heimdall88

- Мне нужна ваша помощь. Мне вас порекомендовали, как хорошего специалиста… эмм… по особым делам.

Измаил осклабился. Счета его в последние дни стремительно пустели, так что работка подвернулась кстати. За соседним столиком загоготала компания молодых людей. Мужик бросил на них косой взгляд и сразу же отвернулся.

- Могу поинтересоваться вашим именем? – спросил Измаил.

- Гумеров, Александр, – буркнул мужик в ответ. Измаил мысленно присвистнул: сидящий перед ним человек владел крупнейшей в области строительной компанией. И был богат, даже слишком.

- И кто мой клиент? – терять время Измаил не любил.

- Я, - засунув в рот сигарету, Гумеров щелкнул зажигалкой. – Нужно меня защитить.

- Простите, не понял? – изумился Измаил. – Я – наемный убийца, киллер, охотник за головами, а не телохранитель. Вы явно не по адресу.

Гумеров кинул на него недовольный взгляд и пододвинул пепельницу ближе к себе. Измаила окатило густым дымом дорогого табака.

- Возникла крайне сложная ситуация, разрешить которую может не всякий специалист. Нужен человек с особого рода навыками. Вы отвечаете этим требованиям больше, чем кто-либо из тех, кого я нашел за короткое время, – проговорил Гумеров хриплым голосом. – Работа, что я вам предлагаю, отличается от той, что вы обычно выполняете. Насколько я знаю, нередко, сначала вам приходится вычислять свои цели перед тем, как разобраться с ними. Может, выслушаете меня, прежде чем отказываться?

- Выкладывайте! – Измаил отодвинулся подальше от струй дыма. Гумеров наскоро прикончил сигарету и затушил в пепельнице.

- Это случилось вчера вечером. На мой дом напали зомби, – начал Гумеров.

Измаил прищурил глаза. В услышанное не верилось. Мертвяки сами по себе не были редкостью - они то и дело появлялись на старых погостах, кладбищах, но инквизиторы уничтожали их еще до того, как они могли кому-то навредить. Но, чтобы зомби добрались до города? Причем до элитного жилого района?

Этому могло быть две причины: первая – земля перевернулась, и вторая – инквизиция всей толпой отправилась на каникулы.

- Тем вечером я отдыхал в саду. Сначала услышал стук, знаете, такой громкий и ритмичный, потом увидел: кто-то лезет через забор. Лезет с трудом и скрипом, но не останавливается. Я крикнул: что такое происходит? В ответ – молчание, и хулиган плюхнулся рожей в кусты. Потом я заметил, что еще головы высовываются у края ограждения. Знаете, забор немаленький – больше двух метров высотой, через такой не каждый спортсмен перелезет! А эти еще и плюхаются вниз мешками с такой высоты и встают, как новенькие. Освещение в саду не очень хорошее, я не сразу заметил, что у одного правая часть башки в крошево разбита, у другого из шеи кровь хлещет, а ему все нипочем. Тут на шум прибежал мой телохранитель, Васька, и пошел разбираться с ними. Он за оружие взяться не успел, как они на него налетели.

- Убили?

- Убили - это мягко сказано. В клочки разорвали! – взмахнул руками Гумеров. Измаил прихлебнул вина.

- А что было дальше?

- Что было дальше… Дальше, блин… - проворчал Гумеров, - я убежал из дому. Пока они разбирались с Васькой, мне хватило времени добежать до машины. Потом вспомнил, что у меня есть нужный номерок, позвонил в инквизицию. Те, видно, проснулись, и тут же прибежали на место, перебили всех зомби. Сейчас засели в доме, расследуют, что произошло.

- Так почему бы не доверить все инквизиции? Церковники свое дело знают, – поинтересовался Измаил. Гумеров вздохнул:

- Сам знаешь, что раскачиваться они будут долго. Если найдут виновного, будут собирать доказательства и долго судить.

- Как и в любом демократическом государстве, - заметил Измаил, но Гумеров на его выпад не обратил внимания и продолжил:

- Я не хочу, чтобы его судили и отправляли в темницу. К черту все эти якобы цивилизованные замашки! Я хочу, чтобы виновный умер. Поэтому я пришел к тебе. Я хочу, чтоб ты нашел его и уничтожил.

Измаил постучал пальцами по столешнице – произошедшее с бизнесменом могло оказаться случайностью с вероятностью в ноль процентов. Инквизиция сплоховала, и Темный совет был бы рад обмакнуть святош в их собственное дерьмо. Кроме того, если бы Измаил поспособствовал этому, начальство поставило бы галочку в его личном деле - покровительство Темного совета - штука не бесплатная.

- Вы понимаете, что убивать без санкции я не могу? – спросил Измаил. Бизнесмен сморщился, будто проглотил лимон.

- А то ты раньше не шел наперекор системе? В любом случае, упреждение последствий будет входить в нашу сделку.

Гумеров разлегся на стуле и сжал в жирной руке новую сигарету. Его лицо выражало разве что безмерную усталость. Измаил неторопливо обдумывал предложение бизнесмена: Гумеров чересчур много знал как о Темномирье, так и о самом Измаиле. Этот факт внушал некоторое беспокойство – паранойя иногда спасает жизнь. Через какое-то время Измаил назвал свои условия, Гумеров на секунду округлил глаза, потом, вздохнув, кивнул. Сделка состоялась.

***

Солнце застыло в зените, но согревать не спешило – холодные лучи лениво освещали дорогу впереди Измаила. Местные жители, как обычно, спешили вечером по своим делам: чуть ли не бегом мимо киллера проскочила женщина с ребёнком – малой еле поспевал за матерью. Измаил не любил суетность – всему свое время и свое место. С другой стороны, если бы не случайность много лет назад, он, подобно этой женщине, мог бы нянчиться теперь с детьми. А следующим утром спозаранок бежать на работу, вечером – на всех парах мчаться обратно домой. Быть может, мне такая уж плохая судьба, но его подобный порядок вещей не устраивал.

За дело пришлось взяться сразу после того, как они скрепили договор рукопожатием. Небольшая улочка вывела Измаила к высокому каменному ограждению. Возле него суетился лысый мужичок в майке и шортах – затирал темные пятна на поверхности забора. Измаил хлопнул его по плечу. Мужик вздрогнул, зеленые глаза настороженно остановились на его лице.

- Чего? – буркнул мужик. Измаил изобразил милую улыбку.

- А кто у вас здесь старший? – спросил он, рассматривая засохшие капли крови на облицовке забора. – Неужели отец Алексей?

У калитки Измаила ждал, широко расставив ноги, и нахмурив кустистые брови, плотный мужчина со здоровенными плечами и тяжелым подбородком. Сквозь белую, хлопковую рубашку проглядывало пивное брюхо.

- Что ты здесь забыл? – вместо приветствия выпалил он. Голос у отца Алексея был раскатистый, громкий. Измаил нацепил на лицо маску невинности.

- Прибыл по приглашению хозяина дома. Считайте меня независимым экспертом.

- Тебя? Убийцу? – священник не сумел скрыть удивления. Измаил ухмыльнулся: в отличие от большей части священнослужителей, отец Алексей позволял себе быть нетерпимым. Измаил пожал плечами.

- Какой есть. Тем более, разве вы, батюшка, никогда не убивали? – поддел он священника, но тот только отмахнулся.

- Ты понял, о чем я говорю! – Отец Алексей достал мобильный телефон, и, отойдя в сторонку, позвонил кому-то. Несколько минут он распекал своего невидимого собеседника, но, судя по его вмиг прокисшей мине, на той стороне линии никто сдаваться не собирался. Надув губы, священник вырубил связь и повернул квадратную голову в сторону Измаила.

- А где твои дружки из темных? Оставили, сволочи, нас убирать дерьмо за ними? Баланс нарушен с их стороны, и они молчат?

Теперь пришел черед Измаила удивляться. Когда-то давным-давно условные Добро и Зло заключили пакт о перемирии, который дальше вылился в свод законов, называемый Балансом. Согласно ему обе стороны должны были регулировать деятельность друг друга: захочется лешему человека убить - придется ему отправляться к начальству и получать на это лицензию. Нет свободной лицензии? Что поделать - жди следующего месяца, может, успеешь отхватить себе. Немаловажная деталь, что ты скоро скопытишься без кусочка человечины, никого не волновала. Не послушаешься - тебя накажут в зависимости от степени вины. В худшем случае, отправят за тобой охотника за головами. То же касалось светлой стороны: изволь делать добро при наличии бумажки. Формально, без разрешения, вмешиваясь в ситуацию, Измаил нарушал закон.

- Может, думают, как оправдываться. В городе некромант завелся – тут не до шуток.

- А откуда знаешь? – вскинулся батюшка. Позабыв про прежнюю брезгливость, он подошел ближе. Измаил ухмыльнулся:

- Барабаны. Клиент упомянул, что сначала услышал стук. А это - одна из составных частей низшей формы некромантии, – пояснил он снисходительным тоном. – Колдун должен держать ритм на барабане, подражая биению сердца, и управляемые им зомби должны его слышать.

- Ах да, забыл, что ты сам обучался колдовству.

- Больше алхимии, но пару колдовских трюков тоже знаю.

Священник дал знак следовать за ним.

- Хозяин дома велел впустить тебя внутрь. Но, смотри, будешь мешаться, лично выкину отсюда! – это не было пустой угрозой. Измаил сам не раз видел, как отец Алексей, невзирая на неповоротливую комплекцию бегемота, весьма ловко разрубал пополам мелкую нечисть.

Они прошли по вымощенной дорожке к дому. Измаил с интересом разглядывал богатое убранство и большой сад. По его мнению, такая роскошь была излишней. Во-первых, двухэтажный особняк требует регулярной уборки. Только отвернешься – все покрылось пылью. Если хочешь чистоты - будь добр нанимать прислугу. Во-вторых, что-то обязательно да сломается или обнаружится, что упущены важные мелочи при стройке. На их устранение потребуется время, усилия и деньги. Много денег. К чему эта нервотрепка, Измаил не понимал - ему хватало его небольшой уютной берлоги. Едва открылась дверь, нос Измаила учуял запах смерти. Его трудно перепутать с другими: густой, как сметана, он оставлял слабый привкус на кончике языка и щекотал ноздри.

Трупы инквизиторы разместили на брезенте в гостиной. Измаил насчитал пять тел. Отдельно лежал потерявший человеческое обличье фарш из крови и костей – охранник оказался не в том месте и не в то время. Ближе всех, с правого края, лежала обнаженная женщина с большими грудями, остекленевшие глаза на отрубленной голове слепо уставились в потолок. Остальные четверо были мужчинами разных лет, самый младший на вид не успел разменять и тридцати. Этим повезло меньше - инквизиторы порубили их в капусту, прибавив тем самым себе работки: бородатый парень с висящим на бедре топором занимался сбором мозаики из разных частей тел воедино.

Крови, было на удивление мало. Измаил оглянулся: инквизиция не уделяла должного внимания оперативности – зомби перевернули все, до чего сумели добраться. Шкафы и диваны разбиты вдребезги, двери сорваны с петель, странным образом остались целы только стекла.

- Свеженькие. Из морга? – спросил Измаил, присев над телами. Отец Алексей, стоя у него спиной, кивнул:

- Из него. Естественно, без жертв не обошлось – убили санитарку и сторожа. Выстрелами в головы. Там полиция разбирается. То, что трупы исчезли, ментам никто не сообщал.

Бородатый инквизитор встал и подошел к отцу Алексею с протянутой рукой. В ладони он держал небольшую фотографию.

- Лежало у третьего слева, в кармане рубашки, – доложил он. На фото была изображена миниатюрная женщина лет тридцати-тридцати двух с карими глазами, вздёрнутым носиком и полными руками. Она с вызовом смотрела в объектив. Измаил затруднился бы назвать ее красивой, но в ее внешности было что-то манящее и интригующее.

- Может быть, это совершенно случайный человек? Или, скорее, супруга мертвеца? - Отец Алексей покосился на трупы. – Это нормально - носить с собой фотографии любимых.

- Возможно, - промолвил Измаил, рассматривая снимок. Вдруг он спохватился, уловив важную мысль. – Подождите, ведь фото обычно носят в кошельках и портмоне? Ведь так? А эта фотка слишком большая, чтобы влезть в кошелек, да и сильно помята.

Отец Алексей оперся плечом о стену, переваривая его версию, потом согласно кивнул.

- В любом случае, надо показать ее хозяину, – продолжал Измаил, вставая с колен. Он заметил крупную каплю крови на отвороте брюк и недовольно поморщился – где только измазался? Отец Алексей заворачивал здоровенный топор в темную ткань.

- Ишь, умный какой, – буркнул он.

- Опыт, - усмехнулся Измаил. - За пятьсот лет много чего успел посмотреть и научиться.

Отец Алексей велел паковать трупы, и едва ли не вплотную подошел к Измаилу.

- Только что выписали разрешение на убийство в случае сопротивления колдуна, совершившего это. Хорошие у тебя друзья.

- Ага! – растянул губы в улыбке Измаил. Подавать виду, что удивлен, он не стал: ай, да Гумеров! Совсем не простой он мужик. Держать такого человека у себя во врагах было бы, как минимум, глупо.

***

Старые дубы, поросшие на территории его берлоги плотной грядой, отбрасывали на здание длинную, густую тень. Будто желая предупредить о чем-то, они зашумели листьями – протяжно и тревожно. Сперва Измаил не обратил на это никакого внимания, но внезапно до него дошло, что на улице нет ни малейшего ветерка, однако листья на деревьях, по неведомой причине, продолжали трепетать. Администратор, как обычно, появился из ниоткуда.

- Здравствуй, юноша.

Измаил приветственно улыбнулся. Как всегда, Администратор был одет в идеально выглаженный пиджак. Он мог бы сойти за обычного человека, если бы не сетчатые глаза, жвала, как у краба, и остроконечные, мохнатые уши сантиметров тридцать длиной. Пальцы четырехпалой руки венчали длинные когти. Измаила всегда интересовало - как начальник завязывает галстук такими конечностями? И надевает брюки, не порвав их к чертям.

- Не хотите чашечку кофе?

- Сейчас не время для любезностей. Зачем ты позвал меня? – Администратор говорил булькающим, саднящим душу голосом, впрочем, окружающим это не мешало – когда он появлялся, все внимательно ловили каждое произнесенное им слово. Измаил рассказал о последних событиях.

- Я так понял, ты хочешь узнать, что мне известно обо всем этом? Или, вдруг, не причастен ли я к этим событиям? – Администратор тугодумом не был - в ином случае он не продержался бы так долго на своем посту. По личному мнению Измаила, он был еще и параноиком: никто не знал настоящего имени Администратора. Причины этого не разглашались, но ходили шепотки, что председатель Темного совета боится раскрывать имя из опасения, что колдуны смогут контролировать его. Имена, конечно, имели определенное значение, но их одних недостаточно, чтобы подчинить себе нечисть. Администратор подошел к скамейке, стуча копытами по мощеной плитке. Присел и знаком велел Измаилу сесть рядом.

- Месяц назад мы засекли всплеск магической энергии на одном из дальних курганов. Неизвестный оживил тамошних мертвецов.

- И подчинил себе? – заинтересовался Измаил. Парадоксально, но истлевшие мумии и скелеты были в разы опаснее, чем сохранившие свою плоть зомби. Годами, а то и веками, кости впитывали в себя темные эманации и энергии из земли, становясь, в итоге, машинами смерти, а потому поддавались контролю хуже обычных мертвяков.

- Еще бы… - Администратор издал звук, напоминающий вздох. – В этом кургане находилась братская могила, наверное, шестисотлетней давности. Колдунов, способных подчинить эту свору, найдется не более десятка. Представь себе: на свободе оказалась банда, сил которой хватило бы вырезать за пару часов людскую деревню. Мы были вынуждены реагировать оперативно и истребить костлявых, пока они не создали проблем. И сразу же начали поиски этого негодяя.

- Предполагаете, человек, устроивший акцию против Гумерова, и этот – одно лицо? – сообразил Измаил.

- Именно. Только поэтому мы подписали санкции против него так быстро. В обычной ситуации угрозы Гумерова не возымели бы силы, – Администратор отодвинул нависающую над ним дубовую ветку. От его прикосновения листья сморщились и пожухли. – Этот парень ставит под угрозу баланс сил. Еще несколько таких выходок – и наша общая привычная жизнь может измениться.

- Слишком много идиотских поступков, - сказал Измаил, немного поразмыслив. - Представляю, сколько сил он потратил, чтобы оживить мертвяков, а потом навести на них морок. Нас всегда учили: прежде, чем совершать любой ритуал, надо точно рассчитать силы. Как следует подумать. Возможно, наш парень еще слишком неопытен и туп.

- А потому может натворить много бед. Юноша, ты должен как можно скорее обезвредить его. Что с ним делать, решать тебе.

- Ничего интересного не выяснили? Надо же мне с чего-то начать.

- Достоверно известно лишь, что это - незарегистрированный колдун. В теории, он попадал в наше поле зрения и раньше, но мы его проигнорировали. Сейчас это проверить не представляется возможным. – Администратор на несколько секунд сменил интонацию, возможно, выражая таким образом свое недовольство. Измаил присвистнул:

- Светлые про него не знают?

Администратор совсем по-человечески мотнул непропорционально большой по отношению к телу головой.

- Мы скрываем от них инцидент на погосте, на всякий случай. Не удивлюсь, если наш невидимка скрылся и от них. Незарегистрированные колдуны встречались и раньше. Но вообще, это редкость. Наш преступник из породы хорошо обученных колдунов - не мальчишка, узнавший пару фокусов. Его учили основательно и целенаправленно.

У Измаила появилась интересная мысль.

- А в теории может быть, что самородок сам всему обучился?

Администратор замолчал, сетчатые глаза уставились на ствол дуба. Размышлял он секунд пять, не больше.

- Это на грани фантастики, – Администратор различил в полутьме посветлевшее после этих слов лицо Измаила. – Похоже, моя помощь тебе больше не требуется. Поймай преступника так быстро, как сможешь. Разрешаю убить его при сопротивлении.

Он поднялся со скамьи и пошел к калитке. Вечерние тени окутали нескладную фигуру начальника темным саваном, секунду спустя Администратор растворился во мраке. Измаил закинул ногу на ногу, в раздумьях закурил. Выпустил со смешком струйку дыма и достал из кармана телефон – пришло время сделать парочку важных звонков.

***

Сад возле дома бизнесмена переливался всеми цветами радуги, а воздух был напоен терпкими ароматами флоксов и фиалок. В молодости Измаилу приходилось ухаживать за подобным садом, с одним отличием – тот был раза в три больше. Не один день Измаил валился на кровать с ноющей от напряжения спиной и болючими мозолями на ладонях. Он отогнал подальше неприятные воспоминания и сосредоточился на задуманном.

Киллер оторвал похожий на большой одуванчик фиолетового цвета стебель аллиума - важный элемент для приготовления эликсира, заживляющего раны. Хвоя растущего в соседнем ряду можжевельника использовалась при составлении многих других снадобий, например, средства для улучшения потенции. Штука, кстати, убойная, не чета современным аналогам – если есть желание затрахать женщину до смерти, то лучше вещи не найти.

Во время встречи с Гумеровым, Измаил успел кратко его опросить. Бизнесмен разочаровал: никого, кто бы желал ему зла, он не знал. Конкуренты, понятное дело, у бизнесмена были, но те не опустились бы до заказного убийства, скорее, натравили бы налоговую и другие государственные органы. Припомнить людей, способных нанять колдуна, Гумеров не мог. Родственники целью нападения быть не могли – отдыхали за границей несколько последних недель. Приходилось действовать наощупь. Некоторое время Измаил ходил по саду, высматривал нужные растения, собирал лепестки и листья в целлофановый пакет.

На развалинах кухни бизнесмена нашлась каменная ступка. Собранный урожай Измаил тщательно растолок, повторяя раз за разом нужную формулу: растительная масса почернела, в воздух взвился резкий запашок. Содержимое ступки Измаил долго варил в кастрюльке. По всем правилам, жидкость требовалось дистиллировать несколько раз для достижения качественного результата, но Измаил решил не терять время – полученное варево было слабее приготовленного по правилам, но, все же, должно было поработать некоторое время.

На вкус жидкость напоминала горькую цедру лимона, смешанную с гнилыми грушами, и оставляла противный привкус во рту. Сначала, Измаил ощутил распространяющийся по телу жар – первый признак, что зелье заработало. Его обдало холодным, болотистым духом – в отличие от других видов магии, некромантия оставляла четкий след надолго.

Боясь, что действие зелья скоро закончится, Измаил ускорил шаг. Он покинул территорию особняка: болотистый запах вел в сторону противоположной улицы. Бизнесмен подобрал место для своего дома в историческом районе города, вокруг стояло множество поблекших, но не потерявших шарма немецких зданий из красного кирпича. Большинство не представляли культурного интереса, а потому выкупались ради постройки отелей и гостевых домов. Нередко владельцы, невзирая на протесты местных жителей, сносили строения для постройки современных торговых центров.

След привел Измаила к строящемуся отелю, расположенному в ста метрах от особняка Гумерова. Стройка пустовала: видно, ее отложили до весны. Охраны не было, либо они манкировали обязанностями.

Измаил не ожидал совершить сногсшибательных открытий, но, к его удивлению, интересное нашлось на третьем этаже стройки, откуда открывался хороший вид на сад Гумерова. Это были приличного размера переносные динамики. Измаил задумчиво почесал переносицу – он ожидал найти трупы, следы ритуала, развешенные на стенах кишки, но не это. Какой-нибудь рабочий слушал музыку, да второпях забыл забрать?

Измаил взял динамик в руки - знакомое мерзостное ощущение прокатилось по спине, вызывая мурашки. Измаил никогда не испытывал озарений и не мог сказать, что это такое, но сейчас в его мозгу яркой вспышкой промчалось понимание происходящего. Некромант креативно подошел к делу: управление мертвецами требует близкой дистанции – стоит слишком удалиться, и зомби останутся без контроля. В этом случае жди беды: неуправляемые мертвяки выпустят агрессию на все живое. Не исключено, что порвут в клочья бывшего хозяина. Мощные динамики решали эту проблему: запиши барабаны на телефон, сделай звук громче и управляй на безопасном расстоянии.

Телефон завибрировал в кармане, когда Измаил поднимался вверх по пологой асфальтовой дороге .

- Священник передал мне найденную фотографию, – в трубке что-то бзинькнуло, Гумеров, не стесняясь собеседника, выругался в полный голос. Измаил пропустил тираду мимо ушей.

- Это моя бывшая жена… тьфу, сожительница! – сообщил Гумеров под аккомпанемент посторонних голосов. Решил справиться со стрессом на вечеринке?

- Вам известен ее адрес?

- Известен, но толку с этого? Зина умерла три года назад. Рак желудка, – Гумеров понизил голос. Измаил уловил в его интонации толику горечи.

- Она имела против вас что-нибудь? Например, вы смертельно ее обидели своим уходом?

- Вы что, думаете, меня ее призрак преследует? – ожесточился бизнесмен.

- Как вариант, – не смутился Измаил. - Правда, сомневаюсь, что призраку хватит силы поднять мертвых. Скорее, после смерти она обратилась в штуку помощнее, в полудницу или чего жутче.

Гумеров затих на несколько минут. Измаил физически ощутил скрип его извилин на другом конце провода.

- Никак не привыкну к этой хрени, - буркнул Гумеров, - Что предлагаешь делать?

- Ваш недоброжелатель, скорее всего, не остановится. Нынешняя акция была тренировкой, и свою стратегию он усовершенствует. А может и вовсе сменить. Я бы, к примеру, просто превратил несколько грамм вашего виски в стакане в цианид. Но есть шанс, что этого не произойдет, и я предпочитаю исходить из других соображений.

Несколько минут Измаил потратил на объяснения своего плана. Бизнесмен не стал засыпать его вопросами, пробурчал нечто, напоминающее согласие, и отключился

Продолжение

- Почему я не удивлен, что здесь оказался именно ты? – окликнул наемника знакомый голос с металлическими нотками.

- Могу сказать то же самое о вас! – Измаил увидел отца Алексея, выходящего из подъезда. Вместо привычной гражданской одежды священник напялил полицейскую форму с погонами майора.

- О, да вы уже сделали карьеру в правоохранительных органах? Быстро, однако!

- Лучше скажи, как ты здесь оказался? – осведомился отец Алексей. Выкладывать правду Измаилу не хотелось, но и убедительных отговорок не нашлось.

- Помните Митрофана? – сказал он.

- Того черта? Который с обломанным рогом?

- Он самый. Сейчас делает карьеру в ФСБ. Вернул мне старый должок.

- А что он в ФСБ потерял?

Измаил указал пальцем на шеврон на рукаве священника.

- То же самое, что вы в полиции.

Отец Алексей сплюнул.

- Я здесь на расследовании. А что он-то там забыл?

- Вот у него и спросите, - пожал плечами наемник.

- Вот и спрошу! – отчеканил священник, недобро сверкнув глазами. – Администратор знает, что ты сюда приперся?

- Пока еще не в курсе, но скоро будет.

Измаил перевел взгляд на тело: лужица крови, текшая из-под брезента, стала шире. Алхимик подошел и приподнял ткань: что-то подобное он видел в старом ужастике - там монстр нападал на дебильных подростков и сдирал кожу. Похожее зрелище было и здесь, только человека исполосовали до такой степени, что, казалось, какой-то великан обработал его на гигантской терке. Цвет тела и общая картина заставляли вспомнить мясной фарш. Покойник лежал, свернувшись в позу эмбриона. Налитые кровью глаза с бессмысленной злобой уставились в небо. Губы висели лоскутами, обнажая сжатые челюсти.

От трупа несло до боли знакомым, тяжелым и душным кисловатым запахом - не смертью, и не кровью. Это было… Алхимика осенило как раз в тот момент, когда к месту убийства подъехал микроавтобус. Из него вышли несколько мужчин с большими чемоданами в руках.

- Заклинание или проклятье? – шепотом спросил Измаил.

- А ты как понял? – уставился на него отец Алексей. Измаил с досадой махнул рукой.

- Запах. Жертвы заклинаний и проклятий пахнут специфически. Я, дурак, подзабыл…

- Ты же знаешь, что это не первая такая смерть? Начальство у меня забеспокоилось: сам Михаил топает ногами, требует, чтоб решили дело как можно скорее, иначе отправит сюда разбираться своего душегуба. Знаешь, как тяжело работать с ангелами? Они такие мудаки!

- И сколько их было, таких случаев? – спросил Измаил.

- Пока три. Все в разное время и при разных обстоятельствах. Жертвы между собой никак не связаны.

Мысли в голове алхимика завертелись с невиданной скоростью. Щелчок – и пазл в его голове сложился.

- Ждите еще четыре смерти.

- Что?! Ты от меня что-то скрываешь? – нахмурился батюшка. Измаил заметил, как он инстинктивно сжал кулаки – для священнослужителя у отца Алексея был опасно горячий нрав. Алхимик поднял руки в примирительном жесте.

- Давайте сделку: вы - мне, а я - вам?

***

После ночного ливня мокрые дороги блистали обилием луж: шагу нельзя было ступить, не замочив ног. Измаил вышел из дома в дурном расположении духа: впереди его ждал невероятно сложный разговор, а он этого не любил – красноречия ему всегда не хватало. Рядом с алхимиком в полном молчании вышагивал отец Алексей. Против его присутствия Измаил теперь совсем не возражал – присутствие батюшки хотя бы отчасти облегчало ему задачу.

Артем Гельвич сидел на скамейке в парке. Теперь он выглядел еще более помятым и нервным. Рядом с ним носилась светленькая девочка лет трех-четырех, периодически она дергала отца за штанину, призывая поиграть, но на ее просьбы отец не откликался: смолил сигареты одну за другой, изредка покрикивая на неугомонного ребенка: “Аня, не лезь в лужу!”

Невидимая нить натянулась внутри Измаила при виде ребенка. В горле у алхимика пересохло. Батюшка не изменился в лице, но исходящее от него напряжение ощущалось физически. Завидев Измаила, Гельвич подскочил.

- Вы нашли решение проблемы? – и переведя взгляд на отца Алексея, спросил. – А это кто?

- Скажу так: мы теперь точно знаем, что происходит с вами, – как можно мягче произнес Измаил. – Остальное… будет зависеть целиком от вас.

Отец Алексей протянул Гельвичу пачку фотографий. Клиент взял их с некоторой опаской. Окинул взглядом.

- Это некие Бирманов, Ильинский и Грязева. Все трое погибли в нашей области в последние три-четыре года крайне жестокой смертью. Обстоятельства схожи с тем, как умерли ваши родственники: свидетелей нет, растерзанные тела брошены в публичных местах. Мы проверили их истории – в каждой семье есть погибшие при загадочных обстоятельствах.

- Я не понимаю. Вы… на что-то намекаете? – Гельвич едва не выронил сигарету – она буквально плясала в его руках от волнения, рассыпая искры и пепел.

- Это проклятие. Причем родовое. Предки всех этих людей совершали страшные вещи во время последней войны, во Вторую мировую. Как и ваш прадед, Михаил Гельвич, он же – Михаэль Гельмут, разыскиваемый нацистский преступник. Он умер в собственной квартире. Его… жена нашла его на кухне, и…

Несколько минут Гельвич переваривал услышанное. За это время на его лице пронесся каскад эмоций: растерянность, потом удивление и сменивший его страх.

- А вы можете… снять проклятие?

Измаил со священником переглянулись. Алхимик подтолкнула батюшку локтем, намекая, что предстоящий разговор входит в его пастырскую компетенцию. Отец Алексей подождал, пока светленькая девочка отбежит от отца и, вздохнув, сказал:

- Мы можем это сделать. Но за это вам придется заплатить непомерную, жестокую цену… В этом и проблема. Решение же зависит от вас.

Голос батюшки прозвучал негромко и как-то не очень убедительно. Измаил понял, что пора придти на помощь.

- Любое проклятие – не важно какое - со временем набирает силу. На раннем этапе его еще можно снять без особых последствий. Но в вашем случае прошло больше шестидесяти лет. К тому же родовые проклятья в десятки раз мощнее обычных. Вы не представляете, какое это количество энергии! Если брать понятные аналогии, вы сейчас как атомная электростанция по производству магической энергии.

- Так что же мне делать? – пролепетал Гельвич. Отец Алексей поморщился и, пересиливая себя, с нажимом сказал:

- Поймите. Никто не сможет вас спасти. Вы обречены на смерть. Чисто теоретически… мы могли бы снять с вас проклятие. Но дело в том, что накопленная злая энергия потребует выхода. А куда она денется в этом случае? – никто не знает. Может, она снесет девятиэтажный дом или школу? Может, взорвется посреди города. Или всех местных жителей превратит в мутантов.

Гельвич побледнел. Лицо его превратилось в восковую маску. Воспаленные глаза лихорадочно горели. Своим видом он напоминал восставшего из гроба вампира.

- Нет, я не понимаю!

- Все просто: вы можете умереть в ближайшие полгода и тогда проклятье передастся вашей дочери. Она, как и вы, погибнет в тридцать три, передав проклятье вашим внукам, – вступил в диалог Измаил. Нужные слова вдруг стали сами собой приходить ему в голову.

- Проклятье будет повторяться и набирать силу, истребляя ваш род. Но есть другой путь. Вы можете сотрудничать с нами. Мы замкнем цепь проклятия на вас - вы поглотите всю его энергию и ваши близкие… ваша дочь… освободится от проклятия.

- Но я все равно умру?

- Да, – взгляд алхимика был тверд, как скала.

- Ах ты ж! – Гельвич выругался. И ругался, плача, до тех пор, пока маленькая ручка не легла ему на колено.

- Папа? Что? Тебе плохо? – Аня распахнула большие голубые глаза, пытаясь поймать взгляд отца. Гельвич закрыл рот и попытался состроить добродушную физиономию, но это у него получилось плохо.

- Папе нужно поговорить. Иди пока, погуляй там, доча…

Девочка неохотно отошла, настороженно оглядываясь.

Гельвич посмотрел Измаилу прямо в глаза.

- Почему я? Почему я должен платить за грехи своего прадеда?! Я его никогда в глаза не видел и не знал! Все, что я в жизни сделал плохого… В детстве из пневматического ружья застрелил голубя по дурости – не думал, что дробь ему голову пробьет – и ревел потом весь вечер.

Ответ на этот вопрос алхимик знал четко и твердо – предыдущее дело, история с сынком Гумерова, только укрепила его убеждение.

- Мы в ответе за своих родных, - сказал он. - Отвечаем за деяния своих отцов, дедов и прадедов, какими бы благими они не казались. Нас всех соединяет одна линия крови. Она же делает нас едиными. Близость – это не только тепло и комфорт, но и ответственность за ближних.

Мы в ответе за них в той же мере, как они отвечают за каждый наш собственный чих. Иисус умер в страданиях за искупление человеческих грехов. Он не обязан был это делать, но совершил это из-за любви и чувства ответственности за свою паству. Он сделал трудное, но правильное дело. Мы должны или вывести родных на праведный путь или искупить их грехи – третьего не дано!

Отец Алексей с уважением глянул на алхимика, а Измаил продолжал:

- Мы каждый день идем ради близких на маленькие жертвы, но иногда надо идти на жертвы великие. Сейчас речь идет не о вашем прадеде, а о ваших детях. От вашего решения зависит - проживут ли он полную жизнь или нет.

Услышали бы его сейчас друзья из ближнего круга - вызвали бы тотчас бригаду санитаров. Алхимик и сам не понимал, что подвигло его на такую искренность – забота о чужом ребенке? Об этом стоило поразмыслить. Гельвич уткнулся лицом в колени. Кажется, так он пытался скрыть слезы.

- У меня жена на пятом месяце. Сын будет… – прошептал он.

- Вы в силах позаботиться о нем и о дочке. Звоните мне, если решитесь. Утро послезавтра – крайний срок. Надо успеть все подготовить к вашему дню рождения.

Отец Алексей положил на скамейку рядом с Гельвичем свою визитку.

- Последний гонорар можете оставить себе.

Алхимик покинул парк с тяжелой душой. Бросив на прощание последний взгляд на Гельвича, он поймал себя на мысли, что не хочет представлять, что сейчас чувствует этот человек, глядя в глаза своей дочери.

***

Алхимик едва успел вставить ключ в дверной замок, как в кармане у него завибрировал телефон – на экране мобильного высветился номер Гельвича.

- Скажите мне… Я ведь не один такой? – спросил он мрачно. Таким голосом, должно быть, говорят ждущие муки в адских котлах грешники. Измаил не ожидал звонка так скоро: с момента встречи прошли какие-то полтора часа.

- Из трех погибших у двоих были дети: мальчишки-близнецы шести лет и девочка, ей, кажется, тринадцать стукнуло. Все умрут так же, как их предки. Святые отцы сейчас ищут остальных проклятых, которые как и вы, оказались в безвыходной ситуации. Хорошо, если у них не будет потомства…

- Я не хочу умирать! – Алхимику показалось, что Гельвич заплакал.

- Вы просто жертва случая. Бывает, матери несознательно передают детям смертельные инфекции или дефектные гены, неизлечимые болезни. Ваши родители передали вам по наследству страшное проклятие. Не повезло. Так что вы решили?

- А можно… можно перенести? Скажем, на месяц?

- Перенести? Можно! Но это чревато последствиями: ритуал может не сработать в другое время или сработать не в полной мере.

- Значит, послезавтра?

- Послезавтра. И ни днем позже.

- Что ж… Я готов, – без особой уверенности произнес Гельвич. Алхимик надиктовал ему адрес и отключился. Настроение, и без того паршивое, упало вконец. Измаил вошел в дом с мыслью: “Неужели я так размяк с возрастом?”

***

Назначенное для ритуала место находилось в одном из удаленных частных домов. Кажется, это было жилье епископа – он предоставил его для ритуала на время своего отсутствия. Алхимику понравился просторный сад, но сам дом показался неуютным, нежилым. Наемник рассматривал клумбы с цветами, когда на садовой дорожке показался Гельвич.

- С днем рождения! – Измаил сказал это автоматически, не думая, что его слова прозвучали похоронной эпитафией. Однако Гельвич кивнул и слабо улыбнулся. Алхимик протянул ему сигару, а сам взял вторую.

- Оу, неплохо! Вместо последнего ужина смертника?

Шутить в таком положении могли только самый стойкие. Пожалуй, Гельвич заслуживал похвалы и уважения. Измаил одобрительно кивнул. Несколько минут они молча курили. Первым прервал молчание Гельвич.

- Я сказал жене, что вернусь с работы поздно…

- Церковники обо всем позаботятся, это их дело. Ваших родных в беде не оставят. Отец Алексей за ними присмотрит. Святоши были столь щедры, что даже выплатили мне обещанную вами сумму.

- Что я должен сделать? Там? – кивнул в сторону дома Гельвич.

- Я подготовил пентаграмму в подвале. Выпьете настойку, встанете в центре круга... Дальше всем будут заправлять церковники.

- Это будет… больно?

Измаил покачал головой.

- Сомневаюсь. Вокруг вас накопилось столько энергии, что ее удар будет схож с падением космического корабля с орбиты.

- Да, это обнадеживает…

Измаил не понял: шутил Гельвич или был серьезен? Клиент посмотрел на часы.

- Меня ждут через пять минут.

Из-за туч выглянуло солнце. Гельвич с минуту помедлил, подставив лицо его теплым лучам. Слабо колыхалась от ветра трава, будто не желая мешать человеку наслаждаться последними мгновениями.

- Ладно. Ради тебя, доченька!

Гельвич направился к двери, ведущей в подвал. Измаил проводил его сочувствующим взглядом. Уселся на скамейку под старой липой и прикрыл глаза, вслушиваясь в шелест деревьев и крики птиц. Земля под его ногами дрогнула и завибрировала. От поднявшегося ветра зашлись в танце цветы, в испуге рванула на восток стая голубей.

Алхимик всем телом ощутил приток стремящейся к дому темной энергии – она выжигала душу изнутри, терзала каждую клеточку тела. Стиснув зубы, он терпел, зная, что участники ритуала испытывают куда более мучительные боли. От мужского крика, доносящегося из дома, волосы вставали дыбом, леденело в груди – столько ужаса, безнадежного страдания было в нем. Крик длился долго – жуткие семь секунд, показавшиеся Измаилу чуть ли не часом. Когда крик умолк: все успокоилось, напряжение растворилось в воздухе.

Хлопнула дверь. Из подвала потянулась вереница угрюмых людей. У проходящей мимо Измаила молодой женщины на глазах застыли слезы, лицо ее посерело и выражало крайнюю усталость. Остальным, судя по виду, пришлось не легче. Отец Алексей выглядел измученным, его правый глаз заметно подрагивал. Походка у батюшки сделалась неуверенная – казалось, еще секунда и отец Алексей рухнет, как подкошенный.

- Хоронить нечего, - тихо сказал он, встретившись глазами с Измаилом. - Даже праха не осталось. Только выжженное пятно на бетоне. Что говорить его семье - что сгорел заживо в автокатастрофе? А он машину продал полгода назад! Попробуй придумать правдоподобную историю, да так, чтобы еще и власти не докопались! Если честно, я думал, он тряпка. Ан нет – силы воли оказалось побольше, чем у меня.

- Страшная штука - искупление чужих грехов, - кивнул Измаил. – Пойдемте, батюшка, самое время выпить за упокой его души.

- В “Русалку»? Садись, подвезу. Но платишь ты.

В салоне “БМВ” царила идеальная чистота – ни пылинки. Прежде чем садиться, Измаил стряхнул грязь с ботинок, чтобы не запачкать коврики святого отца. По пути оба молчали, думали о своем. Но, выходя из машины, алхимик не выдержал.

- Скажи, отец, а, может, я зря соврал ему?

- Про муку и боль? – Странно, но отец Алексей сразу понял, что имеет в виду Измаил. Видимо, он и сам об этом думал не раз. – А разве ты ее знаешь?

- Ну-у-у…

- То-то и оно. Каждому свое. Что толку было б его запугивать попусту? У тебя вот детей нет, так ты и представить не можешь, что для отца страшнее – мучаться, спасая ребенка, или знать, что твоя трусость и слабость его убьют. Он свою дочь любил. А когда любят – и страданию радуются.

- Значит, вы в него верили? – спросил Измаил.

Отец Алексей взглянул на алхимика и помотал головой.

- Нет. Грешен! – вздохнув, он распахнул двери кабака. – Пойдем, что ли?

Измаил с усмешкой последовал за ним.

Он напряг память, вспоминая русские слова. В айнзатцгруппу Гельмут попал лишь благодаря своему знанию русского языка. Прадед его уехал в Германию более ста лет назад, но память о родине сохранил, и заставлял внуков учить язык. Продолжил традицию и отец, подзатыльниками вбивавший науку своему потомству.

- Как зовут? Имя? – требовательно произнес Гельмут, всматриваясь в зеленые глаза пленника. Мужик пошевелил посиневшими, скрюченными пальцами и сморщился от боли – за минуту до этого Медведь хорошо приложил сапогом его руку.

- Николай, - выдавил мужик, плотно сжав ноги и прикрыв пах. Гельмут внутренне содрогнулся от омерзения: как отец мог с таким восторгом отзываться о русских? Как мог отрицать правоту господина Геббельса – о том, что русские хуже дикарей?! Вот же – валяется у ног, жалкий, раздавленный, словно дождевой червяк. И постоять за себя не способен.

- Какие еще селения есть рядом? – Гельмут сделал равнодушное лицо.

- Я тут недавно, плохо знаю местность.

Илюшин придвинулся, поправив висящий на бедре автомат, и сказал по-немецки:

- Врет он все. Такого покроя ботинки часто у местных видел.

- Мне кажется, ты врешь, – сказал Гельмут пленному. Николай с хмурой миной замотал головой.

- В трех километрах отсюда видел деревеньку какую-то. Больше ничего не знаю. Как называется, не знаю. Местные меня прогнали. Дажы воды попить не дали.

- Большая деревня? – влез Илюшин. На лице его засияла мерзкая ухмылка, глазки заблестели от предвкушения. Гельмут не знал, кто вызывал у него большее отвращение: вонючий мужик на земле или вечно небритый, небольшого роста живчик Илюшин. Гельмут помнил, с каким хладнокровием предатель простреливал затылки соотечественникам. Этого цепного пса следовало приструнить в ближайшее время, слишком много он стал себе позволять.

- Человек тридцать. Старики, в основном, - Пленник попытался встать, но его остановил врезавшийся в грудь сапог Медведя. - Ох!.. Глазюки у них маленькие. Они якрынами себя зовут… Странные…

- В каком смысле – странные? – заинтересовался Гельмут, но ответа не получил – Николай все еще глотал воздух, потирая ушибленные ребра. Не дожидаясь команды, Медведь отвесил ему оплеуху, но неудачно – теперь пленник вместо ответов издавал нечленораздельные звуки, лишь отдаленно напоминающие человеческую речь. Лицо его побагровело, он со свистом втянул воздух в легкие и рухнул лицом в грязь.

- Помер? – Медведь от удивления присвистнул. Потрогал артерию на шее крестьянина, нахмурился.

- Помер. Во дела! А я ж вроде и не сильно…

- Дурак, – сказал Гельмут. Медведь пожал плечами.

Гельмут посмотрел на часы: стрелки перевалили за полдень. Надо поторопиться. Не ночевать же в лесу на таком холоде. Вздрогнув, он глубже запахнул воротник шинели. Родился Гельмут в северных землях и привык к снегу, но местная погода не переставала удивлять: лето еще не кончилось, а холодина уже стоит как поздней осенью.

– Пойдем, посмотрим, что за деревня, – произнес Гельмут и крикнул остальным, чтоб садились в машину.

***

Грузовик трясся, с трудом преодолевая холмистую местность – приличная дорога закончилась давным-давно. Гельмут со скучающим видом разглядывал редкие деревца и кустарники, слушал, как чавкает под колесами жидкая грязь. Зрелище было печальным и ни в какое сравнение не шло с зелеными полями родной Германии.

- А знаешь, шеф, слыхал я краем уха про ту деревню, - сидящий за рулем Илюшин переключил рычаг коробки передач и грузовик подпрыгнул на очередной яме, – Нехорошая, говорят.

- Сказок наслушался, – буркнул Гельмут. Илюшина перевели в его взвод, когда от менингита скончался один из автоматчиков. Гельмут с детства ненавидел предателей и не соглашался брать новичка, но начальство осталось глухо к его доводам.

- Помнишь деревню, где Хог трахнул двух малолеток по очереди? – при этих словах лицо Илюшина приобрело хищное выражение, и вечно сутулый перебежчик расправил плечи. – Я там опрашивал народ, составлял карты местности поточнее. Местные про ту деревню говорят со страхом – мол, с тамошними мужиками якшаться не стоит! Странные они, не от мира сего. Один дед мне такую басню рассказал. Дескать, жил он по соседству с деревней этих якрынов… Во, я даже название вспомнил – Айгыдар их село называется. Этих якрынов даже коллективизация не коснулась – жили они себе тихо, никто к ним не ходил и они никого не трогали. Шкуры оленьи продавали иногда соседям. Только однажды мужики по пьяной лавочке подрались и прибили одного якрына. Убивцев народ, естественно, скрутил, отправили их в кутузку. А потом, понятное дело, соседи-колхозники заявились к якрынам, вернуть тело убитого родственникам. Встретили их неприветливо. Но подробностей никто не знает – мужики, вернувшиеся из Айгыдара, ничего не рассказывали. Одно странно: убийцы якрына из тюрьмы исчезли. А месяца через три нашли их растерзанные трупы в реке. По словам деда, после того убийства жить в деревне стало невозможно: сначала исчезла рыба, потом, откуда ни возьмись, напала на них неизвестная болячка – властям пришлось срочно объявлять карантин, перекрывать все дороги, ведущие к деревне. Короче, через два года эта деревенька загнулась – все, кто не помер, сами оттуда разбежались. Дед сказал, что это, мол, была месть якрынов за своего убитого.

- Занятная история, – промолвил Гельмут, глядя в окно. Илюшин ухмыльнулся:

- Ага. Хочется даже посмотреть, что за народишко такой ушлый!

Грузовик снова подпрыгнул, но не успел Гельмут проклясть все и вся, как за росшим на взгорье тощим лесочком показался толстый столб дыма. Спустя минуту к нему прибавился еще один.

- Скоро приедем! – Илюшин расплылся в улыбке. Его возбужденный вид не предвещал ничего хорошего. Гельмут сделал вид, что не заметил кровожадной радости подчиненного. Уже на первой вылазке этот перебежчик хладнокровно расстрелял двух женщин и троих маленьких детей. Работа у карателей грязная и неблагодарная, далеко не все могут привыкнуть к запаху крови, дерьма и мочи. Не каждый в таких условиях освоится. Многие просили перевода в другие части, оставшиеся солдаты матерели, набирались цинизма.

Гельмуту и самому не составляло труда пристрелить женщину - о содеянном он забывал через пару минут, но вот смерть детей оставляла осадок в его душе. А вот перебежчик без зазрения совести разрядил полный автоматный рожок в малолеток, да еще своих. И это в первый рабочий день!

Внезапно с каплями дождя на лобовое окно упали и первые крупинки снега. И с каждой секундой их становилось все больше. Снег сужал видимость, залеплял собой лобовое стекло. Словно сама природа преграждала им путь к деревне. Гельмут пробормотал:

- Вот будет замечательно, если на обратном пути дорогу завалит.

Этого следовало ожидать: местная погода обожала устраивать подобные пакости в самый неудобный момент.

- Ничего. Погостим у местных подольше. А то, поди, соскучились тут в глуши без внимания! – хихикнул Илюшин.

Грузовик трясся, взрезая колесами пласты грязи на все более сужающейся дороге; длинные ветви деревьев стучали по окнам и оставляли глубокие царапины на кабине машины. Через десять минут дорога выровнялась, стала тверже и сократилось количество полных воды ям. Когда за поворотом показался острый конец крыши большой постройки из крепких досок, Гельмут стукнул в железную стенку позади себя и крикнул сидящим в кузове солдатам приготовить оружие. Он повертел шеей в разные стороны, разминая затекшие мышцы: впереди ждала работенка. Много-много грязной работенки.

***

Измаил не любил резких перемен в жизни. Природа никуда не торопится и все изменения должны происходить размеренно и постепенно - это люди вмешались в естественные процессы, привнеся с собой скорость и суету. С другой стороны, человеческий век краток и людям надо успеть как можно больше. Это он мог позволить себе не думать о ближайших двух сотнях лет. Была у него еще одна точка зрения: вся эта суета позволяла получать град эмоций и впечатлений, что создавало иллюзию полноценной жизни. Как такие противоположные вещи могли уживаться вместе, наемник не знал. Тем более - не мог сказать, чему отдает предпочтение.

Алхимик нацепил любимую фетровую шляпу, поправил лацканы пиджака и поглядел в зеркало: на него смотрел мужчина с прямым носом, русыми волосами и пристальным взглядом серых глаз. Измаил ценил свою внешность – ничем не примечательная и среднестатистическая, она позволяла не выделяться в толпе. Все запоминали только бросающиеся в глаза детали одежды, но не лицо. Отрываться от сладкого ничегонеделанья желания не было - если б не растормошивший его звонок, он и дальше бы валялся в шезлонге в садике возле своего дома.

Он поглядел на часы: клиент подойдет к назначенному месту через сорок минут. После истории с сынком бизнесмена Измаил прославился как эксперт по необычным делам и соответствующие предложения не заставили себя ждать. Большую часть заказов алхимик отклонял, но когда собеседник по телефону вместо приветствия шепчет: «Я не хочу умирать!» – это, конечно, интригует.

Клиента наемник заприметил сразу: высокий и худой, как каланча, кареглазый мужчина в мятых джинсах и ветровке был заметен издалека. Он остановился на площади, выискивая взглядом алхимика. Обождав с минуту, Измаил с дружелюбной улыбкой помахал ему рукой.

- Моей жизни угрожает опасность! Вы должны меня защитить! – не обращая внимания на прохожих, выпалил незнакомец. Тяжело дыша, он упал на скамейку рядом, Измаил инстинктивно отодвинулся от него: клиента окутывал удушливый ореол - мужчина зверски потел, но несло от него не потом, а чем-то более стойким, тяжелым и специфическим.

- Вы сказали, что вас зовут Артем Гельвич? – Измаил решил не тратить время на сантименты.

- Да. Вы должны помочь мне!

- Погодите. Я, во-первых, не помогаю бесплатно, а во-вторых…

- Они скоро найдут меня!

- Кто – “они”?

Плечи Гельвича поникли, взгляд его подернулся мутной пленкой.

- Не знаю… Я их не видел. И понятия не имею, что они собой представляют.

Ответ смутил Измаила – не хватало еще тратить время на параноика. В глубине сознания мелькнула мыслишка, что можно потакать фантазиям сумасшедшего и потихоньку выкачивать денежки из него. Идея была хорошая, интересная. Гельвич заторопился:

- Понимаете, здесь все очень сложно…

- Не существует ничего простого, - Алхимик зевнул и как бы невзначай кинул взгляд на часы.

- Понимаете, у меня умерли все близкие родственники. Много лет назад был убит отец, три года назад убили брата, на куски разорвали. И я буду следующим!

- Вы уверены, что это не совпадения? – Измаил не смог скрыть своей заинтересованности. Гельвич бросил бессмысленный взгляд на яркую вывеску магазина напротив, посмотрел на снующих туда-сюда прохожих. Уверенности на его лице заметно не было.

- Не могут это быть совпадения! – скрипнул зубами клиент. Он пригладил непокорный вихор на голове и продолжил:

- Мой дед умер так же, как и отец, и Сашка. Одинаково жестоко. Все убийства не раскрыли. Отца нашли в кабинете – стены все заляпало кровью. Сашку нашли на лестничной площадке между этажами - выносил мусор. На его крови поскользнулась соседка и сломала ногу. Что деду, что отцу, что брату исполнилось в момент смерти по тридцать три года. Может это быть совпадением?

- Хм. А вам сколько лет? – Измаил закинул ногу на ногу и достал пачку сигарет из кармана.

- Через две недели исполнится тридцать три, – при этих словах веки Гельвича нервно задрожали, он облизнул пересохшие губы.

- Понятно… - Протянул Измаил. – И вы хотите, чтобы я помог пережить вам свой день рождения?

- Родственники умерли в разное время. Отец утром пришел на работу, через час коллеги услышали его крики. Это было в августе. Брата нашли поздно вечером, в декабре. Я не знаю, когда за мной придут…

- Вы же понимаете, что я не могу круглосуточно возиться с вами?

- Поэтому вы должны вникнуть в суть происходящего, – Гельвич посмотрел Измаилу прямо в глаза.

- Это будет стоить дорого. И, разумеется, гарантий я дать не смогу. Вы это понимаете? Даже если возьмусь за это дело… сложно начинать расследование, не зная вообще ничего.

Гельвич опустил плечи и сцепил пальцы.

- Некоторое время назад мне начали сниться кошмары. Я не помню все детали, в памяти отложилось только, что я стою по колено в снегу, мне очень холодно. В руках у меня пистолет. Потом из снега медленно поднимается темная фигура, невысокая, коренастая. Мне кажется, это была женщина; и каждый раз она несет какую-то тарабарщину, – Гельвич заерзал и вдруг сиплым голосом выдавил из себя:

- Нам морти якрын. Шуртын имрам егд талаз егд артын! Вот что она говорит каждый раз. Это я хорошо запомнил.

Измаил похлопал себя по колену. Дело намечалось интересное, но информации маловато. Да что там, количество ее упорно стремилось к нулю: кошмары, отечественный вариант “Клуба 27”, подозрения и догадки – этим все исчерпывалось. Вдруг алхимику бросилась в глаза расцарапанная рука Гельвича – и шестеренки в его мозгу заскрипели, задвигались. Измаил достал записную книжку.

- Так, повторите-ка эту фразу. И еще я хотел бы попросить вас прогуляться со мной до моего дома.

- Зачем? – щеки Гельвича слегка порозовели.

- Обсудить финансовые детали. Ну, еще мне потребуется взять у вас немного крови.

***

К занявшей центральное место на дубовом столе пробирке с кровью присоединилось еще несколько пузырьков разного цвета и размера. Лаборатория располагалась в подвале. Алхимику не доставляло большого удовольствия часами работать в прохладном, неотапливаемом помещении, но, к его большому сожалению, лишь подвал позволял вместить все нужное оборудование. Наемник уже не первый год мечтал о доме побольше и возможности работать при солнечном свете, а не безжизненном свечении ламп.

Кровь являет собой не просто набор цепочек ДНК - в куда более широком понимании она напоминает своеобразный жесткий диск, постоянно накапливающий информацию о своем носителе и передающий собранное потомкам. Она несет в себе все до единого воспоминания и чувства ваших умерших дедов и прадедов, бабушек и прапрабабушек. Редкие умельцы с помощью капли крови могут не просто показать клиенту всю тяжесть жизни пращура в Средние века, а дать возможность ощутить эти тяготы на себе. Измаил числился среди таких мастеров.

Главная сложность состояла в том, чтобы извлечь эти массивы данных неповрежденными - чем старше информация, тем сложнее ее достать. Во многом это напоминало работу археолога – требуется много скрупулезных усилий и терпения, дабы выковырять из земли ценные артефакты. Измаил положил на стол полиэтиленовый пакет с листьями и другой – со стеблями. Предстоящая ночь уйдет на выгонку экстрактов, потом потребуется в точности до миллиграмма рассчитать и вымерять нужное для эликсира количество. Ошибка – и информация окажется неполной или искаженной.

Измаил умел работать сутками без сна и отдыха. Секрет заключался в абсолютном сосредоточении. Для начала голова освобождается от лишних мыслей, - выкидывается все, что не связано с задачей. Далее работа разделяется на фазы, каждый процесс держится в уме и проводится ровно, когда нужно – не раньше и не позже.

Главное, не сбиваться с ритма: одно лишнее движение или неуклюжий хлопок дверью собьют настрой и придется напрягаться по новой. Если же все пошло как надо, то… пару раз моргнешь, а за окном уже светит солнце.

Когда Измаил оторвался от стола, мышцы на спине затекли настолько, что невозможно было разогнуться, а ноги занемели, потеряв чувствительность от слабого притока крови. Настенные электронные часы показывали, что прошло двое суток. Алхимик медленно поднялся, терпя пронзительную боль в суставах. В небольшой бутылочке в его руке плескалась розовая жидкость. Измаил размял ноги, попрыгал на месте - времени на отдых не оставалось. Он залпом проглотил содержимое пузырька. На вкус жидкость отдавала кислецой.

Алхимик расслабился и закрыл глаза. Разум заволокло туманом: мысли с трудом ворочались в голове, воспоминания притихли, вместе с тем из толщи подсознания проталкивалась вперед большая, светящаяся сфера. Измаил мысленно протянул руки и схватил ее – шар засиял еще мощнее, и алхимика затянуло внутрь.

***

Холод. Ледяной холод пронизывал тело, морозил пальцы и щеки, норовил пролезть в глотку и застудить кишки. Запах гари продрал легкие алхимика и вызвал приступ неудержимого кашля. Измаил открыл глаза: он стоял в двух метрах от горящей избы, строение пылало так, что его не могли затушить снег с мелким дождем. Воздух разрезал женский крик, за ним последовали ругательство и выстрел. Измаил повернулся к низенькому, крепкому солдату с дымящимся автоматом в руках.

- Медведь, сказал же, держи всех на виду! – прикрикнул Измаил на подчиненного, тот сжал губы и потупился. Жителей деревни – теперь уже тридцать человек – собрали тесным полукругом на главной улице. Внешностью местные сильно напоминали эскимосов: такие же коренастые, с короткими ногами, но повыше ростом, с бугристой кожей и глазами-бусинками цвета морской волны. Женщины заметно нервничали, но мужчины, к удивлению Измаила, оставались невозмутимыми - все они сидели на земле в позе лотоса, сложив руки на коленях, бормотали сумятицу на своем каркающем наречии. Детей найти не удалось. Измаил сомневался, что родители успели попрятать малых - отряд нагрянул неожиданно для всех.

- Будете слушаться - не будет проблем. Мы не желаем вам зла, – говорил по-русски невысокий солдат, при этом палец его оставался на курке автомата. Ответом ему были женский плач и молчаливое презрение мужчин.

- Что, никто языка не знает? – почесал щетину Илюшин. Размахнувшись, ударил в живот старуху с криком: “Русский знаешь?!”

- Не понимает она тебя, – сказал седобородый старик из гущи толпы. Говорил он, не открывая глаз. Его лицо землистого цвета напоминало безжизненную маску. Гельмут неожиданно восхитился этим: сам он в такой ситуации, как минимум, встревожился бы.

- Что вы хотите от нас? – спросил старик.

- Еда. Мука, вяленые рыба и мясо, хлеб, сладкие булочки, золото, ракушки – все, что у вас есть! – перечислил Илюшин с фирменной паскудной ухмылкой.

- Бог говорил, что чужаки никогда не приносят добро со собой. Говорил, что мы должны рассчитывать только на себя - я ни разу не усомнился в его словах, хозяин был четырежды прав. Нельзя было медлить с тем одиночкой, стоило убить его здесь, на месте – тогда все могло быть иначе. Это моя вина, решил, что он не принесет нам вреда. Я опозорил хозяина, он не откликается на наш зов… Забирайте все и оставьте нас в покое, – голос старика оставался ровным, как озерная гладь в безветренную погоду. Измаил увидел, как ощерился не ожидавший такого ответа солдат, как задрожал его палец на курке. Старик продолжал:

- Но вы убили мою внучку. Согласно нашим традициям, я обязан убить убийцу.

Илюшин со смешком перевел слова старика Медведю, и тот зашелся в приступе хохота.

- А если он убьет тебя сейчас, как ты тогда отомстишь? – с издевкой поинтересовался Илюшин. Старик приоткрыл один глаз, взглянув на солдат.

- Смерть - не преграда. Наказание будет все равно.

- Посмотрим!

Илюшин расставил ноги шире, прижал приклад к бедру и выпустил очередь по толпе. Старик захлебнулся кровью и повалился набок. Одновременно с ним упали две женщины позади него. Толпа заволновалась, подалась в стороны, кто-то прыгнул лицом в снег. Не выдержали даже мужчины, большая их часть метнулась прикрывать своими телами жен.

- А ну стоять! – бешено взревел Медведь и дал несколько коротких очередей в крестьян. Измаил не мешал, видя, что ситуация вышла из-под контроля. Вынув из кобуры “люгер”, он пустил пулю в лоб мужику, пытавшемуся сгрести обратно выпавшие кишки. К запаху гари прибавился запах крови и дерьма – знакомый и ненавистный запах, от которого никуда никогда не деться. Это чертова данность. С ней предстояло жить. Потому что это – цена, которую он платит за свою благополучную жизнь. В ногу Измаилу вцепилось что-то твердое и мокрое. Он опустил взгляд: тот самый старик все еще был жив. Кровь, вылившись из его рта, прочертила след по земле длиной в несколько метров.

- Нам морти якрын. Шуртын имрам егд талаз егд артын! – прохрипел старик, прежде чем замереть навсегда. После этих слов у Измаила закружилась голова, ему стало дурно. В ушах зажужжало, будто рядом роился легион мух.

Через секунду все изменилось: Измаил очнулся в теплой, просторной гостиной – телевизор в углу, часть стены занимает большой книжный шкаф, рядом журнальный столик и диван. Он сам одет в домашние штаны и рубашку в клеточку. За окном виднелся цветущий сад; на кухне слышалось женское пение, оттуда же неслись ароматы тушеного мяса – супруга готовит праздничный стол к его дню рождения.

Сегодня ему исполнилось тридцать три года – возраст Иисуса, когда он умер. Измаил, впрочем, не собирался умирать. Все его грехи остались в прошлом. Связанные с ним бумаги уничтожили еще до захвата Берлина. За прошедшие три года ни один полицай не поинтересовался, что он делал на войне - а это значит: свобода, окончательная и бесповоротная! Новая глава в жизни. Огорчало, что мирную жизнь он видел другой – богаче и насыщеннее событиями.

Он искал ручку и бумагу, когда до его слуха донеслось жужжание - то самое, что он слышал три года назад в той деревушке под Мурманском. Измаил взволнованно прошелся по гостиной, держа ручку в ладони. Схватил стакан с водой и осушил в один глоток. В мозгу пронесся калейдоскоп воспоминаний, о которых он мечтал забыть.

Жужжание усилилось, стало ближе. На журнальный столик приземлилась муха - не просто большая, а огромная, раза в полтора больше обычных, да еще с блестящей красной спинкой. Насекомое уселось на краю столика, почесывая лапки. Прежде чем Измаил успел свернуть газету, она взвилась в воздух, сделала широкий зигзаг и вцепилась ему в щеку - укус был болезненный, больнее, чем укус овода. По скуле Измаила стекла капелька крови.

В одно мгновение все изменилось. Но Измаил не мог сказать, что именно. Загустел воздух в комнате, тени в углу удлинились и почернели, заглох шум посуды на кухне. Эти изменения не были осязаемы, их можно было только почувствовать. Измаил открыл форточку, но свежий воздух не пошел. Как будто Измаила отделили от внешнего мира, незаметно для него самого поместив в прозрачную капсулу. Душу бывшего солдата охватила тревога: опасность рядом, она совсем близко! Но где?! Откуда придет удар? Он не знал, и это и пугало больше всего.

Из темноты коридора вышла черная фигура, нечеткая и неясная. Замерла на пороге. По силуэту незнакомца пробежала рябь. Не успел Измаил открыть рот, как глаза его затянуло черной, шевелящейся пеленой, а глотку и ноздри залепили комом грязного снега. Дыхание перехватило. Кожу обожгли миллионы уколов копий. Алхимик хотел закричать, но неведомая сила не давала пошевелить челюстью. Измаил не раз видел агонии умирающих, но никогда не мог представить, что сам испытает куда худшие муки.

Продолжение

– Умрешь или исчезнешь? Где тут логика? – удивился Семен, но Томаш ничуть не смутился, разлил остатки напитка, который они давеча купили за бешеные деньги у прибывшего из отпуска сотрудника, и ответил: 

– Все здесь нелогично, на этом тухлом космическом заводике. Мне знакомая девчонка жаловалась, что у нее один за другим такие шрамы появлялись. Врачам было плевать, давали ей какие-то лекарства, которые ни хрена не помогали. А потом эта девчонка исчезла.  Хахаль ее местный начал интересоваться, куда она делась, так ему объяснили, что уволили ее за нарушение контракта и сейчас она на полпути домой – на Землю, значит, – лицо Томаша раскраснелось от спиртного и говорил он, тщательно подбирая слова. –  А парень этот дураком не был, он и спросил, почему ее личные вещи остались в комнате. Как она могла отправиться домой без вещей? Ему, конечно, не ответили, послали куда подальше…

Тогда Семен не слишком впечатлился. На старом разваливающемся космическом заводе могло произойти  что угодно: убийство или несчастный случай. Скорее всего, кто-то из менеджерского состава замешан - вот начальство и решило замять инцидент. Но почему-то сейчас этот разговор всплыл в памяти в малейших деталях. Семен испугался.

Он вылетел из душа, больно ударившись ногой об угол прикрепленного к полу стула. Натянув трусы, нервно закружил по комнате, разыскивая одежду в окружающем бардаке.

Рубец на спине  зачесался. Семен провел по нему рукой, и ему показалось, что тот удлинился. Подобно червю – рос, ширился в размерах, расползался дальше по телу. Семен присел на край кровати и, закрыв глаза, глубоко задышал: вдох, выдох. Вдох, выдох.

Ему пришлось собрать все силу воли, чтобы паника отступила. Мысли прояснились.

И тут Семен отметил, что чувствует себя отлично, даже великолепно: исчезла привычная ломота в спине, прекратились боли в шее.

Он был бодр и чувствовал, что пышет энергией. Чтобы окончательно убедить себя в том, что полностью здоров, Семен упал на пол и сделал тридцать пять отжиманий (обычно у него едва хватало сил отжаться раз пятнадцать).

– Больной так не смог бы! – сказал он сам себе, лихо вскочил на ноги, заметив, что нисколько не устал и сумел бы отжаться еще раз тридцать.

Это обескураживало. Слишком многое изменилось за несколько часов, прошедших с того момента, как он вернулся со смены. Слишком быстро, чтобы это можно было сразу переварить.

Он взглянул на часы – на станции царила “ночь”. Здешний распорядок дня соответствовал земному: днем люди работали, ночью отдыхали. Значит, госпиталь откроется лишь через шесть часов.

И тут он вспомнил: “Черт! Есть же дежурный врач!”.

*** 

Госпиталь занимал отдельную секцию в комплексе, и чтобы добраться до него, Семену пришлось пересечь жилой корпус с одного конца до другого по длинному коридору, уставленному различным оборудованием, которое не вмещалось в узенькие кабинеты. 

Молодая врачиха в приемной уставилась на Семена, и, понимая, что тот мало похож на больного, произнесла тихим голосом:

– Говорите.

Семен запинаясь, кое-как объяснил врачихе свою проблему. Он ожидал, что сейчас его пошлют куда подальше, и был готов прямо здесь скидывать форменную рубашку, чтобы продемонстрировать рубец, но в серых глазах девушки загорелся интерес. Она пригласила его следовать в кабинет, а потом провела на второй уровень, где располагались больничные палаты.

– Не волнуйтесь – сказала она, заметив страх в глазах Семена. – Просто нужное оборудование находится здесь.

В кабинете она велела ему раздеться по пояс и лечь на кровать, над которой высился огромный полукруглый прибор с блестящими линзами. Семен подчинился. Прибор загудел и завибрировал. Через пять минут врачиха сообщила, что можно одеваться. Семен вопросительно посмотрел на нее:

– Что со мной?

Девушка улыбнулась и успокаивающе произнесла:

– Поражение кожи местной, безвредной бактерией, что водится на поверхности планеты. Иногда в комплексе отказывает герметизация, и некоторые сотрудники заражаются. Ее, по-моему, какие-то идиоты  “чумой” называют. Зря. Это абсолютно не смертельно, только панику на пустом месте разводят.

Семен не поверил ей. От всего сказанного веяло фальшью. Врачиха просто озвучила те инструкции, которые были заранее для нее подготовлены. Он не мог сказать, как он это понял, но он понял. Его интуиция буквально вопила: ложь, ложь! Вот только зачем ей врать?

Наверно, дела его плохи, и он смертельно болен. Но и это не объясняло вранья медички – ведь не она виновата в его болезни?

Однако все его чувства вопили: не верь ей!

Он пожелал врачихе удачного дежурства и пошел прочь. У выхода он почувствовал, как она буравит взглядом его спину, он оглянулся… Девушка не отвела взгляд,  напротив: растянула губы в улыбке. Почему-то Семену стало от этого не по себе.

***

Чтобы спуститься в главный склад, расположенный в штольне, Семен воспользовался одним из грузовых лифтов. Гулко застонав, дряхлая кабина отправилась вниз, навстречу темноте. Внутри заиграли тени, они становились длиннее и глубже по мере спуска, некоторые сливались в зловещие ухмыляющиеся фигуры.

Семён ненавидел  станцию.

Что его бесило больше – бесконечные лабиринты коридоров со стерильным, тщательно отфильтрованным воздухом, или самая старая часть станции, где находился главный склад, который ему приходилось охранять – он так и не определился. Наверное, и то, и другое в равной мере. Он уже задумывался: а не бросить ли все к черту, прервав контракт за два года до конца срока? Останавливало одно – циферки в ежемесячном чеке. Несмотря на дерьмовые условия, платили здесь исправно и вовремя, отдавая каждую положенную копейку…

Хотя порядки на станции были драконовские. Ушел на пять минут раньше на обед? Изволь заплатить штраф за нарушение графика!

В свою первую смену здесь Семен как-то решил перекусить шоколадкой, чтобы развеять скуку… Он не успел дожевать, как ему уже позвонил старший смены и предупредил, что прием пищи дозволяется только в специально отведенное время. А уж опоздание на пост вообще считалось смертным грехом у начальства.

Кабина вздрогнула, лифт протяжно заскрипел и  остановился. Семен вышел и направился к воротам склада. В углу открылась незаметная дверь, и оттуда высунулся высокий – около двух метров – человек с копной белокурых волос. Он держал в руках форменную фуражку. На лице бугая застыла выражение растерянности. Семен махнул ему рукой:

– Что случилось, Деннис? Заснул на посту?

– Томаш пропал недавно, – ответил тот. Деннис говорил по-русски с сильным акцентом, жестко выговаривая слова на немецкий манер. Он протянул Семену свой КПК.

– Как пропал? Когда? – Семен напрягся, пробежал глазами светящееся сообщение, появившееся час назад на официальном сервере предприятия.

– Пропал при аварии в одном из складских секторов. Его еще не нашли. Тела нет, – сказал Деннис.

– Твою ж мать… – ругнулся Семен сквозь зубы. Он познакомился с Деннисом и Томашем еще перед отправкой на Марс. С тех пор они не расставались, неразлучная троица. А вот теперь остались вдвоем.

Семен тяжело задышал - эмоции требовали выхода. Деннис грустно смотрел на него, нервно теребя фуражку. Потом спросил:

– А может, его найдут?

Семен знал, что нет. Руководству было выгоднее считать Томаша пропавшим, ведь выплаты родственникам полагались только, если судьба исчезнувшего прояснится и будет найдено тело.

А если не найдут… Начальство принесет официальные извинения – мол, опасные условия работы в дальнем космосе, несчастные случаи не редкость – и на этом все закончится, выплаты будут откладывать под различными надуманными предлогами и сыпать извинениями. Таких историй за прошедший год он услышал немало.

“Кто может гарантировать, что и я не загнусь здесь?" – подумал Семен, вспомнив про рубец на спине.

– Я пойду, – Деннис надел фуражку и предложил: – Слушай, давай после твоей смены пойдем туда и поищем Томаша?

Семен молча кивнул, Деннис положил ему руку на плечо и крепко сжал, потом двинулся к лифтам.

“В жопу все это. Увольняюсь. Своя шкура дороже. Еще и Денниса уговорю улететь отсюда!" – решил Семен, вслушиваясь, как гремит поднимающийся лифт. Он представил, как ступает на газон с травой и садится на скамейку во дворе в родном Архангельске – стало немного легче. Семен сосредоточился на работе и постарался не думать о Томаше…

Он сел и доложил начальнику смены, что заступил на пост. Старое потертое кресло заскрипело под ним. Он никогда не понимал – зачем нужно охранять этот чертов склад? Во-первых, на входе здесь стояли сканеры отпечатков ладони, и посторонние здесь не появлялись. Во-вторых: откуда здесь взяться кому-то чужому, если на станции все друг друга знают в лицо? Да и кому нужна руда, пускай даже очень ценная? Чтобы получить за нее деньги, ее необходимо переработать. По мнению Семена, для охраны ворот хватило бы пары камер, и обошлось бы это в разы дешевле, но начальство на все имело свое мнение. 

Через четыре часа у Семена начали слипаться глаза. Так и подмывало прикорнуть в уголке. Он достал из прихваченной с собой сумки чашку и банку кофе – настоящего, земного кофе, не денатурата местного разлива, пить который было решительно невозможно. Горячий напиток приятно согрел внутренности. Семен пил маленькими глотками, чтобы максимально растянуть удовольствие. Сон медленно отступал. Осушив чашку, Семен посмотрел на банку с кофе. Следующий корабль с провиантом и оборудованием прибудет не ранее чем месяца через три, и если он не будет экономить, то надолго останется без кофе. 

Вздохнув, Семен потрогал шрам на спине –  болячка не уменьшилась. Снова нахлынуло беспокойство. А вдруг эта зараза распространится по телу?

Еще больше страшили последствия – что несет эта болезнь? Смертельная ли она? Если судить по самочувствию – а чувствовал он себя на все сто – наверное, нет. Хотя вот ВИЧ и раковые опухоли тоже  протекают сравнительно безболезненно на ранних стадиях. И современная медицина научилась только оттягивать стремительную кончину, о полном излечении речи не шло. Что, если его болячка из этой категории, а врачиха утаивает правду? 

От мыслей его отвлекло гудение лифта.

Семен покосился на часы: все еще ночь. Кого же там несет? Ночные смены были только у охраны, рабочие сейчас мирно спали или напивались в хлам. Начальство же не появлялось здесь никогда.

“Кто мог сюда заявиться? Пьяный работяга?”

Лифт крякнул и остановился, на площадку выплыла большая гравитационная тележка. В отличие от телег обыкновенных – на колесиках, эти штуки были снабжены специальным оборудованием, что позволяло им зависать в нескольких сантиметрах от поверхности. С их помощью один человек мог легко транспортировать груз в несколько тонн.

Вслед за телегой показалось широкое лицо Томаша.  Семен замер. Томаш с хмурым видом толкал тележку к воротам, не обращая внимания на Семена.

– Эй! Ты живой?! Томаш! Тебя же все ищут! – Семен бросился к приятелю, но тот окинул его пустым равнодушным взглядом.

– Я работал, – выдавил Томаш. Семен заметил, что его приятель почему-то одет в рабочую форму другого цвета.

– Тебя что, перевели? Почему не сказал?

Томаш обернулся.

– Так получилось. Мне работать надо, потом поговорим, – сказал он и затопал прочь. Как будто и не было множества совместных пьянок и не меньшего количества ссор и примирений. Ошеломленный, ничего не понимающий Семен, молча лупал глазами, глядя, как его друг подносит руку к сканеру и ведет телегу в открывшиеся ворота – в коридор, где по углам приютились еще несколько таких же телег.

Из открытых ворот повеяло гнилью. Воняло настолько сильно, что Семену пришлось заткнуть нос рукой. Отработав не мало времени здесь, к местному запаху привыкнуть он так и не смог. Говорили, что так пахнет переработанная руда, но куда сильнее этот "аромат" напоминал кладбищенскую вонь.

Семен смотрел, как Томаш, которого вонища ничуть не беспокоила, аккуратно подвел свою телегу к остальным, после чего створки ворот захлопнулись. 

И тут, помимо жгучего желания высказать Томашу, что он о нем думает, у Семена возникло желание заехать приятелю в морду. Как так?! Ничего не сказать друзьям, даже словом не обмолвиться, что его перевели из охраны в цех! Да еще это фиктивное исчезновение…

Слишком много странностей, чтобы просто забить на вопросы. Воинственно надвинув фуражку на самые брови, Семен принялся ждать, когда Томаш вернется назад. Он был полон решимости устроить разбор полетов здесь и сейчас, но Томаш не вернулся.

Пройти на территорию склада он не мог: доступ туда имел только специальный персонал, на станции таких были единицы, и они не носили рабочую форму.

Ближе к концу смены Семен, немного помявшись, доложил начальнику охраны о появлении и новом исчезновении Томаша. Начальник покивал плешивой головой и, почесав щетину на лице, заявил, что разберется.

“Да ничего ты, сученыш, не сделаешь, даже жопу с места не сдвинешь," – зло подумал Семен.

***

Через неделю он стоял перед столом того же начальника, держа в руках заявление на увольнение. Начальник принял заявление и посмотрел на Семена как на идиота. Вынул из папки на столе несколько бумажек, подчеркнул в них что-то и протянул Семену.

– По условиям договора вы можете покинуть завод только в случае, если вас будет кем заменить. Сейчас это невозможно.

“А следующий транспорт прибудет не раньше, чем через полгода,” – горестно подумал Семен. Стоимость одного перелета с Земли была поистине космической, поэтому для экономии средств все рейсы тщательно планировались, чтобы свести их число к минимуму. Начальник завел свою любимую песню о том, как важен в космосе любой работник и насколько все зависят от эффективной работы завода.

Семен слушал вполуха и только косился на стоящую на столе чашку кофе. Накануне он прикончил свои последние запасы, снимая нервное напряжение любимым напитком. Он почесал спину, на которой две ночи назад появился новый рубец, пересекающий старый посредине. Парочка рубцов поменьше багровели на руках, ниже плеч.

До одури хотелось кофе.

***

Деннис исчез сразу после их последней встречи. Дверь в его комнату была закрыта, а сам он не отвечал на звонки и сообщения. Выяснить его судьбу Семену не удалось. Только одна девушка видела, как он заходил в свою комнату, одетый в рабочую форму. Начальство отреагировало на исчезновение еще одного работника вяло.

Семен думал, что пора бы уже им поднять шумиху: на чертовой станции происходит неладное. Люди исчезают, и все молчат. Почему?! Семен специально прислушивался к чужим шепоткам и разговорам: обсуждали несчастные случаи, которые участились в последнее время, и то, что каждый раз не удавалось обнаружить тела. Работники возмущались, что начальство ничего не делает, но напрямую никто не высказывался.

Отказ в увольнении, уверения врачихи, что все нормально, исчезновение Томаша – все это беспокоило  Семена. Он всегда боялся смерти, она страшила его до дрожи в коленях, но сейчас он думал о ней, как о неизбежном факте, как о чем-то обыденном – как о нетерпеливом человеке в очереди, что болтается неподалеку, бросает косые взгляды, посматривая при этом на часы. Выжидает.

И тогда Семен решил бежать. Словно зек в тюрьме. Да он и чувствовал себя заключенным, добровольно отбывающим срок и согласившимся на жестокие эксперименты над психикой и телом. 

Рубцы покрывали теперь все тело Семена, так что ему пришлось ходить с наглухо запахнутой курткой и поднятым воротом рубашки. Он перестал тревожиться из-за них: единственное, о чем он мог думать – так только о возвращении домой. 

Он ждал момента.

***

“Аскольд” был древним грузовым суденышком с экипажем из пяти человек, поставляющим на завод продовольствие и другие необходимые вещи. Кроме этого, пилоты привозили с собой и другие товары, в основном, алкоголь и сигареты, которыми торговали из-под полы. У Семена было несколько дней, пока судно будет разгружать трюмы. Еще несколько – на загрузку переработанной руды. Толстый, гладковыбритый капитан "Аскольда" легко согласился взять на борт лишнего пассажира, когда узнал, что Семен работает охранником и может без особых проблем пройти на охраняемую территорию космопорта. Однако денег он запросил намного больше, чем планировал Семен.

– Ты не первый, кто хочет побыстрее выбраться из этого дерьма, – загадочно произнес капитан. И наотрез отказался торговаться.

***

Файл с названием “Если ты читаешь это, значит я умер” пришел на КПК, когда Семен обедал в столовой. Семен поперхнулся и уронил ложку на поднос. Сообщение было от Денниса.

Написанное на английском, оно содержало огромное количество ошибок, и Семену пришлось основательно напрячь голову, чтобы уловить его смысл.

“Помнишь, как мы расстались в прошлый раз, когда я сказал, что Томаш исчез? Я сразу понял, что это не может быть случайностью. Мы с ним видели кое-что странное за пару дней до того… Ты тогда протирал штаны на смене, а мы с Томашем пошли раздобыть выпивки. У наших постоянных продавцов ничего не нашлось, и Томаш предложил пойти к какому-то парню где-то на складе. Он уверял, что у этого типа всегда есть что выпить. Мы отправились туда. Зашли далеко, в пятый блок станции, я там бывал всего раза два. У парня действительно нашлась пара бутылок. Тащиться обратно в жилой блок не хотелось. Мы спрятались в каком-то закутке, подальше от камер. Томаш быстро набрался и спьяну заявил – дескать, скоро умрет. Я разозлился, велел не нести бред, а он снял свою футболку и показал красный шрам через всю грудь. Самое жуткое – этот шрам пульсировал! Бился, подобно сердцу! Но это еще не все. 

– В тот день, когда эта хрень забилась, я почувствовал чье-то присутствие. Услышал голос! – хихикал Томаш. – Голос звал меня к себе, говорил, что я должен исполнить свою роль. Присоединиться к нему. И прикинь – вчера ночью я вдруг проснулся в коридоре, в одних трусах, недалеко от того места, которое называл мне голос. Возле чертового склада.

Томаш говорил что-то еще, но я не запомнил. Я порядочно выпил, и мысли едва ворочались в башке. А потом такие же шрамы появились и у меня на теле. Но они были маленькими и росли медленно. Поэтому я не сразу заметил их. После исчезновения Томаша я понял, что со мной будет то же самое…”

Сердце у Семена так колотилось, что он не смог дочитать письмо до конца. Напоследок ему бросилась в глаза одна строчка:

“Это все связано с Особым складом. Меня всегда смущала тамошняя вонь. Думаю, от этой дряни мы и заразились…”

Семен нащупал на спине толстый, толщиной в ладонь, ветвящийся рубец. Времени строить теории уже не было – пора действовать. Семен отключил КПК и встал из-за стола.

***

Он топтался у входа на посадочную площадку. Этим вечером на территории космопорта суетилось необычно много народу: готовили челнок к вылету.

Семен надеялся, что при таком столпотворении ему удастся незамеченным забраться на корабль. Пришло условленное время, но капитана не было видно. Техники не смотрели на мнущегося в углу Семена, одетого в форму охранника. Но коллеги могли заинтересоваться и спросить, что он здесь делает. Семен нервничал, но уходить не хотел, боялся упустить капитана. И вдруг за спиной у него раздалось:

– А что вы тут делаете?

Начальник охраны! Откуда его принесло?! В голосе начальника звучали стальные нотки. Семен чертыхнулся про себя. Нужно срочно что-то придумать!

– Меня на усиление патруля послали, Алексей Михайлович, – ляпнул с ходу Семен.

– А почему я об этом не знаю? – нахмурился Алексей Михайлович. – Странно. Опять заместитель чудит?..

– Давайте за мной, – сказал он, бросив взгляд на Семена.

И двинулся в противоположную от посадочной площадки сторону – вглубь станции. Только вместо того, чтобы сесть в лифт, ведущий в административный блок, повернул налево – к складам.

Семен запаниковал.  По вискам внезапно ударила пульсирующая боль. Он еще надеялся, что успеет поймать капитана и пробраться на челнок, но для этого надо было как-то избавиться от начальника. Как?! Вломить старику по черепушке?

Лихорадочно раздумывая, Семен следовал за начальником, всем нутром ощущая, как с каждым шагом отдаляется от дома, от спасения. Алексей Михайлович остановился в помещении, усеянном проводами. Возле стены торчали штабели металлических ящиков.

– Значит, сбежать решили? Нехорошо…

Семен опешил и уставился на Алексея Михайловича, тот смотрел на него в упор.

– Думаете, мы не знали? Вы же помечены. Мы знаем все, включая ваши мысли.

Начальник открыл самый большой железный ящик, лежащий отдельно, поодаль от других. Из-под крышки показалась жирная рука с обагренными кровью пальцами. Внутри лежал капитан. Грудь смята, голова покоится рядом с ногами.

– Чтобы трансформация произошла, нужно достаточно долго пребывать на станции. Мы не планировали избавляться от капитана сегодня. Но были вынуждены скорректировать планы. Из-за вас! – вещал Алексей Михайлович. – Впрочем, все прошло хорошо, и его заменит наш человек.

– Чего вам надо от меня? – прохрипел Семен.

Алексей Михайлович сложил руки на груди и шагнул ближе.

– Вас. Вы слишком ценное приобретение, чтобы вас терять. Скоро вы созреете, и сможете присоединиться к Нему.

Семен повернул голову в поисках выхода, но тут на него обрушился мощный удар. Семен повалился на металлические ящики, ударившись о них спиной. Боль, однако, стихла почти мгновенно.

– Интересный экспонат, – удивленно пробормотал Алексей Михайлович. На руках его вздулись шрамы. Пульсирующий рубец пересек всю шею и остановился на подбородке. Глаза Алексея Михайловича почернели: занеся кулак, он вновь бросился на Семена. Семен попытался уклониться, но не успел: слишком мало было расстояние между ним и начальником охраны. Новый удар пришелся ему в плечо. Он был такой силы, что его выбросило в коридор.

К удивлению Семена, боли он почти не почувствовал, но не успел утихнуть грохот в ушах – Алексей Семенович снова напал. Семен надеялся, что появятся свидетели, и кто-то придет на помощь.

Новый удар начальника охраны оставил отметину на стене из металлопластика. Семен вяло сопротивлялся, напоминая самому себе боксерскую грушу.

Ему казалось, что они дрались вечность… А потом в дело вступил Голос. В голове Семена раздался шум, сначала далекий и тихий, он нарастал и набирал мощь, подобно приливу. Семен пропустил удар в голову и мешком рухнул на холодный пол. По рукам и ногам разлилось онемение: сначала застыла кожа, потом пальцы, а через несколько секунд Семену едва удалось пошевелить шеей. Последнее что он увидел, это испещренное шрамами нечеловеческое лицо Алексея Михайловича.

***

Семен очнулся в пустом помещении с мягким, рассеянным светом. Он сидел на полу, прислонившись к стене. Сплюнул сгусток крови с осколками зубов. Опустил руки, чтобы приподняться и нащупал что-то скользкое – по полу растеклась большая лужа крови от развороченного тела, лежащего в углу. Рука покойника была грубо оторвана, из обрубка торчала белесая кость, ноги выгнуты под неестественным углом. На правой руке красовалась цветная татуировка в виде оскаленного волка – такой татуировкой любил хвастаться перед друзьями Деннис.  Семен смотрел на тело приятеля, напоминающее куклу, над которой поглумился школьник, и ничего не чувствовал: ни сожаления, ни скорби, ни злобы. Ровным счетом ничего. Эмоции ушли на задний план.  Двери бесшумно открылись. В помещение вступил Томаш, за ним следовал незнакомый Семену блондинистый парень.  Томаш ничего не выражающим взглядом скользнул по изувеченному телу Денниса.

- Он зовет. Иди за нами. – Сказал Томаш. Семен сам не заметил, как пальцы сложились в кулак.

- Да пошли вы, суки! – крикнул он и махнул головой в сторону тела, - Так просто я вам не дамся!

- Он не пережил переработки, - голос Томаша посуровел, - Теперь твоя очередь.

- Пошел ты, образина.

На лице Томаша не дрогнул ни один мускул, он сделал шаг вперед – и на голову Семена словно опустился молот, а виски проткнули раскалённым прутом. Страшная, неведомая воля заставила его опустить руки. До Семена дошло, что Томашу здесь не потребуется применять силу, достаточно будет подождать, пока нечто не сломит его. И вряд ли ожидание продлится очень уж долго. Давление в висках сразу же ослабло. Семен сплюнул на пол новую порцию кровавой кашицы, злоба в душе потихоньку уступала место чувству беспомощности.

“Неужели я так быстро сдался?”

Первый шаг – знак поражения – был для Семена тяжелее всего. Его повели по пустым коридорам куда-то вниз. Чем дальше они спускались,  тем сильнее в голове Семена нарастало чужое присутствие.  Ему будто срезали скальп, и оголенный мозг склизкими щупальцами гладил осьминог в попытках проникнуть в его мысли, овладеть волей.

- Ложись на стол, - Томаш открыл скрипучую дверь и указал куда-то вглубь. Невидимая рука толкнула Семена вперед. Посреди помещения стоял одинокий операционный стол, рядом на мягком стульчике расселся невысокий мужчина в пиджаке и медицинском халате поверх плеч. Завидев Семена, он блеснул белозубой улыбкой.

- Я вас ждал!

Широкоплечий, с залысиной на затылке и выпирающим животом, он всем видом выказывал дружелюбие.  Семен, возможно, поверил бы ему, если бы не чернота, растекающаяся по белкам глаз мужчины. Одно мгновение – и эти глаза превратились в черные бездонные колодцы.

Семен посмотрел на хирургический стол и задрожал от страха, вспомнив, что осталось от Денниса. Док, как окрестил его Семен, положил ему руку на плечо.

-  То, что вы до сих пор испытываете  эмоции, в частности, страх – это  показатель того, что вы готовы перебраться на новый уровень, – он кивнул в сторону двери, у которой замерли Томаш с блондином. –  Очень большая удача, что вы выдержали изменения.  Не бойтесь, вы не превратитесь в робота без воли и разума, как они. Эти двое, по сути, пустые оболочки, которые полностью контролирует Хозяин.  Образчики вроде вас мы зовем бригадирами. Вы сохраните свободу воли и станете сильней и умней. Считайте, что переступили сразу через несколько ступеней по карьерной лестнице.

Семену показалось, что из стен выползли невидимые нити и присосались к его голове. Разум его затуманился, в ушах зазвучали невнятные,  далекие голоса.  Док перебирал инструменты на хирургическом столике и между делом продолжал:

- Превращение, однако, не происходит одномоментно. Трансформацию… - он подключил к руке Семена прозрачную трубку. – Надо подстегнуть.  Ваш приятель также был нашим кандидатом в бригадиры, но, увы, был забракован. Такое часто случается, далеко не каждый может пережить изменения. Это своеобразный побочный эффект. Впрочем, ничего необычного: каждая деталь имеет наработку на отказ. Когда-нибудь он заменит и меня, когда я не смогу эффективно исполнять свои функции.

- Кто он такой? – выдавил из себя Семен.  Док обвел взглядом окружающие стены.

-  Хозяин жил здесь многие века. Возможно, родился вместе с планетой. Многие тысячелетия назад с ним боролись марсиане.  Хотя они проигрывали войну, уже на грани исчезновения им удалось ослабить силы Хозяина, тем самым не дав возможности покинуть пределы планеты.  Но заплатили они за это исчезновением собственной расы. Заветным ключиком для него стали мы – люди.

Док случайно зацепил бедром столик - на пол упал блестящий инструмент.  В тишине помещения Семену показалось, что грохнулся кирпич.

- Ну, довольно разговоров. Время не резиновое. Начнем, пожалуй, со вскрытия грудной клетки.

Скальпелем он разрезал облегающую рубашку Семена, другой рукой, не глядя, взял блестящую машинку с круглым лезвием с зазубринами.  Щелчок – и лезвие завертелось и завибрировало.

- Вы поняли, что наркоза не предполагается? – спросил Док, уголки его рта приподнялись в мягкой улыбке.

Семен рванулся, когда лезвие прикоснулось к коже. Будто краем глаза он наблюдал, как Док делает вертикальный разрез на его груди, но сил не хватало даже на вздох, не говоря о том, чтобы поднять руку. Его придавило тяжелым, пыльным одеялом, поверх которого бросили для верности несколько тон металла. Отчасти это напоминало игры в виртуальной реальности, с одним различием – ползунок ответственный за ощущения был выкручен на все сто процентов. Семену хотелось выть, орать благим матом, но ему в рот будто налили сверхсильного клею.

- Ой, ну, ну. Вы так скривились, ужас. Разве сейчас происходит что-то болезненное?! – воскликнул Док, при этом на его лице продолжала играть фирменная полу улыбочка. Он пошарил на столе и схватил какую-то кривую штуку: - Вот сейчас мы готовы перейти к основной части.

***

- Добро пожаловать на Землю!  - приветствовала Семена девушка в строгом костюме, вернув ему документы.  Семен коротко кивнул и пошел по хорошо освещенному, длинному коридору к выходу из космопорта. Родная планета встретила теплым дуновением ветерка. Семен прислушался к шелесту деревьев в большом сквере неподалёку. Когда-то давно, в прошлой жизни, он был бы в восторге от возвращения домой, но сейчас не испытывал ровно никаких эмоций.

Мимо прошла высокая девушка в цветастом платье с дорогой сумочкой через плечо. Она окинула Семена взглядом огромных серых глаз и кивнула, Семен ответил тем же. Девушка отвернулась и, махнув рукой, остановила проезжающее такси. Семен проводил машину взглядом: он был не один. Хозяин прислал еще несколько агентов вслед. Точное число он не знал, вероятно, пока их здесь не более десятка: в отличие от рабочих, только бригадиры могли существовать вдали от Хозяина.  Семен поднял глаза к небу и улыбнулся: Хозяин следит за ним, планирует будущие шаги.  Им предстоит много работы.

Надежды не оправдались: кондиционер над входом еле тарахтел, а вентиляция работала с надрывом. Стены прогрелись под напором прямых солнечных лучей, и в здании было ненамного прохладнее, чем снаружи. Толстощекая тетка с водянистыми глазами на кассе выдала билеты и предупредила, что автобусов на линии меньше, чем обычно: новый рейс через три часа - ждите, товарищи! Кирилл подавил желание разбить кассовым аппаратом ее голову, кивнул с кислым видом и отправился в туалет. Помещение презентабельным не выглядело: местами вздулась плитка, унитазы и полы мыли как попало, зато вода из крана была ледяной. С большим удовольствием Кирилл вымыл лицо и шею, не забыв сбрызнуть руки по локоть.

Когда-то он решил, что образование краеведа поможет ему раскрутиться и по-быстрому стать известным в интернете “трэвел-блогером” и жить безбедно, легко обналичивая собственную популярность… В реальности все оказалось не так просто. Но Кирилл продолжал снимать ролики по инерции – лишь бы не сидеть сиднем в душном музейном кабинете. Все-таки небольшой доход от видео покрывал расходы, и в целом текущая ситуация его удовлетворяла, хотя из-за вечной экономии приходилось терпеть неудобства.

Освежившись, Кирилл повеселел и вернулся в зал. Валек шелестел пакетами с пирожками на неудобных сиденьях. Надкусил один, тщательно прожевал.

- Не фонтан, но жрать можно. Просремся, если что, – резюмировал он. Кирилл принял свою долю: мучные изделия были жирными и фарш отдавал горчинкой. Обильно запив пирожки минеральной водой, Кирилл расположился поудобнее. Если не считать бабку с баулами и ведрами, зал пустовал. Пассажиров было немного: люди брали билеты на кассе и, не глядя по сторонам, покидали здание вокзала.

Валек посапывал, скрючившись в неудобной позе. Кирилл достал ноутбук и просматривал материалы, на ходу размышляя, что лучше будет смотреться в финальном варианте ролика. Он погрузился в работу с головой. К реальности его вернула тошнота. А вскоре его забеспокоили легкие покалывания в желудке. Кирилл выудил из аптечки средство от диареи, но лекарство не облегчило состояния - наоборот, боли усилились. Он вернулся к работе, но бурлящее брюхо не позволяло сосредоточиться. Кирилл проклинал Валька: его слова сбылись - не хватало еще отравиться паршивыми пирожками. Скрючившись, он дернул за плечо спящего Валька.

- Пойду гадить. Посмотри за моими вещами. – Оператор с сонным лицом кивнул.

Стоило надеяться, что несколько минут, проведенных на унитазе, облегчат ситуацию.

Кабинок в туалете было три, причем дальняя не работала. Кирилл выбрал ту, располагалась посередине. Он спустил шорты и уселся на унитаз – давление в животе унялось. Внимание его привлекла корявая надпись над дверной ручкой:

“Я пришел сюда в субботу, в четырнадцать двадцать, и не вернулся домой. Не повторяй моих ошибок.”

Кирилл скривился. Он ожидал шуток по типу “какой режим выбираете: срать с друзьями или без них?”, но не этого - сообщение выглядело тревожным, и не способствовало, так сказать, процессу. Скажите на милость, откуда, сидя на унитазе, автор мог знать, что не вернется домой? Бессмыслица. Идя в сортир, люди оставляют негатив снаружи, восседая на белом троне, освобождают голову от забот. Как говорится, “в фарфоровое царство пускают только людей с чистыми помыслами” – с этим сложно не согласиться.

Он посмотрел время на телефоне: четырнадцать восемнадцать дня, суббота. Очередную надпись он нашел справа, ближе к бачку, содержание у нее было не менее абсурдным: “Успей до этого!” В смысле, успей? И до чего «этого»? Достать член из штанов, прежде чем обмочишь штанины? Или уйти отсюда? А если не успеешь, что случится тогда? Хлопнула дверь соседней кабинки слева - вернее сказать, громыхнула так, что затряслись остальные двери. Раздались шуршание и редкие постукивания каблуков по кафелю. Думается, мужик там стянул портки вовремя.

Кирилл открыл браузер на телефоне, но интернет не желал работать. Часы, между тем, показывали четырнадцать двадцать один. Кирилл мысленно покаялся перед автором туалетной анонимки: не успел, чувак! Извини, но домой я еще вернусь. Пискнул мессенджер и экран высветил сообщение от неизвестного номера. Кирилл прочитал его и вздрогнул. Текст смс-ки был лаконичным: “Нет”.

В кабинке слева кто-то закряхтел. Кирилл постучал по стенке кулаком.

- Алле, там кабинка не работает! Надпись была на двери! – предупредил он соседа. Мужик не откликнулся, но кряхтение и сопение стали громче.

- Смотри, чтобы уборщица не застукала. А то достанется тебе.

Звуки в кабинке слева затихли. Кирилл вернулся к телефону: браузер открыл сайт на оккультную тематику вместо новостной сводки. На весь экран горела красная надпись: “Зло пришло за нами. Кайтесь за грехи!” Кирилл презрительно хмыкнул и закрыл оконце взмахом пальца.

Сосед в левой кабинке завел тихую песню. Пел он протяжно и неразборчиво, язык Кирилл не разобрал, но уверенно решил, что это не русский. Слова были каркающими, грубыми, напоминали что-то среднее между киргизским и болгарским языками. Песня звучала то громче, то падала до шепота. Кирилл почувствовал, как сознание обволакивает мутная пелена страха и мурашки бегут по коже. Он подтянул шорты: все, с него достаточно.

Кирилл дернул шпингалет, но тот неожиданно застрял. Пришлось приложить силу – не помогло. Потряс дверь – безрезультатно. Замковая щеколда была самой простой – самый обычный шпингалет. Что за хрень зажала рычажок так, что он не двигался? Отвертка решила бы проблему, но где ее взять – слепить из дерьма?

К пению добавились постукивания. Легкие и ритмичные, они дополняли песню: «абыз гарам» - тук. «Харад амыс», - тук-тук. «Самае нарай», - тук-тук. Кирилл представил обкурившегося ганджубасом киргиза, стучащего головой об стенку в такт песне - на унитазе и без штанов. Зрелище.

Ладно, что поделаешь. Придется подождать. Кто-нибудь зайдет в сортир, поможет открыть дверь с той стороны. На мужика из соседней кабинки он почему-то не надеялся. Кириллу даже не пришло в голову о чем-то просить этого странного психа.

Что надпись над замком изменилась, он заметил не сразу. Теперь она гласила:

“Тебя спасет равноценный обмен – жизнь за жизнь.”

Кирилл почувствовал себя неуютно. Его бросило в жар при мысли о том, что его сосед может перейти к активным действиям. Тогда дела Кирилла будут совсем плохи. Отбиться от нападающего так, как советуют на интернет-курсах по самообороне - воткнув ему в глаз острый конец ключа, не получится. Тут и размахнуться негде, да и пока целиться будешь, противник – если у него есть нож – запросто успеет ему кишки выпустить.

Кирилл осмотрел бачок: шурупы на нем заржавели и раскрутить их будет непросто даже с инструментом. Он представил, как наступает на врага, прикрывшись полным воды бачком – зрелище было комичным, но в теории это дало бы ему шанс вырваться. Кирилл открутил спусковую кнопку и приподнял крышку – тяжелая, лоб пробьет. Он положил ее себе на колени – стало спокойнее. Оставался главный вопрос: что за херня происходит? Кто там за стенкой? Откуда эти надписи. И что за хренов равноценный обмен, что это значит?

Песня оборвалась резко, на полуслове, словно порвалась пленка в магнитофонной кассете. Наступившая внезапно тишина терзала Кирилла не хуже ножа – он уже был готов заорать в голос от любого шороха.

Прислонив ухо к перегородке, Кирилл прислушался. В соседней кабинке было тихо, но он кожей ощущал там чужое присутствие. Соседняя кабинка не пустовала! Кирилл встал одной ногой на ободок унитаза, другой уперся в металлический корпус щеколды, потом со всей дури врезал ногой – дверь затряслась, но не открылась. Кирилл долбил ногой как сумасшедший – все напрасно. Как будто эту сраную дверь сделали не из пластика, а из каленой стали! Задохнувшись, злой как собака, он сел на унитаз, чтобы отдохнуть.

В соседней кабинке по-прежнему было тихо. Псих уснул? Или тоже прислушивался, желая понять, что происходит по соседству?

Внезапно в кармане завибрировал мобильник. Подпрыгнув от неожиданности, Кирилл схватил трубку.

- Начальник, ты где? Автобус наш подошел, собираться надо, – буркнул Валек в трубку. Кирилл едва не выронил телефон от радости - как он мог забыть про оператора?!

- Я тут застрял. Кабинка защелкнулась, не открывается. Приходи, выпусти меня!

- Да ладно?! –хихикнул Валек. – В сортире застрял?! Кирилл представил, как весело скалит зубы, и зло бросил:

- Да! В толкане! В нужнике! В гальюне, в клозете! Дверь не открывается. Да еще тут нарик какой-то обдолбаться решил…

- Окей, босс, иду, - вздохнул Валек и отключился. Перезвонил он через минуту.

- А ты где застрял? Уточни координаты.

Кирилл заскрежетал зубами.

- В туалетной кабинке. В мужском туалете, – процедил он, стараясь говорить как можно спокойнее.

- Ты уверен?

- Еще как, твою мать!

- Мужской сортир закрыт на уборку. Заперто тут все! – помедлив, сообщил оператор. – Ты точно не в женском?

Кириллу показалось, что он стал героем рассказа Кафки, который вдруг полюбил говенный юмор в прямом смысле этого слова!

- Черт! Найди уборщицу и попроси ее открыть толчок. Она, получается, заперла меня!

- Странно, - пробормотал Валек. - Хорошо, поищу кого-нибудь. Если ты меня развел, то я насру кучу размером с дом, засуну тебя в нее, подожду пока засохнет, и дворники ее выметут.

- Шевели батонами! – крикнул Кирилл, но Валек уже отключился. С потолка вдруг потянуло ледяным воздухом – врубилась вентиляция. Работала она во всю мощь, с надрывом: от холода по коже побежали мурашки.

Соседу Кирилла все это не понравилось – он внезапно ударил в перегородку между кабинками, да так, что пластик прогнулся. Кирилла чуть Кондрат не хватил. В ужасе он слушал, как скрежещет и шуршит что-то за стенкой - псих с другой стороны стучал и скреб ногтями перекрытие, выискивая отверстия и слабые места. Кирилл ухватил покрепче унитазную крышку: эта стенка явно не выдержит напора здорового мужика. Значит, нужно встретить его во всеоружии. Наркоман простукивал перегородку и, судя по шорохам, терся об нее всем телом, но активных действий не предпринимал – ждал, пока у Кирилла сдадут нервы? Эффективная тактика…

Больше этих шорохов смущали влажные хлюпанье и чавканье – подозрительно частые и громкие. Когда-то в детстве Кирилл ходил с матерью на болото собирать морошку. Тогда топь под резиновыми сапогами хлюпала так же. Если псих из соседней кабинки не принес в туалет ведро жидкой грязи, чтобы в ней поплескаться, то, должно быть, теперь замешивает там коричневый цемент в унитазе… С какой целью?

Кирилл чуть не обосрался снова, когда ощутил, что унитаз под ним завибрировал: сначала несильно, потом более явственно. Вскочив, он поднял крышку, на которой сидел: из канализации через смыв пробивалась непроницаемо черная вода. Жидкость прибывала неспешно, но грозила скоро заполнить чашу и перелиться через край прямо на пол. Перспектива плавать вместе с фекалиями не грела душу. Кирилл выругался: других идей, кроме, как запихать собственную футболку в унитаз, не имелось.

Он медлил, борясь с брезгливостью и глядя, как вода приближалась к краям чаши.

Но ничего предпринимать не пришлось: грязная вода забурлила, в воздухе разлился острый запах застарелой мочи. Трубы вздрогнули и застонали – из унитаза вылетела рука с толстыми пальцами – обрубками. Молочно-белая, частично покрытая коркой грязи, она вцепилась в край унитаза, пальцы с синюшными ногтями пробежались по ободку. Рука на секунду замерла – так хищники готовятся к удару – и метнулась вверх. Она вытянулась почти на метр и ледяные крепкие пальцы схватили Кирилла за грудки. Все произошло так стремительно, что Кирилл не успел испугаться, а, может, последние события уже притупили его чувство опасности. Глухо охнув, он прильнул к унитазу. Швы на футболке трещали, но ткань была прочной и держалась.

- Ах ты ж, сука! – он рванул майку с себя вверх – ворот по пути ободрал ему шею. Кирилл поднял руки, и майка исчезла в недрах унитаза вместе с черной водой. За стенкой раскатисто засмеялись. Смех был гулким, низким – таким низким, что было непохоже, что подобный звук могла издать человеческая глотка. У Кирилла потемнело в глазах – кто, или, вернее, что пряталось там, за стенкой?! Внезапно затрезвонил мобильник.

- Слышь, начальник?! Уборщица тут странная баба. Не хотела ключи отдавать, говорит: за зданием сходи в кусты, нельзя сейчас в сортир. Но я добился, шеф! Короче, иду, на подходе...

- Давай уже!

Вода вновь забурлила в чаше унитаза, расплескиваясь по сторонам. Пластиковые канализационные трубы лопнули: из трещин показалась болотистого цвета жижа. Нестерпимо завоняло дерьмом - нет, дерьмищем! Вонь от нечистот проникала, казалось, в кожные поры, разъедала глаза, норовила сбить с ног. Кирилл зажал нос, чтобы не потерять сознание.

- Охереть! Тут, что, говновоз взорвался?! – Валек хлопнул дверью. – Шеф, тебя что, парашей завалило?

Кирилл услышал шаги – хотел крикнуть, но в горле будто застряла кость.

- Ты где спрятался? – хихикал Валек. Кирилл уставился на дверь: оператор протопал мимо его кабинки и… Резкий крик Валька полоснул воздух и оборвался. Его сменили влажные, чмокающие звуки, словно кто-то высасывал из костей костный мозг. А потом раздался оглушающий треск. Однажды Кирилл видел ролик, в котором пьяного мужичка затянуло на вал токарного станка – кровавые ошметки разметало по всему цеху за пять секунд. И этот процесс сопровождался похожим треском ломающихся костей.

Вода в унитазе с бульканьем ушла вниз. Кирилл застыл, глядя перед собой. И стоял так, пока дверь в его кабинку не приоткрылась. Внутрь заглянула немолодая женщина. Глаза ее были широко распахнуты, а уголки губ дрожали.

- Ой, я случайно, я вас не видела… А где ваш друг?

Кирилл посмотрел на приоткрытую дверку последней кабинки и отвернулся: что там произошло, он догадывался.

- Засосало в сортир.

***

Уборщицу звали Татьяна Степановна. Сочувствуя Кириллу и приговаривая что-то жалобное, она привела его в подсобку, выдала майку из своих запасов - линялую и давно потерявшую цвет, но чистую и сухую, чтобы одеться. И налила горячего чая, слегка переборщив с сахаром. Кирилл медленно приходил в себя, а Татьяна Степановна, закурив, рассказывала.

- Я не знаю, откуда взялся тот парень. Он как будто просто появился посреди вокзала. Низенький, плотный паренек, ничем не примечательный на вид. Каких-то восточных кровей, мне показалось – чернявый такой. Я мыла полы у входа и случайно заметила, какие у него глаза – отстранённые какие-то, будто он уже попрощался с жизнью. Менты сказали потом, что он наркоман со стажем и просто обдолбался каким-то новым наркотиком, но я не поверила, нет. Он хотел умереть. Сначала он сидел в зале, а потом пошел в туалет. Через минуту оттуда выбежал мужик и сказал нам, что какой-то парень утопился в унитазе. Захлебнулся. Я уж не знаю, как он сумел - полицейские тоже разводили руками, никто такого раньше не видел. Но когда тело забирали, изо рта этого мальчика вода хлестала ручьем. – Татьяна Степановна помолчала, стряхнула пепел в ладонь.

- А потом умер наш сантехник, - сказала она после паузы. – Сережка. Полиция разбирала канализацию, чтобы вытащить останки. Потом были еще два… происшествия. А вот теперь третье. Надо было закрыть к чертям этот туалет. Раз и навсегда. Но как это сделать? Тут же автовокзал. Не объяснишь никому. И не проследишь за всеми.

Кирилл посмотрел на сонную муху, бьющуюся о зарешеченное окно. Солнце клонилось к закату. Татьяна Степановна наклонилась ближе и полуутвердительно спросила:

- А вы этому парнишке кто? Ну, которого утянуло туда… Вы ж полицию звать не будете? Честно говоря, я вам не советую. Вот поверьте моему опыту - эти разборки с ментами хуже любого дерь...

Кирилл взглянул на женщину невидящим взглядом. Сейчас ему было плевать с высокой колокольни на все и на всех. Он хотел только одного: убраться отсюда. Забыть все как страшный сон.

- Скажите только одно: отсюда поезда ходят? Какой самый короткий путь до железнодорожной станции?

- Он был хорошим человеком. Мне было приятно с ним проводить время… - каждое слово давалось с трудом, но не потому что сказать было нечего – если бы я дала себе волю, то Володины родственники услышали бы поток брани и самые грязные подробности нашей жизни: ссоры, склоки и драки. В тот день я приболела и раньше вернулась домой. С самого утра меня жгло нехорошее чувство, и оно не подвело: Володя стягивал трусы перед тем, как запрыгнуть на нашу общую знакомую. Из квартиры я выгнала обоих.

Скоро, под надуманным предлогом, я покинула кафе. Внешний мир встретил меня недружелюбно: злобным собачьим лаем, ревом автомобилей и холодным ветром с октябрьской моросью. Деревья раскинули в стороны голые, корявые ветки в ожидании лучших времен. Я имела кое-что общее с ними: пять лет наивно полагала, что Володя в один прекрасный день изменится в лучшую сторону. Этого не случилось. Впрочем, и поделом: дура - она и в Африке дура.

Я неторопливо брела по сырому, заваленному пожухлыми листьями, асфальту: возвращаться домой не хотелось, но погода не благоприятствовала длительным прогулкам по городу. Осенью сумерки приходили рано и до дома я добралась затемно. По квартире плясали кособокие тени из окон, растворившиеся сразу, как только я включила свет. Замызганная видеокассета формата VHS лежала на кухонном столе, к ней скотчем приклеили набранную размашистым неровным почерком записку: “Посмотри это сразу как сможешь. Это очень важно для меня. Володя.”

Сердце набатом застучало в груди: без сомнений, это его почерк! Всю сознательную жизнь бывший муженек коллекционировал старые видеокассеты с гнусавыми переводами – их набралось несколько сотен, и потому большая часть коллекции хранилась в коробках. Каждый вечер он смотрел видео на старом телевизоре с широкой улыбкой и ностальгией по далекому детству на лице.

Один вопрос оставался неразрешенным: как хренова кассета попала в запертую квартиру? Я отлично помнила, что утром кроме чашки чая и сахарницы с хлебницей на столе ничего не было. Что она когда-то принадлежала Володе – сомнений не было. Жирные отпечатки пальцев на пластмассовом корпусе кассеты вполне могли принадлежать ему. Он мог притащить кассету ко мне ранее, но какого хрена она оказалась на столе? Я постучала пальцами по твердой поверхности кассеты, размышляя что делать – отправить в помойку? Но, вместо этого, вспомнила про пылящийся в кладовке проигрыватель – его Володя собственноручно починил и подарил мне. Я тогда состроила благодарную рожицу, и, при первой возможности, отправила рухлядь куда положено – на свалку истории. Видеоплеер на удивление оказался в рабочем состоянии. Проглотив кассету, он гулко и протяжно зашумел. На экране телевизора заиграли цветные помехи, сменившиеся через пару секунд квадратной картинкой плохого качества. С телевизора на меня смотрел радостный Володя, он напялил спортивные штаны и мятую серую футболку. Фон за его спиной рябил и размывался, не позволяя определить точное место сьемки. Судя по всему, он снимал это видео не у себя дома.

“Лариса, ты знаешь, что я никогда не любил клише. Скажу следующее: если ты смотришь эту запись, это означает одно: я мертв. Трусливо покончил жизнь самоубийством и бла-бла-бла… Тупые, блин, людишки… Понимаю, что мы разбежались… кхм… вынужденно. Я был не прав. Вот совсем. Я не ждал, что эта ошибка станет роковой и все… случится так, как случилось. Но я готов исправиться! Моя смерть, любимая, служит доказательством серьезности моих намерений. Ларис, я всегда говорил, что мы связаны с тобой неразрывно связаны. Ты должна присоединиться ко мне! В спальне, на тумбочке лежит упаковка таблеток. Десяти штук хватит, чтобы уснуть навечно. Пожалуйста, очень прошу, прими их, и ты будешь со мной рядом. Я знаю, что ты мечтаешь об этом.”

Запись оборвалась на этих словах. Я не сдерживала обуревающие меня эмоции: грубым движением вырвала провод из розетки, подхватила видеоплеер и выкинула его на лестничную клетку – с оглушительным грохотом он прокатился по всему пролету. Просьба! Он, блин, просит меня закончить жизнь самоубийством, чтобы ему не было одиноко на том свете?! Мало того, что он многие годы он отравлял мне жизнь, так продолжает это делать после смерти! Неужели он все это заранее продумал и организовал? Значит, вот что он имел в виду в сообщениях по типу “дорогая, мы будем вместе несмотря ни на что”. Спасибо, милый. Удружил так удружил…

Таблетки лежали на тумбочке, рядом с флаконами духов и помадами. Я долго вымещала злость на толстой упаковке, и отправила ее в окно. Утром я твердо решила сменить замки на входной двери, возможно, в довесок стоило поставить сигнализацию или скрытые видеокамеры. С этой мыслью я налила огромную чашку растворимого кофе, предварительно насыпав шесть ложек сахара - истощенные нервы требовали сладкого. В полной тишине я пила сладкий напиток и наблюдала за чернотой за окном. Гнев постепенно замещался страхом: а что, если неизвестный заберется в квартиру ночью? Что тогда делать? Я вылила недопитый кофе в раковину и набрала номер Оксаны.

***

Я топталась на остановке злая и усталая. Тетка в цветастом пальто спереди трещала по телефону визгливым голосом; ботинки промокли от вечной сырости, и я замерзла как собака. Пакет в руках мерзко шуршал и стеклянные бутылки с сидром бились друг об дружку. День выдался беспокойным: пришлось отпрашиваться с работы и мчаться домой, чтобы мастер заменил личинки замков. Угрюмый, толстый мужик поковырялся в двери, выдал мне новые ключи, и, получив плату, ушел ни разу не оглянувшись. После его ухода я еще раз внимательно обошла всю квартиру. К счастью, сюрпризов не обнаружила – ни кассет, ни записок с заверениями о вечной любви. Настроение разом приподнялось, я довольная умчалась обратно на работу. Позже, однако в груди зашевелилось нехорошее предчувствие: грязный и липкий червячок, поселившийся в душе, не давал покоя и утверждал, что все только начинается. Я всячески отталкивала и прятала тревогу, и, как оказалось, предчувствиям стоило доверять.

Новый подарок ждал меня на старом месте – на кухонном столе. “Посмотри срочно!” – тон записки на видеокассете не предвещал ничего хорошего. Сдерживая таящийся в горле крик, я смахнула ее на пол. Захватив бутылку из пакета, я зашла в гостиную, не выдержала и застонала. Села в кресло и, поставив бутылку у ноги, закрыла лицо руками: видеомагнитофон с битым корпусом поставили на стул и подключили к телевизору.

Я выскочила из квартиры, забыв зашнуровать ботинки. В магазине сутулая тетка на кассе выдала мне сигареты, и я двинула к скверу, имелось в нем одно местечко, защищенное от ветра густыми елями. Я смолила сигарету за сигаретой и размышляла: cнова бежать к Оксанке? Или лучше выкинуть опять все к чертям? Погода не радовала: температура стремилась к нулю, в пику мне зарядил морозный воздух, и это поздней весной? Я торчала в сквере до тех пор, пока не заледенели пальцы на руках. Решение далось нелегко.

Я открыла дверь в квартиру, и, прямо в обуви, зашла в гостиную. Мне казалось, что если посмотрю Володино послание, то все на время закончится. Понятия не имею, из каких глубин подсознания произрастала эта уверенность. Я отправила пленку в зев проигрывателя. На экране появился Володя, подбородок его усеяла недельная щетина, а белки глаз покраснели как у вампира. Он растянул тонкие губы в хищной ухмылке. Фон за его спиной прояснился: явственно проглядывал горшок с большим растением и угол офисного шкафа.

“- Лара, Лара, Ларочка… Как ты могла так поступить?! – Изображение на экране покачало головой и сложило руки на груди. – Ты знаешь, что я терпеливый человек, повторяю: иди ко мне! Не понимаешь ты от чего отказываешься – от вечного счастья и достатка. Со мной ты получишь все, что захочешь. А для этого нужно выполнить мою маленькую просьбу. Прими три таблетки – это все, что я прошу.”

Володя говорил еще долго, но его слова смешались в густое месиво из обещаний и скрытых угроз. На меня нахлынула адская усталость, эмоции и чувства убрались на задний план, я хотела одно -спать. Меня не волновало, что спать в собственной квартире было небезопасно. Возможно неизвестный преследователь настигнет меня и в другом месте. Глаза закрылись сами собой.

Проснулась я с головной болью и кашлем. Сквозь плотно запахнутые шторы проглядывали солнечные лучи. Мне показалось, что постельное белье провоняло плесенью. Запашок от них исходил странный – сладковатый и неприятный одновременно. Наверное, так воняли саваны завернутых в них лежалых мертвецов. Я долго обнюхивала наволочки с простынями, и выбросила их к чертям.

Видеоплеер не растворился в воздухе, никуда не делась и кассета. Я запустила видео и отрешенно смотрела на Володю на экране, потом схватила телефон. Оксанка влетела в квартиру с радостной улыбкой и мне тут же слегка полегчало. Помимо большого количества недостатков у моей подруги имелись и положительные качества, главным среди них было свойство заражать окружающим оптимизмом. Я поманила ее за собой.

- Что ты такое загадочное хочешь показать? – Оксанка сбросила ботинки и поежилась: - Лучше бы чаем напоила сначала!

Я отправила заранее перемотанную кассету в приемник и отвернулась от экрана, изредка поглядывая на подругу. Оксанка стояла с недоуменным лицом.

- Из какой помойки стащила эту разбитую древность? Нет картинки…

Я обернулась: по экрану сновали помехи. Перемотала пленку вперед – ничего кроме ерзающих и дергающихся в стороны разноцветных линий. Они с издевкой прыгали перед глазами, и орали мне в лицо: дура, дура, идиотка!

- Поздравь меня. Схожу с ума!

Я рассказала Оксанке о произошедших событиях в последние дни. Она слушала меня, закусив нижнюю губу и косившись в сторону.

- Может быть это связано с чувством вины? Ты скрыто винишь себя в смерти Володи и, в итоге, получается такая хрень.

- Я думала об этом, но нет. Единственное чувство, которое испытываю к нему – отвращение. Смерть нисколько не изменила отношения к нему, наоборот, я еще больше ненавижу его. И очень надеюсь, в аду ему как следует подогревают котел.

- Чайку пойду сделаю! – Покачала Оксанка головой. Она усадила меня в кресло и ушла на кухню. Первым делом я услышала недовольный возглас подруги: Оксанка ругала за немытую посуду, затем до меня донесся шум воды и бряцанье тарелок. Эти звуки до определенной степени расслабили меня. На кухне засвистел чайник; Оксанка завела песню, судя по словам, народную. Голос у подруги был хорошо поставленный, приятный. К потолку взвилась непонятно как выжившая в холод муха. Громко жужжа, она навернула несколько кругов вокруг люстры, и я, наблюдая за ее танцем… заснула. Глаза заволокло туманом и веки сами собой закрылись. Когда я открыла глаза, на журнальном столике высилась чашка с чаем. В квартире царила ватная, непроницаемая тишина. Напиток еще сохранял тепло, а значит проспала я минут пятнадцать.

- Оксан?

Кухня оказалась пустой и чисто прибранной; полная чашка с изображенной на ней ежиками составляла компанию чайнику. Оксанкина одежда и обувь в прихожей отсутствовала. Ничего удивительного: увидела, что я задрыхла и ушла. Я выхлебала остывший чай и брела в спальню, когда глаз зацепился за мелкую деталь: ключ торчал в двери! Я подергала ручку – закрыто. Каким образом подруга покинула квартиру, если дверь все еще закрыта изнутри? В груди вновь закопошились червячки тревоги и сомнений. Оставшуюся часть дня я слонялась по квартире без дела и смотрела кино. Ночью я собралась ложиться спать, как загремел телефон.

- Моя приходила? Дома - никого. Мобильный не работает. Знаю, что она к тебе собиралась в гости. – Женька, Оксанкин муж, сохранял спокойствие, но тревожные нотки в его голосе различались за версту. Он выслушал мою сбивчивую речь, коротко вздохнул и велел ждать новостей. Я бросила мобильный на диван и глубоко задумалась.

***

Работа не клеилась с самого утра, и большую часть времени я или созерцала белизну бумаги, или заваривала чай. Начальница то и дело многозначительно на меня поглядывала, но ничего не говорила. Ушла из офиса я одной из последних. Дом построили в низине, и ливневые канализации в этом районе не чистили годами. Стоило выпасть осадкам, как улицы превращались в реки. Домой я прибыла с хлюпающими ботинками и промокшими насквозь джинсами.

Новую видеокассету чужак любезно положил поверх старой – запиской ее не снабдили. Я не знала, что делать – реветь или смеяться, потому просто включила магнитофон. Я могла этого не делать, но, когда опомнилась – горел экран телевизора. Фон за Володиной спиной сменился с офиса на бойлер с усеянным газетами полом. Володя спрятал руки за спиной и со скорбным видом покачивал головой.

“- Лариса, однажды я тебя предал, но ты дважды кинула меня в последнее время! Ты не представляешь с каким трудом я справляюсь с этим - такое не должен переживать ни один мужчина. Я соскучился по тебе, и приготовил множество подарков. – он повернулся и спросил кого-то за кадром: - Скажи, ведь я никогда не вру, правда?

Оксанка появилась на экране словно ниоткуда. Она обняла Володю за плечи – на лице ее играла одна из самых счастливых улыбок, что я когда-либо видела. Оксанка обожгла меня с экрана взглядом блестящих, зеленых глаз и произнесла:

- Я не хотела идти с Володей, но он меня убедил, что все будет хорошо. И вот, я здесь! Тут очень круто...!”

Я вырубила магнитофон, не дослушав ее диалог. Как такое могло происходить? Володя при жизни был никем - обычная бездарность, годами прозябавшая на заводе. Особых достижений за его спиной не числилось, как и крупных денег и имущества - типичный серый мужичонка – таких миллионы по всей стране. Что я в нем нашла? Даже внешность у него была типичной, среднестатистической: карие глазки, густая русая шевелюра, прямой нос и острый подбородок. Поглядишь на такого и забудешь через секунду о его существовании. Разговаривал он много, правда, о себе в основном. Надо отдать Володе должное – он никогда меня не бил, а предпочитал психологическое насилие. Отчитывая меня по получасу и более, он получал удовольствие. А я… А я терпела до последнего.

Я схватила пальто и вылетела в подъезд – пришло время выпить. Немного похожая на Оксанку продавщица с любезной улыбкой помогла мне собрать бутылки в пакет и пожелала хорошего вечера. Первую бутылку я опустошила на половине пути до квартиры. Мобильник я спрятала в сумочке и не сразу услышала звонок.

- Лариса? Простите что так поздно. У меня есть пара вопросов к вам.

Алкоголь ударил по мозгам, и я сперва не сообразила, кто точно мне звонил. С Татьяной Георгиевной, я виделась раза три. Третья наша встреча произошла на Володиных похоронах. Особых впечатлений от общения с ней не осталось: женщина как женщина – добродушная и веселая, вроде завуч в школе. Обращалась ко мне она исключительно на “вы”, как бы я ни старалась переубедить ее в обратном.

- С вами ничего странного не происходит? – Этот вопрос меня ошарашил. Более того, он не казался случайным.

- Не совсем понимаю, о чем идет речь?

- Возможно с моей стороны вопрос звучит безумно, но Володя ничего вам не оставлял?

- Да… Эм… Предсмертную записку…

Вооружившись наводящими вопросами, Татьяна Георгиевна выпытала у меня часть информации. Терпения ей было не занимать.

- Я боялась этого. Он заставил меня найти эти странные штуки. Он много говорил, что хочет совершить нечто великое.

- Умереть?

- Он сделал много плохого за свою жизнь, в чем-то я помогала ему сама. И буду винить себя в этом всю оставшуюся жизнь. Он всему научился из той чертовой тетради. Проклинаю тот день, когда он вернулся с работы и сказал, что нашел ее заброшенной усадьбе. Я пыталась понять, что он такое сделал и не смогла. Это какая-то каша из всего что можно придумать – эзотерика, всякая религиозная чушь. Самое главное – неизвестно как, но эта фигня работает!

- Его можно остановить?! Вы же понимаете, что он жив?

- Да, и мне нечего вам сказать: понятия не имею как с ним бороться. Может быть это описано в тетради, но Володя годами изучал ее! Я не смогу ничем помочь!

- Подождите, давайте встр…!

Вдруг динамик затрещал и сигнал прервался, не позволив мне договорить. Я набрала номер Татьяны Георгиевны, но после гудка оператор сообщил, что абонент не доступен. Найти ее адрес не составило труда, я записала его давным-давно. Разумеется, на месте никто не открыл и не ответил на звонки. После долгих мытарств, я попала в квартиру - ее единственным обитателем оказался до смерти перепуганный кот, а Татьяна Георгиевна не появилась ни через день, ни через два. Полиция объявила розыск, на этом дело и остановилось.

***

Я откинулась на спинку кресла и поднесла к губам бутылку. Последние три недели выпивала я немного, но – ежедневно, алкоголь притуплял нервы. Эксцессов за прошедшее время не случалось: у Володи сломалось оборудование или неизвестный почтальон взял отпуск. Тревога, однако, и не думала уходить. Каждый раз заходя в собственную квартиру, я некоторое время стояла на пороге и вслушивалась в тишину, потом разглядывала вещи в коридоре – не изменилось чего? К счастью, больше посланий от Володи не приходило.

Я расправила кровать и собиралась лечь, как из коридора раздался легкий скрип: половица в проходе на кухню плохо прилегала к полу и скрипела под человеческим весом. Я была абсолютно уверена в характере звука. Это половица. Из моей, блин, кухни! Я замерла на месте, радуясь, что предварительно закрыла спальню на замок. Осмотревшись в поисках телефона, я мысленно выругалась – он заряжался в гостиной. Присев на край кровати, я ждала. Прошло много времени, но больше шумов не доносилось. Терпение я исчерпала через час, и, повинуясь импульсу, выскочила из спальни: все оставалось на своих местах; страшные незнакомцы перенесли визит на другое время. Я уже списала этот случай на расшалившиеся нервы, как взгляд выцепил новую видеокассету на столе – в белом корпусе и надписью красным маркером “финал”. Издав короткий смешок, я подумала: какой-такой нахрен финал? Для кого?

Фон за Володиной спиной сменился вновь: похоже это был склад, я различала острые края полок с большими коробками поверх них, освещался он тусклыми лампами, но на качество картинки это нисколько не влияло. В полном молчании Володя сделал несколько запутанных пассов руками и сложил пальцы пирамидкой. Я заметила, что с его лица пропала прежняя жесткость, а сам он выглядел расслабленным – с таким видом великие полководцы принимали поздравления за победу в войнах. Володя по-прежнему молча, повторил те же действия, но в обратном порядке.

“- Знаешь, я окончательно понял одну вещь: хочешь сделать хорошо – сделай сам. Понимаешь, я тут в некотором роде ограничен в возможностях. Я считал, что ты пойдешь ради меня на ответную жертву… Что ж…

Володя перевел взгляд с камеры в сторону, при этом на его губах на мгновение мелькнула саркастичная улыбка.

- Мам, справишься сама?

На фоне скользнула угловатая тень, из колонок донесся звук передвигаемой мебели. Володя, тем временем, продолжал:

- Смерть не конечна. После нее перед человеком открывается множество путей. Самое сложное – отыскать нужный. Это нетрудная задача, если знаешь, что и как делать. Сперва немного непривычно, но потом быстро привыкаешь. Из-за тебя, моя дорогая, мне пришлось изучить несколько новых фишек.

С этими словами он вышел из кадра, оставив меня созерцать нагруженные полки и краешек окна вдалеке.

- Включай!

Картинка на телевизоре замерцала и зарябила. В телевизоре загудело что-то большое, похожее на работу советской бормашины. Гул усиливался, и я вдруг поняла, что звучит он не из колонок телевизора, а из стен моей квартиры! Ногами я ощутила легкую вибрацию в полу. Гудение приближалось и все сильнее терзало уши. Экран телевизора будто бы расширился – подрос в ширину и длину. Как прикованная я сидела в кресле, не в силах вымолвить и слова, не говоря уж о том, чтобы двинуть пальцем. Горло царапал замерший громкий крик ужаса. Тем временем телевизор продолжал расти, потерял четкую форму - прямые углы расплылись и округлились. Нижняя часть телевизора уперлась в пол, а другая продолжала свой путь к потолку. Вместе с ростом кинескопа изображение растягивалось, становилось зернистым. Пропорции сохраняла только появившаяся мужская фигура, и с каждой секундой она приобретала в объёме.

- Я не могу держать долго эту дверь, - Володя одарил меня очаровательной улыбкой. – Иди ко мне!

Он поправил упавшую на мое лицо прядь холодными, как у мертвеца пальцами и улыбнулся еще более очаровательно. Потом приподнял плечо и сделал быстрое движение рукой: грудь обожгло адской болью, в глазах потемнело. Сердце застучало в груди как бешеное, но постепенно сбрасывало напор. Я склонила голову на плечо и сознание покинуло меня.

***

Первым делом, когда я открыла глаза, то увидела телевизор. Он выглядел, как и всегда: стоящая на комоде прямоугольная, узкая коробка с матовым экраном. Книжная полка находилась в своем углу, журнальный столик не думал никуда убегать – на столешнице покоились тарелка с остатками пищи и подсыхающий кусочек хлеба. Я опустила взгляд на живот: кишки не торопились расползаться в стороны. Если не считать сломанного ногтя – ничего страшного не произошло. Приоткрытое окно окатило сквозняком, воздух был не просто холодным, ледяным – по коже побежали мурашки. Поежившись, я обхватила себя за плечи.

- Раз, два, три, четыре, пять – Володя вышел погулять. – Как можно отчетливее произнесла я, чисто для тренировки, и добавила: - Вышел погулять в окно.

Фраза прозвучала громко, четко и свободно. Я провела пальцами по шершавой ткани кресла убеждаясь, что не сплю. Все что произошло со мной минуту назад или час назад – я потеряла счет времени – не было моей фантазией? Фантасмагорическая сцена, участницей которой я стала, сомневаться не стоит, произошла на самом деле. Очень хотелось списать все на психическое обострение и разыгравшуюся фантазию, но уверенность переполняла меня: это произошло на самом деле!

За окном все погрузилось в непроглядную темноту, даже свет уличных фонарей больше не отражался в стеклах - мир за пределами квартиры затих в ожидании страшных событий. Я подхватила чашку с тарелкой и отнесла их в мойку. Тишина действовала на нервы, была она неправильной – вязкой, тягучей и тревожной - я не могла подобрать более правильного эпитета. Я подпрыгнула от резкого звонка в дверь. Неизвестный посетитель непрерывно жал на кнопку звонка. Тревожная мелодия вгрызалась в уши и доставляла куда больше дискомфорта, чем тишина.

- Кто там? – глазок показал абсолютную черноту снаружи.

- Открывай, дорогая! Пришло время нашего воссоединения! – Донесся с той стороны двери счастливый Володин голос. – Мы все тебя ждем – и мама и Оксана! Выходи уже в новую реальность!

- Иди в жопу! – крикнула я и закрыла оба замка на полные обороты. Дверь вздрогнула от удара.

- Сука, не заставляй меня! – заорал Володя в бешенстве. – Эти стены надолго не спасут тебя. Эта реальность поглотит их, и быстро! Ты мертва так же, как и я.

Я вернулась в гостиную и открыла большое окно настежь – меня обволокли безвременье и пустота. Как можно быстрее я вернула оконную раму в исходное положение и крепко зажала ручку. Потом, под аккомпанемент ударов по металлической поверхности и угроз, уселась в кресло.

Володя не соврал. Я чувствовала, как истончаются стены квартиры под внешним воздействием: пустота медленно, но верно пожирала частицы бетона и гипса, дробила кирпичи, перемалывала их в труху. В прошлом яркие, коричневого цвета обои поблекли, поверхность запузырилась, гвозди на полу в мгновение заржавели. Люстра погасла через несколько секунд и все погрузилось во тьму.

Я сжалась на кресле, обхватив колени руками. Как там говорится: мой дом – моя крепость? Сейчас эта поговорка казалась мне до безумия наивной.