они заблокировали здание лаборатории, но он, походу, успел смыться и бродит здесь. Боятся теперь, что ускользнет с территории. Ой, дебилы тупые… Сама знаешь, на что он способен: всех замочит и не заметит.

- Как вы это допустили?! – взвизгнула Алина.

- Как-как? Жопой об косяк! Охрана из меня чуть душу не вынула, но я понятие не имею, что произошло.  – Кузнецов схватил ее сумочку, пробежался взглядом по содержимому. – У тебя есть пропуск с правом на выход в любое время, да? Если что, устроим скандал и нас пропустят. А если охрана врубит тревогу, то мы останемся наедине с монстром. Ты хочешь этого?

- Нет, но… А как же остальные?

- Какие на хер остальные? Нет времени о них думать. Я подписывался на исследования, а не на главную роль в ужастике. Ты идешь со мной?

- Я… Ну… Не зна… Может, его поймают?

- Как? Мы толком не знаем, на что он способен. Если он точно умеет перенимать знания убитых им – у нас проблемы. Допустим даже, поймают его. Но где содержать? Лаборатория всмятку разбита. Вояки на всем экономили, и вот – результат!

- Подожди, а ты как выжил? Ты же работаешь напрямую с клеткой?

Кузнецов скривился:

- Даня Шумилов хотел в отпуск на день раньше уйти, и мы с ним поменялись. Ушел он, блин…

Алина подтянула к себе клавиатуру и пробежалась по ней пальцами.

– Странно. Никаких сообщений. Полное молчание - ни о смертях, ни что заблокировали лабораторию.

Пропищали динамики на потолке и басовитый голос произнес:

“Говорит начальник охраны Василевский. Прошу персонал базы собраться в конференц-зале через полчаса для важного объявления по поводу проекта “Артист”. Явка обязательная для всех без исключения.”

- Мать вашу! Опоздали! – Кузнецов со злости ударил по столу. Алина успокаивающе положила ему ладонь на плечо.

- Есть запасной выход наружу, у меня есть доступ к нему. Выберемся как-нибудь, если ты так хочешь.

- На всех выходах солдаты стоят, нас не пропустят уже, – Кузнецов засунул руки в карманы, прошелся по кабинету. – С другой стороны, все равно помирать, хуже не будет.

- Думаешь, за воротами нам будут сильно рады, и не тормознут? – напомнила Алина.

- Там меньше шансов сдохнуть… Лучше так, чем никак.

Алина вернулась к компьютеру.

- Не придется нам подыхать. У меня есть доступ к главной базе, могу подделать разрешение директора. Скажем, он нас послал передать все данные срочно наверх.

Кузнецов почесал подбородок и кивнул: может прокатит. Он ходил из стороны в сторону, пока Алина колдовала над клавиатурой - принтер заработал ровно через три минуты. Кузнецов подхватил жену за локоть и потянул к двери.

- Нами займутся фээсбэшники, это как пить дать, ведь сам Солнцеликий следит за проектом! - рассуждал он. - Все-таки огромный успех: мы развили украденную у американцев технологию. Они годами стояли на месте, а мы нащупали нужное направление и создали новый тип биологического оружия, можем спокойно и тихо убивать неугодных политиков. Эта информация чрезвычайно важна для любого крупного государства. Нас наверняка будут караулить снаружи – на удачный исход надеяться особо не стоит. Хорошо, если обойдемся десятками допросов и нас засунут в самый пыльную дыру в Мухосранске. Очень сомневаюсь, что нами не заинтересуются еще и забугорные спецслужбы.

- Ну, не расстреляют же нас. Мы ничего криминального не собираемся делать! - Алина крепко схватила его за потную ладонь.

- Не расстреляют… Наверное. Мы слишком много знаем, и меня это волнует. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь. А это нам в будущем не светит…

- Оптимист ты, Коля… С чего ты вообще решил, что нам что-то угрожает? По-моему, из-за стресса ты все приукрашиваешь. Кроме нас, здесь работает еще сотня сотрудников, всех не перестреляют…

Кузнецов щелкнул зубами:

- Начальство поставят к стенке первыми – просрали проект, к большой войне ведь готовимся. Мы с тобой рыбешка поменьше, и еще пригодимся, но держать вообще всех будут на коротком поводке. Желательно смотаться куда-нибудь в деревню и не отсвечивать. Мы подписали себе приговор, сразу после согласия здесь участвовать.

Погода выбрала лучшее время, чтобы разогнать тучи и выпустить на свободу яркие солнечные лучи – блики отражались от вычищенных стекол и луж на асфальте. По всей территории сновали военные и взволнованные сотрудники в белых рубашках с надетыми поверх них черными халатами с маркировкой на спинах. Кузнецов выбирал самые малолюдные пути, но никто не обращал на них внимания: работники перешептывались, кидали друг на друга недоуменные взгляды и спешили в конференц-зал, расположенный в центральном здании. Один раз на них зыркнул проходящий мимо низенький охранник в полной амуниции, но тут же перевел взгляд на молодую сотрудницу с глубоким декольте.

“Внимание! – прогудели динамики, – Сбор заканчивается через пять минут. Пожалуйста, поторопитесь!”

У тяжелых металлических ворот, позвякивая оружием, маячили два солдата. Оба негромко переговаривались.

“Нашли труп в кладовке, говорят, башку ему как орех разбила эта тварь, на кусочки, сука, чтоб не узнали. Кто-то из ученых, кто с ним работал. Превратилась сучара в него, бродит здесь. Говорят, что может полностью копировать личность им убитых. Наши сейчас сверяют списки отсутствующих.”

Охранник у выхода встретил их тяжелым взглядом, стянул автомат с плеча. Его напарник последовал примеру.

- Вы должны быть в главном зале.

Алина с легкой улыбкой протянула ему бумагу. Солдат взял листок, прочитал и еще больше помрачнел.

- Нет подписи начальника охраны. Вам нужно его личное разрешение.

- Блин, как вы не заметили подпись! – Кузнецов подошел к нему почти впритык. – Смотрите, она здесь!

Следующее его движение нельзя было разглядеть человеческим глазом: вырвавшиеся из пальцев лезвия пронзили незащищенное горло солдата – охранник захрипел и упал навзничь. Пока второй солдат переваривал произошедшее, Кузнецов подскочил к нему и нанес мощный удар в грудь, отчего тот отлетел на метр. Солдат, лежа на спине, выпустил короткую очередь – но поздно. Кузнецов отпрыгнул в сторону, потом метнулся вперед: доля секунды – и сопровождаемая фонтанчиками крови голова солдата отделилась от тела и полетела прочь. Кузнецов посмотрел на остолбеневшую Алину – его зрачки изменили форму. Он покачал головой.

- Тихо выйти не получилось. Тащи свою задницу сюда, доставай пропуск. Твой бывший жалел, что тебя потерял, но я исправлюсь: мы с тобой будем до самого конца. Сдохнем тоже вместе.

С Вадиком она познакомилась в школе, когда подошла стрельнуть сигарету у кучки пацанов в углу за лестницей. Тогда он не произвел на нее особого впечатления – да, высокий, широкоплечий, но не разглядела она в нем какого-то стержня. Показался он ей слишком мягким, податливым, идущим у всех на поводу. Но в упрямстве ему было не отказать: ее сердца Вадик добивался долго и настойчиво. Прилипчивый и надоедливый, он следовал за ней повсюду: сначала вслед за ней пошел в летное училище, а потом – работать в одно космическое агентство.

Много лет они проработали вместе: она - помощником капитана, а он – штурманом. Все это время она считала Вадиком своим придатком – есть и есть, не мешается под ногами – и хорошо, иногда даже пользу приносит. Трахался он, во всяком случае, как бог.

Все изменилось, когда ее назначили капитаном “Медузы”, в экипаже которого, согласно судовой роли, имелось три должности.  Кроме Вадика, в ее подчинении оказалась молоденькая Юлечка. Едва увидев ее, Вадик переменился в лице: глазки масляно заблестели, подбородок хищно заострился, уголки губ задергались. Марина наблюдала, как он квохтал и прыгал вокруг новенькой, и в груди у нее угнездилось непривычное чувство. Какое именно – ревность, ненависть, – она не смогла бы ответить и сейчас.

- Я стала следить за тобой, и узнала много интересного. Не такой уж ты оказался и лапоть. Слышала и твои рассказы, как ты “случайно падал членом в проституток”, - Марина стряхнула сигаретный пепел на металлический пол. - Рассказали, как ты забегал в юротдел за консультацией к той девице с огромной грудью. А я и подумать не могла, что ты такой хитрожопый. Ты всегда продумывал заранее, что мне сказать. Столько лет, столько лет…

По полу пробежала легкая вибрация, загудело что-то за отделяющей отсек перегородкой. Послышались невнятные звуки, похожие то ли на удары по стене, то ли на крики, то ли на все вместе разом. Марина продолжила:

- Не стерпела я, когда узнала, что ты залетел в койку к нашей любимой Юлечке. Зеленка… Ты за зеленые глаза называл ее Зеленкой… Нашел себе новую путеводную звезду. Вдвоем вы врали мне. Так почему я должна была простить ее? Очень удобно, что вы вместе пили чай - упростили мне задачу.

В иллюминаторе проскользнула маленькая женская фигура в сером комбинезоне. Скрючившись в агонии, она показалась буквально на секунду, после чего ее поглотила космическая пустота. Вторая фигура, мужская, задержалась чуть дольше. Марина пожалела, что с того, где она находилась, невозможно было разглядеть лицо Вадика, насладиться его заслуженными страданиями. Прижав руки к груди, а ноги – к животу, он парил еще несколько секунд в невесомости, пока его не скрыл за собой один из отсеков корабля.

Марина бросила окурок. Несчастный случай по причине нарушения требований безопасности при технических работах – такое случается нередко. Агентство не заинтересовано в скандалах: они тихо выплатят компенсации родственникам, дадут на лапу чиновникам, чтобы замять дело, а ее уволят.

- Ты однажды сказал, что хочешь посмотреть на звезды вблизи. Отправляйся прямо к ним, надеюсь, что тебе понравится увиденное.

Марина достала очередную сигарету и победно улыбнулась: для нее началась новая жизнь.

- Блин, я честно. Мне один знакомый это рассказал! – Валек состроил обиженное лицо. Он с опаской посмотрел на открытую подвальную дверь, потом перевел взгляд на Костика. Может реально не врал?

- Отлично. Сам не видел, но левому чуваку поверил. Из какого он класса - первого?

Костик стянул рюкзак с плеч, и держа его в одной руке, приблизился к подвальным ступеням - из дверной щели шибануло кошачьей мочой.

- Хочешь проверить, познакомиться с Сатаной? – Костик сделал пригласительный жест. Валек отшатнулся, щеки у него побледнели и он замотал круглой башкой.

- Неа!

- Зассал?

- Ни фига, просто нахер мне переть туда?

- Я залезу туда, и, если не найду Сатану, то ты – пиздабол. Окей?

- Так это не мои слова!

- Никто не тебя за язык не тянул. Идти со мной не хочешь – значит веришь в сказанное, – оскалился Костик. Тащиться в подвал не хотелось, ничего нового внутри не найдется: трубы, заржавевшие железяки, высохшие трупики кошек. Двигало им только желание прижать кореша. Благодаря книгам он представлял принципы появления фольклора с различными страшными байками и считал своим долгом разоблачить это мракобесие. Заодно будет приятно ущемить дружка – чтобы приструнил фантазию в будущем.  Небось еще поймет, что в мире все подчинено железной логике и причинно-следственным связям. Не зря физик в школе повторял через урок: ‘Ничего не происходит случайно!”.

- Сюда бомж бухать ходит. И его за демона приняли ночью! Башкой думай, дебил, – с важным видом добавил Костик, и легонько постучал кулаком по лбу: - Наука, дятел тупой! Нет ничего необъяснимого.

- Есть, мне бабушка говорила! – надулся Валек и пнул в сторону камешек с острым краем.

- Давай, готовься отвечать за слова! – выпрямился Костик и спустился по щербатой лестнице вниз. Дверь оказалась теплой, шероховатой и сухой на ощупь. Толстенный слой штукатурки на подвальных стенах потрескался и обвалился местами, ряды труб змеились на потолке и убегали в глубину помещений. В уши врезался негромкий, но протяжный и навязчивый гул: большая штука, наверняка бойлер, дребезжала в глубине. Костик оглянулся: отсюда казалось, что солнечный свет снаружи поблек и посерел. Сложилось впечатление, что он переступил границу, ведущую в другой мир – далекий и страшный.

- Не уходи, подожди меня с Сатаной! – Костик вложил в голос больше радостных ноток, но ответа не дождался. Валек смылся? Ему же хуже, будет повод подколоть лишний раз. Костик положил рюкзак на самый чистый участок пола. Строители разделили подвал на параллельные друг другу участки, проходами служили узкие квадратные проемы в перегородках между секциями. Костик стряхнул налипший к ботинкам снег и скользнул в ближайшую к нему освещенную секцию - тело в мгновение окутало теплом. Он расстегнул куртку и распихал шапку с перчатками по карманам.

- Эй, Сатана! Пивас будешь! – крикнул Костик как можно громче, голос его эхом отразился от стен и прокатился по всем помещениям. Сатана не ответил, ему было некогда: валялся в грязищи, вырубившись в углу или протирал зенки, соображая, стоит валить сразу или подождать минутку? Костик пожалел, что не заставил Валька пойти с собой – свидетель не помешал бы.

Вентиляционные окна забили досками и света они пропускали чуть. За следующим проемом колыхался синевато-черный мрак и слабый фонарик на телефоне не мог его толком развеять. Костик разглядел очередной ряд труб и разочаровался: ни бомжей, ни собак, ничего что можно принять за монстра. Он вступил во тьму, решив, что обойдет следующий участок и повернет обратно. К вони кошачьей мочи примешались ароматы гнилой картошки.

Костик подался вперед и правой ногой наступил во что-то мягкое и плотное. Он опустил фонарик и присмотрелся: нет, не говно. Изгвазданные в грязи и пыли розовые лосины - детские, небольшого размера. Отшвырнув их носком ботинка в угол, Костик перебрался в другую секцию. Раздалось лёгкое ритмичное постукивание, напоминающее клацанье зубов или постукивание камнем об камень.

Клац. Цок. Клац. Цок.

Звук этот раздражал слух и действовал на нервы. Краем глаза Костик уловил движение в углу. Он повернулся: из глубин сознания вырвались чувства превосходства и собственной значимости. Лежащий мужчина подогнул одну ногу под себя и выпрямил другую. Пальцами он мял прижатую к груди детскую кофточку. Для зимы оделся он не слишком тепло – в тонкую осеннюю куртку и джинсы без начеса, слегка спасали положение разве ботинки на высокой подошве.  Все – слишком чистенькое для бомжа, и, даже подбородок у дядьки оказался свежевыбрит. Впрочем, ему не мешало посетить душ.

Незнакомец широко раскрывал рот и с силой его закрывал. Пустые глаза мужчины остановились на лице Костика, он зашевелился и провел грязными пальцами по губам. Психопат, понял Костик. В двух кварталах отсюда располагался психдиспансер: дядька смотался из палаты и прячется здесь.

- Вали мелкий, опасно тебе здесь тусоваться. – псих провел ладонью по грязной щеке.

- Крысы покусают? – поинтересовался Костик. В обычной ситуации он не рискнул бы хамить, но всколыхнувшийся адреналин в крови вскружил голову. Мужик не выглядел опасным: длинные, худые ноги, прямоугольное лицо с близко посаженными глазами, впалая грудь, разлохматившиеся, длинные волосы. Он мог, конечно, вынуть нож из-за пазухи или подхватить тяжелый прут, но Костик не сомневался, что успеет шмыгнуть к выходу.

- Она спит сейчас. Смотри, не разбуди, - мотнул нестриженной башкой псих. – Сбежала сука, но я ее запер на время.

- Кого это?

Псих махнул кофточкой.

- Я заснул, а тварюга сбежала. Девчонку сожрала! Старый стал, не могу ее охранять как раньше.

-  Старый, еще и крыша поехала! – окончательно осмелел Костик. Псих шмыгнул и кивнул:

- Да, мелкий, крыша у меня поехала основательно.

Костик с трудом сдерживал смех. Будет что рассказать в школе.

- А как ты здесь оказался?

- Доча, дочурка… Была плохой…

Низким, тихим голосом псих забормотал что-то вроде: нет-нет-нет. Приподнялся, подогнул вторую ногу. Перебирая жилистыми пальцами пуговки на кофточке, вымолвил:

- Моя девочка сбежала. Шлялась где попало, я ее запер. Уходи, она не будет с тобой играть.

- Ага, пойду в тетрадке запишу! – Костик решил, что хватит зрелищ на сегодня. Поворачиваться спиной к нему не хотелось, и не выпуская психа из поля зрения, он шагнул назад. Мужик, потеряв к нему интерес, уставился в потолок – как он видел в потемках, оставалось загадкой. Костик достиг проема и забрался в соседнюю секцию. Свет фонарика скользнул по груде сваленных друг на друга ржавых труб на пути. Подожди…  Раньше их не было… Перепутал, блин, секции?!  За спиной раздались причитания, постепенно переходившие в завывания: заснулзаснул! Просралвсевсе! Простипростипрости!

Костика передернуло, храбрость улетучилась в мгновение, а ноги сделались ватными. Что внушило ему такой резкий страх – дикие крики психа или общая ненормальность ситуации? Возвращаться не хотелось в любом случае. Костик скользнул в очередной проем и взял курс вправо. Быстрым шагом пересек несколько одинаковых секций и встал на месте, почесывая вспотевший затылок: его окружала только недружелюбная темнота, пропали даже вентиляционные оконца с их скудным светом, хотя он двигался приблизительно в том же направлении что и раньше. Подвал неожиданно превратился в запутанный лабиринт. Свет фонарика потускнел: батарейка телефона грозила скоро сдохнуть. Нервы у Костика натянулись как струны: не хватало, мать вашу, приключений! Новая секция оказалась длиннее товарок – она тянулась и тянулась вдаль. Костик пнул железку и ругнулся.

- Ты пришел за мной? Отсюда выпустишь?

Голос – печальный и потерянный - прозвучал совсем рядом, будто бы из-за плеча.

- Сука! – от неожиданности Костик отпрянул в сторону и больно ударился локтем об край трубы. Телефон выскочил из руки, раздались треск и жалобный писк – и Костика обволок полумрак. Перед глазами заиграли белые всполохи – яркие огоньки бегали по черному полотну, дразнили и дарили слабую надежду разглядеть хоть что-то.

- Не шуми так. Он может прийти! – продолжил тот же высокий, девчачий голос.

- Ты где? - Костик представил внешность своей собеседницы, но в голову пришел образ титульной актрисы из древнего сериала “Пеппи - Длинный Чулок”.

- Козлина запер меня здесь.

Кости пошел на звук и уткнулся лбом во что-то гладкое и холодное. Железная дверь. Он заводил пальцами, ощупывая поверхность в поисках ручки. Ему показалось, что на металле начертали символы – полукружия и треугольники, причем вырезали их подручными средствами типа ножа, и, очень вероятно, в полной темноте.

- Ты не откроешь ее, лучше уходи, пока он не вернулся. Он убил остальных девчонок и говорит, что это я сделала!

- Кто вернулся? – Костик ощущал в этот момент себя полным идиотом. В голове все перемешалось и встало вверх тормашками. – Тот дядька? Он безобидный вроде.

- Ты видел его? Сможешь вытащить меня отсюда, я не такая плохая, как он говорит!

- Сейчас тебя выпущу!

Костику показалось, что он различил дверь в мраке, особенно четко виднелось зияющее отверстие на месте дверной ручки. Неожиданно твердым и уверенным шагом, он приблизился к двери. И, практически не сознавая что делает, кончиками пальцев нащупал край отверстия и с силой потянул дверь на себя - громкий скрип ударил по ушам. Он заморгал, когда бледный уличный свет ослепил привыкшие к мраку глаза. В углу глухо рокотали толстые трубы, от щелястой внешней стены явственно дохнуло холодом. Помещение неплохо освещалось вентиляционным окном, это смутило Костика: что мешало докричаться до людей снаружи? Костик осмотрелся и смутился еще больше: ничего не понимаю, что происходит?

- Эй?! Ты где?

Секция пустовала, он не заметил ни одного намека на присутствие живого существа – какие там маленькие девочки, крысу найти бы! Он с минуту переминался с ноги на ногу, убеждая себя, что события последнего получаса ему не пригрезились. По кромке сознания скользнула интересная мысль: а почему девчонка – пусть невидимая - сама не выбралась? Дверь-то открывалась легко!

- Какого…?! Сука, блядь! – Не выдержал Костик. Он часто слышал, что ругательства помогают стравить негатив и специально вложил как можно больше эмоций в крик. Помогло – на место злобы пришли усталость и желание завернуться в одеяло. Костик засунул руки в карманы куртки, и внимание его привлек стул в углу –  с потрепанной матерчатой тканью на сиденье и погнутой ножкой. На нем высился дешевый дипломат из темного пластика.

“Внутри спряталась что ли?” – с этой мыслью Костик подошел к нему. Он сознавал, что девка нашлась бы внутри чемодана только частями, но двигало им желание убедиться: все услышанное не сон. Чемодан оставался последним и единственным доказательством существования девчонки. По пальцам ударила вибрация, едва щёлкнул первый замок, более того – Костику показалось, что чемодан вздрогнул. Второй щелчок – и новая, мощная волна вибрации стремглав промчалась по коже, остановившись в районе локтя.

В мистику Костик никогда не верил, но в этот момент его мировоззрение пошатнулось: может сверхъестественное существует? Он сделал осторожный шажок назад – пускай содержимое останется тайной, - и развернулся к двери. Темнота мгновенно приняла его в свои нежные объятья. Он хотел пошарить в поисках мобильника в надежде, что тот еще работает, но помешал стук ботинок.

- Онаврет. Всеврет. Нехорошо! – Псих с трудом протискивался через проем. Костик различал его неловкие движения за тонкой вуалью полумрака. –  Заманила, обманула длинными коридорами!

Костик вжался спиной в стену и задержал дыхание. Псих вновь зашуршал курткой.

- Выпустил один раз уже. Натворила кучу всего.

Псих затопал, приближаясь к Костику.

- Пошли, отведу тебя к мамке. Не верь ей, обманет. Других обманула и тебя обманет. Я не отдам тебя ей.

Вместо ответа Костик прижался к стене и задержал дыхание. Парень не видел движений психа, но интуитивно понял, что тот раскинул руки в стороны – помещение было узким, и, таким образом нащупать его в темноте станет нетрудно. Костик присел, обхватив колени руками и сжав голову в плечи. По запаху прелого пота и тяжелому дыханию, он понял, что псих остановился рядом. Разделяло их сантиметров тридцать, не больше. Шаги отдалились. Костик втянул в легкие большую порцию теплого воздуха, и подскочил. Он напряг ноги и, наметив направление, со всей дури врезался в спину психа. Костик предполагал, что ему удастся свалить мужика с ног, - отчасти это удалось: псих охнул от неожиданности и пошатнулся, но не упал. Костик развернулся всем телом на одной на ноге, и от резкого движения перед глазами забегали белые всполохи. Несколько секунд он определял направление бега. Слишком долго…  Шершавые пальцы схватили его за ворот свитера. Крякнув, псих рванул его на себя и, потеряв равновесие, Костик упал в его объятия. Нечаянно прикоснувшись лицом к куртке маньяка, он вдохнул убойную смесь из водки, таблеток и застарелого пота. Этот аромат щекотал ноздри и молотом обрушивался на сознание. Продолжая держать его одной рукой за шиворот, мужик перехватил его предплечье свободной конечностью. Костик инстинктивно задергался и обдал противника матом, но тщедушный с виду дядька без особых усилий удерживал его на месте.

- Пошли со мной! – рявкнул псих. Костик завертелся как бешеный, смачно саданул локтем психа в бок, скользнул пяткой по его ноге. Псих сопел, но не обращалась никого внимания на боль. Ткань свитера на спине Костика натянулась, затрещала – еще пару секунд и лопнет. Вдруг псих громко и тяжело выдохнул, хватка его ослабла.

-  Мелкий, близко… Осторожно… - шепнул он. От притока адреналина Костик сам не заметил, как вырвался из его рук, шмыгнул в проем и разместился в мокром уголке. Из носа предательски потекло и он захлюпал: псих, впрочем, не торопился бежать на звук. Он шарил в мраке и не переставая бубнил мешанину из русских, чешских, и еще каких-то слов. Аккуратно, на карачках Костик поплелся вперед: неважно куда, главное подальше.

- Не сбежишь, она заперла тебя здесь со мной! – ни с того, ни сего прогорланил псих. Он голосил еще что-то, но Костик не запомнил, что именно. Ползком он преодолел одну секцию и следующую за ней. Нащупал ворох мягкой ткани и уселся поверх нее. Костику показалось что это была детская одежда: штаны, юбки, кофточки, рубашки небольших размеров.

- Хочешь со мной? Сбежим отсюда! Иди ко мне сюда. Я близко! – знакомый девчачий голос прозвучал словно с потолка. Говорила девчонка громко, не боясь привлечь внимание психа. Костик плотнее прижался к стене.

- Нет, - очень тихо ответил он.

- Я знаю отсюда выход. Тут немного пройти надо!

- Нет!

- Не пойдешь со мной, то он тебя найдет!

- Ты где вообще? – Костик замотал головой в поисках источника голоса.  Девчонка будто бы находилась везде и сразу. Полностью дезориентированный, он не смог сообразить где она точно пряталась.

- Я? Ну…  - задумалась девчонка. – Рядом я. Рядом.

- А показаться слабо?

- Я справа от тебя.

Костик посмотрел в нужную сторону: ничего, кроме набившей оскомину смолистой темноты. Где на самом деле эта сучка?

- Вы же знакомы? – кинул он пробный камень. За его спиной раздалось мерзкое шуршание и тут же затихло. – Виделись раньше?

- С ним? – протянула девчонка, - Видела его пару раз до этого. Никогда мне не нравился.

- А зачем он убивает детей?

- А ты смешной! Не ищи логики в его действиях, крыша у него поехала много столетий назад. Глупо искать логику в этом мире – нет ее! Хочет – убивает, не хочет – не убивает. Все просто!

- Так сколько тебе лет? – Костик устал сидеть на карачках, а ноги начали неметь.

- Неприлично спрашивать такое у женщины, мама тебе говорила?  Ты пойдешь со мной на выход?

- Хрен тебе, со своим корешем пойдешь! - не выдержал Костик. Он поднялся и сделал пару шагов вперед, но ледяные руки обхватили его лодыжки и сжали так, что затрещали кости. Костик закричал от боли и неожиданности, но вместо крика из горла вырвалось невнятное кряхтение. Сердце запульсировало, пустилось вскачь, норовя вырваться из груди. В висках застучали тысячи молоточков от резкого прилива крови.

Сумрак вырвался из глубин подвала, облепив стены сотканным из темных нитей и непроглядной ночи угольно-черным покрывалом. Костик почуял чужое присутствие за правым плечом. Он не видел существа, но ощущал: что-то очень твердое и холодное как бетон спряталось за его спиной. Существо превосходило его размерами раза в три, и, похоже, было такого роста, что не помещалось в небольшом помещении – костистое и шипастое – оно подбирало под себя многочисленные длинные конечности. Его змееподобное тело беспрестанно сужалось и расширялось.

- С тобой скучно играть, хотя было интереснее чем с остальными. Они только вопили! Да, парень, спасибо что выпустил. Мне там было очень тесно!  – девчачий голос полнился глумливыми нотками. Костик закрыл глаза, ничего не ответив. Ледяные лапы стиснули его шею и грудь, и Костик, открыв широко рот, выпустил остатки воздуха из легких. Ноги потеряли опору. Голова закружилась, и он окончательно потерял ориентацию в пространстве, - остались только холодные объятия с жуткой темнотой. И хихиканье. Девчачье хихиканье. Легкие сжимались в поисках капельки кислорода, и Костику больше всего хотелось, чтобы все закончилось быстрее. Когда уже придет сучья смерть, почему она приходит только когда ее совсем не ждешь? Он почувствовал, как сначала онемели пальцы ног, онемение быстро пробиралось вперед, преодолело колени, перенеслось на бедра и ягодицы. “Понятно - конец наступит, когда оно доберется до сердца.” -  с облегчением подумал Костик. Когда он перестал чувствовать кожу чуть выше пупка, раздался жесткий голос психа.

- Брось мелкого!

Тьма всколыхнулась, отпрянула назад – и в глотку проник затхлый подвальный воздух. Костик закашлялся и положил руку на живот. Слабость и онемение никуда не исчезли, но толика облегчения посетила его. Костик повернул голову – тьма не помешала ему разглядеть фигуру психа, тот изменился: вырос в плечах, вытянулся и больше не напоминал хлюпика.

- Папочка пришел! – радостно взвизгнуло существо. – А куда делась мама?!

Псих сделал несколько четких шагов - шум его ботинок на крепкой подошве отдавался эхом от стен.

- Забыла? Она мучилась долго, очень долго…! - после короткой заминки проговорил псих.

- Я плохая девочка! – засмеялось существо. – Ты же знаешь, что это было предначертано еще до моего рождения? Вообще все!

- Отпусти малого, - повторил псих, - и возвращайся назад.

- Нет, папочка, сначала я хочу погулять! Помнишь, что случилось, когда ты не дал мне этого сделать? – прошипело существо.

Псих в ответ только покачал головой. Костик не понял, что произошло дальше. В уши ему ударил страшный гул, его закачало, затрясло в воздухе, потом последовал сильный удар затылком обо что-то твердое и холодное. Между тем, борьба началась: никто не махал руками или ногами как в боевиках, не подхватывал оружие и несся со всей дури на врага. Псих стоял на месте: сражение происходило в иных слоях реальности, далеко отсюда – дикое, необузданное и крайне жестокое. Противники и атаковали изо всех сил, нанося друг другу неисчислимое количество ран. Невидимая кровь фонтанами хлестала из невидимых же порезов. И, похоже, псих побеждал. Отзвуки этой незримой драки доходили и до Костика – они терзали сознание, оставляли шрамы на его поверхности. Он не видел – чувствовал, - как размахивал сияющим мечом из вороненной стали псих, как теснил существо мощными рубящими ударами в угол. Тварь ощерилась ядовитыми шипами и неуклюжими движениями пыталась заключить его в свои смертельные объятья. В один момент ей удалось располосовать жуткой лапищей спину психу. Питаемый холодной злобой безумец слизал кровь с пальцев и бросился в новую – более яростную – атаку. Все смешалось вместе: кровь, крики боли, едкая гарь, невидимые фрагменты плоти и пучина черных нитей. Сжав до крови губы, Костик терпел: ноги не слушались, в глотке надолго поселились соленый привкус и горечь. Он не заметил, как все закончилось. Воздух разом потерял объём, тени попрятались по углам, а на правый глаз упал лучик солнечного света.

- Ты помираешь, мелкий, - в голосе психа не слышалось вопросительных интонаций. – тебя не успеют довести до больницы – умрешь в пути.

- И пусть… - Костик понял: ему все равно. – Где она?

- Вернул ее обратно в клетку.

- Она снова выберется?

Псих утвердительно качнул головой.

- Обязательно. Не знаю когда, но обязательно. Я не могу больше держать вечно.

- Кем предначертано? – Отец Костика регулярно пытался угадать ход разных политических событий, освещаемых по телевизору, но ни разу не попал. Да и все предзнаменования – не более чем удачные догадки, которым позднее придали значение. Псих присел, расстегнул его куртку до конца, провел пальцами по мокрым пятнам на свитере.

- Не знаю. Этого никто не знает. Мы просто играем выбранные нам свыше роли: она – пленник, а я – страж. И ты не просто так появился здесь. Скажи: ты хочешь жить?

Костик не знал точного ответа: наверное, да. А быть может и нет.

- Неважно, - буркнул псих, - Это все было предначертано.

Быстрыми движениями он скинул куртку и рубашку. На груди его зияла огромная рана с обугленной плотью по краям. Псих опустил голову и сначала коснулся ее, потом, резко выдохнув, запустил в нее ладонь целиком и дернул. Перед взглядом Костика бегали круги, но он все равно различил что тот держал в руке сердце – среднего размера, оно не билось. Псих впился в него зубами и резким движением оторвал кусочек.

- Ешь! – велел он. Костик не успел ничего ответить, как крепкие пальцы засунули ему рот пахнущее засохшей кровью мясо. Псих отгрызал кусок за кусочком и проталкивал ему в глотку, некоторые Костик прожевывал, но большую часть с трудом проглатывал. Постепенно туман в сознании прояснялся, а боль улетучивалась.

- Я расскажу все что узнал о нашем мире, сынок! – Псих вдруг ласково погладил его по нестриженной шевелюре.

***

Семеныч не любил этот подвал. Нет, это было слабо сказано: он всей душой ненавидел этот подвал. Все началось еще двенадцать лет назад, когда он нашел внутри два трупа: девчонки лет четырнадцати и сорокалетнего мужика. Шизик притащил сюда девку и застрелил ее, потом сам пустил себе пулю, причем не в лоб, а в грудь, прострелив себе сердце. Менты долго чесали репы к чему были все эти сложности: не проще ли сразу прострелить черепушку? Да и нафига тащить жертву в подвал, ведь можно было все провернуть в лесополосе рядом? А в прошлом году участковый шепнул, что личности мужика с девчонкой так и не установили, но это только полбеды: их трупы исчезли из морга. Санитары занесли их в “грязную зону”, а через пять минут тел как не бывало!

Самое интересное случилось через пару недель после обнаружения трупов: Семеныч полез в подвал, снять данные счетчиков и заблудился в нем! В один момент помещение превратилось в сраный лабиринт без выхода. Он бы еще год плутал в нем, если бы его не вывел на улицу хренов застрелившийся мужик! Подробности их встречи он старался не вспоминать, а охватившие его тогда чувства – как не лыжи не откинул сразу? – запрятал подальше, в самые черные глубины сознания. Мертвец не замолкал, болтал как шизофреник. Семеныч запомнил каждое его слово: все что мы воспринимаем мозгами – фикция, вселенский обман. Логика – это иллюзия; на самом деле мир хаотичен и бессвязен, и только люди, боясь сойти с ума, пытаются этот хаос упорядочить. Разумеется, это у них не получается: хаос не подчиняется людским законам. Он просто существует. Попробуешь разобраться – угодишь в психушку, в самую дальнюю и забытую палату, куда санитары боятся ходить. Мы в этом мире лишь приглашенные актеры – пришли, сыграли свои роли и ушли, а кто-то живет в нем тысячелетиями. Существует по своим, неведомым людям, правилам и законам. И иногда – то ли в шутку, то ли по прихоти – жители хаоса пускают живых в свой мир.

К счастью, эта встреча была единственной, напоминали о существовании призрака только жалобы жильцов на странные звуки из подвала. Ходили слухи что в нем пропадали дети, но подтверждения им не нашлось – однако Семеныч частенько находил внутри груды новой детской одежды. Какую-то он выкидывал в помойку, а какую-то не трогал вовсе – валяется и фиг с ней, не мешает.

Семеныч протопал по хрустящему снегу и воззрился на дверь: какого хрена лысого она открыта?! В груди зашевелилось нехорошее чувство – сковывающее душу и не сулящее ничего хорошего. Что-то подобное он испытывал перед тем, как найти трупы мужика с девахой. Он влетел внутрь, пробежался глазами по сторонам: невысокая, угловатая фигурка стояла в углу – школьник с рюкзаком за спиной. Пацан протянул ему большой дверной замок:

- Поставьте его. Его сможете открыть только вы. Никого нельзя сюда впускать.

Семеныч открыл рот от удивления. Обычный мальчишка – волнистая челка на лбу, карие глаза, зеленая куртка с черными полосами, синие джинсы. Только его глаза… Такой взгляд не мог принадлежать подростку.

- А ты откуда взялся? Вали, давай, отсюда! – Семеныч не решился далеко уходить от порога. Прежде чем скрыться в подвальных тенях, пацан мотнул башкой и ответил:

- Сделайте как я сказал. Я заменил его и никогда не выпущу ее отсюда. Никогда…

Единственный способ уйти от проблем - заснуть. Лешка подложил под спину ещё одну картонку. Спать не хотелось ни капли, в голову полезли разные мысли. В памяти проскользнул  туманный образ матери. Но как бы Лешка ни напрягался, вспомнить в деталях мамино лицо не смог.  В мозгу отпечатались только глаза цвета крыжовника и нежный голос. Больше всего на свете он мечтал, что мама вернётся и заберёт его с собой, и вместе они отправятся  к папе. Представлял, как суровое лицо отца засияет от радости, тонкие губы растянутся в улыбке. Как они будут обниматься и смеяться. И все будет хорошо - как раньше.

Лешка как мог, пытался выяснить, куда подевалась мама. Может, она потерялась на улице, заболела и попала в больницу? Но все его расспросы взрослые игнорировали: дед хмурился, а когда на его лбу залегала глубокая складка,  Лешка понимал, что лучше ретироваться. Бабка делала вид, что не слышит его, а отец в свои редкие визиты отделывался фразами вроде: “Ушла за хлебом, скоро вернётся”.  

Лешке хотелось, чтобы мама спустилась по лестнице и прижала его к груди. Но дверь, конечно,  никто не открывал, и не слышно было ничьих шагов, отчего на душе становилось горше и обидней. Лешка расслабился, прикрыл глаза, отгоняя навязчивые мысли. Почти задремал, но сверху раздался грохот – кто-то уронил что-то тяжелое на пол. Удар был такой силы, что завибрировали стены подвала. Значило это одно: дед проснулся и искал чем похмелиться. Лешка надеялся, что старый алкаш не вспомнит про внука. Он потрогал большой зарубцевавшийся ожог на левой руке: пьяный дед  держал на коже зажжённую зажигалку до тех пор, пока Лешка не вырвался из его хватки. Кожа на месте ожога почернела – пламя добралось до мяса - и облупилась по краям.

Свет загоревшейся лампочки на несколько секунд ослепил Лешку.  Мальчишка запаниковал.  Пожалел, что не может превратиться в мышь, как в своих фантазиях. Оставалось надеяться, что сумеет проскочить мимо и сбежать, как давно мечтал. Заскрипел отпираемый замок. Тяжелые шаги гулко отдавались  от стен подвала.

- Где ты, сученыш хренов?! – проревел дед. Он встал так, что его туша  заслонила выход к лестнице. Злые голубые глазки уставились на Лешку,  прижавшегося к стене.  Дед почесал массивный подбородок, и встал, молча буравя Лешку отупевшим взглядом.

- А ну, иди сюда! – крикнул дед. Схватил с полки поллитровую банку с огурцами и запустил в Лешку. Тот от неожиданности матюгнулся и присел, инстинктивно закрыв лицо. Банка пролетела справа от его головы и врезалась в стену. Лешкину спину обдало пахучей жидкостью, а по темечку больно тюкнул большой осколок. От страха горло перехватила судорога.

- Ты еще материшься, говно собачье? – гаркнул дед. Размахнулся и ударил ногой. Пинок угодил Лешке в плечо, но, поскольку деда пошатывало,  удар получился не сильным. Впрочем, его хватило, чтобы Лешка упал. Дед воспользовался этим: очередной удар пришелся в низ живота. Лешка охнул, пульсирующая боль разлилась по животу. Его вырвало белым и мучнистым.

- Будешь знать, как материться при мне! – сказал дед.  – Я уж знаю, что ты натворил. Что скажешь в свое оправдание?

- Я виноват!

- Еще как виноват, - Нога в тяжелом ботинке опустилась Лешке на лицо, да так сильно, что хрустнула челюсть. Щеки деда покраснели от натуги, пока он мутузил Лешку, ревя что-то нечленораздельное. Лупил он по наиболее болезненным местам, ритмично, как танцор: короткая передышка и удар.

Передышка. Удар.  

Устал дед нескоро. Лешкина футболка окрасилась каплями крови.  Дед тяжело задышал, в глазах его появилась осмысленность, складка на широком лбу разгладилась.

- Запомни это, мразь. Хорошенько запомни, – он сплюнул. Неуклюже повернулся и ушел наверх.

Лешка дышал медленно, с перерывами – это помогало справиться с болью. Все тело горело, челюсть вздулась и отказывалась слушаться. Из носа потекли кровавые сопли, здоровой рукой Лешка хотел вытереть их, но только размазал по лицу.

- Мама, вернись! – шёпотом попросил он, преодолевая боль во рту. Кончики его пальцев закололо. Покалывание было приятным, и неторопливо расходилось по телу. Лешка заволновался: обычно, когда подобное происходило, вокруг случались странные вещи. Но когда покалывание преодолело плечи, он успокоился: плевать, будь, что будет.

Лешка вызвал в памяти образ матери. На этот раз деталей удалось рассмотреть куда больше, чем обычно: молодая женщина в синих джинсах и ярко-голубой майке прогуливалась у подъезда мрачного, серого дома. На ее хорошеньком лице витала счастливая улыбка.

- Мама, вернись ко мне! – прозвучало это мысленно или вслух, Лешка не понял. Мама обернулась к нему, ее глаза лучились теплом и заботой. Губы ее зашевелились, но Лешка не расслышал ни слова. Впрочем, слова были уже излишни: мама вернётся за ним и очень скоро, Лешка был в этом абсолютно уверен.

***

Порыв ветра заколыхал траву у дома. Зашумели ветки на деревьях, объявляя о приходе ночи. Тени удлинились, покинули границу леса и неумолимо приближались к дому. Ночь в местных краях наступала резко: не успевало пройти и часа, как солнце пряталось за горизонт и холодало.

Виктор Паршин сидел на крыльце и смолил третью по счёту сигарету. Пить он начал со вчерашнего вечера и закончил ближе к обеду. Сколько бутылок водки он в себя влил, он вспомнить не мог – наверняка немало. Сейчас его мутило и трясло, безумно болела голова, во рту было сухо, как в Сахаре, а запах перегара, казалось, обосновался в каждой клеточке кожи – так сильно от него воняло. Паршин в очередной раз проклинал себя за несдержанность – здоровье в его немолодом возрасте было далеко не то, и выдерживать обильные возлияния без последствий уже не получалось.  Он сел поудобнее, и это движение отразилось мощным всплеском боли в висках. Паршин поморщился, повернул голову в сторону открытого окна на кухне.

- Кать, принеси кофе, большую чашку! – крикнул он.

Паршин посмотрел на сбитые костяшки пальцев: с парнем он переборщил. А ведь собирался ограничиться парой затрещин  - но выпитое дало о себе знать, подпитав злобу. Но ведь из парня надо было выбить дурь. За матерью его он не углядел… Все думал, что случайности. Хренова ведьма. И откуда только взялась эта ее сила? Паршин  надеялся, что хоть внук вырастет нормальным человеком, но нет -  материнские гены передались пацану вместе со способностями. Тогда он взял на вооружение единственный эффективный прием – строжайшее воспитание. Но регулярные оплеухи и тычки не помогали. Паршин с ужасом наблюдал, как в доли секунды увядали розы в вазе, вылетала из шкафчиков посуда или кресло крутилось вокруг своей оси. Страх ненадолго его отпускал после экзекуций над внуком, но потом снова случалось что-нибудь жуткое, и все  повторялось. А потом избиения внука вошли в привычку.

- Эй, где мой хренов кофе?! – закричал Паршин. Катя не отозвалась. Никто не бежал к нему с чашкой кофе в руках. Злоба шевельнулась в груди. Паршин поднялся и пошёл к кухонному окну. Его пошатывало, но шаг был твёрдым.

- Катя! – заорал Паршин. Он заглянул в окно, но кухня была пуста, несмотря на включённый свет.

“Электричество жжет почем зря. Будто она за него платит, – подумал Паршин. Мрачное пламя внутри разгоралось сильнее, требуя выхода. – Наверное, пошла в сад, поливать свои гребанные цветочки”.

В сад вела мощёная дорожка из белой плитки, окружённая с двух сторон кустами.  Многочисленные тёмные пятна на ее поверхности в вечерних сумерках Паршин заметил только благодаря отблескам света из окон соседнего дома. За свою немаленькую жизнь Паршин пережил немало неприятностей, и кровь  определял безошибочно в любом состоянии. Он  мог поручиться, что эта была свежей.. Вид крови подействовал на Паршина отрезвляюще. Он сжал кулаки. Причина, почему не отвечала Катя, открылась ему совершенно ясно. Паршин был уверен, что даже в свои годы сумеет разобраться с обидчиками – не настолько он ещё был стар и немощен. Кровавые следы вели за угол дома, в глубину придомового участка. Паршина напрягло обилие крови – чтобы нанести такое количество повреждений, нужно время, а ведь он ничего не видел и не слышал.

Воздух пропах  могильным смрадом. Много лет назад Паршину довелось выносить из квартиры свою умершую тетушку. Все бы ничего, но тетка пролежала в наглухо закрытой квартире почти два месяца. Тело разложилось настолько, что бабулька намертво “присосалась” к одеялу, на котором умерла, и плоть отходила от костей прямо с тканью. Смердело в квартире тогда, понятное дело, адски, и находиться рядом с телом без противогаза было невозможно.  Вот и сейчас в нос Паршину ударил запах гниющего мяса. Свежий кусок плоти нашёлся под кустом. Он ещё сочился алой кровью, окрашивая землю в грязно-серый цвет. Гирлянда из дурно пахнущих кишок обвила куст черной смородины. Паршин, успевший за эти несколько секунд потерять значительную часть былой самоуверенности, сделал два осторожных шага вперёд. Что-то большое и тяжёлое пролетело в десяти сантиметрах от его носа и с лёгким шорохом приземлилось на землю. Нога. Это была скрюченная нога. Паршин краем глаза уловил худую, темную фигуру, копошащуюся у теплицы. Засмердело с такой силой, что Паршину стало трудно дышать. Желание разобраться в произошедшем у него разом пропало.  

Он метнулся к дому, но темная фигура оказалась во много раз быстрее. Холодные, липкие пальцы обхватили шею Паршина. Его развернуло и закружило.  Прежде чем в глазах потемнело, он увидел острый край бордюра дорожки.

***

- Ппприивет, папооочка, – сиплый голос протиснулся в уши сквозь шум. Паршин инстинктивно дёрнулся: руки-ноги его были свободны. Тогда он открыл глаза: взгляд зацепился за знакомые зеленые обои его собственной гостиной. Он взглянул в угол комнаты, откуда донёсся голос и тут же пожалел об этом. Паршину захотелось кричать, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Он заёрзал всем телом, отодвигаясь назад.

- Я нассстолько посстрашнела, папочка? Ты не раад меня видееееть?

Существо, что стояло в метре от него, трудно было назвать человеком. Точнее, оно было человеком… Когда-то давно. Теперь нос провалился, на месте ушей зияли провалы. Безгубый рот жадно щелкал острыми зубами. Лишь глаза существа оставались человеческими – большие, зеленые. Наготу скрывало длинное, похожее на балахон черное платье. Существо приподняло руку: плоть на конечности влажно заблестела, набухла и покраснела, и начала обрастать тонким слоем кожи.  Понимание обрушилось на голову Паршина  кузнечным молотом.

- Ты же сдохла, – прошептал он. Существо осклабилось в мерзкой ухмылке.

- И то праввввда! – прошелестело оно, с трудом ворочая языком. – Но ты забббыл ваажнный момеент: ты, при помощи моей любимой мамочки,  убил меня!

Паршин побледнел, потом посерел. В  ушах у него зашумело, сердце запрыгало в бешеном ритме.

- Ты сдохла… от болезни.

- Верноооо, но выжила бы, если б ты не брооосил меня умираать. Вызовии ты враачей, все бы обошлось, – каждое новое слово звучало все более внятно и отчётливо. Поначалу согбенное,  существа распрямилось и теперь больше напоминало человека. Бледная полоса кожи на его руках достигла плеч и скрылась под платьем.

- Зачем ты вернулась, ведьма? – прохрипел Паршин. Он успел оценить своё положение: выбежать из гостиной не получилось бы – дверь в коридор закрыта. Самый короткий путь лежит через окно. Сомнений – прыгать или нет – у Паршина не оставалось. Осторожно, на локтях, он начал потихоньку двигаться назад. К счастью, это существо – тварь, зомби, мозгоед – в общем, чертова нечисть, не обращало на него особого внимания. Ее что-то беспокоило.

- Где мой сыночек? – глаза существа устремились на Паршина. Тот замер.

- В подвале. Он в подвале, – Паршин почувствовал надежду. Пусть идёт к пацану, развлекается с ним, – две лишние минуты спасут Паршину жизнь. Существо присело, наклонило голову к полу, прислушалось и яростно вскрикнуло. Зеленые глаза прожгли Паршина насквозь.

- Ему больно, папочка. Ему холодно, папочка. Ему одиноко, папочка! – отчеканило существо, каждый раз делая ударение на слове ”папочка”, отчего оно приобретало особо зловещее звучание. Существо опустило взгляд на свои длинные паучьи руки, пошевелило пальцами.

- Ещё рано. Он испугается, – в голосе существа Паршину послышалась горечь. – Еще рано.

Паршин понял, что настал момент для финального рывка, хотя все тело у него болело и саднило, и особенно сильно давало о себе знать бедро. Но он считал, что справится с задуманным. Главное - чтобы все пошло по плану. Паршин повернул голову назад, чтобы оценить путь до окна, но существо предвосхитило его действия - бледная нога опустилась и приложила его в пах. От боли в низу живота у Паршина перехватило дыхание. Он верещал и извивался, пока существо давило, усиливая нажим. Остановилось оно, когда по штанам Паршина расползлось кровавое пятно вперемешку с тёплой мочой. Этого, однако, твари показалось мало: оно взяло правую стопу Паршина и сжало так, что захрустели кости. У Паршина не хватило сил заорать, он сипел и стонал, наблюдая, как его конечность превращается в фарш.

- Знаешь что, папочка? – кожа туго обтянула лицо существа, но выглядело оно не менее мерзко, чем раньше. – Мне нужно мясо и кровь, чтобы быстрее восстановиться.

Легким движением оно сорвало майку с Паршина и провело холодным пальцем по волосатой груди.

- Поможешь?

Паршин взмолился, чтобы в этот момент его настигли инсульт или инфаркт, и он мог бы помереть без особых мучений. Небесная канцелярия, однако, оставила его просьбы без ответа.

***

Боль и страх ушли, когда к его щеке прикоснулась тёплая рука, и знакомый голос проворковал что-то ласковое. Лешка вытер слезы и потянулся к теплым рукам.

- Сыночек, ты звал меня, и я вернулась. Теперь мы не расстанемся с тобой никогда.

Лешка кивнул. Он знал, что это правда.

Все, что оставили здесь люди после себя — пустыни. Простирающиеся на много километров. На месте лесов — коричнево-красноватые лишаи пустынь, спекшиеся почвы, потрескавшиеся, в старческих морщинах расселин. Облака — мрачные, стальных оттенков — выглядели грязными и неухоженными. Корабль завис над горной грядой, заканчивающейся заливом продолговатой формы. Морские волны обрушивались на скалы, взбивая темную пену. Ветер усиливался.

— Возьмем образцы здесь, — решил Власов и направил судно к пляжу. Корабль взрыхлил песчаные пласты у самой кромки воды. Зимин первым спрыгнул на песок. Власов еще торчал на борту, проверяя оборудование.

Земной воздух отличался от воздуха Терры в худшую сторону — густой, тяжелый, с непривычным кисловатым привкусом. Одним словом — чужой. Власов уверял, что это выдумки: нет никакого привкуса у воздуха, просто с непривычки мерещится. Кислинка во рту Зимина, однако, никуда не делась.

— Взять образцы минералов? — крикнул Зимин в сторону корабля. Власов не откликнулся. Пляж усеивали огромные валуны. Чтобы развеять тоску, Зимин начал прыгать — и не всегда успешно — с одного камня на другой.

И вдруг заметил группу камней — длиной метра в два, высотой — не меньше метра — оставлявшую впечатление рукотворного объекта: снизу в определенном порядке были уложены камни побольше, сверху — поменьше. Устойчивая конструкция имела форму пирамиды.

Заинтересованный Зимин подошел ближе и присмотрелся. Внутри, между камнями что-то темнело. Зимин просунул пальцы и потащил наугад. В его руке оказалась почерневшая от времени кость с обломанными, острыми краями.

Он покопался в камнях еще и извлек на свет несколько обломков костей. Кости были сплошными, а не полыми, как у людей. Зимин с увлечением фотографировал фрагменты останков, когда подошел Власов.

— Что там потерял?

— Взгляни. Это кости! — с восторгом сказал Зимин.

— С чего ты это решил? — Власов покрутил обломки в руках и бросил, выразив полное пренебрежение находке.

— А что еще это может быть? — опешил Зимин. Он снова поднял с земли найденным им кости. — Вот это — явно остатки берцовой кости, только толще, чем у человека. Ну, и сплошная она.

Он указал на каменную пирамиду:

— Это могила! Иначе быть не может!

— Выкинь этот мусор, — буркнул Власов. — Ни у одного известного людям животного вида нету сплошных костей. Ты это знаешь.

— А если это... новый вид?!

— Ерунда. Это не кости, а что-то другое, на них похожее.

— Ну, и на что именно? — Зимин почувствовал раздражение. Всегда можно понять — кости или не кости, пусть даже необычные.

Но его начальник Власов был непреклонен.

— Чушь. Откуда на мертвой планете взяться новому виду? Не знаю, что это, но оно лежит тут давно, а потому не важно, что ты тут себе придумал!

Он сложил в чемоданчик пробирки с мутной водой.

— Этих образцов хватит. Возвращаемся.

Его уверенность обезоруживала. Зимин кинул прощальный взгляд на странную могилу и подчинился. Настроение у него упало.

***

Зимин осматривал то, что осталось от города: пустые бетонные коробки разваливались без ухода, асфальт потрескался, вздулся и раскрошился. Прежнее жилье стало непригодно для жизни, и хозяева просто бросили его. Они бросили планету, исчерпав ее ресурсы.

Власов дрых в каюте, а Зимину не спалось, решил прогуляться перед сном. Он брел по заваленной сгнившим мусором и ржавым металлом дороге. Датчик на его руке коротко пискнул — на экране замерцала красная точка. Зимин ошалело уставился на прибор. Живое существо? Здесь?! Откуда? Даже крысы передохли после исчезновения растительности. Может, выжили тараканы, хотя им ведь тоже надо чем-то питаться... Однако прибор был упрям: живое существо! Живое существо в пятистах метрах от вас!

Зимин пересек улицу, опасливо поглядывая на сильно накренившийся козырек какого-то здания. Он не слышал ничего, кроме завывания ветра, звука собственных шагов и сигналов прибора. Сто пятьдесят метров до живого объекта! Увы, датчик не сообщал размеры — это многое упростило бы.

Повернув голову, Зимин засек краем глаза стремительное движение. Юркая тень скользнула справа от него. Она показалась Зимину большой, размером с человека.

Зимина охватил азарт. Он начал преследование. Шагал осторожно, аккуратно обходя препятствия. Когда солнце зашло, включил прибор ночного видения.

Тень остановилась и принялась копошиться в груде развалин. Зимин замер за углом небольшого дома. Ему хватило мозгов не подходить ближе. Их разделяла теперь только однополосная дорога, но он мало что сумел разглядеть.

Неизвестное существо отдаленно напоминало человека, но в гораздо большей степени оно походило на саранчу. Гигантскую прямоходящую саранчу. Конечностей у этой штуки — сильных и крупных — было шесть: четыре верхние, которыми оно пользовалось, как руками, и две снизу, на которые оно опиралось. Спина существа горбилась дугой.

Что-то почуяв в воздухе, оно встрепенулось. Пару секунд потопталось на месте, обдумывая что-то, и вдруг... исчезло. Зимин не успел понять, что произошло. Он не уловил движения, словно существо просто телепортировалось. А затем писк прибора сообщил, что объект удаляется на северо-восток. С такой скоростью, что догнать уже не получится.

Тогда он вернулся к челноку и растормошил спящего начальника. Зимин был возбужден и предвкушал взрыв интереса и восторга. Возможно, его даже наградят за научную инициативу!

Власов протер сонные глаза и скривился, выслушивав рассказ помощника.

— Показалось тебе, — зевая, сказал он.

Зимин захлопал глазами.

— Почему вы мне не верите?

Власов размял затекшую шею и спросил:

— Ты же видел данные, что мы собирали. Что они говорят? — лицо начальника не выражало никаких эмоций. Разве что тщательно скрываемое раздражение.

— Помнишь, нет? Условий для жизни не обнаружено, — сказал Власов.

Зимин опустил голову. Его раздирали противоречивые чувства.

А Власов заговорил. И говорил долго, втаптывая все возможные контраргументы помощника глубоко в грязь. Зимин выслушивал этот монолог, сцепив зубы.

— Знаешь такую поговорку: «У страха глаза велики»? Вот знай. На Земле всегда было полным-полно слухов о снежном человеке, чупакабре и прочей ерунде. Монстров этих видели единицы. Доказательства, которые эти якобы очевидцы приводили, всегда были фальшивками, попытками выдать желаемое за действительное. И каждый раз потом выяснялось, что либо очередной очевидец был перепуганным ослом, которому померещилось, либо засранцем, лично заинтересованном хорошенько нажиться на этих выдумках.

Власов говорил так убедительно, что Зимин и сам засомневался: а вдруг все, что он видел — всего лишь игра разума? Когда Власов, наконец, умолк, ему не оставалось ничего другого, как объявить:

— Пойду спать, — плюхнуться на койку и отвернуться к стене.

***

На другой день, Власов, ни о чем не предупредив, ушел куда-то и вырубил рацию, хотя его любимые правила это запрещали. Зимин собирал образцы почвы на пустыре за городом.

Возвращаясь к челноку, он заметил две цепочки следов: небольшие, с нечетким рисунком подошвы, и широкие, полукруглые, на большом расстоянии друг от друга. Если первые следы принадлежат, несомненно, Власову, то кому принадлежат вторые? Зимин двинулся по следам. Может быть, и Власов сделал то же самое? Увидел странные отпечатки и решил выяснить их происхождение?

Спустя сотню шагов датчик движения сообщил: впереди два живых объекта. Они стояли неподвижно, в полукилометре от Зимина. Поблизости не было ни одного укрытия — только открытое пространство. Зимин не стал торопиться. Не желая, чтобы его обнаружили, он лег на землю, вытащил бинокль и, поймав в фокус две далекие точки, принялся наблюдать.

Точкой поменьше был Власов — он сидел на большом камне и активно жестикулировал, а в метре от него... Зимину не хватило бы словарного запаса, чтобы описать эту тварь. Огромная и сгорбленная, с блестящей на солнце жесткой кожей и тремя парами мускулистых рук с трехпалыми кистями. Вытянутая голова, вместо рта — слюнявые жвала, на лбу — пара тонких длинных усов-антенн. Химера — человекообразная саранча.

Власов горячо о чем-то говорил, размахивая руками, а существо его... слушало? Абсолютно недвижимое, пялилось на собеседника, изредка очерчивая в воздухе какие-то фигуры верхней парой рук. В мозгу Зимина щелкнуло: они общаются! Эта тварь — разумна. И вот причина, почему начальник притворялся, что ничего серьезного не происходит. Он с самого начала знал, что планета обитаема! Он... Он в сговоре с этим монстром!

Оставался самый важный вопрос: зачем?

Одной из полезных функций экспедиционного бинокля была возможность записи: Зимин нажал кнопку на корпусе и следил за странной парой собеседников еще минут десять. Ничего нового не произошло: они все так же обменивались жестами. Со стороны это выглядело как разговор двух глухонемых, один из которых потерял еще и половину пальцев. Усилившийся ветер поднял столбы пыли и этим поставил точку в «разговоре»: тварь разогнула кривые ноги, ее спина вздулась и словно треснула, разъехалась на две части, явив миру мощные крылья. Хлопок — и существо взвилось в небо. Власов проследил глазами за тем, как монстр скрылся вдали, отряхнул от пыли комбинезон и пошел восвояси. Зимин не торопился обратно. Ему надо было многое обдумать.

***

Он решил притвориться, что ничего не видел. Вернулся на корабль позже Власова, на вопросы отвечал вопросом:

— А вы сами где так долго были?

Загрузив образцы в хранилище, он скрылся в маленьком камбузе, оставив Власова в одиночестве. Никакого плана в голове Зимина еще не созрело. Одно он знал точно: маленький грязный секрет начальника он хранить не собирается.

Поздно вечером Власов снова ушел. Зимин не исключал, что он опять цацкается со своим человеконасекомым.

Зимин вынул карту памяти из бинокля и прошел в рубку управления. Включил связь и загрузил в память корабля записанное днем видео. Нажал кнопку «Отправить». Корабль думал несколько секунд. А потом...

— Отправка сообщения невозможна! — появилась надпись на экране. Зимин удивился: он по несколько раз на день пользовался связью и ни разу не было никаких накладок. Он повторил манипуляции, но корабль отвечал все тем же: «Отправка невозможна».

Тогда Зимин второй раз отправил вчерашний отчет — корабль подтвердил отправку.

Зимин задумчиво жевал третий энергетический батончик, когда вернулся Власов.

— Думаешь, как отправить компромат на меня? — спросил Власов. Зимин поперхнулся батончиком.

— Какой компромат? — спросил он, старательно изображая удивление. Власов покачал головой.

— Плохой из тебя актер. Так вот... Я внес небольшие изменения в бортовой компьютер и перехватываю все отправляемые сообщения. А некоторые виды сообщений я заблокировал. В частности, видео.

Он сел напротив Зимина. Голос его был ровен и спокоен, а лицо безразлично. Зимин завидовал его выдержке. Сам он едва мог говорить от волнения и злости.

— Зачем ты... — он даже не заметил, что перешел на ты со старшим, с уважаемым начальником и наставником. — Зачем ты скрывал?! И как давно ты это скрывал?! Ведь это не первая твоя экспедиция! Ты здесь уже в шестой раз. Я сразу понял: дело не чисто. Эти чудовища... Насекомые! Ты с ними заодно?!

— Остынь, — сказал Власов.

— Даже не подумаю. И можешь не сомневаться: я найду способ отправить сообщение. Чтобы все на Терре узнали: нашу родную планету оккупировали какие-то насекомые, а ты... Ты им потворствуешь!

— Уймись!

Чем спокойнее говорил Власов, тем сильнее заводился Зимин.

— Предатель! Ты... Ты предал все человечество! Всю человеческую расу! — выкрикнув последние слова, Зимин дошел до того, что угрожающе замахнулся на старика. Ему было очень страшно. Власов это понимал.

— Все. Хватит, — сказал он. С тем, кто слетает с катушек, надо поступать, как с маленькими детьми — отвлекать, переводить внимание на что-то другое. — Пойдем, я тебе кое-что покажу. Ты сам все поймешь.

Зимин упирался и не хотел идти. Но Власов его уговорил. В конце концов, всем хочется верить в добро: так жить спокойнее. Под конец мальчишка даже согласился понести инструменты — Власов объяснил, что они нужны, чтобы все, до последней запятой, разъяснить, наконец. И он, конечно, выполнил свое обещание.

***

— Понимаешь, мой мальчик, — сказал Власов, воткнув лопату в песок, — Людям на Земле все равно не выжить. Здесь нет воды. А значит — нет жизни. Тебе это известно со школы. Ты скажешь, что на Терре люди выживают в не менее экстремальных условиях... А Земля все-таки наша планета. Наша родина. И, может быть, когда-нибудь нам удастся возродить ее к жизни. Придумать что-то... Да, отчасти ты прав.

Но я скажу тебе на это вот что: мы упустили свой шанс на счастливую жизнь. Этот новый вид — ты можешь называть их насекомыми, бездушной саранчой и прочим таким... Но ведь ты видел: они хоронят своих мертвецов. У них сложились свои похоронные ритуалы и, вероятно, загробные представления. Это потому, что они разумны.

Наше время ушло. А они — будущее этой планеты. И мы не вправе лезть в их существование.

Я тебе скажу, когда началась вся та заваруха с переселением... Когда правительства вдруг заявили, что люди должны покинуть планету, потому что это единственный способ спасти свои жизни... Ты этого помнить не можешь. Ты родился уже на Терре, у второго поколения переселенцев. А я это пережил. И помню все, хотя и был тогда совсем сопливым пацаном. На мое счастье, брат отца имел какие-то связи в правительстве. Поэтому вся наша семья сумела погрузиться на один из отбывающих на Терру кораблей. А вот у моих друзей такой возможности не было. Мы жили в небольшом городке под Вологдой. У меня были друзья — Валерка, Сашка, Андрюха, Колька... И девочка, в которую я был влюблен — Аня. Я помню ее платье в синий горох и синие глаза. Мы все дружили. И наши родители дружили. Тетя Таша, она продавала хлеб в ближайшем ларьке. У нее были большие пухлые руки, и от нее всегда пахло выпечкой. Она улыбалась, угощала нас леденцами. Дядя Рома, Валеркин папа — он был шофер и автомеханик. Катал нас на своей машине и учил водить. Любил рассказывать анекдоты, когда выпивал... Мы вместе отмечали все праздники. Мы были как одна семья! Но когда настала катастрофа — подлецы в правительстве сделали подлецами всех остальных, всех, кто спасался, бросая близких. Стариков, больных и слабых, детей. И бедных. Всех, кто не имел возможности заплатить за перелет. Кто не имел связей в правительстве.

Понимаешь ты это, пацан? Ты говоришь — саранча?! Нет! Не они саранча. А вот те самые, кто сидит теперь на Терре! Они высосали Землю, как саранча. Пожрали ее ресурсы, вытянули все соки. И бросили умирать. Вместе с теми, кто был слишком слаб, чтобы отправиться в новый поход, для нового пожирания.

Вот почему я это делаю. Если ты еще не понял. Я скрываю существование новой жизни на Земле. Прячу ее от вас. Чтобы вы никогда сюда не вернулись. Потому что вы, саранча, вы — прошлое.

Власов устал говорить и устал копать. Бросив лопату, боковым зрением приметил горбатую тень. Жук опустился неподалеку, и стоял, замерев, тихо двигая жвалами. Власова коробила эта их особенность — стоять истуканами. Никогда не поймешь, что у них на уме. Ветер усилился и поднял с поверхности струйки песчаной пыли.

— Видишь, — сказал Власов Жуку, — Земля хороша тем, что с радостью принимает всех своих сыновей и дочерей.

Он столкнул в яму труп Зимина, и принялся закидывать его песком и землей, объясняя своему молчаливому собеседнику:

— Неважно, вели они себя хорошо или плохо. Как настоящая мать, Земля не может отказаться от своих детей. — Он говорил, и ему было плевать, понимает ли его Жук. Главное — выговориться. — Люди должны были спасти свою планету или умереть вместе с ней. Спасти всех или никого. Но они предпочли бежать. И совершили тягчайший грех — предали мать. Теперь человечество расплачивается за все.

Старик закончил работу. Пот градом тек по его лицу. Бросив последний ком земли на могилу Зимина, он сказал:

— Возвращайся сынок, домой.

И повернувшись к Жуку, добавил:

— Не повторяйте наших ошибок.